Страница:
Она никак не ожидала увидеть на столичном дворянском празднике в роли живой скульптуры, так сказать, элемента художественного оформления интерьера, участника своей крымской экспедиции, доблестного сержанта Новотроицкого полка Макара Чернозуба. Именно ему Анастасия была в немалой степени обязана спасением из цепких рук Казы-Гирея в караван-сарае у деревни Джамчи. Конечно, она знала, что разговаривать с часовым запрещено, но хотела немедленно задать ему сто вопросов о том, как он попал сюда, почему разнообразные его воинские таланты ныне не востребованы, и что она может сделать для него сейчас.
Так они с Чернозубом и стояли друг против друга в полном молчании, пока второй унтер-офицер не скосил на них глаза и не кашлянул. Молодая женщина отступила в сторону, прикрыв веером лицо. Взгляд Чернозуба сделался печальным.
– Ваш-выско-бродь, – прошептал он. – Будь ласка, берить мени с собою.
– Куда, сержант?
– Да хоть куда…
Заиграли фанфары. Это означало, что императрица прибыла в Аничков дворец. Толпа потекла из гостиных в Большой зал. К торжественному появлению там Екатерины Алексеевны гости выстроились в две шеренги, образовав широкий проход от дверей к центру помещения. Оркестр на хорах грянул любимый марш царицы – «Гром победы, раздавайся!» Ведомая под левую руку хозяином бала Потемкиным, государыня вступила в зал и медленно пошла мимо участников праздника, сердечно им улыбаясь. При ее приближении дамы приседали в глубоком реверансе, кавалеры становились на одно колено.
Анастасия не видела Екатерину II больше года. Самодержица Всероссийская за это время несколько не изменилась. То же немного полноватое свежее лицо, ясные бирюзовые глаза, светлые волосы, уложенные в простую прическу с бриллиантовой диадемой. По зимнему времени платье на ней было закрытое, из светло-алого бархата, с большими присборенными рукавами-буф и отделкой из меха горностая. Через правое плечо у нее проходили две орденские муаровые ленты, наложенные одна на другую. Внизу – владимирская, красная, с черными полосами по краям, поверху – андреевская, голубая. Звезды только двух орденов: серебряная восьмиконечная св. Андрея Первозванного – и золотая четырехконечная св. Георгия сияли у нее на груди.
Полнейшая тишина установилась в зале. Ее величество обратилась к присутствующим с краткой речью. Она говорила по-русски совершенно правильно, хотя и с каким-то трудноуловимым акцентом, не по-петербургски и не по-московски растягивая некоторые гласные. Она приветствовала гостей, собравшихся в столицу из разных губерний империи как представителей российского дворянства, служащего отечеству верой и правдой. Она желала им благополучия и процветания и удачи в том важном деле, какое ныне привело их в Санкт-Петербург.
Аржанова не поняла смысл последнего высказывания. Стоявшие рядом с ней гости охотно объяснили, что губернским балом во второй половине февраля каждого года открывается так называемая «ярмарка невест», мероприятие неофициальное, но, без сомнения, значительное. Продолжается оно, как правило, до Великого поста. Действительно, в зале находилось немало девиц юного возраста в светлых, простых, недорогих, совсем не придворных платьях и с прическами, украшенными лишь искусственными цветами. Сопровождали милых девушек солидные матроны, увешанные драгоценностями, в вечерних туалетах из бархата и парчи, но часто скроенных по позапрошлогодней моде. При объявлении менуэта, открывающего праздник, они быстро расселись по стульям, выставленным вдоль стен, и приступили к наблюдениям.
Согласно традиции, первой парой в этом менуэте должен был идти хозяин или хозяйка бала с самым почетным из гостей. Таким образом, впереди колонны танцующих Анастасия увидела князя Потемкина и Екатерину Алексеевну. Императрица, несмотря на свои пятьдесят два года с лишним, двигались легко и грациозно. Менуэт явно доставлял ей огромное удовольствие.
Подчиняясь ритму и мелодии танца, а также командам распорядителя бала, гости то шли мелкими шажками вперед, то кружились на месте, то кланялись друг другу. Аржанова стояла слева от колонны исполняющих менуэт пар и потому близко видела только кавалеров. К ее великому удивлению вскоре рядом с ней очутился никто иной, как князь Мещерский, адъютант светлейшего и начальник ее охраны при поездке в Крым. Выглядел он по-прежнему превосходно. Обходительный и красивый, одетый в щегольский кафтан обер-офицера Новотроицкого кирасирского полка, Мещерский ловко скользил по паркету и держал за руку довольно симпатичную девушку лет семнадцати.
Адъютант увидел вдову подполковника не сразу, потому что был всецело занят танцем и куртуазным разговором с дамой. Но все-таки их взоры встретились, и князь споткнулся, выполняя команду распорядителя: «Vis-a-vis!». Много разных чувств отразилось на его лице в тот момент. Последнее из них Анастасия определила бы как растерянность. Однако закончив менуэт, молодой офицер отвел девушку на место, раскланялся с ее суровой мамашей и поспешил через весь зал к Анастасии. Она ждала секунд-ротмистра у окна, под гобеленом с гербом Курской губернии, постукивая по руке сложенным веером.
– Какая неожиданная встреча! – сказал Михаил Мещерский, кланяясь.
– Согласна с вами, – Анастасия протянула ему руку, и князь галантно поцеловал ее.
– Кажется, вы снова путешествовали?
– Да. Такова моя планида, – она вежливо улыбнулась ему.
– У нас говорят, ваше путешествие было удачным.
– Все может быть…
Это там, на дорогах полуденного полуострова, они состояли в одной дружной команде, чувствовали и думали одинаково. Посланные туда с особой миссией, они старались преодолеть преграды, избежать, насколько это возможно, опасностей и вернуться домой живыми и невредимыми. Здесь, на празднике в роскошном Аничковом дворце, среди веселых и беззаботных гостей Потемкина, встретившись, они внезапно ощутили, что уже далеки друг от друга.
Возможно, действовали законы службы в секретной канцелярии. Они требовали сохранения тайны при любых обстоятельствах, неразглашения ее в общении с любыми людьми. Анастасия, как человек недавно принявший присягу, старалась с чрезмерной точностью исполнять абсолютно все пункты всех без исключения инструкций. Князь Мещерский не был посвящен в детали операции «ПЕРЕБЕЖЧИК». Аржанова, в свою очередь, не знала, чем занят адъютант светлейшего ныне. Однако прошлое связывало их крепко. Потому, словно бы ожидая чего-то необычного, почти волшебного, они продолжали стоять рядом и смотреть, как участники праздника танцуют модный, но довольно сложный по своим движениям и позам, очень длинный танец – французскую кадриль.
