Страница:
— Почему его не арестовали? — удивился Беркович.
— Велась разработка, — сказал Хутиэли. — Улик было недостаточно.
— А теперь, значит, с ним разделались конкуренты? Нож, верно?
— Какой еще нож? Гидалин, видимо, приехал на пляж к заходу солнца, улегся
— там хороший песок, но попадаются острые камешки, — и не обратил внимания на то, что какой-то камешек поцарапал ему спину чуть ниже правой лопатки.
— Ну и что? — продолжал удивляться Беркович. -При чем здесь камешек?
— Да при том, — с досадой сказал Хутиэли, — что у Гидалина была не такая уж редкая болезнь — гемофилия. У него не сворачивалась кровь. Достаточно было малейшего пореза, и он мог умереть от потери крови. Что и случилось нынче ночью.
— Ничего себе! — воскликнул Беркович. — Как же он жил до сих пор?
— Существует очень эффективное средство, — объяснил инспектор. — Нужно, конечно, избегать порезов, но, если уж это произошло, спасти Гидалина могли только таблетки, которые всегда были при нем. На час-другой лекарство увеличивало сворачиваемость крови до необходимого предела.
— То есть, — сказал Беркович, — этот Гидалин неудачно лег на острый камень, поцарапал спину, не обратил на это внимания и… умер?
— Примерно так, — кивнул Хутиэли.
— А почему он не принял таблетку? Вы сами сказали, что он всегда носил их с собой.
— Это не я сказал, а его врач. Но дело в том, что флакон с таблетками не обнаружили. Его не было нигде — ни в карманах шортов Гидалина, ни в машине.
— Он приехал купаться один?
— Неизвестно. На песке множество следов, песок очень сухой, все расползается мгновенно… Машина Гидалина стояла в трехстах метрах от берега, на обочине дороги.
— Почему он не поехал к врачу или в аптеку, когда обнаружил, что порезался?
— Было уже поздно, — объяснил Хутиэли. — Судя по всему, он лег на песок и заснул. А кровь текла. Когда он проснулся, то… Представляю его ощущения. Он встал и попробовал идти к машине, но сил уже не было. Он упал буквально в пятидесяти метрах…
— У него был мобильный телефон?
— Конечно. Лежал в машине в выключенном состоянии. Более того — от телефона не было бы пользы, если бы даже Гидалин до него добрался. Небольшой дефект в антенне — связь отсутствовала.
— Вы думаете, что все это было подстроено?
— Каким образом? — с досадой сказал инспектор. -Сержант Коэн, который расследует это дело, считает, что об убийстве и говорить не приходится. Просто невозможно предположить, чтобы Гидалин спокойно подставил врагу спину, а потом завалился спать… А то, что не нашли таблетки… Он мог забыть их где угодно. Они могли выпасть из кармана… Да мало ли!
— А телефон?
— Этим займутся эксперты, но пока не доказано, что кто-то повредил антенну намеренно. Просто нарушился контакт, это бывает не так уж редко. Не повезло человеку — вот, что я думаю.
— Значит, вы согласны с Коэном?
— Я внимательно прочитал протоколы… Думаю, это несчастный случай. Кстати, Гидалин тоже собирался жениться.
— Что значит «тоже»? — насупился Беркович. — Я, например, еще не решил окончательно.
— Вот и он никак не мог решиться. Так, во всяком случае, утверждает его невеста. Ее зовут Светлана, если тебе это интересно.
— Почему она не была с Гидалиным на пляже? Они что, поссорились?
— Ничего подобного. По словам Светланы, они действительно отправились купаться вместе, но, когда выезжали из Ашкелона, она вспомнила, что обещала быть вечером у родителей. Вышла из машины и вернулась в город пешком. А Гидалин поехал дальше — он терпеть не мог изменять свои планы. Если бы Светлана была с ним, то он остался бы жив…
— Она его любила? — рассеянно спросил Беркович. Мысли его были заняты поисками ответа на совершенно другой вопрос, и ответ инспектора он пропустил мимо ушей.
— Можно мне поговорить с сержантом Коэном? — спросил сержант несколько минут спустя.
— Да ради Бога, — сказал Хугиэли. — Если у тебя возникнут какие-то идеи… Хотя что тут может быть…
Три часа спустя сержант Беркович вышел из отделения полиции в Ашкелоне и остановился посреди тротуара, озадаченно почесывая подбородок. Разговор с коллегой оказался совершенно непродуктивным. Сержант Коэн считал, что говорить не о чем — несчастный случай, это совершенно очевидно.
— Патологоанатом обнаружил в царапине мельчайшие осколки песчаника, — сообщил Коэн. — Сам камешек тоже нашли по следам крови, он находился там, где и должен был лежать. Гидалин, видимо, лег на песок, не посмотрев внимательно… Царапина была очень неглубокой и практически безболезненной. Бедняга уснул, а когда проснулся, то было уже поздно… Таблетки, говорите вы? Гидалин приехал на пляж в майке и шортах, где он мог хранить таблетки? В машине ничего не нашли, но дома у Гидалина этих таблеток оказалось упаковок десять… Видимо, забыл взять. Телефон, говорите вы? Да, проводок отошел, звонить было невозможно. А с вами такого не случалось? Можно, конечно, предположить, что кто-то намеренно отвел проводок, но на телефоне нет ничьих отпечатков пальцев, кроме самого Гидалина и его девушки Светланы. Она часто брала у Виктора телефон, так что ничего удивительного…
— Она его любила? — задал Беркович тот же вопрос, что инспектору, и на этот раз выслушал ответ:
— Безумно! Это все говорят. Жить без него не могла. Сейчас — в шоке, с ней сидят родители, она грозится, что покончит с собой и все такое…
— Понятно… — протянул Беркович. — Вы считаете, что разговаривать с ней в таком состоянии бесполезно?
— Абсолютно, — заявил Коэн. — Я пробовал. Истерика и ничего больше.
— Хорошее оружие, — произнес Беркович не очень понятную фразу и попрощался.
Он стоял на тротуаре и думал, отправиться ли все-таки к Светлане домой или лучше вернуться в Тель-Авив. В голову ему пришла некая мысль, и он направился к машине, которую припарковал в неположенном месте. Рассеянно сунув в карман квитанцию с предупреждением о штрафе, он сел за руль и поехал в сторону района Шимшон, где, как ему сказал сержант Коэн, находился один из некошерных магазинов, так и не взятый под свою крышу беднягой Гидалиным. Разговор с хозяйкой оказался нелегким, мешали многочисленные покупатели, любители остренького и кисленького. Из магазина Беркович поехал еще по двум адресам, которые сообщила ему не очень-то словоохотливая хозяйка.
Был уже вечер, когда сержант, усталый, но довольный результатом, подъехал к дому, где жили родители Светланы Милькиной, невесты погибшего Виктора Гидалина. Он нашел Светлану лежащей в салоне и укрытой, несмотря на жару, одеялом по самую шею.
