Аманда Маккейб. Губитель женщин

Глава 2

   Каллиопа рассеянно смотрела в трюмо на свое отражение, пока горничная причесывала ее для музыкального вечера. А вечер намечался не просто любительский, где барышни с разной степенью мастерства играют на арфах и фортепьяно. На нем предполагалось воссоздать музыку, звучавшую в античных пьесах Эсхила и Еврипида. Каллиопа ждала его с нетерпением, события такого рода всегда таили в себе для нее бездну очарования. Но сейчас ее мысли, отрывистые и смутные, неслись наперегонки, словно весенние облака.
   Она не могла перестать думать о лорде Уэствуде. Он стоял перед ее мысленным взором таким, каким она увидела его в окно – беззаботно смеющимся, с растрепанными волосами. Раздраженно вздохнув, она взяла со стола белую розу и принялась обрывать ее лепестки. Это началось сразу же, как только она увидела Камерона де Вера. Он выбил ее из колеи, заставил глупо нервничать. Его насмешливая улыбка возмущала и приводила ее в замешательство. Невозможный человек, и идеи у него совершенно ложные. И отчего-то она ему сразу не понравилась.
   – Мисс Чейз, – укорила ее горничная. – Так вы, пожалуй, совсем не оставите цветов для прически.
   Каллиопа с удивлением обнаружила, что уничтожила обе розы.
   – Извините, Мэри, – пробормотала она, бросая голый стебель на туалетный столик.
   – Сделать вам Артемиду, мисс? Сейчас это самая модная прическа.
   – Нет, спасибо, – вздрогнула Каллиопа, представив, что появится на вечере с такой же прической, как у всех. – Лучше мою обычную.
   Мэри слегка надулась. Она всегда полагала, что даром тратит свое мастерство на Каллиопу с ее консервативными вкусами. Но юная леди ничем не могла ей помочь. Она твердо знала, чего хочет и что ей подходит.
   Однажды она даже вообразила, что ей подходит Камерон де Вер. Когда он впервые вернулся в Англию после долгого путешествия по Италии и Греции, в гостиных только и говорили о том, какой он красивый и какой возмутительно безрассудный. Но не это ее прельстило. Ее заинтересовало, что он, как и она сама, изучает древнюю историю и искусства. Ей хотелось послушать о его путешествиях, поглядеть на предметы древности, которые он конечно же привез с собой ради их сохранения и изучения.
   Многое говорило о том, что им суждено подружиться, ведь их отцы дружили в молодые годы. Сэр Уолтер Чейз и покойный граф Уэствудский, ученые и собиратели древностей, были друзьями-сопер никами. Граф вытянул козырную карту в этом соревновании коллекционеров – нашел невесту, самую настоящую гречанку, в то время как Чейз женился на француженке. И Каллиопа, и Камерон росли в окружении прекрасной старины, хотя после того, как де Веры отправились в свое долгое заграничное путешествие, когда их сын был еще мальчиком, они не виделись.
   Когда уже взрослым он вернулся в Лондон, Каллиопа, слушая сплетни о нем, позволила зародиться в сердце робкой надежде. Может, наконец, появился мужчина, способный понять ее? Разделить ее увлеченность, чего не мог никто из ее прежних поклонников? Но надежда рухнула, стоило им встретиться лицом к лицу на приеме, который он уст роил в городском особняке его родителей, теперь принадлежавшем ему.
   Каллиопа с раннего детства обожала бюст Гермеса, некогда украшавший вестибюль особняка. Ее отец мечтал купить его, но старый герцог, к разочарованию Каллиопы, отклонял все предложения. А она так любила озорную улыбку Гермеса, такую живую на холодном мраморе, любила его крылатый шлем и завитки кудрявых волос. В день приема она в страшном волнении ждала, что вот сейчас снова увидит Гермеса своего детства.
