Страница:
Это я все к тому, что в Китае, так же как, впрочем, в России, невозможно быть просто праздным туристом и бездумным соглядатаем. Проблемы этой огромной страны, удачно и достойно, в отличие от той же России, воспрянувшей к нормальной жизнедеятельности, захватывают моментально. Именно это и определило главный мой интерес - страстный интерес к современности Китая, интерес к живой его природе, а не к музейной старине и к руинам прошлого, как это обычно происходит в Греции, Италии, Франции и Испании.
Кроме того, Мао, как всякий хитрый тиран, будь то Ленин, Сталин или Гитлер, сумел вовремя отвести от себя удар миллионных толп людей, достаточно очумевших от голодухи, экстремистского идиотизма партийных боссов, больших скачков и прочей социальной вивисекции действительно талантливого продолжателя преступного учения Ленина-Сталина. Поэтому безумие толп обрушилось на якобы врагов любимого вождя, просто на шибко вумных интеллектуалов, на несчастных пианистов и, конечно же, на памятники классической старины, неприятно напоминавшие молоденьким варварам о гегемонии помещиков, капиталистов и аристократов императорских времен. Варварски были разрушены - не раз мы в этом с горечью убеждались, - особенно в провинциях, а не под боком у Мао, в пекинской резиденции императоров, многие пагоды и иные шедевры национальной архитектуры. А во всем даже умело восстановленном всегда видится мне нечто протезное или, что еще горестней, невыносимо трагическое, как в фотографиях лучших людей России, изведенных в застенках разных Лубянок.
И все же кое в чем нам с Ирой повезло, кое-что неописуемо прекрасное, выдержавшее единоборство с варварскими толпами Мао, мы все-таки увидели, но об этом позже.
Меня все-таки укачало в тачке и сморило. А на автобусной станции был уже иной Пекин. Многолюдье, толчея, крики кондукторш и водителей, некоторая давка при посадке в автобусы, напоминающая давку в Москве и в российской глубинке в часы пик... скопление лавок не только со всякой дорожной жратвой, но и со стройматериалами, с тряпьем... кока-кола - никуда и нигде от нее не денешься... пиво, европейское, японское, австралийское и местное, кстати, замечательное по своим качествам...
Ох и жаден глаз на первые впечатления! Зазевавшись, я потерял и провожатую нашу, и Иру. Провинциалы пялятся на меня как на инопришельца и крайне диковинного зверя. Толпой обступили. Ну а толпа китайцев это вам не толпа исландцев, которых и без того мало. Но у меня от такого многолюдья праздничное, по детской еще привычке, настроение. Озираюсь по сторонам.
По-детски же перетрухнул, что потерялся. Что-то у кого-то спрашиваю. Многие смеются. Весело (явно насчет меня) переговариваются. Ничего не понимаю. Мой плохой английский тоже никто не понимает, а разговорник у Иры в сумке. Беда. Пекин, елки-палки, даже не Париж, где снобы-ксенофобы демонстративно презирают английский, гнусно молчат в ответ на вопрос, но иногда пожалеть все-таки могут заблудшего туриста. А тут никто, видать, английского не знает.
Мне в стресс лучше бы не впадать. Может, думаю, для бодрости духа поддать? Но виски в сумке у Иры. Чтоб предупредить стресс, прибегаю к русской народной психотерапии, исторически проверенной и практически безотказной: вслух проклинаю себя самыми страшными матерными ругательствами. Тут же физия моя нервозна и похабна заливается краской стыда. Очень пожилой дядя говорит мне приветливо на неплохом нашем, великом и могучем: "Если вы жену, детей, бога, душу, мать потеряли сейчас, мы радио скажем позвать, здравствуйте, добро пожаловать, чем богаты, всегда рады, как говорится, до дома до хаты"..
Клянусь, услышать в такой ситуации русский - да это же, как подыхая в Сахаре от жажды, напасть вдруг на родничок с ледяным виски или просто с водой! Найдут меня, сироту, не оставят, подумал я и пристал к дяде с вопросами, что, как и откуда у него такой совершенный русский.
Миша меня, говорит, зовут... Институте в Урале учился... Нижний Тагил сталь разливал... любовь был... Клавдия... обком сказал: лучше, парень, коммунизм уезжай сам себе строить... рис сажай... Клавдия колхозу нужна... доказываю: любовь, товарищ, не картошка, даже не водка... русский китаец братья навек... какой там братья!... водку пили, песни пели... Клава... Клава... силком обратно отправили, а тут партия тоже к себе не взяла... ревизионист, объявили, враг народа, значит... Теперь все хорошо... жена, дети, пенсия... слава Богу... всегда добро пожалуйста...
Тут вижу: вихрем мчится на меня разгневанная Ира. Как, думаю, все прекрасно складывается, жаль только разбитую любовь бедной Клавы и сталевара Миши... Ему напоследок успел все-таки сказать что-то крайне залихватское насчет грустных странностей жестокой жизни на Земле. Из-за Ириного гнева ни адреса, ни телефона не успел, дурак, взять. Уселся на свое место. Музыку включил водитель раньше, чем мотор автобуса. Заунывно-радостная такая оглушающе зазвучала мелодия расставания со столицей и ожидания приезда в провинцию. Поехали в Тайюань!
ЧАИНКА ВТОРАЯ
После установления личного рекорда продолжительности пребывания в небесах, решил слегка по-земному расслабиться. Врезал из горла виски и заел его половинкой китайской сосиски. Булку и сосиску, то есть нечто темно-оранжевое, длинное, в прочном пластике, успела купить для нас наша милая опекунша.
Поверьте, в колбасном изделии было три процента свинины, массированно подстрахованной от быстрой порчи зернистым крахмалом. Если уж американская сосиска, как, впрочем, и народная сосиска брежневской эпохи, есть совершеннейшие выродки в старинном семействе сосисочных изделий, то слопанное мною, просто вон из кожуры лезло, чтобы, будучи изделием картофельной, как нынче говорят, национальности, нахально втереться в почтенный колбасный ряд хотя бы на правах дальнего родственничка. Вот они, думаю, дурные веяния века, вот они, великому кормчему жевать бы их в мавзолее до конца света, плоды слепого пресмыкательства старинной китайской кулинарии перед конвейерами серости и бездушными стандартами американского нарпита. Слаба оказалась компартия Китая. И тут, видать, никуда не деться народу от проклятых хот-догов и кока-колы. Слюнки глотаю, вспоминая карские в "Самоваре" и цыплят-табака, не говоря уж о рыбном ассорти...