— Полиция уже говорила со Светой, — резко сказал Моисей Семенович, отец девушки. — Может, оставите ее в покое?
— Один только вопрос, — просительно сказал Беркович. Разговор велся по-русски, и это настроило Моисея Семеновича в пользу полицейского. Беркович присел на стуле рядом со Светланой и спросил:
— Виктор вам давно угрожал? Я имею в виду Сашу Блюменфельда…
Светлана откинула одеяло и схватила Берковича за руку.
— Зачем вы… — сказала она. — Зачем вы пошли к Саше? Он такой…
Светлана заплакала. Беркович молча ждал, пока девушка успокоится.
— Давайте я расскажу, как все было, — предложил он, когда Светлана перестала плакать. — Вы просто молчите, если я прав…
— Вы ведь долгое время не знали, каким бизнесом занимался Виктор, — продолжал Беркович. — А когда узнали, в ваших отношениях произошел перелом. К тому же вы познакомились с Блюменфельдом, а это совсем другой человек. Небо и земля, причем земля — это Виктор. Вы сказали Виктору, что не хотите больше встречаться. Виктор пришел в ярость. Он действительно мог
—вас терроризировать — как многих в городе… Или даже убить. И вы решили, что есть только один способ избавиться от жениха. Тем более, что вы, в отличие от многих других, знали о его болезни… На пляже Виктор расслабился и начал засыпать. А вы, я так думаю, массировали ему спину и поцарапали острым камешком. Он уже спал и не почувствовал. Вы вернулись к машине. Испортили сотовый телефон, вытащили из «бардачка» флакон с таблетками… Потом вышли на середину шоссе и стали голосовать. Подобрал вас житель мошава, который ехал в Ашкелон. Он высадил вас у южного въезда в город, и домой вы добрались пешком. Кстати, как его звали? Этого человека нужно найти…
— Никак, — пробормотала Светлана. — Я не ездила с Витей вчера вечером.
— Ездили, — вздохнул Беркович. — Жаль, я думал, вы сами скажете. Так вот, зовут мошавника Арон Шейн, и он вас вспомнил.
— Это было единственное, что могло вас вьдать, — помолчав, сказал Беркович. — Все остальное вы проделали блестяще. Вы надеялись, что этот мошавник вас не запомнит, вы отворачивали от него лицо и всячески изображали неприступность… Именно это и показалось ему подозрительным.
Беркович встал.
— Извините, — сказал он, — я пойду. В конце концов, не я веду это дело. Сержанту Коэну я, конечно, обо всем доложу, иначе нельзя… Да, — он остановился на пороге, — а куда вы дели таблетки?
— Выбросила в мусорный ящик, — пробормотала Светлана и опять начала плакать.
Дело четвертое. ВАВИЛОНСКАЯ МОНЕТА
Дело пятое. ПАКЕТИК С ЗОЛОТЫМ ПЕСКОМ
— Велась разработка, — сказал Хутиэли. — Улик было недостаточно.
— А теперь, значит, с ним разделались конкуренты? Нож, верно?
— Какой еще нож? Гидалин, видимо, приехал на пляж к заходу солнца, улегся
— там хороший песок, но попадаются острые камешки, — и не обратил внимания на то, что какой-то камешек поцарапал ему спину чуть ниже правой лопатки.
— Ну и что? — продолжал удивляться Беркович. -При чем здесь камешек?
— Да при том, — с досадой сказал Хутиэли, — что у Гидалина была не такая уж редкая болезнь — гемофилия. У него не сворачивалась кровь. Достаточно было малейшего пореза, и он мог умереть от потери крови. Что и случилось нынче ночью.
— Ничего себе! — воскликнул Беркович. — Как же он жил до сих пор?
— Существует очень эффективное средство, — объяснил инспектор. — Нужно, конечно, избегать порезов, но, если уж это произошло, спасти Гидалина могли только таблетки, которые всегда были при нем. На час-другой лекарство увеличивало сворачиваемость крови до необходимого предела.
— То есть, — сказал Беркович, — этот Гидалин неудачно лег на острый камень, поцарапал спину, не обратил на это внимания и… умер?
— Примерно так, — кивнул Хутиэли.
— А почему он не принял таблетку? Вы сами сказали, что он всегда носил их с собой.
— Это не я сказал, а его врач. Но дело в том, что флакон с таблетками не обнаружили. Его не было нигде — ни в карманах шортов Гидалина, ни в машине.
— Он приехал купаться один?
— Неизвестно. На песке множество следов, песок очень сухой, все расползается мгновенно… Машина Гидалина стояла в трехстах метрах от берега, на обочине дороги.
— Почему он не поехал к врачу или в аптеку, когда обнаружил, что порезался?
— Было уже поздно, — объяснил Хутиэли. — Судя по всему, он лег на песок и заснул. А кровь текла. Когда он проснулся, то… Представляю его ощущения. Он встал и попробовал идти к машине, но сил уже не было. Он упал буквально в пятидесяти метрах…
— У него был мобильный телефон?
— Конечно. Лежал в машине в выключенном состоянии. Более того — от телефона не было бы пользы, если бы даже Гидалин до него добрался. Небольшой дефект в антенне — связь отсутствовала.
— Вы думаете, что все это было подстроено?
— Каким образом? — с досадой сказал инспектор. -Сержант Коэн, который расследует это дело, считает, что об убийстве и говорить не приходится. Просто невозможно предположить, чтобы Гидалин спокойно подставил врагу спину, а потом завалился спать… А то, что не нашли таблетки… Он мог забыть их где угодно. Они могли выпасть из кармана… Да мало ли!
— А телефон?
— Этим займутся эксперты, но пока не доказано, что кто-то повредил антенну намеренно. Просто нарушился контакт, это бывает не так уж редко. Не повезло человеку — вот, что я думаю.
— Значит, вы согласны с Коэном?
— Я внимательно прочитал протоколы… Думаю, это несчастный случай. Кстати, Гидалин тоже собирался жениться.
— Что значит «тоже»? — насупился Беркович. — Я, например, еще не решил окончательно.
— Вот и он никак не мог решиться. Так, во всяком случае, утверждает его невеста. Ее зовут Светлана, если тебе это интересно.
— Почему она не была с Гидалиным на пляже? Они что, поссорились?
— Ничего подобного. По словам Светланы, они действительно отправились купаться вместе, но, когда выезжали из Ашкелона, она вспомнила, что обещала быть вечером у родителей. Вышла из машины и вернулась в город пешком. А Гидалин поехал дальше — он терпеть не мог изменять свои планы. Если бы Светлана была с ним, то он остался бы жив…
— Она его любила? — рассеянно спросил Беркович. Мысли его были заняты поисками ответа на совершенно другой вопрос, и ответ инспектора он пропустил мимо ушей.
