Алешина Светлана. Виртуальная подружка

   – Ирина Анатольевна, – меня насторожили не столько тревожные нотки в голосе Леры, сколько ее обращение по имени-отчеству. Она всегда называла меня на «вы», но на полный официоз переходила только в шутливых ситуациях или в ситуациях форс-мажоров. А сейчас было явно не до шуток.
   – Что случилось? – стараясь сохранять спокойствие, спросила я.
   – Там уже зрители собираются, – жалобно сказала Лера.
   – И что тебя пугает? Было бы хуже, если бы никто не пришел.
   – Да, но Эллочки-то нет.
   – Как нет?! Она до сих пор не приехала?
   – Нет, – как-то поникнув и даже втянув голову в плечи, ответила Лерочка. – Я звонила ей домой, но там никто не берет трубку, один автоответчик дурацкий: «Извините, нас сейчас нет дома, позвоните попозже или оставьте сообщение после сигнала».
   – Значит, она уже выехала. Прекрати сеять панику. А то я скоропостижно грохнусь в обморок, а в мое кресло придется садиться тебе. Как такая перспектива?
   – Не очень. – Лерочка улыбнулась, пытаясь изобразить облегчение. – Я не подумала о том, что она еще может быть в дороге.
   – О чем ты вообще думаешь? – Я почувствовала легкое раздражение из-за появившейся где-то на задворках сознания коварной тревоги. – Мы с ней обо всем договорились, не раз созванивались, Пашка даже отвез ей кассету со смонтированным сюжетом, подружке твоей все понравилось, она твердо сказала, что не передумает и обязательно приедет.
   – А вдруг случилось что? – вместо того, чтобы успокоить меня, эта маленькая инквизиторша опасливо посмотрела на часы.
   – Господи! Ну что могло случиться?! Любимую помаду не нашла? Каблук по дороге сломала? Увлеклась декорированием санузла? Или решила вместе с мужем прогуляться в казино да там и осталась? Не мучай ты меня всякими глупостями, – попросила я, однако мои собственные ощущения не могли развеять волнения.
   – У нее же есть сотовый! – всплеснула руками Лера и уже на бегу добавила: – Еще раз позвоню.
   Минут через пять Лера вернулась мрачнее, чем Валеркины клиенты из «Криминальной хроники».
   – По сотовому тоже никто не отвечает. Говорят, абонент временно заблокирован или находится в зоне… как ее… в недосягаемой.
   – Час от часу не легче! – Я тоже посмотрела на часы: оставалось чуть больше двадцати минут. Быстрым взглядом окинула беспокойные лица своих помощников и с ужасом поняла, что надо спасать ситуацию. – Пашу ко мне, быстро! И Галину Сергеевну найди!
   Оба возникли передо мной через несколько секунд, я даже не успела до конца промерить нервным шагом студию, полы которой украшала развеселенькая надпись с названием нашей передачи.
   – Погорели мы на нашей счастливице, – не тратя времени на долгие объяснения, сообщила я. – Ума не приложу, что произошло, но это сейчас не столь уж важно. Надо что-то делать!
   – А что тут сделаешь? – сердито буркнул Павел. – Нет героини – нет передачи. Придется очередной несанкционированный повтор устраивать. Кошелев нам за это, конечно, таких благодарностей навешает, что потом с месяц камеру в руки брать не захочется. А что делать – другого выхода нет.
   – Так, что у нас там есть из особо выдающегося? – в отчаянии спросила я.
   – Два сюжета, – быстро ответила Галина Сергеевна. – Один об учительнице года, возившей своих подопечных во Францию, где они пели в какой-то детской опере. Другой о феноменальной двенадцатилетней теннисистке и ее тренере, тоже в прошлом выдающейся спортсменке.
   – Берем малолетних певцов с их французским репертуаром. И быстро, быстро! Осталось пятнадцать минут! Некогда прохлаждаться. Отдыхать будем, когда Евгений Иванович четыре приказа об увольнении подпишет.
   Моя команда в полном составе бросилась спасать наши головы, а я, совершенно разбитая, поплелась в свой кабинет, стараясь убедить себя, что глупо надеяться на внезапное появление Эллочки за пять минут до эфира. Но искушенный в подобных делах палач-надежда не отставал от меня почти до самого начала эфирного времени. Естественно, никто за мной не пришел.