Покемарить бы, мечтаю, часок-другой, потому что до Тайюаня, столицы провинции Шанси, куда пригласил Иру институт финансов и экономики для натаски в английском молодых строителей человечного капитализма с социалистическим лицом, - до Тайюаня шесть часов еще переть. Размечтался, видите ли, поспать захотел! Куда там! Вдруг рев и грохот раздался, на дюжине телеэкранов замелькали титры, а потом и кадры какого-то жуткого фильма про уголовников зеков в зверски жестоком лагере Гонконга.
Вопли-сопли... стрельба... побои... блатные драки... муки-суки-мотогонки на судзуки... - казалось, вся эта ушираздирающая мура возжаждала свести меня с ума... Что делать? как возопили бы на моем месте Чернышевский с Володей Ульяновым. Я принял единственно правильное в такой экстремальной ситуации решение. Сначала спускаюсь прямо в тартарары сортира, так низко расположенного в днище салона и так дрожащего под ногами, что... поверьте, даже при мощных трясках в южно-корейском боинге не испытывал такого страха. Впрочем, по сравнению с салоном, сызнова простите за вполне уместную звукопись, сортир был не адом, а всего лишь чистилищем. Тем временем совсем стемнело. Так что даже не поглядеть на заоконный пейзаж и не отвлечься от безумного грохота дюжины ящиков над головами. Как тут не сказать, что китайцы - народ необыкновенно шумный, обожающий грохот барабанов, медных тарелок, треск петард, песни, хохот, застольные громкие споры. К тому же мало кто стесняется громко окликнуть знакомого в местах многолюдных, а ведь немноголюдных публичных мест в городах Китая еще меньше, чем сливовых рощ на полюсе...
В общем, вновь врезаю виски. Желание спастись от неимоверно громкой стрельбы, ударов кулаками ментов в "бубны", то есть в лица зеков, от актерских спастись реплик, стрельбы и музыки - было таким мое желание страстным, верней, таким молитвенным, что задремал. Уверовав в силу автогипноза, уже не был беспомощной жертвой проклятых грохочущих ящиков. Ничего... ничего, дремотно мечталось мне, скоро до боссов китайского автобусного бизнеса дойдет, что надо бы и на земле выдавать пассажирам вшивенькие наушники, как это делается в небесах и на море.
К слову говоря, в Китае много чего предстоит сделать не только для развития высокоприбыльного туризма, но и для сравнительно комфортной жизни самих китайцев. Проблем в огромной стране и у самого многочисленного народа в мире, как я вскоре понял, навалом. Демография, экология, развитие экономики и сельского хозяйства, оборотная сторона высоких темпов роста, регионализм, нацменьшинства, Тибет, борьба с коррупцией, преступностью и наркоманией и так далее. Ни в одну из этих проблем, естественно, еще не успел вникнуть. Ведь взгляд туриста - обычно взгляд торопливый, жадный, а оттого поверхностный и слегка праздный, хотя весьма полезный как раз в силу своей поверхностности. Взгляд, брошенный с птичьего полета даже старым гусем с рюкзаком за порядком потрепанными крыльями, способен выхватить то, что сделается объектом пристального интереса и глубокой сердечной привязанности. Зачастую именно он, этот взгляд, становится папашей мечты о более вдумчивом знакомстве с разными городами, с глухими провинциями, с культурой и бытом стран и народов. Между прочим, нескованность, скажем, социологическими и политологическими задачами, то есть незашоренность глаз, буквально с первых же дней пребывания в Китае дала мне возможность учуять да и увидеть массу доказательств того, что начисто отсутствует в атмосфере энергичной здешней житухи, - отвратный душок всенародного депрессивного состояния. Душок этот, не переставая, изводил меня в одной стране, в России. Лично я, исходя из причин, вызывающих это состояние, верней, массовое заболевание, называю его красной депресней.
Поверьте, просто невозможно было не учуять, что китайцы порядком психически превозмогли за двадцать лет действенной ихней, а не сюрреально криминальной и туфтовой перестройки, как в России, память о лишениях и кровопролитиях, на которые обрек их Мао. Он ведь был типичным фюрером-утопистом, экстремистом и безответственным экспериментатором, как, впрочем, все бесноватые революционеры, дорвавшиеся до рулей власти. Ну а разве нормальное настроение жизни - жизни необыкновенно трудной, но полной реальных надежд - это не главное в Китае, думалось мне не раз, разве это не залог того, что почти полтора миллиарда китайцев утверждают основы новой социальной и духовной жизни, несмотря на отсутствие в стране высоких, удобных для комфортной жизни граждан стандартов, скажем, шведской демократии и по-американски шустрой бюрократии, несмотря на необычайную задымленность воздуха, загрязненность рек, перенаселенность и прочие сложные дела. Кстати, если бы я сравнивал увиденное в Китае с положением дел не в России, как-никак некогда взявшей с собой Китай по одному уголовно-политическому преступлению против собственных народов, их культуры и исторической памяти, а, к примеру, с положением дел в той же Швеции или в Америке, то не дух у меня захватывало бы от искреннего восхищения перед успехами китайцев, а приуныл бы я и, возможно, трудно было бы мне поверить, что и горы они своротят, и разные со временем разберут завалы, и залижут ужасные раны, и пахать будут с утра до ночи в мелких бизнесах, на полях и на бесчисленных стройках - одним словом, удачно начнут обустраиваться...
