Страница:
Аливердиев Андрей
Легионер против Синаджу (Легионер II)
А. Аливердиев
Легионер против Синаджу
Пролог
Итак, я лежал связанный на полу и тщетно силился понять, как здесь очутился. Голова болела и плохо соображала. Все тело ныло. Руки были крепко связаны за спиной, а согнутые в коленях ноги были привязаны к рукам. Рот был также завязан.
Почему-то я обрадовался, что они не заклеили его скотчем, тогда мои бедные усы рано или поздно оказались бы выдернутыми с корнем, но это было слабым утешением.
Однако, кто меня мог так не любить?
Французы? Едва ли. Делать им больше нечего, чем разыскивать меня.
Узнай даже они о моем спасении, я стоил бы для них меньше, чем средства на мой поиск. Коллеги (так сказать) по поиску Эльдорадо? Это более вероятно. Конечно! Том мог быть совсем не так прост, как казался. А я идиот, обрадовался! Твою мать!
Но, постой. Этот кореец в ресторане что-то говорил о Синаджу. Синаджу. Когда-то я представился Тому, как мастер Синаджу. Он тогда поверил мне. Или сделал вид? А может - это действительно синаджуисты? Нет, это уже слишком. Меня хотят запутать, чтобы что-то выпытать. Что им нужно? Конечно - золото. Золото индейских богов. Хрен им. Не богам, конечно. Но что же теперь делать?
Я попробовал вывернуться из пут. Тщетно.
Сейчас они вернутся. Надо собраться. Мне нужны будут силы.
Допрос
И действительно, двери комнаты отворились. Один за другим в нее вошли трое. Невысокий кореец лет сорока пяти, который подошел тогда ко мне в ресторане, высокий крепкий парень со скандинавской физиономией, но темными длинными волосами, и длинноногая блондинка с ослепительной плейбоевской улыбкой. Она была не просто привлекательна. Она была слишком привлекательна, чтобы сомневаться по поводу ее основного предназначения.
Девушка склонилась ко мне и развязала кляп. Это было первым приятным событием с того момента, как я очнулся в этой комнате. Помимо запаха великолепных духов, от нее определенно исходили какие-то флюиды, не дающие ни одного шанса остаться равнодушным.
- Ну как, Артур, вспомнил старых друзей?
- спросила она, почти вплотную приблизив свои губы к моему помятому лицу.
От этого, несмотря на мое положение, что-то зашевелилось в моем теле. (Я бы сказал, даже поднялось.)
Однако, я никогда не носил имени Артур. В далекой прошлой жизни, казавшейся теперь сном, меня звали Джафар (правда, крутое имя?), потом в легионе - Марат, и, наконец, с последней африканской переделки и до сего времени - Гарольд. Гарольд Джеффер О'Нил. Это было имя одного африканского путешественника, имевшего несчастье найти свой конец в Африке, и, к моему счастью, имевшего сильное сходство с моей скромной персоной.
Девушка говорила на великолепном русском языке. После секундного замешательства по вопросу, стоит ли валять комедию по непониманию или не стоит, я решил, что не стоит. Мое положение и так было весьма серьезным. Поэтому, чтобы нащупать нити к спасению, нужно было попытаться достигнуть хотя бы частичного понимания. И врать следовало только в самом крайнем случае. Таким образом, взвесив все, я ответил:
- Я действительно говорю по-русски. И Гарольд О'Нил не мое настоящее имя. Но никакого Артура я не знаю.
За что получил удар ногой в живот, что заставило меня напрячь память.
- Нет, конечно, за свою недолгую жизнь я знавал нескольких Артуров, но сам никогда не носил такого имени.
На этот раз меня стукнули по голове.
- Если не хочешь, чтобы твоя жизнь реально была недолгой, лучше отвечай, - услышал я, наконец, хриплый голос третьего действующего лица. И хотя я сказал "наконец", я не думаю, что слишком этого ждал. В любом случае общение с девушкой было куда приятней.
В отличие от девушки, парень говорил с акцентом, хотя и не столь ярко выраженным, как у корейца. Я сделал вывод, что все же они оба (парень и девушка) - выходцы из России, или какого-нибудь другого нового независимого государства. Но делать выводы становилось труднее и труднее. Меня продолжали пытать вопросами, или вернее одним вопросом, являюсь ли я каким-то Артуром, и когда под натиском неопровержимых аргументов в виде ударов по всем частям тела, я, наконец, в этом сознался, меня начали допытывать, куда я дел товар. Естественно, ни о каком товаре я и слыхом не слыхивал, и потому ситуация вокруг меня никак не улучшилась. Вскоре я практически потерял сознание.
- Да оставь, - услышал я напоследок слова девушки, - Если это - Артур, то он - мастер, ему по хрену, если нет, то, что тогда от него узнаешь?
Мне было совсем не по хрену, когда меня били по всем членам тела, в том числе и по нему самому, и я готов был расцеловать эту добрую душу, если бы не был бы, во-первых, связан, во-вторых, избит, и, в-третьих, уже без сознания.
Не знаю, может, это почудилось, но сквозь мглу небытия в недра подсознания просочился следующий диалог.
- Слушай, Курт, может быть это - не Артур? - спрашивала девушка.
- Да брось, а кто же это, по-твоему? - отвечал ей парень.
- Не знаю. Но Артура я знала хорошо. Я ведь не случайно так сильно склонялась к нему... Он действительно похож на Артура, но это не он.
- Оставь, ведь он сам говорил этому Тому, что принимал какие-то гормоны, изменившие запах пота и узоры ладони.
- Я не очень в это верю. В нашей конторе их никогда не применяли. Я сомневаюсь даже в их существовании.
- Это ни о чем не говорит. Артур всегда был не прост.
Дальше в разговор включился третий участник, и среди корейских слов даже в ясном сознании я мог бы разобрать только слово Синаджу. Если кто еще не знает, корейский язык я тогда знал значительно хуже китайского, который не знал вовсе.
Голова.
Когда я открыл глаза, моих новых "друзей" уже не было в комнате. Но радость по сему поводу не была долгой, так как вскоре двери комнаты отворились, и на ее пороге появился уже знакомый кореец.
На этот раз в руках он держал нечто, сразу привлекшее мое внимание. Этим 'нечтом' была голова Томаса.
- Тут я тебе соседа принес, - проговорил кореец, и бросил свою страшную ношу прямо в меня. Он точно рассчитал бросок, и голова приземлилась в десяти дюймах от моего лица, слегка забрызгав его свежей еще кровью.
Надо ли говорить, как передернуло меня при этом? Между тем кореец продолжил:
- Ты всегда был сентиментальным и прислушивался к советам друзей. Так что посоветуйся до утра со своим другом.
