Дамы, если кто знает толк в натуральных мужчинах -- звоните! Договоримся о смерче на следующий год...
   Обещаю быть непредсказуемым...
   Мужики (виды и подвиды)
   "Попугайчик"
   Мужчина беспокойный и сексуальный. Скорее сексуально обеспокоенный. В самый неподходящий момент спрашивает у женщины, "хорошо ли ей с ним". Она, захваченная страстью, шепчет: "Хорошо, хорошо". Его это не устраивает.
   Переспрашивает: "Хорошо, как ни с кем?" Женщина бормочет, не сбиваясь с ритма:
   "Так, как ни с кем, так, как ни с кем!"
   Однако он продолжает интересоваться: "Не обманываешь? Правда, так хорошо, как ни с кем хорошо не было? Или хорошо так, как с кем? Или ни с кем?" Короче, доводит партнершу до истерики, пока она не заорет: "Плохо с тобой, плохо так, как ни с кем!" Вот тут он, испытав оргазм, успокаивается и шепчет: "Так я и знал!"
   Кстати, есть точно такой же тип женщин-попугайчиков. Они добивается положительного ответа "да, хорошо" столько раз, пока он не перейдет в истерически-отрицательный. Не исключено, что они вступают в интимные отношения для того, чтобы убедиться, что хуже, чем с ними, ни с кем быть не может.
   Хороши с постели два попугайчика. Он и она. Сквозь поцелуи страстно пытают друг друга: насколько с ними нехорошо? Убедившись, что соперников у них в мире нет, получают полное взаимное удовлетворение.
   "Творец"
   Художники кисти, пера, актеры, служители муз.
   Женщина под рукой нужна в роли музы, поскольку творцу кровь из носу необходимо вдохновение. Оно возникает в результате сильных эмоций, для возникновения которых можно использовать любовь с ее восторгами, муками, воплями. Большой писатель в зависимости от сцены, которая ему необходима в романе -- лирическая или драматическая -- либо устраивает ночь любви, либо закатывает скандал, чтобы вызвать в себе соответствующее состояние. Истинная муза сносит все, от побоев до крайних извращений, чувствуя себя как бы соавтором создаваемого произведения.
   Нет большего хама в любви, чем большой художник. Он может сочинять в момент интимной близости. Вскрикнув от страсти, внезапно срывается с кровати -- и пулей к столу, записать мысль, при этом сопит, испытывая оргазм, а вернувшись в постель, обессиленный, засыпает с чистой совестью, позабыв про неудовлетворенную музу.
   Если ваш спутник по жизни ни с того ни с сего рыдает, бьет посуду, непотребно ругается, бегает за вами с топором -- не принимайте близко к сердцу: идет творческий процесс.
   Если он, брызгая слюной, заявляет, что вас ненавидит, вы ему испортили жизнь -- не реагируйте, это вранье, просто он оттачивает слог. Но если он хорош в постели -- не обольщайтесь, возможно, в этот момент он мысленно спит с героиней своего романа.
   Кто спорит, жить с ним противно. Но с художником кто-то должен быть рядом. Жить он вам не даст, зато увековечит. Уйдете из жизни, войдете в историю вместе с ним.
   "Аполлон"
   Мифологически красив. Никаких изъянов снаружи, гладкий, как морская галька.
   Знает, что хорош, и приглашает всех полюбоваться собой, как произведением искусства. Словно вы пришли в Эрмитаж. Вернее, Эрмитаж пришел к вам. Не сомневается, что женщина, лаская его прелести, получает неземное наслаждение, поэтому в постели не мешает любить себя, лежит бревном, на котором написано:
   "Что хотите, то со мной и делайте, раз уж вам так повезло".
   Ум отсутствует за ненадобностью. Его с лихвой заменяют мускулы. К тому же от ума, как известно, мысли, морщины, прочие дефекты, а так кожа гладкая, что на попке, что на лице!
   Летом на пляже появляется из моря в сверкающих каплях воды, сохнет в лучах солнца и девичьих глаз, балдея от себя вместе с народом. Знает, что на его фоне любят фотографироваться. Поэтому периодически застывает, подняв красивую ногу.
   Вызывая у собак восхищение.
   К самой симпатичной женщине относится снисходительно, потому что все равно у него грудь шире, а шея крепче.
   Умные женщины с хорошим вкусом частенько приглашают "Аполлона" в гости и ставят в углу рядом с напольной вазой. Получается замечательная икебана.