Наконец-то кончился жутковатый гонконгский фильм. Словно по команде, заснули, утомленные воплями и драками пассажиры. А я, подремав, бодрствую. За окном тьма тьмущая. Возможно, еще и поэтому в памяти у меня - лицо и фигура бывшего уральца... в памяти моей мелькают кадры исторического фильма про то, как Никита Сергеевич скандально поссорился с братом на век, Мао Дзе Дуэньлаичем. Лет сорок с тех пор прошло. Вон он какой непредвиденный оборот крутануло колесо истории, когда один крепко вставший на ноги брат, взял да и перекрыл из-за каких-то там малопонятных всем нам, совкам, разногласий в партийных делах и марксистских планах - перекрыл кислород своему полунищему, доверчиво пошедшему по братскому красному следу братцу. А если б не перекрыл, то, вероятно, совсем по иному сложилась бы и без того достаточно сюрреальная история последних десятилетий этого века. Но слава Богу, что и в истории, и в жизни многое иногда случается к лучшему. Продолжай дружить оба брата - вовек не пришла бы ни одному из них в голову мысль о необходимости быстрейшей ревизии проклятого утопического Учения. Великий, но, что гораздо важней, башковитый и дальновидный Ден Сяо Пин на десять лет ухитрился обскакать старых маразматиков из политбюро КПСС. Целых десять лет раскачивались мавзолейные наши кадавры, пока Китай одною ногой осторожно, как Мао в Янцзы, входил в стихию рыночных отношений, а другую удерживал на твердых почвах заботы о социальных нуждах народа. И хватало у него рук не дать мелким рукам стать хозяевами теневой экономики страны, запретить перекачку ими валюты в банки Старого и Нового Света, поощрить их инвестировать ее в экономику одной страны, с жестокой силой поддерживать законы, защищающие жизнь и имущество граждан, развивать связи с мировым бизнесом, поддерживать здравоохранение, образование огромного народа и так далее. А о том, чего добилась за десять лет перестройки моя страна, Россия, в Китае лучше было не думать. Тошно становилось на душе от сравнений новых исторических путей двух великих многострадальных народов. Тошно. Вновь я с ужасом думал: куда же смотрели вы все эти десять лет, господа генералы с Лубянки? С кем боролись? С поэтами, художниками, танцорами, прозаиками, музыкантами, философами, социологами? Что за мысли поворачивались в зажравшемся мозговом тесте, работавшем на нескольких дебильных динозавров из политбюро? Изучало это тесто практический опыт Китая, враз порвавшего со всем тем, что парализовало энергию миллиарда китайцев, держало их в голодухе и вдали от перспектив нормальной жизнедеятельности? Наверняка изучало. Лубянка никогда не испытывала недостатка в объективной информашке насчет сравнительного положения дел внутри страны и в Китае. И все же, из года в год продолжали вешать лапшу на уши старцам из политбюро ушлые цекистские референты да лубянские дезинформаторы. Хотя именно они-то, как теперь стало ясно, прекрасно успели подготовиться к уркаганской дележке державной собственности да партийных бабок. А время и возможность позаимствовать у прагматиков-китайцев проверенные на практике реформистские идеи - все это безнадежно было потеряно. Куда там теперь России догонять Америку! Китай ей рано или поздно догонять придется, чтобы не бухнуться ему в ножки с протянутой рукой. Вон он - со страшной силой рванул в новое тысячелетие, сбросив с плеч тяжкий балласт догматизма и шизофренических грез...
Разные чувства и мысли обуревали меня в автобусе. Я и заснул, размечтавшись о том, как познакомлюсь со здешней жизнью, как поездим мы с Ирой по стране, по старинным местам и по городам побродим... Разбудил меня музыкальный гром - сразу во всех ящиках. Песней счастливого прибытия это называлось.
Наконец-то Тайюань, приехали!
Странная вещь, больше суток добирались мы автобусом, самолетом, снова автобусом и всякими такси до Тайюаня, столицы провинции Шанси, и наконец-то прибыли на место нашего назначения, как сказал Пушкин, лучший друг изгнанников, путешественников, а также командировочных. Больше суток добирались, а сна - ни в одном глазу, и, очевидно, от радости, что довезли ее не разбитой и не трещащей от мигрени, башка моя чиста, как стеклышко. Прибыли на стареньком, загазованном, словно душегубка, ужасно дребезжащем, но бесстрашно юркавшем на улицах таксомоторе. Напоминала эта тачка не легковушку, а ржавую коробку из-под сардин в томате, из тех, что валяются на пустырях и помойках. Скажу, чтобы не забыть, в столице провинции Шанси полно и комфортабельных такси - фольксвагенов, фиатов и даже нескладных волг, но большинство машин - это тачки вроде нашей. Если бы американские рвачи умели ремонтировать людей побитых хворями и к тому же малоимущих с такой восхитительной любовью, с какою в Китае умеют продлять жизнь бедненьких машин, давно свой век отживших, то, любой нью-йоркский бомж тянул бы лямку своей судьбы лет на тридцать дольше Роллс-Ройса миллионера Нахамкина. Прибыли. Въезжаем на территорию института экономики и финансов. В темнотище белеют и сереют учебные корпуса, здания общаг, пятиэтажки учителей, администраторов и обслуги.
Насчет деревьев - не густо. Вырубил тут Мао целые леса на растопку допотопных домен, так и не догнавших заводы Питтсбурга и Нижнего Тагила по производству чугуна и стали. Запах какой-то не очень приятный вокруг.
Эдакая смесь пустыря с помойкой и тотальной индустриализацией. Тем же Нижним Тагилом, в общем, потягивает. Чует моя душа, обожающая лунную меланхолию, что луна вроде бы должна быть в небесах, но ее ни хрена что-то не видать. Снова чуть забегая вперед, скажу, что утром и солнца в небесах не приметил. То есть светило светило, но было похоже на полную луну. Вот какой смог в тех краях. Там ведь поблизости уголек добывают и варят медь.
Вообще, в Китае так хреново обстоит дело с экологией в густо промышленных регионах, что ситуация поистине трагична. Причины чрезвычайно просты. Например, я, наш Даня и спаниель Яшка - мы втроем плюс гости так регулярно засираем сверху донизу три этажа таун-хауза, что если бы Ира не прибирала за всеми нами и за всех нас, не пылесосила и не вымывала, то все мы, включая ее, заживо заплесневели бы за пару месяцев. Вот и Китай - в сводках пишут о росте добычи угла, а приходили мы из города с хрустом пыли угольной на губах и с рожами героев кинофильма "Большая жизнь". Я уж респираторы хотел купить для наших сопаток, но студенты сказали Ире, что лучше всего чаще отплевываться и сморкаться, чихая на все декадентские тонкости буржуазных манер. Так что в Америке пришлось мне с трудом отвыкать от этого народного способа борьбы с техпрогрессивной тухлостью окружающей среды. Китай много чего производит своими силами для себя и на вывоз, вон в любом кей-маркте и джей-си-пенни тьма тьмущая китайских товаров, но пока что правящей компартии начхать, насморкать и наплевать на приборку в доме проживания всей нации. Вал надо гнать со всенародным азартом. Таков уж Китай. Здесь неспроста веками и нынче на каждом шагу азартно играют в картишки и в многие иные игры. Вот и вся нация во главе с партийными крупье многим рискует, игра по-крупному, пошла нация ва-банк. Ставки очень уж велики и привлекательны, а историческая игровая ситуация весьма для Китая благоприятна. К тому же бывший СССР крепко попал за все ланцы в холодной войне, а России вряд ли теперь дадут отмазаться ушлые руки мировых финансов и экономики, одной рукой дающие ей в долг под проценты на игру, а другою старающиеся отныкать большую часть выигрыша...
