Аллан Эмма. Принцип удовольствия

   – Я внимательно рассмотрела ваши картины. Они мне понравились. Вы прекрасный художник.
   Надя не кривила душой. Картины Гамильтона действительно отличались выразительностью и четкостью деталей. Он рисовал почти с фотографической точностью. Но при этом привносил в картину свое настроение, индивидуальное видение отображаемого мира, заставляя пытливого зрителя думать и сопереживать.
   – Вы разбираетесь в живописи? Чего вы ждете от произведения искусства? – спросил он с оттенком недоверия, словно пытаясь убедить себя в том, что здесь его никто не способен понять.
   – Я жду от живописи отклика на свои мироощущения и всегда чувствую, затрагивает картина мои потайные струны или нет, – не моргнув глазом ответила Надя.
   – И мои картины действительно вас потрясли?
   – Во всяком случае, две из них.
   – В самом деле? И какие же именно?
   – «Женщина в терракотовом платье» и «Мать и сын».
   Джек Гамильтон посмотрел ей в глаза, улыбнулся и залился счастливым смехом, радуясь тому, что она успешно прошла проверку и отныне может рассчитывать на его уважение.
   – Вы совершенно правы! Все остальные работы – мазня! Но эти две – настоящие шедевры! Я хотел бы вас угостить, – сказал он, парализуя ее взглядом.
   – Спасибо, я не хочу.
   – В таком случае, Надя…
   Он не договорил, но она почувствовала, как замерло у нее сердце, наполнившись симпатией и влечением к этому необыкновенному мужчине. Ей стало пронзительно ясно, как нужно действовать, и она непринужденно спросила:
   – Вы же не собираетесь со мной переспать?
   Он снова обнажил ровные жемчужно-белые зубы и тихо сказал:
   – Я бы с удовольствием!
   Сердце Нади затрепетало, как птичка в клетке. Да что она себе позволяет? Что на нее сегодня нашло? Все это скверное влияние Анджелы: с кем поведешься, от того и наберешься! Но она ни о чем не жалела, почувствовав необыкновенную легкость, словно бы вдруг избавилась от тяжких оков.
   – Может быть, улизнем отсюда? – предложил он заговорщицким тоном, озираясь по сторонам. – Нас никто не хватится.
   – Разве вам не следует оставаться в зале до закрытия? – спросила она, обескураженная столь стремительным разворотом событий.
   – Не думаю. Я исполнил свой долг, открыл выставку. Идем?
   – Хорошо, пошли! – непринужденно ответила она.
   Он мягко подхватил ее под локоть, и она вздрогнула, впервые ощутив прикосновение его сильных пальцев. Но еще больше потрясла ее мысль о том, что он уводит ее из шумного зала в укромное место, чтобы там овладеть ею. Художник вывел ее через служебный вход на улицу, и спустя десять минут, воспользовавшись такси, они очутились у дома на Фулем-роуд. Джек Гамильтон провел ее по каменной лестнице на верхний этаж и, отперев дверь, сказал:
   – Добро пожаловать в мою мастерскую!
   Надя вошла в просторное помещение с большими окнами на потолке и огляделась. Вдоль стены стояло кухонное оборудование, в дальнем конце студии имелся альков с двуспальной кроватью.
   – Хотите чего-нибудь выпить? Кофе? Чай? – спросил Джек.
   – Спасибо, нет, – ответила Надя, стараясь не думать о том, что должно сейчас произойти.
   – И часто вы такое практикуете? – спросил он.
   – Что именно?
   – Прыгаете в постель к незнакомым мужчинам!
   – Раньше ничего подобного со мной не случалось, – искренне ответила Надя.
   – Что же вас смущало?
   – У меня не возникало такого желания.
   – Я польщен. Но почему ваш выбор пал именно на меня?
