Аллан Жанна. Преодолей себя

   Он так и не смог поговорить с адвокатом сегодня, встречу решено было перенести на завтра. Зейн был готов заплатить любые деньги, сделать все возможное и невозможное, лишь бы избавиться от Дойля. Ведь тот знал в течение четырех лет, что, возможно, является отцом девочки, но ничего не предпринимал. Это, безусловно, дает лишний козырь Зейну.
   — Папа, отпусти меня, — попросила Ханна, — мы с Муни хотим поздороваться с Милой.
   — Только не подходи близко к загону, стой у изгороди.
   — Ладно. — Девочка побежала через двор, Муни неотступно следовал за ней.
   С минуту Зейн смотрел им вслед, а потом направился к дому. Ханна всегда была послушной, а ему не терпелось увидеть жену. Он заметил издалека, что она с кем-то разговаривает, но не смог разглядеть лицо гостя. Не доходя до крыльца, он услышал голоса. До него донеслись обрывки слов Элли:
   — Тест на ДНК… докажет… вы… отец Ханны. Зейн застыл на месте, не веря собственным ушам. Прошлой ночью, когда, казалось, весь мир перевернулся для него, она протянула ему руку помощи, придала сил, поддержала, продемонстрировав преданность. Кто же мог подумать, что Элли способна на такое коварство?
   Он чуть не задохнулся от острой боли, пронзившей его грудь. Значит, она все-таки не отказалась от мысли расквитаться с ним. Женщины, которую он так любил, боготворил, больше не существовало. Если бы Элли мстила только ему! Самым чудовищным было то, что она избрала своим орудием Ханну! Стиснув зубы и сжав кулаки, Зейн взбежал на крыльцо. Элли и Дойль изумленно обернулись.
   — Вон отсюда, Дойль, пока я не вышвырнул тебя, прорычал он.
   Но Элли подошла к мужу и мягко взяла его за руку.
   — Не горячись, Зейн. Я думаю, что вам с Шоном надо поговорить.
   Как мило! Они уже называют друг друга по имени. Резко оттолкнув ее, он вплотную подошел к актеру.
   — Ты слышал меня? Убирайся! Дойль нерешительно отступил.
   — Но Элли сказала, что мы должны пройти тест на отцовство.
   — Моя жена, — язвительно ответил Зейн, — много чего говорит. Мне не нужен этот проклятый тест. Я уверен, что Ханна моя дочь. И оставь нас в покое.
   Молча наблюдая, как Дойль садится в машину, Зейн лихорадочно думал, что же делать дальше. Он запрет ворота и прикажет Рут никогда больше не впускать этого человека.
   — Мы все обсудим, когда уложим Ханну, — спокойно произнесла Элли.
   Им больше не о чем разговаривать. Единственное, о чем он мог ее спросить, — как скоро она сможет уложить свои вещи и покинуть ранчо.
   — Элли! — Ханна подбежала к девушке. — Папа купил нам с Муни мороженое.
   Элли ласково погладила ее по голове.
   — А мне? — требовательно спросила она. Двуличная, бесчувственная женщина! Как хорошо она разыгрывает свою любовь и внимание к девочке! А ведь совсем недавно Элли уже проявила свою сущность в больнице. Его ошибка заключалась в том, что тогда он поверил ей. Зейн украдкой взглянул на жену. Старенькие джинсы обтягивали ее длинные стройные ноги и круглую попку. Зейн с трудом удержался, чтобы не дотронуться до нее. Он все еще страстно желал Элли.
   Услышав шаги Зейна, Элли отложила журнал.
   — Она легла?
   — Да.
   Сухие и короткие ответы мужа раздражали ее, но она напомнила себе, что у него сейчас очень непростой период.
   — Только не кусайся, пожалуйста, — пошутила она. Зейн стоял к ней спиной и смотрел в окно.
   — Хорошо, что ты не перевезла все свои вещи. Я даю тебе полчаса, чтобы собраться и покинуть мой дом. О своей лошади не беспокойся. Утром я отправлю ее в «Дабл Никл».
