- Что же они, идиоты, не могли позже деньги посчитать? Еще бы уснули тут же на месте, - пробурчал Валера, и та, что наблюдала сверху, хихикнула. Трагедия не касалась ее, то есть, для нее это вовсе не являлось трагедией.
Юрасик проворно суетился вокруг лотка, но стойки на самом деле собирал Валера, удивляясь до отвращения способности Юрасика развивать бурную деятельность, которая не давала результатов.
- Все, мужики, поехали, - Борис снизошел до того, что помог им занести коробки с книгами в машину.
- Куда? - поинтересовался Валера, и Юрасик зыркнул на него - чего, мол, спрашиваешь, когда шеф распорядился, поехали и все.
- Ко мне поедем, на конспиративную квартиру, - объяснил Борис, заметно расстроенный. Валера даже удивился: неужели, правда, так расстроился из-за нелепой гибели одной из своих шестерок. - Я на машине, и в кабак не хочется. Завтра не работать, все равно. Лучше на квартире помянем, в случае чего, там и обрубимся. А утром я вас развезу.
- Ну что ты, Борис, мы сами, мы сегодня разойдемся, зачем тебя стеснять, - занудил Юрасик, но Борис не счел нужным отвечать, прихлопнул дверцу "каблука", как нудную реплику.
- Давайте я пока в магазин слетаю, - предложил Юрасик, что выглядело совсем уж глупо - на машине явно быстрее, да им еще за Сергеем заезжать. И потом, раз Борис приглашает, должен и проставить, его же работник погиб.
Конспиративная квартира Бориса поразила Валеру, обычно не чуткого к такого рода вещам, вопиющей безликостью. Странно, неужели приходящие сюда дамы, а квартира наверняка содержалась Борисом для этих целей, не приносили с собой ничего, кроме собственного тела: ни запаха духов, ни забытой второй - зубной щетки в ванной на полочке, ни скомканного носового платка в углу дивана. Или кровати? Описать комнату казалось невозможным даже находясь внутри нее. А может быть, безликость жилья помогала Борису освободиться, пусть на время, от чересчур выраженной собственной индивидуальности. Но водка, которую Борис щедро разлил по стаканам, несомненно могла быть куплена только им, пусть бы ему даже пришла идея покупать ее в самом захудалом ларьке с треснувшими стеклами. Настоящая, как все у Бориса, водка, приготовленная, как положено, из ржаных, а не пшеничных зерен, с использованием воды из речек Зузы и Вазузы, на чем настаивал Похлебкин в незабываемой книге, которая, увы, теперь не редкость, мало редкостей в их деле, а до антиквариата Валере не добраться никогда. Вечно так, одним все, а другим ничего, - Валера привычно процитировал Аверченко, не подозревая об этом.
Борис поднял стакан, коротко взмахнул рукой и без лишних слов выпил.
- Ах господа! - неестественным тоном, неестественнее было только обращение, начал Юрасик, - какого друга мы потеряли! А сколько раз я предупреждал его, чтобы он поосторожнее...
- Поосторожнее - что? - вмешался Валера.
- Вообще поосторожнее, - печально заключил Юрасик.
- Разве вы так часто пересекались? - Валера не мог обуздать неуместное раздражение.
- Мы всегда понимали друг друга, - несколько загадочно и обтекаемо отметил Юрасик. - Это со стороны могло показаться, что мы спорим, а на самом деле, он обожал со мной разговаривать. Он сам звонил мне, вот и в прошлом месяце... - Юрасик внезапно развернулся к Борису. - Тебя он очень ценил, ясное дело. Любил очень. Уважал. - Юрасик задумался. Перечень глаголов, долженствующих описать то, что хотелось ему выразить, иссяк. - Какой человек был! - Определения закончились столь же внезапно. Юрасик поступил честно и последовательно, он протянул к шефу опустевшую рюмку. Незначительное мышечное усилие вернуло ему рюмку полную. Но слов набиралось меньше, чем ржаных зерен, пущенных на приготовление рюмки аква витэ.
Валере не потребовалось копаться в себе, чтобы осознать, что раздражает его больше: внезапно проснувшаяся любовь Юрасика к покойному, которого он терпеть не мог и боялся при жизни или заискивание перед Борисом. Раздражало то и другое, тем сильнее, чем искреннее проявлялось. Юрасик сейчас действительно верил в то, что они с Тиграном были связаны чувством крепкой, по достойному солоноватой, в духе шестидесятых, мужской дружбы. Перед Борисом кадил не из корысти, а исключительно от полноты душевной, от любви к власти как таковой, в Борисовом воплощении, не за хлеб, не за страх. А поверх этого все-таки ограниченного раздражения беспредельно сияло, как небо вне радуги, недовольство, что не он сам, лично Валера, служит предметом любви и почитания, пусть такого жалкого существа, как Юрасик.
Что же он должен подохнуть, что ли, чтобы заслужить достойное к себе отношение? В нетрезвом мозгу закачалась, укрепляясь по мере увеличения опьянения, мысль, что никто никогда не мог оценить его по настоящему. Жена? Что жена, что думать о ней сейчас. Мать? На то она и мать, чтоб любить сына не рассуждая, но от его маман такого не дождешься. Валера лихорадочно взалкал любви и уважения равного по полу и вспомнил, наконец, об Алике. Алик не подведет, он придет в гости по первому зову и продемонстрирует все, что Валере от него требуется. У Валеры есть-таки собственные почитатели, причем не по долгу службы, как у Бориса. И с Юрасиком Алика не сравнить. Оба слабаки, конечно, но Алик все ж таки покрепче будет. Надо Алика пригласить, на настоящего друга он не тянет, но на бесптичьи и жопа соловей.
С подобными светлыми мыслями Валера покинул не оценивших пророка в своем отечестве одним из последних, когда кончилась правильная водка, а Борис не подтвердил приглашения остаться на ночь. Денег на помин пожалел, не иначе, только языком трепать горазд. Ничего, Валера завтра устроит свою вечерушку, мало не покажется, широкой натурой природа не обделила, не то, что этого жмота, хуже нет - не допить. И головастик недоделанный вечно под руку лезет, Борис то, Борис се, в таких условия не поговоришь. А потому что не слушают, дебилы. Кулаком бы по столу шарахнуть, но перед Валерой оказалась лишь дверь собственной квартиры, и зашел он тихо, чтоб не будить мать. Напрасно, записка на столе в кухне извещала его об очередной материной отлучке.
Валера лег не раздеваясь, и тяжелый сон потащил его по крутому склону наверх, к гарантированному обрыву, не иначе. Валера не верил снам. Он не запоминал их.
Алик и Алла. Четверг.
