Алешина Светлана. Предел зла

   У Ларисы было очень тяжело на душе, тем не менее она, ни минуты теперь не колеблясь, сказала, обнимая несчастную женщину за плечи:
   — Я обязательно вам помогу. Без всякого вознаграждения. И не вздумайте ничего продавать.
   — Господи, да как же так-то? — подняла изумленные глаза Катерина. — Не по-людски это!
   — Одним словом, Екатерина Даниловна, — Лариса постаралась говорить как можно тверже, — если вы будете настаивать на вознаграждении, я вообще не стану заниматься этим делом. И больше давайте к этому не возвращаться. Понятно?
   — Поняла, поняла, — закивала головой Катерина Корнева. — Вот спасибо-то вам! А я век вас не забуду, до гроба благодарная вам буду!
   — Отлично, — ответила Лариса. — А теперь все же успокойтесь и ответьте мне на некоторые вопросы…
   …Она знала, что поступает правильно. Никогда совесть не позволила бы ей, директору престижнейшего ресторана, «новой русской», брать деньги с этой бедной женщины. Тем более что в деле фигурирует малолетний ребенок…
   В итоге Лариса взяла у матери Яны адрес некоей подруги дочери — Марины Канарейкиной, которая жила в Тарасове. Как утверждала Екатерина Даниловна, именно у нее Яна останавливалась, когда ездила в областной центр. Она попросила передать Марине, что Яны больше нет, и если она сможет, пусть приезжает на похороны.

Глава 3

 
   Лариса заехала к Марине Канарейкиной в тот же воскресный вечер, отправив оправившегося от похмелья мужа вместе с дочерью домой.
   Канарейкина снимала квартиру на первом этаже пятиэтажного дома, расположенного в одном из центральных районов города. На звонок Ларисе долго никто не открывал, потом послышались неуверенные шаги.
   — Кто там? — спросил недоброжелательно из-за двери голос.
   — Извините, могу я поговорить с Мариной Канарейкиной? — крикнула Лариса.
   — А вы кто? — настороженно откликнулся тот.
   — Я по делу Яны Ковалевой, — не стала представляться из-за двери Лариса. — Если вы Марина, то мне необходима ваша помощь.
   — А что насчет Яны? — упорствовала женщина. — Вот с Яной и разговаривайте.
   — К сожалению, у меня нет такой возможности, — призналась Лариса.
   — Ну а от меня-то что нужно? Я не хочу ни с кем говорить! — выкрикнула Канарейкина.
   Лариса, которой уже надоела эта пустая болтовня через дверь, решила сменить тактику и надавить нужные клавиши. Со слов матери Ковалевой, она поняла, что Марина, как и Яна, занималась проституцией, а представительницы данной профессии всячески стараются избегать общения с милицией.
   — Дело в том, что произошла очень неприятная история, даже трагическая, — сообщила Лариса. — И вас как подругу Ковалевой вызовут повесткой в милицию, если вы откажетесь говорить у себя дома.
   Думаю, вы все-таки предпочтете последний вариант.
   — А вы кто? — после некоторого раздумья спросили из-за двери.
   — Я детектив Котова.
   Дверь открылась. Лариса увидела полутемный коридор и голову хозяйки, обращенную к ней затылком.
   — Проходите, — в сторону пробурчала она, отворачивая лицо. — Я сейчас не в лучшем своем виде…
   Лариса прошла внутрь неуютной однокомнатной квартиры, в которой повсюду были разбросаны вещи, на столе пиршествовали тараканы среди неубранных объедков, и осторожно села на стул. Канарейкина устроилась напротив, лицом к окну.
   Это была женщина лет под, тридцать, неряшливого вида в темно-синей кофте и черной юбке, в стоптанных тапочках, из дырок которых вылезали пальцы. Маленького росточка, толстоватая, с короткими кривыми, к тому же и полноватыми ногами. Возможно, черты лица ее были привлекательнее, чем фигура, но Лариса не могла оценить этого в данный момент: лицо Марины распухло, все было в ссадинах, а под левым глазом темно-фиолетовым, последним цветом спектра, светился огромный синяк.