   Элли изумленно смотрела на него.
   — О чем ты, Зейн? Я не собираюсь никуда уезжать. Он с силой ударил костяшками пальцев о подоконник.
   — У меня к тебе только один вопрос. Ты имеешь какое-то отношение к появлению Дойля или для тебя это неожиданная удача?
   Бешенство и неприкрытая ярость в его голосе потрясли ее так же, как и сам вопрос.
   — До прошлого вечера я даже не знала, что Ким и Дойль вообще знакомы.
   — Так ты должна, наверно, плясать от радости, когда узнала, как обстоят дела! Поздравляю! Ты всегда умело скрывала свои чувства, а прошлая ночь лишь доказала, как ты в этом преуспела.
   Элли умоляюще сложила руки.
   — Зейн, в чем ты меня обвиняешь? Я не понимаю тебя.
   — Брось притворяться, это уже не сработает. Я знаю, почему ты вышла за меня замуж.
   Он не мог знать, пронеслось в голове у Элли, и она стойко выдержала его взгляд.
   — Так почему же?
   — Месть, — отрезал он. — И не пытайся отрицать.
   — Хорошо, не буду.
   — Будь ты проклята, Элли, — устало сказал он. — Я не смею винить тебя, но зачем втягивать в это Ханну?
   — Я не очень хорошо тебя понимаю, но у меня и в мыслях не было хоть как-то навредить твоей дочери.
   — Тонкий женский расчет, — жестко ответил Зейн. — Я был уверен, что ты не будешь действовать обычным способом, а найдешь что-нибудь пооригинальнее.
   — А я никогда не думала, что буду брошена еще до свадьбы. Это избито, но мерзко и отвратительно.
   — Знаю, что мой поступок непростителен, но я не могу изменить прошлое. Я догадывался, почему ты согласилась на этот брак, но у меня и в мыслях не было, что ты способна причинить боль Ханне. Вот что происходит, когда не думаешь, что делаешь.
   — Это твоя обычная проблема, — огрызнулась Элли. — Как же, интересно, судя по твоим словам, я собираюсь навредить девочке?
   — Думаю, ты надеешься, что я потеряю дочь, и тогда твоя уязвленная гордость будет удовлетворена.
   Элли заставила себя успокоиться. Зейн Питере понял слишком много, но сначала она должна выяснить, почему он во всем обвиняет ее.
   — Ты встретился с адвокатом? Ответом ей послужил холодный, презрительный взгляд.
   Она попыталась снова:
   — Я сегодня позвонила кое-куда и…
   — Не сомневаюсь. — Зейн не дал ей договорить. Элли глубоко вздохнула и продолжала:
   — Я вспомнила, что в какой-то газете читала о клинике, где проводят тест на ДНК. Потом я отправилась в библиотеку, нашла эту статью и записала номер. Это быстро и анонимно. От тебя, Ханны и Шона только потребуется послать им образец слюны.
   — Лично я не намерен ничего никуда посылать.
   — Образумься, Зейн. Это самый быстрый и надежный способ избавиться от домогательств Дойля. У тебя на руках будут все доказательства твоего отцовства, и тогда никто больше не посмеет заявлять свои права на Ханну только потому, что он когда-то спал с Ким.
   Зейн подошел к ней и положил руки на спинку стула.
   — Ты убеждала меня посмотреть в зеркало — я посмотрел. Цвет волос Ханны, ее маленький носик, аккуратный подбородок — в ней нет ничего от меня и Ким.
   — Она же девочка, и ей только четыре года. Конечно, у нее маленький носик и не такой волевой подбородок, как у тебя.
   Элли и сама не понимала, почему она так разволновалась. Она никак не могла достучаться до него, заставить увидеть очевидное. Но она не сдавалась:
   — Если не хочешь проходить этот тест, мы будем по-другому сражаться за Ханну. Ты ее воспитывал, заботился о ней, в то время как Шон вообще не вспоминал о девочке. Она любит только тебя. Мы обратимся к психиатрам, достанем их заключения, представим доказательства, показания людей, какой ты хороший отец. Сделаем все возможное и невозможное.