После вечеринки у Володи Алик завел моду рано вставать, хотя никуда не должен был идти. Сон расстроился от неумеренных возлияний. Сегодня голова, как ни странно, не болела, но шум, производимый Аллой собирающейся на работу, раздражал. У женщин есть необоримая тяга к шуршанию целлофановыми пакетиками в шкафу, когда сон и без того капризен и некрепок.
Алик сел завтракать вместе с женой. О работе в "У Муму" не стал говорить, давно не рассказывал жене о работе - скучно, о визите к Володе рассказал еще вчера, с трудом удержавшись от упоминания о Вике. Любимые женщины существовали в его сердце параллельно, допустим, одна - в левом желудочке, другая - в правом, не мешали друг другу. Во всяком случае, Вика никакой угрозы для Аллы не представляла, жена - это дом в первую очередь, но и друг тоже. Здесь существовала некая странность, ведь друзьям принято рассказывать о своих проблемах, и Алика не раз так и подмывало рассказать о Вике, тем более, что их роман длился почти год, казался естественным и привычным, и казалось, что жена все знает, тоже давно и привычно. Словно оба только делают вид, что нет никакой Вики, а на самом деле все учитывается, и когда жена сообщает о том, что задержится, или напротив, придет с работы пораньше, то на самом деле предупреждает Алика, каким временем он может располагать. Или, действительно, Алла не догадывается? Если бы можно было с ней посоветоваться, если бы только один раз обсудить. Но нет, нельзя, даже если и знает. С Володей не поговоришь на подобные темы. С одной стороны у него все просто: делай что хочется, если тебе радостно делать это, а Володе похоже даже штраф платить радостно. А с другой стороны, как найдет на него философское состояние, как заявит что-нибудь, типа: "Я с плохим человеком и в постель не лягу!", что смешно и само по себе из мужских уст: подмена, теоретически совершенно правомочная, слова "женщина" словом "человек", сразу всплывает этакая рыжая феминистка с докладом "Роль мужчины в жизни человека", а еще смешней другая подмена, не замечаемая Володей: деятельности предстательной железы и всего, что к ней прилагается - нравственным критерием, то есть работой невидимой миру (меняющейся от века к веку, от города к деревне и от одного народа до другого) железы моралистической.
Поговорить с Валерой? Невозможно! Алик тотчас принялся размышлять, почему невозможно, благополучно забыв на какое-то время о чем, собственно, хотел поговорить.
Иные мужчины принимаются говорить, когда устают действовать, иные, когда расслабляются, допустим после пива или бани, а скорей всего, и пива, и бани, Алик принадлежал к тем мужчинам, которые говорят всегда: вместо действия и вместе с действием, если уж без него никак не обойтись. Но ситуацию с Викой действительно требовалось обсудить, разве нет?
Алик не отказался от употребления редких слов, выражающих нежность, тех, что появились у него вместе с Викой, тех, что никогда не слышала Алла, но произносил их по инерции, без чувства и напряжения, инерция приводила к тому, что слова выскакивали дома, где им совсем не место, Алла слегка цепенела после какой-нибудь "золотой девочки", но ненадолго. Алик не отказывался от свиданий один раз в неделю, на два раза времени, правда, не хватало. Алик вообще не отказывался от Вики, нет, он не собирался отказываться от Вики, а позавчера в ресторане, когда они сидели с Володей и Валерой, даже испытал жгучую ревность, почему-то решив, что Валера может соблазнить его маленькую подружку. Но иногда он думал, а как здорово было бы, если б их отношения можно было законсервировать. Навалилось много работы, Алик уставал, Алла все чаще заговаривала о ремонте квартиры, что способно вывести из равновесия даже диплодока, не то, что нервного нынешнего мужчину. Вика ему не прискучила, ну разве что самую малость. Но с нею надо же было как-то поступать!
Вика никогда не заводила речи о дальнейших перспективах, о браке, детях. В какой-то момент Алику показалось подозрительным такое молчание, возможно, Вика испытывает к нему совсем не то, что говорит, возможно, она не рассматривает их отношения всерьез. В таком случае он не имеет права отнимать у нее время, отнимать месяцы и годы ее жизни из того недолгого периода, когда женщина может устроить свою судьбу почти по своему желанию, может выбирать. Еще пара лет, и Вике станет гораздо труднее выйти замуж. А если она не любит Алика, к чему все это? Получалось, что он берет на себя ответственность за женщину, которой совершенно не нужен, что называется, берет грех на душу ни за что. И обида укреплялась. В конце концов Алик не выдержал и сам завел разговор "о будущем". Вика охотно откликнулась, у Алика отлегло от сердца, но потом стало гораздо хуже. Вика подробно принялась интересоваться его жизнью с женой, их квартирой, квартирой Аллиной матери, даже квартирой родителей Алика, где в последнее время жили чужие люди, поскольку отец не вылезал из загранкомандировок, а мать ездила с ним с тех пор, как Алик вырос для самостоятельной жизни. Алик отдавал себе отчет, что расспросы ее не от корысти, Вика не жадная, никогда не выпрашивает подарки, не требует походов по ресторанам, но все же, все же... Не имеет она права расспрашивать про Аллу, неужели не чувствует. Пару раз он постарался осадить подругу, Вика обиделась, с тех пор Алик отмалчивался, переводил разговор на другое, а Вика, как назло, вошла во вкус подобных разговоров и, похоже, начала страдать. Плюс к тому, в постели тоже все разладилось, Вика сделалась холодна, обидчива без меры, и вообще, неожиданно Алик понял, что с Аллой ему в постели ничуть не хуже. Неужели, все дело в привычке? Как только пропал элемент новизны, Вика утратила большую часть своего очарования.
Алик взглянул на жену, сосредоточенно намазывавшую два бутерброда: для себя и для него, отметил новые морщинки, бегущие к вискам, тени под глазами, несвойственное ей прежде жалкое выражение, и представил, о чем она думает. Представить это было легко. Алла думала о том, когда же наконец кончится история с Викой, как она измучилась от недомолвок, лжи. Настанет ли момент, когда они снова будут сидеть за завтраком напротив друг друга, и ничто не помешает им улыбаться и болтать, перескакивая с предмета на предмет, как в первые годы. Мучалась на всю катушку, и виноват в этом он, Алик. Он по честному скрывал все, но Алла так давно и хорошо его знает. Неужели придется расстаться с Викой? То есть, он обманет Вику, она верит ему, доверяется, а он ее обманывает. Не сейчас, позже, когда оставит - он предаст ее. И Вика не сможет сразу понять, как же так, она не сможет понять, что все прошло. Алик - предатель по натуре, ведь Аллу он тоже предает. От подобных мыслей закололо сердце, он сморщился.
- Что с тобой, - Алла внимательно поглядела на мужа. - Опять зубы?