Вдруг Мещерскому пришло в голову, что вдова подполковника с этой кадрилью хорошо знакома. Он решительно повернулся к ней и с поклоном произнес:
– Permettez – moi de vous inviter а danser. Pour deuxieme tour…
– Oui, certainement. Avec plaisir! [11]
Они вступили со второй фигуры и сразу взялись за руки, чтобы шагом «pas chosse» двигаться через центр зала навстречу другой паре, находившейся напротив них – прапорщику лейб-гвардии Преображенского полка и юной красавице в бежевом платье. Затем надо было меняться партнерами, затем кружиться на месте, затем вообще покидать партнера и танцевать в одиночестве, но всегда возвращаться к нему и сжимать его руку.
Переходы, перемены и сольные номера превращали французскую кадриль в танец оживленный, вполне подходящий для светского общения и знакомства. Все видели всех. Например, если Анастасия поворачивала голову направо, то в поле ее зрения попадала самодержица всероссийская. Она танцевала с молодым человеком лет двадцати пяти, в мундире Кавалергардского корпуса. Кавалергард, добрый молодец, рослый, красивый, идеального телосложения, уверенно вел свою августейшую партнершу по паркету и, как казалось Анастасии, смотрел на нее слишком смело. Но и она, изредка поглаживая его руку в белой лайковой перчатке, делала это отнюдь не с материнской нежностью.
Мещерский тихо сказал Аржановой, что кавалергарда зовут Александр Ланской, он – из дворян Смоленской губернии, в столицу приехал шесть лет назад, стал обер-офицером в лейб-гвардии Измайловском полку. Потемкин его заметал и взял в адъютанты.
– Так он – ваш сослуживец? – спросила она.
– О нет! Куда мне до него! – воскликнул князь. – Теперь он – флигель-адъютант императрицы, полковник. Он – ее фаворит!
По разумению Анастасии, такая информация являлась конфиденциальной. Она посмотрела на Михаила Мещерского в сомнении. Молодой кирасир только пожал плечами. Здесь, в Санкт-Петербурге, объясни он, это – секрет Полишинеля. Разные придворные группировки ведут борьбу за должность фаворита, занимающую определенное место в системе монархического правления. Последнее соревнование выиграл Потемкин, и Ланской – его креатура.
При имени своего возлюбленного Анастасия повернула голову налево и увидела светлейшего князя. Никогда бы она не подумала, что он способен так сильно влиять на императрицу. Сейчас Потемкин смеялся и что-то весело говорил очаровательной брюнетке по возрасту младше его раза в два, весьма вольно прислонившейся к могучему плечу губернатора Новороссийской и Азовской губерний. Конечно, Мещерский знал и ее: Екатерина Энгельгардт, одна из пяти племянниц Светлевшего. Великосветская молва приписывала ей роман с вельможным дядей и даже… беременность от него.
Французская кадриль все шла и шла. Движения и позы повторялись, туры следовали один за другим. Но Анастасия и Мещерекий не жалели об этом. Они беседовали. Благо, тема была поистине неисчерпаемой. Князь пересказывал дворянке из Курской губернии столичные сплетни. Главные их персонажи периодически появлялись перед ними и исполняли соло в центре зала, то продвигаясь вперед, то отступая на прежнее место, и неизменно – скользящим шагом «pas-chosse».
В конце концов, музыканты устали.
Оглушив толпу танцующих громоподобным ударом, смолк большой турецкий барабан. Флейты, чьи тонкие голоса оттеняли мощное гудение валторн, закончили партию. Скрипки на прощание рассыпали целый каскад легких и прекрасных звуков под сводами зала.
– За сим объявляю перерыв! – распорядитель бала стукнул о пол длинным жезлом. – Ее величество будет играть в вист. На первую партию государыне благоугодно пригласить… – тут он заглянул в листок, незаметно извлеченный из-за обшлага кафтана, – …пригласить госпожу Одинцову из Московской губернии, госпожу Кулаковскую из Санкт-Петербургской губерний и госпожу Аржанову из Курской губерний…
Мещерский посмотрел на Анастасию с особым любопытством и спросил:
– Вы знаете, где императрица играет в карты?
– Нет, – ответила она.
– В Красной гостиной. Я провожу вас.
– Благодарю, – она кивнула. – Если вы имеете свободное время, князь, то милости прошу ко мне в гости.
– Где вы остановились?
– Опять у Земцова.
– Тогда в среду, во второй половине дня.
– Отлично. Жду вас к ужину.
Они подошли к Красной гостиной. Караула перед ее дверьми уже не было. Анастасия с сожалением подумала, что, наверное, опять потеряла сержанта Чернозуба и ни о чем не договорилась с ним. Но к ее радости, великаны-кирасиры отсалютовали им палашами внутри помещения, перед палаткой из ярко-алой тафты. Императрица находилась там. Лакеи суетилась, придвигая ее кресло к карточному столу вплотную.
– Здравствуйте, госпожа Аржанова, – Екатерина Великая приветливо улыбнулась вдове подполковника. – Коль вы прибыли ранее других дам, ваше место будет здесь… Не возражаете?
Императрица, страстная любительница карточной игры, указала на кресло напротив себя и таким образом назначила Анастасию в свои партнеры.
– Очень рада, Ваше Величество! – молодая женщина присела в глубоком реверансе.
На самом деле Аржанова играть в карты не любила. Это пошло от покойного супруга. В Ширванском пехотном полку – в отличие от иных воинских частей Российской императорской армия – картежников не жаловали. Командир полка полковник Бурнашов, командиры обоих батальонов подполковник Аржанов и премьер-майор Волков сему пагубному увлечению не предавались и своих обер-офицеров, сколь могли, от оного удерживали. Если и играли, то на маленькие, копеечные ставки и, может быть, не более одного раза в неделю, в воскресенье, после полкового обеда у Бурнашова дома.