   Плюхнувшись в кресло, я едва не разревелась. Как же так можно?! Ненавижу человеческую необязательность! У меня в таких случаях просто руки опускаются. Вернее, поднимаются, чтоб потом так опуститься… в другой раз неповадно будет порядочным людям хорошие передачи срывать! Нет, такого в моей печальной практике еще не было. Неужели трудно было позвонить, предупредить, мол, извините, милые, не могу я, передумала или просто не хочу? Мы бы как-нибудь выкрутились, что-нибудь другое нашли. Всегда в запасе есть пара-тройка вариантов на черный день. Но так, чтобы до последнего дотянуть и просто не явиться!.. Сказочное свинство! А теперь времени нет не то чтобы новую кандидатуру в студию доставить, а мало-мальски порядочную отмазку для начальства придумать. Сейчас оно заявится – глаз из-под бровей не видать, – скажет свое сакраментальное «Всех уволю!», а то еще и вообще ничего не скажет, а на самом деле возьмет и уволит к чертовой бабушке. Всех.
   Нет, я этого так оставить не могу. Пусть посмотрит в мои суровые глаза и попробует найти оправдание, способное хоть чуть-чуть умерить мой праведный гнев. В конце концов, мы ее сюда в кандалах не тянули. Сама согласилась. А на всякие непредвиденные обстоятельства есть такая хитрая штука, телефоном называется.
   Я посмотрела на часы: семь минут, как началась передача-повтор. Без меня. То есть со мной, конечно… Что это за «Женское счастье» без Ирины Лебедевой? Я вспомнила, как на передаче про выдающегося педагога со своими голосистыми франкоязычными вундеркиндами зацепилась за гвоздь, порвала колготки и пятнадцать минут как последняя идиотка прятала ногу под кресло, а потом, во время рекламной паузы, торопливо переодевалась чуть ли не у всех на виду, словно дешевая танцовщица второсортного варьете, и окончательно разозлилась… Так что теперь, когда я влетела в маленькую комнатку, где Костя Шилов пил чай, отдыхая после очередного извоза, мой разум возмущенный кипел так неистово, что, окажись я на стороне испанцев во время Реконкисты, никаким Альморавидам и Альмохадам^[2] сам Аллах не помог бы так долго удерживать Гранаду.
   – Собирайся! Поехали! – решительно бросила я тоном, не терпящим ни возражений, ни пререканий, ни даже скорбных воззваний к моей жалости.
   – Куда? – коротко спросил Костя уже в машине.
   – В гости к семейке Эшеров, – зло бросила я, и умничка-Костя, как ни странно, все понял и больше не задавал вопросов, внимательно следя за дорогой.
   До уже знакомого белого особняка мы добрались в полном молчании: Костя никогда не отличался особой словоохотливостью, а я копила силы для предстоящего возмездия. Едва машина остановилась, я выскочила, не дожидаясь, когда мой галантный водитель выйдет сам, откроет заднюю дверцу, предусмотрительно протянув руку, и почти бегом направилась к дому. Ох, что я ей скажу! Даже представить страшно! Или нет, ничего не скажу: буду молча смотреть ей в глаза – живое олицетворение вселенского укора.
   Не раздумывая дальше, я нажала кнопку звонка. Кнопка мягко вдавилась, и из-за двери послышался приятный перезвон колокольчиков. Ничего особенного не произошло. Вообще ничего не произошло, словно я проделала дырку в старом холсте с нарисованным очагом в каморке папы Карло. Только вот заглянуть в эту дырку и посмотреть, что там творится, мне уж точно не удастся. Я повторила операцию – результат тот же самый. Я продолжала бестолково давить на несчастную кнопку, никто даже и не подумал вступиться за бедняжку и открыть мне эту чертову дверь.
   – Ирина Анатольевна, мне кажется, что никого нет дома.
   Я повернулась так быстро, что Костя не успел убрать с лица мягкую, слегка снисходительную улыбку. Издевается, что ли?! Ну все – всем упасть и отжаться! Сейчас я устрою этому шутнику персональный Армагеддон, и даже слухи о его ко мне тайной симпатии не помогут. Я уже открыла рот, чтобы прочитать суровую отповедь на тему того, как следует себя вести с расстроенными телеведущими, которым только что сорвали грандиозный план по спасению одной из самых популярных в области передач, когда мое внимание привлек звук подъезжающей машины.