Она наблюдала за Аликом все утро, и Алик ей не нравился. По всем признакам надвигался очередной приступ меланхолии. Алла давно и хорошо знала мужа и легко читала в его сердце, так же, как и в других сердцах. Стоило ей только намекнуть о предстоящем ремонте, и вот, пожалуйста, результат. Алла усвоила, что у мужчин отсутствует орган, который отвечает за вызов водопроводчика, но Алик превосходил все допустимые мерки. Никто же не утверждал, что ему придется переклеивать обои или белить потолки, все опять ляжет на Аллу, ей договариваться с маляром и ходить по строительным магазинам. Конечно, Алик зарабатывает, по крайней мере, сейчас стал зарабатывать, но долго ли это продлится? Любое предложение, требующее каких-нибудь действий повергает мужа в уныние. Алик не способен самостоятельно купить ей подарок. А где-то есть мужчины, причем не только в дамских романах, покупающие своим дамам даже нижнее белье. Но постель Алика не интересует, какое там белье. Лишь в последнее время наметилось некоторое оживление на этом фронте, наверняка, в связи с тем же ремонтом. Алла вспомнила недавнюю сцену в ванной и улыбнулась. Уж здесь-то можно не беспокоиться, последнее, чего стоит ожидать от Алика - это другой женщины. Его бездействие пропитало весь воздух в квартире, он состарился раньше времени, и Алла состарилась вместе с ним. У них никогда не бывает гостей, их серый плотный воздух вытолкнет любого. Редко-редко заходит Валера, бывший одноклассник мужа, но лучше бы и его не было, Алик не в силах разорвать эту условную дружбу, которая заключается в том, что Валера беззастенчиво пользуется Аликом. Что может быть у них общего? Только муж с его привычкой копаться в себе умеет найти привлекательность в подобном мужлане. Но черт с ним, с Валерой. Как же вынудить Алика посидеть с малярами, ведь Алла работает днем. Его вялость и апатичность, еще усилившаяся этой зимой, отнимают силы и у нее, не хочется ничего делать, встаешь утром с превеликим трудом. И никакой надежды на изменения, с возрастом все плотнее воздух, все тяжелее дается движение. А ведь Алле нет еще сорока. Муж смотрит больными глазами, сейчас Алла уйдет, а он завалится на диван бесцельно разглядывать потолок и пролежит до вечера. Собаку, что ли, завести?
- Ты сегодня не работаешь? - Алла надеялась сплавить мужа на вечер и разобрать кухню, одной гораздо проще это сделать, Алик сожрет и ту невеликую энергию, что она донесет после работы.
- Нет, Володя не звонил. - Алик понимающе поглядел на жену, она интересуется, встречается ли он сегодня с Викой, и поскольку не услышал в ее голосе надежды, на которую рассчитывал после недавней сумасшедшей - на четырнадцатом году супружества - любви, застигшей их в ванной комнате, прямо на стиральной машине, внезапно обиделся и добавил: - Я, может быть, к Валере съезжу.
- А без "может быть" ты не умеешь отвечать? - раздраженно спросила Алла.
- У тебя какие-то планы на вечер? - пошел на попятную Алик. - Я могу никуда не ходить.
Алла попалась в ловушку, не говорить же, что, напротив, она хочет остаться одна, потому она приняла единственно правильное решение сказать полу правду:
- Я собиралась заняться кухней, - тут Алик уже открыл рот, чтобы обреченно и немедленно предложить свою вредоносную помощь, - а соседка хотела кое-что посмотреть у нас.
Дальше продолжать не обязательно, соседки Алик испугается и можно не заканчивать дурацкую фразу, что же такое хотела бы посмотреть соседка у них на кухне.
- Ты подружилась с соседкой? - Алик удивился и подумал про себя, как же плохо должно быть Алле, если она ищет дружбы с соседями, совсем на нее не похоже. Соседка наверняка в курсе их семейных трудностей. Придется выдерживать испытующий, а то и ехидный взгляд посторонней женщины весь вечер. - В таком случае вам наверняка захочется поболтать, я только помешаю.
- Конечно, миленький, не думай, что я тебя выгоняю. - Алла встала из-за стола. Если не прекратить взаимные расшаркивания, они продлятся еще полчаса, и она опоздает на работу.
- Действительно, схожу к Валере. - Алик обратился к Аллиной спине, такой одинокой в дверном проеме.
Алла вышла на лестничную площадку, с неприятным удивлением обнаружив, что каждый шаг дается с трудом еще большим, чем обычно, словно идет она по колено в песке. Откуда такая разбитость во всем теле, ведь хорошо выспалась и не болит ничего. На мгновение потемнело в глазах, показалось, что сунулась лицом к лицу какая-то тень - у теней, разве, бывают лица? - полоснула крыльями. Что за чертовщина, некто невидимый явно хочет, чтобы Алла вернулась домой. Она не верила в совпадения и приметы, поэтому вернулась просто так, посмотреть, не забыла ли отключить газ на кухне. Алик, как положено, уже лежал на диване, и Алла рассердилась сама на себя, в конце концов, газ выключить у мужа хватило бы ума, зря вернулась. На улице ощущение разбитости пропало, и на автобусной остановке Алла забыла о мелкой неприятности, о неведомой летающей тени.
Алик лежал перед выключенным телевизором и раздумывал куда бы, действительно, сходить вечером. Идти к Валере просто так без повода представлялось неприличным, он никогда не ходил к Валере без приглашения, разве что в школе. Людмила Ивановна, Валерина мать, до сих пор пугала его, каждый раз видя ее в коридоре Валериной квартиры - входную дверь открывала именно она - он ждал реплики, услышанной впервые в седьмом классе:
- Шляются по чужим домам, словно своего нет!
Телефонный звонок заставил его подскочить чуть не на полметра.
- Валера! Ты будешь жить вечно, только что о тебе думал. - Алик перехватил трубку другой рукой и прислонился к стене лбом, в аккурат к пятну, темнеющему на обоях в память о прежних телефонных переговорах.
- Зачем думать, трясти надо! - свежей шуткой отвечал приятель, - У меня сегодня отгул за прогул, давай подгребай через пару часиков. - А чтобы Алик не очень-то возомнил о себе, добавил, как одолжение: - Посмотришь заодно мою вертушку, что-то она барахлит последнее время, звук плывет.
Не объяснять же Алику в самом деле, как тошно было вчера, не рассказывать же о смерти Тиграна.
- Я тебе давно говорил, что пора менять технику, никто не пользуется сейчас такой аппаратурой, мне и запчастей для тебя нигде не достать.
- Аппаратурой! - передразнил Валера, - коли ты такой умный, может, подскажешь, где тут поблизости деньги на деревьях растут? Меня моя вертуха устраивает, пластинки, опять же, куда я дену, заново все покупать?