Кое-какие ходы, употребляемые в висте, Анастасия все-таки знала и сумела бы, скажем, разыграть «Маневр Пита» при подходящих обстоятельствах. Однако удастся ли ей исполнить его с Екатериной Алексеевной, кто при этом проиграет, а кто выиграет, она не задумывалась. Одно пребывание за карточным столом с государыней представлялось ей весьма достойной наградой для человека ее звания и положения в обществе.
Буквально в следующую минуту в палатку вошли обе благородные дамы. Они увидели Анастасию, уже сидящей напротив царицы, и с трудом скрыли свое разочарование. Но этикет жестко диктовал им правила поведения. Они постарались мило улыбнуться красавице из Курской губернии и заняли места за столом, покрытым тонким сукном светло-зеленого цвета. Екатерина II взяла колоду карт в руки, перетасовала, раздала и объявила, что козыри – «пики».
Она знала всех участниц игры.
Евдокия Ивановна Одинцова, женщина крупная, дородная, привезла на губернский бал шестнадцатилетнюю дочь. Когда-то, во время путешествия государыни по провинциям, царский поезд остановился в деревне Одинцово, что расположена недалеко от Москвы. Евдокия Ивановна подала императрице собственноручного изготовления свежайшие яблочные зефирки. Ее Величество их попробовала, заинтересовалась рецептом и потом около часа беседовала с Одинцовой, удивляясь ее обширным познаниям в области кулинарии. Рецепт освоили на придворной кухне, а его изобретательница стала лично известна Самодержице всероссийской.
Софья Степановна Кулаковская, невысокого роста, худощавая, с быстрым взглядом карих глаз, ничего не пекла, не варила, не мариновала. Она родила десять детей. Пять из них умерли во младенчестве, пять – все мальчики – выжили. Теперь они, молодцы, как на подбор, с отличием служили в одном полку – Санкт-Петербургском драгунском, – пребывая в разных чинах, от поручика до секунд-майора. Это случайно выяснилось на императорском смотре, и царица, восхищенная до глубины души, пожаловала их родительнице бриллиантовый перстень, именной рескрипт и ежегодную пенсию в двести пятьдесят рублей, а также пригласила бывать у нее в Зимнем дворце запросто.
Анастасия Петровна Аржанова, таланты которой лежали в сфере, весьма далекой от домоводства и воспитания подрастающего поколения, тоже очень нравилась императрице. Она давала повод судить о женщинах, как о натурах разносторонних, способных на смелые, решительные поступки. Своею красотою они не кичились, полагая сие лишь Божьим даром, к которому обязательно надо приложить еще и собственные знания и умения. На исключительные познания госпожи Аржановой в тюркско-татарском языке, в географии Крыма и в обычаях крымско-татарского народа, государыня сейчас особенно рассчитывала, так как ситуация на юге империи складывалась далеко непростая…
Открыла партию в вист госпожа Одинцова. Она пошла девяткой «червы» к тузу «червей», что находился у госпожи Кулаковской. Та «червами» же и возвратила ход. Анастасия медлила, раздумывая над картами. На руках у нее имелось тринадцать цветных картинок, отпечатанных на атласной бумаге в городе Берлине. Все масти были представлены, и самое главное, среди них – козырный туз «пик». Однако начала она не с него. На светло-зеленое сукно Анастасия положила короля «червы». Екатерина Алексеевна выразительно на нее посмотрела и сбросила девятку той же масти. Аржанова продолжала: туз, валет, девятка, все – «бубны».
Одинцова тяжело вздохнула и возвратила «трефы»: дама, девятка, восьмерка, пятерка, двойка. Невероятное совпадение! У царицы нашлись дама, восьмерка, пятерка, двойка, но – «бубей». Кулаковской пришлось взять туз «трефы» и сыграть одной частью: «червы» – туз, дама, валет, десятка. Анастасия отбилась козырным тузом, затем отдала семерку «пик», импассируя «червовую» десятку, принадлежавшую Кулаковской. Екатерина Алексеевна добавила в этот расклад козырную шестерку «пик».
Игра набирала ход.
Анастасия уже чувствовала, что партия в вист складывается удачно. Они с государыней понимают друг друга без слов, и «Маневр Пита» будет осуществлен с наибольшей пользой: десять взяток как минимум. Оторвавшись от созерцания карт, она оглянулась. Сказочные синие тени лежали на красной драпировке. Свет от восьми канделябров, расположенных в разных местах палатки, падал перекрестно и немного искажал силуэты. Но присмотревшись, можно было узнать всех участников сцены.
Великаны-кирасиры держали обнаженные палаши на правом плече, царица поправляла обшлаг присборенного рукава-буф. Госпожа Кулаковская нервно перебирала карты. Госпожа Одинцова пыталась делать ей какие-то знаки. Неподвижная фигура госпожи Аржановой казалась еще выше из-за прически с локонами. Адъютант светлейшего секунд-ротмистр князь Мещерский стоял с той стороны палатки, рядом со своим начальником. Григорий Александрович Потемкин, поглядывая на дам, играющих в карты, разговаривал с графом Людвигом Кобенцелем, австрийским посланником.
Вторая партия виста была «дипломатическая». На нее получили приглашение граф Сольмс, посланник прусского короля, господин Корберон, французский поверенный в делах, и сэр Джеймс Гаррис, английский посланник. Они собрались у входа в палатку и, тихо беседуя, ждали окончания игры, которая несколько затянулась.
Анастасия вновь бросила взгляд на карточный стол.
Она прекрасно помнила, какие карты уже выбыли из игры, и потому имела приблизительное представление о том, что находится сейчас на руках у ее партнерш. Например, у государыни из четырех прежних козырей остался один, самый крупный – валет «пик».
Пришло время пустить его в дело. Екатерина Алексеевна так и поступила. На ее «пикового» валета Анастасия положала свой валет «бубей» и тем сразу разблокировала масть. Блестящий финал! Десять взяток «Маневра Пита», о которых Аржанова мечтала в начале игры, действительно достались им. Весьма довольная результатом, царица поднялась из-за стола и сердечно поблагодарила дам за превосходную партию в вист. Анастасии она успела шепнуть: «Мы еще увидимся!»
Иностранные дипломаты поклонились, приветствуя трех российских дворянок, выходящих из ярко-алой палатки. Наибольшее их внимание привлекла молодая высокая и стройная красавица, чьи длинные локоны спускались на шею, выгодно оттеняя ее серо-стальные глаза и матового цвета кожу. Господин Корберон также заметил, что ей единственной императрица сказала какую-то фразу уже после игры.