Забудем об этих грустных материях, как однажды вечерком лирично сказала мне знакомая завсельпо, когда колхозные руки сперли у нее партию дефицитного ситца и черного плюша...
Проводница наша расплачивается. Я хочу от себя лично отстегнуть водителю чаевые за дивное мастерство вождения старушки-тачки, но мне дано было понять на английском, что в Китае нигде, НИГДЕ не принято давать чаевые, да и брать их тоже. Не буду лукавить, радость моя намного превысила легкое огорчение. Скажем во Франции и в Италии - странах, отвратительно развращенных туризмом - безъязыкому путешественнику не просто разобраться, сколько оставить гарсону кабака, чтобы не показаться жлобом нагловатой и капризной этой персоне, а себе - безрассудным купчишкой. НИ-ГДЕ! Замечательно. Неужели ж, думаю, это компартия довела до такого неслыханного благородства и даже, я бы сказал, апофеоза чувства достоинства миллионы таксистов, носильщиков, официантов и прочих рыцарей обслуги?
Второю радостью было то, что поселили нас в чудеснейшей, уютной, чистой, вполне со вкусом обставленной, огромной, по местным условиям и нормам, как впоследствии понял, квартире. Газ, горячая вода, ящик, стереосистемка, холодила, телефон, цивильная ванна, а в углу ее - импортный, то есть советский унитаз времен братства навек. Внутри него марка завода "30 лет Октября" и серп с молотом. Это еще одна приятная неожиданность. Дело было не в прекрасной возможности огульного глумления над святыми эмблемами глуповатой плебейской утопии. Уж больно много чего страшненького наслышался о квартирном быте в Китае, особенно о зияющих под ногами дырах в общественных сортирах.
В Китае, и правда, навалом так называемых резких социальных да и бытовых контрастов. Красавцы-небоскребы, фасады которых отделаны мрамором, гранитом и обожаемой в этих краях бронзой, соседствуют с неописуемо жалкой кирпичной вшивотой. На таком фоне даже местные хрущобы кажутся жилищными массивами зажиточных людей, хотя обитают там пролетарии, мелкие служащие и прочие рядовые граждане. Но дело-то вот в чем. Где их только нет контрастов этих, вежливо говоря, социальных? Они и в богатющем Нью-Йорке имеются. И в Римах с Парижами. А уж в Москве, здорово, надо сказать, подновленной и местами зашиковавшей, ужасно на каждом шагу возмущают они ум и бередят душу. Но в Китае, где за двадцать реформистских лет динамика жизни общественной, коммерческой и промышленной становится такой прыткой, что руководители страны временами просто побаиваются темпов роста, - в Китае неудержимое стремление построить на месте всякого старья и нищей вшивоты действительно новую страну, вызывает, во всяком случае, у туристов, не чувство безнадеги, но уверенность в том, что неприглядность некоторых мест - дело временное...
Только мы, как говорится, соскочили с лошадей, как нагрянула к нам с визитом интересная такая дама, лет сорока пяти, Вэнди, говорит на сносном английском, меня зовут, хау а ю?... Тут же зазвала в ресторан от имени кафедры русского языка. Ну, у меня сразу слюнки потекли, несмотря на вялость и усталость. Я ведь мечтал полопать в настоящем китайском кабачке, а не в американизированной забегаловке Чайна-тауна. И завела нас Вэнди в ресторан для профессоров и товарищей администраторов при комбинате питания Института.
Встречают нас две девушки-официанточки. Щечки у них смуглые и умные так и пышут щечки искренней расположенностью к клиентуре. А глазки девушек формой своей и цветом косточки тех же свежих персиков напоминают. Стройны девушки. Не сказать, что обе они были красотками из тех, что выворачивают длиннющие бедренные мослы на подиумах мира или ошиваются на базарах Голливуда, но невозможно было не учуять в простых лицах и фигурах девушек, точней говоря, в их существах и в их нисколько не лакейских манерах то драгоценное качество, которое издавна именуется женственностью. В Китае я не переставал удивляться наличию этого самого качества не только в молодых и свеженьких особах, но и в женщинах средних лет, и в старушках - вообще в женщинах. И это, между прочим, несмотря на то, что большинство из них одеты просто, не наштукатурены, не сверкают кожами и не шуршат шиншиллами манто, да к тому же на глазах твоих ишачат, волокут на горбинах и на велосипедах тюки с мешками, кашеварят, торгуют, дворничают, водят троллейбусы, служат в армии, торчат в конторах и так далее.
Соответственно, ни разу я не встретил в Китае мужеподобных девушек и женщин, которых - как стерилизованных собак в нашей Америке. Почему? Не знаю. У нас тут даже бег трусцой и всякие жимы, обожаемые мужеподобными леди и женственными джентльменами, есть не признак здоровья, а симптом явной дегенерации человека, некогда существа физически полноценного, в мускульном труде и на своих двоих сжигавшего лишние калории. Не это ли, кстати говоря, одна из причин тайной, а временами и явной войны полов, победителями в которой вполне могут стать чужого дяди живчики в пробирках и биологи, богатеющие на клонировании новых поколений? Что касается жизни в Поднебесной, то она, полагаю я, все еще на много порядков естественней и традиционней, чем на Западе. Да и в мифологии, религии и философии китайцев четко разделены, при дивном, заметим, их слиянии, два Великие Противоположные Начала - Мужское и Женское, Ян и Инь, что, на мой взгляд, продолжает воздействовать на психологию и, в конечном счете, на физиологию самого многочисленного, не забудем, народа на белом свете. Может быть, именно поэтому в Китае пока еще, слава Яню и Инь, нет почвы для оголтелого разгула экстремистского феминизма. А женоподобные мужчины, выглядевшие не голубыми товарищами, а просто людьми нездоровыми, попадались мне на глаза. Попадались. И это лишний раз утверждало меня в давнишней моей вере в то, что именно Женщина - представительница сильного пола, а не мужчина. Осмелюсь повторить одну премилую банальность. Женщина настолько биологически сильна и восхитительно интуитивна, что снисходит до поддержки в крайне тщеславном, от природы внутренне неуверенном мужике иллюзии первородства и разного типа превосходств. Женщина, если угодно, это мощный магнит, а мы, мускулистые дяди, всего-навсего железные и стальные опилки, довольно комически считающие себя наделенными более сильной, чем у прелестного магнита, притягательной силой... В общем, в массе самого многочисленного народа практически нема мужеподобных дам, а женоподобных товарищей - минимальное количество. Отсюда и мощное сексуальное полюшко жизни, возделываемое в пределах рода без лишнего французского шума и хвастливого самолегендирования, каковое имеет место в Грузии и в Италии.