   "Революционер"
   Человек талантливый, но его дар расположен не тем концом, все направлено на разрушение того, что есть, ради того, что будет, что бы там ни было. Его волнует процесс, а не результат, поэтому в постели как и в жизни думает только о себе.
   Секс для него сродни борьбе за счастье народа. Это последний и решительный бой.
   То, как он овладевает женщиной, чем-то напоминает взятие Бастилии.
   В постели неистов, не иначе мстит за гибель соратников. Если крикнул: "Родина или смерть!" -- значит, грядет оргазм.
   Стремится любой ценой заставить вас получить удовольствие. Разнообразен в любовных утехах, поскольку и тут идет своим путем, все не как у людей. Причем, это не разврат, а поиск нестандартного решения. Если человечеству известны 926 позиций, он вам предложит 927-ую. Из которой без посторонней помощи не выпутаться.
   От жещины ему главным образом нужно знать, пойдет ли она за ним в Сибирь.
   Поскольку уверен: без Сибири не обойдется.
   Если вы разумная жещина, пойдите за ним в Сибирь, причем, постарайтесь сделать это как можно раньше. Людям спокойнее, когда он в Сибире. Пожалуйста, принесите сябя в жертву, и вам зачтется. Иначе он принесет в жертву страну.
   "Мученик"
   В первую же ночь вываливает на партнершу всю свою автобиографию, где череду неприятностей и обид прерывают лишь катастрофы. Не успокоится, пока не разжалобит и не доведет женщину до слез, что является необходимым условием близости. Или в слезах, или никогда!
   Женщины отдаются ему из сострадания, он возбуждает в них материнские чувства, не хочется отлучать его от груди. Во время близости он стонет и всхлипывает. Не обращайте внимания. Это он о своем, о девичьем.
   Привыкает мгновенно, разрыва не переживет. Его надо готовить к этому заранее.
   То есть начиная с первого дня знакомства. В противном случае наложит на себя руки, а поскольку толком ничего не умеет, накладывать на себя руки может годами, при этом сведет в могилу скорее вас, чем себя. Если милосердие вам не чуждо, помогите ему наложить на себя руки, сделайте доброе дело. Тем более он ведь не сомневается, что плохо кончит. А иначе он не кончит никогда.
   "Буйвол"
   Мужские достоинства сведены к одному, но к какому! Гордится своей достопримечательностью, считает ее народным достоянием. Гарантирует качество и количество, поскольку профессионал, и секс для него -- дело чести.
   Выражение "встал в позу" для него имеет буквальное значение. Нет позы, в которую бы он не встал, не лег, не сел.
   Если не вылезать из постели, с ним удивительно. Вне постели с ним скучно. Он знает свое слабое место и поэтому всех тянет в постель, где провел свои лучшие годы.
   Забавно смотреть на него в зоопарке. Подолгу стоит у клетки со слоном, разглядывая могучее животное со всех сторон, при этом выражение лица довольно скептическое: "ну-ну". Пожав плечами, отходит, подмигнув слонихе. Та ему отвечает.
   Старость для него равносильна смерти. Поскольку, перестав функционировать как мужчина, он становится никем. Жизнь теряет смысл. Уныло смотрит на свои достопримечательности, как на доспехи, напоминающие о прошлых баталиях. А повесить на стену, увы, нельзя. Остается одно -умереть. Надеюсь, вы понимаете, что бы он хотел видеть на своей могиле в виде памятника.
   "Альпинист"
   Обветренный суровый мужчина. Близости с женщиной предпочитает близость с природой. Целиком отдается лазанью по горам, плаванию вокруг света, прыжкам с парашюта. Это восхищает женщину в мужчине. А он держится от них подальше. Но по Фрейду вытекает обратное. Альпинист стремится уйти от женщины в горы, потому что на самом деле его тянет к ней. Эти мужественные люди в душе робкие как дети, им легче на лыжах дойти до Северного полюса и обратно, чем подойти к женщине. Оттого и лезут по отвесной скале, чтобы снять напряжение.
   Как пользоваться ледорубом -- он знает, как женской талией -- нет.
   Если в палатку на склоне горы подложить предварительно раздетую женщину, которая овладеет им, не снимая штормовки, больше в горы он не пойдет. Из палатки его не выманишь и камнепадом.
   Опытные женщины в поисках настоящего мужчины отправляются в горы, где они еще водятся в отрогах горных хребтов и расщелинах. Но помните: эти редкие особи пугливы и осторожны. Знают женские повадки. Стремглав, ломая кусты, убегают при виде обнаженного женского тела.