Исполняя должностные обязанности, три посланника через свою агентуру навели справки о дамах, коим выпала честь провести с Екатериной Алексеевной около получаса за карточным столом на таком пафосном мероприятии, как губернский бал. Ничего интересного они не обнаружили. Впрочем, некий осведомитель в Дворцовой конторе, отвечающий за сохранность коллекций Малого Эрмитажа, сообщил французскому поверенному в делах про госпожу Аржанову следующее. Она – небогатая помещица из Курской губернии и каким-то непонятным образом раздобыла четыре древне-греческие камеи большой цены и замечательного качества. Эти камеи Аржанова в январе прошлого года преподнесла самодержице всероссийской в подарок.
Не прошло и двух дней после праздника в Аничковом дворце, как доктору математических наук Отто Дорфштаттеру, старшему шифровальщику Санкт-Петербургского «черного кабинета» курьеры доставили три пакета с посольскими печатями. В них находились закодированные депеши. Это граф Сольмс, господин Корберон и сэр Гаррис составили для правительств собственных стран отчеты о бале, какой почтили присутствием первые лица Российской империи.
Молодой математик не так давно приступил к работе. «Черный кабинет» оборудовали в здании Государственной коллегии Иностранных дел. Во флигеле на втором этаже он занимал две просторные комнаты. Дорфшаттеру выделили там отдельное помещение. Штат набрали, следуя его советам. В нем состояли: стенографисты, копиисты, переводчики. Режим работы русского учреждения Отто установил точно таким же, как в Вене.
Статский советник Турчанинов остался доволен служебным рвением и деловитостью «ПЕРЕБЕЖЧИКА». У них произошла встреча с глазу на глаз, при которой оба говорили по-французски. Петр Иванович похвалил австрийца и спросил, какие у него еще есть пожелания. Дорфштаттер задал вопрос об Амалии Цецерской.
Секретарь Кабинета Ее Величества был готов к такому повороту разговора. Очень пространно он поведал доктору математических наук о том, что польская дворянка уехала из Санкт-Петербурга в Варшаву. Она хотела повидаться с Отто, но ситуация того не позволила. В Варшаве у нее тяжело заболела мать, и Амалии прошлось собираться чуть ли не в два дня, чтобы вовремя успеть к престарелой родительнице. Конечно, Цецерская вернется в российскую столицу, но вот когда это произойдет, он, Турчанинов, не знает. Однако берет на себя обязательство непременно известить о том господина Дорфшаттера.
Старший шифровальщик выслушал всю историю внимательно, в знак согласия кивая головой и задавая дополнительные вопросы, кои свидетельствовали о том, что в ее правдивости он не сомневается. Он даже позволил себе предаться воспоминаниям о первой встрече с Амалией в оперном театре.
Турчанинов расстался с ним, будучи в полной уверенности, что «ПЕРЕБЕЖЧИК» клюнул на нехитрую приманку.
На самом деле Дорфштаттер не поверил ни одному слову русского начальника.
Цецерская являлась к нему во сне. Сны математик считал сублимированным отражением действительности. Следовательно, красавица по-прежнему жила в этом городе, туманном, холодном, величественном. Теперь, получив свободу, Отто часто бродил по его улицам, вглядываясь в лица прохожих, в проезжающие мимо экипажи, в окна домов. Да, она находится здесь, и он ее найдет. Он выучит их язык, столь сложный для европейца из-за своих падежей, родов, приставок и окончаний. Он досконально разберется в городском плане и вычислит район, где может пребывать эта женщина, совсем не богатая, но и не бедная, не так уж много таких районов в Петербурге. Он будет исполнять свои обязанности очень добросовестно, и в конце концов завоюет их доверие, они скажут ему правду…
Бывший житель Вены умело вскрыл пакеты, не повредив печатей на них, сел к столу у окна, где было много света, и стал колдовать над полудипломатическими, – полушпионскими посланиями.
Код, используемый графом Сольмсом, он взломал еще раньше, чтобы продемонстрировать новым хозяевам свои исключительные способности. С надменностью прусского аристократа граф считал, что судьба занесла его в страну варваров и азиатов, которым никогда не постичь загадок немецкого разума. Он не желал менять шифр, освоенный два года назад, хотя по правилам тайной переписки это следовало делать регулярно. Недаром Потемкин называл его дураком. Но существенного значения данное обстоятельство пока не имело, так как Пруссия занимала сейчас нейтральную позицию по отношению к России. Отчет графа Сольмса был кратким, сухим и достаточно объективным.
Веселый и общительный выпускник Оксфордского университета сэр Джеймс Гаррис сделал хорошую карьеру: в 24 года – чрезвычайный посланник и полномочный министр в Берлине, в 31 год – в Санкт-Петербурге. Он имел важное поручение от своего правительства – как можно скорее добиться союзного договора с Россией. Великобритания очень в нем нуждалась. Она вела борьбу с восставшими североамериканскими колониями, и в этой борьбе европейские государства ее не поддерживали.
Глава Государственной коллегии Иностранных дел канцлер граф Панин к договору с англичанами отнесся отрицательно. Но светлейший князь Потемкин встречался с Гаррисом. Он помог молодому дипломату получить аудиенцию у царицы. Екатерина II внимательно выслушала пространный доклад о современном политическом положении Европы и Англии. Однако определенного ответа еще не дала. Потому сэр Гаррис пользовался каждым удобным случаем, чтобы напомнить Ее величеству об этом. Во время партии в вист он также затронул данную тему, правда, в шутливой и образной форме.
Весь отчет английский посланник написал на родном языке, и Дорфштаттеру пришлось вызывать второго переводчика. Последние же два обширнейших абзаца были исполнены на латыни. Проанализировав текст, Отто пришел к выводу, что он закодирован при помощи так называемой «решетки Кардано», изобретенной миланским врачом и автором многих научных трудов Джилорамо Кардано, жившим в XVI веке.
«Решетка» – всего лишь лист бумаги или кусок ткани, в котором проделано множество отверстий – «окошек». Они располагаются в определенной системе, имеют нумерацию. «Решетка» накладывается на первоначальное послание, с первого взгляда вполне безобидное, и тогда сквозь «окошки» проступают буквы секретной депеши. Этот тип кодирования получил наименование «шифра перестановки».