   Из белой «Лады», которая тут же уехала, вышла виновница моей нынешней психической неуравновешенности и усталой походкой направилась к дому, глядя куда-то мимо нас. Мало того, она еще прошла между нами, словно между двумя фонарными столбами, замерла на крыльце, очевидно раздумывая, что ей делать, потом как-то судорожно-торопливо расстегнула сумочку и стала копаться в ней, явно что-то ища. Наконец достала ключ, несколько секунд недоуменно разглядывала его, затем робко вставила в замочную скважину и начала поворачивать.
   – Добрый вечер, Элеонора, – не выдержала я.
   Совершенно игнорируя мое присутствие, она продолжала свое занятие. Дверь не поддавалась.
   – Элеонора, может быть, все-таки здравствуйте?! – я начала приходить в себя от первого потрясения, и на смену изумлению, временно затмившему все остальные эмоции, пришло ретировавшееся было негодование, поэтому голос мой прозвучал вызывающе громко.
   Эллочка оторвалась от двери и повернулась к нам. Только теперь я заметила, что лицо ее было даже бледнее, чем в момент неожиданного возвращения мужа. Она окинула нас отстраненным, но слегка затравленным взглядом и просто ответила: – Здравствуйте.
   В голосе ее не было абсолютно никакого выражения, но глаза постепенно утрачивали зомбиподобную поволоку, окрашиваясь влажным оттенком смутного осознания.
   – Вы, наверное, хотите войти? – спросила она.
   – Да уж, – я просто не знала, что еще сказать.
   – Сейчас, – она снова повернулась к двери.
   На этот раз замок открылся неожиданно быстро, Эллочка даже испугалась, это была первая более-менее понятная мне эмоция, и слегка отшатнулась от распахнувшейся двери. Она быстро вошла внутрь и рухнула на диван, не снимая своего шикарного пиджака из тонкой кожи – в этой семье что, все ходят только в коже? Сумочка упала на пол, но Элла даже не обратила на это внимания.
   Мы вошли за ней следом.
   – Знаете, меня несколько удивило и расстроило ваше поведение, – не дожидаясь, пока она соизволит принести свои извинения, сказала я.
   Эллочка медленно подняла голову, во взгляде ее было совершенно искреннее непонимание и даже обида, мол, что я такого сделала? Ну, конечно, сама невинность.
   – Почему вы не позвонили и не предупредили нас, что не приедете на передачу?
   – На передачу, – повторила Эллочка, и из ее глаз покатились крупные слезы.
   Она плакала беззвучно, выражение лица по-прежнему оставалось недоуменно-обиженным, а по щекам все бежали и бежали искрящиеся слезинки, оставляя широкие блестящие следы на неестественно бледной коже.
   – Эллочка, что случилось?! – почти испуганно спросила я, потрясенная видом этой тихой истерики.
   Она продолжала молчать, застыв, словно мраморное изваяние, только ее аккуратные брови скорбно поползли к переносице, из-за чего большие глаза приобрели выражение сонного сенбернара.
   – Эллочка, может быть, расскажете? – робко повторила я.
   Она открыла рот, отчего все мышцы лица внезапно ожили, превращая его в чудовищную в своей нелогичной подвижности маску. Из горла вырвался хриплый всхлип. Эллочка поспешно закрыла рот, а глаза ее, словно против желания хозяйки, начали стремительно расширяться, наплевав на все возможности человеческой мимики.
   – Костя, принеси воды. Кухня за правой дверью, – скомандовала я, боясь, что еще чуть-чуть, и ее глаза или окажутся на полу, или, реализуя расхожую метафору, переползут на лоб.
   Костя моментально исполнил мое поручение и вернулся в гостиную с высоким стаканом в руке. Он сел рядом с Эллой, осторожно развернул ее к себе и придвинул стакан к губам.
   – Попейте.
   Эллочка послушно сделала два крупных судорожных глотка, облив себя и Костю, потом как-то странно на него посмотрела и вдруг совершенно неожиданно уткнулась головой в его плечо и глухо разрыдалась.
   Костя бросил на меня испуганный извиняющийся взгляд, словно говоря «не виноватый я, она сама…». Можно подумать, мне было какое-то дело до того, что за девчонки тычутся ему в плечо своими очаровательными мордашками! Правую руку со стаканом Костя медленно отвел в сторону, нелепо вздернув ее над спинкой дивана, а левой как-то неуклюже погладил Эллочку по голове.