Кроме того, Мао, как всякий хитрый тиран, будь то Ленин, Сталин или Гитлер, сумел вовремя отвести от себя удар миллионных толп людей, достаточно очумевших от голодухи, экстремистского идиотизма партийных боссов, больших скачков и прочей социальной вивисекции действительно талантливого продолжателя преступного учения Ленина-Сталина. Поэтому безумие толп обрушилось на якобы врагов любимого вождя, просто на шибко вумных интеллектуалов, на несчастных пианистов и, конечно же, на памятники классической старины, неприятно напоминавшие молоденьким варварам о гегемонии помещиков, капиталистов и аристократов императорских времен. Варварски были разрушены - не раз мы в этом с горечью убеждались, - особенно в провинциях, а не под боком у Мао, в пекинской резиденции императоров, многие пагоды и иные шедевры национальной архитектуры. А во всем даже умело восстановленном всегда видится мне нечто протезное или, что еще горестней, невыносимо трагическое, как в фотографиях лучших людей России, изведенных в застенках разных Лубянок.
И все же кое в чем нам с Ирой повезло, кое-что неописуемо прекрасное, выдержавшее единоборство с варварскими толпами Мао, мы все-таки увидели, но об этом позже.
Меня все-таки укачало в тачке и сморило. А на автобусной станции был уже иной Пекин. Многолюдье, толчея, крики кондукторш и водителей, некоторая давка при посадке в автобусы, напоминающая давку в Москве и в российской глубинке в часы пик... скопление лавок не только со всякой дорожной жратвой, но и со стройматериалами, с тряпьем... кока-кола - никуда и нигде от нее не денешься... пиво, европейское, японское, австралийское и местное, кстати, замечательное по своим качествам...
Ох и жаден глаз на первые впечатления! Зазевавшись, я потерял и провожатую нашу, и Иру. Провинциалы пялятся на меня как на инопришельца и крайне диковинного зверя. Толпой обступили. Ну а толпа китайцев это вам не толпа исландцев, которых и без того мало. Но у меня от такого многолюдья праздничное, по детской еще привычке, настроение. Озираюсь по сторонам.
По-детски же перетрухнул, что потерялся. Что-то у кого-то спрашиваю. Многие смеются. Весело (явно насчет меня) переговариваются. Ничего не понимаю. Мой плохой английский тоже никто не понимает, а разговорник у Иры в сумке. Беда. Пекин, елки-палки, даже не Париж, где снобы-ксенофобы демонстративно презирают английский, гнусно молчат в ответ на вопрос, но иногда пожалеть все-таки могут заблудшего туриста. А тут никто, видать, английского не знает.
Мне в стресс лучше бы не впадать. Может, думаю, для бодрости духа поддать? Но виски в сумке у Иры. Чтоб предупредить стресс, прибегаю к русской народной психотерапии, исторически проверенной и практически безотказной: вслух проклинаю себя самыми страшными матерными ругательствами. Тут же физия моя нервозна и похабна заливается краской стыда. Очень пожилой дядя говорит мне приветливо на неплохом нашем, великом и могучем: "Если вы жену, детей, бога, душу, мать потеряли сейчас, мы радио скажем позвать, здравствуйте, добро пожаловать, чем богаты, всегда рады, как говорится, до дома до хаты"..
Клянусь, услышать в такой ситуации русский - да это же, как подыхая в Сахаре от жажды, напасть вдруг на родничок с ледяным виски или просто с водой! Найдут меня, сироту, не оставят, подумал я и пристал к дяде с вопросами, что, как и откуда у него такой совершенный русский.
Миша меня, говорит, зовут... Институте в Урале учился... Нижний Тагил сталь разливал... любовь был... Клавдия... обком сказал: лучше, парень, коммунизм уезжай сам себе строить... рис сажай... Клавдия колхозу нужна... доказываю: любовь, товарищ, не картошка, даже не водка... русский китаец братья навек... какой там братья!... водку пили, песни пели... Клава... Клава... силком обратно отправили, а тут партия тоже к себе не взяла... ревизионист, объявили, враг народа, значит... Теперь все хорошо... жена, дети, пенсия... слава Богу... всегда добро пожалуйста...
Тут вижу: вихрем мчится на меня разгневанная Ира. Как, думаю, все прекрасно складывается, жаль только разбитую любовь бедной Клавы и сталевара Миши... Ему напоследок успел все-таки сказать что-то крайне залихватское насчет грустных странностей жестокой жизни на Земле. Из-за Ириного гнева ни адреса, ни телефона не успел, дурак, взять. Уселся на свое место. Музыку включил водитель раньше, чем мотор автобуса. Заунывно-радостная такая оглушающе зазвучала мелодия расставания со столицей и ожидания приезда в провинцию. Поехали в Тайюань!
ЧАИНКА ВТОРАЯ
После установления личного рекорда продолжительности пребывания в небесах, решил слегка по-земному расслабиться. Врезал из горла виски и заел его половинкой китайской сосиски. Булку и сосиску, то есть нечто темно-оранжевое, длинное, в прочном пластике, успела купить для нас наша милая опекунша.
Поверьте, в колбасном изделии было три процента свинины, массированно подстрахованной от быстрой порчи зернистым крахмалом. Если уж американская сосиска, как, впрочем, и народная сосиска брежневской эпохи, есть совершеннейшие выродки в старинном семействе сосисочных изделий, то слопанное мною, просто вон из кожуры лезло, чтобы, будучи изделием картофельной, как нынче говорят, национальности, нахально втереться в почтенный колбасный ряд хотя бы на правах дальнего родственничка. Вот они, думаю, дурные веяния века, вот они, великому кормчему жевать бы их в мавзолее до конца света, плоды слепого пресмыкательства старинной китайской кулинарии перед конвейерами серости и бездушными стандартами американского нарпита. Слаба оказалась компартия Китая. И тут, видать, никуда не деться народу от проклятых хот-догов и кока-колы. Слюнки глотаю, вспоминая карские в "Самоваре" и цыплят-табака, не говоря уж о рыбном ассорти...