Перед Дорфштаттером лежал уже расшифрованный отчет графа Сольмса. Следовательно, он знал тему и основные детали донесения. Это во многом ему помогло. После трех часов напряженной криптоаналитической работы Отто нашел ключ к английской «решетке Кардано» и прочитал депешу. Кроме диалога сэра Гарриса с царицей об англо-русском договоре в нем приводились имена дам, игравших в вист, и краткие справки о них.
Так они с Чернозубом и стояли друг против друга в полном молчании, пока второй унтер-офицер не скосил на них глаза и не кашлянул. Молодая женщина отступила в сторону, прикрыв веером лицо. Взгляд Чернозуба сделался печальным.
– Ваш-выско-бродь, – прошептал он. – Будь ласка, берить мени с собою.
– Куда, сержант?
– Да хоть куда…
Заиграли фанфары. Это означало, что императрица прибыла в Аничков дворец. Толпа потекла из гостиных в Большой зал. К торжественному появлению там Екатерины Алексеевны гости выстроились в две шеренги, образовав широкий проход от дверей к центру помещения. Оркестр на хорах грянул любимый марш царицы – «Гром победы, раздавайся!» Ведомая под левую руку хозяином бала Потемкиным, государыня вступила в зал и медленно пошла мимо участников праздника, сердечно им улыбаясь. При ее приближении дамы приседали в глубоком реверансе, кавалеры становились на одно колено.
Анастасия не видела Екатерину II больше года. Самодержица Всероссийская за это время несколько не изменилась. То же немного полноватое свежее лицо, ясные бирюзовые глаза, светлые волосы, уложенные в простую прическу с бриллиантовой диадемой. По зимнему времени платье на ней было закрытое, из светло-алого бархата, с большими присборенными рукавами-буф и отделкой из меха горностая. Через правое плечо у нее проходили две орденские муаровые ленты, наложенные одна на другую. Внизу – владимирская, красная, с черными полосами по краям, поверху – андреевская, голубая. Звезды только двух орденов: серебряная восьмиконечная св. Андрея Первозванного – и золотая четырехконечная св. Георгия сияли у нее на груди.
Полнейшая тишина установилась в зале. Ее величество обратилась к присутствующим с краткой речью. Она говорила по-русски совершенно правильно, хотя и с каким-то трудноуловимым акцентом, не по-петербургски и не по-московски растягивая некоторые гласные. Она приветствовала гостей, собравшихся в столицу из разных губерний империи как представителей российского дворянства, служащего отечеству верой и правдой. Она желала им благополучия и процветания и удачи в том важном деле, какое ныне привело их в Санкт-Петербург.
Аржанова не поняла смысл последнего высказывания. Стоявшие рядом с ней гости охотно объяснили, что губернским балом во второй половине февраля каждого года открывается так называемая «ярмарка невест», мероприятие неофициальное, но, без сомнения, значительное. Продолжается оно, как правило, до Великого поста. Действительно, в зале находилось немало девиц юного возраста в светлых, простых, недорогих, совсем не придворных платьях и с прическами, украшенными лишь искусственными цветами. Сопровождали милых девушек солидные матроны, увешанные драгоценностями, в вечерних туалетах из бархата и парчи, но часто скроенных по позапрошлогодней моде. При объявлении менуэта, открывающего праздник, они быстро расселись по стульям, выставленным вдоль стен, и приступили к наблюдениям.
Согласно традиции, первой парой в этом менуэте должен был идти хозяин или хозяйка бала с самым почетным из гостей. Таким образом, впереди колонны танцующих Анастасия увидела князя Потемкина и Екатерину Алексеевну. Императрица, несмотря на свои пятьдесят два года с лишним, двигались легко и грациозно. Менуэт явно доставлял ей огромное удовольствие.
Подчиняясь ритму и мелодии танца, а также командам распорядителя бала, гости то шли мелкими шажками вперед, то кружились на месте, то кланялись друг другу. Аржанова стояла слева от колонны исполняющих менуэт пар и потому близко видела только кавалеров. К ее великому удивлению вскоре рядом с ней очутился никто иной, как князь Мещерский, адъютант светлейшего и начальник ее охраны при поездке в Крым. Выглядел он по-прежнему превосходно. Обходительный и красивый, одетый в щегольский кафтан обер-офицера Новотроицкого кирасирского полка, Мещерский ловко скользил по паркету и держал за руку довольно симпатичную девушку лет семнадцати.
Адъютант увидел вдову подполковника не сразу, потому что был всецело занят танцем и куртуазным разговором с дамой. Но все-таки их взоры встретились, и князь споткнулся, выполняя команду распорядителя: «Vis-a-vis!». Много разных чувств отразилось на его лице в тот момент. Последнее из них Анастасия определила бы как растерянность. Однако закончив менуэт, молодой офицер отвел девушку на место, раскланялся с ее суровой мамашей и поспешил через весь зал к Анастасии. Она ждала секунд-ротмистра у окна, под гобеленом с гербом Курской губернии, постукивая по руке сложенным веером.
– Какая неожиданная встреча! – сказал Михаил Мещерский, кланяясь.
– Согласна с вами, – Анастасия протянула ему руку, и князь галантно поцеловал ее.
– Кажется, вы снова путешествовали?
– Да. Такова моя планида, – она вежливо улыбнулась ему.
– У нас говорят, ваше путешествие было удачным.
– Все может быть…
Это там, на дорогах полуденного полуострова, они состояли в одной дружной команде, чувствовали и думали одинаково. Посланные туда с особой миссией, они старались преодолеть преграды, избежать, насколько это возможно, опасностей и вернуться домой живыми и невредимыми. Здесь, на празднике в роскошном Аничковом дворце, среди веселых и беззаботных гостей Потемкина, встретившись, они внезапно ощутили, что уже далеки друг от друга.
Возможно, действовали законы службы в секретной канцелярии. Они требовали сохранения тайны при любых обстоятельствах, неразглашения ее в общении с любыми людьми. Анастасия, как человек недавно принявший присягу, старалась с чрезмерной точностью исполнять абсолютно все пункты всех без исключения инструкций. Князь Мещерский не был посвящен в детали операции «ПЕРЕБЕЖЧИК». Аржанова, в свою очередь, не знала, чем занят адъютант светлейшего ныне. Однако прошлое связывало их крепко. Потому, словно бы ожидая чего-то необычного, почти волшебного, они продолжали стоять рядом и смотреть, как участники праздника танцуют модный, но довольно сложный по своим движениям и позам, очень длинный танец – французскую кадриль.