- Ладно, придумаем что-нибудь, - согласился Алик и спросил все-таки, а Людмила Ивановна?
- Маман уехала на пару дней, так что ты купи по дороге шпрот каких-нибудь, напоить я тебя напою, а насчет жратвы - скучновато у меня. Да, приезжай не один, если хочешь, - неожиданно добавил Валера.
Алик не понял: - С Аллой? Но она на работе до шести, а вечером у нее дела с соседкой, - поспешил добавить, памятуя о том, что жена с трудом скрывает свое плохое отношение к другу мужа.
- Ну ты сегодня тупой, как Куликовская бритва, - Валера наклонил рожок изобилия каламбуров, - при чем тут Алла? Жена должна дома сидеть, а ты приходи еще с кем-нибудь, не догоняешь, что ли?
"Еще у кого-нибудь", то есть у Вики, сегодня был выходной, и у Алика зашевелилась опасная мыслишка, что Валера знает об этом. Тотчас попыталась вылезти наружу из темной памяти та, старая история с Валериной женой, Аликовой подругой, но он привычным пинком отправил ее обратно, сколько можно! Пять лет не переставая обдумывал ту ситуацию, получалось, что все кругом правы, тем не менее, все оказались несчастны и виноваты, если смотреть со стороны. Нет, не так, не то, чтобы все правы, но никто не виноват. И уже пришел к выводу, много позже, после собственной женитьбы, что нельзя допускать такую идею в свое сознание, нельзя считать, что никто не виноват, сам измучаешься и других измучишь, так нечего и сейчас начинать, кыш проклятая!
- Что замолчал? Да не бойся, не стану соблазнять твою курицу! - Валера громко захохотал, провидчески представляя, как у Алика вытягивается лицо.
Алик решил, что нет ничего обидного в реплике приятеля, несколько грубовато, пожалуй, но без вульгарности, по-мужски тяжеловесно, правильно, так и надо, жаль, что он сам не умеет оседлать эту плотную соленую волну и взрезать, взволновать равнодушную гладь разговора. И еще Алик решил, что ему хочется напиться сегодня, желание для него экзотическое, но последнее время не такое уж редкое.
Они договорились на три часа, у Алика оставалось время в запасе, чтобы уговорить Вику заехать к нему. Вика всегда отказывалась, да и Алик не особо настаивал. Мысль привести любовницу домой отдавала пошлятинкой, но сегодня ему показалось, что мир может оказаться гораздо проще и доброжелательнее, если он, Алик, перестанет взвешивать на весах себя и близких, в вечном страхе найти себя легче прочих.
Вика. Четверг
Вика ехать к Алику домой отказалась наотрез. Она только что получила вливание от подруги Светки, что нечего мужикам создавать комфортные условия, пусть получают свой секс (конечно, после того, как привыкли и оказались на крючке) с максимумом хлопот и неудобств. Иначе им и женится ни к чему, если все и так доступно. Вика согласилась с подружкой, тем более, что ей и самой не больно хотелось ехать. Никак не поймешь Алика, чего он хочет на самом деле: сегодня так, завтра иначе. Сам начинает про жену рассказывать, но стоит Вике спросить что-нибудь безобидное, немедленно уходит в сторону или замолкает. Говорит и обещает много, но на деле ни разу не подарил ей ничего стоящего, ни разу не приревновал, очень обидно. Неделю тому назад, когда они наконец выбрались в ресторан, Вика полчаса проторчала с идиотом Валерой в курилке, но Алик и ухом не повел. Все равно ему, что ли? Любой на его месте давно бы Валерке врезал, особенно, когда он Вику из кухни выгнал, а Алик ни рыба, ни мясо, взял и не услышал. Больше года встречаются, а Вика до сих пор не может сама ему домой позвонить, значит, не собирается с женой разводиться. Зачем тогда кормит пустыми обещаниями? Но хуже всего стало сейчас, после сцены с Валеркой, когда этот козел выгнал ее из чужой кухни, как случайную шлюху. Так не поступают с девушками друзей, с теми девушками, к которым друзья серьезно относятся. Почему Алик не ведет себя как мужчина? За кого он Вику принимает? Она ведь явно заслуживает лучшего за год беспорочной службы. Светка утверждает, что Вика доверчива от лени: лень подумать, лень разобраться в человеке, лень изменить собственное отношение привыкла Алика "любить", теперь не перестроиться. Но когда спишь с кем-нибудь, невольно влюбляешься, факт. Бывает иногда и так просто, по случайности. Иногда, правда, лень отказывать, доказывать то есть, особенно когда все уже хорошо выпили. Но потом начинаешь с человеком встречаться - и все нормально. Почему-то у Вики за всю жизнь не сложилось ни одного серьезного романа, только вот с Аликом. Странно, на лицо и по фигуре - не хуже других, одеваться как хочется не получается, но не может быть, чтоб это служило серьезной помехой. А где знакомиться? В магазине? Но Вика работает в отделе галантереи, там мужчин нет. Сходить бы в ночной клуб, в казино, но нет ни компании, ни денег. Есть же семьи, где по одному ребенку, вот и Алик тоже один у родителей. А если у Вики еще две сестры, двойнята, тут не разбежишься, хорошо, она старшая, а то пришлось бы донашивать чужое, немодное, как ее двойняшки за ней донашивают. Когда они совсем вырастут, вообще труба будет, и сейчас по головам ходят, а потом... Ни хрена родители не думали, рожали в свое удовольствие, а теперь живи, как нищенка. Время идет, ни мужа, ни жилья, ни престижной работы, куда деваться - непонятно. Фигушки, она к Алику поедет. А ну, как в самый волнительный момент жена возьмет и вернется с работы, зачем Вике такая нервотрепка? И наказать его надо за Валерку, и Светка права - нельзя комфортные условия предоставлять. Получается, что Вика всегда готова, всегда Алика жалеет, что он такой ранимый и тонкий, а Вике за это - хоть бы хрен!
- Нет, сказала, что не поеду, значит не поеду! - Вика отвечала твердо, боялась, что не выдержит, даст себя уговорить.
- Но почему, деточка, я тебе обещаю, что никого здесь не будет до вечера. - Алику стало обидно, он в первый раз решился привести Вику к себе, поступился принципами в стремлении к простоте и гармонии и встретил такое глухое неприятие, но ведь ее тоже можно понять. - Ты можешь мне объяснить, почему? Я же наверняка пойму тебя, мы как-нибудь договоримся, решим нашу проблему.
Вика почти сдалась, звук Аликова голоса действовал на нее завораживающе, хотелось пожалеть его, как иногда двойняшек, когда они жаловались Вике на родителей или учительницу, но собралась с мыслями, вспомнила Валерку и неприятно засмеялась: - Почему-почему... По физиологической причине, вот почему.
