Страница:
* * *
Едва парадная дверь особняка леди Рассел захлопнулась за лордом Уэствудом, Каллиопа без сил прислонилась к колонне. Последние остатки воли, которые ее поддерживали, стремительно унеслись холодным потоком, оставив ее ослабевшей и дрожащей. Почему всякий раз, как она видит его, с ней случается такое? И почему они непременно ссорятся?Сзади открылась и вновь закрылась дверь гостиной, и по паркету зашелестели легкие шаги.
– Кэл? – прошептала Клио. Крепкая рука обвилась вокруг ее талии, и Каллиопа благодарно оперлась на нее. – Что случилось? Тебе плохо?
– Нет, нет… мне нужно только немного воздуха.
– Так ты была тут одна?
– Не совсем. Но я сказала кое-что лишнее, как всегда в разговоре с ним, и он ушел. Почти бегом выбежал на улицу, только чтобы не оставаться со мной. – Каллиопа понимала, что несет бессмыслицу. И не понимала себя. Какое ей дело, что Камерон де Вер, скорее всего дерзкий преступник, убежал от нее? Она и сама не хотела оставаться с ним наедине.
Так ли это?
Клио озадаченно обернулась на дверь:
– Кто выбежал на улицу?
– Лорд Уэствуд, конечно.
– Ты хочешь сказать, что беседовала здесь с лордом Уэствудом и он так рассердился, что убежал? – Клио подняла взгляд на греческий сосуд на постаменте, и он стал жестким и сосредоточенным. – Что с тобой, Кэл? Неужели ты обвинила его в том, что это он – Вор Лилии?
Каллиопа прижала к пылающим щекам руки в перчатках, пытаясь изгладить воспоминание о своих нелепых, необдуманных словах и его гневе.
– Кажется, да…
– Кэл! – простонала Клио. – Что на тебя нашло? Я бы не удивилась, если бы такое сказала Талия. Она и самого дьявола вызвала бы на дуэль. Но ты! Ты не заболела? Может, у тебя жар?
– К сожалению, нет, это бы меня хоть как-то оправдывало.
– Бедняжка Кэл, – покачала головой ее сестра. – Но я думаю, он никому об этом не расскажет, все-таки наши отцы были друзьями.
– Наверное, не расскажет. Разве что главному врачу сумасшедшего дома.
Клио засмеялась:
– Видишь, ты шутишь, значит, еще не все потеряно. Когда увидишь его в следующий раз, скажи, что это музыка на тебя так подействовала.
– Или вино, – пробормотала Каллиопа. Она пригладила волосы, расправила юбку, чувствуя, как снова становится сама собой. – Хотелось бы больше никогда с ним не встречаться.
– Едва ли это получится. Наш мирок так тесен. – Клио снова взглянула на кратер. – Но все-таки почему ты его заподозрила?
Каллиопа пожала плечами:
– Мне вдруг показалось, что он способен на безрассудный поступок… В конце концов, свои собственные античные ценности он ведь увез в Грецию! Может, он считает, что и остальные должны поступить так же. Сама не знаю. Это был просто… порыв.
– Вот теперь я уверена, что у тебя температура! Ты – и поддалась порыву! Невероятно!
– Можешь дразнить меня сколько хочешь, – улыбнулась Каллиопа. – Я сама знаю, что обычно, прежде чем сделать вывод, изучаю вопрос долго и тщательно.
– До полного изнеможения, – пробормотала Клио, но Каллиопа, не обратив внимания, продолжала:
– Я должна быть уверена. Но разве подвиги Вора Лилии не в его духе? Надо быть достаточно ловким, чтобы бывать в нужных домах и оставаться вне подозрений. Надо разбираться в античности, ведь крадут только самые прекрасные, исторически ценные предметы древности. Надо иметь мотив, а лорд Уэствуд его имеет. И надо не считаться со светскими условностями. Как лорд Уэствуд.
– Знаешь, Кэл, – тихо сказала Клио, – а ведь, похоже, ты восхищаешься этим Вором Лилии.
Каллиопа немного подумала. Восхищается ли она Вором Лилии? Этим опасным преступником, ведь он похищает не только вещи, но саму историю! Чушь!
– Я, возможно, восхищаюсь его вкусом, но уж, конечно, не его целями. Меня ужасает исчезновение таких сокровищ. Тебе это известно.
Клио кивнула:
– Я знаю, как тебя это расстраивает. Но ради бога, не поддавайся снова порывам при встрече с лордом Уэствудом! У нас же против него нет никаких доказательств.
– Пока нет. – Музыка за дверью гостиной стихла, грянули громкие аплодисменты. – Кажется, концерт окончен. Возьмем Талию и двинемся домой? Уже довольно поздно.
Глава 4
– Доброе утро, мисс Каллиопа! – пропела Мэри, раздвигая шторы и впуская в спальню серовато-желтый свет позднего утра. Каллиопа зажмурилась, подавляя желание натянуть одеяло на голову. Неужели пора вставать? Она же только что заснула. Больше половины ночи она беспокойно ворочалась, вспоминая свои необдуманные слова, сказанные лорду Уэствуду. И гнев, вспыхнувший в его глазах.
Клио права, у нее был жар. Только этим можно объяснить, что она так преждевременно открыла свои карты. Теперь ей его ни за что не поймать. Необходимо перестроиться. Сменить тактику. Исходной точкой будет считаться бал у герцога Авертона. Дамское художественное общество покажет, на что оно способно.
– Вам понравился вчерашний музыкальный вечер, мисс? – спросила Мэри, ставя на столик поднос с какао и ватрушкой.
– Да, Мэри, – ответила Каллиопа, подсунула под спину подушку и села, опираясь на резную спинку, готовая встретить новый день. Никто не выигрывает сражений, лежа в кровати. – Сестры уже встали?
– Мисс Талия уехала на свой урок музыки, – ответила Мэри, отворяя шкаф. – Мисс Клио завтракает с вашим папенькой и мисс Терпсихорой. Она вам послала записку.
