Страница:
– Надежда Алексеевна! – сказала я как можно настойчивее. – Правильно ли я вас поняла? Можем ли мы рассчитывать на вас в нашей сегодняшней программе? Поверьте, это для меня не пустой вопрос!
– Да-да, конечно! – кивнула хозяйка ресторана. – Тут умирать будешь, а на телевидение пойдешь. Вы не представляете, насколько участие в вашей программе для нас важно.
Я с облегчением вздохнула. При таком твердом обещании за программу можно быть спокойной. Поэтому мы с Павликом не стали терять времени и поспешили к выходу, к нашей машине. Костя Шилов уже ждал нас. Зная, что нам придется ехать, он не стал записываться в свидетели для ГИБДД. Не без внутреннего содрогания смотрела я в сторону двух столкнувшихся на перекрестке машин. Тело санитарного врача лежало на асфальте, чем-то накрытое, машина из морга, которая должна была увезти его, еще не прибыла на место.
Глава 2
Глава 3
– Да-да, конечно! – кивнула хозяйка ресторана. – Тут умирать будешь, а на телевидение пойдешь. Вы не представляете, насколько участие в вашей программе для нас важно.
Я с облегчением вздохнула. При таком твердом обещании за программу можно быть спокойной. Поэтому мы с Павликом не стали терять времени и поспешили к выходу, к нашей машине. Костя Шилов уже ждал нас. Зная, что нам придется ехать, он не стал записываться в свидетели для ГИБДД. Не без внутреннего содрогания смотрела я в сторону двух столкнувшихся на перекрестке машин. Тело санитарного врача лежало на асфальте, чем-то накрытое, машина из морга, которая должна была увезти его, еще не прибыла на место.
Глава 2
Так получилось, что программа «Женское счастье» в тот вечер немного смахивала на курсы для домохозяек в кулинарном техникуме. Наверное, тема приготовления разного рода деликатесов для нас, женщин, чрезвычайно важна и животрепещуща. Наверное, готовить для каждой женщины не только повседневная, в той или иной степени приятная обязанность, но еще и точка приложения своих творческих сил, фантазии и вдохновения. Участниц телепередачи ничуть не интересовали проблемы ресторанного бизнеса, печальные рассказы о необходимости сводить концы с концами, готовить великолепные блюда из продуктов не всегда первоклассных, обороняться от поборов разного рода проверяющих организаций.
Собравшиеся в телестудии дамы вежливо, но равнодушно выслушали довольно робкие и сбивчивые рассказы Надежды Андреевой на эту тему, и первый же вопрос, который прозвучал в тот вечер, начинался словами: «Скажите, а как вы готовите…» Моя программа, таким образом, превратилась в обмен рецептами блюд.
Я думаю, Кошелев, наш шеф, пришел бы в ужас от такой телепередачи, но он, по счастью, ее не видел. В ту пятницу вечером он укатил на все выходные куда-то за город, на берег Волги, потому что, как он выразился, жара его уже достала, и хотелось бы от нее отдохнуть, а заодно и от телевидения, от бесконечных проблем, которые ему как заведенному приходится решать. Итак, Кошелева в студии в тот вечер не было. И как нам с этим повезло, я начала догадываться, когда уже по окончании программы осталась наедине с Надеждой Андреевой в студии, казавшейся полутемной, после того как выключили слепящий телевизионный свет.
Сердце мое противно екнуло, когда в толпе расходившихся после эфира женщин я разглядела синий милицейский мундир, как выяснилось, принадлежащий не кому-нибудь, а нашему старому знакомому майору Белоглазову. Рядом с майором стоял Валерий Гурьев, наш криминальный репортер, и тут у меня еще тоскливее засосало под ложечкой, ибо я знала, что визит этих людей вместе ничего хорошего нам не обещает. Когда студия наконец окончательно опустела, двое мужчин неспешным шагом направились к нам.
– Извини, Ирина, – проговорил Валера, едва приблизившись ко мне. Вид у него был напряженный и очень серьезный, так что у меня не оставалось сомнений: опять что-то случилось в нашей будто притягивающей несчастья программе. – Хотел я тебя предупредить, чтобы ты не пускала Андрееву в эфир, а вместо этого показала бы что-нибудь старое, да не успел. Но я опоздал, и, когда позвонил, мне сказали, что передача уже началась.
Я смотрела на него, приоткрыв от изумления рот. Отменить эфир, показать что-нибудь старое, в то время как восемьдесят пять человек, заплативших хорошие деньги за право попасть на студию, ждут исполнения своей заветной мечты хоть раз оказаться на теле-экране… Или Валера Гурьев перегрелся на солнце?
– Где мы можем побеседовать с гражданкой Андреевой Надеждой Алексеевной? – тон майора Белоглазова был, как всегда, образцово сухим и официальным.
– Да где угодно! – Я пожала плечами, кивнув на студийный столик и стулья.
Недолго думая, майор уселся на один из них, вытащил из кожаной папки лист бумаги, ручку и кивком головы предложил сесть напротив себя ничего не понимающей хозяйке ресторана «Олененок». Та послушно опустилась на жесткий студийный стул. Мы все, включая оставившего камеры Павлика и подошедшего откуда-то Костю Шилова, застыли вокруг в напряженных позах, ожидая, что теперь будет.
– Гражданка Андреева Надежда Алексеевна, так? – начал майор.
Спрошенная подтвердила.
– Проживаете: улица Брянская, дом 65, квартира 24, верно?
Снова едва слышное, но твердое «да».
– Вы являетесь владелицей ресторана «Олененок»?
– Да, конечно.
Майор, удовлетворенно кивнув, стал записывать эти сведения на лист бумаги.
– Знакомы ли вы с Дмитрием Сергеевичем Верейским, санитарным врачом городской санэпидстанции?
При упоминании этого имени я вздрогнула, и Надежда Андреева тоже немного побледнела.
– Разумеется!..
– Когда последний раз вы виделись с ним? – Майор смотрел на Надежду Алексеевну пристально, не отрываясь.
– Сегодня днем он инспектировал мой ресторан.
– В котором часу он от вас уехал?
– Не помню, – Надежда Андреева нервно вздохнула. – Часа в два или три.
Майор сделал небольшую паузу, прежде чем задать следующий вопрос:
– Во время его нахождения в вашем ресторане употреблял ли он какое-нибудь из имеющихся там блюд?
– Разумеется! – Казалось, хозяйка ресторана удивлена тупости вопроса. – Мы его накормили обедом, все, как положено. Надеюсь, вы не собираетесь квалифицировать этот обед как дачу взятки?
