Страница:
Аманда Хокинг
Подкидыш
Пролог
Одиннадцать лет назад
Свой шестой день рождения я запомнила навсегда. Еще бы, не каждый день мать бросается на тебя с ножом. И не с каким-нибудь тупым столовым, а с огромным кухонным. До сих пор вижу отблески света на лезвии, совсем как в дешевом фильме ужасов. Когда мне исполнилось шесть, мать пыталась меня убить.
Я порой размышляю о нашей жизни до того случая, все пытаюсь понять, скучаю ли я по матери. Но до того дня я практически ее не помню. В памяти всплывают отрывочные картинки, помню даже папу, который умер, когда мне было пять. Но только не мать.
Когда же пристаю с расспросами к Мэтту, брат неизменно отделывается ответами в таком вот духе:
– Она гадина, Венди. Больше тебе ничего не надо знать.
Мэтт на семь лет старше, так что он-то все прекрасно помнит, но говорить о прошлом наотрез отказывается.
Когда я была маленькой, мы жили в Хэмптоне[1]. Мама вела светскую жизнь, предоставив меня заботам няни, жившей с нами. Накануне того дня рождения няня уехала по какой-то срочной семейной надобности, и матери, хочешь не хочешь, впервые в жизни пришлось со мной возиться самой. И это не понравилось нам обеим.
Я настолько тогда расстроилась, что даже праздник был уже не в радость. Нет, подарки-то я все равно ждала, но вот с друзьями у меня было негусто. На день рождения заявились сплошь мамины знакомые со своими расфуфыренными детками. Мать затеяла нечто вроде чаепития у принцессы. Лично я бы прекрасно обошлась и без всей этой фанаберии, но не хотелось обижать Мэтта с горничной, которые из сил выбились, готовясь к празднику.
К тому моменту, как собрались гости, я уже успела сбросить туфли и избавиться от гигантского банта. Мать спустилась, когда мы с Мэттом открывали подарки, и обвела комнату льдисто-голубыми глазами. Ее светлые волосы были зачесаны назад, губы накрашены кроваво-красной помадой, отчего лицо казалось еще бледнее обычного. К приему гостей она не переоделась, так и была в отцовском красном шелковом халате, в котором разгуливала по дому с самой смерти папы. Надо отдать ей должное, она хотя бы надела ожерелье и черные туфли на каблуках, но менее нелепым ее наряд от этого не стал.
Однако никто словно и не заметил, как странно она одета. Вероятно, оттого, что всеобщее внимание было приковано ко мне. Я устроила настоящее представление, принимая в штыки каждый подарок. Меня завалили куклами, игрушечными пони и прочей ненавистной ерундой.
Мать незаметно скользнула между гостями ко мне. Я потрошила коробку, обернутую бумагой в розовых мишках. Внутри оказалась очередная фарфоровая кукла. И разумеется, вместо того, чтобы вежливо поблагодарить, я принялась в ярости орать, что не хочу никаких дурацких кукол. Вот в самый разгар моих воплей мать и влепила мне звонкую пощечину.
– Ты не моя дочь! – разрезал наступившую тишину ледяной голос.
Забыв о боли, я в изумлении уставилась на мать.
Горничная поспешила разрядить ситуацию, затеяв какую-то игру, я отвлеклась, но страшные слова эхом отзывались у меня в голове весь вечер. Думаю, тогда она сказала это не всерьез, обычный выплеск родительского раздражения на выходки избалованного чада. Но похоже, мысль эта засела у нее в сознании, и чем дальше, тем более здравой казалась.
Ближе к вечеру, порядком у став от моих истерик, гости попросили подать им торт. Мать отправилась на кухню, ее все не было и не было, и я пошла глянуть, чем она там занимается. Даже не знаю, с чего это вдруг тортом занялась она, а не горничная, куда как больше годившаяся на роль мамы.
На столе посреди кухни возвышался огромный шоколадный торт, украшенный розочками. Над ним нависла мать, гигантским ножом разрезая торт и аккуратно раскладывая куски по десертным тарелкам. Волосы у нее растрепались.
– Шоколадный?.. – Я скривилась.
– Да, Венди, ты ведь любишь шоколад, – сказала мать, не поднимая головы.
– Ненавижу! – выкрикнула я. – Ненавижу шоколад! Не буду я его есть, не буду!
– Венди!
Острие ножа, перепачканное розовым кремом, смотрело точно на меня, но я ничуточки не испугалась. А ведь испугайся я тогда, все бы обернулось иначе. Но меня уже понесло.
– Не буду, не буду, не буду! Это мой день рождения, не хочу шоколадный торт! – верещала я, топая ногами.
– Не хочешь шоколадный торт? – Мать изумленно приподняла брови.
Тогда-то я и заметила непонятный блеск в ее голубых глазах, и страх наконец коснулся меня.
– Что ты за ребенок такой, Венди? – Мать медленно двинулась вокруг стола, приближаясь ко мне.
Массивный нож в ее тонких пальцах смотрелся гораздо более грозно, чем секунды назад.
– Ты точно не мой ребенок. Что ты за создание, Венди?
Не спуская с нее глаз, я попятилась. Мать выглядела так странно. И страшно. Халат распахнулся, обнажив выступающие ключицы и черную комбинацию. Она шагнула вперед, направив нож прямо на меня. Мне бы закричать или убежать, но я словно окаменела.
– Я носила ребенка, Венди! Но родила не тебя! Где он? Где мой ребенок? – Ее глаза наполнились слезами. – Ты убила его, да?
И тут она рванулась ко мне, требуя ответить, что я сотворила с ее дитятей. Я ловко отскочила в сторону, но мать тут же загнала меня в угол. Я спиной уперлась в буфет, отступать больше было некуда, а мать продолжала двигаться.
– Мама! – крикнул от двери Мэтт.
Мать вздрогнула. Голос сына, которого она действительно любила, заставил ее на секунду остановиться, в глазах мелькнула искра осознания происходящего. Мне уж было показалось, что все закончилось. Но мать лишь поняла, что ей могут помешать, и вскинула руку с ножом.
Мэтт бросился к нам, но не успел перехватить лезвие, распоровшее мне платье и полоснувшее по животу. Кровь мигом пропитала ткань, я ощутила острую боль и зашлась в судорожном плаче. Мать отчаянно боролась с Мэттом, не давая себя обезоружить.
– Она убила твоего брата, Мэтью! – кричала она, и в глазах ее сверкало уже откровенное безумие. – Она чудовище! Ее надо остановить!
Я порой размышляю о нашей жизни до того случая, все пытаюсь понять, скучаю ли я по матери. Но до того дня я практически ее не помню. В памяти всплывают отрывочные картинки, помню даже папу, который умер, когда мне было пять. Но только не мать.