Пока Мэри готовила ей платье на сегодня, Каллиопа, жуя ватрушку, прочла послание сестры.
Кэл, – писала Клио своим размашистым почерком, – по-моему, нам не помешает хорошая прогулка. Может, возьмем Хори посмотреть на элгинские статуи? Она их обожает, а мы сможем поговорить спокойно, подальше от папиных ушей.
Каллиопа вздохнула. Может, в Британском музее их не услышит папа, зато услышит весь остальной Лондон. Но Клио права. После прошлого вечера надо проветрить мозги, и лучше всего это сделать среди прекрасных статуй Парфенона. Терпсихора – по-домашнему Хори – милый ребенок, только что достигший тринадцати лет и страстно желающий поскорее стать настоящей леди. Она недавно приехала из загородной усадьбы, где оставались младшие сестры со своими гувернантками и нянями.
В музее они вряд ли столкнутся с лордом Уэствудом, он, скорее всего, раньше двух не поднимается, а элгинские статуи воплощают то, что он так ненавидит – отнятые у Греции сокровища, ублажающие лондонскую публику.
– Мэри, приготовьте платье для прогулок и теплую мантилью, – распорядилась она, проглотив последний глоток какао. – И подайте мой письменный прибор – мне надо написать письма членам общества.
Пора составить план сражения.
Но матушке не довелось увидеть любимую экспозицию сестер – пока временную, которая должна была превратиться в постоянную. Туда они и направлялись сейчас, поднявшись по широким каменным ступеням и окунувшись в священную тишину музея.
– А мы сходим после статуй к мумиям? – взволнованно спросила Хори.
Клио засмеялась:
– Ты невозможный ребенок! Тебе просто хочется в следующем письме напугать младших страшилками о мумиях! Ну хорошо, если останется время, мы заглянем к ним.
Хори наморщила нос:
– Просто заглянуть – мало. Элгинские статуи вы можете рассматривать часами.
– Тебе же самой они нравятся, глупышка, – сказала Каллиопа. – Может быть, после статуй и мумий мы успеем еще зайти в кафе через дорогу и съесть мороженое.
Радостно улыбаясь в предвкушении мертвых египтян и сладкого, Хори в очередной раз принялась зарисовывать свою любимую статую – лошадь, запряженную в фаэтон Луны, уставшую после трудного путешествия по небесам. А Каллиопа и Клио отошли к стене, где на бордюре был изображен праздник в честь Афины – Панафинеи. Здесь за массивной статуей Тезея и самой богини было спокойнее. Каллиопа смотрела на вереницу дев в хитонах с сосудами вина и благовоний в дар богине. Расставлены они были не очень удачно, зал маловат и плохо освещен, стены темные. Но Каллиопа всегда получала удовольствие, разглядывая их, упиваясь классической красотой сцены. А сегодня приглушенный свет ее даже устраивал, он скрывал следы бессонницы на ее лице.
– Я назначила на завтра очередное заседание общества, – объявила Каллиопа.
Клио, не отрывая глаз от первой фигуры в процессии – высоко поднимавшей курильницу, – опустила вниз уголки губ.
– Опять? Мы же договорились встречаться раз в неделю.
– Дело срочное. Приближается бал у герцога Авертона. Мы должны приготовиться к тому, что может на нем случиться.
– Ты до сих пор веришь, что кое-кто собирается украсть Алебастровую Богиню?
– Я… не вполне уверена. Потому и считаю, что следует быть готовыми ко всему. Или ни к чему. Бал может пройти вполне мирно, а статуя остаться на месте…
– Но она не останется на месте, – прошептала Клио, стискивая сложенный зонтик, и Каллиопа на миг испугалась, что она махнет им, пронзив какого-нибудь зазевавшегося посетителя музея. – Авертон намеревался отправить ее в свой угрюмый Йоркширский замок, где ее уже никто никогда не увидит. Что за мерзкий эгоист! Ты считаешь, что для бедной Артемиды такая участь лучше, чем попасть в руки Вора Лилии?
Каллиопа прикусила губу.
– Его поделом зовут Алчным Герцогом, и мне он нравится не больше, чем тебе. Он человек… странный. Но так мы, по крайней мере, будем знать, где статуя находится, и однажды она попадет в музей или к истинному любителю древностей. А если ее заберет Вор Лилии, она пропадет навсегда! И больше никто о ней ничего не услышит.
– Честное слово, Кэл, я тебя, конечно, очень люблю, но иногда ты ничего не понимаешь! – Сердито размахивая зонтом, Клио отошла от сестры, оставив ее в одиночестве.
Каллиопа снова посмотрела на процессию, пытаясь успокоиться. Они с Клио были близки, как только могут быть сестры, их соединяли любовь к истории и необходимость заменять мать младшим сестрам. Она знала, что Клио вспыльчива, но отходчива. Но от этого их пустяковые ссоры не становились менее болезненными.
Какие причины в последнее время заставляют ее все время ссориться? Сначала с лордом Уэствудом. Теперь с сестрой. На глаза Каллиопы навернулись слезы, и она поспешно вытерла их, но когда подняла взгляд, то в первое мгновение решила, что ей мерещится. Прямо перед ней стоял лорд Уэствуд и пристально смотрел на нее. Его блестящие кудри, небрежно откинутые со лба назад, делали его похожим на одну из греческих статуй. Она моргнула, но он никуда не исчез. Она прерывисто вдохнула и неуверенно улыбнулась:
– Лорд Уэствуд?
– Мисс Чейз, – откликнулся он. – Получаете удовольствие от экскурсии?
– Да, очень большое. Мы с сестрами ходим в музей при каждой возможности. – Она кивнула в сторону Хори, которая все еще трудилась над лошадиной головой, и склонившейся к ней Клио.
– Я тоже часто сюда прихожу, – сказал он.
– Правда? Наверное… все здесь напоминает вам о родине вашей матушки, – осторожно произнесла она.
– Да, – кивнул он. – Все сказки, которые она рассказывала мне в детстве, были о богах и богинях и о музах тоже.