   Канарейкина почувствовала на себе взгляд Ларисы и закрылась платком. Перед тем как она это сделала, Лариса успела заметить, что Марина посмотрела на нее оценивающе. Что уже обратила внимание на то, что Лариса модно и хорошо одета. Что у нее дорогая сумка и что курит она «Кент-Лайте», а не «Тройку», которая лежала на столике хозяйки.
   — Я вас предупреждала, что выгляжу не лучшим образом, — глухо повторила Канарейкина. — Поэтому и не хотела ни с кем встречаться.
   — Кто же это вас так? — сочувственно спросила Лариса.
   — Да… Так, ерунда! — отмахнулась Канарейкина. — Встретились вчера… точнее, уже сегодня, на улице какие-то придурки ночью. Мало того, что избили, так еще и изнасиловали и деньги все отобрали. — Фразу она закончила, уже переходя на рыдания.
   — Боже мой, как же это случилось? — передернула плечами Лариса.
   — Как-как! Шла себе ночью, никого не трогала, — шмыгая носом, стала рассказывать Канарейкина.
   — Откуда шли?
   — С работы, — глядя в сторону, ответила Марина, и Лариса невольно усмехнулась про себя.
   — А тут из подворотни двое, — продолжала Канарейкина, — схватили меня. Что я сделать-то могу?
   Один сразу в морду, а другой на землю валить. Рот зажали и по очереди меня… А потом из сумки все выгребли-и-и, всю зарплату-у-у… — снова завыла она, размазывая слезы по распухшему лицу.
   — А что они хотели? — не поняла Лариса.
   — Как что? Изнасиловать и деньги отобрать, это же понятно!
   — А как выглядели, как вели себя, что говорили?
   — Ну что, что… — Канарейкина задумалась. — Матерились в основном да били. Угрожали…
   — Угрожали? — заинтересовалась Лариса. — Чем?
   — Ну так… Говорили, убьем, мол, тебя сейчас, если не дашь по-хорошему. Сволочи, одним словом.
   А один все ржал потом, когда штаны застегивал.
   — Внешность описать можете?
   — Да разве я их там рассмотрела в тот момент?
   — Ну, может быть, приметы какие-то характерные.
   — Нет, ничего не помню. Ох, я ж-тогда так испуга-алася-а! Боялась, что убьют, только и делала, что скажут. Они меня во все щели отымели и бросили.
   Один, помню, шепелявил только. Толстый такой был и вонючий. И зуб передний отколот!
   — А второй?
   — Второй… Второй не толстый был. И не шепелявил.
   — А поконкретнее?
   Канарейкина наморщила лоб.
   — Не помню, — призналась она. — Темно было.
   — Вы в милицию обращались? — деловито спросила Лариса, заранее уверенная в ответе.
   — Какую милицию? — у Канарейкиной от такой перспективы аж слезы высохли. — Это еще зачем?
   Нет уж, от милиции лучше подальше держаться, это я точно знаю. А вы сказали, что вы детектив — это что же, вы частным образом работаете?
   — Что-то вроде того.
   — И что же расследуете? Зачем я вам понадобилась?
   — Давайте об этом чуть позже, я вам все объясню.
   Канарейкина нахмурилась, но ничего не сказала.
   Она взяла из пачки сигарету и закурила. Лариса, державшая свою пачку в руке с самого прихода и до сих пор не имеющая возможности закурить — времени не было, — теперь решила последовать примеру Марины, предварительно спросив разрешения.
   Канарейкина не возражала и пододвинула Ларисе обрезанную пластиковую бутылку, выполнявшую функцию пепельницы.
   — А где вы работаете? — поинтересовалась Лариса, выпуская дым.
   Канарейкина смутилась и опустила взгляд.