   Он подошел к большому раздолбанному дивану, стоявшему у другой стены, и, плюхнувшись на него, взмахом руки предложил Наде последовать его примеру. Вопреки широко распространенному мнению, что в мастерских художников царят хаос и кавардак, студия Гамильтона была чисто прибрана и приятно удивляла наведенным в ней порядком. Все было на своих местах: холсты натянуты на подрамники и аккуратно сложены в стопку, книги расставлены на полках, стеллажи вытерты от пыли, на дощатом полу постелены яркие коврики, готовые картины развешаны в рамах на стенах.
   – Я передумала, – садясь на диван, заявила Надя.
   – Относительно чего, позвольте узнать?
   – Мне хочется вина!
   Джек пружинисто вскочил и, подойдя к буфету, спросил:
   – Белого или красного?
   – Красного, пожалуйста!
   Он достал из буфета бутылку и чистые бокалы.
   – Вы очень привлекательный мужчина, – сказала Надя. – И вы это знаете. Почему же в таком случае женщине, которой вы понравились, не вести себя так, как поступил бы в такой ситуации мужчина?! – риторически воскликнула она, стараясь убедить себя в разумности своего довода.
   – Не вижу причин для самоограничения, – ответил Джек.
   – В таком случае давайте выпьем за нас! – сказала Надя, поднимая бокал.
   Они чокнулись. Надя боролась с желанием вскочить и стремительно убежать. Но зад ее врос в диван, а ноги стали как ватные. Отхлебнув из бокала, она потупила глаза, опасаясь, что не выдержит и предложит ему поскорее затащить ее в постель.
   Джек выпил вина и сказал:
   – Пожалуй, бутылочку мы прихватим с собой в альков.
   – Отличная мысль, – сказала она, стараясь не выдать своего волнения, и встала.
   Джек сопроводил ее до алькова, поставил бокалы и бутылку на столик у изголовья кровати и повернул выключатель на стене: окна на потолке закрылись выдвижными ставнями. Он включил ночники и без всякого смущения начал расстегивать пуговицы на рубашке, обнажая широкую мускулистую грудь, поросшую густыми черными волосами, и сильные руки, кисти которых были покрыты пучками волос и голубыми венами. Руки у Джека были холеные и чистые, как у врача, живот плоский, с рельефными мышцами. Теперь она поняла, почему Анджелу так впечатлила его фотография.
   Гамильтон скинул туфли, снял носки, расстегнул молнию на брюках и, не глядя в сторону Нади, стянул их вместе с белыми спортивными трусами. Ноги его были столь же прекрасно развиты, как и торс, а бедра покрыты мягкими темными волосами, менее густыми, чем те, что росли на груди.
   Обрезанный пенис начал увеличиваться, покачивая лиловой головкой, гладкой, словно бильярдный шар. Мошонка тяжело свисала у него между ног.
   Надя села на кровать, опасаясь упасть, и судорожно вздохнула.
   Внезапно она вспомнила, что они до сих пор даже не поцеловались. Джек, похоже, тоже подумал об этом и, встав перед ней, поцеловал ее в губы, сжав руками щеки.
   – А вы, оказывается, сладкая, – тихо сказал он.
   – Спасибо, – сказала она.
   – Мой вид вас, надеюсь, не смущает?
   – Нет, что вы! – Надя решительно встала, понимая, что уж если бежать, то сейчас.
   Джек деловито сорвал с кровати покрывало и одеяло, оставив только простыню, сложил подушки в изголовье и улегся, привалившись к ним спиной и скрестив в лодыжках ноги. Пенис выразительно поглядывал на Надю своим единственным глазом, покачиваясь над мошонкой.
   Абсолютно хладнокровно, чему она сама удивилась, Надя сняла белую блузку, решив пройти все испытание до конца. Она чувствовала себя спокойной и собранной. Даже если на другое утро она и пожалеет о содеянном, подумала Надя, то в этом нет ничего страшного. За последнее время она так редко давала волю эмоциям, что для разнообразия неплохо и погрустить. А вдруг ее воспоминания окажутся приятными?