Он оскалил рот в подобии улыбки и, промолвив напоследок: "спокойной ночи", затворил за собой двери.
Должно отметить, что мои тюремщики знали свое дело, что надо! При скудном, но ощутимом освещении, даваемом одной слабой лампой, лежащий возле меня предмет производил то еще впечатление. Я, как мог, попытался отползти, но едва ли это улучшило мое самочувствие. Глаза, помимо воли, то и дело сталкивались с остекленелым взглядом Тома, в котором читался немой укор.
Теперь я, по крайней мере, точно мог точно знать, что Том - не предатель, и мое положение - дело не его рук. Но в этом случае получалось, что я действительно попал в руки какой-то секты Синаджу. И хотя это выглядело полным бредом, я остановился на этом предположении как на тактической рабочей гипотезе. И оценивая положение с этой точки зрения, я пришел к выводу, что Том был виноват больше меня, так как болтал обо мне больше, чем следовало бы. А я ведь предупреждал... И вот итог. Почти как в притче о болтливом черепе.
Мой взгляд еще раз встретился с его холодными глазами.
- Эй, Том, - мысленно спросил я, - что привело тебя сюда?
- Болтливость, - прозвенело у меня в мозгу.
История о болтливом черепе
Дело было в средневековой Японии. Один крестьянин как-то отправился в город за покупками.
Дорога была длинная и унылая. Но вдруг он увидел у обочины дороги человеческий череп. Крестьянин был человеком веселым и разговорчивым.
Вот он взял да и спросил тот череп: "Эй, череп, что привело тебя сюда?" "Болтливость," - ответил череп.
Крестьянин не поверил своим ушам, но на всякий случай поспешил прочь от не очень приятной находки.
Вечером крестьянин вновь возвращался домой, естественно, по той же дороге. И, опять-таки, естественно, наткнулся на тот же самый череп. "Дай, - подумал он, - повторю ему утренний вопрос."
"Эй, череп, - опять произнес он, - что привело тебя сюда?" "Болтливость," - снова ответил череп.
На этот раз крестьянин побежал прочь, не чуя под собой ног. И воротившись в деревню, стал всем рассказывать про говорящий череп. Эти разговоры услышал местный самурай. Он приказал крестьянину показать дорогу к говорящему черепу, но предупредил, что если тот соврал, то он отрубит ему голову. И крестьянин отвел самурая к черепу.
Когда они пришли, череп лежал на том же месте. (И куда, собственно, он мог оттуда деться?)
"Эй, череп, - спросил крестьянин, - что привело тебя сюда?" Череп молчал. "Эй, череп, - снова прокричал он, - что привело тебя сюда?!" Череп молчал.
И голова крестьянина покатилась с его плеч и легла рядом со злополучным черепом.
Когда самурай ушел, череп спросил голову крестьянина: "Эй, голова, что привело тебя сюда?"
"Болтливость, - ответила ему голова крестьянина.
Побег
Погода за окном была как будто на заказ. Черное небо лишь изредка освещалось бликами молний, а завывания ветра звенели в ритме похоронного марша.
Между тем надо было что-то делать.
"Тот, кто идет по кронам деревьев, сам найдет тебя, когда будет нужно. Если тебе будет трудно, всмотрись в листья, ветки, бабочек. Почувствуй их своей частью, а себя - их.
Растворись во вселенной, и Он войдет в тебя и поможет тебе," - молнией пронеслось у меня в мозгу.
Эти были последние слова одной подруги, с которой нам так и не удалось, как следует, познакомиться.
Но на чем же сконцентрироваться? Я обвел глазами комнату, и взгляд снова уперся в лежащую (или стоящую, черт его знает как правильно) передо мною голову. Ведь именно то, о чем мы совсем не хотим думать, подобно желной обезьяне, всегда находит место в наших мыслесплетениях, а то, что совсем не хотим видеть, всегда оказывается перед глазами.
Вы не знаете притчу о желтой обезьяне?
Если знаете, можете смело пропустить следующую главу. Если нет, то извольте.
Притча о желтой обезьяне
Как известно легендарный Тимур был хромым. И вот однажды, он послал за муллой Насредином, который по рассказам был таким умным, что мог справиться с любой задачей, в том числе вылечить его от этого недуга.
Вылечить Тимура Насредин, конечно, не мог, но он знал его тяжелый нрав, и потому пообещал, что тот непременно поправится, если будет втирать приготовленную им мазь и не будет думать о желтой обезьяне.
Тимур не смог справиться с этой задачей. Более того, желтая обезьяна стала преследовать его повсюду. И чем больше он гнал прочь мысли о ней, тем больше они находили лазейки в его сознание. Вскоре Тимур отбросил мысль о выздоровлении, но Насредин остался с головой.
Побег. Часть Вторая
Порыв ветра со звоном раскрыл форточку, впустив дыхание природы в эту душную, пропахшую смертью комнату. Вместе с ветром в комнату влетел рано пожелтевший лист. Покружившись над головой, или, точнее, над головами, он опустился прямо возле меня.
"Вот и я, как этот лист был когда-то сорван с родного дерева и теперь, носимый ветрами, не могу найти покоя", - высокопарно подумал я и горько улыбнулся. Именно покой мне и предстояло в самом ближайшем будущем обрести, если я, наконец, не придумаю, как отсюда выбраться!
Я попытался сосредоточиться на этом желтом осеннем листе как на сущности, бывшей когда-то (и, кстати, совсем недавно) частью кроны дерева. Как мне было наставлено, я попытался слиться с ним, чтобы через него открыться природе и ее древним духам и, быть может, впустить в свою душу Того, кто идет по кронам деревьев. Это было своего рода последней соломинкой, за которую хваталась моя измученная душа. Но ей не суждено было выдержать сию неподъемную для мертвого листа ношу. Он был не ближе к Бытию, чем мертвая голова моего бывшего друга. С большей долей успеха я мог бы попытаться открыться влетевшему в комнату порыву движущегося воздуха, но я упустил тот невозвратный момент, когда это могло быть возможным.
Шорох в стороне заставил меня отвлечься.
По комнате шествовал маленький крысенок. Я говорю - шествовал, потому что он именно шествовал. Я даже удивился, как важно может шествовать столь маленькое создание, бывшее к тому же еще не вполне взрослой крысой, а лишь "зеленым" крысиным юнцом.
Все-таки крысы, они превосходят по части глубинного понимания многих животных. И не только других грызунов, таких, как, например, мышей, но даже некоторых, казалось бы, более организованных созданий. Вот и этот крысенок, казалось, понимал, что в этой комнате, с лежащими в ней связанным человеком и отрубленной головой другого бедолаги, он, этот крысенок, является самой важной персоной. По меньшей мере, оттого, что он жив и свободен.