   – Вы успокойтесь и расскажите… Может, мы чем-то поможем?
   Эллочка закивала головой, словно вытирая влажное лицо об Костин свитер, еще несколько минут всхлипывала; мы не торопили ее – пусть выплачется, если надо; потом резко отшатнулась от Кости и растерянно посмотрела на меня.
   – Сережа умер, – все так же без выражения сказала она.
   – Как умер? – от удивления и неожиданности я задала самый нелепый и бестактный вопрос, какой только можно было задать в данной ситуации.
   – Не знаю, – почти извиняясь, ответила Эллочка.
   Я бросила вопрошающий взгляд на Костю, но он только дернул плечами, мол, я-то откуда знаю, и машинально стал пить воду из Эллочкиного стакана.
   – Когда? – не совсем понимая, что говорю и зачем, продолжала допытываться я.
   – Не знаю, – совсем тихо сказала Эллочка.
   – Подождите! Давайте все успокоимся. – Я решительно подошла к стене, взяла стул, принесла его к дивану и уселась напротив Элеоноры. – Может быть, начнем сначала и по порядку?
   Элла кивнула и быстро провела обеими ладошками по лицу, сперва вверх, потом вниз, поджала губки, посидела так несколько секунд, потом прерывисто выдохнула и сказала:
   – Позавчера он не пришел вечером домой. Я, конечно, волновалась, но не особенно. Я уже привыкла к тому, что он часто не возвращается домой после работы, а едет в казино. Даже знаю, в какое именно. – Эллочка опять вздохнула и продолжала, невольно говоря о муже в настоящем времени: – Он никогда не предупреждает и не звонит, а свой сотовый просто отключает, наверное, чтобы не мешали играть. Помнится, однажды я позвонила в казино и попросила его к телефону, так он такой скандал устроил, что я больше уже не решалась его разыскивать. А звонить и спрашивать, не у вас ли мой супруг, как-то совсем уж глупо, да и неловко, будто я ничего не знаю о том, где проводит время муж, или как ревнивая дура проверяю, нет ли у него любовницы. Ну и тем вечером я тоже была уверена, что он опять в казино. Наверное, он там и был какое-то время, не знаю. Только домой он не вернулся даже под утро…
   Она остановилась и умоляюще посмотрела на Костю. Тот поднял брови, потом глянул на опустевший стакан, виновато улыбнулся и быстро встал с дивана.
   – Там в холодильнике есть апельсиновый сок, – сказала Эллочка и вдруг, словно вспомнив, что у нее вроде как гости, торопливо спросила: – А может, вы кофе хотите?
   Мы с Костей, как два китайских болванчика, синхронно помотали головами, и он удалился на кухню, а когда вернулся, в его правой руке был высокий прозрачный кувшин с желтоватой густой жидкостью, а левой он держал три стакана, прижав их друг к другу пальцами. В полном молчании, будто того требовал какой-то тайный ритуал, мы взяли у него по стакану, он наполнил их на две трети соком, налил себе, поглядел по сторонам, думая, куда бы деть кувшин, потом поставил его на пол рядом с диваном и уселся на прежнее место.
   Все трое мы сделали по глотку, и я выжидательно уставилась на Эллочку.
   – Я позвонила ему на работу, – продолжала Элла, будто мы не устраивали пятиминутного антракта с обрядовым распитием апельсинового сока. – Там мне сказали, что он еще не приезжал. Позвонила на сотовый, он по-прежнему не отвечал. Вот тогда я начала беспокоиться. Но в казино звонить все равно не рискнула, тем более что оно, наверное, и не работало уже. Ближе к обеду я еще раз позвонила в банк…
   – Куда? – переспросила я.
   – В банк, – повторила Элла. – Сережа в банке работает. Работал…
   Она опять замолчала, а я подумала, что непростительный с моей стороны непрофессионализм – снимать передачу о женщине и не потрудиться выяснить, где работает ее муж. Ладно, если бы речь шла о карьере и деловых качествах этой самой женщины, тогда, понятно, до мужа и дела никакого нет, хотя тоже спорно. Но когда главным вопросом должна была стать проблема азартного увлечения мужа, связанного с большими финансовыми расходами, не узнать, чем он зарабатывает на жизнь, просто преступление против любопытства заинтересованной общественности. И как я об этом сразу не подумала?