   Она расстегнула молнию на юбке, слишком узкой, чтобы упасть к ногам, и, виляя бедрами, стянула ее, стараясь сохранять спокойствие.
   Ежесекундно ощущая на себе внимательный взгляд Гамильтона, Надя повесила юбку на спинку стула. Поневоле наклонившись, она подумала, что Джек рассматривает ее промежность, обтянутую трусиками, и похвалила себя за то, что надела приличное нижнее белье. Блузку она повесила поверх юбки на тот же стул. Своего обнаженного тела Надя не стыдилась, а потому не торопилась снять белый кружевной бюстгальтер, растягивая удовольствие от стриптиза. Наконец она освободила от оков тугие тяжелые груди и взглянула в зеркало. Соски набухли и отвердели, коричневые кружки вокруг них покрылись пупырышками от возбуждения. Тело жаждало сладострастного экстаза.
   Оставалось освободиться от колготок. Светло-серые, блестящие и тонкие, они так плотно облегали ее крутые бедра и стройные ножки, так четко разделяли швом на промежности преддверие влагалища, что в них Надя выглядела гораздо соблазнительнее, чем голая. Возможно, поэтому Джек не торопился снять их с нее.
   Сев на кровать, она невольно взглянула на пенис. Раздувшийся и чрезвычайно возбужденный, он стоял под прямым углом к бедрам. Его большая гладкая головка напоминала огромный желудь, растущий прямо из ствола. Клитор Нади задрожал, стенки влагалища сжались, она уже не могла скрывать, что охвачена страстью. Ей хотелось вести себя раскованно, упиваться свободой, стать такой же непринужденной, как Гамильтон, чей пенис она желала почувствовать в своем разгоряченном теле немедленно. Она представила, как Джек будет обнимать и целовать ее и, сокрушая лоно своим неимоверным долотом, пробиваться по ее тайному тоннелю все глубже в недра. Она готова была утонуть в омуте исступления, как уже тонула в его темно-карих глазах.
   Рука ее непроизвольно потянулась к его мошонке и сжала член. Он задрожал. Она погладила его бедро и промолвила:
   – Если хотите, я возьму его в рот.
   – Дерзайте! – ответил он с великодушием истинного мастера.
   Она встала на колени, шурша нейлоном колготок, и, сжав ствол фаллоса в кулаке, взглянула в его слезящийся глаз. Ей вдруг подумалось, что Джек, возможно, и не намерен потеть и овладевать ею, он просто ждет, что она сама удовлетворит его. Что ж, все гении капризны, он тоже не исключение!
   Надя взяла член в рот, помедлила и, блаженно зажмурившись, сделала глубокий вдох, прежде чем податься корпусом вперед, чтобы головка прошла в горло. Она почувствовала, как пенис затрепетал, а волосики на его лобке защекотали ее подбородок. Надя задрожала и принялась жадно сосать горячий и твердый, как мозговая кость, извлеченная из бульона, пенис. Она причавкивала от удовольствия и сжимала ноги. Из лона по ним распространялся жар. Колготки промокли. Клитор затрепетал.
   Она принялась ритмично кивать, сжимая член губами. Джек постанывал. Время от времени Надя дразнила языком кончик головки, потом резко кивала, и тогда член проскальзывал в ее гортань. Это не смущало Надю, она давно натренировалась проделывать этот номер и одновременно щекотала пальцами мошонку.
   – Довольно! – прохрипел Джек и оторвал ее от своего лакомого кусочка.
   – Разве вам не этого хотелось? – спросила она, изображая удивление.
   – Ты мастер орального секса, я в этом убедился, – похвалил ее Джек. – Я ценю профессионализм. Но… но я хочу просто трахнуть тебя, без затей. Как ты на это смотришь?
   Он так смачно произнес ключевое слово всей фразы, что Надя совершенно размякла. Не долго думая Джек уложил ее на спину, встал на колени и крепко поцеловал в губы, просунув язык в рот. Рука его стала поглаживать ее груди. Он лизнул ей шею и начал сосать сосок. Она закинула голову и сладко охнула.