— Можно мне поговорить с сержантом Коэном? — спросил сержант несколько минут спустя.
— Да ради Бога, — сказал Хугиэли. — Если у тебя возникнут какие-то идеи… Хотя что тут может быть…
Три часа спустя сержант Беркович вышел из отделения полиции в Ашкелоне и остановился посреди тротуара, озадаченно почесывая подбородок. Разговор с коллегой оказался совершенно непродуктивным. Сержант Коэн считал, что говорить не о чем — несчастный случай, это совершенно очевидно.
— Патологоанатом обнаружил в царапине мельчайшие осколки песчаника, — сообщил Коэн. — Сам камешек тоже нашли по следам крови, он находился там, где и должен был лежать. Гидалин, видимо, лег на песок, не посмотрев внимательно… Царапина была очень неглубокой и практически безболезненной. Бедняга уснул, а когда проснулся, то было уже поздно… Таблетки, говорите вы? Гидалин приехал на пляж в майке и шортах, где он мог хранить таблетки? В машине ничего не нашли, но дома у Гидалина этих таблеток оказалось упаковок десять… Видимо, забыл взять. Телефон, говорите вы? Да, проводок отошел, звонить было невозможно. А с вами такого не случалось? Можно, конечно, предположить, что кто-то намеренно отвел проводок, но на телефоне нет ничьих отпечатков пальцев, кроме самого Гидалина и его девушки Светланы. Она часто брала у Виктора телефон, так что ничего удивительного…
— Она его любила? — задал Беркович тот же вопрос, что инспектору, и на этот раз выслушал ответ:
— Безумно! Это все говорят. Жить без него не могла. Сейчас — в шоке, с ней сидят родители, она грозится, что покончит с собой и все такое…
— Понятно… — протянул Беркович. — Вы считаете, что разговаривать с ней в таком состоянии бесполезно?
— Абсолютно, — заявил Коэн. — Я пробовал. Истерика и ничего больше.
— Хорошее оружие, — произнес Беркович не очень понятную фразу и попрощался.
Он стоял на тротуаре и думал, отправиться ли все-таки к Светлане домой или лучше вернуться в Тель-Авив. В голову ему пришла некая мысль, и он направился к машине, которую припарковал в неположенном месте. Рассеянно сунув в карман квитанцию с предупреждением о штрафе, он сел за руль и поехал в сторону района Шимшон, где, как ему сказал сержант Коэн, находился один из некошерных магазинов, так и не взятый под свою крышу беднягой Гидалиным. Разговор с хозяйкой оказался нелегким, мешали многочисленные покупатели, любители остренького и кисленького. Из магазина Беркович поехал еще по двум адресам, которые сообщила ему не очень-то словоохотливая хозяйка.
Был уже вечер, когда сержант, усталый, но довольный результатом, подъехал к дому, где жили родители Светланы Милькиной, невесты погибшего Виктора Гидалина. Он нашел Светлану лежащей в салоне и укрытой, несмотря на жару, одеялом по самую шею.
— Полиция уже говорила со Светой, — резко сказал Моисей Семенович, отец девушки. — Может, оставите ее в покое?
— Один только вопрос, — просительно сказал Беркович. Разговор велся по-русски, и это настроило Моисея Семеновича в пользу полицейского. Беркович присел на стуле рядом со Светланой и спросил:
— Виктор вам давно угрожал? Я имею в виду Сашу Блюменфельда…
Светлана откинула одеяло и схватила Берковича за руку.
— Зачем вы… — сказала она. — Зачем вы пошли к Саше? Он такой…
Светлана заплакала. Беркович молча ждал, пока девушка успокоится.
— Давайте я расскажу, как все было, — предложил он, когда Светлана перестала плакать. — Вы просто молчите, если я прав…
— Вы ведь долгое время не знали, каким бизнесом занимался Виктор, — продолжал Беркович. — А когда узнали, в ваших отношениях произошел перелом. К тому же вы познакомились с Блюменфельдом, а это совсем другой человек. Небо и земля, причем земля — это Виктор. Вы сказали Виктору, что не хотите больше встречаться. Виктор пришел в ярость. Он действительно мог
—вас терроризировать — как многих в городе… Или даже убить. И вы решили, что есть только один способ избавиться от жениха. Тем более, что вы, в отличие от многих других, знали о его болезни… На пляже Виктор расслабился и начал засыпать. А вы, я так думаю, массировали ему спину и поцарапали острым камешком. Он уже спал и не почувствовал. Вы вернулись к машине. Испортили сотовый телефон, вытащили из «бардачка» флакон с таблетками… Потом вышли на середину шоссе и стали голосовать. Подобрал вас житель мошава, который ехал в Ашкелон. Он высадил вас у южного въезда в город, и домой вы добрались пешком. Кстати, как его звали? Этого человека нужно найти…
— Никак, — пробормотала Светлана. — Я не ездила с Витей вчера вечером.
— Ездили, — вздохнул Беркович. — Жаль, я думал, вы сами скажете. Так вот, зовут мошавника Арон Шейн, и он вас вспомнил.
— Это было единственное, что могло вас вьдать, — помолчав, сказал Беркович. — Все остальное вы проделали блестяще. Вы надеялись, что этот мошавник вас не запомнит, вы отворачивали от него лицо и всячески изображали неприступность… Именно это и показалось ему подозрительным.
Беркович встал.
— Извините, — сказал он, — я пойду. В конце концов, не я веду это дело. Сержанту Коэну я, конечно, обо всем доложу, иначе нельзя… Да, — он остановился на пороге, — а куда вы дели таблетки?
— Выбросила в мусорный ящик, — пробормотала Светлана и опять начала плакать.
Дело четвертое. ВАВИЛОНСКАЯ МОНЕТА
С некоторых пор у инспектора Хугиэли появилась странная привычка. Когда сержант Беркович заходил утром в кабинет, инспектор встречал его словами:
— Ну что, я получу сегодня приглашение на свадьбу?
— Получите, — отвечал обычно сержант, — но не сегодня. И не на свадьбу, а на совещание с участием министра внутренней безопасности.
Ухмылка мгновенно исчезала с лица инспектора, он бросал на сержанта холодный взгляд и говорил:
— Придется арестовать тебя за злостное уклонение от женитьбы на хорошей девушке.
Беркович демонстративно вздыхал и включал свой компьютер.
В то утро сержант, войдя в кабинет, не услышал порядком надоевшего ему приветствия и забеспокоился.
— Что-то случилось? — спросил он инспектора. — Я, конечно, еще не готов связать себя узами брака, но, с другой стороны, сама постановка вопроса…
— Сегодня тебе не свадьба предстоит, — сказал Хути-эли, — а расследование дела об убийстве. Наташа ждала год, подождет еще.
— С этого бы следовало начать, — пробормотал Бер-кович.