   — В фирме одной, — пробормотала она, стряхивая пепел на пол.
   — Кем? — не отставала Лариса.
   Канарейкина молчала. Лариса решила проявить собственную осведомленность следующим вопросом:
   — Ковалева занималась проституцией вместе с вами?
   — В последнее время нет, — вздохнув" призналась Канарейкина. — Ее выгнали из конторы. Она уж совсем котироваться перестала. Пьет много, опустилась совсем… Да еще вот ребенка родила… Она на улице пробовала работать, да неудачно — на каких-то отморозков напала, ее избили, изуродовали всю.
   — А от кого она родила ребенка?
   — От Генки Шатрова! — уверенно сказала Канарейкина. — От поп-звезды. Знаете, наверное…
   — Это она вам сказала?
   — Это я сама знаю.
   — Откуда? — уточнила Лариса.
   — Так все знают! — пожала плечами Марина и вдруг спохватилась:
   — А что случилось-то? Почему вы спрашиваете? Объясните, в конце концов, что произошло? Почему я вам все это должна говорить?
   — Случилось то, — сделав паузу, проговорила Лариса, — что Яна была найдена убитой в лесу.
   Вместе со своей дочерью… Вчера.
   — Господи! — ахнула Канарейкина. — А Лианку-то за что? Ребенок же совсем…
   И приготовилась пуститься в истерику.
   — Марина, поэтому я и спросила вас об отце этого ребенка, — не давала опомниться Канарейкиной Лариса. — Вы уверенно заявили, что это Шатров. Почему вы на этом настаиваете?
   — Так она же жила с ним тогда, давно! — с нажимом сказала Канарейкина.
   — Но она жила не с ним одним, — напомнила Лариса. — К тому же если учитывать специфику ее профессии и образа жизни вообще, то в ней, прошу прощения, побывал не один Шатров.
   — Но ведь там любовь была… — закатила подбитые глаза Марина, и Лариса едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.
   — Не верите? — обиженно проговорила Канарейкина. — А зря! Я точно знаю! И Яна знала. Материнское сердце не обманешь, — добавила она, но прозвучало это настолько фальшиво и театрально, что Лариса поморщилась.
   — А Лианка на него похожа. Глаза его, — упрямо твердила Марина. — А что вы спрашиваете, хотите узнать, кто Янку убил? Господи боже мой, я чувствовала, что это добром не кончится!
   — Что не кончится? — насторожилась Лариса.
   — То, что она у Гены деньги просила.
   — Много просила?
   — Не знаю, но Шатров такой жадный, что ему и рубля жалко на дочь потратить.
   — Хорошо, давайте вернемся к делу. Насколько мне известно, — сухо сказала Лариса, — Яну не переполняли материнские чувства, раз она стремилась избавиться от ребенка и даже сомневалась, забирать его из роддома или нет.
   — А что же ей оставалось делать? — кинулась защищать свою товарку Канарейкина. — Если этот подлец отказался на ней жениться!
   Ларисе стало совсем уж смешно оттого, что Канарейкина, как и при жизни Ковалева, по словам многих, сейчас пыталась строить из себя порядочную девушку, невинно соблазненную коварными злодеями.
   — Он же ее из дома выгнал и сказал, что не станет помогать воспитывать ребенка. Что еще было делать? С двумя детьми на руках, одна, никому не нужная! — продолжала причитать Марина.
   Лариса чуть не заплакала, слушая душещипательные рассказы о нелегкой судьбе проститутки.
   — Тем не менее она оставила ребенка, — сказала Лариса.
   — Вот видите! — обрадовалась Канарейкина. — А говорите, у нее не было материнского чувства! Я же говорю, она любила его. Потому и ребенка оставила.
   Это смелое заявление показалось Ларисе совсем уж абсурдным.
   — Почему, кстати, она не сделала аборт?
   Марина улыбнулась.