   В промежности у нее стало горячо и влажно. Кожа покрылась мурашками и алыми пятнами. Джек ласкал другой рукой ее живот, доставляя ей неописуемое блаженство. Никогда прежде Наде не было так хорошо. Груди ее вздымались, живот втягивался, срамные губы сжимались, в клиторе возникла пульсация. Охваченная пламенем сладострастия, Надя затрепетала. Соски стали похожи на спелые вишни, казалось, что они живут своей жизнью. Джек начал сосать один из них, будто бы намереваясь втянуть в себя всю грудь. Он легонько прикусил сосок, потом разжал зубы и переключился на другую грудь. Надя завертелась на кровати и застонала.
   Все кружилось у нее перед глазами, мысли смешались. Она не могла понять, почему незнакомый ей мужчина кажется ей таким милым и желанным, почему она позволяет ему вытворять с ней все эти чудеса, упираться членом в ее промежность и рыскать жадным взглядом по ее обнаженному телу. Как же она осмелилась упасть в его объятия? Что подтолкнуло ее на этот невероятный поступок? Неугомонная похотливость? Или она не устояла перед знаменитым мужским магнетизмом Гамильтона? Ей нравилось его мускулистое тело. Его умелые ласки сводили ее с ума. Но чувства, которые она питала к нему, были гораздо глубже. Он затронул потайные струны в ее душе, повернул скрытый выключатель в голове. И в ней проснулась ранее дремавшая сексуальность, из кладовых подсознания хлынул неудержимый поток новых ощущений и желаний. В чем же секрет Гамильтона? Этого Надя понять не могла. Но она не отчаивалась.
   Раздвинув ноги, она, изогнувшись дугой над кроватью, принялась двигать торсом, выражая свое нетерпение. Он понял ее и прошептал:
   – Не торопись, потерпи немного!
   Ах, какой это был обаятельный любовник, настоящий художник секса! Его рука коснулась ее пупка. Кожа ладони оказалась шершавой и мозолистой, как у рабочего. Джек провел ею по колготкам – они зашуршали, и мускулы ног Нади напряглись, коленки ее задрожали. Джек сжал ее влажную горячую промежность. Надя ахнула и зажмурилась.
   Джек стал стягивать с нее колготки. Надя приподняла зад и завертела им, помогая ему освободить ее от нейлона. Наконец ноги ее стали совершенно голыми, влажное жаркое лоно раскрылось от притока прохладного воздуха. Надя открыла глаза и увидела, что Джек с жадностью рассматривает ее половые губы, набухающие и багровеющие под его проницательным взглядом. Вот так, вероятно, он вглядывался в срамные губы натурщиц, чтобы потом передать их на холсте в мельчайших деталях. Надя задрожала, изнемогая от желания почувствовать в себе его пенис.
   Джек просунул во влагалище палец – он вошел в скользкое отверстие свободно, не встретив сопротивления, но тотчас же оказался в тисках стенок. Надя заработала торсом, имитируя половой акт. Джек надавил другим пальцем на клитор. Издав протяжный стон, она замотала головой, раскрыв рот, словно отказывалась верить в свое счастье. Влагалище ожило и стало сосать палец.
   Гамильтон с нескрываемым интересом наблюдал эту реакцию женского тела на его бесхитростные манипуляции. И Надя вдруг отчетливо осознала, как, в сущности, мало ей нужно, чтобы испытать всепоглощающий экстаз. Тело ее запрыгало на кровати, пронзенное электрическим током. Именно этого мгновения и ждал мастер. Едва она изогнулась и подалась низом живота вперед, как Джек прыгнул на нее, словно волк на овцу, и вогнал свой член так глубоко, что Надя не смогла даже охнуть.