   Но его там не оказалось! Ниша в стене пустовала, как и все другие ниши, некогда вмещавшие изысканные вазы и кубки. Отец и сестры уже присоединились к гостям в зале, а пораженная Каллиопа замешкалась в вестибюле. Она стояла у опустевшей ниши, не отрывая от нее взгляда, словно надеялась заставить Гермеса возникнуть из пустоты. Похоже, что ее надежда – снова увидеть прекрасные памятники античности, встретив нового графа, поговорить с ним об этих бесценных сокровищах и, возможно, завязать дружбу – потерпела крушение. А Каллиопа не любила, когда рушились ее надежды.
   – Так-так, – услышала она низкий бархатистый голос, неуловимо насмешливый, – видимо, вы и есть пропавшая мисс Чейз.
   Каллиопа оглянулась через плечо и увидела в нескольких шагах от себя молодого мужчину. Он улыбался ей, и эта улыбка усиливала его сходство с ее дорогим Гермесом. Он был одет в модные светло-коричневые бриджи, темно-синий сюртук и светлосерый парчовый жилет, просто завязанный галстук украшала камея. Но в этом английском вестибюле он выглядел чужестранцем, с его бронзовым загаром и слишком длинными вьющимися черными волосами. Только карие глаза показались ей знакомыми.
   «Греческий бог, – вспомнила она слова Лотти, – ох, Кэл, он настоящий греческий бог».
   – А вы, значит, лорд Уэствуд, – сдержанно ответила она, смущенная своей реакцией на него, особенно на его улыбку. Не так она представляла себе эту встречу.
   – Да, это я и есть, – ответил он, приближаясь, грациозный, как леопард. Он подошел так близко, что она почувствовала лимонный запах его одеколона, ощутила тепло тела. И невольно попятилась к успокоительной прохладе мраморной ниши.
   – Здесь когда-то стоял бюст Гермеса, – сказала она, с трудом сглатывая слюну, чтобы унять внезапную дрожь в голосе. – Он был очень красивый.
   – Да, очень красивый, – ответил он, не отводя от нее взгляда. – Но я вернул его в Грецию. На его родину.
   И тогда она поняла, что им никогда не стать друзьями…

* * *

   – Что скажете, мисс Чейз?
   Каллиопа подскочила на стуле, выведенная из задумчивости вопросом Мэри. Она посмотрела в зеркало и увидела, что у нее пылают щеки и неестественно блестят глаза. Словно эта сцена в вестибюле особняка де Веров произошла не несколько недель назад, а только что. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, внимательно посмотрела в зеркало, ее необузданные кудри были приглажены, волосы гладко зачесаны назад в привычный тугой узел и украшены оставшимися белыми розами.
   – Прекрасно, как всегда, Мэри, – пробормотала Каллиопа, переведя дыхание.
   Довольная Мэри кивнула и направилась за шалью и туфлями. Каллиопа взяла жемчужные сережки, пытаясь выкинуть из головы тот эпизод и сосредоточиться на предстоящем вечере. Камерон де Вер не имеет никакого значения! Обычный заблуждающийся человек. Ну, немного красивее других.
   Едва она вдела серьги, как в дверь постучали.
   – Карета ждет, мисс Чейз, – объявил дворецкий.
   – Спасибо, – ответила Каллиопа, глубоко вздохнула и медленно поднялась.

* * *

   – Если бы у леди Рассел перья были еще чуточку выше, она улетела бы в небо, как обезумевший попугай, и гости остались бы без хозяйки, – прошептала Клио, склоняясь к уху Каллиопы.
   Каллиопа прижала руку в перчатке к губам, чтобы не рассмеяться. Вид у устроительницы музыкального вечера и в самом деле был довольно причудливый – из пурпурно-зеленого атласного тюрбана вверх устремлялись фонтаном разноцветные перья. Клио всегда вела себя сдержанно и скромно, заставляя окружающих считать, что она не имеет своего мнения и не заслуживает их внимания. Но они ошибались. Проницательные зеленые глаза все подмечали, и время от времени Клио роняла неожиданно едкое и точное замечание. Сравнение с попугаем было еще вполне невинным.