— Поедешь на улицу Шенкин, — продолжал инспектор. — На месте сейчас работают оперативная группа и эксперт. Убит Авнер Бардани, слышал о таком?
— Кажется, да… Не этот ли Бардани в прошлом году получил какую-то медаль на Европейской выставке монет?
— Не какую-то, а бронзовую, — заметил Хутиэли. — И называлась та выставка «Нумизмат-98».
— Верно! И что же произошло? Ограбление?
— Вероятнее всего. Правда, эксперт не обнаружил никаких следов взлома. Коллекция монет — главное и единственное достояние Бардани — вроде бы осталась в неприкосновенности. Можешь ехать, я думаю, к твоему приезду эксперт работу закончит.
Авнер Бардани жил в неказистом двухэтажном доме, ничем не отличавшемся от других домов на улице Иехезкель, столь же неказистых и производивших впечатление ненужности. Три полицейские машины перегородили проезд, и толпа зевак живо обсуждала происшествие. Беркович поднялся на второй этаж и вошел в квартиру.
— Рад вас видеть, сержант, — встретил Берковича эксперт Рони Савир. — Я все сделал и, если вы не хотите посмотреть на тело, я прикажу, чтобы его забрали.
— Не люблю я смотреть на трупы, — вздохнул Беркович, — но ведь если я откажусь, вы обвините меня в халатности.
Савир рассмеялся.
— Непременно, — сказал он. — Тем более, что есть одна деталь, на которую вы должны будете обратить внимание при расследовании, и лучше, чтобы вы это увидели сами.
Они прошли в кабинет, где на полу лежало тело погибшего. Авнеру Бардани было на вид лет сорок. Судя по всему, он собирался выходить из дома, причем не на прогулку, а по какому-то сугубо официальному делу — на трупе был дорогой серый костюм, пиджак распахнулся, а одна из штанин оказалась задранной до колена. Под головой Бардани растекалось черное пятно.
— Убит сильным ударом по голове, — объяснил Савир. — Причем не сзади, а сверху, по макушке. Тот, кто нанес удар, был как минимум на голову выше Бардани.
— Может, Бардани наклонился и…
— Нет, — решительно сказал Савир, — тогда удар пришелся бы по затылочной части. Убийца стоял перед Бардани, потом поднял руку и ударил.
— Судя по всему, — рассудительно сказал Беркович, — это был кто-то из знакомых Бардани. Дверь ведь не взломана?
— Нет, хозяин сам впустил убийцу. Не было никакой ссоры, все вещи на своих местах…
— Все? Ничто не исчезло? Насколько я понимаю, единственное, что есть в этой квартире ценного — коллекция старинных монет, верно? Монеты на месте?
— Все без исключения, — кивнул эксперт. — Я сверился с каталогом, который Бардани хранил в ящике стола. Убийца не унес ни одной монеты, и из этого следует, что он не обнаружил того, что искал.
Беркович огляделся. В кабинете стояли вдоль стен три шкафа со стеклянными дверцами, на полках лежали в ячейках монеты. Между шкафами и у окна на низких столах стояли горшки с цветами, а в двух шагах от тела Бардани лежал опрокинутый стул.
— Не понял, — нахмурился Беркович. — Почему вы решили, что убийца что-то искал и не сумел обнаружить?
— Видите ли, — объяснил Савир, — на прошлой неделе Бардани приобрел для своей коллекции очень редкую монету — вавилонскую драхму трехтысячелетней давности. Обошлась ему эта монета в семьдесят тысяч шекелей…
— Ничего себе! — не удержался от восклицания Беркович.
— Да-да. Так вот, в шкафах, где Бардани хранит коллекцию, этой монеты я не обнаружил.
— А вы говорите, что ничего не исчезло!
— И настаиваю на своем. Убийце наверняка нужна была именно эта монета, но он не нашел ее и вынужден был ретироваться, когда услышал голос соседа, звавшего Авнера. Именно этот сосед по имени Соломон Липкин и обнаружил тело. Липкин — пенсионер, по утрам он зовет Бардани со своего балкончика и, когда тот выгладывает, передает ему свежую газету. Сегодня, как обычно, Липкин вышел на свой балкончик и начал звать соседа. Тот не откликнулся. Липкин решил, что Бардани проспал. Позвав еще, он вышел на лестничную площадку и увидел, что дверь в квартиру соседа приоткрыта. Липкин вошел и обнаружил труп.
— Понятно, — протянул Беркович. — Вы думаете, что убийца искал вавилонскую монету, услышал голос Липкина, испугался и сбежал… но монету он взял или нет, я что-то не пойму?
— Он ее не нашел, — сказал эксперт. — Вот, смотрите. Видите этот цветок в петлице?
Беркович наклонился над телом. В петлицу пиджака был продет стебель искусственного цветка — большой гвоздики. Издали цветок вполне можно было принять за настоящий. Савир наклонился и отогнул лепестки — внутри цветка, будто в кармашке, покоилась небольшая глинянная монета.
Беркович протянул руку, чтобы взять монету, но эксперт воскликнул:
— Не трогайте, сержант! Нужно провести дактилоскопическую экспертизу.
— Вы думаете, что на монете могут быть отпечатки пальцев преступника? — спросил Беркович. — Вы же сами сказали, что убийца не нашел того, что искал.
— Да, — согласился эксперт. — Но все-таки проверить нужно…
Разговор был прерван громкими криками в салоне. Беркович и Савир переглянулись.
— Ну вот, — сказал эксперт, — явился кто-то из родственников. Сейчас начнутся вопли о том, каким покойный был хорошим человеком, а через день после похорон те же родственники будут утверждать, что большего сквалыги, чем покойный, свет никогда не видел. Наверняка ведь они передерутся из-за этой коллекции.
Крики в салоне продолжались, и Беркович вышел, чтобы утихомирить страсти. В центре салона стоял маленького роста мужчина с короткими руками, которыми он размахивал не хуже, чем ветряная мельница в бурю. Мужчина пытался пробиться в кабинет, где лежал труп, а один из полицейских оттаскивал его за штаны, поскольку схватить незнакомца за руки было физически невозможно.
— Что происходит? — спросил Беркович. — Кто вы такой?
— Кто я такой? — вскричал мужчина. — Я Арон Бардани! Мне сказали, что Авнера убили! Скажите, что это неправда! Это не может быть правдой!
— Арон Бардани? Вы родственник Авнера? — уточнил Беркович.
— Двоюродный брат! Наши матери — сестры! Какое это имеет значение? Мне нужно его видеть!
— Если вы будете так размахивать руками, — сказал Беркович, — то это помешает вашему зрению. Когда вы видели Авнера в последний раз?
— Вчера. Я видел его вчера. Вечером. Он позвал меня, чтобы показать свое приобретение, какую-то монету. Ничего не понимаю в монетах. Я посмотрел и ушел. Все.