Каллиопа улыбнулась:
– Наверное, вы еще тогда поняли, как переменчивы бывают музы.
Он улыбнулся в ответ, и эта мимолетная улыбка осветила темный угол комнаты, где они стояли.
– Да, я слышал об этом. Сегодня муза вам улыбается, завтра ее и след простыл. Наверное, в этом и кроется ее очарование.
Очарование?.. Неужто он находит ее очаровательной? Она, скорее, ждала таких эпитетов, как колючка или вредина.
Впрочем, и она думает о нем в подобном духе. Невозможный, несносный человек… и в то же время странно притягательный. Каллиопа отогнала эти волнующие мысли и сказала:
– Еще музы иногда забывают о хороших манерах. Говорят то, что не следует, и потом им приходится извиняться.
– Это следует понимать как извинение, мисс Чейз?
– Боюсь, что да, – вздохнула Каллиопа.
Он схватился за сердце и попятился назад, словно глубоко потрясенный:
– Не может быть!
Она засмеялась.
– Я не хочу позволить вам думать, что меня плохо воспитали, лорд Уэствуд. Мне не следовало разговаривать так с вами вчера. Моя сестра считает, что тут виноваты музыка и выпитое вино, но я, по правде сказать, так не думаю. Скорее я просто потеряла контроль над собой.
– Думаю, что и я до сих пор плохо контролировал себя, разговаривая с вами. Может быть, начнем с чистого листа? Заключим мир?
– Да, мир.
– Тогда пойдемте, я покажу вам свою любимую статую. – Он предложил ей руку, и стоило Каллиопе легко опустить на нее свои пальцы, как она ощутила сквозь рукав сюртука тепло его кожи и крепость мышцы. Его рука слегка напряглась, словно он тоже что-то почувствовал. Эту странную, невидимую связь?
Он повел Каллиопу в самый конец мраморной процессии, где находилась главная ее фигура – Афина. Богиня сидела на троне и принимала подношения. На ее кудрях не было привычного шлема, на коленях лежала эгида, правая рука держала копье.
– Так это она ваша любимица? – спросила Каллиопа.
– А вы словно удивлены?
– Мне скорее казалось, что вы предпочитаете кого-то из буйных кентавров, нарушающих плавность шествия. Или Диониса в леопардовой шкуре.
Он засмеялся:
– Ну что вы, мисс Чейз, как ни ценю я жизненные удовольствия, все же я не кентавр. И даже не Дионис. Вот еще накануне мы говорили с вами об оргиях… эти вечеринки обычно плохо кончались, ее участники рвали друг друга на части и пожирали сырую плоть. Каннибализм не по моей части.
Каллиопа снова почувствовала, как краснеет – краска смущения залила ей даже шею.
– Я никогда не подозревала вас в склонности к каннибализму, лорд Уэствуд. Но все-таки чем вас так привлекает именно Афина? Для вас она, по-моему, слишком благоразумна и осмотрительна.
– Именно этими качествами – разумным спокойствием, основательностью и достоинством. В моей кочевой жизни с родителями не хватало этих качеств, а я их очень желал. И сейчас нахожу их здесь, воплощенными в мраморе.
Каллиопа озадаченно моргнула. Несколько минут назад они заключили мир, это правда, но она и ожидать не смела таких откровений от Камерона де Вера. И сейчас его лицо, обычно беспечное и насмешливое, было задумчиво-грустным.
– И у меня она самая любимая, – призналась Каллиопа.
– Это естественно, ведь вы так с ней похожи.
– Я похожа на Афину? – проговорила она изумленно. – Вот она не нагрубила бы вам на музыкальном вечере.
– А просто пронзила бы копьем… мне повезло, что вы не носите с собой оружия. Но у вас довольно острый язычок.
Каллиопа не успела ответить, потому что по залу пробежало волнение, нарушившее благоговейную тишину. Каллиопа выглянула из-за богини и увидела, что в дверях возник герцог Авертон.
Каллиопа подумала, что его можно назвать даже красивым. Высокий и гибкий, с огненно-золотыми волосами, красиво заблестевшими в неярком освещении, пронзительными зелеными глазами, окинувшими комнату цепким взглядом. Единственным его недостатком был слегка крючковатый нос, словно некогда он был сломан, да так и не выправился. Несколько эффектная кельтская внешность подчеркивалась экстравагантностью костюма – длинной накидкой с капюшоном, тогда как прочие мужчины носили пальто, желтым атласным жилетом, сапогами с бахромой, многочисленными кольцами на пальцах. С рубинами и изумрудами.
Герцог замешкался в дверях и, убедившись, что все на него смотрят, сбросил свою накидку на руки шедшим позади лакеям.
– Вот и опять мы встретились, слава Греции, бессмертные духи древности, – тихо, но отчетливо произнес он. И проследовал к мраморным статуям, сопровождаемый свитой приятелей и слуг.
Каллиопа едва не расхохоталась. Герцог Авертон редко показывался в городе, оттого будущий бал так оживленно обсуждался в свете. Но стоило ему показаться, как представление получалось более захватывающим, чем сцены на Друри-Лейн.
– Вот мерзкая жаба, – мрачно пробормотал лорд Уэствуд. – И к чему этот дешевый балаган?
Каллиопа покосилась на него и увидела, что он зло смотрит на герцога, сжав пальцы в кулаки. Куда делся легкомысленный Аполлон? Теперь Уэствуд напоминал угрюмого Гадеса, притаившегося в подземном царстве и жаждущего скормить герцога по кусочкам своему прожорливому любимцу Церберу. Но она вынуждена была признать, что согласна с характеристикой Уэствуда. Из всех частных коллекционеров в Лондоне, прячущих свои сокровища от ученых, Авертон был худшим. Он никогда не рассказывал, откуда к нему поступил очередной артефакт, но все они рано или поздно безвозвратно исчезали за стенами его йоркширской цитадели. Но Каллиопа не знала, что Уэствуд так сильно его не любит. До сих пор ей казалось, что он ни к кому не испытывает неприязни – кроме нее.