Вдруг Мещерскому пришло в голову, что вдова подполковника с этой кадрилью хорошо знакома. Он решительно повернулся к ней и с поклоном произнес:
– Permettez – moi de vous inviter а danser. Pour deuxieme tour…
– Oui, certainement. Avec plaisir! [11]
Они вступили со второй фигуры и сразу взялись за руки, чтобы шагом «pas chosse» двигаться через центр зала навстречу другой паре, находившейся напротив них – прапорщику лейб-гвардии Преображенского полка и юной красавице в бежевом платье. Затем надо было меняться партнерами, затем кружиться на месте, затем вообще покидать партнера и танцевать в одиночестве, но всегда возвращаться к нему и сжимать его руку.
Переходы, перемены и сольные номера превращали французскую кадриль в танец оживленный, вполне подходящий для светского общения и знакомства. Все видели всех. Например, если Анастасия поворачивала голову направо, то в поле ее зрения попадала самодержица всероссийская. Она танцевала с молодым человеком лет двадцати пяти, в мундире Кавалергардского корпуса. Кавалергард, добрый молодец, рослый, красивый, идеального телосложения, уверенно вел свою августейшую партнершу по паркету и, как казалось Анастасии, смотрел на нее слишком смело. Но и она, изредка поглаживая его руку в белой лайковой перчатке, делала это отнюдь не с материнской нежностью.
Мещерский тихо сказал Аржановой, что кавалергарда зовут Александр Ланской, он – из дворян Смоленской губернии, в столицу приехал шесть лет назад, стал обер-офицером в лейб-гвардии Измайловском полку. Потемкин его заметал и взял в адъютанты.
– Так он – ваш сослуживец? – спросила она.
– О нет! Куда мне до него! – воскликнул князь. – Теперь он – флигель-адъютант императрицы, полковник. Он – ее фаворит!
По разумению Анастасии, такая информация являлась конфиденциальной. Она посмотрела на Михаила Мещерского в сомнении. Молодой кирасир только пожал плечами. Здесь, в Санкт-Петербурге, объясни он, это – секрет Полишинеля. Разные придворные группировки ведут борьбу за должность фаворита, занимающую определенное место в системе монархического правления. Последнее соревнование выиграл Потемкин, и Ланской – его креатура.
При имени своего возлюбленного Анастасия повернула голову налево и увидела светлейшего князя. Никогда бы она не подумала, что он способен так сильно влиять на императрицу. Сейчас Потемкин смеялся и что-то весело говорил очаровательной брюнетке по возрасту младше его раза в два, весьма вольно прислонившейся к могучему плечу губернатора Новороссийской и Азовской губерний. Конечно, Мещерский знал и ее: Екатерина Энгельгардт, одна из пяти племянниц Светлевшего. Великосветская молва приписывала ей роман с вельможным дядей и даже… беременность от него.
Французская кадриль все шла и шла. Движения и позы повторялись, туры следовали один за другим. Но Анастасия и Мещерекий не жалели об этом. Они беседовали. Благо, тема была поистине неисчерпаемой. Князь пересказывал дворянке из Курской губернии столичные сплетни. Главные их персонажи периодически появлялись перед ними и исполняли соло в центре зала, то продвигаясь вперед, то отступая на прежнее место, и неизменно – скользящим шагом «pas-chosse».
В конце концов, музыканты устали.
Оглушив толпу танцующих громоподобным ударом, смолк большой турецкий барабан. Флейты, чьи тонкие голоса оттеняли мощное гудение валторн, закончили партию. Скрипки на прощание рассыпали целый каскад легких и прекрасных звуков под сводами зала.
– За сим объявляю перерыв! – распорядитель бала стукнул о пол длинным жезлом. – Ее величество будет играть в вист. На первую партию государыне благоугодно пригласить… – тут он заглянул в листок, незаметно извлеченный из-за обшлага кафтана, – …пригласить госпожу Одинцову из Московской губернии, госпожу Кулаковскую из Санкт-Петербургской губерний и госпожу Аржанову из Курской губерний…
Мещерский посмотрел на Анастасию с особым любопытством и спросил:
– Вы знаете, где императрица играет в карты?
– Нет, – ответила она.
– В Красной гостиной. Я провожу вас.
– Благодарю, – она кивнула. – Если вы имеете свободное время, князь, то милости прошу ко мне в гости.
– Где вы остановились?
– Опять у Земцова.
– Тогда в среду, во второй половине дня.
– Отлично. Жду вас к ужину.
Они подошли к Красной гостиной. Караула перед ее дверьми уже не было. Анастасия с сожалением подумала, что, наверное, опять потеряла сержанта Чернозуба и ни о чем не договорилась с ним. Но к ее радости, великаны-кирасиры отсалютовали им палашами внутри помещения, перед палаткой из ярко-алой тафты. Императрица находилась там. Лакеи суетилась, придвигая ее кресло к карточному столу вплотную.
– Здравствуйте, госпожа Аржанова, – Екатерина Великая приветливо улыбнулась вдове подполковника. – Коль вы прибыли ранее других дам, ваше место будет здесь… Не возражаете?
Императрица, страстная любительница карточной игры, указала на кресло напротив себя и таким образом назначила Анастасию в свои партнеры.
– Очень рада, Ваше Величество! – молодая женщина присела в глубоком реверансе.
На самом деле Аржанова играть в карты не любила. Это пошло от покойного супруга. В Ширванском пехотном полку – в отличие от иных воинских частей Российской императорской армия – картежников не жаловали. Командир полка полковник Бурнашов, командиры обоих батальонов подполковник Аржанов и премьер-майор Волков сему пагубному увлечению не предавались и своих обер-офицеров, сколь могли, от оного удерживали. Если и играли, то на маленькие, копеечные ставки и, может быть, не более одного раза в неделю, в воскресенье, после полкового обеда у Бурнашова дома.
Кое-какие ходы, употребляемые в висте, Анастасия все-таки знала и сумела бы, скажем, разыграть «Маневр Пита» при подходящих обстоятельствах. Однако удастся ли ей исполнить его с Екатериной Алексеевной, кто при этом проиграет, а кто выиграет, она не задумывалась. Одно пребывание за карточным столом с государыней представлялось ей весьма достойной наградой для человека ее звания и положения в обществе.