   — Она пыталась его сделать, Шатров даже денег дал. Но Янка всегда была немного с прибабахом и аборт делать не стала. Ей плащ хотелось купить и погулять с недельку. Поэтому она обманула Генку и сказала, что сделала аборт. А на самом деле нет.
   — Ради вещей она пошла на это? — изумилась Лариса. — Но какой же надо быть…
   — ..дурой, правильно, — с готовностью подтвердила Марина. — Но свою голову-то не поставишь.
   Потом пришлось рожать. А она пила прямо до самых родов, представляете?
   — И ребенок родился нормальным?
   — Вроде бы да. А почему он не может быть нормальным? Янка — баба крепкая. А насчет того, что отец — Шатров, это я вам точно говорю. Мне Янка всегда говорила, что это шатровская работа. Его это ребенок, его, точно вам говорю!
   — Хорошо, не будем спорить, — Лариса поняла, что здесь, кроме эмоций, никаких веских аргументов она не услышит. — Давайте лучше поговорим вот о чем. Каким вы видите Шатрова как человека?
   Мог ли он пойти на убийство, чтобы оградить себя от претензий Ковалевой?
   — Вы знаете, я раньше хорошо к нему относилась, — призналась Канарейкина. — Он, в общем, . добрым был. Когда деньги были, он выпивку покупал и ночевать разрешал у него остаться, и в ванне искупаться… Только денег у него мало было. Зато душа была, — вздохнула она. — Деньги-то всех портят, это уж известно!
   — А потом?
   — А потом он подниматься начал, крутым стал! — в голосе Канарейкиной послышались нотки зависти и презрения. — И сразу скурвился. Старых друзей забыл сразу, загордился! К нему теперь на сраной козе не подъедешь, что ты! Мог бы вообще-то и деньжат нам с Янкой подкинуть!
   — Но с какой стати он должен это делать? — резонно заметила Лариса.
   — Так все ж друзья старые! Ну ладно еще Янке не давал, он жмот, понятно! Но на ребенка-то мог бы выделить?
   — Но ведь он отказался признать этого ребенка, — отметила Лариса.
   — Потому и отказался, что сволочь. Мразь! Скотина! Выбл…! Правильно Янка его называла! Правильно ему грозила! Таких тварей просто расстреливать надо, которые детей своих бросают! — начала расходиться Канарейкина.
   — Но здесь все-таки не та ситуация, чтоб его можно было обвинять, — попробовала убедить Канарейкину Лариса, но на ту не действовали никакие разумные доводы.
   Она тупо твердила одно, и глаза ее горели ненавистью:
   — Козел он, и больше никто!
   — То есть он вообще денег не давал?
   — Ну вообще-то он Янке кое-что подкидывал, — согласилась Канарейкина. — Так для него ж это мелочь, ерунда! А ей за эти деньги год вкалывать, на улице м… морозить! Думаете, легко это, на улице-то стоять? Знаете, каково?
   — Не знаю и абсолютно не хочу знать, — холодно ответила Лариса, не пытаясь даже представить себе такую фантастическую ситуацию, когда ей придется выйти на панель. — И все-таки она продолжала его атаковать?
   — А как же! Думаете, легко женщине чувствовать себя несправедливо брошенной? В то время, когда он на какую-то там фитюльку деньги тратит!
   — Это вы кого имеете в виду? — спросила Лариса. — Его нынешнюю невесту?
   — И нынешнюю, и прошлую! — свалила все в кучу Канарейкина. — У него раньше девка была, Юлька, так та все Янку оттуда гоняла с Генкой вместе. Потому что порядочная, видите ли! А Яна, между прочим, почти что к себе домой приходила! А та там — никто! А у Яны ребенок от него! Порядочную завел, что ты! Вот и бросил он ее потом. Правда, новую завел, еще чище! Вот та уж фитюлька настоящая, мне Яна рассказывала. И что же это получается? Он, значит, на нее будет денежки тратить, которые Лианке положены по закону?
   — Почему Яна в таком случае не захотела действовать по закону? Почему она не обратилась в суд?