Но сейчас она увидела на лице Уэствуда что-то даже большее, чем просто неприязнь. Скорее это была неподдельная первобытная ненависть. И это производило жутковатое впечатление.
Каллиопа даже вздрогнула и немного отодвинулась от него. А он заметил взгляд ее широко раскрытых глаз и быстро спрятал вырвавшееся из-под контроля чувство за обычной улыбкой.
– А я и не знала, что вы близко знакомы с герцогом, – проговорила Каллиопа.
– Не слишком близко, – ответил лорд Уэствуд, – но ближе, чем хотелось бы. Мы учились вместе в Кембридже, а Алчный Герцог мало изменился с той поры. Разве что поглупел и стал более порочным.
Порочный и глупый? Герцог определенно был занудой, имел репутацию человека алчного и эксцентричного. Но… порочный? Каллиопа ждала, что Уэствуд пояснит свои слова, но он, разумеется, не стал этого делать. Минута откровенности между ними миновала, а Каллиопа тут же забыла обо всем, увидев, что герцог направляется к Клио.
Клио, кажется, была единственной, кто не заметил эффектного появления герцога и величественного шествия его по залу мимо поспешно дававших ему дорогу посетителей. Она низко склонилась к статуе богини и сосредоточенно изучала ее через очки. Герцог, к явному беспокойству сопровождавших его лиц, сошел с первоначальной траектории и двинулся к девушке.
Озадаченная и встревоженная, Каллиопа смотрела, как он медленно подходит к Клио сзади и прикасается рукой в кольцах к ее плечу. Испуганная Клио резко повернулась.
– Вашей сестре стоит быть осмотрительной с этим человеком, – пробормотал Уэствуд.
– Понятия не имею, о чем он с ней говорит. Мы едва с ним знакомы.
– Это его не останавливает, когда дело касается женщин. Даже таких достойных, как ваша сестра.
Каллиопа с ужасом увидела, как рука Клио скользнула вверх и назад к острой булавке, воткнутой в ее шелковый капор. Лицо ее ничего не выражало, но Каллиопа знала, что сестра, не колеблясь, вонзит эту булавку герцогу в руку… или более чувствительное место.
Каллиопа шагнула вперед, уже готовая вмешаться, но не успела – ее опередил лорд Уэствуд. Он быстро пересек комнату и буквально оттолкнул герцога от Клио. А потом нагнулся к уху ухмыляющегося герцога и что-то прошептал. Клио попятилась от мужчин, ее рука опустилась вниз. А все остальные, наоборот, придвинулись поближе – не каждый день увидишь ссору между герцогом и графом, да еще в Британском музее! Будет о чем поговорить в ближайшие дни.
Если бы только в центре происшествия были не они с сестрой, в смятении думала Каллиопа. Но она не могла не следить за развитием событий. Уэствуд едва сдерживал ярость, Авертон продолжал усмехаться, но тоже пришел в возбуждение, о чем свидетельствовали его судорожно сжатые кулаки. Каллиопа, стряхнув странное оцепенение, поспешила к сестре и прошептала, схватив ее за руку:
– Наверное, нам лучше увести отсюда Хори?
Клио вздрогнула, как будто ее тоже заворожила некая недобрая магия, и только голос Каллиопы разогнал чары.
– Конечно! – Она бросилась туда, где Хори рисовала в своем уголке, и потянула ее из элгинского зала, на ходу обещая показать мумии.
Едва они вышли, как Уэствуд и Авертон отошли друг от друга, и Уэствуд вышел из зала, не оглядываясь. Герцог одернул жилет и вернулся к друзьям, смеясь как ни в чем не бывало.
Озадаченная Каллиопа проводила взглядом графа. Он казался вне себя от ярости. А ведь еще несколько минут назад, когда они мирно беседовали, она считала себя непроходимо глупой оттого, что вообразила его Вором Лилии. Теперь, увидев странную сцену между ним и Авертоном, она более чем когда-либо уверилась, что вор все-таки он! И она собиралась доказать это так или иначе.
Клио права, у нее был жар. Только этим можно объяснить, что она так преждевременно открыла свои карты. Теперь ей его ни за что не поймать. Необходимо перестроиться. Сменить тактику. Исходной точкой будет считаться бал у герцога Авертона. Дамское художественное общество покажет, на что оно способно.
– Вам понравился вчерашний музыкальный вечер, мисс? – спросила Мэри, ставя на столик поднос с какао и ватрушкой.
– Да, Мэри, – ответила Каллиопа, подсунула под спину подушку и села, опираясь на резную спинку, готовая встретить новый день. Никто не выигрывает сражений, лежа в кровати. – Сестры уже встали?
– Мисс Талия уехала на свой урок музыки, – ответила Мэри, отворяя шкаф. – Мисс Клио завтракает с вашим папенькой и мисс Терпсихорой. Она вам послала записку.
Пока Мэри готовила ей платье на сегодня, Каллиопа, жуя ватрушку, прочла послание сестры.
Кэл, – писала Клио своим размашистым почерком, – по-моему, нам не помешает хорошая прогулка. Может, возьмем Хори посмотреть на элгинские статуи? Она их обожает, а мы сможем поговорить спокойно, подальше от папиных ушей.
Каллиопа вздохнула. Может, в Британском музее их не услышит папа, зато услышит весь остальной Лондон. Но Клио права. После прошлого вечера надо проветрить мозги, и лучше всего это сделать среди прекрасных статуй Парфенона. Терпсихора – по-домашнему Хори – милый ребенок, только что достигший тринадцати лет и страстно желающий поскорее стать настоящей леди. Она недавно приехала из загородной усадьбы, где оставались младшие сестры со своими гувернантками и нянями.
В музее они вряд ли столкнутся с лордом Уэствудом, он, скорее всего, раньше двух не поднимается, а элгинские статуи воплощают то, что он так ненавидит – отнятые у Греции сокровища, ублажающие лондонскую публику.