Милиционер некоторое время смотрел на Андрееву пристально и серьезно, словно не слыша иронии в ее словах.
– Были ли в числе съеденных Верейским блюд, – тут он вытащил из кожаной папки еще один лист, стал читать по нему, – рыбный суп с овощами, спагетти с рыбой и орехами, рисовые крокеты с ветчиной, жаркое со спаржей и сыром-брынзой, лечо с грибами, крем-брюле с арманьяком, сбитые сливки с ананасами?..
Майор остановился, вопросительно уставившись на хозяйку ресторана.
– Конечно! – невозмутимо отвечала она. – Все это он ел.
Майор Белоглазов снова как-то странно, пристально посмотрел на нее, потом удовлетворенно кивнул и, не говоря ни слова, принялся писать что-то все на том же листе бумаги.
Мы все в это время стояли в напряженных позах вокруг него в нетерпеливом ожидании объяснений, что бы все это значило. Я не раз поднимала вопросительный взор на Валеру Гурьева, который, по-видимому, был в курсе происходящего. Но он только показывал глазами на склонившегося над листом бумаги майора, давая понять, что тот сам все объяснит. Я злилась на Валерину бессердечность, но поделать ничего не могла.
А майор, закончив рисовать буковки в одной бумаге, принялся делать то же самое в другой и третьей, будто издевался над нами. Наконец кончив свою писарскую работу, он протянул одну бумагу Надежде Андреевой, другую – мне, третью – Валере Гурьеву и сказал:
– Вот, ознакомьтесь и подпишите.
В моем протоколе в замысловатых милицейских выражениях было изложено содержание предыдущего диалога, и от моего имени удостоверялось, что я его слышала и подтверждаю изложенные в нем факты. Недоумевая, зачем все это нужно, я подписала протокол. Вместе со мной то же самое сделали Надежда Андреева и Валерий Гурьев. Майор с удовлетворенным видом принял от нас бумаги, аккуратно сложил их в свою кожаную папку и только после этого торжественно объявил:
– Гражданка Андреева Надежда Алексеевна! На основании имеющихся у следствия улик, подтверждаемых и вашими собственными показаниями, вы арестованы по подозрению в преднамеренном убийстве Верейского Дмитрия Сергеевича, санитарного врача городской санэпидстанции.
И пока мы все, ошарашенные словами майора, стояли, точно пригвожденные к месту, Белоглазов взял хозяйку ресторана за локоть и медленно повел ее к выходу из студии. Надежда Андреева молча и безропотно подчинилась. Прошло некоторое время, прежде чем мы, опомнившись, бросились за ней следом. А что, собственно, могли мы теперь сделать?
Майор Белоглазов преспокойно вывел Надежду Андрееву во двор телецентра и усадил в стоявшую там милицейскую «Волгу» – хорошо хоть не в «воронок» с зарешеченными окнами, на котором перевозят матерых преступников. Потом «Волга» преспокойно выехала за ворота телецентра и скрылась за поворотом, а мы так и остались стоять, где стояли, потрясенные, растерянные, расстроенные.
– Пойдем, присядем, Ирина, – услышала я рядом с собой голос Валеры Гурьева. – Что теперь здесь, у ворот, стоять.
Я послушалась, и мы вчетвером уселись на лавочку в нашем крохотном, но очень ухоженном скверике во дворе телецентра.
Жаркий июльский день погас, на улице сгущались сумерки. Ослепительное солнце-мучитель скрылось за горой, небо на этом месте оставалось светло-голубым с редкими золотисто-розовыми облачками; с противоположной же стороны небесная лазурь приобретала поминутно все более густеющий темно-фиолетовый оттенок. Дул ласковый теплый ветерок, сидеть на лавочке в скверике было удивительно хорошо и приятно, несмотря на терзающую душу печаль по поводу происшедшего.
– У меня в голове не укладывается, – сказала я наконец. – Надежда Андреева – убийца! Они это что, серьезно?
– Абсолютно серьезно! – подтвердил Гурьев. – Понимаешь, у милиции настолько серьезные и неопровержимые улики, что майор просто не мог поступить иначе, как сразу же арестовать хозяйку ресторана. Тем более что она, как дура, сразу во всем призналась и рассказала именно то, что следствию было нужно.
Я изумленно смотрела на Гурского. Циничный тон его реплики сильно смутил меня.
– Подожди, Валера, я что-то ничего не пойму, – сказала я. – Почему это Надежда Андреева созналась, как дура? В чем, собственно, она созналась?
– Фактически в убийстве Верейского, – ответил Валерий. – И майор не преувеличивает. На основании улик и ее показаний твоя Надежда Андреева уже, считай, осуждена, так что ни один адвокат ее теперь из тюрьмы не вытащит.
– Да уж, Ирина, – саркастически проговорил Павлик, – везет тебе. Вечно на твоей программе что-нибудь случается!
– Вот я и говорю! – поддержал его Валера Гурьев. – Я совсем немного не успел, опоздал тебе позвонить, предупредить, чтобы ты отказалась от эфира с Андреевой. Тогда бы для тебя все сейчас было просто и понятно. И что хозяйка ресторана в тюрьме, нам никакого дела нет. А теперь получается, что ты, Ирина, матерую преступницу в своей программе показала, да еще как раз в день совершения ею страшного преступления.
Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо, и, хотя вечер был приятно теплый, меня всю затрясло, точно в лихорадке. Боже мой, опять влипла! Что за злой рок преследует мою программу? Вечно, чуть ли не каждый раз происходит на ней какое-нибудь криминальное ЧП, и мне приходится отмазываться от обвинений в связях с преступным миром. Господи, да что же это за проклятие на мне такое!
– Ирина, ты только не паникуй и не сходи с ума! – успокаивал Валера Гурьев, внимательно наблюдавший за выражением моего лица. – Сделанного не воротишь, программа уже прошла в эфир, ее не вернешь. Славно, что Кошелева сегодня нет, у нас до понедельника есть целых два дня для восстановления нервного тонуса после происшедшего. А вернется Кошелев, мы найдем, что ему сказать. Отмажемся, Ирина! – обнадеживающе восклицал Валерий. – Не в первый раз!
Но я, не реагируя на заверения Гурьева, сидела на лавочке, понурив голову и глубоко задумавшись. Что-то во всем этом, рассказанном Валерой, меня никоим образом не устраивало.
– Все равно, – сказала я, – не могу поверить, что Надежда Андреева убийца. Валера, ты говоришь, у милиции есть какие-то неопровержимые улики. Ты знаешь точно, что это за улики?