Когда же пристаю с расспросами к Мэтту, брат неизменно отделывается ответами в таком вот духе:
– Она гадина, Венди. Больше тебе ничего не надо знать.
Мэтт на семь лет старше, так что он-то все прекрасно помнит, но говорить о прошлом наотрез отказывается.
Когда я была маленькой, мы жили в Хэмптоне[1]. Мама вела светскую жизнь, предоставив меня заботам няни, жившей с нами. Накануне того дня рождения няня уехала по какой-то срочной семейной надобности, и матери, хочешь не хочешь, впервые в жизни пришлось со мной возиться самой. И это не понравилось нам обеим.
Я настолько тогда расстроилась, что даже праздник был уже не в радость. Нет, подарки-то я все равно ждала, но вот с друзьями у меня было негусто. На день рождения заявились сплошь мамины знакомые со своими расфуфыренными детками. Мать затеяла нечто вроде чаепития у принцессы. Лично я бы прекрасно обошлась и без всей этой фанаберии, но не хотелось обижать Мэтта с горничной, которые из сил выбились, готовясь к празднику.
К тому моменту, как собрались гости, я уже успела сбросить туфли и избавиться от гигантского банта. Мать спустилась, когда мы с Мэттом открывали подарки, и обвела комнату льдисто-голубыми глазами. Ее светлые волосы были зачесаны назад, губы накрашены кроваво-красной помадой, отчего лицо казалось еще бледнее обычного. К приему гостей она не переоделась, так и была в отцовском красном шелковом халате, в котором разгуливала по дому с самой смерти папы. Надо отдать ей должное, она хотя бы надела ожерелье и черные туфли на каблуках, но менее нелепым ее наряд от этого не стал.
Однако никто словно и не заметил, как странно она одета. Вероятно, оттого, что всеобщее внимание было приковано ко мне. Я устроила настоящее представление, принимая в штыки каждый подарок. Меня завалили куклами, игрушечными пони и прочей ненавистной ерундой.
Мать незаметно скользнула между гостями ко мне. Я потрошила коробку, обернутую бумагой в розовых мишках. Внутри оказалась очередная фарфоровая кукла. И разумеется, вместо того, чтобы вежливо поблагодарить, я принялась в ярости орать, что не хочу никаких дурацких кукол. Вот в самый разгар моих воплей мать и влепила мне звонкую пощечину.
– Ты не моя дочь! – разрезал наступившую тишину ледяной голос.
Забыв о боли, я в изумлении уставилась на мать.
Горничная поспешила разрядить ситуацию, затеяв какую-то игру, я отвлеклась, но страшные слова эхом отзывались у меня в голове весь вечер. Думаю, тогда она сказала это не всерьез, обычный выплеск родительского раздражения на выходки избалованного чада. Но похоже, мысль эта засела у нее в сознании, и чем дальше, тем более здравой казалась.
Ближе к вечеру, порядком у став от моих истерик, гости попросили подать им торт. Мать отправилась на кухню, ее все не было и не было, и я пошла глянуть, чем она там занимается. Даже не знаю, с чего это вдруг тортом занялась она, а не горничная, куда как больше годившаяся на роль мамы.
На столе посреди кухни возвышался огромный шоколадный торт, украшенный розочками. Над ним нависла мать, гигантским ножом разрезая торт и аккуратно раскладывая куски по десертным тарелкам. Волосы у нее растрепались.
– Шоколадный?.. – Я скривилась.
– Да, Венди, ты ведь любишь шоколад, – сказала мать, не поднимая головы.
– Ненавижу! – выкрикнула я. – Ненавижу шоколад! Не буду я его есть, не буду!
– Венди!
Острие ножа, перепачканное розовым кремом, смотрело точно на меня, но я ничуточки не испугалась. А ведь испугайся я тогда, все бы обернулось иначе. Но меня уже понесло.
– Не буду, не буду, не буду! Это мой день рождения, не хочу шоколадный торт! – верещала я, топая ногами.
– Не хочешь шоколадный торт? – Мать изумленно приподняла брови.
Тогда-то я и заметила непонятный блеск в ее голубых глазах, и страх наконец коснулся меня.
– Что ты за ребенок такой, Венди? – Мать медленно двинулась вокруг стола, приближаясь ко мне.
Массивный нож в ее тонких пальцах смотрелся гораздо более грозно, чем секунды назад.
– Ты точно не мой ребенок. Что ты за создание, Венди?
Не спуская с нее глаз, я попятилась. Мать выглядела так странно. И страшно. Халат распахнулся, обнажив выступающие ключицы и черную комбинацию. Она шагнула вперед, направив нож прямо на меня. Мне бы закричать или убежать, но я словно окаменела.
– Я носила ребенка, Венди! Но родила не тебя! Где он? Где мой ребенок? – Ее глаза наполнились слезами. – Ты убила его, да?
И тут она рванулась ко мне, требуя ответить, что я сотворила с ее дитятей. Я ловко отскочила в сторону, но мать тут же загнала меня в угол. Я спиной уперлась в буфет, отступать больше было некуда, а мать продолжала двигаться.
– Мама! – крикнул от двери Мэтт.
Мать вздрогнула. Голос сына, которого она действительно любила, заставил ее на секунду остановиться, в глазах мелькнула искра осознания происходящего. Мне уж было показалось, что все закончилось. Но мать лишь поняла, что ей могут помешать, и вскинула руку с ножом.
Мэтт бросился к нам, но не успел перехватить лезвие, распоровшее мне платье и полоснувшее по животу. Кровь мигом пропитала ткань, я ощутила острую боль и зашлась в судорожном плаче. Мать отчаянно боролась с Мэттом, не давая себя обезоружить.
– Она убила твоего брата, Мэтью! – кричала она, и в глазах ее сверкало уже откровенное безумие. – Она чудовище! Ее надо остановить!
Один
Дом
Я разлепила глаза, когда раздался выстрел – это мистер Мид с силой захлопнул учебник. Я всего месяц хожу в эту школу, но уже поняла, что это его излюбленный способ стряхивать с меня дрему, которую сам же навевает своими уроками истории. Всякий раз я отчаянно борюсь со сном, но сопротивляться убаюкивающему бубнежу мистера Мида просто невозможно.
– Мисс Эверли! Мисс Эверли!
– А-а… – отозвалась я.
Украдкой стерев ниточку слюны с подбородка, я подняла голову. Оглянулась, не заметил ли кто. Но на меня никто не обращал внимания. Только Финн Холмс пялился, как обычно. Он появился в нашем классе всего неделю назад, так что мы с ним оба новички. И он постоянно на меня глазеет. Как ни посмотрю на него, обязательно ловлю его взгляд. Словно нет на свете занятия полезнее и приятнее, чем таращиться на меня.