– Мэри, приготовьте платье для прогулок и теплую мантилью, – распорядилась она, проглотив последний глоток какао. – И подайте мой письменный прибор – мне надо написать письма членам общества.
Пора составить план сражения.
* * *
Британский музей был фактически вторым лондонским домом Чейзов. Их водили туда в раннем детстве родители и прививали любовь к прошлому, показывая артефакты, рассказывая красочные истории. Многие их любимые экспонаты – греческие вазы, египетские скульптуры, шлемы викингов – были запечатлены в маминых рисунках, которые после ее смерти, случившейся три года назад при родах последней из муз – Полигимнии, – бережно хранились у Клио.Но матушке не довелось увидеть любимую экспозицию сестер – пока временную, которая должна была превратиться в постоянную. Туда они и направлялись сейчас, поднявшись по широким каменным ступеням и окунувшись в священную тишину музея.
– А мы сходим после статуй к мумиям? – взволнованно спросила Хори.
Клио засмеялась:
– Ты невозможный ребенок! Тебе просто хочется в следующем письме напугать младших страшилками о мумиях! Ну хорошо, если останется время, мы заглянем к ним.
Хори наморщила нос:
– Просто заглянуть – мало. Элгинские статуи вы можете рассматривать часами.
– Тебе же самой они нравятся, глупышка, – сказала Каллиопа. – Может быть, после статуй и мумий мы успеем еще зайти в кафе через дорогу и съесть мороженое.
Радостно улыбаясь в предвкушении мертвых египтян и сладкого, Хори в очередной раз принялась зарисовывать свою любимую статую – лошадь, запряженную в фаэтон Луны, уставшую после трудного путешествия по небесам. А Каллиопа и Клио отошли к стене, где на бордюре был изображен праздник в честь Афины – Панафинеи. Здесь за массивной статуей Тезея и самой богини было спокойнее. Каллиопа смотрела на вереницу дев в хитонах с сосудами вина и благовоний в дар богине. Расставлены они были не очень удачно, зал маловат и плохо освещен, стены темные. Но Каллиопа всегда получала удовольствие, разглядывая их, упиваясь классической красотой сцены. А сегодня приглушенный свет ее даже устраивал, он скрывал следы бессонницы на ее лице.
– Я назначила на завтра очередное заседание общества, – объявила Каллиопа.
Клио, не отрывая глаз от первой фигуры в процессии – высоко поднимавшей курильницу, – опустила вниз уголки губ.
– Опять? Мы же договорились встречаться раз в неделю.
– Дело срочное. Приближается бал у герцога Авертона. Мы должны приготовиться к тому, что может на нем случиться.
– Ты до сих пор веришь, что кое-кто собирается украсть Алебастровую Богиню?
– Я… не вполне уверена. Потому и считаю, что следует быть готовыми ко всему. Или ни к чему. Бал может пройти вполне мирно, а статуя остаться на месте…
– Но она не останется на месте, – прошептала Клио, стискивая сложенный зонтик, и Каллиопа на миг испугалась, что она махнет им, пронзив какого-нибудь зазевавшегося посетителя музея. – Авертон намеревался отправить ее в свой угрюмый Йоркширский замок, где ее уже никто никогда не увидит. Что за мерзкий эгоист! Ты считаешь, что для бедной Артемиды такая участь лучше, чем попасть в руки Вора Лилии?
Каллиопа прикусила губу.
– Его поделом зовут Алчным Герцогом, и мне он нравится не больше, чем тебе. Он человек… странный. Но так мы, по крайней мере, будем знать, где статуя находится, и однажды она попадет в музей или к истинному любителю древностей. А если ее заберет Вор Лилии, она пропадет навсегда! И больше никто о ней ничего не услышит.
– Честное слово, Кэл, я тебя, конечно, очень люблю, но иногда ты ничего не понимаешь! – Сердито размахивая зонтом, Клио отошла от сестры, оставив ее в одиночестве.
Каллиопа снова посмотрела на процессию, пытаясь успокоиться. Они с Клио были близки, как только могут быть сестры, их соединяли любовь к истории и необходимость заменять мать младшим сестрам. Она знала, что Клио вспыльчива, но отходчива. Но от этого их пустяковые ссоры не становились менее болезненными.
Какие причины в последнее время заставляют ее все время ссориться? Сначала с лордом Уэствудом. Теперь с сестрой. На глаза Каллиопы навернулись слезы, и она поспешно вытерла их, но когда подняла взгляд, то в первое мгновение решила, что ей мерещится. Прямо перед ней стоял лорд Уэствуд и пристально смотрел на нее. Его блестящие кудри, небрежно откинутые со лба назад, делали его похожим на одну из греческих статуй. Она моргнула, но он никуда не исчез. Она прерывисто вдохнула и неуверенно улыбнулась:
– Лорд Уэствуд?
– Мисс Чейз, – откликнулся он. – Получаете удовольствие от экскурсии?
– Да, очень большое. Мы с сестрами ходим в музей при каждой возможности. – Она кивнула в сторону Хори, которая все еще трудилась над лошадиной головой, и склонившейся к ней Клио.
– Я тоже часто сюда прихожу, – сказал он.
– Правда? Наверное… все здесь напоминает вам о родине вашей матушки, – осторожно произнесла она.
– Да, – кивнул он. – Все сказки, которые она рассказывала мне в детстве, были о богах и богинях и о музах тоже.
Каллиопа улыбнулась:
– Наверное, вы еще тогда поняли, как переменчивы бывают музы.
Он улыбнулся в ответ, и эта мимолетная улыбка осветила темный угол комнаты, где они стояли.
– Да, я слышал об этом. Сегодня муза вам улыбается, завтра ее и след простыл. Наверное, в этом и кроется ее очарование.
Очарование?.. Неужто он находит ее очаровательной? Она, скорее, ждала таких эпитетов, как колючка или вредина.