Буквально в следующую минуту в палатку вошли обе благородные дамы. Они увидели Анастасию, уже сидящей напротив царицы, и с трудом скрыли свое разочарование. Но этикет жестко диктовал им правила поведения. Они постарались мило улыбнуться красавице из Курской губернии и заняли места за столом, покрытым тонким сукном светло-зеленого цвета. Екатерина II взяла колоду карт в руки, перетасовала, раздала и объявила, что козыри – «пики».
Она знала всех участниц игры.
Евдокия Ивановна Одинцова, женщина крупная, дородная, привезла на губернский бал шестнадцатилетнюю дочь. Когда-то, во время путешествия государыни по провинциям, царский поезд остановился в деревне Одинцово, что расположена недалеко от Москвы. Евдокия Ивановна подала императрице собственноручного изготовления свежайшие яблочные зефирки. Ее Величество их попробовала, заинтересовалась рецептом и потом около часа беседовала с Одинцовой, удивляясь ее обширным познаниям в области кулинарии. Рецепт освоили на придворной кухне, а его изобретательница стала лично известна Самодержице всероссийской.
Софья Степановна Кулаковская, невысокого роста, худощавая, с быстрым взглядом карих глаз, ничего не пекла, не варила, не мариновала. Она родила десять детей. Пять из них умерли во младенчестве, пять – все мальчики – выжили. Теперь они, молодцы, как на подбор, с отличием служили в одном полку – Санкт-Петербургском драгунском, – пребывая в разных чинах, от поручика до секунд-майора. Это случайно выяснилось на императорском смотре, и царица, восхищенная до глубины души, пожаловала их родительнице бриллиантовый перстень, именной рескрипт и ежегодную пенсию в двести пятьдесят рублей, а также пригласила бывать у нее в Зимнем дворце запросто.
Анастасия Петровна Аржанова, таланты которой лежали в сфере, весьма далекой от домоводства и воспитания подрастающего поколения, тоже очень нравилась императрице. Она давала повод судить о женщинах, как о натурах разносторонних, способных на смелые, решительные поступки. Своею красотою они не кичились, полагая сие лишь Божьим даром, к которому обязательно надо приложить еще и собственные знания и умения. На исключительные познания госпожи Аржановой в тюркско-татарском языке, в географии Крыма и в обычаях крымско-татарского народа, государыня сейчас особенно рассчитывала, так как ситуация на юге империи складывалась далеко непростая…
Открыла партию в вист госпожа Одинцова. Она пошла девяткой «червы» к тузу «червей», что находился у госпожи Кулаковской. Та «червами» же и возвратила ход. Анастасия медлила, раздумывая над картами. На руках у нее имелось тринадцать цветных картинок, отпечатанных на атласной бумаге в городе Берлине. Все масти были представлены, и самое главное, среди них – козырный туз «пик». Однако начала она не с него. На светло-зеленое сукно Анастасия положила короля «червы». Екатерина Алексеевна выразительно на нее посмотрела и сбросила девятку той же масти. Аржанова продолжала: туз, валет, девятка, все – «бубны».
Одинцова тяжело вздохнула и возвратила «трефы»: дама, девятка, восьмерка, пятерка, двойка. Невероятное совпадение! У царицы нашлись дама, восьмерка, пятерка, двойка, но – «бубей». Кулаковской пришлось взять туз «трефы» и сыграть одной частью: «червы» – туз, дама, валет, десятка. Анастасия отбилась козырным тузом, затем отдала семерку «пик», импассируя «червовую» десятку, принадлежавшую Кулаковской. Екатерина Алексеевна добавила в этот расклад козырную шестерку «пик».
Игра набирала ход.
Анастасия уже чувствовала, что партия в вист складывается удачно. Они с государыней понимают друг друга без слов, и «Маневр Пита» будет осуществлен с наибольшей пользой: десять взяток как минимум. Оторвавшись от созерцания карт, она оглянулась. Сказочные синие тени лежали на красной драпировке. Свет от восьми канделябров, расположенных в разных местах палатки, падал перекрестно и немного искажал силуэты. Но присмотревшись, можно было узнать всех участников сцены.
Великаны-кирасиры держали обнаженные палаши на правом плече, царица поправляла обшлаг присборенного рукава-буф. Госпожа Кулаковская нервно перебирала карты. Госпожа Одинцова пыталась делать ей какие-то знаки. Неподвижная фигура госпожи Аржановой казалась еще выше из-за прически с локонами. Адъютант светлейшего секунд-ротмистр князь Мещерский стоял с той стороны палатки, рядом со своим начальником. Григорий Александрович Потемкин, поглядывая на дам, играющих в карты, разговаривал с графом Людвигом Кобенцелем, австрийским посланником.
Вторая партия виста была «дипломатическая». На нее получили приглашение граф Сольмс, посланник прусского короля, господин Корберон, французский поверенный в делах, и сэр Джеймс Гаррис, английский посланник. Они собрались у входа в палатку и, тихо беседуя, ждали окончания игры, которая несколько затянулась.
Анастасия вновь бросила взгляд на карточный стол.
Она прекрасно помнила, какие карты уже выбыли из игры, и потому имела приблизительное представление о том, что находится сейчас на руках у ее партнерш. Например, у государыни из четырех прежних козырей остался один, самый крупный – валет «пик».
Пришло время пустить его в дело. Екатерина Алексеевна так и поступила. На ее «пикового» валета Анастасия положала свой валет «бубей» и тем сразу разблокировала масть. Блестящий финал! Десять взяток «Маневра Пита», о которых Аржанова мечтала в начале игры, действительно достались им. Весьма довольная результатом, царица поднялась из-за стола и сердечно поблагодарила дам за превосходную партию в вист. Анастасии она успела шепнуть: «Мы еще увидимся!»
Иностранные дипломаты поклонились, приветствуя трех российских дворянок, выходящих из ярко-алой палатки. Наибольшее их внимание привлекла молодая высокая и стройная красавица, чьи длинные локоны спускались на шею, выгодно оттеняя ее серо-стальные глаза и матового цвета кожу. Господин Корберон также заметил, что ей единственной императрица сказала какую-то фразу уже после игры.