Финн – тихоня, я даже голоса его ни разу еще не слышала, хотя у нас с ним четыре общих предмета. Темные волосы он зачесывает назад, а глаза у него угольно-черные. В общем, внешность ничего себе, но слишком уж он странный, чтобы вызывать симпатию.
– Простите, что потревожил ваш сон! – Мистер Мид насмешливо кашлянул.
– Ах, ничего-ничего, – милостиво ответила я.
– Мисс Эверли, будьте так добры, проследуйте в кабинет директора, – сказал мистер Мид, и я вздохнула. – Раз уж вы обзавелись привычкой спать на моих уроках, возможно, визит к директору излечит вас от нарколепсии.
– Я уже излечилась. Полностью, – заверила я.
– Мисс Эверли, немедленно! – Мистер Мид простер руку, указывая на дверь, словно я забыла, где она расположена, и только поэтому не спешу покинуть класс.
Я пристально смотрела на него. Серые глаза мистера Мида были неумолимы, но я не сомневалась, что запросто совладаю с ним. Снова и снова повторяла я про себя: «Не отправляйте меня к директору, оставьте меня в классе». Несколько томительных секунд – и лицо мистера Мида разгладилось, глаза потускнели.
– Можете остаться в классе до конца урока, – неуверенно пробормотал он, затем помотал головой, точно отгоняя наваждение. – Но в следующий раз визита к директору вам не избежать, мисс Эверли.
Он смущенно помялся, словно не решаясь что-то сказать, и вернулся к доске.
Я не понимаю, как это у меня выходит, и, если честно, стараюсь поменьше мусолить эту тему и не забивать себе голову лишними вопросами. С год назад я обнаружила, что если глядеть на человека достаточно упорно и повторять про себя призыв, обращенный к нему, то можно заставить его сделать что угодно.
Знаете, это только на первый взгляд кажется заманчивым. Я пытаюсь не злоупотреблять этим фокусом. Отчасти из-за того, что надо быть полным психом, чтобы всерьез верить, будто я способна манипулировать людьми, хотя осечки не произошло ни разу. Но основная причина в том, что после этого на душе остается гадостный осадок. Каждый раз я себя чувствую подлой мошенницей.
Мистер Мид продолжал бубнить, и я заставила себя слушать. Как оказалось, чувство вины серьезно повышает тягу к знаниям. Совершенно не хотелось проделывать с ним подобный трюк, но и к директору мне никак нельзя. Всего месяц назад меня исключили из предыдущей школы, и брату с тетей пришлось опять начинать все с нуля, в очередной раз сниматься с места и переезжать поближе к новой школе.
Как только урок закончился, я затолкала учебники в рюкзак и выскочила из класса. Не люблю задерживаться после фокуса с внушением. К тому же мистер Мид мог передумать и все-таки отправить меня к директору, а потому я пулей вылетела за дверь и поспешила к своему шкафчику.
Школьные шкафчики сплошь залеплены пестрыми листовками и объявлениями, на все лады зазывающими вступить в дискуссионный клуб, попробоваться на роль в школьном спектакле и не пропустить осенний бал в пятницу. Для бала заявлен полуофициальный дресс-код. Вот интересно, насколько «полуофициальным» может быть дресс-код в захолустной школе, но я благоразумно решила никому этот вопрос не задавать.
Открыв свой шкафчик, я принялась перекладывать учебники. Даже не оборачиваясь, я уже знала, что за спиной стоит Финн. И пялится. Быстро оглянувшись, я увидела, как он пьет воду из фонтанчика. Но стоило повернуть голову в его сторону, как он тотчас распрямился и посмотрел на меня. Словно тоже меня чувствовал.
Он просто смотрел, и только. Но от его взгляда мне каждый раз становилось не по себе. Всю неделю я терпела его наглые разглядывания, не желая затевать свару, но дальше так продолжаться не может. В конце концов, это он на меня пялится, а не я на него. Ничего страшного не стрясется, если с ним просто поговорить, так ведь?
– Эй, ты! – Я решительно захлопнула шкафчик, поправила лямки рюкзака и направилась прямо к нему. – Какого черта ты на меня пялишься?
– А куда мне еще, как ты выразилась, «пялиться», раз ты стоишь прямо передо мной?
Финн по-прежнему не сводил с меня взгляда. В его глазах, обрамленных пушистыми ресницами, не было и намека на смущение, не говоря уж про раскаяние. От такой наглости я даже растерялась немного.
– Ты вечно меня разглядываешь. Тебе мама не говорила, что это невежливо?
– По-моему, я был предельно вежлив.
– Так почему ты постоянно на меня смотришь? – упорствовала я.
– Тебя это беспокоит?
– Отвечай!
Я постаралась напустить на себя как можно более высокомерный вид, дабы он не догадался, насколько я смущена на самом деле.
– Да все на тебя смотрят, – невозмутимо сказал Финн, – ты же красотка.
Вроде бы и комплимент, но прозвучавший как-то странно. Равнодушно, что ли. Если он хочет таким образом уязвить мое тщеславие, так его попросту не существует. Или Финн просто констатирует факт? Льстит или издевается? Или тут вообще что-то другое?
– Смотрят, может, и все, но пялишься только ты, – сказала я как можно спокойнее.
– Если тебе неприятно, впредь я постараюсь больше не «пялиться».
Так, я влипла. Если попросить его перестать глазеть, этим я признаю, насколько он меня достал. А я не намерена портить себе репутацию пофигистки и признавать, что меня хоть что-то способно достать. Но если соврать и сказать, что все в порядке, он будет по-прежнему буравить меня своими взглядами.
– Я не говорила тебе прекратить, я спросила, почему ты это делаешь.
– А я уже ответил.
– Да ничего подобного! Ты сказал, что все смотрят на меня. Но не объяснил, почему на меня смотришь ты.
Уголки его губ едва заметно приподнялись, обозначив намек на улыбку. Словно он был доволен мной. Словно я прошла проверку.
Под ложечкой вдруг появился неприятный холодок, чего со мной давно не случалось. Что происходит? Я попыталась проглотить ком, подкативший к горлу.
– Я смотрю на тебя, потому что не могу не смотреть, – ровно произнес Финн.
Я растерянно молчала, судорожно пытаясь придумать достойный ответ, но мозги точно заклинило. Внезапно я сообразила, что стою с приоткрытым ртом, точно влюбленная малолетка, и поспешила взять себя в руки.
– Да ты полный психопат! – наконец нашлась я, но слова прозвучали слишком неубедительно.