Юрасик проворно суетился вокруг лотка, но стойки на самом деле собирал Валера, удивляясь до отвращения способности Юрасика развивать бурную деятельность, которая не давала результатов.
- Все, мужики, поехали, - Борис снизошел до того, что помог им занести коробки с книгами в машину.
- Куда? - поинтересовался Валера, и Юрасик зыркнул на него - чего, мол, спрашиваешь, когда шеф распорядился, поехали и все.
- Ко мне поедем, на конспиративную квартиру, - объяснил Борис, заметно расстроенный. Валера даже удивился: неужели, правда, так расстроился из-за нелепой гибели одной из своих шестерок. - Я на машине, и в кабак не хочется. Завтра не работать, все равно. Лучше на квартире помянем, в случае чего, там и обрубимся. А утром я вас развезу.
- Ну что ты, Борис, мы сами, мы сегодня разойдемся, зачем тебя стеснять, - занудил Юрасик, но Борис не счел нужным отвечать, прихлопнул дверцу "каблука", как нудную реплику.
- Давайте я пока в магазин слетаю, - предложил Юрасик, что выглядело совсем уж глупо - на машине явно быстрее, да им еще за Сергеем заезжать. И потом, раз Борис приглашает, должен и проставить, его же работник погиб.
Конспиративная квартира Бориса поразила Валеру, обычно не чуткого к такого рода вещам, вопиющей безликостью. Странно, неужели приходящие сюда дамы, а квартира наверняка содержалась Борисом для этих целей, не приносили с собой ничего, кроме собственного тела: ни запаха духов, ни забытой второй - зубной щетки в ванной на полочке, ни скомканного носового платка в углу дивана. Или кровати? Описать комнату казалось невозможным даже находясь внутри нее. А может быть, безликость жилья помогала Борису освободиться, пусть на время, от чересчур выраженной собственной индивидуальности. Но водка, которую Борис щедро разлил по стаканам, несомненно могла быть куплена только им, пусть бы ему даже пришла идея покупать ее в самом захудалом ларьке с треснувшими стеклами. Настоящая, как все у Бориса, водка, приготовленная, как положено, из ржаных, а не пшеничных зерен, с использованием воды из речек Зузы и Вазузы, на чем настаивал Похлебкин в незабываемой книге, которая, увы, теперь не редкость, мало редкостей в их деле, а до антиквариата Валере не добраться никогда. Вечно так, одним все, а другим ничего, - Валера привычно процитировал Аверченко, не подозревая об этом.
Борис поднял стакан, коротко взмахнул рукой и без лишних слов выпил.
- Ах господа! - неестественным тоном, неестественнее было только обращение, начал Юрасик, - какого друга мы потеряли! А сколько раз я предупреждал его, чтобы он поосторожнее...
- Поосторожнее - что? - вмешался Валера.
- Вообще поосторожнее, - печально заключил Юрасик.
- Разве вы так часто пересекались? - Валера не мог обуздать неуместное раздражение.
- Мы всегда понимали друг друга, - несколько загадочно и обтекаемо отметил Юрасик. - Это со стороны могло показаться, что мы спорим, а на самом деле, он обожал со мной разговаривать. Он сам звонил мне, вот и в прошлом месяце... - Юрасик внезапно развернулся к Борису. - Тебя он очень ценил, ясное дело. Любил очень. Уважал. - Юрасик задумался. Перечень глаголов, долженствующих описать то, что хотелось ему выразить, иссяк. - Какой человек был! - Определения закончились столь же внезапно. Юрасик поступил честно и последовательно, он протянул к шефу опустевшую рюмку. Незначительное мышечное усилие вернуло ему рюмку полную. Но слов набиралось меньше, чем ржаных зерен, пущенных на приготовление рюмки аква витэ.
Валере не потребовалось копаться в себе, чтобы осознать, что раздражает его больше: внезапно проснувшаяся любовь Юрасика к покойному, которого он терпеть не мог и боялся при жизни или заискивание перед Борисом. Раздражало то и другое, тем сильнее, чем искреннее проявлялось. Юрасик сейчас действительно верил в то, что они с Тиграном были связаны чувством крепкой, по достойному солоноватой, в духе шестидесятых, мужской дружбы. Перед Борисом кадил не из корысти, а исключительно от полноты душевной, от любви к власти как таковой, в Борисовом воплощении, не за хлеб, не за страх. А поверх этого все-таки ограниченного раздражения беспредельно сияло, как небо вне радуги, недовольство, что не он сам, лично Валера, служит предметом любви и почитания, пусть такого жалкого существа, как Юрасик.
Что же он должен подохнуть, что ли, чтобы заслужить достойное к себе отношение? В нетрезвом мозгу закачалась, укрепляясь по мере увеличения опьянения, мысль, что никто никогда не мог оценить его по настоящему. Жена? Что жена, что думать о ней сейчас. Мать? На то она и мать, чтоб любить сына не рассуждая, но от его маман такого не дождешься. Валера лихорадочно взалкал любви и уважения равного по полу и вспомнил, наконец, об Алике. Алик не подведет, он придет в гости по первому зову и продемонстрирует все, что Валере от него требуется. У Валеры есть-таки собственные почитатели, причем не по долгу службы, как у Бориса. И с Юрасиком Алика не сравнить. Оба слабаки, конечно, но Алик все ж таки покрепче будет. Надо Алика пригласить, на настоящего друга он не тянет, но на бесптичьи и жопа соловей.
С подобными светлыми мыслями Валера покинул не оценивших пророка в своем отечестве одним из последних, когда кончилась правильная водка, а Борис не подтвердил приглашения остаться на ночь. Денег на помин пожалел, не иначе, только языком трепать горазд. Ничего, Валера завтра устроит свою вечерушку, мало не покажется, широкой натурой природа не обделила, не то, что этого жмота, хуже нет - не допить. И головастик недоделанный вечно под руку лезет, Борис то, Борис се, в таких условия не поговоришь. А потому что не слушают, дебилы. Кулаком бы по столу шарахнуть, но перед Валерой оказалась лишь дверь собственной квартиры, и зашел он тихо, чтоб не будить мать. Напрасно, записка на столе в кухне извещала его об очередной материной отлучке.
Валера лег не раздеваясь, и тяжелый сон потащил его по крутому склону наверх, к гарантированному обрыву, не иначе. Валера не верил снам. Он не запоминал их.
Алик и Алла. Четверг.
После вечеринки у Володи Алик завел моду рано вставать, хотя никуда не должен был идти. Сон расстроился от неумеренных возлияний. Сегодня голова, как ни странно, не болела, но шум, производимый Аллой собирающейся на работу, раздражал. У женщин есть необоримая тяга к шуршанию целлофановыми пакетиками в шкафу, когда сон и без того капризен и некрепок.