– Прежде всего было сделано вскрытие, – начал Валера, – которое показало наличие в крови Верейского сильнодействующего яда, что, несомненно, и послужило причиной смерти.
– Яда! – ахнула я. – Тогда все понятно. Помнишь, Павлик, ты говорил, что столкновение было слишком слабым, чтобы от него умереть?
– Конечно, – кивнул оператор. – И мне тогда показалось, что это не простое ДТП.
– Постойте-постойте! – Валера Гурьев смотрел на нас с нескрываемым удивлением. – А вы откуда знаете про ДТП?
– То есть как это откуда? Мы все трое его своими глазами видели!
– Вы все трое? – Валера ошарашенно смотрел на нас. – Вы видели, как разбился Верейский? Ну ни хрена себе! Тебе, Ирина, действительно везет на несчастья!
– Ладно, может быть, – поспешила согласиться я. – Давай рассказывай дальше. Что это был за яд?
– А хрен его знает! – Гурьев пожал плечами. – Мне называли его, но я не запомнил. Там какая-то химическая чертовщина, три-хлор-метил-этил… Мозги на этом вывихнешь.
– Так, понятно, – я кивнула, хотя по-прежнему ничего не понимала. – А при чем же здесь Надежда Андреева? Арестовывали бы того, кто подсыпал ему этот яд, а не хозяйку ресторана!
– Так в том-то и дело, что в милиции думают, будто это она и подсыпала яд, – сказал Валера Гурьев тоном воспитателя детсада, объясняющего маленькой девочке элементарные вещи. – Подсыпала во время обеда, которым кормили санитарного врача после осмотра им ресторана.
– Однако! – возмутилась я в ответ. – Наши правоохранительные органы не любят слишком долго искать подозреваемых.
Но Валера, казалось, не уловил моей иронии.
– Понимаешь, Ирина, – сказал он грустно. – Улики против Надежды Андреевой у милиции неоспоримые. Я выяснил совершенно точно, что в тех пробах, что брал Верейский и доставил в лабораторию его начальник, анализ обнаружил вот этот самый яд, три-метил-хрен знает что, который был найден в теле Верейского судмедэкспертизой. Так что теперь милиция Надежду Андрееву ни за что не отпустит, ни под залог, ни под подписку о невыезде. Улика против нее классическая, как в учебнике по криминалистике.
Я продолжала молча таращить глаза на Валеру, не зная, верить ли мне своим ушам.
– А у милиции было вообще очень мало проблем с раскрытием этого преступления, – продолжал между тем Валера. – Примерно через полтора часа после того, как произошло это ДТП, где погиб Верейский, в милицию позвонил некто по телефону доверия. Солидный мужской голос, начальственные интонации… Сообщил три вещи: во-первых, в теле Верейского надо искать вот этот самый три-хрен-метил, во-вторых, что санитарный врач обедал в ресторане «Олененок», а в-третьих, предложил непременно позвонить на городскую санэпидстанцию, где покойный работал, и затребовать результаты анализов проб, доставленных из ресторана «Олененок». Милиция сделала все, как ей посоветовали, и действительно, в пробах из ресторана обнаружили тот же самый яд, что и в теле санитарного врача.
– То есть как это яд в пробах? – проговорил ошалело Павлик. – Мы же все, чем угощали врача, ели вместе с ним!
– Что ели? – непонимающе спросил Валерий Гурьев.
– Обед этот мы ели! Вместе с санитарным врачом! Он еще выламывался, как придурок, ничего не хотел в рот брать, а его уговаривали. Если его отравили чем-то с этого обеда, почему ничего не случилось с нами?
Тут мы все замерли с открытым ртом, и меня, как и остальных, вдруг начало мутить, словно у всех нас начались симптомы отравления.
– Черт бы побрал эти рестораны! – процедил сквозь зубы Павлик. Вид у него был совершенно зеленый, казалось, еще немного, и его стошнит. – Приходишь туда, платишь за обед сумасшедшие деньги, а тебя или накормят какой-нибудь дрянью или вовсе отравят!
Прошло некоторое время, прежде чем мы сообразили, что если до сих пор нам не стало плохо, значит, мы и не отравились вовсе, и эта беда, похоже, нас миновала.
– Ах да, – сказал Валера. – Ты же, Ирина, перед эфиром наверняка побывала в «Олененке», и там, конечно, тебя покормили.
– Именно! – сказала я. – И не только меня, но и Павлика, и Костю Шилова. И мы сидели за одним столом с Верейским и ели то же самое, что и он. Однако с нами, как видишь, все в порядке. Как же тогда получилось, что санитарный врач отравился, а в пробах блюд обнаружен яд?
– Да, ничего себе вопросик! – Гурьев задумчиво поглядел на синеющее вечернее небо. – Настоящий детективчик получается, распутывать которые ты так любишь, Ирина.
Мы помолчали. Подозреваю, что ребята чувствовали такую же растерянность, как и я сама.
– Ну, допустим, – сказал вдруг молчавший до сих пор Костя Шилов, – отравить его могли при помощи блюда, которое он ел один, но к которому не притронулись остальные.
– А что, были такие блюда? – Валера Гурьев насторожился. – И вы можете вспомнить, какие именно?
Тут мы немного растерялись, вопросительно посмотрели друг на друга. Вдруг Павлик хлопнул себя ладонью по лбу:
– Вспомнил! Крем-брюле он один ел! А эти две ресторанные дамы все приговаривали: «Кушайте, это специально для вас».
От этих слов Павлика у меня, признаться, похолодело в груди. Потому что я вспомнила, что именно так оно и было и у хозяйки ресторана была замечательная возможность накормить ядом санитарного врача.
– Ну вот видите! – сказал Валера удовлетворенно. – Все сходится, и милиция не так уж не права. Андреева подсыпала яд в блюдо, которое было предназначено специально для санитарного врача, и я уверен, что если бы вы даже попросили отведать того крем-брюле, вам под каким-нибудь очень вежливым предлогом отказали бы.
– Они нас как подставу использовали, – мрачно сказал Павлик. – Мол, раз мы вместе с санитарным врачом за одним столом сидели, значит, обед нормальный, и никакого яда в нем нет. Они же знали, что мы приедем, и соответственно подготовились.
Я задумчиво посмотрела на Павлика. Что-то в его умозаключении меня не устраивало.
– Они знали, что мы приедем, – сказала я, – но они не знали, что приедет санитарный врач. Проверка была внештатная и без предупреждения. Так они, во всяком случае, сами утверждают.