— Ну хорошо, — вздохнул Беркович. — Все равно понадобится опознание. Пройдите в кабинет…
— Опознание… — из Арона Бардани будто выпустили воздух, руки его обвисли, и он последовал за Беркови-чем в кабинет, не проронив больше ни слова. Увидев Авнера, Арон покраснел, рот его раскрылся в немом крике, и он принялся нелепо тыкать руками в пространство.
— Он… Он… — бормотал Арон.
— То есть, — вмешался эксперт, — вы признаете, что это Авнер Бардани?
— Признаю… Что признаю? Ничего не признаю… Это Авнер, кто еще?
— 0кей, — сказал эксперт, обращаясь к Берковичу. -Теперь ваши проблемы, сержант. Я могу идти?
— Да, конечно, — рассеянно отозвался Беркович. -Господин Бардани, давайте выйдем в салон, я задам вам несколько вопросов.
В салоне Арон опустился на диван, будто его не держали ноги.
— Значит, вы видели эту вавилонскую монету? — спросил Беркович.
— Вавилонскую?.. А, ну да. Видел. Авнер сказал, что она очень ценная. Сотни тысяч шекелей. Я ему сказал, что опасно держать дома такое сокровище. А он сказал, что завтра отнесет монету в свой банковский сейф. А я сказал, что…
Он собирался положить монету в сейф? — переспросил Беркович. — Это важное сообщение. Кто-то, видимо, узнал об этом, явился утром и убил Авнера.
— И убил Авнера… — повторил Арон. — Кошмар!.. Убил из-за какой-то монеты. И взял ее!
— Не смог, — покачал головой Беркович. — Не успел найти, услышал, как сосед позвал Авнера… Мы тоже повозились, пока ее обнаружили. Кстати, если не трудно, не могли бы вы принести мне эту монету? Она спрятана в цветке. Пожалуйста…
Арон нахмурился, стараясь понять, чего хочет от него полицейский. Потом встал и скрылся в кабинете. Беркович ждал, глядя в потолок. Не прошло и минуты, как Арон вернулся и протянул сержанту лежавшую на его ладони глиняную монету. Беркович опустил монету в пластиковый пакетик и сказал:
— Если вы, дорогой Арон, поедете со мной в управление и продиктуете признание, то это сэкономит время нам обоим.
— Признание… в чем?
— В убийстве, конечно, — буркнул Беркович.
… — Я, конечно, нарушил инструкцию, — сказал сержант инспектору Хутиэли час спустя. — Савир полагал, что на монете могли быть отпечатки пальцев убийцы, а я разрешил Арону взять монету в руки… Но мне показалось, что в данном случае психология важнее…
— Опять твоя психология, — пробормотал инспектор. — А если бы Арон не поддался на провокацию?
— Тогда и отпечатков на монете он не смог бы испортить, — пожал плечами Беркович. — На самом деле я ничем не рисковал. Арон и искать не стал — пошел, взял монету из цветка в петлице и вернулся ко мне. Откуда он мог знать, какой цветок я имел в виду — в кабинете этих цветов в горшках было по меньшей мере штук двадцать!
— Но Арон — коротышка, — заметил Хутиэли, — а Савир утверждает, что удар по голове Авнера был нанесен сверху.
— Вот-вот, — кивнул Беркович. — В кабинете лежал перевернутый стул. Савир, вероятно, решил, что стул упал потому, что его толкнул Авнер. На самом деле убийца в момент удара стоял на стуле, понимаете?
— Зачем? — удивился инспектор.
— Да потому, что палка, которой был нанесен удар, лежала на шкафу. Арон чувствовал себя в квартире брата, как дома. Он полез на стул, чтобы достать палку, Авнер подошел и спросил, что он там ищет. Арон, ни слова не говоря, наклонился и ударил… При этом он соскочил со стула, стул упал… Но Арону было не до того, чтобы поднимать стул. Он искал монету. А потом услышал голос соседа… Я уверен, что Савир обнаружит на сидении стула следы от обуви Арона.
— Хорошая работа, — одобрил Хутиэли. — Я имею в виду тебя, а не Арона, ты ж понимаешь.
— За хорошую работу, — сказал Беркович, — полагается прибавка к зарплате.
— Спрашивай у министра финансов, — отрезал инспектор.
— Ну что, я получу сегодня приглашение на свадьбу?
— Получите, — отвечал обычно сержант, — но не сегодня. И не на свадьбу, а на совещание с участием министра внутренней безопасности.
Ухмылка мгновенно исчезала с лица инспектора, он бросал на сержанта холодный взгляд и говорил:
— Придется арестовать тебя за злостное уклонение от женитьбы на хорошей девушке.
Беркович демонстративно вздыхал и включал свой компьютер.
В то утро сержант, войдя в кабинет, не услышал порядком надоевшего ему приветствия и забеспокоился.
— Что-то случилось? — спросил он инспектора. — Я, конечно, еще не готов связать себя узами брака, но, с другой стороны, сама постановка вопроса…
— Сегодня тебе не свадьба предстоит, — сказал Хути-эли, — а расследование дела об убийстве. Наташа ждала год, подождет еще.
— С этого бы следовало начать, — пробормотал Бер-кович.
— Поедешь на улицу Шенкин, — продолжал инспектор. — На месте сейчас работают оперативная группа и эксперт. Убит Авнер Бардани, слышал о таком?
— Кажется, да… Не этот ли Бардани в прошлом году получил какую-то медаль на Европейской выставке монет?
— Не какую-то, а бронзовую, — заметил Хутиэли. — И называлась та выставка «Нумизмат-98».
— Верно! И что же произошло? Ограбление?
— Вероятнее всего. Правда, эксперт не обнаружил никаких следов взлома. Коллекция монет — главное и единственное достояние Бардани — вроде бы осталась в неприкосновенности. Можешь ехать, я думаю, к твоему приезду эксперт работу закончит.
Авнер Бардани жил в неказистом двухэтажном доме, ничем не отличавшемся от других домов на улице Иехезкель, столь же неказистых и производивших впечатление ненужности. Три полицейские машины перегородили проезд, и толпа зевак живо обсуждала происшествие. Беркович поднялся на второй этаж и вошел в квартиру.
— Рад вас видеть, сержант, — встретил Берковича эксперт Рони Савир. — Я все сделал и, если вы не хотите посмотреть на тело, я прикажу, чтобы его забрали.
— Не люблю я смотреть на трупы, — вздохнул Беркович, — но ведь если я откажусь, вы обвините меня в халатности.
Савир рассмеялся.
— Непременно, — сказал он. — Тем более, что есть одна деталь, на которую вы должны будете обратить внимание при расследовании, и лучше, чтобы вы это увидели сами.