– Ладно, постараюсь больше тебе не досаждать, – пообещал Финн.
Ну и тип. Его психопатом обозвали, а ему хоть бы хны. Стоит себе и пялится как ни в чем не бывало. Конченый маньяк. Но почему-то мне подобная эксцентричность показалась даже милой.
Остроумный ответ напрочь отказывался придумываться. К счастью, прозвеневший звонок избавил меня от необходимости продолжать эту неловкую беседу. Финн лишь кивнул в знак того, что разговор окончен, и двинулся прочь по коридору. Слава богу, у нас сейчас были разные предметы.
Финн, как и обещал, оставил меня в покое. Весь остаток дня я то и дело посматривала на него, но он неизменно был занят чем-нибудь безобидным и в мою сторону не глядел. Тем не менее меня не покидало странное чувство, что стоит отвернуться, как его взгляд снова приклеивается ко мне. Но ощущения – это ведь не доказательство, верно?
Когда в три часа прозвучал звонок с последнего урока, я постаралась выскочить из школы первой. Обычно за мной заезжает Мэтт. Заявил, что будет забирать меня из школы, пока не найдет работу. Мне не хотелось заставлять его ждать, а еще меньше хотелось снова столкнуться с Финном Холмсом.
Я быстро пересекла парковку, примыкавшую к школьному двору. Поискала глазами «приус» Мэтта, рассеянно покусывая палец. Во мне нарастало странное ощущение, по спине побежали мурашки. Я обернулась, почти ожидая увидеть Финна, но сзади никого не было.
Я тряхнула головой, отгоняя паранойю, но непонятное чувство тревоги никуда не делось. Словно за мной из темных глубин следило некое зловещее создание, а не приставучий одноклассник. Я заозиралась, пытаясь понять, что так меня напугало. Внезапно совсем рядом раздался громкий гудок, я аж подпрыгнула. Мэтт смотрел на меня поверх темных очков.
– Извини. – Я открыла дверь и запрыгнула в машину.
Мэтт все смотрел на меня.
– Ну что опять?
– Ты какая-то дерганая. Случилось что?
Я вздохнула. Мэтт слишком близко к сердцу принимает роль старшего брата.
– Ничего особенного. Просто школа достала. Поехали домой.
– Пристегнись, – приказал Мэтт, и я послушно щелкнула ремнем безопасности.
Сколько себя помню, Мэтт всегда был неразговорчивым и замкнутым, он сто раз взвесит, прежде чем принять решение. В общем, полная моя противоположность, даже внешне, разве что мы оба не можем похвастать ростом. Я миниатюрная, у меня вполне милое лицо. И непослушные каштановые волосы, которые я обычно собираю в небрежный узел. Светлые, чуть в рыжину, волосы Мэтта всегда аккуратно подстрижены, а глаза у него ярко-голубые, как у матери. Атлетом его не назовешь, но он сильный и держит себя в форме. У Мэтта так проявляется чувство долга: он хочет быть сильным, чтобы защитить нас от любых напастей.
– Так как дела в школе? – спросил Мэтт.
– Отлично. Прекрасно. Волшебно.
– Неужто в этом году закончишь?
Мэтт давно перестал переживать из-за моих проблем с учебой. Думаю, ему все равно, получу ли я аттестат.
– Не знаю… – Я пожала плечами.
Главная моя проблема заключается в том, что я никому не нравлюсь. Сверстники меня не принимают – с первого взгляда, еще до того, как я успеваю что-нибудь сказать или сделать. Словно у меня на лбу написано, что я шизанутая. Сколько раз я пыталась подружиться хоть с кем-то, но в ответ лишь насмешки и издевательства, которые я терплю до какого-то момента, а потом у меня сносит крышу и я вляпываюсь в какую-нибудь грандиозную историю. И меня быстренько выпихивают из школы. Подозреваю, учителя чувствуют примерно то же, что и школьники, – я им не нравлюсь. Не вписываюсь в их мир. Я чужая. Везде.
– Мое дело – предупредить, что Мэгги настроена очень серьезно, – сказал Мэтт. – Хочет, чтобы в этом году ты обязательно закончила школу. Причем именно эту.
– Отлично, – вздохнула я.
Если Мэтту на мое образование наплевать, то тете Мэгги – нет. А поскольку именно она мой опекун, с ее мнением приходится считаться.
– И что она задумала?
– Для начала хочет объявить жесткий режим. Спать теперь будешь укладываться по часам. – Мэтт ехидно улыбнулся.
Можно подумать, если забираться под одеяло в девять вечера, все проблемы испарятся.
– Мне уже восемнадцать! – проворчала я.
– Восемнадцать тебе будет через четыре месяца, – резко сказал Мэтт.
Брат почему-то вообразил, что, как только мне исполнится восемнадцать, я тут же сбегу из дома. И переубедить его абсолютно нереально.
– Да какая разница! Надеюсь, ты сказал ей, что она спятила?
– Подумал, ты сама не раз ее об этом уведомишь, – рассмеялся Мэтт.
– Как у тебя с работой? – осторожно поинтересовалась я.
Мэтт только покачал головой.
Этим летом он прошел практику в отличной архитектурной фирме. Он уверяет, что не сильно переживает из-за переезда в город, где потребность в молодых талантливых архитекторах стремится к нулю. И тем не менее меня грызло чувство вины.
– Все-таки красиво здесь, – сказала я, рассматривая городок за окном.
Мы приближались к нашему новому дому, утопающему в зелени кленов и вязов на типичной провинциальной улочке. Городок этот был ничем не примечателен, но я пообещала себе задержаться здесь. Сама того искренне хотела. Еще раз подвести Мэтта было бы свинством.
– Так ты действительно на этот раз постараешься? – спросил Мэтт.
Машина затормозила перед лужайкой у желтого дома в викторианском стиле, который Мэгги купила в прошлом месяце.
– Уже стараюсь, – улыбнулась я. – Я тут даже с одним парнем общалась. Финн зовут.
Допустим, общение ограничилось лишь дурацким разговором, да и другом его точно не назовешь, но надо же порадовать брата.
– С ума сойти. У тебя появился первый в жизни друг. – Мэтт заглушил мотор, на лице его было написано нескрываемое изумление.
– Ага, а у самого-то сколько друзей? – парировала я.
Мэтт лишь рукой махнул и вылез из машины, я последовала за ним.
– Я так и думала.
– У меня были друзья. И на вечеринки я ходил. И с девчонками целовался. В общем, полный набор, – сказал Мэтт, заходя в дом через черный ход.
– Чем докажешь?
Всю кухню загромождали нераспечатанные или наполовину распакованные коробки. Мы столько раз переезжали с места на место, что у нас вошло в привычку не торопиться обживать новый дом. Так и сидели на баулах.