   Возникшие в ее теле ощущения нельзя было передать словами. Ей было и больно, и сладостно, и блаженно от понимания, что ею овладевает виртуоз. Ни один из прежних любовников не смог доставить ей истинного удовольствия. Новая волна оргазма, более мощная, чем та, которую Джек вызвал одним лишь пальцем, захлестнула Надю. Она заполнила ее всю, ей показалось, что еще мгновение – и раздастся взрыв. Джек стал рьяно работать торсом, не проявляя к Наде ни малейшего сострадания. Движения его стали грубы и резки. Он изо всех сил долбил ей шейку матки, так, как не осмеливался, или не мог, ни один другой мужчина. Однако Наде это было невероятно приятно.
   Она внезапно снова кончила, сжав влагалищем его детородный орган так, словно бы хотела выдоить его до последней капли. Джек вновь вогнал член в ее лоно по самую рукоятку. И целая серия оргазмов потрясла ее. Она пребывала в экстазе так долго, что не заметила, когда Джек излил в нее семя. Чуточку сожалея, что пропустила этот момент, Надя обмякла и на какое-то время отключилась.
   Когда же она открыла глаза, придя в себя, то увидела, что Джек лежит рядом с ней на боку и как-то странно смотрит на нее. В его взгляде появилось новое выражение, какое бывает лишь у испуганного доверчивого ребенка. Надя обняла его и прижалась грудью к его лицу.
 
   Проснулась она от света, бьющего в глаза, и от острого желания справить малую нужду. Она спала настолько крепко, что не сразу сообразила, где находится, не говоря уже о том, чтобы вспомнить, какой сегодня день недели. Стряхнув наконец сонную одурь, Надя все отчетливо вспомнила, и яркие ощущения вновь охватили ее. Она задрала голову и увидела, что солнечные лучи пробиваются сквозь щели в ставнях на крыше.
   Затем она перевела взгляд на Джека. Он лежал ничком, накрывшись простыней и уткнувшись лицом в подушку. Рельефные мускулы спины и ягодицы отчетливо вырисовывались под тонкой материей. Гамильтон тихонько посапывал во сне, совсем как сытый, успокоившийся младенец.
   Надя улыбнулась и, стараясь не разбудить его, слезла с кровати. Недолгие поиски туалета привели ее к двери, за которой находился совмещенный санузел. Окон в этом помещении не было, зато имелся шнурок, потянув за который она включила яркий дневной свет. Люминесцентная лампа тихо загудела под потолком.
   Надя взглянула в зеркало и с удовлетворением отметила, что ни на лице, ни на теле не осталось следов минувшей ночи. Однако ощущение у нее было такое, словно бы она заново родилась, пройдя таинственную очистительную процедуру.
   Она села на стульчак, и вместе с тугой горячей струей наружу вырвались и другие острые ощущения. Надя даже вздрогнула. Секс всегда являлся для нее серьезной проблемой. На протяжении всей своей сознательной жизни она томилась неудовлетворенностью и так свыклась с этим тягостным чувством, что сейчас, освободившись от него, испытывала что-то вроде тоски по утраченной подруге. Ей предстояло свыкнуться с новым сексуальным опытом, примириться с мыслью, что все ранее пережитые ею оргазмы – всего лишь жалкая пародия на подлинный экстаз, который она испытала с Гамильтоном. С ним не мог соперничать ни один из ее прежних сексуальных партнеров. Следовательно, Анджела права, говоря, что она не разбирается в мужчинах.
   Ей вспомнилось, что однажды, когда она была еще пятнадцатилетней девственницей, одна подруга сказала, что истинное удовольствие во время совокупления испытывает только та женщина, которая любит своего любовника. Надя долгое время этому искренне верила. Но теперь у нее появились веские основания для сомнений: ведь во время сближения с Гамильтоном она испытывала не любовь, а вожделение! Ею двигала откровенная, бесстыжая похоть, и она не переросла в глубокое чувство после того, как все совершилось. Впрочем, позже некое подобие привязанности могло в ней развиться.