Впрочем, и она думает о нем в подобном духе. Невозможный, несносный человек… и в то же время странно притягательный. Каллиопа отогнала эти волнующие мысли и сказала:
– Еще музы иногда забывают о хороших манерах. Говорят то, что не следует, и потом им приходится извиняться.
– Это следует понимать как извинение, мисс Чейз?
– Боюсь, что да, – вздохнула Каллиопа.
Он схватился за сердце и попятился назад, словно глубоко потрясенный:
– Не может быть!
Она засмеялась.
– Я не хочу позволить вам думать, что меня плохо воспитали, лорд Уэствуд. Мне не следовало разговаривать так с вами вчера. Моя сестра считает, что тут виноваты музыка и выпитое вино, но я, по правде сказать, так не думаю. Скорее я просто потеряла контроль над собой.
– Думаю, что и я до сих пор плохо контролировал себя, разговаривая с вами. Может быть, начнем с чистого листа? Заключим мир?
– Да, мир.
– Тогда пойдемте, я покажу вам свою любимую статую. – Он предложил ей руку, и стоило Каллиопе легко опустить на нее свои пальцы, как она ощутила сквозь рукав сюртука тепло его кожи и крепость мышцы. Его рука слегка напряглась, словно он тоже что-то почувствовал. Эту странную, невидимую связь?
Он повел Каллиопу в самый конец мраморной процессии, где находилась главная ее фигура – Афина. Богиня сидела на троне и принимала подношения. На ее кудрях не было привычного шлема, на коленях лежала эгида, правая рука держала копье.
– Так это она ваша любимица? – спросила Каллиопа.
– А вы словно удивлены?
– Мне скорее казалось, что вы предпочитаете кого-то из буйных кентавров, нарушающих плавность шествия. Или Диониса в леопардовой шкуре.
Он засмеялся:
– Ну что вы, мисс Чейз, как ни ценю я жизненные удовольствия, все же я не кентавр. И даже не Дионис. Вот еще накануне мы говорили с вами об оргиях… эти вечеринки обычно плохо кончались, ее участники рвали друг друга на части и пожирали сырую плоть. Каннибализм не по моей части.
Каллиопа снова почувствовала, как краснеет – краска смущения залила ей даже шею.
– Я никогда не подозревала вас в склонности к каннибализму, лорд Уэствуд. Но все-таки чем вас так привлекает именно Афина? Для вас она, по-моему, слишком благоразумна и осмотрительна.
– Именно этими качествами – разумным спокойствием, основательностью и достоинством. В моей кочевой жизни с родителями не хватало этих качеств, а я их очень желал. И сейчас нахожу их здесь, воплощенными в мраморе.
Каллиопа озадаченно моргнула. Несколько минут назад они заключили мир, это правда, но она и ожидать не смела таких откровений от Камерона де Вера. И сейчас его лицо, обычно беспечное и насмешливое, было задумчиво-грустным.
– И у меня она самая любимая, – призналась Каллиопа.
– Это естественно, ведь вы так с ней похожи.
– Я похожа на Афину? – проговорила она изумленно. – Вот она не нагрубила бы вам на музыкальном вечере.
– А просто пронзила бы копьем… мне повезло, что вы не носите с собой оружия. Но у вас довольно острый язычок.
Каллиопа не успела ответить, потому что по залу пробежало волнение, нарушившее благоговейную тишину. Каллиопа выглянула из-за богини и увидела, что в дверях возник герцог Авертон.
Каллиопа подумала, что его можно назвать даже красивым. Высокий и гибкий, с огненно-золотыми волосами, красиво заблестевшими в неярком освещении, пронзительными зелеными глазами, окинувшими комнату цепким взглядом. Единственным его недостатком был слегка крючковатый нос, словно некогда он был сломан, да так и не выправился. Несколько эффектная кельтская внешность подчеркивалась экстравагантностью костюма – длинной накидкой с капюшоном, тогда как прочие мужчины носили пальто, желтым атласным жилетом, сапогами с бахромой, многочисленными кольцами на пальцах. С рубинами и изумрудами.
Герцог замешкался в дверях и, убедившись, что все на него смотрят, сбросил свою накидку на руки шедшим позади лакеям.
– Вот и опять мы встретились, слава Греции, бессмертные духи древности, – тихо, но отчетливо произнес он. И проследовал к мраморным статуям, сопровождаемый свитой приятелей и слуг.
Каллиопа едва не расхохоталась. Герцог Авертон редко показывался в городе, оттого будущий бал так оживленно обсуждался в свете. Но стоило ему показаться, как представление получалось более захватывающим, чем сцены на Друри-Лейн.
– Вот мерзкая жаба, – мрачно пробормотал лорд Уэствуд. – И к чему этот дешевый балаган?
Каллиопа покосилась на него и увидела, что он зло смотрит на герцога, сжав пальцы в кулаки. Куда делся легкомысленный Аполлон? Теперь Уэствуд напоминал угрюмого Гадеса, притаившегося в подземном царстве и жаждущего скормить герцога по кусочкам своему прожорливому любимцу Церберу. Но она вынуждена была признать, что согласна с характеристикой Уэствуда. Из всех частных коллекционеров в Лондоне, прячущих свои сокровища от ученых, Авертон был худшим. Он никогда не рассказывал, откуда к нему поступил очередной артефакт, но все они рано или поздно безвозвратно исчезали за стенами его йоркширской цитадели. Но Каллиопа не знала, что Уэствуд так сильно его не любит. До сих пор ей казалось, что он ни к кому не испытывает неприязни – кроме нее.
Но сейчас она увидела на лице Уэствуда что-то даже большее, чем просто неприязнь. Скорее это была неподдельная первобытная ненависть. И это производило жутковатое впечатление.
Каллиопа даже вздрогнула и немного отодвинулась от него. А он заметил взгляд ее широко раскрытых глаз и быстро спрятал вырвавшееся из-под контроля чувство за обычной улыбкой.
– А я и не знала, что вы близко знакомы с герцогом, – проговорила Каллиопа.