Крысенок подошел ближе и остановился, вопросительно глядя мне в глаза. "Вот и я, - снова пришло мне в голову, - как этот крысенок брожу по свету. Все норовят меня съесть.
И я вынужден все время бежать. И только будучи загнанным в угол, начинаю активно сопротивляться. До сих пор у меня это получалось..."
Фу ты черт, кажется, я был готов сравнить себя с кем угодно, на кого бы ни пал мой взор. Даже с этой отрубленной головой, которая как нельзя лучше предсказывала мне собственную судьбу. Болтливость... Да, ведь и в истории о болтливом черепе было две головы... А болтливость, пожалуй, была и моим грехом.
Крысенок сделал несколько шагов вперед и снова привлек мое внимание своим пристальным взглядом. И тут меня осенило. Именно в этом маленьком звере я должен был искать спасение.
К счастью члены моего тела (я имею в виду руки и ноги.) были не закованы железом, а лишь опутаны веревкой, способной удержать быка на разрыв, но податливой под острыми зубами маленького грызуна.
"Мы с тобой одной крови. Брат мой, помоги," - всплыли в памяти слова Р. Киплинга из его знаменитого "Маугли". Собрав в себе все последние силы, я попытался образно представить себе просьбу и направить ее маленькому соседу. Как ни странно, мне это удалось. Более того, мысли мои обратились словами какого-то странного неземного наречия. Кляп на моих устах превратил эти слова в мычание, но мой визави понял меня. Более того, мне показалось, что он подколол меня, ответив, что я забыл сказать "Пожалуйста". Но как бы то ни было, он подошел ко мне и начал грызть веревку.
Через несколько минут я был свободен.
Пока в рамках этой комнаты. Но и то был хлеб. Да еще какой!
Я поблагодарил моего маленького спасителя и предложил бежать вместе. Но он, поблагодарив в свою очередь меня, отказался, сказав, что ему и здесь хорошо.
Пообещав крысенку любую поддержку, я открыл окно, и, расставив крестом руки, попытался слиться с играющей снаружи бурей.
Нет, не подумайте, что я действительно разговаривал с крысой. Нет. Но, как я уже говорил, мои мысли каким-то непостижимым для простого смертного образом сами собой складывались в причудливые слова какого-то древнего языка. Его звуки невозможно передать буквами. Скажу лишь, что половина гласных произносилось на вдохе, а согласные скорее напоминали шелест травы, бульканье воды и ночные песни лягушек. Крысенок же молчал или слабо попискивал. Но в мозгу моем сами собой рождались ответы. Это было как наитие. А я был в ударе.
Между тем, я вдруг ощутил, что холодный осенний ветер больше не холодит меня, но входит в мои жилы обжигающим теплом, и что я больше не я... Мое эго растворилось в природе, и природа растворилась во мне.
Блеснувшая молния осветила мрак жившего за окном сада, и в кронах его деревьев я узрел Его. Он не был доступен простому зрению, но невидимые нити разумного бытия неразрывным образом связали нас воедино. Мой разум отворился ему, как раскрытая книга. Точно также его разум открылся мне в картинах ужасных и неописуемых. Однажды нечто подобное уже было со мной, когда я разговаривал с пумой в горах Колумбии. Но это было лишь жалким подобием... Что навалилось на меня теперь, было ни с чем не сравнимо.
И я удивляюсь, как скромный человеческий разум мог это выдержать.
Вырвавшийся из моей груди крик заставил содрогнуться все в радиусе нескольких миль. Это был уже не человеческий крик, и он возвестил о том, что Тот, кто идет по кронам деревьев вновь обрел через меня связь с нашим миром. С этим криком я вылетел в окно и воспарил в ночном небе.
"Хорошо, что на окне не было решеток" - подумал я, бросив последний взгляд на свою темницу, но, посмотрев вниз, отметил, что даже для несвязанного человека мансарда трехэтажного особняка - это высоко. Хотя, с другой стороны, для мастера Синаджу... Но я не стал загружать себя этими бесполезными вопросами, и, дав волю, обуявшему меня духу зашагал прочь от этого ненавистного места. Искривленное пространство давало мне возможность делать шаги, не чувствуя опоры. Это напоминало сказочные сапоги-скороходы, но объяснить это выше моих сил. Уже находясь от дома в полумиле, я подумал было вернуться с разборкой, но все же решил отказаться от этой затеи, ввиду слишком плохого знания как своих новых возможностей, так и "подводных рифов", с которыми я мог столкнуться. Главное, я был на свободе. А остальное можно было отложить на потом.
Ягуар Может показаться странным, но несмотря ни на что сознание у меня оставалось моим, и, достаточно отлетев от места заключения, я решил дальше не искушать судьбу, и опустился на землю. Как я уже говорил, я еще не вполне ориентировался в своем новом положении, и не хотел нарываться на неожиданные неприятности. По ходу дела я осмотрелся. Я находился на окраине какого-то небольшого городка. Это уже не был Лас-Вегас, но вероятней всего все же он находился где-то в Неваде.
Нужно было привести себя в порядок. К моему счастью, дождь перестал так же быстро, как и начался. Так что я даже не успел промокнуть, и это дополнительно меня обрадовало.
Итак, я стоял на столбовом шоссе, и где-то поблизости по идее должна была бы находиться автозаправка.
Автоматически я глянул на руку. Часов там уже не было. Но по звездам я определил, что, должно быть, было где-то около одиннадцати. Время детское. Установив пропажу часов, я пошарил по карманам. С пропажей пушки я смерился давно, ножа не было тоже. Отсутствовал и бумажник, а с ним права и кредитки. Но, не очень доверяя Фортуне, я всегда носил в рукаве джокера. В данном случае он заключался в наличных, припрятанных по разным потайным местам. С того времени, как почти четыре года назад я начал свою одиссею, я всегда старался иметь при себе, по возможности, все самое необходимое. И, как вы уже знаете, всегда держаться начеку.
Наконец я добрел до автозаправки, и по возможности незаметно проскочил в, извиняюсь, туалет. Собственно говоря, автозаправка мне и нужна была именно из-за туалета. (А из-за чего, собственно, она мне еще могла быть нужна в отсутствии машины?)
Помимо своего прямого назначения, которое и само по себе было немаловажно, там были вода, зеркало и немного уединения.