Алик сел завтракать вместе с женой. О работе в "У Муму" не стал говорить, давно не рассказывал жене о работе - скучно, о визите к Володе рассказал еще вчера, с трудом удержавшись от упоминания о Вике. Любимые женщины существовали в его сердце параллельно, допустим, одна - в левом желудочке, другая - в правом, не мешали друг другу. Во всяком случае, Вика никакой угрозы для Аллы не представляла, жена - это дом в первую очередь, но и друг тоже. Здесь существовала некая странность, ведь друзьям принято рассказывать о своих проблемах, и Алика не раз так и подмывало рассказать о Вике, тем более, что их роман длился почти год, казался естественным и привычным, и казалось, что жена все знает, тоже давно и привычно. Словно оба только делают вид, что нет никакой Вики, а на самом деле все учитывается, и когда жена сообщает о том, что задержится, или напротив, придет с работы пораньше, то на самом деле предупреждает Алика, каким временем он может располагать. Или, действительно, Алла не догадывается? Если бы можно было с ней посоветоваться, если бы только один раз обсудить. Но нет, нельзя, даже если и знает. С Володей не поговоришь на подобные темы. С одной стороны у него все просто: делай что хочется, если тебе радостно делать это, а Володе похоже даже штраф платить радостно. А с другой стороны, как найдет на него философское состояние, как заявит что-нибудь, типа: "Я с плохим человеком и в постель не лягу!", что смешно и само по себе из мужских уст: подмена, теоретически совершенно правомочная, слова "женщина" словом "человек", сразу всплывает этакая рыжая феминистка с докладом "Роль мужчины в жизни человека", а еще смешней другая подмена, не замечаемая Володей: деятельности предстательной железы и всего, что к ней прилагается - нравственным критерием, то есть работой невидимой миру (меняющейся от века к веку, от города к деревне и от одного народа до другого) железы моралистической.
Поговорить с Валерой? Невозможно! Алик тотчас принялся размышлять, почему невозможно, благополучно забыв на какое-то время о чем, собственно, хотел поговорить.
Иные мужчины принимаются говорить, когда устают действовать, иные, когда расслабляются, допустим после пива или бани, а скорей всего, и пива, и бани, Алик принадлежал к тем мужчинам, которые говорят всегда: вместо действия и вместе с действием, если уж без него никак не обойтись. Но ситуацию с Викой действительно требовалось обсудить, разве нет?
Алик не отказался от употребления редких слов, выражающих нежность, тех, что появились у него вместе с Викой, тех, что никогда не слышала Алла, но произносил их по инерции, без чувства и напряжения, инерция приводила к тому, что слова выскакивали дома, где им совсем не место, Алла слегка цепенела после какой-нибудь "золотой девочки", но ненадолго. Алик не отказывался от свиданий один раз в неделю, на два раза времени, правда, не хватало. Алик вообще не отказывался от Вики, нет, он не собирался отказываться от Вики, а позавчера в ресторане, когда они сидели с Володей и Валерой, даже испытал жгучую ревность, почему-то решив, что Валера может соблазнить его маленькую подружку. Но иногда он думал, а как здорово было бы, если б их отношения можно было законсервировать. Навалилось много работы, Алик уставал, Алла все чаще заговаривала о ремонте квартиры, что способно вывести из равновесия даже диплодока, не то, что нервного нынешнего мужчину. Вика ему не прискучила, ну разве что самую малость. Но с нею надо же было как-то поступать!
Вика никогда не заводила речи о дальнейших перспективах, о браке, детях. В какой-то момент Алику показалось подозрительным такое молчание, возможно, Вика испытывает к нему совсем не то, что говорит, возможно, она не рассматривает их отношения всерьез. В таком случае он не имеет права отнимать у нее время, отнимать месяцы и годы ее жизни из того недолгого периода, когда женщина может устроить свою судьбу почти по своему желанию, может выбирать. Еще пара лет, и Вике станет гораздо труднее выйти замуж. А если она не любит Алика, к чему все это? Получалось, что он берет на себя ответственность за женщину, которой совершенно не нужен, что называется, берет грех на душу ни за что. И обида укреплялась. В конце концов Алик не выдержал и сам завел разговор "о будущем". Вика охотно откликнулась, у Алика отлегло от сердца, но потом стало гораздо хуже. Вика подробно принялась интересоваться его жизнью с женой, их квартирой, квартирой Аллиной матери, даже квартирой родителей Алика, где в последнее время жили чужие люди, поскольку отец не вылезал из загранкомандировок, а мать ездила с ним с тех пор, как Алик вырос для самостоятельной жизни. Алик отдавал себе отчет, что расспросы ее не от корысти, Вика не жадная, никогда не выпрашивает подарки, не требует походов по ресторанам, но все же, все же... Не имеет она права расспрашивать про Аллу, неужели не чувствует. Пару раз он постарался осадить подругу, Вика обиделась, с тех пор Алик отмалчивался, переводил разговор на другое, а Вика, как назло, вошла во вкус подобных разговоров и, похоже, начала страдать. Плюс к тому, в постели тоже все разладилось, Вика сделалась холодна, обидчива без меры, и вообще, неожиданно Алик понял, что с Аллой ему в постели ничуть не хуже. Неужели, все дело в привычке? Как только пропал элемент новизны, Вика утратила большую часть своего очарования.
Алик взглянул на жену, сосредоточенно намазывавшую два бутерброда: для себя и для него, отметил новые морщинки, бегущие к вискам, тени под глазами, несвойственное ей прежде жалкое выражение, и представил, о чем она думает. Представить это было легко. Алла думала о том, когда же наконец кончится история с Викой, как она измучилась от недомолвок, лжи. Настанет ли момент, когда они снова будут сидеть за завтраком напротив друг друга, и ничто не помешает им улыбаться и болтать, перескакивая с предмета на предмет, как в первые годы. Мучалась на всю катушку, и виноват в этом он, Алик. Он по честному скрывал все, но Алла так давно и хорошо его знает. Неужели придется расстаться с Викой? То есть, он обманет Вику, она верит ему, доверяется, а он ее обманывает. Не сейчас, позже, когда оставит - он предаст ее. И Вика не сможет сразу понять, как же так, она не сможет понять, что все прошло. Алик - предатель по натуре, ведь Аллу он тоже предает. От подобных мыслей закололо сердце, он сморщился.
- Что с тобой, - Алла внимательно поглядела на мужа. - Опять зубы?