   — Ты что, никогда не читаешь газет? — прорычал Зейн. — Судьи не посчитаются с чувствами ребенка и с легкой душой передадут мою дочь Дойлю.
   Но Элли не отступала. Только не сейчас, когда она была так уверена в своей правоте.
   — Я не понимаю, почему ты так упорно отказываешься верить в то, что Ханна твоя дочь?
   Он вздрогнул, как будто она ударила его. Глаза потемнели от боли. Но Элли заставила себя продолжать:
   — Ты не можешь опорочить Ким. Она — мать девочки. Если ты не пройдешь этот тест, Шон отправится в суд, и дело будет предано огласке. Ты этого хочешь?
   — Занимайся лучше своими делами, — перебил он.
   — Подумай о Ханне. А если Шон приедет, когда она будет гулять? Если он вздумает сказать ей, что он ее настоящий отец? Хочешь, чтобы Ханна услышала это от него? В суде тебя все равно заставят пройти этот тест. Так что лучше сделай сам.
   Глаза Зейна сузились.
   — Дойль ведь не знал об этом, пока ты ему не рассказала?
   — Так ты поэтому так разозлился на меня? Вытащи голову из песка, Зейн. Первое, что тебе посоветует твой адвокат, так это пройти через эту процедуру.
   — Не уверен. Я имею полное право отказаться. Он знал, что не откажется. Элли прочла это в его глазах, прежде чем он снова отвернулся к окну. Затем она встала, вынула из кармана клочок бумаги и протянула его Зейну.
   — Вот возьми. Это адрес клиники и номер телефона Шона. Он пока остановился в Эспене. Я понимаю, что творится у тебя в душе, поэтому не стану обращать внимание на твои беспочвенные обвинения. Когда результаты будут у нас на руках, мы продолжим этот разговор.
   Зейн резко повернулся к ней.
   — Что ты собираешься делать?
   — Пойду выйду с Муни, мне надоели твои бредни. Я подожду, пока ты успокоишься и все утрясется.
   — И когда же это случится? — язвительно спросил он.
   — Не знаю. — Элли пожала плечами. Она сделала шаг к двери, но, подумав, остановилась.
   — Я не могу спать на этой водяной кровати. Если тебя не устраивает мое общество, можешь лечь на пол или сам спи на ней. А можешь пойти в гостиную. Я буду спать в твоей постели — с тобой или без тебя.
   Эту ночь Зейн провел на софе в гостиной. Утром, еще до прихода Рут, Элли быстро убрала его постель, но в последующие вечера он упорно ложился на софу.
   Сидя за столом и оттачивая карандаш, Элли от души надеялась, что ночами он спал не лучше, чем она. Не надо было выходить замуж за Зейна, даже на месяц. Долгое время ей казалось, что, выйдя за него замуж, она будет счастлива. И вот они поженились, но счастья не было. Они жили в этом большом доме как посторонние люди — вежливые, учтивые, но абсолютно чужие и далекие. Если бы не Ханна, то, наверное, Зейн не спускался бы к обеду и не возвращался бы домой к вечеру. Создавалось впечатление, что он просто вычеркнул Элли из жизни. С той брачной ночи он больше не прикасался к ней.
   Еще до свадьбы Элли предупреждала его, что через месяц покинет этот дом, но нелепые и чудовищные обвинения Зейна заставили ее передумать, и она не могла понять, что заставляет ее упорно оставаться на ранчо.
   — А почему папа сам не ложится спать? — неожиданно спросила Ханна. Она сидела за столом и рисовала, а сейчас подняла голову и внимательно посмотрела на Элли. — Он так сердито разговаривал со мной, но я не обиделась.
   Усилия Зейна скрыть раздражение и напряженность, возникшие между ними, а также желание уберечь дочь от надвигающейся опасности возымели обратное действие.
   — Когда взрослых что-то беспокоит, они кажутся немного сердитыми.
   — А о чем папа беспокоится?
   Элли немного подумала и осторожно ответила:
   — Да эти взрослые всегда о чем-то беспокоятся.