Тот, кто смотрел на меня из зеркала, мне не очень понравился. И, что самое главное, он явно не имел основания внушать доверия работникам правопорядка. Судите сами: опухшее успевшее ощетинится лицо, дополненное синяком под глазом и разбитой скулой, и костюм со следами чьих-то ботинок. Но выбирать не приходилось. Я умылся, почистился, и вытащил из туфель спрятанные там четыре сотни. Деньги, припрятанные во внутренних карманах брюк и костюма, я решил приберечь напоследок.
Далее я вновь попробовал левитацию. И к своему удовольствию вспарил над унитазом. Все было как в детском сне.
В детстве я часто летал во сне, и обычно этому я вдруг неожиданно, как это правильно сказать, научивался как раз накануне или в разгаре каких-либо крупных потасовок (обычно связанных с демонами, живыми мертвецами и прочей чертовщиной). И с умением летать приходило осознание, что это только сон, в котором я всегда выиграю. Я очень любил эти сны. И в тайне надеялся, что когда-нибудь смогу полететь наяву. И вот оно свершилось. Сбылась мечта идиота. Но что дальше?..
Из туалета я направился в ближайшую лавку, которая, к моему счастью, была еще открыта. Это была одна из тех лавок, где можно купить всякую всячину. В данный момент меня интересовали темные очки, чтобы хоть как-то скрасить свою физиономию, а также бритва и нож, как вещи весьма необходимые для поддержания себя в порядке.
- Вам повезло, я уже закрывалась, - встретила меня продавщица.
- Я счастлив, - ответил я ей. - У вас не найдется темных очков?
- Конечно. Тут выбирайте. Да у вас разбито лицо!
- Какая жалость! Спасибо, что сказали.
- Пожалуйста. Может вызвать полицию? - Я так и не понял, уловила ли она мою иронию, или просто решила ее не заметить.
Я внимательно посмотрел на продавщицу.
Молодая. Лет двадцати, не больше. Симпатичная. Даже можно сказать весьма симпатичная, и не только на фоне героев сериала 911. Судя по темным волосам и характерным чертам лица - вероятно, латинос. А может и нет. Впрочем, какое мне дело?
- Нет, полицию вызывать не надо. Сам справлюсь. Потом. - Я говорил медленно, и по мере того, как говорил, все больше уяснял для себя, что говорю лишнее.
- Вы не местный? - вопрос явно выходил за пределы ее работы, но, как я уже отмечал, что она была достаточно симпатичной, чтобы не казаться излишне навязчивой. - У вас странный акцент. Вы - иностранец?
- Я полжизни провел в Африке, - я продолжал говорить медленно, тщательно взвешивая слова, стараясь по возможности не врать (но и не говорить правды) - Мои родители были миссионерами. Практически я вырос в Африке.
Кажется, я ее убедил. Да нет, кажется, я сам себя убедил. А год, проведенный на Черном Континенте, давал мне шанс выкрутиться из любых потенциальных расспросов.
- А здесь давно?
Памятуя небольшой опыт продавца, полученный когда-то в прошлой жизни, это было уже явное затягивание разговора с приятным клиентом. Однако в ситуации, когда по моему следу шла какая-то еще не до конца понятая мафия, принимающая меня за какого-то Артура, любая зацепка была на руку.
- Около года.
Пауза немного затянулась, и я продолжил:
- А что вы делаете сегодня вечером? - на этот раз обострение ситуации шло с моей стороны. Но, с другой стороны, я ничего не терял.
- Сегодня уже ночь, - ответила она улыбнувшись.
- А у вас в городе разве нет ночных ресторанов? - Я сделал самое невинное лицо.
- Конечно, есть. Но я так устала... - она сделала нерешительную паузу.
- Жаль, очень жаль. Но было приятно познакомиться.
Однако столь быстрое прощание уже явно не входило в ее планы.
- Но мы можем пойти ко мне.
Я живу одна, - она смущенно опустила глаза.
- Если это приглашение, то я его принимаю.
Да и как я мог бы его не принять? Все складывалось как нельзя лучше. Я провожу ночь с этой дурой. За это время они не успеют меня выследить. По ходу дела выясняю, где все-таки я нахожусь. А утром, на свежую голову, рву когти.
- Ты на машине? - спросила она, накидывая плащ.
- Ее только что у меня угнали, - ответил я, не краснея.
- Ты уверен, что не хочешь обратиться в полицию? - она подошла ко мне вплотную, глядя глаза в глаза.
- Уверен. Если честно, место моего раздолбанного форда давно было на свалке. И будет лучше, если с полицией свяжется мой адвокат. Я не люблю личных контактов с системой... Предпочитаю оные с отдельными индивидуумами. Точнее, индивидуумами женского пола. - Кажется, я начинал уметь выкручиваться из любой ситуации.
- У меня тоже нет машины. Но я живу недалеко. Можем пройти пешком.
***
Когда мы прошли пару кварталов, я стал сомневаться в правильности своего решения. Излишне говорить, что мы свернули не на самую богатую улицу. Ночная тьма вокруг нас выглядела все зловещей и зловещей. И, наконец, реализовалась в трех латиносах самого нелицеприятного вида. Один из них держал в руке монтировку. Девушка отстранилась от меня, но не побежала, а лишь отошла в сторону.
- Ну что, фраер, закадрил бабу - надо платить, - произнес самый здоровый и, вероятно, главный. Говорил он, конечно на английском, а я здесь представил наиболее адекватный русский перевод.
Ну вот, я опять ошибся в людях. И что теперь было делать. Будь я действительно мастером Синанджу, я, может быть, просто переломал бы им кости, но я таковым не был (хотя и сам все больше в этом сомневался). Улететь? Я сильно сомневался в возможностях быстрого набора высоты. И, кроме того, я не был уверен в отсутствии у них пушек. Однако можно (и нужно) было попытаться напугать... И тут как-то само собой мне пришло в голову притвориться ягуаром. Хотя это может показаться похожим на бред, идея мне очень понравилась, и более того, я почему-то точно осознал, что именно это я как раз хорошо умею делать. Как-то неожиданно я вдруг постиг, что уже довольно давно вижу мир не в одном, а во многих наслаивающихся друг на друга планах, в части из которых я чувствовал себя хозяином.
Ведь именно это давало мне возможность летать, или, точнее, ходить по искривлениям пространства, проявленным аурами живых организмов, что действительно вернее, но запутаннее.
И я сделал это. Объяснить, как я это сделал, я не берусь. Это сложно, а самое главное - бесполезно. Но, перенеся сознание в его отражение и совместив это отражение с псевдореальностью отражений внешнего разума, я представил, что становлюсь ягуаром. Почему я выбрал ягуара? Не берусь сказать точно.
Видимо серый кугуар был бы слишком незаметен во мраке ночи, ягуар же среди сидящих в ближнем подсознании тварей как нельзя лучше подходил для этой цели. Или это была идея Того, кто идет по кронам деревьев?