   Этот вопрос загнал Канарейкину в тупик. Некоторое время она мучительно и тупо размышляла, потом наконец нашла объяснение:
   — Да потому что кто ж на ее сторону-то встанет?
   Сейчас же все суды куплены! А уж Генке-то с его деньгами вообще ничего не стоит всех подкупить!
   Как же, он звезда! А она кто? Да с ней бы и разговаривать не стали! И еще неприятности потом могли быть, с работой с той же, например. А ей и так несладко жилось. А Шатров — гнида! — снова вернулась она к наболевшей теме. Видно, честить Шатрова было одним из излюбленных занятий двух подружек. — Я уверена, что это он и грохнул Янку! — неожиданно прозвучало новое заявление.
   — Почему вы в этом так уверены? — насторожилась Лариса. — Для этого есть какие-то основания?
   — Потому что больше некому! Только он ее так ненавидел! К тому же сами посудите — ее вместе с девчонкой убили! А кому еще мог ребенок помешать, как не папаше непутевому?
   С точки зрения Ларисы, непутевой в данном случае была скорее мамаша, а не папаша, но все-таки рациональное зерно в словах Канарейкиной было.
   Просто так ребенка убивать не будут. Разве что только…
   — А в какой среде вращалась Ковалева в последнее время? — спросила она. — С кем она дружила, общалась?
   — Да с разными, — неопределенно пожала плечами Канарейкина. — Со мной дружила, потом еще у нее Пашка был…
   — Какой Пашка? — уточнила Лариса.
   — Да я не знаю фамилии. И где живет, не знаю.
   Приходила она ко мне несколько раз с ним. Говорила, что он ее люби-ит — во как! — Канарейкина провела рукой выше головы. — Все, мол, ради меня сделает! Он, говорит, может, он такой!
   — А кто он в социальном плане? — спросила Лариса.
   — Чего? — не поняла Марина.
   — Ну чем занимается? Где работает, кем?
   — Работать он не работает, — многозначительно сказала Марина. — Он говорил, что это на него работают. Что он скажет, то и делают!
   — Он бандит? — прямо спросила Лариса.
   Глаза Канарейкиной испуганно забегали.
   — Ну уж прямо бандит, — пробормотала она. — Настоящие бандиты в областной да городской думе сидят! Да хоть губернатора нашего возьмите — вот первый бандит! Простым людям честно жить не дают!
   — А что еще вы можете сказать об этом Пашке?
   Отчество его хотя бы как?
   — Да кто ж его знает? Пашка и Пашка… Я и не спрашивала никогда, больно мне нужно.
   — И где он живет, вы тоже не знаете?
   — Не-а! Я-то у него ни разу не была, он вообще-то женатый, — призналась Марина. — Он сам к Янке приходил, ну и ко мне, говорю, они иногда захаживали. Правда, последний раз уж и не помню когда. Вообще-то я давно его не видала.
   — А еще с кем она встречалась? Насколько Я знаю, мужчин у нее всегда было много.
   — Это раньше, может, и было много. А теперь-то все изменилось. Я ж говорю, ей даже клиента трудно было найти. Правда, был у ней один хахаль вроде как постоянный, — вспомнила Канарейкина. — Он где-то возле вокзала живет, там дом у него частный.
   Но его самого я ни разу не видела, Янка с ним ко мне не приходила. Знаю только, что вроде тоже Сашка или Пашка его зовут и еще что пьет он здорово.
   — А это вы откуда знаете?
   — Так Янка мне сама рассказывала. Она потому и не жила у него, что там вечно проходной двор и пьянки беспробудные.
   — Вы же сами говорили, что она была не прочь выпить, — усмехнулась Лариса. — Почему же ей это так претило?
   — Потому что он не только пил, а еще и бил ее.
   Сколько раз она посреди ночи ко мне с синяками прибегала! В кровищи вся, оборванная! С топором даже на нее кидался! А вещей сколько перепортил!