Они прошли в кабинет, где на полу лежало тело погибшего. Авнеру Бардани было на вид лет сорок. Судя по всему, он собирался выходить из дома, причем не на прогулку, а по какому-то сугубо официальному делу — на трупе был дорогой серый костюм, пиджак распахнулся, а одна из штанин оказалась задранной до колена. Под головой Бардани растекалось черное пятно.
— Убит сильным ударом по голове, — объяснил Савир. — Причем не сзади, а сверху, по макушке. Тот, кто нанес удар, был как минимум на голову выше Бардани.
— Может, Бардани наклонился и…
— Нет, — решительно сказал Савир, — тогда удар пришелся бы по затылочной части. Убийца стоял перед Бардани, потом поднял руку и ударил.
— Судя по всему, — рассудительно сказал Беркович, — это был кто-то из знакомых Бардани. Дверь ведь не взломана?
— Нет, хозяин сам впустил убийцу. Не было никакой ссоры, все вещи на своих местах…
— Все? Ничто не исчезло? Насколько я понимаю, единственное, что есть в этой квартире ценного — коллекция старинных монет, верно? Монеты на месте?
— Все без исключения, — кивнул эксперт. — Я сверился с каталогом, который Бардани хранил в ящике стола. Убийца не унес ни одной монеты, и из этого следует, что он не обнаружил того, что искал.
Беркович огляделся. В кабинете стояли вдоль стен три шкафа со стеклянными дверцами, на полках лежали в ячейках монеты. Между шкафами и у окна на низких столах стояли горшки с цветами, а в двух шагах от тела Бардани лежал опрокинутый стул.
— Не понял, — нахмурился Беркович. — Почему вы решили, что убийца что-то искал и не сумел обнаружить?
— Видите ли, — объяснил Савир, — на прошлой неделе Бардани приобрел для своей коллекции очень редкую монету — вавилонскую драхму трехтысячелетней давности. Обошлась ему эта монета в семьдесят тысяч шекелей…
— Ничего себе! — не удержался от восклицания Беркович.
— Да-да. Так вот, в шкафах, где Бардани хранит коллекцию, этой монеты я не обнаружил.
— А вы говорите, что ничего не исчезло!
— И настаиваю на своем. Убийце наверняка нужна была именно эта монета, но он не нашел ее и вынужден был ретироваться, когда услышал голос соседа, звавшего Авнера. Именно этот сосед по имени Соломон Липкин и обнаружил тело. Липкин — пенсионер, по утрам он зовет Бардани со своего балкончика и, когда тот выгладывает, передает ему свежую газету. Сегодня, как обычно, Липкин вышел на свой балкончик и начал звать соседа. Тот не откликнулся. Липкин решил, что Бардани проспал. Позвав еще, он вышел на лестничную площадку и увидел, что дверь в квартиру соседа приоткрыта. Липкин вошел и обнаружил труп.
— Понятно, — протянул Беркович. — Вы думаете, что убийца искал вавилонскую монету, услышал голос Липкина, испугался и сбежал… но монету он взял или нет, я что-то не пойму?
— Он ее не нашел, — сказал эксперт. — Вот, смотрите. Видите этот цветок в петлице?
Беркович наклонился над телом. В петлицу пиджака был продет стебель искусственного цветка — большой гвоздики. Издали цветок вполне можно было принять за настоящий. Савир наклонился и отогнул лепестки — внутри цветка, будто в кармашке, покоилась небольшая глинянная монета.
Беркович протянул руку, чтобы взять монету, но эксперт воскликнул:
— Не трогайте, сержант! Нужно провести дактилоскопическую экспертизу.
— Вы думаете, что на монете могут быть отпечатки пальцев преступника? — спросил Беркович. — Вы же сами сказали, что убийца не нашел того, что искал.
— Да, — согласился эксперт. — Но все-таки проверить нужно…
Разговор был прерван громкими криками в салоне. Беркович и Савир переглянулись.
— Ну вот, — сказал эксперт, — явился кто-то из родственников. Сейчас начнутся вопли о том, каким покойный был хорошим человеком, а через день после похорон те же родственники будут утверждать, что большего сквалыги, чем покойный, свет никогда не видел. Наверняка ведь они передерутся из-за этой коллекции.
Крики в салоне продолжались, и Беркович вышел, чтобы утихомирить страсти. В центре салона стоял маленького роста мужчина с короткими руками, которыми он размахивал не хуже, чем ветряная мельница в бурю. Мужчина пытался пробиться в кабинет, где лежал труп, а один из полицейских оттаскивал его за штаны, поскольку схватить незнакомца за руки было физически невозможно.
— Что происходит? — спросил Беркович. — Кто вы такой?
— Кто я такой? — вскричал мужчина. — Я Арон Бардани! Мне сказали, что Авнера убили! Скажите, что это неправда! Это не может быть правдой!
— Арон Бардани? Вы родственник Авнера? — уточнил Беркович.
— Двоюродный брат! Наши матери — сестры! Какое это имеет значение? Мне нужно его видеть!
— Если вы будете так размахивать руками, — сказал Беркович, — то это помешает вашему зрению. Когда вы видели Авнера в последний раз?
— Вчера. Я видел его вчера. Вечером. Он позвал меня, чтобы показать свое приобретение, какую-то монету. Ничего не понимаю в монетах. Я посмотрел и ушел. Все.
— Ну хорошо, — вздохнул Беркович. — Все равно понадобится опознание. Пройдите в кабинет…
— Опознание… — из Арона Бардани будто выпустили воздух, руки его обвисли, и он последовал за Беркови-чем в кабинет, не проронив больше ни слова. Увидев Авнера, Арон покраснел, рот его раскрылся в немом крике, и он принялся нелепо тыкать руками в пространство.
— Он… Он… — бормотал Арон.
— То есть, — вмешался эксперт, — вы признаете, что это Авнер Бардани?
— Признаю… Что признаю? Ничего не признаю… Это Авнер, кто еще?
— 0кей, — сказал эксперт, обращаясь к Берковичу. -Теперь ваши проблемы, сержант. Я могу идти?
— Да, конечно, — рассеянно отозвался Беркович. -Господин Бардани, давайте выйдем в салон, я задам вам несколько вопросов.
В салоне Арон опустился на диван, будто его не держали ноги.
— Значит, вы видели эту вавилонскую монету? — спросил Беркович.
— Вавилонскую?.. А, ну да. Видел. Авнер сказал, что она очень ценная. Сотни тысяч шекелей. Я ему сказал, что опасно держать дома такое сокровище. А он сказал, что завтра отнесет монету в свой банковский сейф. А я сказал, что…
Он собирался положить монету в сейф? — переспросил Беркович. — Это важное сообщение. Кто-то, видимо, узнал об этом, явился утром и убил Авнера.
— И убил Авнера… — повторил Арон. — Кошмар!.. Убил из-за какой-то монеты. И взял ее!