– Не слишком близко, – ответил лорд Уэствуд, – но ближе, чем хотелось бы. Мы учились вместе в Кембридже, а Алчный Герцог мало изменился с той поры. Разве что поглупел и стал более порочным.
Порочный и глупый? Герцог определенно был занудой, имел репутацию человека алчного и эксцентричного. Но… порочный? Каллиопа ждала, что Уэствуд пояснит свои слова, но он, разумеется, не стал этого делать. Минута откровенности между ними миновала, а Каллиопа тут же забыла обо всем, увидев, что герцог направляется к Клио.
Клио, кажется, была единственной, кто не заметил эффектного появления герцога и величественного шествия его по залу мимо поспешно дававших ему дорогу посетителей. Она низко склонилась к статуе богини и сосредоточенно изучала ее через очки. Герцог, к явному беспокойству сопровождавших его лиц, сошел с первоначальной траектории и двинулся к девушке.
Озадаченная и встревоженная, Каллиопа смотрела, как он медленно подходит к Клио сзади и прикасается рукой в кольцах к ее плечу. Испуганная Клио резко повернулась.
– Вашей сестре стоит быть осмотрительной с этим человеком, – пробормотал Уэствуд.
– Понятия не имею, о чем он с ней говорит. Мы едва с ним знакомы.
– Это его не останавливает, когда дело касается женщин. Даже таких достойных, как ваша сестра.
Каллиопа с ужасом увидела, как рука Клио скользнула вверх и назад к острой булавке, воткнутой в ее шелковый капор. Лицо ее ничего не выражало, но Каллиопа знала, что сестра, не колеблясь, вонзит эту булавку герцогу в руку… или более чувствительное место.
Каллиопа шагнула вперед, уже готовая вмешаться, но не успела – ее опередил лорд Уэствуд. Он быстро пересек комнату и буквально оттолкнул герцога от Клио. А потом нагнулся к уху ухмыляющегося герцога и что-то прошептал. Клио попятилась от мужчин, ее рука опустилась вниз. А все остальные, наоборот, придвинулись поближе – не каждый день увидишь ссору между герцогом и графом, да еще в Британском музее! Будет о чем поговорить в ближайшие дни.
Если бы только в центре происшествия были не они с сестрой, в смятении думала Каллиопа. Но она не могла не следить за развитием событий. Уэствуд едва сдерживал ярость, Авертон продолжал усмехаться, но тоже пришел в возбуждение, о чем свидетельствовали его судорожно сжатые кулаки. Каллиопа, стряхнув странное оцепенение, поспешила к сестре и прошептала, схватив ее за руку:
– Наверное, нам лучше увести отсюда Хори?
Клио вздрогнула, как будто ее тоже заворожила некая недобрая магия, и только голос Каллиопы разогнал чары.
– Конечно! – Она бросилась туда, где Хори рисовала в своем уголке, и потянула ее из элгинского зала, на ходу обещая показать мумии.
Едва они вышли, как Уэствуд и Авертон отошли друг от друга, и Уэствуд вышел из зала, не оглядываясь. Герцог одернул жилет и вернулся к друзьям, смеясь как ни в чем не бывало.
Озадаченная Каллиопа проводила взглядом графа. Он казался вне себя от ярости. А ведь еще несколько минут назад, когда они мирно беседовали, она считала себя непроходимо глупой оттого, что вообразила его Вором Лилии. Теперь, увидев странную сцену между ним и Авертоном, она более чем когда-либо уверилась, что вор все-таки он! И она собиралась доказать это так или иначе.
Глава 5
В чем дело, де Вер? Почему я не могу перекинуться словом с кабацкой девкой?
В голове Камерона и спустя много лет продолжали звучать эхо насмешливых слов Авертона, его циничный смех. А перед глазами маячила самодовольная ухмылка, которая исчезла только после того, как Камерон впечатал свой кулак в его лицо, разбив аристократический нос. Это, впрочем, было слабым утешением для девушки лет шестнадцати, которая плача убежала прочь в разорванном платье. И не утолило ярость Камерона, ведь он знал, что следующую девушку спасти не сможет. Как и следующую украденную вазу или скульптуру.
Пока друзья оттаскивали его, он успел услышать слова Авертона:
– Да пусть идет. Чего еще ждать от сына простолюдинки.
Тогда понадобилось человек десять, чтобы увести Камерона, и вскоре он покинул душные стены Кембриджа, чтобы отправиться странствовать. Среди простолюдинов Италии и любимой маминой Греции. Годы странствий стерли воспоминания о тех словах Авертона, об ощущении подавшейся под кулаком кости. До сегодняшнего дня.
Вид Авертона, низко склонившегося к Клио Чейз, и беспомощное волнение Каллиопы вдруг заставили его вспомнить захудалую таверну и ту девушку в разорванном платье. Воспоминание вернулось с пугающей ясностью.
Ныне Авертон считался чудаком, почти что отшельником, который появляется на публике, только чтобы похвастаться своими очередными приобретениями. На очереди была Алебастровая Богиня. Камерон еще не видел его по возвращении в Лондон. Но пороки герцога явно лишь затаились, спрятались за его крадеными сокровищами. Кто посмел бы бросить ему вызов? Кто вообще дерзнет уличить всесильного и богатого герцога в преступлении?
Камерон остановился в дверях музея и провел рукой по волосам. Гнев постепенно отпускал его. Теперь ему больше пристала трезвая рассудительность, а не горячие порывы туманной юности. Никаких Дионисов. Афина – вот какая богиня ему нужна сейчас в помощь.
Он еще постоял на крыльце, на ветру, не обращая внимания на кипевшую вокруг повседневную лондонскую суету. Вспомнились мать, ее рассказы о великих героях Греции – Ахилле, Аяксе, Гекторе. Им была присуща импульсивность, они бросались в битву не раздумывая.
– Ты такой же, как они, сынок, и однажды это приведет тебя к беде, – предостерегала она. – Есть другие способы одерживать победы.