   – А мисс Прэт-Бекворт? – прошептала в ответ Каллиопа. – Видимо, бедняжке кто-то сказал, что оранжевые ленты – гвоздь сезона, и она поверила!
   – Но они все-таки лучше, чем тот ядовито-зеленый кошмар, который был на ней в опере. Может быть, нашему обществу стоит взять над ней шефство? – озабоченно покачала головой Клио.
   Они с Каллиопой прохаживались по залу, стараясь не смотреть на весьма посредственную картину с бушующим морем, которой вслух притворно восхитились. Вечер греческой музыки не был особенно привлекателен для лондонского света, но леди Рассел была фигурой популярной, в тюрбане и без него, и ей удавалось собирать вокруг себя людей философского склада. Зал быстро заполнялся, гости в ожидании музыки кружили у поставленных рядами позолоченных стульев, болтали, потягивали лимонад, а кто-то более крепкие напитки. Здесь не было жуткой толчеи, можно было не бояться, что вспотеешь, упадешь в обморок или тебе наступят на шлейф. Сего дня предполагалось говорить о музыке и истории, что было так по душе Каллиопе. Но она все никак не могла сосредоточиться на теме сегодняшнего вечера. Она была слишком взволнована.
   Клио сняла очки и потерла переносицу. В отличие от Каллиопы, которая предпочитала ходить в муслиновых белых платьях, Клио была в изумрудно-зеленом, шелковом, с золотой вышивкой, а ее каштаново-рыжие волосы украшала золотистая лента.
   – Как думаешь, Кэл, Вор Лилии сейчас здесь? – спросила она.
   Каллиопа подобралась. Как она могла забыть? Она быстро оглядела собрание, молодых людей здесь собралось немало – высокие, маленькие, привлекательные, невзрачные. Но не было того, кого она искала.
   Может, оттого ей так беспокойно? Ну уж нет! Ее нисколько не заботит времяпрепровождение Камерона де Вера. Она просто подумала, что вечер греческой музыки может его заинтересовать…
   – Вряд ли, – проговорила она.
   – Так ты все-таки догадываешься, кто это может быть? – спросила Клио. – Ты знаешь?
   – Ничего я не знаю, – с досадой ответила Каллиопа. – Откуда мне знать? Я просто строю предположения.
   – Но ты считаешь, что тут его нет?
   Каллиопа кивнула.
   – Тогда откуда?.. – Но Клио не успела договорить, потому что ее окликнула Талия, которая на другом конце комнаты рассматривала музыкальные инструменты – к неудовольствию музыкантов.
   Клио отошла, оставив Каллиопу в одиночестве. Здесь были хорошие знакомые, с кем следовало поздороваться, но Каллиопа чувствовала, что будет не слишком приятной собеседницей, в то время как ее мысли целиком заняты де Вером и Вором Лилии. Она поставила пустой бокал на ближайший столик и двинулась в сторону от толпы к дверям, ведущим в оранжерею.
   В застекленной оранжерее было тепло, пахло влажной землей и цветами. Расставленные там и тут чугунные скамейки манили присесть. Каллиопа была рада побыть в тишине и собраться с мыслями. В дальнем конце оранжереи была установлена группа античных фигур – каменная Афродита и ее полуодетые прислужницы равнодушно созерцали цветник. Их холодное совершенство заставило восхищенную Каллиопу подойти ближе.
   – Если бы мне быть такой, как ты, – прошептала она надменной Афродите. – Уверенной. Неизменной. Без страхов и сомнений.
   – Это было бы чрезвычайно скучно, – произнес голос Уэствуда.
   – Вы следили за мной? – спросила она, почти не удивившись, поворачиваясь к нему.
   – Вовсе нет, мисс Чейз, – ответил он, одаривая ее одной из своих чарующих улыбок. – Я здесь уже давно наслаждаюсь уединением и бокалом вина. – Он показал полупустой бокал. – А тут входите вы и разговариваете сами с собой. Невозможно было не услышать.