Она наблюдала за Аликом все утро, и Алик ей не нравился. По всем признакам надвигался очередной приступ меланхолии. Алла давно и хорошо знала мужа и легко читала в его сердце, так же, как и в других сердцах. Стоило ей только намекнуть о предстоящем ремонте, и вот, пожалуйста, результат. Алла усвоила, что у мужчин отсутствует орган, который отвечает за вызов водопроводчика, но Алик превосходил все допустимые мерки. Никто же не утверждал, что ему придется переклеивать обои или белить потолки, все опять ляжет на Аллу, ей договариваться с маляром и ходить по строительным магазинам. Конечно, Алик зарабатывает, по крайней мере, сейчас стал зарабатывать, но долго ли это продлится? Любое предложение, требующее каких-нибудь действий повергает мужа в уныние. Алик не способен самостоятельно купить ей подарок. А где-то есть мужчины, причем не только в дамских романах, покупающие своим дамам даже нижнее белье. Но постель Алика не интересует, какое там белье. Лишь в последнее время наметилось некоторое оживление на этом фронте, наверняка, в связи с тем же ремонтом. Алла вспомнила недавнюю сцену в ванной и улыбнулась. Уж здесь-то можно не беспокоиться, последнее, чего стоит ожидать от Алика - это другой женщины. Его бездействие пропитало весь воздух в квартире, он состарился раньше времени, и Алла состарилась вместе с ним. У них никогда не бывает гостей, их серый плотный воздух вытолкнет любого. Редко-редко заходит Валера, бывший одноклассник мужа, но лучше бы и его не было, Алик не в силах разорвать эту условную дружбу, которая заключается в том, что Валера беззастенчиво пользуется Аликом. Что может быть у них общего? Только муж с его привычкой копаться в себе умеет найти привлекательность в подобном мужлане. Но черт с ним, с Валерой. Как же вынудить Алика посидеть с малярами, ведь Алла работает днем. Его вялость и апатичность, еще усилившаяся этой зимой, отнимают силы и у нее, не хочется ничего делать, встаешь утром с превеликим трудом. И никакой надежды на изменения, с возрастом все плотнее воздух, все тяжелее дается движение. А ведь Алле нет еще сорока. Муж смотрит больными глазами, сейчас Алла уйдет, а он завалится на диван бесцельно разглядывать потолок и пролежит до вечера. Собаку, что ли, завести?
- Ты сегодня не работаешь? - Алла надеялась сплавить мужа на вечер и разобрать кухню, одной гораздо проще это сделать, Алик сожрет и ту невеликую энергию, что она донесет после работы.
- Нет, Володя не звонил. - Алик понимающе поглядел на жену, она интересуется, встречается ли он сегодня с Викой, и поскольку не услышал в ее голосе надежды, на которую рассчитывал после недавней сумасшедшей - на четырнадцатом году супружества - любви, застигшей их в ванной комнате, прямо на стиральной машине, внезапно обиделся и добавил: - Я, может быть, к Валере съезжу.
- А без "может быть" ты не умеешь отвечать? - раздраженно спросила Алла.
- У тебя какие-то планы на вечер? - пошел на попятную Алик. - Я могу никуда не ходить.
Алла попалась в ловушку, не говорить же, что, напротив, она хочет остаться одна, потому она приняла единственно правильное решение сказать полу правду:
- Я собиралась заняться кухней, - тут Алик уже открыл рот, чтобы обреченно и немедленно предложить свою вредоносную помощь, - а соседка хотела кое-что посмотреть у нас.
Дальше продолжать не обязательно, соседки Алик испугается и можно не заканчивать дурацкую фразу, что же такое хотела бы посмотреть соседка у них на кухне.
- Ты подружилась с соседкой? - Алик удивился и подумал про себя, как же плохо должно быть Алле, если она ищет дружбы с соседями, совсем на нее не похоже. Соседка наверняка в курсе их семейных трудностей. Придется выдерживать испытующий, а то и ехидный взгляд посторонней женщины весь вечер. - В таком случае вам наверняка захочется поболтать, я только помешаю.
- Конечно, миленький, не думай, что я тебя выгоняю. - Алла встала из-за стола. Если не прекратить взаимные расшаркивания, они продлятся еще полчаса, и она опоздает на работу.
- Действительно, схожу к Валере. - Алик обратился к Аллиной спине, такой одинокой в дверном проеме.
Алла вышла на лестничную площадку, с неприятным удивлением обнаружив, что каждый шаг дается с трудом еще большим, чем обычно, словно идет она по колено в песке. Откуда такая разбитость во всем теле, ведь хорошо выспалась и не болит ничего. На мгновение потемнело в глазах, показалось, что сунулась лицом к лицу какая-то тень - у теней, разве, бывают лица? - полоснула крыльями. Что за чертовщина, некто невидимый явно хочет, чтобы Алла вернулась домой. Она не верила в совпадения и приметы, поэтому вернулась просто так, посмотреть, не забыла ли отключить газ на кухне. Алик, как положено, уже лежал на диване, и Алла рассердилась сама на себя, в конце концов, газ выключить у мужа хватило бы ума, зря вернулась. На улице ощущение разбитости пропало, и на автобусной остановке Алла забыла о мелкой неприятности, о неведомой летающей тени.
Алик лежал перед выключенным телевизором и раздумывал куда бы, действительно, сходить вечером. Идти к Валере просто так без повода представлялось неприличным, он никогда не ходил к Валере без приглашения, разве что в школе. Людмила Ивановна, Валерина мать, до сих пор пугала его, каждый раз видя ее в коридоре Валериной квартиры - входную дверь открывала именно она - он ждал реплики, услышанной впервые в седьмом классе:
- Шляются по чужим домам, словно своего нет!
Телефонный звонок заставил его подскочить чуть не на полметра.
- Валера! Ты будешь жить вечно, только что о тебе думал. - Алик перехватил трубку другой рукой и прислонился к стене лбом, в аккурат к пятну, темнеющему на обоях в память о прежних телефонных переговорах.
- Зачем думать, трясти надо! - свежей шуткой отвечал приятель, - У меня сегодня отгул за прогул, давай подгребай через пару часиков. - А чтобы Алик не очень-то возомнил о себе, добавил, как одолжение: - Посмотришь заодно мою вертушку, что-то она барахлит последнее время, звук плывет.
Не объяснять же Алику в самом деле, как тошно было вчера, не рассказывать же о смерти Тиграна.
- Я тебе давно говорил, что пора менять технику, никто не пользуется сейчас такой аппаратурой, мне и запчастей для тебя нигде не достать.
- Аппаратурой! - передразнил Валера, - коли ты такой умный, может, подскажешь, где тут поблизости деньги на деревьях растут? Меня моя вертуха устраивает, пластинки, опять же, куда я дену, заново все покупать?