Пока он стоял, облокотившись на чугунные перила, двери отворились, и из музея вышли Каллиопа и Клио с младшей сестрой, которую они держали за руки. Она оживленно болтала, но две старшие музы были молчаливы и серьезны, словно мысли их витали далеко от музейного двора. Каллиопа время от времени тревожно поглядывала на Клио.
Камерон спрятался от них за большое каменное кашпо, он не мог сейчас заговорить с Каллиопой, она конечно же шокирована его вспышкой ярости, а он не сможет ничего ей объяснить. Но потом он последовал за ними, держась в отдалении, пока не убедился, что они благополучно сели в экипаж и приставания герцога или кого-то из его компании им больше не грозят. Если Авертон полагает, что может беспрепятственно досаждать кому-то из Муз Чейзов, он сильно заблуждается.
Каллиопа разглядывала свой список при свете свечи, покусывая кончик карандаша. Все это, несомненно, люди со средствами, не обделенные умом и в то же время коллекционеры древностей. Насколько подходит им роль Вора Лилии?
Она вспоминала остальных знакомых мужчин, которые не являлись детьми или совсем уж немощными стариками. Или не были простоваты, как бедненький Фредди Маунтбэнк.
«Лорд Диринг, сэр Майлз Гибсон, мистер Смитсон…»
Но в конце концов ее мысль непременно возвращалась к одному имени – лорду Уэствуду.
Ведь сперва она нисколько не сомневалась, что это он! Он обладал всеми требуемыми качествами – умом, мотивом, известной долей безрассудства, видимо приобретенной им за годы жизни в Греции и Италии. У него доставало смелости отстаивать свои убеждения, пусть и абсолютно ошибочные. Но теперь что-то тревожило ее, некий надоедливый голос внутри нашептывал сомнения. Неужели – возможно ли – это оттого, что он ей нравится?
В голове Камерона и спустя много лет продолжали звучать эхо насмешливых слов Авертона, его циничный смех. А перед глазами маячила самодовольная ухмылка, которая исчезла только после того, как Камерон впечатал свой кулак в его лицо, разбив аристократический нос. Это, впрочем, было слабым утешением для девушки лет шестнадцати, которая плача убежала прочь в разорванном платье. И не утолило ярость Камерона, ведь он знал, что следующую девушку спасти не сможет. Как и следующую украденную вазу или скульптуру.
Пока друзья оттаскивали его, он успел услышать слова Авертона:
– Да пусть идет. Чего еще ждать от сына простолюдинки.
Тогда понадобилось человек десять, чтобы увести Камерона, и вскоре он покинул душные стены Кембриджа, чтобы отправиться странствовать. Среди простолюдинов Италии и любимой маминой Греции. Годы странствий стерли воспоминания о тех словах Авертона, об ощущении подавшейся под кулаком кости. До сегодняшнего дня.
Вид Авертона, низко склонившегося к Клио Чейз, и беспомощное волнение Каллиопы вдруг заставили его вспомнить захудалую таверну и ту девушку в разорванном платье. Воспоминание вернулось с пугающей ясностью.
Ныне Авертон считался чудаком, почти что отшельником, который появляется на публике, только чтобы похвастаться своими очередными приобретениями. На очереди была Алебастровая Богиня. Камерон еще не видел его по возвращении в Лондон. Но пороки герцога явно лишь затаились, спрятались за его крадеными сокровищами. Кто посмел бы бросить ему вызов? Кто вообще дерзнет уличить всесильного и богатого герцога в преступлении?
Камерон остановился в дверях музея и провел рукой по волосам. Гнев постепенно отпускал его. Теперь ему больше пристала трезвая рассудительность, а не горячие порывы туманной юности. Никаких Дионисов. Афина – вот какая богиня ему нужна сейчас в помощь.
Он еще постоял на крыльце, на ветру, не обращая внимания на кипевшую вокруг повседневную лондонскую суету. Вспомнились мать, ее рассказы о великих героях Греции – Ахилле, Аяксе, Гекторе. Им была присуща импульсивность, они бросались в битву не раздумывая.
– Ты такой же, как они, сынок, и однажды это приведет тебя к беде, – предостерегала она. – Есть другие способы одерживать победы.
Пока он стоял, облокотившись на чугунные перила, двери отворились, и из музея вышли Каллиопа и Клио с младшей сестрой, которую они держали за руки. Она оживленно болтала, но две старшие музы были молчаливы и серьезны, словно мысли их витали далеко от музейного двора. Каллиопа время от времени тревожно поглядывала на Клио.
Камерон спрятался от них за большое каменное кашпо, он не мог сейчас заговорить с Каллиопой, она конечно же шокирована его вспышкой ярости, а он не сможет ничего ей объяснить. Но потом он последовал за ними, держась в отдалении, пока не убедился, что они благополучно сели в экипаж и приставания герцога или кого-то из его компании им больше не грозят. Если Авертон полагает, что может беспрепятственно досаждать кому-то из Муз Чейзов, он сильно заблуждается.
* * *
«Лорд Меллоу, мистер Райт-Хемсли, мистер Лейксли».Каллиопа разглядывала свой список при свете свечи, покусывая кончик карандаша. Все это, несомненно, люди со средствами, не обделенные умом и в то же время коллекционеры древностей. Насколько подходит им роль Вора Лилии?
Она вспоминала остальных знакомых мужчин, которые не являлись детьми или совсем уж немощными стариками. Или не были простоваты, как бедненький Фредди Маунтбэнк.
«Лорд Диринг, сэр Майлз Гибсон, мистер Смитсон…»
Но в конце концов ее мысль непременно возвращалась к одному имени – лорду Уэствуду.
Ведь сперва она нисколько не сомневалась, что это он! Он обладал всеми требуемыми качествами – умом, мотивом, известной долей безрассудства, видимо приобретенной им за годы жизни в Греции и Италии. У него доставало смелости отстаивать свои убеждения, пусть и абсолютно ошибочные. Но теперь что-то тревожило ее, некий надоедливый голос внутри нашептывал сомнения. Неужели – возможно ли – это оттого, что он ей нравится?