Покемарить бы, мечтаю, часок-другой, потому что до Тайюаня, столицы провинции Шанси, куда пригласил Иру институт финансов и экономики для натаски в английском молодых строителей человечного капитализма с социалистическим лицом, - до Тайюаня шесть часов еще переть. Размечтался, видите ли, поспать захотел! Куда там! Вдруг рев и грохот раздался, на дюжине телеэкранов замелькали титры, а потом и кадры какого-то жуткого фильма про уголовников зеков в зверски жестоком лагере Гонконга.
Вопли-сопли... стрельба... побои... блатные драки... муки-суки-мотогонки на судзуки... - казалось, вся эта ушираздирающая мура возжаждала свести меня с ума... Что делать? как возопили бы на моем месте Чернышевский с Володей Ульяновым. Я принял единственно правильное в такой экстремальной ситуации решение. Сначала спускаюсь прямо в тартарары сортира, так низко расположенного в днище салона и так дрожащего под ногами, что... поверьте, даже при мощных трясках в южно-корейском боинге не испытывал такого страха. Впрочем, по сравнению с салоном, сызнова простите за вполне уместную звукопись, сортир был не адом, а всего лишь чистилищем. Тем временем совсем стемнело. Так что даже не поглядеть на заоконный пейзаж и не отвлечься от безумного грохота дюжины ящиков над головами. Как тут не сказать, что китайцы - народ необыкновенно шумный, обожающий грохот барабанов, медных тарелок, треск петард, песни, хохот, застольные громкие споры. К тому же мало кто стесняется громко окликнуть знакомого в местах многолюдных, а ведь немноголюдных публичных мест в городах Китая еще меньше, чем сливовых рощ на полюсе...
В общем, вновь врезаю виски. Желание спастись от неимоверно громкой стрельбы, ударов кулаками ментов в "бубны", то есть в лица зеков, от актерских спастись реплик, стрельбы и музыки - было таким мое желание страстным, верней, таким молитвенным, что задремал. Уверовав в силу автогипноза, уже не был беспомощной жертвой проклятых грохочущих ящиков. Ничего... ничего, дремотно мечталось мне, скоро до боссов китайского автобусного бизнеса дойдет, что надо бы и на земле выдавать пассажирам вшивенькие наушники, как это делается в небесах и на море.
К слову говоря, в Китае много чего предстоит сделать не только для развития высокоприбыльного туризма, но и для сравнительно комфортной жизни самих китайцев. Проблем в огромной стране и у самого многочисленного народа в мире, как я вскоре понял, навалом. Демография, экология, развитие экономики и сельского хозяйства, оборотная сторона высоких темпов роста, регионализм, нацменьшинства, Тибет, борьба с коррупцией, преступностью и наркоманией и так далее. Ни в одну из этих проблем, естественно, еще не успел вникнуть. Ведь взгляд туриста - обычно взгляд торопливый, жадный, а оттого поверхностный и слегка праздный, хотя весьма полезный как раз в силу своей поверхностности. Взгляд, брошенный с птичьего полета даже старым гусем с рюкзаком за порядком потрепанными крыльями, способен выхватить то, что сделается объектом пристального интереса и глубокой сердечной привязанности. Зачастую именно он, этот взгляд, становится папашей мечты о более вдумчивом знакомстве с разными городами, с глухими провинциями, с культурой и бытом стран и народов. Между прочим, нескованность, скажем, социологическими и политологическими задачами, то есть незашоренность глаз, буквально с первых же дней пребывания в Китае дала мне возможность учуять да и увидеть массу доказательств того, что начисто отсутствует в атмосфере энергичной здешней житухи, - отвратный душок всенародного депрессивного состояния. Душок этот, не переставая, изводил меня в одной стране, в России. Лично я, исходя из причин, вызывающих это состояние, верней, массовое заболевание, называю его красной депресней.
Поверьте, просто невозможно было не учуять, что китайцы порядком психически превозмогли за двадцать лет действенной ихней, а не сюрреально криминальной и туфтовой перестройки, как в России, память о лишениях и кровопролитиях, на которые обрек их Мао. Он ведь был типичным фюрером-утопистом, экстремистом и безответственным экспериментатором, как, впрочем, все бесноватые революционеры, дорвавшиеся до рулей власти. Ну а разве нормальное настроение жизни - жизни необыкновенно трудной, но полной реальных надежд - это не главное в Китае, думалось мне не раз, разве это не залог того, что почти полтора миллиарда китайцев утверждают основы новой социальной и духовной жизни, несмотря на отсутствие в стране высоких, удобных для комфортной жизни граждан стандартов, скажем, шведской демократии и по-американски шустрой бюрократии, несмотря на необычайную задымленность воздуха, загрязненность рек, перенаселенность и прочие сложные дела. Кстати, если бы я сравнивал увиденное в Китае с положением дел не в России, как-никак некогда взявшей с собой Китай по одному уголовно-политическому преступлению против собственных народов, их культуры и исторической памяти, а, к примеру, с положением дел в той же Швеции или в Америке, то не дух у меня захватывало бы от искреннего восхищения перед успехами китайцев, а приуныл бы я и, возможно, трудно было бы мне поверить, что и горы они своротят, и разные со временем разберут завалы, и залижут ужасные раны, и пахать будут с утра до ночи в мелких бизнесах, на полях и на бесчисленных стройках - одним словом, удачно начнут обустраиваться...