   Плащ один раз ей порвал, новый совсем, Генка ей день… — Канарейкина осеклась.
   — Так, значит, деньги, полученные от Шатрова, Ковалева тратила преимущественно на свои нужды? — спокойно спросила Лариса. — Почему же вы все время утверждаете, что ей не на что было содержать ребенка? Почему врете, Марина? Зачем пытаетесь выдать черное за белое? Я ведь все прекрасно понимаю. И то, что ребенок был не нужен Яне — она его даже в деревне оставила…
   — Потому что ей деньги нужно было зарабатывать, а с девчонкой какая работа? — запальчиво перебила Канарейкина.
   — Хорошо, допускаю, — кивнула Лариса. — Но. если нужны средства на ребенка, не станешь покупать себе плащи и пропивать деньги. Вы вот усиленно пытаетесь выставить Ковалеву в очень выгодном свете, но поймите, мне не нужна ваша ложь. Я не собираюсь судить ее поступки, это сейчас не имеет значения. Мне важно установить, кто и за что ее убил.
   И вы бы лучше вот над чем подумали, все-таки вы были ее подругой и хорошо знали как Яну, так и ее окружение. Поэтому еще раз прошу вас подумать и помочь мне.
   Канарейкина притихла, посерьезнела и сидела, задумавшись, молча глядя в стену. Лиловый глаз ее был прищурен.
   — Даже не знаю, кто мог решиться на это, — сказала она наконец. — Сашка если б пристукнул, то по пьянке, дома, а не в лесу подкараулил. И Лианку убивать бы все же не стал. Говорю вам, скорее всего это Генка. Только ему она мешала. И ребенок мешал. Ой, да он же в последний раз ей угрожал при всех!
   — Каким образом? — заинтересовалась Лариса. — Когда?
   — Орал на нее, что если она еще раз появится, то он ее просто убьет! И зубы обещал выбить, и ребра переломать!
   — Это мог быть просто эмоциональный всплеск.
   Видимо, его настолько утомили претензии Яны, настолько вывели из себя, что он выкрикнул все это под влиянием эмоций. К тому же если это слышали несколько человек…
   — А я вам говорю, что, кроме него, некому! — упрямо твердила Канарейкина. — Слушайте! — вдруг встрепенулась она. — А может, это фитюлька его?
   — Кого вы имеете в виду?
   — Ну эта, невеста его. Как ее там?
   — Илона Болдырева, топ-модель?
   — Ну да! — обрадовалась Канарейкина.
   — А у нее какой мотив мог быть для убийства?
   — Так она же баба, хоть и модель! Могла ревновать!
   Лариса подавила улыбку.
   — Не думаю, честно говоря, — призналась она. — А других мотивов у нее вы не видите?
   — Ну еще, может, из-за денег… Чтобы Лианке ничего не досталось, а все ей! Потому что так он будет должен миллионы Янке платить, если по справедливости, а тут… Она же привыкла в достатке жить, ей все денег мало! Только деньги на уме и есть.
   Это мы всю жизнь в нужде проживаем, — вздохнула Канарейкина.
   Лариса еще раз подивилась тому, насколько женщины подобного круга привыкли фальшивить на своей работе, что уже не могут обходиться без этого и в повседневной жизни, постоянно притворяясь и играя какую-то роль. Сейчас вот Марина Канарейкина усиленно разыгрывала роль несчастной, бедной девушки, в поте лица зарабатывающей на жизнь.
   И поливала грязью людей, у которых денег больше, за то, что они одни у них на уме. И сама не замечала, что если кто и помешан на выжимании денег любыми средствами, так это как раз она сама и ее подружка Яна. И делают они это настолько отвратительно, что становится противно.
   — Кстати, — Канарейкина вдруг вопросительно посмотрела на Ларису.
   — Что такое? — не поняла сначала Лариса.
   Она видела, что Марина готовится сыграть очередную роль, но какую, пока не могла понять.