Исполняя должностные обязанности, три посланника через свою агентуру навели справки о дамах, коим выпала честь провести с Екатериной Алексеевной около получаса за карточным столом на таком пафосном мероприятии, как губернский бал. Ничего интересного они не обнаружили. Впрочем, некий осведомитель в Дворцовой конторе, отвечающий за сохранность коллекций Малого Эрмитажа, сообщил французскому поверенному в делах про госпожу Аржанову следующее. Она – небогатая помещица из Курской губернии и каким-то непонятным образом раздобыла четыре древне-греческие камеи большой цены и замечательного качества. Эти камеи Аржанова в январе прошлого года преподнесла самодержице всероссийской в подарок.
Не прошло и двух дней после праздника в Аничковом дворце, как доктору математических наук Отто Дорфштаттеру, старшему шифровальщику Санкт-Петербургского «черного кабинета» курьеры доставили три пакета с посольскими печатями. В них находились закодированные депеши. Это граф Сольмс, господин Корберон и сэр Гаррис составили для правительств собственных стран отчеты о бале, какой почтили присутствием первые лица Российской империи.
Молодой математик не так давно приступил к работе. «Черный кабинет» оборудовали в здании Государственной коллегии Иностранных дел. Во флигеле на втором этаже он занимал две просторные комнаты. Дорфшаттеру выделили там отдельное помещение. Штат набрали, следуя его советам. В нем состояли: стенографисты, копиисты, переводчики. Режим работы русского учреждения Отто установил точно таким же, как в Вене.
Статский советник Турчанинов остался доволен служебным рвением и деловитостью «ПЕРЕБЕЖЧИКА». У них произошла встреча с глазу на глаз, при которой оба говорили по-французски. Петр Иванович похвалил австрийца и спросил, какие у него еще есть пожелания. Дорфштаттер задал вопрос об Амалии Цецерской.
Секретарь Кабинета Ее Величества был готов к такому повороту разговора. Очень пространно он поведал доктору математических наук о том, что польская дворянка уехала из Санкт-Петербурга в Варшаву. Она хотела повидаться с Отто, но ситуация того не позволила. В Варшаве у нее тяжело заболела мать, и Амалии прошлось собираться чуть ли не в два дня, чтобы вовремя успеть к престарелой родительнице. Конечно, Цецерская вернется в российскую столицу, но вот когда это произойдет, он, Турчанинов, не знает. Однако берет на себя обязательство непременно известить о том господина Дорфшаттера.
Старший шифровальщик выслушал всю историю внимательно, в знак согласия кивая головой и задавая дополнительные вопросы, кои свидетельствовали о том, что в ее правдивости он не сомневается. Он даже позволил себе предаться воспоминаниям о первой встрече с Амалией в оперном театре.
Турчанинов расстался с ним, будучи в полной уверенности, что «ПЕРЕБЕЖЧИК» клюнул на нехитрую приманку.
На самом деле Дорфштаттер не поверил ни одному слову русского начальника.
Цецерская являлась к нему во сне. Сны математик считал сублимированным отражением действительности. Следовательно, красавица по-прежнему жила в этом городе, туманном, холодном, величественном. Теперь, получив свободу, Отто часто бродил по его улицам, вглядываясь в лица прохожих, в проезжающие мимо экипажи, в окна домов. Да, она находится здесь, и он ее найдет. Он выучит их язык, столь сложный для европейца из-за своих падежей, родов, приставок и окончаний. Он досконально разберется в городском плане и вычислит район, где может пребывать эта женщина, совсем не богатая, но и не бедная, не так уж много таких районов в Петербурге. Он будет исполнять свои обязанности очень добросовестно, и в конце концов завоюет их доверие, они скажут ему правду…
Бывший житель Вены умело вскрыл пакеты, не повредив печатей на них, сел к столу у окна, где было много света, и стал колдовать над полудипломатическими, – полушпионскими посланиями.
Код, используемый графом Сольмсом, он взломал еще раньше, чтобы продемонстрировать новым хозяевам свои исключительные способности. С надменностью прусского аристократа граф считал, что судьба занесла его в страну варваров и азиатов, которым никогда не постичь загадок немецкого разума. Он не желал менять шифр, освоенный два года назад, хотя по правилам тайной переписки это следовало делать регулярно. Недаром Потемкин называл его дураком. Но существенного значения данное обстоятельство пока не имело, так как Пруссия занимала сейчас нейтральную позицию по отношению к России. Отчет графа Сольмса был кратким, сухим и достаточно объективным.
Веселый и общительный выпускник Оксфордского университета сэр Джеймс Гаррис сделал хорошую карьеру: в 24 года – чрезвычайный посланник и полномочный министр в Берлине, в 31 год – в Санкт-Петербурге. Он имел важное поручение от своего правительства – как можно скорее добиться союзного договора с Россией. Великобритания очень в нем нуждалась. Она вела борьбу с восставшими североамериканскими колониями, и в этой борьбе европейские государства ее не поддерживали.
Глава Государственной коллегии Иностранных дел канцлер граф Панин к договору с англичанами отнесся отрицательно. Но светлейший князь Потемкин встречался с Гаррисом. Он помог молодому дипломату получить аудиенцию у царицы. Екатерина II внимательно выслушала пространный доклад о современном политическом положении Европы и Англии. Однако определенного ответа еще не дала. Потому сэр Гаррис пользовался каждым удобным случаем, чтобы напомнить Ее величеству об этом. Во время партии в вист он также затронул данную тему, правда, в шутливой и образной форме.
Весь отчет английский посланник написал на родном языке, и Дорфштаттеру пришлось вызывать второго переводчика. Последние же два обширнейших абзаца были исполнены на латыни. Проанализировав текст, Отто пришел к выводу, что он закодирован при помощи так называемой «решетки Кардано», изобретенной миланским врачом и автором многих научных трудов Джилорамо Кардано, жившим в XVI веке.
«Решетка» – всего лишь лист бумаги или кусок ткани, в котором проделано множество отверстий – «окошек». Они располагаются в определенной системе, имеют нумерацию. «Решетка» накладывается на первоначальное послание, с первого взгляда вполне безобидное, и тогда сквозь «окошки» проступают буквы секретной депеши. Этот тип кодирования получил наименование «шифра перестановки».
Перед Дорфштаттером лежал уже расшифрованный отчет графа Сольмса. Следовательно, он знал тему и основные детали донесения. Это во многом ему помогло. После трех часов напряженной криптоаналитической работы Отто нашел ключ к английской «решетке Кардано» и прочитал депешу. Кроме диалога сэра Гарриса с царицей об англо-русском договоре в нем приводились имена дам, игравших в вист, и краткие справки о них.