   — Я не хочу быть взрослой.
   — Всему свое время, милая.
   Девочка отложила карандаш и удивленно посмотрела на Элли.
   — Почему ты называешь меня милой? Только папа меня так называет. Он любит меня. А почему он тебя не зовет милой? Дэйви сказал, что он и тебя любит тоже.
   — Дэйви не знает, что говорит, — резко заметила девушка.
   — Знает, знает, — настаивала малышка, — Дэйви уже большой, он все знает.
   И, обиженно опустив голову, она снова стала рисовать.
   Элли попыталась заняться делами, но у нее все валилось из рук. Она никак не могла простить себе, что была резка с Ханной. Во всем виноват только Зейн!
   Элли наклонилась к малышке.
   — А что ты рисуешь?
   Девочка опустила руку с карандашом.
   — Картину.
   — Что же на ней изображено? Можно мне посмотреть?
   Ханна поколебалась, но потом решительно протянула Элли листок бумаги.
   На нем было нарисовано три человечка. У самого высокого были темные волосы, у среднего — желтые, а у самого маленького — рыжие кудри. Рот у человечков был в форме полукруга, концы которого почему-то были опущены вниз.
   — Объясни мне свой рисунок, — попросила Элли.
   — Это мы — я, ты и папа.
   — А почему мы такие грустные? Знаешь, чего нам не хватает?
   Девочка недоверчиво взглянула на Элли.
   — Мороженого?
   Каждый раз, когда Элли уезжала, Зейну казалось, что она больше не вернется. Он пробовал успокаивать себя, убеждая, что без Куппера она не уедет, но тут же вспоминал, что сам предлагал ей привезти коня в трейлере на следующий же день. В конце концов, она могла прислать за ним Уорта.
   У Зейна заныла спина. Каждый день он вставал с этой проклятой софы совершенно разбитым. А ведь ему принадлежала кровать — огромная, мягкая, уютная. Он вполне мог спать на ней вместе с Элли, как она и предлагала. Стоило посмотреть, как быстро она сбежит от него в другую комнату. А если она не уйдет, тогда ему придется лежать с ней рядом. Зейн прекрасно понимал, к чему может привести одно только прикосновение к ее шелковистой коже. Ему не следовало заниматься с ней любовью даже в их первую ночь. Его заветная мечта жениться на Элли осуществилась, но девушка сыграла с ним злую шутку. Разрушила любовь, которую он пронес через столько лет! Зейн больше уже не сможет никого полюбить. Разве этого недостаточно для нее? Неужели она сделает так, что он потеряет и Ханну?! Никогда он не думал, что настанет день, когда он возненавидит Элли Лэсситер.

Глава 7

   Войдя в прохладную полутемную прихожую своего дома, Зейн почувствовал аромат готовящегося обеда. Из кухни доносились приглушенные голоса и веселый смех. Он прошел по коридору и остановился в дверях.
   Элли сидела в неуклюжей позе на стареньком стуле, поставив ноги на маленькую скамеечку. Ханна примостилась рядом на табуретке.
   — Я думаю, что твой папа не захочет, — сказала девушка.
   — Захочет, захочет, — настаивала малышка.
   — Чего же захочет папа? — спросил он.
   — Папа! — радостно воскликнула Ханна и бросилась к нему.
   В левой руке она держала пузырек с лаком, а в правой — кисточку. Теперь, когда боль прошла, девочка с легкостью орудовала рукой.
   — Ты только посмотри, папа, — она выставила вперед ножки. — Элли покрасила ногти мне, а я ей.
   Зейн опустил глаза. Действительно, ногти на ногах дочери были ярко-оранжевыми, а у Элли — бледно-лиловыми. Он заставил себя посмотреть на жену. Она весело улыбалась ему, и Зейн немедленно насторожился.
   — Правда, красиво? — с гордостью спросила Ханна. — Мы можем покрасить и тебе. Зейн растерялся.
   — Да, но я… Элли рассмеялась.
   — Ну что я тебе говорила? Мужчины никогда не оценят красивые ногти.