Наконец-то кончился жутковатый гонконгский фильм. Словно по команде, заснули, утомленные воплями и драками пассажиры. А я, подремав, бодрствую. За окном тьма тьмущая. Возможно, еще и поэтому в памяти у меня - лицо и фигура бывшего уральца... в памяти моей мелькают кадры исторического фильма про то, как Никита Сергеевич скандально поссорился с братом на век, Мао Дзе Дуэньлаичем. Лет сорок с тех пор прошло. Вон он какой непредвиденный оборот крутануло колесо истории, когда один крепко вставший на ноги брат, взял да и перекрыл из-за каких-то там малопонятных всем нам, совкам, разногласий в партийных делах и марксистских планах - перекрыл кислород своему полунищему, доверчиво пошедшему по братскому красному следу братцу. А если б не перекрыл, то, вероятно, совсем по иному сложилась бы и без того достаточно сюрреальная история последних десятилетий этого века. Но слава Богу, что и в истории, и в жизни многое иногда случается к лучшему. Продолжай дружить оба брата - вовек не пришла бы ни одному из них в голову мысль о необходимости быстрейшей ревизии проклятого утопического Учения. Великий, но, что гораздо важней, башковитый и дальновидный Ден Сяо Пин на десять лет ухитрился обскакать старых маразматиков из политбюро КПСС. Целых десять лет раскачивались мавзолейные наши кадавры, пока Китай одною ногой осторожно, как Мао в Янцзы, входил в стихию рыночных отношений, а другую удерживал на твердых почвах заботы о социальных нуждах народа. И хватало у него рук не дать мелким рукам стать хозяевами теневой экономики страны, запретить перекачку ими валюты в банки Старого и Нового Света, поощрить их инвестировать ее в экономику одной страны, с жестокой силой поддерживать законы, защищающие жизнь и имущество граждан, развивать связи с мировым бизнесом, поддерживать здравоохранение, образование огромного народа и так далее. А о том, чего добилась за десять лет перестройки моя страна, Россия, в Китае лучше было не думать. Тошно становилось на душе от сравнений новых исторических путей двух великих многострадальных народов. Тошно. Вновь я с ужасом думал: куда же смотрели вы все эти десять лет, господа генералы с Лубянки? С кем боролись? С поэтами, художниками, танцорами, прозаиками, музыкантами, философами, социологами? Что за мысли поворачивались в зажравшемся мозговом тесте, работавшем на нескольких дебильных динозавров из политбюро? Изучало это тесто практический опыт Китая, враз порвавшего со всем тем, что парализовало энергию миллиарда китайцев, держало их в голодухе и вдали от перспектив нормальной жизнедеятельности? Наверняка изучало. Лубянка никогда не испытывала недостатка в объективной информашке насчет сравнительного положения дел внутри страны и в Китае. И все же, из года в год продолжали вешать лапшу на уши старцам из политбюро ушлые цекистские референты да лубянские дезинформаторы. Хотя именно они-то, как теперь стало ясно, прекрасно успели подготовиться к уркаганской дележке державной собственности да партийных бабок. А время и возможность позаимствовать у прагматиков-китайцев проверенные на практике реформистские идеи - все это безнадежно было потеряно. Куда там теперь России догонять Америку! Китай ей рано или поздно догонять придется, чтобы не бухнуться ему в ножки с протянутой рукой. Вон он - со страшной силой рванул в новое тысячелетие, сбросив с плеч тяжкий балласт догматизма и шизофренических грез...
Разные чувства и мысли обуревали меня в автобусе. Я и заснул, размечтавшись о том, как познакомлюсь со здешней жизнью, как поездим мы с Ирой по стране, по старинным местам и по городам побродим... Разбудил меня музыкальный гром - сразу во всех ящиках. Песней счастливого прибытия это называлось.
Наконец-то Тайюань, приехали!
Странная вещь, больше суток добирались мы автобусом, самолетом, снова автобусом и всякими такси до Тайюаня, столицы провинции Шанси, и наконец-то прибыли на место нашего назначения, как сказал Пушкин, лучший друг изгнанников, путешественников, а также командировочных. Больше суток добирались, а сна - ни в одном глазу, и, очевидно, от радости, что довезли ее не разбитой и не трещащей от мигрени, башка моя чиста, как стеклышко. Прибыли на стареньком, загазованном, словно душегубка, ужасно дребезжащем, но бесстрашно юркавшем на улицах таксомоторе. Напоминала эта тачка не легковушку, а ржавую коробку из-под сардин в томате, из тех, что валяются на пустырях и помойках. Скажу, чтобы не забыть, в столице провинции Шанси полно и комфортабельных такси - фольксвагенов, фиатов и даже нескладных волг, но большинство машин - это тачки вроде нашей. Если бы американские рвачи умели ремонтировать людей побитых хворями и к тому же малоимущих с такой восхитительной любовью, с какою в Китае умеют продлять жизнь бедненьких машин, давно свой век отживших, то, любой нью-йоркский бомж тянул бы лямку своей судьбы лет на тридцать дольше Роллс-Ройса миллионера Нахамкина. Прибыли. Въезжаем на территорию института экономики и финансов. В темнотище белеют и сереют учебные корпуса, здания общаг, пятиэтажки учителей, администраторов и обслуги.
Насчет деревьев - не густо. Вырубил тут Мао целые леса на растопку допотопных домен, так и не догнавших заводы Питтсбурга и Нижнего Тагила по производству чугуна и стали. Запах какой-то не очень приятный вокруг.
Эдакая смесь пустыря с помойкой и тотальной индустриализацией. Тем же Нижним Тагилом, в общем, потягивает. Чует моя душа, обожающая лунную меланхолию, что луна вроде бы должна быть в небесах, но ее ни хрена что-то не видать. Снова чуть забегая вперед, скажу, что утром и солнца в небесах не приметил. То есть светило светило, но было похоже на полную луну. Вот какой смог в тех краях. Там ведь поблизости уголек добывают и варят медь.
Вообще, в Китае так хреново обстоит дело с экологией в густо промышленных регионах, что ситуация поистине трагична. Причины чрезвычайно просты. Например, я, наш Даня и спаниель Яшка - мы втроем плюс гости так регулярно засираем сверху донизу три этажа таун-хауза, что если бы Ира не прибирала за всеми нами и за всех нас, не пылесосила и не вымывала, то все мы, включая ее, заживо заплесневели бы за пару месяцев. Вот и Китай - в сводках пишут о росте добычи угла, а приходили мы из города с хрустом пыли угольной на губах и с рожами героев кинофильма "Большая жизнь". Я уж респираторы хотел купить для наших сопаток, но студенты сказали Ире, что лучше всего чаще отплевываться и сморкаться, чихая на все декадентские тонкости буржуазных манер. Так что в Америке пришлось мне с трудом отвыкать от этого народного способа борьбы с техпрогрессивной тухлостью окружающей среды. Китай много чего производит своими силами для себя и на вывоз, вон в любом кей-маркте и джей-си-пенни тьма тьмущая китайских товаров, но пока что правящей компартии начхать, насморкать и наплевать на приборку в доме проживания всей нации. Вал надо гнать со всенародным азартом. Таков уж Китай. Здесь неспроста веками и нынче на каждом шагу азартно играют в картишки и в многие иные игры. Вот и вся нация во главе с партийными крупье многим рискует, игра по-крупному, пошла нация ва-банк. Ставки очень уж велики и привлекательны, а историческая игровая ситуация весьма для Китая благоприятна. К тому же бывший СССР крепко попал за все ланцы в холодной войне, а России вряд ли теперь дадут отмазаться ушлые руки мировых финансов и экономики, одной рукой дающие ей в долг под проценты на игру, а другою старающиеся отныкать большую часть выигрыша...
Забудем об этих грустных материях, как однажды вечерком лирично сказала мне знакомая завсельпо, когда колхозные руки сперли у нее партию дефицитного ситца и черного плюша...