– Может, врут? – предположил Павлик. – Такое вранье было бы им очень на пользу.
– Надо будет проверить это на санэпидстанции, – сказал Валера. – Там-то уж точно врать не будут.
– А может быть, отравила не Надежда Андреева, а шеф-повар? – вдруг сказал Костя Шилов. – Ведь крем-брюле делала именно она, это по ее части.
– Это еще ничего не доказывает, – возразил Гурьев. – И не снимает подозрений с хозяйки ресторана. Шеф-повар ее подчиненная, могла быть в сговоре с хозяйкой и действовать по ее указанию.
– Но она могла сделать это и сама, по своей инициативе, – сказала я. – Вот чего никак не могло быть, так это чтобы Надежда Андреева могла подсыпать яд так, чтобы никто из поваров этого не заметил. Кухня у них не настолько велика, и в ней всегда куча народу.
– Подсыпала, когда крем-брюле был уже готов! – упрямо настаивал на своем Валера.
– Исключено! Готовый крем-брюле покрыт глазурью, туда ничего не подсыпешь.
– Ну, может быть, – нехотя согласился Валера. – Только это опять же означает сговор между хозяйкой и ее шеф-поваром. Что, кстати сказать, выглядит даже естественней. Свой человек, общая для обоих проблема содержать ресторан… Наверняка они вместе это преступление задумали и вместе его осуществили.
– Хорошо, но шеф-повар не был своим человеком в ресторане, – возразила я упрямо. – В тот день в ресторане был другой, приглашенный шеф-повар из ресторана «Кристина».
– Серьезно? – Валера Гурьев снова напрягся. – Ирина, дорогая, что же ты молчала о такой важной детали?
– Конечно! – воскликнул Павлик, которого вдруг осенило. – Ведь если шеф-повар в тот день был приглашенный, он мог отравить Верейского по чьему-нибудь заказу, а Надежду Андрееву использовать как подставу.
– Знаете, кто еще мог отравить санитарного врача? – сказала я. – Официант, который накрывал на стол. Когда Верейскому стало плохо с животом, он принес ему бокал вина, и Верейский его выпил. В этом вине вполне мог оказаться яд.
– Да! – подхватил мою идею Павлик. – И этот официант вполне мог действовать по указанию своих хозяев.
Вывод Павлика очень не понравился мне. Валера Гурьев тем временем задумчиво смотрел на нас.
– А официант мог знать, что у Верейского заболит живот и ему захочется выпить вина?
– Ну, он мог не знать, но предполагать что-нибудь в таком роде… – отвечала я не очень уверенно. Возражение Валеры казалось мне очень веским.
– Слушайте, мы так и будем теряться в догадках, пока не определим мотивы убийства! – сказал Костя Шилов. – Это же золотое правило криминалистики: во всяком убийстве прежде всего искать мотивы, заинтересованных лиц, затем проверять их алиби на момент преступления.
– Замечательное правило! – отозвался несколько раздраженно Валерий Гурьев. – Может быть, ты знаешь, где искать эти мотивы?
– У знакомых Верейского, – Костя пожал плечами. – Насколько я знаю, поиски убийцы всегда начинают с бесед с родными и близкими жертвы.
– Хорошо бы еще до них добраться! – проворчал недовольно Валера Гурьев, и я вдруг поняла, насколько он прав. Мы ведь не следователи уголовного розыска и не можем отправиться домой к Верейскому, начать там задавать вопросы убитым горем родным. У нас должен быть какой-то обходной путь, и этот путь надо еще придумать.
– Вот что, ребята! – сказала я решительно. – Костя, конечно, прав, нам придется беседовать с родными санитарного врача. Но сейчас нам до них все равно не добраться, так что мы должны предпринять кое-что другое.
– Да? И что же? – Валера смотрел на меня с кривой усмешкой на губах.
– Надо вернуться в ресторан Надежды Андреевой и побеседовать там с оставшимися работниками. Не очень-то я верю, что мы многое там узнаем, но поехать туда мы все равно должны! Так, который теперь час?
Я глянула на свои часы, но они показывали двадцать пять минут седьмого, чего быть никак не могло. В половине седьмого только началась наша передача. Я поднесла часы к уху. Так и есть, они стояли, ничего похожего на тиканье не доносилось из блестящего позолоченного корпуса.
– Двадцать минут одиннадцатого, – отозвался Валера Гурьев, без лишних вопросов понявший смысл моих манипуляций. – Поздно уже.
– Для ресторана еще нет, – возразила я. – Костя, ты не мог бы сейчас отвезти нас в ресторан Надежды Андреевой? Нам сегодня непременно нужно побывать там.
– Ресторан, наверное, закрыт и опечатан милицией, – заметил Гурьев.
– Наверное, – согласилась я. – А может быть, и нет. Но съездить и посмотреть – неужели это так трудно? Я сегодня все равно не смогу уснуть из-за всего происшедшего. Костя, ну, пожалуйста!
Собравшиеся в телестудии дамы вежливо, но равнодушно выслушали довольно робкие и сбивчивые рассказы Надежды Андреевой на эту тему, и первый же вопрос, который прозвучал в тот вечер, начинался словами: «Скажите, а как вы готовите…» Моя программа, таким образом, превратилась в обмен рецептами блюд.
Я думаю, Кошелев, наш шеф, пришел бы в ужас от такой телепередачи, но он, по счастью, ее не видел. В ту пятницу вечером он укатил на все выходные куда-то за город, на берег Волги, потому что, как он выразился, жара его уже достала, и хотелось бы от нее отдохнуть, а заодно и от телевидения, от бесконечных проблем, которые ему как заведенному приходится решать. Итак, Кошелева в студии в тот вечер не было. И как нам с этим повезло, я начала догадываться, когда уже по окончании программы осталась наедине с Надеждой Андреевой в студии, казавшейся полутемной, после того как выключили слепящий телевизионный свет.
Сердце мое противно екнуло, когда в толпе расходившихся после эфира женщин я разглядела синий милицейский мундир, как выяснилось, принадлежащий не кому-нибудь, а нашему старому знакомому майору Белоглазову. Рядом с майором стоял Валерий Гурьев, наш криминальный репортер, и тут у меня еще тоскливее засосало под ложечкой, ибо я знала, что визит этих людей вместе ничего хорошего нам не обещает. Когда студия наконец окончательно опустела, двое мужчин неспешным шагом направились к нам.