— Не смог, — покачал головой Беркович. — Не успел найти, услышал, как сосед позвал Авнера… Мы тоже повозились, пока ее обнаружили. Кстати, если не трудно, не могли бы вы принести мне эту монету? Она спрятана в цветке. Пожалуйста…
Арон нахмурился, стараясь понять, чего хочет от него полицейский. Потом встал и скрылся в кабинете. Беркович ждал, глядя в потолок. Не прошло и минуты, как Арон вернулся и протянул сержанту лежавшую на его ладони глиняную монету. Беркович опустил монету в пластиковый пакетик и сказал:
— Если вы, дорогой Арон, поедете со мной в управление и продиктуете признание, то это сэкономит время нам обоим.
— Признание… в чем?
— В убийстве, конечно, — буркнул Беркович.
… — Я, конечно, нарушил инструкцию, — сказал сержант инспектору Хутиэли час спустя. — Савир полагал, что на монете могли быть отпечатки пальцев убийцы, а я разрешил Арону взять монету в руки… Но мне показалось, что в данном случае психология важнее…
— Опять твоя психология, — пробормотал инспектор. — А если бы Арон не поддался на провокацию?
— Тогда и отпечатков на монете он не смог бы испортить, — пожал плечами Беркович. — На самом деле я ничем не рисковал. Арон и искать не стал — пошел, взял монету из цветка в петлице и вернулся ко мне. Откуда он мог знать, какой цветок я имел в виду — в кабинете этих цветов в горшках было по меньшей мере штук двадцать!
— Но Арон — коротышка, — заметил Хутиэли, — а Савир утверждает, что удар по голове Авнера был нанесен сверху.
— Вот-вот, — кивнул Беркович. — В кабинете лежал перевернутый стул. Савир, вероятно, решил, что стул упал потому, что его толкнул Авнер. На самом деле убийца в момент удара стоял на стуле, понимаете?
— Зачем? — удивился инспектор.
— Да потому, что палка, которой был нанесен удар, лежала на шкафу. Арон чувствовал себя в квартире брата, как дома. Он полез на стул, чтобы достать палку, Авнер подошел и спросил, что он там ищет. Арон, ни слова не говоря, наклонился и ударил… При этом он соскочил со стула, стул упал… Но Арону было не до того, чтобы поднимать стул. Он искал монету. А потом услышал голос соседа… Я уверен, что Савир обнаружит на сидении стула следы от обуви Арона.
— Хорошая работа, — одобрил Хутиэли. — Я имею в виду тебя, а не Арона, ты ж понимаешь.
— За хорошую работу, — сказал Беркович, — полагается прибавка к зарплате.
— Спрашивай у министра финансов, — отрезал инспектор.
Дело пятое. ПАКЕТИК С ЗОЛОТЫМ ПЕСКОМ
Как отдохнул? — спросил инспектор Хутиэли, когда сержант Беркович в воскресенье утром вошел в кабинет. — Надеюсь, что хотя бы в эту субботу ты не спорил с Наташей о том, был ли преступником Феликс Дзержинский?
— Нет, — рассеянно отозвался Беркович, усаживаясь на свое место и включая компьютер. — С Наташей мы вообще не спорили.
Что-то в голосе сержанта показалось инспектору необычным, он повернулся в кресле и внимательно посмотрел на помощника.
— Вы что же, опять поссорились? — спросил Хутиэли.
— Нет, что вы! — воскликнул Беркович. — Мы не ссорились уже три недели. Даже самим странно. Почему-то у нас стали совпадать мнения по многим вопросам.
— Так бывает, — философски заметил Хутиэли. -Правда, обычно это случается на десятом году семейной жизни. Но все равно я вас поздравляю. Однако, — помедлив, сказал инспектор, — мне кажется, что вчерашний день оказался все-таки чем-то примечателен…
— Ха! — воскликнул Беркович. — Произошла любопытная история, и я не знаю теперь, как поступить. С одной стороны, все по закону. С другой — явное мошенничество…
— Ну-ка, — сказал Хутиэли заинтересованно, — расскажи.
— Подруга Наташи, — начал Беркович, — пригласила нас на свой день рождения. Зовут ее Света, Светлана…
— Так Света или Светлана? — переспросил инспектор.
— Вообще-то ее зовут Орит, а иногда Рина.
— Ничего не понимаю, — озадаченно сказал Хутиали. — Сколько имен у этой женщины? Я знаю, что многие репатрианты меняют свои русские имена на еврейские, но ведь не два на два!
— Почему же? — усмехнулся Беркович. — Света — это сокращенно от Светланы. Светлана — это свет, то есть Орит, если перевести на иврит. Все очень просто.
— А Рина?
— Орит для русского слуха непривычно, вот имя и модифицировали до Рины.
— Почему тогда не звать женщину по-старому — Света? — удивился Хутиэли.
— Спросите что-нибудь полегче, инспектор, — вздохнул Беркович. — Ход женской мысли неисповедим как пути Г-сподни…
— Ну хорошо. Извини, я тебя прервал. Итак, эта Светлана-Света-Орит-Рина пригласила вас с Наташей на день рождения.
— Да, и мы приехали одними из первых. Света — очень милая женщина, мать-одиночка, у нее дочь тринадцати лет, очень милая девочка.
— Г-споди, — вздохнул Хутиэли, — все у тебя такие милые… И это говорит сержант полиции. Сейчас ты скажешь: «А потом произошло убийство, совершенное одним из гостей, очень милым человеком»…
— Никакого убийства, слава Б-гу! — воскликнул Беркович.
— Естественно, — кивнул Хутиэли. — Если бы кого-нибудь убили, я знал бы об этом. Извини, я тебя перебил…
— Постепенно стали собираться гости, — продолжал Беркович, восстанавливая в памяти события вчерашнего вечера. — Приехала подруга Светы Оксана с мужем Шаулем…
Инспектор открыл было рот, чтобы высказаться по поводу странного сочетания имен, но промолчал.
— Шауль Динкер, — сказал сержант, — приехал в Израиль двадцать лет назад и здесь преуспел. Он владелец страховой компании, и в Оксану влюбился с первого взгляда, когда она как-то пришла в офис, чтобы пожаловаться на одного из страховых агентов. Между прочим, Шауль был в то время женат, так из-за Оксаны он развелся, это были такие страсти…
— Не люблю страсти, — пробормотал инспектор, — они проходят, и остается дурацкое ощущение, будто все сделано напрасно…
— Оксана стала богатой женщиной, — продолжал Беркович. — У Наташи из-за этого бывают приступы комплекса неполноценности…
— Имея такого завидного жениха, как ты? — удивился инспектор.
— С моей сержантской зарплатой…
— Ха! — сказал Хутиэли и демонстративно пожал плечами.