   Канарейкина тем временем придала своему лицу жалобное выражение и, заискивающе посмотрев Ларисе в глаза, начала:
   — У меня ж горе такое… Сначала избили, деньги все отобрали, теперь вот подругу убили… На работу теперь не выйдешь неделю, это уж точно, а жить-то на что-то нужно, а у меня ни копейки нет, и в холодильнике пусто, бутылочку водки даже купить не могу, подругу единственную помянуть… А я ж вам все рассказала как на духу, что знала, самым святым, можно сказать, поделилась…
   Канарейкина с такими подвываниями выводила свои жалобы, что могла вполне конкурировать с процветавшими когда-то на Руси профессиональными плакальщицами.
   Лариса уже прекрасно поняла, к чему затеяна вся эта волынка, а поэтому просто щелкнула замком сумочки. Канарейкина внезапно оборвала свои стенания, с жадным интересом наблюдая, как Лариса достает кошелек.
   Котова умышленно не стала задавать Марине вопрос, какую сумму она считает адекватной за свои услуги. Во-первых, потому что считала, что она сама в состоянии решить, сколько дать этой проститутке, а во-вторых потому, что правды от нее услышала немного. В основном кривляния и притворные охи-вздохи. Поэтому Лариса достала купюру в сто рублей и небрежно протянула ее Марине. Канарейкина тут же схватила деньги и затряслась в благодарностях.
   — Ой, спасибо вам большое! Вот бывают же добрые люди на свете! А еще говорят, что богатые все плохие! Теперь подружку помянуть смогу, заживу нормально…
   «Ты еще скажи — дело свое открою на эти деньги!» — с неожиданным раздражением против такого лицемерия подумала Лариса и поднялась.
   — Спасибо вам, Марина, за откровенность, — поблагодарила она. — Я вам очень признательна.
   Если что-то вспомните, сообщите мне, пожалуйста.
   И Лариса протянула ей свою визитку.
   — Скажите, если не секрет, а кто вам заказал расследование? — спросила Канарейкина на прощание уже в прихожей.
   — Самое удивительное, что никто, — честно ответила Лариса. — Просто я видела мертвую девочку, и меня это так потрясло, что сейчас я работаю, что называется, на общественных началах.
   Канарейкина опустила голову и мелко закивала.
   «Похоже, эту проститутку тоже проняло», — подумала Котова.
   — Я не знаю, чем вам еще помочь, — тихо сказала Марина. — Но я уверена, что это все дело рук Генки. Яна, конечно, девка не подарок, но девчонку-то зачем убивать?
   Лариса выдержала паузу, поняв, что пошли уже ничего не значащие банальные фразы, потом сказала «До свидания» и вышла. Квартиру Канарейкиной она покинула с чувством облегчения.
 
   Лариса уже собиралась отойти ко сну, как раздался телефонный звонок. Она сняла трубку и услышала незнакомый мужской голос:
   — Здравствуйте, я говорю с Ларисой Викторовной?
   — Да.
   — Извините, пожалуйста, что беспокою вас, я случайно узнал номер вашего телефона и то, что вы являетесь частным детективом, — торопливо заговорил голос. — Меня зовут Николай Артемов, я журналист, может быть, вы меня помните, вы еще тогда работали у нас в газете «Правое дело», когда раскрывали преступление об отравлении.
   Лариса напрягла память и вспомнила, что действительно, в прошлом году было одно интересное дело, по ходу которого ей пришлось работать в газете — для отвода глаз, чтобы наблюдать за журналистским коллективом изнутри. Она вспомнила и этого рыженького паренька, который поразил ее тогда убийственной вежливостью, переходящей в занудство.
   — У меня к вам есть интересный разговор, и я даже думаю, что лучше бы не по телефону… — продолжал Николай. — Вы согласны со мной встретиться? Речь идет об одном известном человеке и преступлении, связанном с ним… Вернее, оно может быть связано, — торопливо поправился журналист, — но очень многое указывает на эту возможную связь.