– Извини, Ирина, – проговорил Валера, едва приблизившись ко мне. Вид у него был напряженный и очень серьезный, так что у меня не оставалось сомнений: опять что-то случилось в нашей будто притягивающей несчастья программе. – Хотел я тебя предупредить, чтобы ты не пускала Андрееву в эфир, а вместо этого показала бы что-нибудь старое, да не успел. Но я опоздал, и, когда позвонил, мне сказали, что передача уже началась.
Я смотрела на него, приоткрыв от изумления рот. Отменить эфир, показать что-нибудь старое, в то время как восемьдесят пять человек, заплативших хорошие деньги за право попасть на студию, ждут исполнения своей заветной мечты хоть раз оказаться на теле-экране… Или Валера Гурьев перегрелся на солнце?
– Где мы можем побеседовать с гражданкой Андреевой Надеждой Алексеевной? – тон майора Белоглазова был, как всегда, образцово сухим и официальным.
– Да где угодно! – Я пожала плечами, кивнув на студийный столик и стулья.
Недолго думая, майор уселся на один из них, вытащил из кожаной папки лист бумаги, ручку и кивком головы предложил сесть напротив себя ничего не понимающей хозяйке ресторана «Олененок». Та послушно опустилась на жесткий студийный стул. Мы все, включая оставившего камеры Павлика и подошедшего откуда-то Костю Шилова, застыли вокруг в напряженных позах, ожидая, что теперь будет.
– Гражданка Андреева Надежда Алексеевна, так? – начал майор.
Спрошенная подтвердила.
– Проживаете: улица Брянская, дом 65, квартира 24, верно?
Снова едва слышное, но твердое «да».
– Вы являетесь владелицей ресторана «Олененок»?
– Да, конечно.
Майор, удовлетворенно кивнув, стал записывать эти сведения на лист бумаги.
– Знакомы ли вы с Дмитрием Сергеевичем Верейским, санитарным врачом городской санэпидстанции?
При упоминании этого имени я вздрогнула, и Надежда Андреева тоже немного побледнела.
– Разумеется!..
– Когда последний раз вы виделись с ним? – Майор смотрел на Надежду Алексеевну пристально, не отрываясь.
– Сегодня днем он инспектировал мой ресторан.
– В котором часу он от вас уехал?
– Не помню, – Надежда Андреева нервно вздохнула. – Часа в два или три.
Майор сделал небольшую паузу, прежде чем задать следующий вопрос:
– Во время его нахождения в вашем ресторане употреблял ли он какое-нибудь из имеющихся там блюд?
– Разумеется! – Казалось, хозяйка ресторана удивлена тупости вопроса. – Мы его накормили обедом, все, как положено. Надеюсь, вы не собираетесь квалифицировать этот обед как дачу взятки?
Милиционер некоторое время смотрел на Андрееву пристально и серьезно, словно не слыша иронии в ее словах.
– Были ли в числе съеденных Верейским блюд, – тут он вытащил из кожаной папки еще один лист, стал читать по нему, – рыбный суп с овощами, спагетти с рыбой и орехами, рисовые крокеты с ветчиной, жаркое со спаржей и сыром-брынзой, лечо с грибами, крем-брюле с арманьяком, сбитые сливки с ананасами?..
Майор остановился, вопросительно уставившись на хозяйку ресторана.
– Конечно! – невозмутимо отвечала она. – Все это он ел.
Майор Белоглазов снова как-то странно, пристально посмотрел на нее, потом удовлетворенно кивнул и, не говоря ни слова, принялся писать что-то все на том же листе бумаги.
Мы все в это время стояли в напряженных позах вокруг него в нетерпеливом ожидании объяснений, что бы все это значило. Я не раз поднимала вопросительный взор на Валеру Гурьева, который, по-видимому, был в курсе происходящего. Но он только показывал глазами на склонившегося над листом бумаги майора, давая понять, что тот сам все объяснит. Я злилась на Валерину бессердечность, но поделать ничего не могла.
А майор, закончив рисовать буковки в одной бумаге, принялся делать то же самое в другой и третьей, будто издевался над нами. Наконец кончив свою писарскую работу, он протянул одну бумагу Надежде Андреевой, другую – мне, третью – Валере Гурьеву и сказал:
– Вот, ознакомьтесь и подпишите.
В моем протоколе в замысловатых милицейских выражениях было изложено содержание предыдущего диалога, и от моего имени удостоверялось, что я его слышала и подтверждаю изложенные в нем факты. Недоумевая, зачем все это нужно, я подписала протокол. Вместе со мной то же самое сделали Надежда Андреева и Валерий Гурьев. Майор с удовлетворенным видом принял от нас бумаги, аккуратно сложил их в свою кожаную папку и только после этого торжественно объявил:
– Гражданка Андреева Надежда Алексеевна! На основании имеющихся у следствия улик, подтверждаемых и вашими собственными показаниями, вы арестованы по подозрению в преднамеренном убийстве Верейского Дмитрия Сергеевича, санитарного врача городской санэпидстанции.
И пока мы все, ошарашенные словами майора, стояли, точно пригвожденные к месту, Белоглазов взял хозяйку ресторана за локоть и медленно повел ее к выходу из студии. Надежда Андреева молча и безропотно подчинилась. Прошло некоторое время, прежде чем мы, опомнившись, бросились за ней следом. А что, собственно, могли мы теперь сделать?
Майор Белоглазов преспокойно вывел Надежду Андрееву во двор телецентра и усадил в стоявшую там милицейскую «Волгу» – хорошо хоть не в «воронок» с зарешеченными окнами, на котором перевозят матерых преступников. Потом «Волга» преспокойно выехала за ворота телецентра и скрылась за поворотом, а мы так и остались стоять, где стояли, потрясенные, растерянные, расстроенные.
– Пойдем, присядем, Ирина, – услышала я рядом с собой голос Валеры Гурьева. – Что теперь здесь, у ворот, стоять.
Я послушалась, и мы вчетвером уселись на лавочку в нашем крохотном, но очень ухоженном скверике во дворе телецентра.
Жаркий июльский день погас, на улице сгущались сумерки. Ослепительное солнце-мучитель скрылось за горой, небо на этом месте оставалось светло-голубым с редкими золотисто-розовыми облачками; с противоположной же стороны небесная лазурь приобретала поминутно все более густеющий темно-фиолетовый оттенок. Дул ласковый теплый ветерок, сидеть на лавочке в скверике было удивительно хорошо и приятно, несмотря на терзающую душу печаль по поводу происшедшего.
– У меня в голове не укладывается, – сказала я наконец. – Надежда Андреева – убийца! Они это что, серьезно?