Легионер против Синаджу
Пролог
Итак, я лежал связанный на полу и тщетно силился понять, как здесь очутился. Голова болела и плохо соображала. Все тело ныло. Руки были крепко связаны за спиной, а согнутые в коленях ноги были привязаны к рукам. Рот был также завязан.
Почему-то я обрадовался, что они не заклеили его скотчем, тогда мои бедные усы рано или поздно оказались бы выдернутыми с корнем, но это было слабым утешением.
Однако, кто меня мог так не любить?
Французы? Едва ли. Делать им больше нечего, чем разыскивать меня.
Узнай даже они о моем спасении, я стоил бы для них меньше, чем средства на мой поиск. Коллеги (так сказать) по поиску Эльдорадо? Это более вероятно. Конечно! Том мог быть совсем не так прост, как казался. А я идиот, обрадовался! Твою мать!
Но, постой. Этот кореец в ресторане что-то говорил о Синаджу. Синаджу. Когда-то я представился Тому, как мастер Синаджу. Он тогда поверил мне. Или сделал вид? А может - это действительно синаджуисты? Нет, это уже слишком. Меня хотят запутать, чтобы что-то выпытать. Что им нужно? Конечно - золото. Золото индейских богов. Хрен им. Не богам, конечно. Но что же теперь делать?
Я попробовал вывернуться из пут. Тщетно.
Сейчас они вернутся. Надо собраться. Мне нужны будут силы.
Допрос
И действительно, двери комнаты отворились. Один за другим в нее вошли трое. Невысокий кореец лет сорока пяти, который подошел тогда ко мне в ресторане, высокий крепкий парень со скандинавской физиономией, но темными длинными волосами, и длинноногая блондинка с ослепительной плейбоевской улыбкой. Она была не просто привлекательна. Она была слишком привлекательна, чтобы сомневаться по поводу ее основного предназначения.
Девушка склонилась ко мне и развязала кляп. Это было первым приятным событием с того момента, как я очнулся в этой комнате. Помимо запаха великолепных духов, от нее определенно исходили какие-то флюиды, не дающие ни одного шанса остаться равнодушным.
- Ну как, Артур, вспомнил старых друзей?
- спросила она, почти вплотную приблизив свои губы к моему помятому лицу.
От этого, несмотря на мое положение, что-то зашевелилось в моем теле. (Я бы сказал, даже поднялось.)
Однако, я никогда не носил имени Артур. В далекой прошлой жизни, казавшейся теперь сном, меня звали Джафар (правда, крутое имя?), потом в легионе - Марат, и, наконец, с последней африканской переделки и до сего времени - Гарольд. Гарольд Джеффер О'Нил. Это было имя одного африканского путешественника, имевшего несчастье найти свой конец в Африке, и, к моему счастью, имевшего сильное сходство с моей скромной персоной.
Девушка говорила на великолепном русском языке. После секундного замешательства по вопросу, стоит ли валять комедию по непониманию или не стоит, я решил, что не стоит. Мое положение и так было весьма серьезным. Поэтому, чтобы нащупать нити к спасению, нужно было попытаться достигнуть хотя бы частичного понимания. И врать следовало только в самом крайнем случае. Таким образом, взвесив все, я ответил:
- Я действительно говорю по-русски. И Гарольд О'Нил не мое настоящее имя. Но никакого Артура я не знаю.
За что получил удар ногой в живот, что заставило меня напрячь память.
- Нет, конечно, за свою недолгую жизнь я знавал нескольких Артуров, но сам никогда не носил такого имени.
На этот раз меня стукнули по голове.
- Если не хочешь, чтобы твоя жизнь реально была недолгой, лучше отвечай, - услышал я, наконец, хриплый голос третьего действующего лица. И хотя я сказал "наконец", я не думаю, что слишком этого ждал. В любом случае общение с девушкой было куда приятней.
В отличие от девушки, парень говорил с акцентом, хотя и не столь ярко выраженным, как у корейца. Я сделал вывод, что все же они оба (парень и девушка) - выходцы из России, или какого-нибудь другого нового независимого государства. Но делать выводы становилось труднее и труднее. Меня продолжали пытать вопросами, или вернее одним вопросом, являюсь ли я каким-то Артуром, и когда под натиском неопровержимых аргументов в виде ударов по всем частям тела, я, наконец, в этом сознался, меня начали допытывать, куда я дел товар. Естественно, ни о каком товаре я и слыхом не слыхивал, и потому ситуация вокруг меня никак не улучшилась. Вскоре я практически потерял сознание.
- Да оставь, - услышал я напоследок слова девушки, - Если это - Артур, то он - мастер, ему по хрену, если нет, то, что тогда от него узнаешь?
Мне было совсем не по хрену, когда меня били по всем членам тела, в том числе и по нему самому, и я готов был расцеловать эту добрую душу, если бы не был бы, во-первых, связан, во-вторых, избит, и, в-третьих, уже без сознания.
Не знаю, может, это почудилось, но сквозь мглу небытия в недра подсознания просочился следующий диалог.
- Слушай, Курт, может быть это - не Артур? - спрашивала девушка.
- Да брось, а кто же это, по-твоему? - отвечал ей парень.
- Не знаю. Но Артура я знала хорошо. Я ведь не случайно так сильно склонялась к нему... Он действительно похож на Артура, но это не он.
- Оставь, ведь он сам говорил этому Тому, что принимал какие-то гормоны, изменившие запах пота и узоры ладони.
- Я не очень в это верю. В нашей конторе их никогда не применяли. Я сомневаюсь даже в их существовании.
- Это ни о чем не говорит. Артур всегда был не прост.
Дальше в разговор включился третий участник, и среди корейских слов даже в ясном сознании я мог бы разобрать только слово Синаджу. Если кто еще не знает, корейский язык я тогда знал значительно хуже китайского, который не знал вовсе.
Голова.
Когда я открыл глаза, моих новых "друзей" уже не было в комнате. Но радость по сему поводу не была долгой, так как вскоре двери комнаты отворились, и на ее пороге появился уже знакомый кореец.
На этот раз в руках он держал нечто, сразу привлекшее мое внимание. Этим 'нечтом' была голова Томаса.
- Тут я тебе соседа принес, - проговорил кореец, и бросил свою страшную ношу прямо в меня. Он точно рассчитал бросок, и голова приземлилась в десяти дюймах от моего лица, слегка забрызгав его свежей еще кровью.
Надо ли говорить, как передернуло меня при этом? Между тем кореец продолжил:
- Ты всегда был сентиментальным и прислушивался к советам друзей. Так что посоветуйся до утра со своим другом.