   — Папа, почему ты не любишь накрашенные ногти? — не унималась Ханна.
   — Мне нравятся накрашенные ногти у девочек, а не у мужчин.
   — Но Элли не девочка, она уже старая.
   — Старая? — наигранно возмутилась Элли. — Если я старая, то твой папа совсем древний.
   Зейн бросил на нее подозрительный взгляд, и у него сжалось сердце. Открытое, доброе лицо. Как могло за ее теплой улыбкой скрываться такое коварство? С трудом оторвав взгляд от ее губ, он обратился к дочери:
   — Я имею в виду, милая, что мужчины вообще не красят ногти, так же, как и не носят платья.
   — Мы так хотели быть красивыми на вечеринке, папа.
   — Какой вечеринке? — Зейн недоуменно посмотрел на жену.
   — Мы пригласим к нам гостей и купим много-много мороженого, — радостно сообщила Ханна. — Приедет Дэйви и все-все вместе с ним.
   — Просто соберется вся семья. В воскресенье, пояснила Элли.
   — Рут не работает по воскресеньям.
   — Ну и что? Устроим барбекю. Каждый что-нибудь принесет. Мама, Уорт, Грили, Дженни с Томасом.
   — И Дэйви, — нетерпеливо добавила Ханна.
   — Ну конечно, и Дэйви, — улыбнулась девушка. — А еще мы хотим пригласить Тэйлоров.
   Так вот к чему привели все ее улыбки! Злость и бешенство овладели Зейном.
   — Надеюсь, ты послала приглашение Дойлю? — язвительно спросил он.
   — Нет. Я же сказала, что соберется только наша семья, — спокойно и серьезно ответила Элли.
   О чем только думала Элли, устраивая этот проклятый вечер, когда все было так неопределенно! Если это дань приличию или последний акт доброты по отношению к Ханне, то еще слишком рано праздновать победу.
   Зейн все-таки послал по почте образец слюны для теста и был почти уверен в результате. Кроме того, за время ожидания можно было обдумать план дальнейших действий.
   Может быть, ему нанять частного детектива и разузнать какие-нибудь пикантные подробности из жизни Дойля? О том, что он может потерять Ханну, Зейн старался не думать.
   Он открыл стенной шкаф и достал постель. Затем остановился. Будь все проклято! Почему он должен спать на софе? Это его дом и его кровать. Элли принесла ему одни лишь несчастья, сломав жизнь и разбив сердце, но разрушить его привычный жизненный уклад ей не удастся. Решительно открыв дверь, он направился в спальню. Свою спальню.
   Когда Зейн вошел, Элли подняла на него глаза и спокойно сказала:
   — Перед тем как я разошлю приглашения на воскресенье, я бы хотела задать тебе один вопрос. Зейн усмехнулся.
   — Только один? Я почти уверен, что ты задашь мне гораздо больше вопросов.
   Она уткнулась в блокнот, который держала в руке, и сделала какие-то пометки, пропустив мимо ушей его реплику.
   — Итак, я хотела спросить, ты пробовал когда-нибудь жарить мясо на рашпере?
   — Что? — Он ожидал услышать все что угодно, только не это.
   — Тебе случалось готовить мясо на рашпере, как это обычно бывает на барбекю? Уорта просить бесполезно: что бы он ни делал, все превращается в головешки. А Томас, я подозреваю, никогда и не был на настоящем пикнике. Остаешься только ты, Зейн.
   — Элли… — запинаясь, начал он и замолчал.
   Как можно мужу заводить разговор о предательстве жены, когда она настроена на обсуждение кулинарных вопросов?
   — Знаю, знаю. Трудно ждать, что ты сейчас способен думать о барбекю, но ради Ханны я хочу, чтобы этот вечер удался, даже если на нем будут присутствовать только члены семьи.