– Абсолютно серьезно! – подтвердил Гурьев. – Понимаешь, у милиции настолько серьезные и неопровержимые улики, что майор просто не мог поступить иначе, как сразу же арестовать хозяйку ресторана. Тем более что она, как дура, сразу во всем призналась и рассказала именно то, что следствию было нужно.
Я изумленно смотрела на Гурского. Циничный тон его реплики сильно смутил меня.
– Подожди, Валера, я что-то ничего не пойму, – сказала я. – Почему это Надежда Андреева созналась, как дура? В чем, собственно, она созналась?
– Фактически в убийстве Верейского, – ответил Валерий. – И майор не преувеличивает. На основании улик и ее показаний твоя Надежда Андреева уже, считай, осуждена, так что ни один адвокат ее теперь из тюрьмы не вытащит.
– Да уж, Ирина, – саркастически проговорил Павлик, – везет тебе. Вечно на твоей программе что-нибудь случается!
– Вот я и говорю! – поддержал его Валера Гурьев. – Я совсем немного не успел, опоздал тебе позвонить, предупредить, чтобы ты отказалась от эфира с Андреевой. Тогда бы для тебя все сейчас было просто и понятно. И что хозяйка ресторана в тюрьме, нам никакого дела нет. А теперь получается, что ты, Ирина, матерую преступницу в своей программе показала, да еще как раз в день совершения ею страшного преступления.
Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо, и, хотя вечер был приятно теплый, меня всю затрясло, точно в лихорадке. Боже мой, опять влипла! Что за злой рок преследует мою программу? Вечно, чуть ли не каждый раз происходит на ней какое-нибудь криминальное ЧП, и мне приходится отмазываться от обвинений в связях с преступным миром. Господи, да что же это за проклятие на мне такое!
– Ирина, ты только не паникуй и не сходи с ума! – успокаивал Валера Гурьев, внимательно наблюдавший за выражением моего лица. – Сделанного не воротишь, программа уже прошла в эфир, ее не вернешь. Славно, что Кошелева сегодня нет, у нас до понедельника есть целых два дня для восстановления нервного тонуса после происшедшего. А вернется Кошелев, мы найдем, что ему сказать. Отмажемся, Ирина! – обнадеживающе восклицал Валерий. – Не в первый раз!
Но я, не реагируя на заверения Гурьева, сидела на лавочке, понурив голову и глубоко задумавшись. Что-то во всем этом, рассказанном Валерой, меня никоим образом не устраивало.
– Все равно, – сказала я, – не могу поверить, что Надежда Андреева убийца. Валера, ты говоришь, у милиции есть какие-то неопровержимые улики. Ты знаешь точно, что это за улики?
– Прежде всего было сделано вскрытие, – начал Валера, – которое показало наличие в крови Верейского сильнодействующего яда, что, несомненно, и послужило причиной смерти.
– Яда! – ахнула я. – Тогда все понятно. Помнишь, Павлик, ты говорил, что столкновение было слишком слабым, чтобы от него умереть?
– Конечно, – кивнул оператор. – И мне тогда показалось, что это не простое ДТП.
– Постойте-постойте! – Валера Гурьев смотрел на нас с нескрываемым удивлением. – А вы откуда знаете про ДТП?
– То есть как это откуда? Мы все трое его своими глазами видели!
– Вы все трое? – Валера ошарашенно смотрел на нас. – Вы видели, как разбился Верейский? Ну ни хрена себе! Тебе, Ирина, действительно везет на несчастья!
– Ладно, может быть, – поспешила согласиться я. – Давай рассказывай дальше. Что это был за яд?
– А хрен его знает! – Гурьев пожал плечами. – Мне называли его, но я не запомнил. Там какая-то химическая чертовщина, три-хлор-метил-этил… Мозги на этом вывихнешь.
– Так, понятно, – я кивнула, хотя по-прежнему ничего не понимала. – А при чем же здесь Надежда Андреева? Арестовывали бы того, кто подсыпал ему этот яд, а не хозяйку ресторана!
– Так в том-то и дело, что в милиции думают, будто это она и подсыпала яд, – сказал Валера Гурьев тоном воспитателя детсада, объясняющего маленькой девочке элементарные вещи. – Подсыпала во время обеда, которым кормили санитарного врача после осмотра им ресторана.
– Однако! – возмутилась я в ответ. – Наши правоохранительные органы не любят слишком долго искать подозреваемых.
Но Валера, казалось, не уловил моей иронии.
– Понимаешь, Ирина, – сказал он грустно. – Улики против Надежды Андреевой у милиции неоспоримые. Я выяснил совершенно точно, что в тех пробах, что брал Верейский и доставил в лабораторию его начальник, анализ обнаружил вот этот самый яд, три-метил-хрен знает что, который был найден в теле Верейского судмедэкспертизой. Так что теперь милиция Надежду Андрееву ни за что не отпустит, ни под залог, ни под подписку о невыезде. Улика против нее классическая, как в учебнике по криминалистике.
Я продолжала молча таращить глаза на Валеру, не зная, верить ли мне своим ушам.
– А у милиции было вообще очень мало проблем с раскрытием этого преступления, – продолжал между тем Валера. – Примерно через полтора часа после того, как произошло это ДТП, где погиб Верейский, в милицию позвонил некто по телефону доверия. Солидный мужской голос, начальственные интонации… Сообщил три вещи: во-первых, в теле Верейского надо искать вот этот самый три-хрен-метил, во-вторых, что санитарный врач обедал в ресторане «Олененок», а в-третьих, предложил непременно позвонить на городскую санэпидстанцию, где покойный работал, и затребовать результаты анализов проб, доставленных из ресторана «Олененок». Милиция сделала все, как ей посоветовали, и действительно, в пробах из ресторана обнаружили тот же самый яд, что и в теле санитарного врача.
– То есть как это яд в пробах? – проговорил ошалело Павлик. – Мы же все, чем угощали врача, ели вместе с ним!
– Что ели? – непонимающе спросил Валерий Гурьев.
– Обед этот мы ели! Вместе с санитарным врачом! Он еще выламывался, как придурок, ничего не хотел в рот брать, а его уговаривали. Если его отравили чем-то с этого обеда, почему ничего не случилось с нами?
Тут мы все замерли с открытым ртом, и меня, как и остальных, вдруг начало мутить, словно у всех нас начались симптомы отравления.
– Черт бы побрал эти рестораны! – процедил сквозь зубы Павлик. Вид у него был совершенно зеленый, казалось, еще немного, и его стошнит. – Приходишь туда, платишь за обед сумасшедшие деньги, а тебя или накормят какой-нибудь дрянью или вовсе отравят!