– Лично я видела только одну из этих твоих девчонок.
– Ага, потому что, когда я привел ее домой, ты подожгла ей платье! Прямо на ней! – Мэтт снял очки и сурово на меня посмотрел.
– Да брось! Случайно ведь вышло!
– Чем докажешь?
Мэтт открыл холодильник.
– Есть там чем поживиться? – спросила я, запрыгивая на стол. – Умираю с голода.
– Для тебя – вряд ли.
Мэтт продолжал рыться в холодильнике, но я не сомневалась, что он прав.
В еде я невероятно привередлива. Я вовсе не являюсь фанатичным веганом, но мясо на дух не переношу, как и всякую искусственную еду. Так что с кормежкой у меня тоже вечные проблемы, а это людей, как правило, бесит.
В дверях появилась тетя Мэгги. Ее светлые волосы были забрызганы краской. Старый комбинезон в разноцветных пятнах наглядно демонстрировал огромное число комнат, которые Мэгги перекрасила за последние годы.
Подбоченившись, тетя Мэгги ждала, когда Мэтт вынырнет из холодильника.
– Я же просила сообщить, когда вернетесь.
– Мы вернулись, – своевременно сообщил Мэтт.
– Вижу. – Тетя Мэгги перевела взгляд на меня: – Ну, как школа?
– Нормально, – ответила я. – Веду себя паинькой.
Тетя Мэгги устало вздохнула:
– Свежо предание.
Терпеть не могу эти ее вздохи. Получается, что я во всем виновата. Что Мэгги во мне разочарована. Она стольким ради меня пожертвовала, а от меня требовалось лишь одно – учиться. На этот раз я просто обязана ничего не испортить.
– Да… но… – Я оглянулась на Мэтта в поисках поддержки. – Теперь все будет по-другому, я ведь Мэтту обещала. И у меня появился друг.
– Некий тип по имени Финн, – подтвердил Мэтт.
– У тебя появился мальчик? – Тетя Мэгги расплылась в улыбке – на мой взгляд, слишком уж лучезарной.
Мысль о романтическом аспекте наших с Финном отношений явно не приходила в голову Мэтту, и он мгновенно напрягся. Напрасно он дергается, меня эта мысль тоже не посещала.
– Нет, ничего такого. Просто одноклассник. Вроде нормальный.
– Нормальный?! – восторженно вскрикнула тетя Мэгги. – Уже кое-что! Гораздо лучше того анархиста с татуированной рожей.
– Я вовсе не дружила с ним, – возразила я, – всего лишь угнала его мотоцикл. Просто так получилось, что этот придурок прилагался к байку.
Мне никто не верил, но так все и было. Именно в тот раз я узнала, что усилием мысли могу заставить человека поступать так, как мне хочется. Тогда я просто думала о том, как же сильно мне хочется его мотоцикл. Думала и смотрела на мотоциклиста, а он явно был в курсе, о чем я мечтаю, хотя я и звука не издала. В следующую секунду я вдруг осознала, что мчусь на мотоцикле.
– Значит, мы действительно начнем с чистого листа? – Тетя Мэгги больше не могла сдерживать радость. – Венди, это же чудесно! Здесь у нас будет настоящий дом!
Восторгов ее я не разделяла, но в глубине души надеялась, что тетя права. Было бы здорово хоть раз почувствовать, что и у меня есть дом.
– Мисс Эверли! Мисс Эверли!
– А-а… – отозвалась я.
Украдкой стерев ниточку слюны с подбородка, я подняла голову. Оглянулась, не заметил ли кто. Но на меня никто не обращал внимания. Только Финн Холмс пялился, как обычно. Он появился в нашем классе всего неделю назад, так что мы с ним оба новички. И он постоянно на меня глазеет. Как ни посмотрю на него, обязательно ловлю его взгляд. Словно нет на свете занятия полезнее и приятнее, чем таращиться на меня.
Финн – тихоня, я даже голоса его ни разу еще не слышала, хотя у нас с ним четыре общих предмета. Темные волосы он зачесывает назад, а глаза у него угольно-черные. В общем, внешность ничего себе, но слишком уж он странный, чтобы вызывать симпатию.
– Простите, что потревожил ваш сон! – Мистер Мид насмешливо кашлянул.
– Ах, ничего-ничего, – милостиво ответила я.
– Мисс Эверли, будьте так добры, проследуйте в кабинет директора, – сказал мистер Мид, и я вздохнула. – Раз уж вы обзавелись привычкой спать на моих уроках, возможно, визит к директору излечит вас от нарколепсии.
– Я уже излечилась. Полностью, – заверила я.
– Мисс Эверли, немедленно! – Мистер Мид простер руку, указывая на дверь, словно я забыла, где она расположена, и только поэтому не спешу покинуть класс.
Я пристально смотрела на него. Серые глаза мистера Мида были неумолимы, но я не сомневалась, что запросто совладаю с ним. Снова и снова повторяла я про себя: «Не отправляйте меня к директору, оставьте меня в классе». Несколько томительных секунд – и лицо мистера Мида разгладилось, глаза потускнели.
– Можете остаться в классе до конца урока, – неуверенно пробормотал он, затем помотал головой, точно отгоняя наваждение. – Но в следующий раз визита к директору вам не избежать, мисс Эверли.
Он смущенно помялся, словно не решаясь что-то сказать, и вернулся к доске.
Я не понимаю, как это у меня выходит, и, если честно, стараюсь поменьше мусолить эту тему и не забивать себе голову лишними вопросами. С год назад я обнаружила, что если глядеть на человека достаточно упорно и повторять про себя призыв, обращенный к нему, то можно заставить его сделать что угодно.
Знаете, это только на первый взгляд кажется заманчивым. Я пытаюсь не злоупотреблять этим фокусом. Отчасти из-за того, что надо быть полным психом, чтобы всерьез верить, будто я способна манипулировать людьми, хотя осечки не произошло ни разу. Но основная причина в том, что после этого на душе остается гадостный осадок. Каждый раз я себя чувствую подлой мошенницей.
Мистер Мид продолжал бубнить, и я заставила себя слушать. Как оказалось, чувство вины серьезно повышает тягу к знаниям. Совершенно не хотелось проделывать с ним подобный трюк, но и к директору мне никак нельзя. Всего месяц назад меня исключили из предыдущей школы, и брату с тетей пришлось опять начинать все с нуля, в очередной раз сниматься с места и переезжать поближе к новой школе.