   Каллиопа отвела назад ладони, прижала их к холодному камню и с достоинством выпрямилась. Его коньячного оттенка глаза, матовые, глубокие, кажется, видели слишком много. Каллиопа совершенно растерялась.
   – Я тоже искала уединения, – наконец нашлась она. – Пока не начнется музыка.
   Он понимающе кивнул.
   – Люди иногда хотят слишком многого. А единственное прибежище – это одиночество.
   Он сделал шаг к ней, затем другой. Каллиопа почувствовала озноб, но он смотрел уже не на нее, а на статую.
   – Вы выбрали хорошую наперсницу, – заметил он. – Она выглядит такой… всезнающей. Ведь за свою долгую жизнь она успела повидать все.
   Каллиопа тоже перевела глаза на Афродиту, на ее потрескавшийся круглый белый подбородок, на струящиеся локоны. Она в самом деле казалась всезнающей и… насмешливой, как сам Уэствуд.
   – Интересно, как ей нравятся рауты леди Рассел? По сравнению с греческими пирами?
   Он засмеялся громко и бесцеремонно, и этот смех пробрал ее до косточек.
   – Она, я думаю, находит их весьма пресными. Ведь прежде она стояла в святилище храма Афродиты, а там происходили…
   – Оргии?
   Он взглянул на нее с неожиданным интересом:
   – О, мисс Чейз! Вы меня шокируете.
   От его взгляда у Каллиопы запылали щеки, но она усилием воли прогнала жалкий румянец. Ученому чужда излишняя щепетильность.
   – У моего отца большая библиотека по античной литературе. Я много читала, даже «Письма Леванта» Джона Голта. И путевые заметки леди Мэри Вортли Монтегю.
   – Ну разумеется. Значит, после оргий музыкальные вечера кажутся ей чересчур скучными. Уверен, она обрадовалась, когда вы заговорили с ней.
   Каллиопа прикоснулась к сандалии на ноге Афродиты, холод камня проник сквозь тонкую лайку перчатки. Безмолвная наперсница – лучшая из всех.
   – Была бы ваша воля, вы отправили бы ее разрушаться на руины ее храма, и мне было бы не с кем поговорить.
   – Ах, мисс Чейз. – Он наклонился к самому ее уху, и его теплое дыхание защекотало ей висок. – Кто сказал, что оргиям пришел конец?
   Каллиопа во все глаза смотрела на него, завороженная его голосом, дыханием, взглядом. Ее словно парализовало, она не могла ни шевельнуться, ни отвернуться. Время замерло, существовал только он один.
   Казалось, что и он удивлен этим мгновением, что бы оно ни означало. Он смотрел ей в глаза, приоткрыв губы, бокал в его руке замер в неподвижности.
   – Мисс Чейз… я…
   Тут в приоткрытую дверь оранжереи ворвались звуки настраиваемых инструментов, словно проза вторглась в возвышенную волшебную поэму. Он отодвинулся, она отвернулась и глубоко вдохнула. Ей казалось, что она только что пробежала длинную дистанцию – вся разбита, и ей не хватает воздуха.
   – Не пройти ли нам в зал? – произнес он натянуто.
   – Да, конечно, – прошептала Каллиопа и двинулась вперед по проходу, прижимая ладони к горячим щекам. Он шел за ней, она слышала его шаги, шорох его сюртука. Хорошо, что он не вздумал предложить ей руку!

Глава 3

   Каллиопа, пытаясь унять сердцебиение, опустилась на свободный стул рядом с сестрой как раз в тот момент, когда музыканты кончили настраивать инструменты. Покосившись на нее, Клио сунула ей в руку программку.
   – Ты куда пропала, Кэл?
   – Просто заглянула в оранжерею, – прошептала в ответ Каллиопа, противясь желанию использовать программу в качестве веера. И почему у леди Рассел всегда так натоплено в комнатах? – Полюбовалась статуей Афродиты.
   Клио, поджав губы, с непонятным выражением уткнулась в программку.
   – Ты заподозрила, что она станет следующей жертвой Вора Лилии? Исчезнет во мраке ночи ради его гнусных целей?