Прошло некоторое время, прежде чем мы сообразили, что если до сих пор нам не стало плохо, значит, мы и не отравились вовсе, и эта беда, похоже, нас миновала.
– Ах да, – сказал Валера. – Ты же, Ирина, перед эфиром наверняка побывала в «Олененке», и там, конечно, тебя покормили.
– Именно! – сказала я. – И не только меня, но и Павлика, и Костю Шилова. И мы сидели за одним столом с Верейским и ели то же самое, что и он. Однако с нами, как видишь, все в порядке. Как же тогда получилось, что санитарный врач отравился, а в пробах блюд обнаружен яд?
– Да, ничего себе вопросик! – Гурьев задумчиво поглядел на синеющее вечернее небо. – Настоящий детективчик получается, распутывать которые ты так любишь, Ирина.
Мы помолчали. Подозреваю, что ребята чувствовали такую же растерянность, как и я сама.
– Ну, допустим, – сказал вдруг молчавший до сих пор Костя Шилов, – отравить его могли при помощи блюда, которое он ел один, но к которому не притронулись остальные.
– А что, были такие блюда? – Валера Гурьев насторожился. – И вы можете вспомнить, какие именно?
Тут мы немного растерялись, вопросительно посмотрели друг на друга. Вдруг Павлик хлопнул себя ладонью по лбу:
– Вспомнил! Крем-брюле он один ел! А эти две ресторанные дамы все приговаривали: «Кушайте, это специально для вас».
От этих слов Павлика у меня, признаться, похолодело в груди. Потому что я вспомнила, что именно так оно и было и у хозяйки ресторана была замечательная возможность накормить ядом санитарного врача.
– Ну вот видите! – сказал Валера удовлетворенно. – Все сходится, и милиция не так уж не права. Андреева подсыпала яд в блюдо, которое было предназначено специально для санитарного врача, и я уверен, что если бы вы даже попросили отведать того крем-брюле, вам под каким-нибудь очень вежливым предлогом отказали бы.
– Они нас как подставу использовали, – мрачно сказал Павлик. – Мол, раз мы вместе с санитарным врачом за одним столом сидели, значит, обед нормальный, и никакого яда в нем нет. Они же знали, что мы приедем, и соответственно подготовились.
Я задумчиво посмотрела на Павлика. Что-то в его умозаключении меня не устраивало.
– Они знали, что мы приедем, – сказала я, – но они не знали, что приедет санитарный врач. Проверка была внештатная и без предупреждения. Так они, во всяком случае, сами утверждают.
– Может, врут? – предположил Павлик. – Такое вранье было бы им очень на пользу.
– Надо будет проверить это на санэпидстанции, – сказал Валера. – Там-то уж точно врать не будут.
– А может быть, отравила не Надежда Андреева, а шеф-повар? – вдруг сказал Костя Шилов. – Ведь крем-брюле делала именно она, это по ее части.
– Это еще ничего не доказывает, – возразил Гурьев. – И не снимает подозрений с хозяйки ресторана. Шеф-повар ее подчиненная, могла быть в сговоре с хозяйкой и действовать по ее указанию.
– Но она могла сделать это и сама, по своей инициативе, – сказала я. – Вот чего никак не могло быть, так это чтобы Надежда Андреева могла подсыпать яд так, чтобы никто из поваров этого не заметил. Кухня у них не настолько велика, и в ней всегда куча народу.
– Подсыпала, когда крем-брюле был уже готов! – упрямо настаивал на своем Валера.
– Исключено! Готовый крем-брюле покрыт глазурью, туда ничего не подсыпешь.
– Ну, может быть, – нехотя согласился Валера. – Только это опять же означает сговор между хозяйкой и ее шеф-поваром. Что, кстати сказать, выглядит даже естественней. Свой человек, общая для обоих проблема содержать ресторан… Наверняка они вместе это преступление задумали и вместе его осуществили.
– Хорошо, но шеф-повар не был своим человеком в ресторане, – возразила я упрямо. – В тот день в ресторане был другой, приглашенный шеф-повар из ресторана «Кристина».
– Серьезно? – Валера Гурьев снова напрягся. – Ирина, дорогая, что же ты молчала о такой важной детали?
– Конечно! – воскликнул Павлик, которого вдруг осенило. – Ведь если шеф-повар в тот день был приглашенный, он мог отравить Верейского по чьему-нибудь заказу, а Надежду Андрееву использовать как подставу.
– Знаете, кто еще мог отравить санитарного врача? – сказала я. – Официант, который накрывал на стол. Когда Верейскому стало плохо с животом, он принес ему бокал вина, и Верейский его выпил. В этом вине вполне мог оказаться яд.
– Да! – подхватил мою идею Павлик. – И этот официант вполне мог действовать по указанию своих хозяев.
Вывод Павлика очень не понравился мне. Валера Гурьев тем временем задумчиво смотрел на нас.
– А официант мог знать, что у Верейского заболит живот и ему захочется выпить вина?
– Ну, он мог не знать, но предполагать что-нибудь в таком роде… – отвечала я не очень уверенно. Возражение Валеры казалось мне очень веским.
– Слушайте, мы так и будем теряться в догадках, пока не определим мотивы убийства! – сказал Костя Шилов. – Это же золотое правило криминалистики: во всяком убийстве прежде всего искать мотивы, заинтересованных лиц, затем проверять их алиби на момент преступления.
– Замечательное правило! – отозвался несколько раздраженно Валерий Гурьев. – Может быть, ты знаешь, где искать эти мотивы?
– У знакомых Верейского, – Костя пожал плечами. – Насколько я знаю, поиски убийцы всегда начинают с бесед с родными и близкими жертвы.
– Хорошо бы еще до них добраться! – проворчал недовольно Валера Гурьев, и я вдруг поняла, насколько он прав. Мы ведь не следователи уголовного розыска и не можем отправиться домой к Верейскому, начать там задавать вопросы убитым горем родным. У нас должен быть какой-то обходной путь, и этот путь надо еще придумать.
– Вот что, ребята! – сказала я решительно. – Костя, конечно, прав, нам придется беседовать с родными санитарного врача. Но сейчас нам до них все равно не добраться, так что мы должны предпринять кое-что другое.
– Да? И что же? – Валера смотрел на меня с кривой усмешкой на губах.
– Надо вернуться в ресторан Надежды Андреевой и побеседовать там с оставшимися работниками. Не очень-то я верю, что мы многое там узнаем, но поехать туда мы все равно должны! Так, который теперь час?