   Надя вымыла руки и стерла с ресниц потекшую краску. Наручные часы показывали, что уже шесть утра. Она вполне успевала вернуться домой и привести себя в порядок, перед тем как отправиться на службу.
   Она вышла из ванной и на цыпочках голая пошла по дощатому полу мастерской. Взгляд ее упал на мольберт с одной из работ художника. На картине была запечатлена комната, плавно переходящая в сад. Контуры двух еще не нарисованных человеческих фигур наводили на мысль, что работа не завершена.
   – Доброе утро, – раздался голос Гамильтона, и Надя вздрогнула, вдруг устыдившись своей наготы.
   – Привет, – пропищала она и обернулась.
   Джек сидел на кровати и улыбался.
   – Нашла туалет?
   – Да.
   Надя подбежала к кровати и легла. Джек погладил ее по щеке и спросил:
   – Все в порядке?
   – Да. Но мне пора на работу.
   – Ах да! Ты ведь из компании, спонсирующей художественную галерею. Чем ты там занимаешься?
   – Вообще-то я служащая коммерческого банка, у нас не принято болтать о работе.
   – Тайны портят симпатичным девушкам цвет лица. Наверное, носишь боссу бумаги на подпись и печатаешь под его диктовку?
   Большинство мужчин, с которыми она знакомилась раньше, принимали ее за секретаршу. Она не разочаровывала их и подтверждала такое предположение. И хотя на самом деле ее вот-вот должны были включить в совет директоров, она ответила Джеку, что работает в отделе снабжения.
   – Хочешь кофе? – спросил он.
   – Спасибо, нет, – сказала Надя.
   Он взглянул на ее соблазнительные груди, и глаза его заблестели.
   – Нравятся? – поддразнила его Надя, чувствуя, как тает ее лоно, а груди наливаются тяжестью.
   – Да, груди у тебя изумительные, как, впрочем, и все тело. – Джек пощупал соски и, причмокнув от удовольствия языком, воскликнул: – Настоящее чудо!
   – Мне нужно идти, – повторила она, хотя желала совершенно другого. Сделав несложные вычисления в уме, она поняла, что в запасе у нее почти полтора часа, и расслабилась окончательно.
   – Я хочу поцеловать тебя, – сказал Гамильтон.
   – Что же тебе мешает?
   – Мешает опасение, что после поцелуя у меня возникнет и другое желание, а ты торопишься, и мне не удастся его осуществить. Я не люблю начинать то, чего не смогу завершить.
   – Мне думается, у нас найдется время, чтобы все успеть, – ответила Надя с улыбкой, чувствуя, как учащается пульс.
   Джек пристально посмотрел ей в глаза, и ее охватило оцепенение. Джек потрепал ее по щеке и стал покрывать ее поцелуями.
   – Да! Да! – воскликнула Надя.
   Джек взял ее за плечи и, потянув на себя, впился ртом в нежные, мягкие губы. Ей стало удивительно хорошо. Все тело вспыхнуло, словно рождественская елка, и тысячи иголочек пронзили ее нервные окончания. В предвкушении новых острых ощущений она ахнула и прижалась к нему грудями, норовя проткнуть сосками кожу. Ей захотелось безумствовать, как минувшей ночью.
   Джек повалил Надю на кровать и, упершись головкой в живот, стал целовать ее шею, уши, подбородок и груди. Она запрокинула голову, громко дыша и поводя бедрами. Губы Джека сомкнулись на ее соске, он начал его с жадностью сосать.
   Левой рукой он раздвинул ей ноги и ткнул пальцем в клитор. Надя застонала. Клитор набух и задрожал. Джек стал осторожно теребить его, продолжая сосать грудь.
   – Джек! Джек! – воскликнула в экстазе Надя, пронизанная знакомыми ощущениями. – Если бы ты знал, как мне с тобой хорошо!
   Она была готова возобновить любовную игру.