   — Элли… — снова попытался Зейн, но она перебила его:
   — Дело в том, что Уорт у нас жуткий консерватор и считает, что мясом должен заниматься только мужчина. Чтобы не обидеть его, мы с ним не спорим, но, к сожалению, я вынуждена признать, что он самый никудышный повар во всем Колорадо. Если он увидит меня около рашпера, то непременно возьмет все в свои руки, а если ты сам займешься этим, то он просто будет спокойно стоять рядом и развлекать тебя разговором о спорте и политике.
   — Хорошо, я постараюсь. Думаю, у меня получится лучше, чем у твоего брата.
   — Отлично. — Элли что-то записала в свой блокнот. Что, черт возьми, происходит? Зейн ощущал себя беспомощным и растерянным. Такое чувство он однажды испытал, когда проснулся в постели Ким Тэйлор пять лет назад. Элли предала его, а сейчас как ни в чем не бывало обсуждает проблемы предстоящей вечеринки. Она снова взглянула на него.
   — Чего ты хочешь?
   Его взгляд невольно остановился на плотно сжатых губах Элли. Он безумно хотел ее тепла, ее ласки, ее любви. Без нее окружающий мир казался блеклым. Элли была источником его счастья и страданий одновременно. Эти желания глубоко поразили Зейна. Она перевернула всю его жизнь, а он хотел приникнуть к ней и ни о чем не думать. Желая Элли, он предавал Ханну.
   Не дождавшись ответа, Элли продолжала:
   — Я планирую подать бифштексы, но если ты лучше готовишь гамбургеры, то пусть будут гамбургеры. Она еще думает об этом проклятом барбекю!
   — Мама принесет шоколадный торт, Грили сделает свой фирменный картофельный салат. Мы с Ханной испечем хлеб и купим сдобные булочки с изюмом. На гарнир будет фасоль. Далее — лимонад, чай со льдом и, конечно, мороженое. Может быть, ты еще что-нибудь посоветуешь?
   Неужели ей не надоело разыгрывать эту комедию? Элли всегда отлично скрывала свои чувства, но сейчас определенно достигла совершенства. Если бы Зейн не знал, что произошло, то со стороны могло показаться, что любящая супружеская пара спокойно перед сном обсуждает меню для предстоящего приема гостей.
   — Я не могу больше спать на этой чертовой софе. Это мой дом и моя постель, и я буду спать здесь, хочешь ты этого или нет.
   — Спи где хочешь, — равнодушно заметила Элли.
   — Так я и сделаю.
   Не сводя с нее глаз, Зейн снял ботинки, расстегнул рубашку и взялся за ремень на джинсах. Элли не шелохнулась. Не надо быть хорошим психологом, чтобы увидеть огонь желания в ее глазах, почувствовать исходящий от ее тела неумолимый и властный призыв. Меньше вопросов — больше действий! Он почувствовал, как его охватывает возбуждение. Ее жажда мести убила в нем любовь, Элли теперь ничего не значит для него, но из этого вовсе не следует, что он не может использовать ее. Может быть, стоит забыть обо всем сейчас и утолить страсть, наполнявшую все его существо? Элли продолжала смотреть на Зейна. Он быстро снял джинсы, бросил их на пол и лег в постель. Затем взял из ее рук блокнот и карандаш и положил их на тумбочку…
   Элли бросила сахар в лимонад и с наслаждением сделала несколько глотков.
   Попытка поддерживать нормальные отношения с Зейном ради Ханны вовсе не означала, что она не должна оставаться женщиной и забыть обо всем в его объятиях. Она могла бы лучше контролировать себя, если бы он не был столь искусным любовником.
   Конечно, их чувства далеки от любви. Зейн просто хочет секса, чтобы уйти от мрачной действительности и переживаний последних дней. Элли подозревала, что он воспользовался ею — примитивно и бессердечно! Он незваным гостем вошел в ее жизнь и сломал ее. Он внес смятение в ее душу, вытащил ее из уютной раковины, в которой она жила, отгородившись от мужчин. Что ж, почему бы и ей не использовать его? Но когда она старалась проанализировать свои ощущения прошлой ночи, то думала исключительно о ласковых руках Зейна, глубоких и волнующих поцелуях, красоте его тела. Если мужчина безразличен женщине, она не испытывает такого удовольствия от близости с ним, желания полностью раствориться в его объятиях. Элли нравилось чувствовать его дыхание на своем лице, чувствовать тепло мужского тела. Ей нравилось просыпаться рано утром, наблюдать рассвет, слышать пение птиц и знать, что, проснувшись, Зейн снова будет желать ее.