- Ладно, придумаем что-нибудь, - согласился Алик и спросил все-таки, а Людмила Ивановна?
- Маман уехала на пару дней, так что ты купи по дороге шпрот каких-нибудь, напоить я тебя напою, а насчет жратвы - скучновато у меня. Да, приезжай не один, если хочешь, - неожиданно добавил Валера.
Алик не понял: - С Аллой? Но она на работе до шести, а вечером у нее дела с соседкой, - поспешил добавить, памятуя о том, что жена с трудом скрывает свое плохое отношение к другу мужа.
- Ну ты сегодня тупой, как Куликовская бритва, - Валера наклонил рожок изобилия каламбуров, - при чем тут Алла? Жена должна дома сидеть, а ты приходи еще с кем-нибудь, не догоняешь, что ли?
"Еще у кого-нибудь", то есть у Вики, сегодня был выходной, и у Алика зашевелилась опасная мыслишка, что Валера знает об этом. Тотчас попыталась вылезти наружу из темной памяти та, старая история с Валериной женой, Аликовой подругой, но он привычным пинком отправил ее обратно, сколько можно! Пять лет не переставая обдумывал ту ситуацию, получалось, что все кругом правы, тем не менее, все оказались несчастны и виноваты, если смотреть со стороны. Нет, не так, не то, чтобы все правы, но никто не виноват. И уже пришел к выводу, много позже, после собственной женитьбы, что нельзя допускать такую идею в свое сознание, нельзя считать, что никто не виноват, сам измучаешься и других измучишь, так нечего и сейчас начинать, кыш проклятая!
- Что замолчал? Да не бойся, не стану соблазнять твою курицу! - Валера громко захохотал, провидчески представляя, как у Алика вытягивается лицо.
Алик решил, что нет ничего обидного в реплике приятеля, несколько грубовато, пожалуй, но без вульгарности, по-мужски тяжеловесно, правильно, так и надо, жаль, что он сам не умеет оседлать эту плотную соленую волну и взрезать, взволновать равнодушную гладь разговора. И еще Алик решил, что ему хочется напиться сегодня, желание для него экзотическое, но последнее время не такое уж редкое.
Они договорились на три часа, у Алика оставалось время в запасе, чтобы уговорить Вику заехать к нему. Вика всегда отказывалась, да и Алик не особо настаивал. Мысль привести любовницу домой отдавала пошлятинкой, но сегодня ему показалось, что мир может оказаться гораздо проще и доброжелательнее, если он, Алик, перестанет взвешивать на весах себя и близких, в вечном страхе найти себя легче прочих.
Вика. Четверг
Вика ехать к Алику домой отказалась наотрез. Она только что получила вливание от подруги Светки, что нечего мужикам создавать комфортные условия, пусть получают свой секс (конечно, после того, как привыкли и оказались на крючке) с максимумом хлопот и неудобств. Иначе им и женится ни к чему, если все и так доступно. Вика согласилась с подружкой, тем более, что ей и самой не больно хотелось ехать. Никак не поймешь Алика, чего он хочет на самом деле: сегодня так, завтра иначе. Сам начинает про жену рассказывать, но стоит Вике спросить что-нибудь безобидное, немедленно уходит в сторону или замолкает. Говорит и обещает много, но на деле ни разу не подарил ей ничего стоящего, ни разу не приревновал, очень обидно. Неделю тому назад, когда они наконец выбрались в ресторан, Вика полчаса проторчала с идиотом Валерой в курилке, но Алик и ухом не повел. Все равно ему, что ли? Любой на его месте давно бы Валерке врезал, особенно, когда он Вику из кухни выгнал, а Алик ни рыба, ни мясо, взял и не услышал. Больше года встречаются, а Вика до сих пор не может сама ему домой позвонить, значит, не собирается с женой разводиться. Зачем тогда кормит пустыми обещаниями? Но хуже всего стало сейчас, после сцены с Валеркой, когда этот козел выгнал ее из чужой кухни, как случайную шлюху. Так не поступают с девушками друзей, с теми девушками, к которым друзья серьезно относятся. Почему Алик не ведет себя как мужчина? За кого он Вику принимает? Она ведь явно заслуживает лучшего за год беспорочной службы. Светка утверждает, что Вика доверчива от лени: лень подумать, лень разобраться в человеке, лень изменить собственное отношение привыкла Алика "любить", теперь не перестроиться. Но когда спишь с кем-нибудь, невольно влюбляешься, факт. Бывает иногда и так просто, по случайности. Иногда, правда, лень отказывать, доказывать то есть, особенно когда все уже хорошо выпили. Но потом начинаешь с человеком встречаться - и все нормально. Почему-то у Вики за всю жизнь не сложилось ни одного серьезного романа, только вот с Аликом. Странно, на лицо и по фигуре - не хуже других, одеваться как хочется не получается, но не может быть, чтоб это служило серьезной помехой. А где знакомиться? В магазине? Но Вика работает в отделе галантереи, там мужчин нет. Сходить бы в ночной клуб, в казино, но нет ни компании, ни денег. Есть же семьи, где по одному ребенку, вот и Алик тоже один у родителей. А если у Вики еще две сестры, двойнята, тут не разбежишься, хорошо, она старшая, а то пришлось бы донашивать чужое, немодное, как ее двойняшки за ней донашивают. Когда они совсем вырастут, вообще труба будет, и сейчас по головам ходят, а потом... Ни хрена родители не думали, рожали в свое удовольствие, а теперь живи, как нищенка. Время идет, ни мужа, ни жилья, ни престижной работы, куда деваться - непонятно. Фигушки, она к Алику поедет. А ну, как в самый волнительный момент жена возьмет и вернется с работы, зачем Вике такая нервотрепка? И наказать его надо за Валерку, и Светка права - нельзя комфортные условия предоставлять. Получается, что Вика всегда готова, всегда Алика жалеет, что он такой ранимый и тонкий, а Вике за это - хоть бы хрен!
- Нет, сказала, что не поеду, значит не поеду! - Вика отвечала твердо, боялась, что не выдержит, даст себя уговорить.
- Но почему, деточка, я тебе обещаю, что никого здесь не будет до вечера. - Алику стало обидно, он в первый раз решился привести Вику к себе, поступился принципами в стремлении к простоте и гармонии и встретил такое глухое неприятие, но ведь ее тоже можно понять. - Ты можешь мне объяснить, почему? Я же наверняка пойму тебя, мы как-нибудь договоримся, решим нашу проблему.
Вика почти сдалась, звук Аликова голоса действовал на нее завораживающе, хотелось пожалеть его, как иногда двойняшек, когда они жаловались Вике на родителей или учительницу, но собралась с мыслями, вспомнила Валерку и неприятно засмеялась: - Почему-почему... По физиологической причине, вот почему.