   – Чего именно ты хочешь? – спросил он.
   – Всего! Всего! – выдохнула она.
   Джек стал сильнее тормошить ее клитор и с большей жадностью сосать грудь. Другой его палец проник в лоно, росистое от соков, за ним – еще один. Джек раздвинул ими срамные губы, пульс Нади участился. Очевидно, Джек прикоснулся к эрогенным зонам. Почувствовав приближение оргазма, Надя сжала член, желая воскресить в памяти момент его проникновения в лоно. Член был горяч и тверд, она взвизгнула от радости и кончила.
   Но Джек упорно продолжал работать пальцами, и вдруг сразу три погрузились в ее расплавленное оргазмом лоно, а вместо пальца на клитор надавил язык. Надя сжала пенис в кулаке и снова кончила.
   Что он с ней сделал? Почему она так легко кончает, раз за разом все острее ощущая эти чудные мгновения? Как удается ему без всяких усилий отправлять ее на пик блаженства? Ведь раньше она даже не мечтала о таких высотах! Надя окончательно раскрепостилась, о былой скованности она уже не вспоминала.
   Все ее тело наполнилось божественной энергией. Ей стало мало его ласк языком и пальцами, захотелось чего-то большего. Она воскликнула:
   – Хочу в рот! – И он тотчас же исполнил это желание.
   Встав на колени, он всадил пенис ей до самого горла, ударив мошонкой по подбородку.
   – Хорошо, – прохрипела Надя и, сжав пенис в кулаке, принялась его сосать. Он был тверд, словно кость. Надя выпустила его из руки и впилась пальцами в ягодицы. Джек дернулся и ввел пенис еще глубже в ее горло. В головке возникла пульсация – верный признак назревающей эякуляции. Наде хотелось, чтобы горячее семя Джека полилось ей на гланды, чтобы она захлебнулась. Но при этом ей хотелось также, чтобы сперма заполнила лоно. Ей хотелось сразу всего и много.
   Она принялась жадно сосать член, втягивая щеки. Глаза ее вылезли из орбит, лицо стало пунцовым. Джек пыхтел и охал, двигая тазом все быстрее с каждым мгновением. Головка заполнила собой весь рот Нади. Сок из лона струился по бедрам. Джек изловчился и просунул палец ей в анус, настолько глубоко, что Надя ахнула. Пенис глубже проник в гортань. Она начала задыхаться. Пальцы Джека продолжали двигаться в других ее естественных отверстиях. И она кончила. Но на сей раз оргазм был подобен взрыву атомной бомбы. За ним, как в цепной реакции, последовала серия новых оргазмов. Надя подумала, что они никогда не прекратятся. А Джек все нажимал и нажимал на таинственную пусковую кнопку, и Надя поняла, что погибнет, если срочно что-то не предпримет. Колоссальным усилием воли она заставила себя вынуть член изо рта и, отдышавшись, приказала:
   – Ляг на спину и замри!
   Он удивленно похлопал глазами, однако подчинился.
   – Не волнуйся, тебе сейчас будет приятно! – сказала Надя, решив продемонстрировать ему, что и она кое на что способна.
   Ей не хотелось казаться наивной в сексе. В бизнесе она добилась успеха упорным трудом, в интимной сфере потерпела поражение, но теперь, когда перед ней открылись новые горизонты, она уже не сомневалась, что сможет вынудить Джека кончить так, как ей того хочется.
   Пенис стоял торчком, поблескивая мокрой головкой. Мышцы живота и торса были у Джека хорошо развиты. Мошонка впечатляла своим объемом. Волосы, особенно густые и курчавые на груди, тянулись стрелкой к низу живота. У Нади затрепетало сердце. Она сжала член в кулаке и дотронулась до головки пальцем. Член вздрогнул.
   – Боже, как же я тебя хочу! – сказала Надя и, продолжая сжимать член в кулаке, села на корточках над головкой.
   – Он такой твердый! – заметила она.