Проводница наша расплачивается. Я хочу от себя лично отстегнуть водителю чаевые за дивное мастерство вождения старушки-тачки, но мне дано было понять на английском, что в Китае нигде, НИГДЕ не принято давать чаевые, да и брать их тоже. Не буду лукавить, радость моя намного превысила легкое огорчение. Скажем во Франции и в Италии - странах, отвратительно развращенных туризмом - безъязыкому путешественнику не просто разобраться, сколько оставить гарсону кабака, чтобы не показаться жлобом нагловатой и капризной этой персоне, а себе - безрассудным купчишкой. НИ-ГДЕ! Замечательно. Неужели ж, думаю, это компартия довела до такого неслыханного благородства и даже, я бы сказал, апофеоза чувства достоинства миллионы таксистов, носильщиков, официантов и прочих рыцарей обслуги?
Второю радостью было то, что поселили нас в чудеснейшей, уютной, чистой, вполне со вкусом обставленной, огромной, по местным условиям и нормам, как впоследствии понял, квартире. Газ, горячая вода, ящик, стереосистемка, холодила, телефон, цивильная ванна, а в углу ее - импортный, то есть советский унитаз времен братства навек. Внутри него марка завода "30 лет Октября" и серп с молотом. Это еще одна приятная неожиданность. Дело было не в прекрасной возможности огульного глумления над святыми эмблемами глуповатой плебейской утопии. Уж больно много чего страшненького наслышался о квартирном быте в Китае, особенно о зияющих под ногами дырах в общественных сортирах.
В Китае, и правда, навалом так называемых резких социальных да и бытовых контрастов. Красавцы-небоскребы, фасады которых отделаны мрамором, гранитом и обожаемой в этих краях бронзой, соседствуют с неописуемо жалкой кирпичной вшивотой. На таком фоне даже местные хрущобы кажутся жилищными массивами зажиточных людей, хотя обитают там пролетарии, мелкие служащие и прочие рядовые граждане. Но дело-то вот в чем. Где их только нет контрастов этих, вежливо говоря, социальных? Они и в богатющем Нью-Йорке имеются. И в Римах с Парижами. А уж в Москве, здорово, надо сказать, подновленной и местами зашиковавшей, ужасно на каждом шагу возмущают они ум и бередят душу. Но в Китае, где за двадцать реформистских лет динамика жизни общественной, коммерческой и промышленной становится такой прыткой, что руководители страны временами просто побаиваются темпов роста, - в Китае неудержимое стремление построить на месте всякого старья и нищей вшивоты действительно новую страну, вызывает, во всяком случае, у туристов, не чувство безнадеги, но уверенность в том, что неприглядность некоторых мест - дело временное...
Только мы, как говорится, соскочили с лошадей, как нагрянула к нам с визитом интересная такая дама, лет сорока пяти, Вэнди, говорит на сносном английском, меня зовут, хау а ю?... Тут же зазвала в ресторан от имени кафедры русского языка. Ну, у меня сразу слюнки потекли, несмотря на вялость и усталость. Я ведь мечтал полопать в настоящем китайском кабачке, а не в американизированной забегаловке Чайна-тауна. И завела нас Вэнди в ресторан для профессоров и товарищей администраторов при комбинате питания Института.
Встречают нас две девушки-официанточки. Щечки у них смуглые и умные так и пышут щечки искренней расположенностью к клиентуре. А глазки девушек формой своей и цветом косточки тех же свежих персиков напоминают. Стройны девушки. Не сказать, что обе они были красотками из тех, что выворачивают длиннющие бедренные мослы на подиумах мира или ошиваются на базарах Голливуда, но невозможно было не учуять в простых лицах и фигурах девушек, точней говоря, в их существах и в их нисколько не лакейских манерах то драгоценное качество, которое издавна именуется женственностью. В Китае я не переставал удивляться наличию этого самого качества не только в молодых и свеженьких особах, но и в женщинах средних лет, и в старушках - вообще в женщинах. И это, между прочим, несмотря на то, что большинство из них одеты просто, не наштукатурены, не сверкают кожами и не шуршат шиншиллами манто, да к тому же на глазах твоих ишачат, волокут на горбинах и на велосипедах тюки с мешками, кашеварят, торгуют, дворничают, водят троллейбусы, служат в армии, торчат в конторах и так далее.
Соответственно, ни разу я не встретил в Китае мужеподобных девушек и женщин, которых - как стерилизованных собак в нашей Америке. Почему? Не знаю. У нас тут даже бег трусцой и всякие жимы, обожаемые мужеподобными леди и женственными джентльменами, есть не признак здоровья, а симптом явной дегенерации человека, некогда существа физически полноценного, в мускульном труде и на своих двоих сжигавшего лишние калории. Не это ли, кстати говоря, одна из причин тайной, а временами и явной войны полов, победителями в которой вполне могут стать чужого дяди живчики в пробирках и биологи, богатеющие на клонировании новых поколений? Что касается жизни в Поднебесной, то она, полагаю я, все еще на много порядков естественней и традиционней, чем на Западе. Да и в мифологии, религии и философии китайцев четко разделены, при дивном, заметим, их слиянии, два Великие Противоположные Начала - Мужское и Женское, Ян и Инь, что, на мой взгляд, продолжает воздействовать на психологию и, в конечном счете, на физиологию самого многочисленного, не забудем, народа на белом свете. Может быть, именно поэтому в Китае пока еще, слава Яню и Инь, нет почвы для оголтелого разгула экстремистского феминизма. А женоподобные мужчины, выглядевшие не голубыми товарищами, а просто людьми нездоровыми, попадались мне на глаза. Попадались. И это лишний раз утверждало меня в давнишней моей вере в то, что именно Женщина - представительница сильного пола, а не мужчина. Осмелюсь повторить одну премилую банальность. Женщина настолько биологически сильна и восхитительно интуитивна, что снисходит до поддержки в крайне тщеславном, от природы внутренне неуверенном мужике иллюзии первородства и разного типа превосходств. Женщина, если угодно, это мощный магнит, а мы, мускулистые дяди, всего-навсего железные и стальные опилки, довольно комически считающие себя наделенными более сильной, чем у прелестного магнита, притягательной силой... В общем, в массе самого многочисленного народа практически нема мужеподобных дам, а женоподобных товарищей - минимальное количество. Отсюда и мощное сексуальное полюшко жизни, возделываемое в пределах рода без лишнего французского шума и хвастливого самолегендирования, каковое имеет место в Грузии и в Италии.