   – Нет, конечно. Афродита шесть футов высотой! Разве что Вор Лилии в прошлой жизни был Геркулесом.
   – Кто знает? Он мог бы поднять ее наверх и… – Она замолчала, потому что в это мгновение в зал вошел лорд Уэствуд и небрежно прислонился к колонне. Он перехватил настороженный взгляд Каллиопы и вдруг… дерзко подмигнул ей. Каллиопа, вспыхнув, мгновенно отвела глаза. Где она, мраморная холодность Афродиты, когда она так нужна?
   – Ты одна была в оранжерее, Кэл? – пробормотала Клио.
   – Когда я уже собралась уходить, туда зашел лорд Уэствуд, – нехотя произнесла Каллиопа.
   – И вы снова успели поссориться?
   – Я никогда ни с кем не ссорюсь.
   – Неужели никогда?
   – Вы с Талией – другое дело. Вы сестры, и ссориться с вами дома дозволительно, но с посторонними людьми в гостях – совершенно недопустимо! Мы с лордом Уэствудом только и обсудили разницу в наших взглядах на искусство.
   – А… – уклончиво протянула Клио. – Кажется, хозяйка хочет сказать пару слов.
   Каллиопа редко была кому-то так благодарна, как леди Рассел за ее своевременное выступление. Обычно ей казалось, что она может довериться сестре во всем и спокойная чуткость Клио сгладит любую неприятность или обиду. Но бесполезно сейчас пытаться ей объяснить, какие чувства вызвала в ней встреча с Камероном де Вером.
   Каллиопу злило то, что она смущена. Конечно, было бы хорошо избегать встреч с ним, но для этого пришлось бы безвылазно сидеть дома. Ему бы следовало вернуться в Грецию и продолжить там свою вредную деятельность, подальше от нее…
   Каллиопа сплела пальцы на коленях, чтобы унять в них дрожь, и стала пристально смотреть на глупые разноцветные перья леди Рассел, успевшие основательно сбиться набок.
   – Добрый вечер, друзья мои, – начала леди Рассел, вскидывая вверх руки, словно и правда была попугаем, собравшимся взлететь. – Я очень рада, что вы собрались у меня по такому особенному поводу. Мы впервые за много веков услышим мелодии и напевы, звучавшие когда-то в Древней Греции. На основе копии фрагмента, по счастью пережившего Ренессанс и спрятанного в одном из итальянских монастырей, мы воссоздали «Дельфийский гимн Аполлону» Теренция. Инструменты, которые вы сегодня услышите, очень напоминают авлос, лиру, кифару.
   Она взмахнула руками, и появилось двое слуг, которые несли кратер – сосуд для вина с широким горлом. Гости заволновались. Это было одно из уникальных сокровищ леди Рассел, привезенное из Греции несколько десятилетий назад ее дедом. Она очень редко показывала этот кратер, поговаривали, что она хранит его в своей спальне, чтобы любоваться им в свое удовольствие. Кратер был прелестен и в очень хорошей сохранности – если не считать отсутствия одной ручки и пары трещинок. На нем были изображены сцены пира – возлежащие гости с кубками, танцоры, музыканты, чьи древние инструменты в самом деле напоминали те, что держали в руках музыканты, сидевшие в гостиной леди Рассел.
   «А кратер представляет собой соблазнительный объект для Вора Лилии», – подумала Каллиопа, любуясь его изящными формами.
   – А теперь, дорогие гости, – продолжала леди Рассел, – закройте глаза и представьте, что вы сидите в греческом амфитеатре много тысячелетий назад.
   – Странно, что она не заставила нас всех нарядиться в хитоны и сандалии, – прошептала Клио. – Вот это было бы зрелище. В особенности хорош был бы лорд Эринг. Бедняжка весит, наверное, фунтов триста, вряд ли во всем Лондоне нашлось бы столько муслина, чтобы охватить его талию.