Я глянула на свои часы, но они показывали двадцать пять минут седьмого, чего быть никак не могло. В половине седьмого только началась наша передача. Я поднесла часы к уху. Так и есть, они стояли, ничего похожего на тиканье не доносилось из блестящего позолоченного корпуса.
– Двадцать минут одиннадцатого, – отозвался Валера Гурьев, без лишних вопросов понявший смысл моих манипуляций. – Поздно уже.
– Для ресторана еще нет, – возразила я. – Костя, ты не мог бы сейчас отвезти нас в ресторан Надежды Андреевой? Нам сегодня непременно нужно побывать там.
– Ресторан, наверное, закрыт и опечатан милицией, – заметил Гурьев.
– Наверное, – согласилась я. – А может быть, и нет. Но съездить и посмотреть – неужели это так трудно? Я сегодня все равно не смогу уснуть из-за всего происшедшего. Костя, ну, пожалуйста!
Глава 3
Ресторан не был ни закрыт, ни опечатан милицией, он работал в обычном режиме. Окна, когда мы подъехали, светились разноцветными огнями, из его нутра доносилась негромкая музыка, а на парковке, днем почти пустой, теперь выстроились в ряд дорогие автомашины, так что Костя едва нашел место, чтобы пристроить нашу «Волгу». По унылой физиономии швейцара Николая нетрудно было догадаться, что он уже в курсе всего случившегося.
– Кошмар, что делается! – сказал он, кивая нам как старым знакомым. – Наша хозяйка – убийца! Эти менты вообще очумели!
– А что, ресторан работает в обычном режиме? – поинтересовалась я. – Закрывать его после случившегося не собираются?
– Завтра придут закрывать, – отозвался уныло Николай. – Нас всех отправляют в принудительный отпуск за свой счет.
– А почему завтра?
– Почему-почему, – швейцар выглядел немного раздосадованным моими вопросами. – Милиция его закрыть не может, это же не место происшествия, верно? Закрывать придут с санэпидстанции. Но для этого нужно постановление главного санитарного врача города, оно будет только завтра.
– Понятно, – сказала я. Не в первый раз я сталкивалась с проявлением неповоротливости бюрократической машины и уже разучилась удивляться этому. – Скажите, а нам сейчас можно войти внутрь? Нам не столько покушать, сколько надо бы поговорить с работниками.
– Поговорить? – лицо швейцара сделалось недоверчивым. – Не знаю, не знаю… Сейчас у всех и так эта история на уме, Вера Семеновна и вовсе в шоке. Не уверен, что она согласится с вами беседовать.
Я почувствовала, что швейцар попросту не хочет пускать нас в ресторан, узнав, что мы пришли задавать вопросы. В тот момент я очень пожалела о своей откровенности, да было уже поздно.
Видя мою растерянность, на выручку пришел Костя Шилов.
– Слушай, командир! – сказал он решительным тоном. – Ты скажи, ресторан сейчас переполнен?
– Да нет, – отозвался швейцар. – Теперь лето, жара, а в жару у нас никогда много народу не бывает.
– Ну так мы пройдем, посидим за столиком, ладно? Ты не боись, мы здесь никому вреда не причиним.
Казалось, швейцар не очень верил этому, однако напористость Кости сработала, и Николай пропустил нас в ресторан.
Оказалось неправдой, что там было мало народу: приглядевшись, мы обнаружили только два или три свободных столика. Подошедший к нам незнакомый официант усадил нас за один из них и вежливо склонился, ожидая заказа. Пока Павлик разглядывал меню, поминутно глотая слюну, я спросила:
– Скажите, а официант… такой молодой, с галстуком-бабочкой, он что, уже ушел домой?
– Официант? С галстуком-бабочкой?
Я и сама понимала нелепость своего вопроса. Стоявший передо мной официант был также далеко не стар, одет точно в такую же белую рубашку с короткими рукавами, а под подбородком красовался крохотный черный галстук-бабочка.
– Кошмар, что делается! – сказал он, кивая нам как старым знакомым. – Наша хозяйка – убийца! Эти менты вообще очумели!
– А что, ресторан работает в обычном режиме? – поинтересовалась я. – Закрывать его после случившегося не собираются?
– Завтра придут закрывать, – отозвался уныло Николай. – Нас всех отправляют в принудительный отпуск за свой счет.
– А почему завтра?
– Почему-почему, – швейцар выглядел немного раздосадованным моими вопросами. – Милиция его закрыть не может, это же не место происшествия, верно? Закрывать придут с санэпидстанции. Но для этого нужно постановление главного санитарного врача города, оно будет только завтра.
– Понятно, – сказала я. Не в первый раз я сталкивалась с проявлением неповоротливости бюрократической машины и уже разучилась удивляться этому. – Скажите, а нам сейчас можно войти внутрь? Нам не столько покушать, сколько надо бы поговорить с работниками.
– Поговорить? – лицо швейцара сделалось недоверчивым. – Не знаю, не знаю… Сейчас у всех и так эта история на уме, Вера Семеновна и вовсе в шоке. Не уверен, что она согласится с вами беседовать.
Я почувствовала, что швейцар попросту не хочет пускать нас в ресторан, узнав, что мы пришли задавать вопросы. В тот момент я очень пожалела о своей откровенности, да было уже поздно.
Видя мою растерянность, на выручку пришел Костя Шилов.
– Слушай, командир! – сказал он решительным тоном. – Ты скажи, ресторан сейчас переполнен?
– Да нет, – отозвался швейцар. – Теперь лето, жара, а в жару у нас никогда много народу не бывает.
– Ну так мы пройдем, посидим за столиком, ладно? Ты не боись, мы здесь никому вреда не причиним.
Казалось, швейцар не очень верил этому, однако напористость Кости сработала, и Николай пропустил нас в ресторан.
Оказалось неправдой, что там было мало народу: приглядевшись, мы обнаружили только два или три свободных столика. Подошедший к нам незнакомый официант усадил нас за один из них и вежливо склонился, ожидая заказа. Пока Павлик разглядывал меню, поминутно глотая слюну, я спросила:
– Скажите, а официант… такой молодой, с галстуком-бабочкой, он что, уже ушел домой?
– Официант? С галстуком-бабочкой?
Я и сама понимала нелепость своего вопроса. Стоявший передо мной официант был также далеко не стар, одет точно в такую же белую рубашку с короткими рукавами, а под подбородком красовался крохотный черный галстук-бабочка.