   – Вообще-то, это был его банк, – вздохнула Эллочка, – хотя и неофициально. Все документы были оформлены на другого человека. Но деньги там крутились Сережины. А что будет теперь, я даже не знаю.
   – Подождите, давайте поговорим об этом позже, – попросила я, – а пока расскажите, что было дальше.
   – Дальше? Дальше я испугалась. Хотела позвонить в милицию, но передумала. Если бы все было в порядке, Сережа мне бы такое устроил, что лучше и не думать. Он и так считал меня истеричной паникершей, а если бы я из-за одного дня его отсутствия вызвала милицию, он бы потом вернулся, а тут, не дай бог, полный дом чужих людей!.. Он вообще не любил людей, то есть был не слишком общительный. Друзей у него было мало, практически совсем не было, с деловыми партнерами всегда держал дистанцию и вел себя сдержанно, терпеть не мог все эти презентации с неизменным обмыванием соглашений и сделок. Он не пил. Вечером после ужина мог пропустить грамм тридцать коньяка перед чашкой кофе, но чтобы водку… Даже вина не любил, а пиво вообще терпеть не мог. Господи, а если бы я позвонила сразу, может быть, все было бы по-другому?!
   – Элла, вам не в чем себя винить, – резко прервала я ее метания. – Вы сделали то, к чему приучил вас муж. То, что он сам считал нормальным и естественным поведением. Если он полагал, что вы должны были просто ждать и не предпринимать никаких попыток разыскивать его, значит, именно так вам и следовало себя вести. Что было потом?
   – Я не спала всю ночь, ждала, что он вернется. Уговаривала себя, что Сережа мог, никого не предупредив, уехать на какую-нибудь деловую встречу, это вполне в его духе. Он был очень независимый и считал, что никто, а я особенно, не должен вмешиваться в его работу и быть в курсе его дел. Не то чтобы он боялся конкуренции, просто таким был его стиль работы. Он все должен был делать сам. А утром мне позвонили из милиции и, ничего не объяснив, попросили приехать. Конечно, я тут же написала Сереже записку и поехала. Там был просто кошмар! Меня долго расспрашивали о его работе, образе жизни – мне пришлось сказать, что он любил бывать в казино. Почему-то спросили, нет ли у него врагов, я ответила, что не знаю. На мои вопросы следователь долго не отвечал, а потом сказал, что моего Сережу нашли мертвым в парке неподалеку от казино «Гран Мишель». Я не поверила. Первое, что сказала, так это то, что он там никогда и не бывал. Он действительно всегда ходил только в «Фортуну».
   – Может быть, это и правда не он? – робко предположил Костя, и я удивилась тому, сколько сочувствия было в его голосе.
   – Он, – покачала головой Элла и снова всхлипнула. – Меня возили на опознание. Это он. И вещи все его.
   – А что с ним случилось? – аккуратно спросила я.
   – Говорят, сердечный приступ. Но не знаю – Сережа никогда не жаловался на сердце. Хотя он вообще никогда ни на что не жаловался. Помню, когда он заболел гепатитом, мы узнали об этом, только когда он весь пожелтел. Самую опасную стадию болезни Сережа перенес на ногах и ни разу не пожаловался на слабость или плохое самочувствие, только ел плохо, а один раз после какого-то жирного мясного блюда под острым соусом его даже вырвало.
   – А вещи все были на месте? – молодец Костя, а я вот растерялась, слушая ее любовный рассказ о выдающихся качествах мужа.
   – Вроде да. И телефон, и документы. По ним в милиции и установили личность пок… его личность, даже все визитные карточки на месте. Хотя не знаю, все или не все – я никогда в них не заглядывала и, естественно, не считала. Но так вроде бы органайзер в порядке. Только денег при нем не было ни копейки.
   – Совсем не было? – переспросил Костя.
   – Совсем. Так, мелочь какая-то в карманах. Это очень странно: Сережа всегда носил при себе и рубли и доллары, на всякий случай. Да и потом совсем без денег просто неудобно…
   Да уж, трудно не согласиться. Ни тебе на такси прокатиться, ни коньяка дорогого выпить, ни в казино сходить! Кстати, казино!..