   Аппетит на свежем воздухе у них превосходный. Поэтому приманка -кусок мяса, можно сырого.
   Держитесь подветренной стороны. Запах духов чуют на расстоянии. Только внезапное нападение и мертвая хватка позволит вам овладеть таким экземпляром.
   Парашютиста лучше брать на лету.
   Поверьте, такой добыче позавидует любая женщина.
   "Отелло"
   Одни женятся из-за любви, другие из ревности. Это наполняет жизнь смыслом. Пока ревную, я живу. Отелло плевать, что она живет с ним. Лишь бы не с другими.
   Перехватывает ее взгляды, требует объяснений по каждому. Сличает отпечатки пальцев на ее теле со своими. И, боже упаси, не совпасть!
   Соседи за стеной все время слышат стоны, скрежет зубов, затрудненность дыхания, после чего девичьи слезы. Впечатление, будто за стеной каждую ночь кто-то теряет невинность. А на самом деле Отелло выясняет, верна или не верна.
   Убедившись, что как и прежде верна, удовлетворенный падает в постель, считая свои супружеские обязанности выполненными.
   Супруге Отелло надо всегда иметь алиби. Где была? Когда? Кто подтвердит. Хорошо иметь при себе фотографии и телефоны свидетелей. Высший кайф для Отелло в извращении: унизить, избить, а потом до утра валяться в ногах, вымаливая прощение. Примирение приравнивается к половому акту, на большее нету сил.
   Причем удовлетворены оба. Она тем, что отстал. Отелло потому, что, слава Богу, она опять никому не досталась.
   "Сержант"
   В постели строг и подтянут. С ним хорошо слабой женщине, которая любит повиноваться. Все четко и по команде: "Налево! Направо! Равняйсь! Целую!
   Кругом! Стоять! Вольно!"
   Да, нет шарма, романтики, зато каждый день в одно время. И без выкрутасов!
   Правда, с годами команды становятся все короче.
   Это тот редкий случай, когда чем выше звание, тем скромнее возможности. Другими словами, генеральша во сне видит сержанта.
   Соавторы
   А. Ширвиндту Этой истории почти двадцать лет.
   Если сегодня перед Шурой не устоит ни одна уважающая себя женщина, то тогда перед ним не мог устоять и ни один мужчина. Я в том числе.
   Мы были немного знакомы, и вдруг во время гастролей Театра сатиры в Ленинграде звонит Александр Анатольевич и говорит: "Приходи, есть разговор!" Я обалдел.
   Звонок Ширвиндта уже делал меня знаменитым.
   Я влетел в гостиницу "Октябрьская". Шура сидел в кресле с трубкой, по-моему, в халате и сказал дословно следующее: "Хватит заниматься херней, пора писать пьесу!"
   Сказано было доброжелательным тоном, но мне инстинктивно захотелось щелкнуть каблуками, рявкнуть: "Служу Советскому Союзу!" и броситься писать пьесу. Раз сам Ширвиндт сказал: "Пора писать пьесу" -- значит, никаких сомнений в том, что я ее напишу, у меня не возникло.
   Вдохновение, внушенное Шурой, распирало. Я вывел на бумаге магическое слово "пьеса". И началось торжество искусства над разумом. Никогда в жизни мне не писалось так легко.
   Прелесть пьесы, в отличие от рассказа, в том, что она готова вместить ваш жизненный опыт целиком. А двадцать лет назад опыт у меня еще был. Вдохновение, помноженное на отсутствие мастерства -- колоссальная движущая сила. И, поверьте, никаких мук, одно творчество. Сто страниц было позади, а я еще не поделился и пятой частью жизненного опыта.
   С трудом оторвавшись от пьесы на 126 странице, я позвонил Шуре, сказал: "Все готово, отправляю почтой".
   Само собой -- ценная бандероль, заказная, трижды завернутая, вся в клее и сургуче. Не дай Бог пропадет! Ведь гениальное крадут в первую очередь.
   Через неделю пришел ответ от Шуры. В письме он мягко журил, предлагал продолжить сотрудничество и просил, если можно, сократить наполовину. Сам Ширвиндт просит сократить!
   Я размахивал письмом перед друзьями с гордостью ворошиловского стрелка, награжденного буденовской саблей.
   И снова бессонные ночи. Измучившись, я с трудом ужал материал со 126 страниц до 140.