   В печи медленно запекалась фасоль, на решетке остывал свежеиспеченный хлеб, в холодильнике ждали своего часа бифштексы, трехслойное мороженое и чай со льдом. Элли завершала последние приготовления перед приходом гостей, а Зейн купал Ханну.
   Удивительно, как это она вышла замуж за мужчину с ребенком, даже не представляя себе, как он воспитывает дочь! Увидев, как он обращается с Ханной, Элли поняла, что ему присущи твердость, терпимость и мягкость. Он обожал, всячески защищал и пестовал свою малышку, и конечно, дочь восхищалась отцом.
   — Нет, не хочу! Не люблю тебя, папа. Я все скажу Элли! — Пронзительный голосок слышался даже со второго этажа.
   Ханна выскочила из детской и стала быстро спускаться, жалобно и требовательно зовя Элли. Губы у малышки дрожали, а из глаз капали слезы.
   — Элли! Папа сказал, что я должна надеть ботинки.
   — Ты в этом будешь сегодня вечером? — спросила девушка, скептически разглядывая ярко-розовое платье.
   Ханна сделала пируэт.
   — Это мое вечернее платье.
   Поправив оборки, она с грустью взглянула на свои оранжевые ногти.
   — Если я обуюсь, то гости не увидят мои красивые ногти. Скажи папе, чтобы он не заставлял меня.
   — Ладно, только не плачь.
   Элли услышала вздох и увидела стоящего в дверях Зейна. Подняв одну бровь, он ждал, что последует дальше.
   — Так как это барбекю, мы с папой будем в джинсах.
   — А я хочу платье! — упрямо твердила девочка.
   — Хорошо, — нехотя согласилась она, — оставайся в платье, а на ноги надень сандалии. Тогда твои пальцы будут видны.
   Зейн скрестил руки на груди.
   — У нее нет сандалий, есть ботинки и белые туфли. Элли перевела взгляд с отца на дочь. На одном лице читался вызов, на другом — мольба и ожидание. Замечательно. Теперь она знала, как чувствовал себя Соломон, верша свой суд.
   — Ханна, послушай, у нас есть выход. Надевай свои ботинки.
   — Не-ет.
   — Дай мне закончить. В ботинках ты будешь на улице, но по дому и по крыльцу сможешь ходить босиком.
   — Ладно. — Держа в руках чулки и ботинки, девочка исподлобья посмотрела на отца. — Видишь, папа, мрачно сказала она, — я же говорила, что Элли знает все.
   — Иди. — Зейн легко шлепнул дочку. — Надо больше уважать своего папу. Ханна повернулась к отцу.
   — Я очень люблю тебя, — серьезно сказала она, только ты ничего не понимаешь в красивых ногтях.
   — Понимаю, милая, я многое понимаю. Я, например, могу съесть тебя с горчицей и кетчупом за ужином.
   — Нет! — Ханна радостно взвизгнула и, хихикая, выбежала из комнаты.
   Улыбка на лице Зейна постепенно угасла. Он чуть сгорбился и задумчиво смотрел в окно.
   — Я не понимаю в таком случае, почему меня так беспокоит меню на ужин, — шутливо произнесла Элли. Зейн пожал плечами и искоса взглянул на жену.
   — Хороший вопрос. А почему ты вообще беспокоишься?
   — Мы же устраиваем вечеринку и должны быть уверены в том, что нашим гостям у нас понравится.
   — А зачем мы ее устраиваем? Чтобы отпраздновать, какой я был дурак, что женился на тебе?
   Элли положила ложки и вилки, а затем открыла печь, чтобы проверить фасоль.
   — Идея свадьбы, по-моему, принадлежала тебе, ответила она и тут же осеклась, вспомнив, что именно она заговорила об этом.