Он оскалил рот в подобии улыбки и, промолвив напоследок: "спокойной ночи", затворил за собой двери.
Должно отметить, что мои тюремщики знали свое дело, что надо! При скудном, но ощутимом освещении, даваемом одной слабой лампой, лежащий возле меня предмет производил то еще впечатление. Я, как мог, попытался отползти, но едва ли это улучшило мое самочувствие. Глаза, помимо воли, то и дело сталкивались с остекленелым взглядом Тома, в котором читался немой укор.
Теперь я, по крайней мере, точно мог точно знать, что Том - не предатель, и мое положение - дело не его рук. Но в этом случае получалось, что я действительно попал в руки какой-то секты Синаджу. И хотя это выглядело полным бредом, я остановился на этом предположении как на тактической рабочей гипотезе. И оценивая положение с этой точки зрения, я пришел к выводу, что Том был виноват больше меня, так как болтал обо мне больше, чем следовало бы. А я ведь предупреждал... И вот итог. Почти как в притче о болтливом черепе.
Мой взгляд еще раз встретился с его холодными глазами.
- Эй, Том, - мысленно спросил я, - что привело тебя сюда?
- Болтливость, - прозвенело у меня в мозгу.
История о болтливом черепе
Дело было в средневековой Японии. Один крестьянин как-то отправился в город за покупками.
Дорога была длинная и унылая. Но вдруг он увидел у обочины дороги человеческий череп. Крестьянин был человеком веселым и разговорчивым.
Вот он взял да и спросил тот череп: "Эй, череп, что привело тебя сюда?" "Болтливость," - ответил череп.
Крестьянин не поверил своим ушам, но на всякий случай поспешил прочь от не очень приятной находки.
Вечером крестьянин вновь возвращался домой, естественно, по той же дороге. И, опять-таки, естественно, наткнулся на тот же самый череп. "Дай, - подумал он, - повторю ему утренний вопрос."
"Эй, череп, - опять произнес он, - что привело тебя сюда?" "Болтливость," - снова ответил череп.
На этот раз крестьянин побежал прочь, не чуя под собой ног. И воротившись в деревню, стал всем рассказывать про говорящий череп. Эти разговоры услышал местный самурай. Он приказал крестьянину показать дорогу к говорящему черепу, но предупредил, что если тот соврал, то он отрубит ему голову. И крестьянин отвел самурая к черепу.
Когда они пришли, череп лежал на том же месте. (И куда, собственно, он мог оттуда деться?)
"Эй, череп, - спросил крестьянин, - что привело тебя сюда?" Череп молчал. "Эй, череп, - снова прокричал он, - что привело тебя сюда?!" Череп молчал.
И голова крестьянина покатилась с его плеч и легла рядом со злополучным черепом.
Когда самурай ушел, череп спросил голову крестьянина: "Эй, голова, что привело тебя сюда?"
"Болтливость, - ответила ему голова крестьянина.
Побег
Погода за окном была как будто на заказ. Черное небо лишь изредка освещалось бликами молний, а завывания ветра звенели в ритме похоронного марша.
Между тем надо было что-то делать.
"Тот, кто идет по кронам деревьев, сам найдет тебя, когда будет нужно. Если тебе будет трудно, всмотрись в листья, ветки, бабочек. Почувствуй их своей частью, а себя - их.
Растворись во вселенной, и Он войдет в тебя и поможет тебе," - молнией пронеслось у меня в мозгу.
Эти были последние слова одной подруги, с которой нам так и не удалось, как следует, познакомиться.
Но на чем же сконцентрироваться? Я обвел глазами комнату, и взгляд снова уперся в лежащую (или стоящую, черт его знает как правильно) передо мною голову. Ведь именно то, о чем мы совсем не хотим думать, подобно желной обезьяне, всегда находит место в наших мыслесплетениях, а то, что совсем не хотим видеть, всегда оказывается перед глазами.
Вы не знаете притчу о желтой обезьяне?
Если знаете, можете смело пропустить следующую главу. Если нет, то извольте.
Притча о желтой обезьяне
Как известно легендарный Тимур был хромым. И вот однажды, он послал за муллой Насредином, который по рассказам был таким умным, что мог справиться с любой задачей, в том числе вылечить его от этого недуга.
Вылечить Тимура Насредин, конечно, не мог, но он знал его тяжелый нрав, и потому пообещал, что тот непременно поправится, если будет втирать приготовленную им мазь и не будет думать о желтой обезьяне.
Тимур не смог справиться с этой задачей. Более того, желтая обезьяна стала преследовать его повсюду. И чем больше он гнал прочь мысли о ней, тем больше они находили лазейки в его сознание. Вскоре Тимур отбросил мысль о выздоровлении, но Насредин остался с головой.
Побег. Часть Вторая
Порыв ветра со звоном раскрыл форточку, впустив дыхание природы в эту душную, пропахшую смертью комнату. Вместе с ветром в комнату влетел рано пожелтевший лист. Покружившись над головой, или, точнее, над головами, он опустился прямо возле меня.
"Вот и я, как этот лист был когда-то сорван с родного дерева и теперь, носимый ветрами, не могу найти покоя", - высокопарно подумал я и горько улыбнулся. Именно покой мне и предстояло в самом ближайшем будущем обрести, если я, наконец, не придумаю, как отсюда выбраться!
Я попытался сосредоточиться на этом желтом осеннем листе как на сущности, бывшей когда-то (и, кстати, совсем недавно) частью кроны дерева. Как мне было наставлено, я попытался слиться с ним, чтобы через него открыться природе и ее древним духам и, быть может, впустить в свою душу Того, кто идет по кронам деревьев. Это было своего рода последней соломинкой, за которую хваталась моя измученная душа. Но ей не суждено было выдержать сию неподъемную для мертвого листа ношу. Он был не ближе к Бытию, чем мертвая голова моего бывшего друга. С большей долей успеха я мог бы попытаться открыться влетевшему в комнату порыву движущегося воздуха, но я упустил тот невозвратный момент, когда это могло быть возможным.
Шорох в стороне заставил меня отвлечься.
По комнате шествовал маленький крысенок. Я говорю - шествовал, потому что он именно шествовал. Я даже удивился, как важно может шествовать столь маленькое создание, бывшее к тому же еще не вполне взрослой крысой, а лишь "зеленым" крысиным юнцом.
Все-таки крысы, они превосходят по части глубинного понимания многих животных. И не только других грызунов, таких, как, например, мышей, но даже некоторых, казалось бы, более организованных созданий. Вот и этот крысенок, казалось, понимал, что в этой комнате, с лежащими в ней связанным человеком и отрубленной головой другого бедолаги, он, этот крысенок, является самой важной персоной. По меньшей мере, оттого, что он жив и свободен.