   Каллиопа хихикнула, прикрывшись программкой. Ей приходил в голову только один человек, на котором хитон выглядел бы уместно, – конечно, это был не лорд Эринг. Она украдкой взглянула на лорда Уэствуда поверх программки. Он тоже разглядывал кратер, и легкая морщинка пересекала его лоб. Задумчивый Аполлон.
   Интересно, о чем он думает?

* * *

   Камерон проводил взглядом кратер, вынесенный слугами из комнаты. Как он прекрасен и какая трагедия, что его так редко кто-нибудь видит! Редко восхищается. Как этрусскую диадему леди Тенбрей, его вырвали из естественной среды и держат под замком для удовольствия тщеславия маленькой кучки людей, а подлинное его назначение давно забыто. А кратер этот создали для пиров и веселья.
   Но в этот момент его занимала не столько судьба несчастного кратера, а искусно выгравированная фигурка женщины на его полированном боку. Ее гибкое тело, облаченное в струящиеся одежды, склонилось к лире. Темные кудри, перехваченные лентой надо лбом, свободно обрамляли овальное лицо – задумчивое и серьезное по сравнению с веселыми гримасами скачущих вокруг танцоров. Она слышала только свою музыку, погрузившись в мир собственных мыслей и чувств.
   Для этой женщины давних времен вполне могла послужить моделью Каллиопа Чейз. Такая же стройная, темноволосая красавица, серьезная и прямодушная.
   Когда музыка – странная, нестройная, будоражащая – заполнила комнату, он перевел взгляд с исчезнувшего кратера на одну из его материализовавшихся фигур. Каллиопа, только что над чем-то хихикавшая с сестрой, теперь восторженно смотрела на музыкантов, приоткрыв розовые губы, а ее темные глаза сияли так, словно видели давние тени прошлого, которые ожили и обрели краски и звучание. Когда Камерон, путешествуя, встречал старинные храмы и театры, то видел не руины, но средоточия жизни, которыми они некогда были. Места, где собирались люди, где разговаривали, смеялись, любили, создавали произведения искусства, бессмертные творения смертных.
   Каллиопа Чейз тоже умела оживлять прошлое. Он осознал это по тому, как она смотрела на статую или на этот кратер, как слушала забытую музыку, снова возвращенную к жизни. И теперь он размышлял над тем, почему она, чувствуя то же, что и он, понимая истинную ценность наследия, оставленного им предками, оправдывала то, что эти предметы держались взаперти, вдали от их родины?
   Она была по-настоящему красива, совсем как эта женщина с лирой. Умная, пылкая, но, кажется, слишком упрямая.
   Видно, почувствовав его взгляд, она посмотрела на него. На мгновение с нее спала защитная вуаль, которой она прикрывалась. Ее взгляд был открытым, незащищенным, глаза блестели от слез. Мрачная красота музыки тронула ее так же, как его самого, и на мгновение их связало очарование прошлого. Но вуаль тут же снова опустилась, девушка отвернулась, и он видел теперь только черные локоны на изгибе шеи, белое обнаженное плечо. Но волшебство продолжало действовать… Таинственная мерцающая нить, соединившая их, заставила его прижаться губами к впадинке на ее затылке, проложить поцелуями дорожку вдоль ее спины, вдыхая теплый запах кожи. Почувствовать, как она дрожит под его прикосновениями, как, наконец, вскрикивает, и он видит ее подлинную суть.
   Но какой она окажется? В самом деле прекрасной музой – или Горгоной, несущей гибель? Только безумный мог увлечься одной из Муз Чейзов, а Камерон хотел подольше сохранить ясность рассудка.
   Внезапно музыка, жаркая комната, очарование Каллиопы Чейз показались чрезмерными для него. Былое неистовство охватило его, словно лихорадка. Он повернулся и вышел из комнаты в фойе. Там слуги устанавливали кратер на постамент, где после концерта его можно будет рассмотреть с безопасного расстояния. Он стоял так высоко, что до него нельзя было дотянуться без стремянки, которую слуги, уходя, забрали с собой. Но со своего места Камерону было хорошо видно девушку, играющую на лире. Даже жемчужинки на ее ленте и маленькую сандалию, выглядывавшую из-под ее одеяния. Отсюда она еще больше походила на Каллиопу Чейз. Такая же красивая и неприступная.