— Потом, — продолжал рассказ Беркович, — приехали Игорь с Мариной, хорошие ребята, он программист, а она — парикмахер… После них появился Наум Мархасин, личность, показавшаяся мне очень колоритной. Высокого роста красавец лет тридцати пяти с выцветшими на солнце волосами и обожженными загаром щеками. Загар у Наума был таким, будто он провалялся под палящим солнцем по крайней мере месяц. Ладони — почти черные… После Наума прибыли Миша с Кларой и дочерью Диной, девочкой лет семи… Сели за стол. Естественно, главное внимание было обращено на Наума…
— Почему? — спросил Хутиэли. — Вроде бы не его день рождения справляли.
— Он такой колоритный! К тому же в компании его почти не знали, он познакомился со Светой на прошлой неделе, сразу после возвращения в Израиль. По его утверждениям, он нашел золото.
— Что? — удивился Хутиэли. — В каком смысле? Шел по улице и увидел слиток?
— Не иронизируйте, инспектор, — вспыхнул Беркович. — Этот Наум репатриировался в девяностом, но для своих талантов здесь применения не нашел и рванул в Южную Африку. Там ему повезло больше: он занимался каким-то бизнесом, что-то там покупал и продавал, и неплохо заработал. Во всяком случае, денег хватило на то, чтобы купить в горах участок, что-то около трех дунамов — говорили, что там может быть золото, и Наум решил рискнуть. Денег, чтобы нанять рабочих, даже негров, у него уже не оставалось, и он несколько месяцев сидел на участке сам, промывая породу в поисках крупиц золота. Можете представить, инспектор, как слушали Наума все присутствовавшие… Рассказ звучал, будто история из Джека Лондона.
— Нет, — рассеянно отозвался Беркович, усаживаясь на свое место и включая компьютер. — С Наташей мы вообще не спорили.
Что-то в голосе сержанта показалось инспектору необычным, он повернулся в кресле и внимательно посмотрел на помощника.
— Вы что же, опять поссорились? — спросил Хутиэли.
— Нет, что вы! — воскликнул Беркович. — Мы не ссорились уже три недели. Даже самим странно. Почему-то у нас стали совпадать мнения по многим вопросам.
— Так бывает, — философски заметил Хутиэли. -Правда, обычно это случается на десятом году семейной жизни. Но все равно я вас поздравляю. Однако, — помедлив, сказал инспектор, — мне кажется, что вчерашний день оказался все-таки чем-то примечателен…
— Ха! — воскликнул Беркович. — Произошла любопытная история, и я не знаю теперь, как поступить. С одной стороны, все по закону. С другой — явное мошенничество…
— Ну-ка, — сказал Хутиэли заинтересованно, — расскажи.
— Подруга Наташи, — начал Беркович, — пригласила нас на свой день рождения. Зовут ее Света, Светлана…
— Так Света или Светлана? — переспросил инспектор.
— Вообще-то ее зовут Орит, а иногда Рина.
— Ничего не понимаю, — озадаченно сказал Хутиали. — Сколько имен у этой женщины? Я знаю, что многие репатрианты меняют свои русские имена на еврейские, но ведь не два на два!
— Почему же? — усмехнулся Беркович. — Света — это сокращенно от Светланы. Светлана — это свет, то есть Орит, если перевести на иврит. Все очень просто.
— А Рина?
— Орит для русского слуха непривычно, вот имя и модифицировали до Рины.
— Почему тогда не звать женщину по-старому — Света? — удивился Хутиэли.
— Спросите что-нибудь полегче, инспектор, — вздохнул Беркович. — Ход женской мысли неисповедим как пути Г-сподни…
— Ну хорошо. Извини, я тебя прервал. Итак, эта Светлана-Света-Орит-Рина пригласила вас с Наташей на день рождения.
— Да, и мы приехали одними из первых. Света — очень милая женщина, мать-одиночка, у нее дочь тринадцати лет, очень милая девочка.
— Г-споди, — вздохнул Хутиэли, — все у тебя такие милые… И это говорит сержант полиции. Сейчас ты скажешь: «А потом произошло убийство, совершенное одним из гостей, очень милым человеком»…
— Никакого убийства, слава Б-гу! — воскликнул Беркович.
— Естественно, — кивнул Хутиэли. — Если бы кого-нибудь убили, я знал бы об этом. Извини, я тебя перебил…
— Постепенно стали собираться гости, — продолжал Беркович, восстанавливая в памяти события вчерашнего вечера. — Приехала подруга Светы Оксана с мужем Шаулем…
Инспектор открыл было рот, чтобы высказаться по поводу странного сочетания имен, но промолчал.
— Шауль Динкер, — сказал сержант, — приехал в Израиль двадцать лет назад и здесь преуспел. Он владелец страховой компании, и в Оксану влюбился с первого взгляда, когда она как-то пришла в офис, чтобы пожаловаться на одного из страховых агентов. Между прочим, Шауль был в то время женат, так из-за Оксаны он развелся, это были такие страсти…
— Не люблю страсти, — пробормотал инспектор, — они проходят, и остается дурацкое ощущение, будто все сделано напрасно…
— Оксана стала богатой женщиной, — продолжал Беркович. — У Наташи из-за этого бывают приступы комплекса неполноценности…
— Имея такого завидного жениха, как ты? — удивился инспектор.
— С моей сержантской зарплатой…
— Ха! — сказал Хутиэли и демонстративно пожал плечами.
— Потом, — продолжал рассказ Беркович, — приехали Игорь с Мариной, хорошие ребята, он программист, а она — парикмахер… После них появился Наум Мархасин, личность, показавшаяся мне очень колоритной. Высокого роста красавец лет тридцати пяти с выцветшими на солнце волосами и обожженными загаром щеками. Загар у Наума был таким, будто он провалялся под палящим солнцем по крайней мере месяц. Ладони — почти черные… После Наума прибыли Миша с Кларой и дочерью Диной, девочкой лет семи… Сели за стол. Естественно, главное внимание было обращено на Наума…
— Почему? — спросил Хутиэли. — Вроде бы не его день рождения справляли.
— Он такой колоритный! К тому же в компании его почти не знали, он познакомился со Светой на прошлой неделе, сразу после возвращения в Израиль. По его утверждениям, он нашел золото.
— Что? — удивился Хутиэли. — В каком смысле? Шел по улице и увидел слиток?
— Не иронизируйте, инспектор, — вспыхнул Беркович. — Этот Наум репатриировался в девяностом, но для своих талантов здесь применения не нашел и рванул в Южную Африку. Там ему повезло больше: он занимался каким-то бизнесом, что-то там покупал и продавал, и неплохо заработал. Во всяком случае, денег хватило на то, чтобы купить в горах участок, что-то около трех дунамов — говорили, что там может быть золото, и Наум решил рискнуть. Денег, чтобы нанять рабочих, даже негров, у него уже не оставалось, и он несколько месяцев сидел на участке сам, промывая породу в поисках крупиц золота. Можете представить, инспектор, как слушали Наума все присутствовавшие… Рассказ звучал, будто история из Джека Лондона.