Как только урок закончился, я затолкала учебники в рюкзак и выскочила из класса. Не люблю задерживаться после фокуса с внушением. К тому же мистер Мид мог передумать и все-таки отправить меня к директору, а потому я пулей вылетела за дверь и поспешила к своему шкафчику.
Школьные шкафчики сплошь залеплены пестрыми листовками и объявлениями, на все лады зазывающими вступить в дискуссионный клуб, попробоваться на роль в школьном спектакле и не пропустить осенний бал в пятницу. Для бала заявлен полуофициальный дресс-код. Вот интересно, насколько «полуофициальным» может быть дресс-код в захолустной школе, но я благоразумно решила никому этот вопрос не задавать.
Открыв свой шкафчик, я принялась перекладывать учебники. Даже не оборачиваясь, я уже знала, что за спиной стоит Финн. И пялится. Быстро оглянувшись, я увидела, как он пьет воду из фонтанчика. Но стоило повернуть голову в его сторону, как он тотчас распрямился и посмотрел на меня. Словно тоже меня чувствовал.
Он просто смотрел, и только. Но от его взгляда мне каждый раз становилось не по себе. Всю неделю я терпела его наглые разглядывания, не желая затевать свару, но дальше так продолжаться не может. В конце концов, это он на меня пялится, а не я на него. Ничего страшного не стрясется, если с ним просто поговорить, так ведь?
– Эй, ты! – Я решительно захлопнула шкафчик, поправила лямки рюкзака и направилась прямо к нему. – Какого черта ты на меня пялишься?
– А куда мне еще, как ты выразилась, «пялиться», раз ты стоишь прямо передо мной?
Финн по-прежнему не сводил с меня взгляда. В его глазах, обрамленных пушистыми ресницами, не было и намека на смущение, не говоря уж про раскаяние. От такой наглости я даже растерялась немного.
– Ты вечно меня разглядываешь. Тебе мама не говорила, что это невежливо?
– По-моему, я был предельно вежлив.
– Так почему ты постоянно на меня смотришь? – упорствовала я.
– Тебя это беспокоит?
– Отвечай!
Я постаралась напустить на себя как можно более высокомерный вид, дабы он не догадался, насколько я смущена на самом деле.
– Да все на тебя смотрят, – невозмутимо сказал Финн, – ты же красотка.
Вроде бы и комплимент, но прозвучавший как-то странно. Равнодушно, что ли. Если он хочет таким образом уязвить мое тщеславие, так его попросту не существует. Или Финн просто констатирует факт? Льстит или издевается? Или тут вообще что-то другое?
– Смотрят, может, и все, но пялишься только ты, – сказала я как можно спокойнее.
– Если тебе неприятно, впредь я постараюсь больше не «пялиться».
Так, я влипла. Если попросить его перестать глазеть, этим я признаю, насколько он меня достал. А я не намерена портить себе репутацию пофигистки и признавать, что меня хоть что-то способно достать. Но если соврать и сказать, что все в порядке, он будет по-прежнему буравить меня своими взглядами.
– Я не говорила тебе прекратить, я спросила, почему ты это делаешь.
– А я уже ответил.
– Да ничего подобного! Ты сказал, что все смотрят на меня. Но не объяснил, почему на меня смотришь ты.
Уголки его губ едва заметно приподнялись, обозначив намек на улыбку. Словно он был доволен мной. Словно я прошла проверку.
Под ложечкой вдруг появился неприятный холодок, чего со мной давно не случалось. Что происходит? Я попыталась проглотить ком, подкативший к горлу.
– Я смотрю на тебя, потому что не могу не смотреть, – ровно произнес Финн.
Я растерянно молчала, судорожно пытаясь придумать достойный ответ, но мозги точно заклинило. Внезапно я сообразила, что стою с приоткрытым ртом, точно влюбленная малолетка, и поспешила взять себя в руки.
– Да ты полный психопат! – наконец нашлась я, но слова прозвучали слишком неубедительно.
– Ладно, постараюсь больше тебе не досаждать, – пообещал Финн.
Ну и тип. Его психопатом обозвали, а ему хоть бы хны. Стоит себе и пялится как ни в чем не бывало. Конченый маньяк. Но почему-то мне подобная эксцентричность показалась даже милой.
Остроумный ответ напрочь отказывался придумываться. К счастью, прозвеневший звонок избавил меня от необходимости продолжать эту неловкую беседу. Финн лишь кивнул в знак того, что разговор окончен, и двинулся прочь по коридору. Слава богу, у нас сейчас были разные предметы.
Финн, как и обещал, оставил меня в покое. Весь остаток дня я то и дело посматривала на него, но он неизменно был занят чем-нибудь безобидным и в мою сторону не глядел. Тем не менее меня не покидало странное чувство, что стоит отвернуться, как его взгляд снова приклеивается ко мне. Но ощущения – это ведь не доказательство, верно?
Когда в три часа прозвучал звонок с последнего урока, я постаралась выскочить из школы первой. Обычно за мной заезжает Мэтт. Заявил, что будет забирать меня из школы, пока не найдет работу. Мне не хотелось заставлять его ждать, а еще меньше хотелось снова столкнуться с Финном Холмсом.
Я быстро пересекла парковку, примыкавшую к школьному двору. Поискала глазами «приус» Мэтта, рассеянно покусывая палец. Во мне нарастало странное ощущение, по спине побежали мурашки. Я обернулась, почти ожидая увидеть Финна, но сзади никого не было.
Я тряхнула головой, отгоняя паранойю, но непонятное чувство тревоги никуда не делось. Словно за мной из темных глубин следило некое зловещее создание, а не приставучий одноклассник. Я заозиралась, пытаясь понять, что так меня напугало. Внезапно совсем рядом раздался громкий гудок, я аж подпрыгнула. Мэтт смотрел на меня поверх темных очков.
– Извини. – Я открыла дверь и запрыгнула в машину.
Мэтт все смотрел на меня.
– Ну что опять?
– Ты какая-то дерганая. Случилось что?
Я вздохнула. Мэтт слишком близко к сердцу принимает роль старшего брата.
– Ничего особенного. Просто школа достала. Поехали домой.
– Пристегнись, – приказал Мэтт, и я послушно щелкнула ремнем безопасности.
Сколько себя помню, Мэтт всегда был неразговорчивым и замкнутым, он сто раз взвесит, прежде чем принять решение. В общем, полная моя противоположность, даже внешне, разве что мы оба не можем похвастать ростом. Я миниатюрная, у меня вполне милое лицо. И непослушные каштановые волосы, которые я обычно собираю в небрежный узел. Светлые, чуть в рыжину, волосы Мэтта всегда аккуратно подстрижены, а глаза у него ярко-голубые, как у матери. Атлетом его не назовешь, но он сильный и держит себя в форме. У Мэтта так проявляется чувство долга: он хочет быть сильным, чтобы защитить нас от любых напастей.