   Позвонил Шуре, доложил, что окончательный вариант готов.
   Он сказал: "Приезжай!"
   Приехал в Москву. Дом на набережной. Музей-квартира Ширвиндта. Я с восхищением наблюдал как он, добродушно матерясь, отбивается от телефонных звонков, родных, близких, домашних животных. Простой, как все великие.
   Мы сели в "Ниву", кажется, темно-вишневого цвета.
   -- Куда едем?
   -- Увидишь.
   Да какая мне разница! Волшебник Шура вез меня туда, где произойдет мгновенное превращение малоизвестного сатирика в крупного драматурга.
   Машина летела. Снег слепил, как будущая слава.
   Красная Пахра. Дача Зиновия Гердта. Ввалился весь в снегу Дед Мороз Эльдар Рязанов. За ним другие замечательные люди, которых и в отдельности-то вблизи за всю жизнь не увидишь, а тут сразу.
   Я понял: все пришли на читку моей пьесы.
   Стол был домашний, обильный. В большом выборе спиртные напитки.
   Жена Зиновия Ефимовича спросила, что я буду пить.
   Как драматург, я выбрал "Мартини", который видел в первый раз в жизни.
   -- Белое? Розовое? Драй? Экстра драй?
   Естественно, экстра драй!
   -- С чем? Тоник? Сок? Лед?
   -- Чистый!
   От волнения я ничего не ел, а только глотал жутко сухой "Мартини".
   Я никогда ни до ни после не видел за одним столом столько великолепных рассказчиков. Это был словесный джемсейшен. Я бы запомнил вечер на всю жизнь, если бы не проклятый "Мартини", который с тех пор видеть не могу.
   Просыпался я долго. Вошел вечно свежий Шура и сказал:
   -- Вставай, опохмелимся и перекусим.
   Я дрожащими руками достал пьесу.
   Мы сели за стол.
   Шура спросил:
   -- Что нового в Питере? Чем живет богема?
   Я ответил.
   Пора было возвращаться в Москву.
   По дороге Шура, не выпуская изо рта трубки, сказал: "Если тебя не утомило наше сотрудничество, работу над пьесой продолжим. Мы на верном пути."
   Ночью в "Стреле" я пытался осмыслить прошедшие сутки.
   С одной стороны, никто моей пьесой не заинтересовался.
   Но с другой стороны, ведь никто и не сказал "прекрати!" Более того, Шура произнес волшебное слово "продолжим!"
   И тут почему-то меня начал мучить вопрос об авторских.
   Я слышал: за пьесу полагаются авторские, то есть деньги. А поскольку пьеса пойдет сразу во всех театрах, то сумма набегала нешуточная. Как делить авторские с Шурой? С одной стороны, вкалывал я, а с другой стороны, вдохновлял меня он. Как поделить вознаграждение, чтобы его не обидеть?
   Это была кошмарная ночь. Как все ленинградцы, я страдал синдромом хорошего воспитания. Сочетание щепетильности и боязни остаться в дураках. Эти два понятия тесно сплелись в диагнозе "интеллигентность", которой гордимся из последних сил, поскольку больше нечем. Если поставить рядом ленинградца и москвича, невооруженным глазом видна интеллигентность одного и потому сразу тянет к другому.
   Извертевшись на верхней полке, к утру я принял максимально интеллигентное решение: поделить по-братски. Шуре -- 47%, себе -- 53%. Почему взял себе больше? Прости, Шура. Жена ждала ребенка. А на те гонорары, которые я получал в "Литературке" за фразы, можно было в лучшем случае вскормить лилипута. Жена моя Лариса женщина красивая, статная, и на лилипута надежд не было никаких.
   Короче, разделив авторские, я продолжил работу над пьесой. Периодически звонил Шуре, получал ободряющие советы и строчил дальше. Пьеса уже не помещалась в квартире.
   Если бы я жил рядом с Шурой в Москве, он бы своей уверенностью во мне сделал из меня неплохого драматурга. Но я живу в Петербурге. Расстояние в восемьсот километров ослабляет силу обаяния даже такого человека, как Шура.
   Через полтора года титанического труда я пьесу забросил. Надо было кормить семью. Сжечь пьесу, по примеру Гоголя, мне не хватило таланта. Хотя ею можно было топить целую зиму.
   Я никогда не забуду того, что Шура поленился сделать из меня драматурга. За что сохраню чувство благодарности к нему на всю оставшуюся жизнь.