   – А что об этом говорят в милиции? – спросила я.
   – Они считают, что он все проиграл, расстроился, ну и вот… Спрашивали, есть ли в доме деньги. Проверяли его счета. И сейчас проверяют. Потом, наверное, будут проверять банковские бумаги. Думают, он мог проиграть слишком много, такую сумму, которой у него не оказалось при себе, а то и все деньги, которые у него были в принципе. Но такого с Сережей еще никогда не случалось.
   – Но ведь рано или поздно это могло произойти? Вы же сами боялись именно этого.
   – Боялась, – согласилась Элла, – но не думала, что Сережа дойдет до такого. Хотя за карточным столом он действительно становился как помешанный. Знаете, создавалось впечатление, словно он абсолютно забывает о том, что играет на деньги, и видит перед собой только фишки.
   – А вы были с ним когда-нибудь в казино? – несколько удивилась я.
   – Один раз, на мой день рождения. Не знаю, может быть, он думал, что я разделю его увлечение, но мне это никогда не нравилось. Наверное, я слишком большая трусиха.
   Ничего себе подарочек любимой жене на день рождения! Усадить рядом с собой за карточный стол и заставлять наблюдать, как просаживаешь семейные деньги! Каким же надо быть изощренным садистом?!
   – А денег он при себе много носил? – в очередной раз потряс меня своей необычной и несвойственной ему любознательностью Костя.
   – Ну-у, вообще да. Особенно если знал, что пойдет в казино. Там ведь только за наличные. Тысяч пятнадцать-двадцать, думаю, мог иметь.
   – Пятнадцать?! – я не поверила своим ушам. Да чтобы я вот так, за здорово живешь, носила в своем кошельке пятнадцать тысяч – ополоуметь можно!
   – Да, – простенько так согласилась Эллочка. – Ну и рублями еще тысяч пять-десять…
   – Еще и рублями? – до меня не сразу дошел смысл этой фразы.
   Только когда я сообразила, что в первый раз она имела в виду пятнадцать тысяч долларов, я едва не рухнула со стула и с трудом удержалась от комментариев. В принципе я понимала, что речь идет о каких-то больших деньгах, но когда прозвучала сумма, мне стало просто не по себе. Я быстренько попробовала в уме перевести доллары в рубли – получалось что-то около полумиллиона.
   – Что же он их прямо так, в нагрудном кармане, и носил? – недоверчиво спросил Костя, который последние минуты, очевидно, был занят теми же математическими вычислениям, что и я. – Это ж деньжищи-то какие! По карманам не рассовать!
   – Нет, – устало ответила Элла, – у него сумочка была, такая мужская, кожаная, с петелькой для руки, как она там называется? В ней и носил. И потом, в долларах-то ведь меньше, особенно если крупные купюры.
   – И часто он проигрывал? – с болью в голосе, словно речь шла о моих собственных сбережениях, спросила я.
   – Бывало, – улыбнулась Элочка, – но и выигрывал тоже нередко. Он был умелым игроком. На рулетку никогда не ставил. Его интересовал только покер.
   – Да за такие деньги и убить не грех, – не сдержалась я. – Ой, простите! А в милиции не думали, что его и в самом деле могли убить?
   – А зачем им об этом думать? – вместо Эллочки ответил Костя. – Это же еще один криминальный покойник. А так… ну расстроился человек, ну случился у него сердечный приступ… Кстати, кто вам об этом сказал?
   – В милиции и сказали. Я там весь день провела. Только сейчас приехала. А о вас, извините, совсем забыла.
   Да какие уж тут извинения. Все понятно теперь.
   – Лерочка вам по сотовому звонила, но ей не ответили, – почему-то сказала я.
   – По сотовому? – Эллочка начала оглядываться в поисках своей сумочки, увидела ее на полу, схватила и принялась копаться в ее содержимом. Оттуда посыпались какие-то вещи, наконец она достала телефон. – Зарядить забыла.
   Взгляд ее упал на выпавшую пачку сигарет, она нагнулась, подняла ее, достала одну длинную тонкую сигаретину, нашла в сумке зажигалку и отчаянно защелкала. Костя деликатно, но настойчиво отобрал у Эллочки зажигалку, дал ей прикурить и, не ответив на кивок благодарности, отправился на поиски пепельницы.