Крысенок подошел ближе и остановился, вопросительно глядя мне в глаза. "Вот и я, - снова пришло мне в голову, - как этот крысенок брожу по свету. Все норовят меня съесть.
И я вынужден все время бежать. И только будучи загнанным в угол, начинаю активно сопротивляться. До сих пор у меня это получалось..."
Фу ты черт, кажется, я был готов сравнить себя с кем угодно, на кого бы ни пал мой взор. Даже с этой отрубленной головой, которая как нельзя лучше предсказывала мне собственную судьбу. Болтливость... Да, ведь и в истории о болтливом черепе было две головы... А болтливость, пожалуй, была и моим грехом.
Крысенок сделал несколько шагов вперед и снова привлек мое внимание своим пристальным взглядом. И тут меня осенило. Именно в этом маленьком звере я должен был искать спасение.
К счастью члены моего тела (я имею в виду руки и ноги.) были не закованы железом, а лишь опутаны веревкой, способной удержать быка на разрыв, но податливой под острыми зубами маленького грызуна.
"Мы с тобой одной крови. Брат мой, помоги," - всплыли в памяти слова Р. Киплинга из его знаменитого "Маугли". Собрав в себе все последние силы, я попытался образно представить себе просьбу и направить ее маленькому соседу. Как ни странно, мне это удалось. Более того, мысли мои обратились словами какого-то странного неземного наречия. Кляп на моих устах превратил эти слова в мычание, но мой визави понял меня. Более того, мне показалось, что он подколол меня, ответив, что я забыл сказать "Пожалуйста". Но как бы то ни было, он подошел ко мне и начал грызть веревку.
Через несколько минут я был свободен.
Пока в рамках этой комнаты. Но и то был хлеб. Да еще какой!
Я поблагодарил моего маленького спасителя и предложил бежать вместе. Но он, поблагодарив в свою очередь меня, отказался, сказав, что ему и здесь хорошо.
Пообещав крысенку любую поддержку, я открыл окно, и, расставив крестом руки, попытался слиться с играющей снаружи бурей.
Нет, не подумайте, что я действительно разговаривал с крысой. Нет. Но, как я уже говорил, мои мысли каким-то непостижимым для простого смертного образом сами собой складывались в причудливые слова какого-то древнего языка. Его звуки невозможно передать буквами. Скажу лишь, что половина гласных произносилось на вдохе, а согласные скорее напоминали шелест травы, бульканье воды и ночные песни лягушек. Крысенок же молчал или слабо попискивал. Но в мозгу моем сами собой рождались ответы. Это было как наитие. А я был в ударе.
Между тем, я вдруг ощутил, что холодный осенний ветер больше не холодит меня, но входит в мои жилы обжигающим теплом, и что я больше не я... Мое эго растворилось в природе, и природа растворилась во мне.
Блеснувшая молния осветила мрак жившего за окном сада, и в кронах его деревьев я узрел Его. Он не был доступен простому зрению, но невидимые нити разумного бытия неразрывным образом связали нас воедино. Мой разум отворился ему, как раскрытая книга. Точно также его разум открылся мне в картинах ужасных и неописуемых. Однажды нечто подобное уже было со мной, когда я разговаривал с пумой в горах Колумбии. Но это было лишь жалким подобием... Что навалилось на меня теперь, было ни с чем не сравнимо.
И я удивляюсь, как скромный человеческий разум мог это выдержать.
Вырвавшийся из моей груди крик заставил содрогнуться все в радиусе нескольких миль. Это был уже не человеческий крик, и он возвестил о том, что Тот, кто идет по кронам деревьев вновь обрел через меня связь с нашим миром. С этим криком я вылетел в окно и воспарил в ночном небе.
"Хорошо, что на окне не было решеток" - подумал я, бросив последний взгляд на свою темницу, но, посмотрев вниз, отметил, что даже для несвязанного человека мансарда трехэтажного особняка - это высоко. Хотя, с другой стороны, для мастера Синаджу... Но я не стал загружать себя этими бесполезными вопросами, и, дав волю, обуявшему меня духу зашагал прочь от этого ненавистного места. Искривленное пространство давало мне возможность делать шаги, не чувствуя опоры. Это напоминало сказочные сапоги-скороходы, но объяснить это выше моих сил. Уже находясь от дома в полумиле, я подумал было вернуться с разборкой, но все же решил отказаться от этой затеи, ввиду слишком плохого знания как своих новых возможностей, так и "подводных рифов", с которыми я мог столкнуться. Главное, я был на свободе. А остальное можно было отложить на потом.
Ягуар Может показаться странным, но несмотря ни на что сознание у меня оставалось моим, и, достаточно отлетев от места заключения, я решил дальше не искушать судьбу, и опустился на землю. Как я уже говорил, я еще не вполне ориентировался в своем новом положении, и не хотел нарываться на неожиданные неприятности. По ходу дела я осмотрелся. Я находился на окраине какого-то небольшого городка. Это уже не был Лас-Вегас, но вероятней всего все же он находился где-то в Неваде.
Нужно было привести себя в порядок. К моему счастью, дождь перестал так же быстро, как и начался. Так что я даже не успел промокнуть, и это дополнительно меня обрадовало.
Итак, я стоял на столбовом шоссе, и где-то поблизости по идее должна была бы находиться автозаправка.
Автоматически я глянул на руку. Часов там уже не было. Но по звездам я определил, что, должно быть, было где-то около одиннадцати. Время детское. Установив пропажу часов, я пошарил по карманам. С пропажей пушки я смерился давно, ножа не было тоже. Отсутствовал и бумажник, а с ним права и кредитки. Но, не очень доверяя Фортуне, я всегда носил в рукаве джокера. В данном случае он заключался в наличных, припрятанных по разным потайным местам. С того времени, как почти четыре года назад я начал свою одиссею, я всегда старался иметь при себе, по возможности, все самое необходимое. И, как вы уже знаете, всегда держаться начеку.
Наконец я добрел до автозаправки, и по возможности незаметно проскочил в, извиняюсь, туалет. Собственно говоря, автозаправка мне и нужна была именно из-за туалета. (А из-за чего, собственно, она мне еще могла быть нужна в отсутствии машины?)
Помимо своего прямого назначения, которое и само по себе было немаловажно, там были вода, зеркало и немного уединения.
Тот, кто смотрел на меня из зеркала, мне не очень понравился. И, что самое главное, он явно не имел основания внушать доверия работникам правопорядка. Судите сами: опухшее успевшее ощетинится лицо, дополненное синяком под глазом и разбитой скулой, и костюм со следами чьих-то ботинок. Но выбирать не приходилось. Я умылся, почистился, и вытащил из туфель спрятанные там четыре сотни. Деньги, припрятанные во внутренних карманах брюк и костюма, я решил приберечь напоследок.