   – Прикидываете, как его украсть? – спросила Каллиопа.
   Камерон обернулся и увидел ее в дверях. Ее карие глаза смотрели на него не мигая, а лицо оставалось спокойным и непроницаемым. Но он почувствовал, что она вся напряжена.
   Не стоило удивляться ее подозрениям. Они не поладили с первого же момента их встречи в его доме, когда она обнаружила исчезновение Гермеса из ниши. В последующие встречи спор только обострился. И все-таки его больно укололи. Пока он слушал музыку и в его голове роились странные мысли о ее шее, коже, он чувствовал себя таким близким ей. И ее тайна показалась почти разгаданной. Но она, как видно, считает его Вором. Она не чувствовала никакой связи с ним. Она не муза и не Горгона, она – холодный судья. Равнодушная Афина, он был прав, когда окрестил ее так в своих мыслях.
   Камерон проглотил обиду, демонстрируя беззаботность и безразличие. Равнодушие, под стать ее собственному.
   – Если вы соблаговолите подойти ближе, мисс Чейз, то сможете проверить собственноручно, прячу ли я в кармане свежую лилию, – произнес он небрежным тоном, словно ее подозрения нисколько его не задели. И сам шагнул к ней, разведя в стороны полы сюртука, чтобы она увидела, что шелковая подкладка нигде не топорщится. Она осталась на месте, но ее плечи слегка приподнялись.
   – Я не такая глупышка, лорд Уэствуд.
   – Разумеется, нет, мисс Чейз. Глупышкой вас никак не назовешь. Вы всего лишь немного заблуждаетесь.
   В глубине ее непроницаемых глаз вспыхнула слабая искра. Но она не клюнула на его наживку.
   – И все же я не настолько заблуждаюсь, чтобы пойти на преступление ради доказательства своей правоты. Я не ценю честь моей семьи или интересы науки так дешево. Те из нас, кто пользуется преимуществом хорошего образования и имеет возможность путешествовать, должны…
   – Но кто вы такая, мисс Чейз, чтобы читать мне лекции о долге? Или чести? – Его гнев, который он до сих пор держал в узде, вырвался, наконец, наружу огненным фейерверком. Желание, которое он к ней испытывал, ее красота, упрямство, его собственная досада – все вместе могло свести с ума!
   Камерон подошел к ней так близко, что почувствовал запах роз в ее волосах, увидел тонкий голубой узор вен под кожей цвета слоновой кости, пульсирующую жилку у основания шеи. Жадное желание схватить ее в объятия и целовать до тех пор, пока эта ледяная корка не растает, стало почти непреодолимым…
   Она не отвернулась, не попятилась и продолжала смотреть на него в упор, широко раскрытыми глазами, только жилка на шее билась так часто, что он почти слышал стук ее сердца. Он даже протянул вперед руку, уже намереваясь сжать ее гладкое предплечье над перчаткой, но последний проблеск здравомыслия заставил его опустить руку и отойти.
   – Вы меня плохо знаете, мисс Чейз, – произнес он хрипло.
   Она приоткрыла рот, но ничего не сказала. На миг по ее лицу пробежала тень сомнения. Пробежала и исчезла.
   – А что мне еще остается думать? – удивилась она. – И откуда вообще я могла вас узнать хорошо?
   С Камерона было довольно. Он повернулся и вышел из дома, миновав удивленного дворецкого. Оставив позади огни и музыку салона леди Рассел, он двинулся вдоль безлюдной улицы. Ночной воздух был холодным и влажным. Но Каллиопу Чейз он не смог оставить позади. Ее осуждающий призрак неотступно преследовал его. Освободиться от него можно было только в единственном месте, весьма далеком от этих утонченных господ. Называлось оно «Кости дьявола» и пользовалось весьма сомнительной репутацией.