– Так как дела в школе? – спросил Мэтт.
– Отлично. Прекрасно. Волшебно.
– Неужто в этом году закончишь?
Мэтт давно перестал переживать из-за моих проблем с учебой. Думаю, ему все равно, получу ли я аттестат.
– Не знаю… – Я пожала плечами.
Главная моя проблема заключается в том, что я никому не нравлюсь. Сверстники меня не принимают – с первого взгляда, еще до того, как я успеваю что-нибудь сказать или сделать. Словно у меня на лбу написано, что я шизанутая. Сколько раз я пыталась подружиться хоть с кем-то, но в ответ лишь насмешки и издевательства, которые я терплю до какого-то момента, а потом у меня сносит крышу и я вляпываюсь в какую-нибудь грандиозную историю. И меня быстренько выпихивают из школы. Подозреваю, учителя чувствуют примерно то же, что и школьники, – я им не нравлюсь. Не вписываюсь в их мир. Я чужая. Везде.
– Мое дело – предупредить, что Мэгги настроена очень серьезно, – сказал Мэтт. – Хочет, чтобы в этом году ты обязательно закончила школу. Причем именно эту.
– Отлично, – вздохнула я.
Если Мэтту на мое образование наплевать, то тете Мэгги – нет. А поскольку именно она мой опекун, с ее мнением приходится считаться.
– И что она задумала?
– Для начала хочет объявить жесткий режим. Спать теперь будешь укладываться по часам. – Мэтт ехидно улыбнулся.
Можно подумать, если забираться под одеяло в девять вечера, все проблемы испарятся.
– Мне уже восемнадцать! – проворчала я.
– Восемнадцать тебе будет через четыре месяца, – резко сказал Мэтт.
Брат почему-то вообразил, что, как только мне исполнится восемнадцать, я тут же сбегу из дома. И переубедить его абсолютно нереально.
– Да какая разница! Надеюсь, ты сказал ей, что она спятила?
– Подумал, ты сама не раз ее об этом уведомишь, – рассмеялся Мэтт.
– Как у тебя с работой? – осторожно поинтересовалась я.
Мэтт только покачал головой.
Этим летом он прошел практику в отличной архитектурной фирме. Он уверяет, что не сильно переживает из-за переезда в город, где потребность в молодых талантливых архитекторах стремится к нулю. И тем не менее меня грызло чувство вины.
– Все-таки красиво здесь, – сказала я, рассматривая городок за окном.
Мы приближались к нашему новому дому, утопающему в зелени кленов и вязов на типичной провинциальной улочке. Городок этот был ничем не примечателен, но я пообещала себе задержаться здесь. Сама того искренне хотела. Еще раз подвести Мэтта было бы свинством.
– Так ты действительно на этот раз постараешься? – спросил Мэтт.
Машина затормозила перед лужайкой у желтого дома в викторианском стиле, который Мэгги купила в прошлом месяце.
– Уже стараюсь, – улыбнулась я. – Я тут даже с одним парнем общалась. Финн зовут.
Допустим, общение ограничилось лишь дурацким разговором, да и другом его точно не назовешь, но надо же порадовать брата.
– С ума сойти. У тебя появился первый в жизни друг. – Мэтт заглушил мотор, на лице его было написано нескрываемое изумление.
– Ага, а у самого-то сколько друзей? – парировала я.
Мэтт лишь рукой махнул и вылез из машины, я последовала за ним.
– Я так и думала.
– У меня были друзья. И на вечеринки я ходил. И с девчонками целовался. В общем, полный набор, – сказал Мэтт, заходя в дом через черный ход.
– Чем докажешь?
Всю кухню загромождали нераспечатанные или наполовину распакованные коробки. Мы столько раз переезжали с места на место, что у нас вошло в привычку не торопиться обживать новый дом. Так и сидели на баулах.
– Лично я видела только одну из этих твоих девчонок.
– Ага, потому что, когда я привел ее домой, ты подожгла ей платье! Прямо на ней! – Мэтт снял очки и сурово на меня посмотрел.
– Да брось! Случайно ведь вышло!
– Чем докажешь?
Мэтт открыл холодильник.
– Есть там чем поживиться? – спросила я, запрыгивая на стол. – Умираю с голода.
– Для тебя – вряд ли.
Мэтт продолжал рыться в холодильнике, но я не сомневалась, что он прав.
В еде я невероятно привередлива. Я вовсе не являюсь фанатичным веганом, но мясо на дух не переношу, как и всякую искусственную еду. Так что с кормежкой у меня тоже вечные проблемы, а это людей, как правило, бесит.
В дверях появилась тетя Мэгги. Ее светлые волосы были забрызганы краской. Старый комбинезон в разноцветных пятнах наглядно демонстрировал огромное число комнат, которые Мэгги перекрасила за последние годы.
Подбоченившись, тетя Мэгги ждала, когда Мэтт вынырнет из холодильника.
– Я же просила сообщить, когда вернетесь.
– Мы вернулись, – своевременно сообщил Мэтт.
– Вижу. – Тетя Мэгги перевела взгляд на меня: – Ну, как школа?
– Нормально, – ответила я. – Веду себя паинькой.
Тетя Мэгги устало вздохнула:
– Свежо предание.
Терпеть не могу эти ее вздохи. Получается, что я во всем виновата. Что Мэгги во мне разочарована. Она стольким ради меня пожертвовала, а от меня требовалось лишь одно – учиться. На этот раз я просто обязана ничего не испортить.
– Да… но… – Я оглянулась на Мэтта в поисках поддержки. – Теперь все будет по-другому, я ведь Мэтту обещала. И у меня появился друг.
– Некий тип по имени Финн, – подтвердил Мэтт.
– У тебя появился мальчик? – Тетя Мэгги расплылась в улыбке – на мой взгляд, слишком уж лучезарной.
Мысль о романтическом аспекте наших с Финном отношений явно не приходила в голову Мэтту, и он мгновенно напрягся. Напрасно он дергается, меня эта мысль тоже не посещала.
– Нет, ничего такого. Просто одноклассник. Вроде нормальный.
– Нормальный?! – восторженно вскрикнула тетя Мэгги. – Уже кое-что! Гораздо лучше того анархиста с татуированной рожей.
– Я вовсе не дружила с ним, – возразила я, – всего лишь угнала его мотоцикл. Просто так получилось, что этот придурок прилагался к байку.
Мне никто не верил, но так все и было. Именно в тот раз я узнала, что усилием мысли могу заставить человека поступать так, как мне хочется. Тогда я просто думала о том, как же сильно мне хочется его мотоцикл. Думала и смотрела на мотоциклиста, а он явно был в курсе, о чем я мечтаю, хотя я и звука не издала. В следующую секунду я вдруг осознала, что мчусь на мотоцикле.