Далее я вновь попробовал левитацию. И к своему удовольствию вспарил над унитазом. Все было как в детском сне.
В детстве я часто летал во сне, и обычно этому я вдруг неожиданно, как это правильно сказать, научивался как раз накануне или в разгаре каких-либо крупных потасовок (обычно связанных с демонами, живыми мертвецами и прочей чертовщиной). И с умением летать приходило осознание, что это только сон, в котором я всегда выиграю. Я очень любил эти сны. И в тайне надеялся, что когда-нибудь смогу полететь наяву. И вот оно свершилось. Сбылась мечта идиота. Но что дальше?..
Из туалета я направился в ближайшую лавку, которая, к моему счастью, была еще открыта. Это была одна из тех лавок, где можно купить всякую всячину. В данный момент меня интересовали темные очки, чтобы хоть как-то скрасить свою физиономию, а также бритва и нож, как вещи весьма необходимые для поддержания себя в порядке.
- Вам повезло, я уже закрывалась, - встретила меня продавщица.
- Я счастлив, - ответил я ей. - У вас не найдется темных очков?
- Конечно. Тут выбирайте. Да у вас разбито лицо!
- Какая жалость! Спасибо, что сказали.
- Пожалуйста. Может вызвать полицию? - Я так и не понял, уловила ли она мою иронию, или просто решила ее не заметить.
Я внимательно посмотрел на продавщицу.
Молодая. Лет двадцати, не больше. Симпатичная. Даже можно сказать весьма симпатичная, и не только на фоне героев сериала 911. Судя по темным волосам и характерным чертам лица - вероятно, латинос. А может и нет. Впрочем, какое мне дело?
- Нет, полицию вызывать не надо. Сам справлюсь. Потом. - Я говорил медленно, и по мере того, как говорил, все больше уяснял для себя, что говорю лишнее.
- Вы не местный? - вопрос явно выходил за пределы ее работы, но, как я уже отмечал, что она была достаточно симпатичной, чтобы не казаться излишне навязчивой. - У вас странный акцент. Вы - иностранец?
- Я полжизни провел в Африке, - я продолжал говорить медленно, тщательно взвешивая слова, стараясь по возможности не врать (но и не говорить правды) - Мои родители были миссионерами. Практически я вырос в Африке.
Кажется, я ее убедил. Да нет, кажется, я сам себя убедил. А год, проведенный на Черном Континенте, давал мне шанс выкрутиться из любых потенциальных расспросов.
- А здесь давно?
Памятуя небольшой опыт продавца, полученный когда-то в прошлой жизни, это было уже явное затягивание разговора с приятным клиентом. Однако в ситуации, когда по моему следу шла какая-то еще не до конца понятая мафия, принимающая меня за какого-то Артура, любая зацепка была на руку.
- Около года.
Пауза немного затянулась, и я продолжил:
- А что вы делаете сегодня вечером? - на этот раз обострение ситуации шло с моей стороны. Но, с другой стороны, я ничего не терял.
- Сегодня уже ночь, - ответила она улыбнувшись.
- А у вас в городе разве нет ночных ресторанов? - Я сделал самое невинное лицо.
- Конечно, есть. Но я так устала... - она сделала нерешительную паузу.
- Жаль, очень жаль. Но было приятно познакомиться.
Однако столь быстрое прощание уже явно не входило в ее планы.
- Но мы можем пойти ко мне.
Я живу одна, - она смущенно опустила глаза.
- Если это приглашение, то я его принимаю.
Да и как я мог бы его не принять? Все складывалось как нельзя лучше. Я провожу ночь с этой дурой. За это время они не успеют меня выследить. По ходу дела выясняю, где все-таки я нахожусь. А утром, на свежую голову, рву когти.
- Ты на машине? - спросила она, накидывая плащ.
- Ее только что у меня угнали, - ответил я, не краснея.
- Ты уверен, что не хочешь обратиться в полицию? - она подошла ко мне вплотную, глядя глаза в глаза.
- Уверен. Если честно, место моего раздолбанного форда давно было на свалке. И будет лучше, если с полицией свяжется мой адвокат. Я не люблю личных контактов с системой... Предпочитаю оные с отдельными индивидуумами. Точнее, индивидуумами женского пола. - Кажется, я начинал уметь выкручиваться из любой ситуации.
- У меня тоже нет машины. Но я живу недалеко. Можем пройти пешком.
***
Когда мы прошли пару кварталов, я стал сомневаться в правильности своего решения. Излишне говорить, что мы свернули не на самую богатую улицу. Ночная тьма вокруг нас выглядела все зловещей и зловещей. И, наконец, реализовалась в трех латиносах самого нелицеприятного вида. Один из них держал в руке монтировку. Девушка отстранилась от меня, но не побежала, а лишь отошла в сторону.
- Ну что, фраер, закадрил бабу - надо платить, - произнес самый здоровый и, вероятно, главный. Говорил он, конечно на английском, а я здесь представил наиболее адекватный русский перевод.
Ну вот, я опять ошибся в людях. И что теперь было делать. Будь я действительно мастером Синанджу, я, может быть, просто переломал бы им кости, но я таковым не был (хотя и сам все больше в этом сомневался). Улететь? Я сильно сомневался в возможностях быстрого набора высоты. И, кроме того, я не был уверен в отсутствии у них пушек. Однако можно (и нужно) было попытаться напугать... И тут как-то само собой мне пришло в голову притвориться ягуаром. Хотя это может показаться похожим на бред, идея мне очень понравилась, и более того, я почему-то точно осознал, что именно это я как раз хорошо умею делать. Как-то неожиданно я вдруг постиг, что уже довольно давно вижу мир не в одном, а во многих наслаивающихся друг на друга планах, в части из которых я чувствовал себя хозяином.
Ведь именно это давало мне возможность летать, или, точнее, ходить по искривлениям пространства, проявленным аурами живых организмов, что действительно вернее, но запутаннее.
И я сделал это. Объяснить, как я это сделал, я не берусь. Это сложно, а самое главное - бесполезно. Но, перенеся сознание в его отражение и совместив это отражение с псевдореальностью отражений внешнего разума, я представил, что становлюсь ягуаром. Почему я выбрал ягуара? Не берусь сказать точно.
Видимо серый кугуар был бы слишком незаметен во мраке ночи, ягуар же среди сидящих в ближнем подсознании тварей как нельзя лучше подходил для этой цели. Или это была идея Того, кто идет по кронам деревьев?