– Значит, мы действительно начнем с чистого листа? – Тетя Мэгги больше не могла сдерживать радость. – Венди, это же чудесно! Здесь у нас будет настоящий дом!
Восторгов ее я не разделяла, но в глубине души надеялась, что тетя права. Было бы здорово хоть раз почувствовать, что и у меня есть дом.
Два
Школьный бал
К нашему новому дому прилагался большой сад, приводивший тетю Мэгги в сельскохозяйственный экстаз. Который, к слову, нам с Мэттом был совершенно чужд. Природу я люблю, но вот перспектива горбатиться над грядками не представляется мне особо заманчивой.
Близилась осень, и тетя Мэгги развила бурную агитацию, пытаясь склонить нас к садово-огородным трудам. Она хотела, чтобы мы повырывали всю увядающую флору, дабы по весне на ее месте можно было высадить новую. Тетушка наша так и сыпала словечками вроде «культиватор», «силос» и «мульча», чем не на шутку меня пугала. И потому я очень надеялась, что Мэтт сам с этим разберется. Когда дело доходит до работы, я обычно подаю брату инструменты да развлекаю его разговорами.
– Когда опробуешь культиватор? – спросила я, наблюдая, как Мэтт сгребает сухие стебли вьющихся растений. Не знаю, как они называются, но по мне, так типичный виноград. Все время, пока Мэтт выдергивал их из земли, сгребал и затем грузил в тачку, я стояла рядом, притворяясь, что держу ее за ручки.
– У нас нет культиватора. Могла бы, между прочим, и помочь мне с этой ботвой. За тачку в другой раз подержишься.
– Я предельно серьезно отношусь к своим обязанностям, и тачку лучше из рук не выпускать. Мало ли что.
Мэтт продолжал ворчать, но я уже не слушала. Прикрыв глаза, наслаждалась теплым осенним ветерком. Воздух упоительно пах травой и прелой листвой. Где-то рядом позвякивали китайские колокольчики. Я буквально плыла на волнах блаженства, как вдруг что-то выдернуло меня из этого чудесного состояния. Мне стало страшно, что вот-вот опустится зима, грянут морозы и все это волшебство исчезнет. По спине пробежал озноб, кожа на руках пошла пупырышками. Теплый ветерок обернулся резкими ледяными порывами. И я почувствовала на себе чей-то взгляд.
Я обернулась, не в силах справиться с внезапным страхом. В дальней от дома стороне сад закрывал забор, а с боков – плотная живая изгородь. Я внимательно осмотрела и забор, и изгородь. Нет, никого, ни притаившихся силуэтов, ни любопытных глаз. Ничего такого. Но ощущение никуда не делось.
– Если собираешься торчать на улице, хотя бы обуйся, – вывел меня из оцепенения голос Мэтта. Он выпрямился, потянулся. – Венди?
– Все нормально, – рассеянно ответила я.
Возле дома словно что-то шевельнулось, и я кинулась в ту сторону. Мэтт что-то крикнул мне вслед, но мне было не до него. Обогнув дом, я остановилась как вкопанная. На тротуаре стоял Финн Холмс, но, к моему удивлению, смотрел он вовсе не на меня, а куда-то вдоль улицы, словно что-то выглядывал. Поразительно, но стоило мне его увидеть, как страх и тревога затихли. В первый миг я решила, что это из-за него я так испугалась, благо психованного маньяка он изображать умеет, но нет, дело было не в нем. К моему внезапному страху Финн не имел никакого отношения. Его взгляды меня смущают, но вовсе не пугают. А тут… будто внутри все заледенело.
Близилась осень, и тетя Мэгги развила бурную агитацию, пытаясь склонить нас к садово-огородным трудам. Она хотела, чтобы мы повырывали всю увядающую флору, дабы по весне на ее месте можно было высадить новую. Тетушка наша так и сыпала словечками вроде «культиватор», «силос» и «мульча», чем не на шутку меня пугала. И потому я очень надеялась, что Мэтт сам с этим разберется. Когда дело доходит до работы, я обычно подаю брату инструменты да развлекаю его разговорами.
– Когда опробуешь культиватор? – спросила я, наблюдая, как Мэтт сгребает сухие стебли вьющихся растений. Не знаю, как они называются, но по мне, так типичный виноград. Все время, пока Мэтт выдергивал их из земли, сгребал и затем грузил в тачку, я стояла рядом, притворяясь, что держу ее за ручки.
– У нас нет культиватора. Могла бы, между прочим, и помочь мне с этой ботвой. За тачку в другой раз подержишься.
– Я предельно серьезно отношусь к своим обязанностям, и тачку лучше из рук не выпускать. Мало ли что.
Мэтт продолжал ворчать, но я уже не слушала. Прикрыв глаза, наслаждалась теплым осенним ветерком. Воздух упоительно пах травой и прелой листвой. Где-то рядом позвякивали китайские колокольчики. Я буквально плыла на волнах блаженства, как вдруг что-то выдернуло меня из этого чудесного состояния. Мне стало страшно, что вот-вот опустится зима, грянут морозы и все это волшебство исчезнет. По спине пробежал озноб, кожа на руках пошла пупырышками. Теплый ветерок обернулся резкими ледяными порывами. И я почувствовала на себе чей-то взгляд.
Я обернулась, не в силах справиться с внезапным страхом. В дальней от дома стороне сад закрывал забор, а с боков – плотная живая изгородь. Я внимательно осмотрела и забор, и изгородь. Нет, никого, ни притаившихся силуэтов, ни любопытных глаз. Ничего такого. Но ощущение никуда не делось.
– Если собираешься торчать на улице, хотя бы обуйся, – вывел меня из оцепенения голос Мэтта. Он выпрямился, потянулся. – Венди?
– Все нормально, – рассеянно ответила я.
Возле дома словно что-то шевельнулось, и я кинулась в ту сторону. Мэтт что-то крикнул мне вслед, но мне было не до него. Обогнув дом, я остановилась как вкопанная. На тротуаре стоял Финн Холмс, но, к моему удивлению, смотрел он вовсе не на меня, а куда-то вдоль улицы, словно что-то выглядывал. Поразительно, но стоило мне его увидеть, как страх и тревога затихли. В первый миг я решила, что это из-за него я так испугалась, благо психованного маньяка он изображать умеет, но нет, дело было не в нем. К моему внезапному страху Финн не имел никакого отношения. Его взгляды меня смущают, но вовсе не пугают. А тут… будто внутри все заледенело.