Страница:
Отправился я в путь на своем «Бутоне», оставил корабль на круговой орбите и опустился на Изуддит-83/бис, воспользовавшись космическим лифтом. Для несведущих: Изуддит-83/бис, вообще говоря, не является планетой в привычном понимании. По сути, это пространственный пузырь, вспухший в системе Омикрон Кормы, когда соседняя звезда взорвалась от переизбытка тяжелых элементов. У пространственного пузыря нет поверхности, но есть недра. Иными словами, достигнув планеты, вы погружаетесь в нее, как в сметану. Путешествие заканчивается, когда вы опускаетесь в центр планеты — здесь пузырь выворачивается наизнанку, вы опять оказываетесь в космосе, и начинается новый цикл падения. А потом еще и еще. Аборигены так и живут — опускаясь и на лету схватывая знания, обретая и теряя знакомых, любимых, друзей и врагов. Возможно, в этом есть своя прелесть, но мне было не до нее — я прибыл, чтобы выполнить задание.
Я опускался мимо строений, висевших в густом пространстве, будто игрушки на елке, мимо жителей Изуддита-83/бис, занятых своими делами, и неожиданно ко мне пристроился абориген среднего возраста, сразу взявший, как говорится, быка за рога.
— Что-то я вас не знаю, — с подозрением сказал он. — Откуда прибыли?
— С Харабана-34, — откровенно признался я. — По профессии агент-межпланетник. Сейчас в отпуске, путешествую для собственного удовольствия после того, как выполнил серьезное задание на планете Земля.
— А! — воскликнул абориген. — Очень приятно! С Землей у нас связаны кое-какие воспоминания.
И падая рядом со мной, он принялся рассказывать все ту же набившую оскомину историю о вручении Моше Торы на горе Синай. Я слушал не перебивая, и когда история закончилась, оказалось, что до центра планеты уже рукой подать, и скоро придется начинать падение с самого начала. Нужно было наращивать темп расследования, и я заявил:
— Странно слышать все это. Я как-то работал на Абдугасе-6, и там мне рассказывали такую же историю. Но не может же быть, чтобы и вы, и они в одно и то же время…
— Не может! — сказал абориген, но тон его показался мне не очень уверенным.
— Тем не менее это так, — продолжал я. — Скажу больше. По словам жителей Абдугаса, они вообще не видели никаких других разумных существ, кроме собравшихся у подножия горы евреев.
— Послушайте, Шекет, — с ужасом проговорил абориген, — вы что же, подвергаете сомнению мои слова?
Ужас говорившего был понятен — нет на Изуддите-83/бис преступления более тяжелого, чем ложь; обманщиков обычно лишают возможности падать к центру планеты, подвешивая их в пространственном киселе на мешках, надутых аммиаком. Жизненный цикл прерывается, и преступник быстро погибает, кляня свою судьбу. Ясное дело, желающих соврать на Изуддите-83/бис практически нет, а реальных лжецов, насколько мне известно, не было вот уже несколько столетий.
— Я не подвергаю сомнению ваши слова, — заявил я, — но мне представляется, что в вашей истории было белое пятно, которое впоследствии неправильно интерпретировали.
— Белое пятно? — растерялся абориген. — Что вы хотите этим сказать?
— Вы утверждаете, что дали Моше Тору?
— Конечно!
— И явились ему в виде огненного куста?
— Именно!
— И что на планете Ичущас-4 именно вы создали первое разумное общество?
— Совершенно верно!
— И в те же годы на Скабиркате-94 учили местных жителей добывать огонь с помощью плевков против ветра?
— Это записано в учебниках истории!
— Да, — согласился я. — Но в тех же учебниках, которые мне удалось прочитать перед путешествием, написано, что в давние времена у Изуддита-83/бис была твердая поверхность, на которой и жила здешняя цивилизация, а энергию для своего развития вы получали из космоса.
— Вы правы, — печально согласился абориген. — То был золотой век нашей истории, но он закончился, когда планета превратилась в пространственный пузырь. Слишком много космической энергии…
— Что она собой представляла? — задал я давно подготовленный вопрос.
— Это никому не известно, — признался печальный абориген. — Этого и раньше никто не знал. Энергия проникала в организм и позволяла ему жить многие годы. А сейчас, когда наша жизнь — вечное падение к центру планеты, именно из этого движения нам приходится черпать жизненную энергию, потому мы и живем не так уж долго.
— Вот именно, — пробормотал я. — Так я вам скажу, какую энергию вы потребляли. Это была энергия памяти. Каждая планета — и это вам должно быть известно — обладает биоинформационным полем, где фиксируются самые важные события. Например, вручение Торы Моше на горе Синай. Поле это, так же, как, скажем, электрическое поле, способно излучать волны — волны памяти о прошедших событиях. Волны эти распространяются со скоростью света, их-то ваши предки и воспринимали. Вот почему вашим предкам казалось, будто они сами участвовали в событиях, происходивших в сотнях световых лет от Изуддита-83/бис. У вас же тогда даже звездолетов не было!
— Не было, — подтвердил абориген. — Это тоже историческая загадка, но наши философы разрешили ее с помощью…
— Знаю, — отмахнулся я. — Ваши философы решили, что умение строить межзвездные корабли исчезло, когда планета стала пространственным пузырем. На самом деле не корабли ваши исчезли, а способность воспринимать космическую энергию памяти!
— Занятная гипотеза, — сказал абориген. — Пожалуй, ее нужно обсудить на Большом падающем совете.
— Обсуждайте, — великодушно разрешил я. — Скажу одно: факт, что ваши предки восприняли волну земного биоинформационного поля и видели вручение Торы, свидетельствует о том, что такое событие действительно имело место.
— Вы сомневались? — возмутился абориген. — Мы никогда не лжем!
— Да-да, — поспешно согласился я. — Иногда вы ошибаетесь, вот и все.
И тут мы достигли центра Изуддита-83/бис, я ощутил сильный удар по голове, перевернувший все мои представления о пространстве, и в следующую секунду оказался там, откуда начал свободное падение — в космосе, на орбите, где меня ждал мой «Бутон». Начинать новый жизненный цикл на Изуддите-83/бис у меня не было никакого желания. Задание я выполнил — ведь по сути абориген, с которым мы так приятно падали, подтвердил мою замечательную гипотезу, а поскольку жители Изуддита-83/бис никогда не лгут, то можно было считать эту гипотезу подтвержденной.
Не дожидаясь, когда падающее пространство вновь потащит меня к центру планеты, я перебрался на «Бутон» и дал деру, пока меня не засекла местная служба контрразведки. Майор Лившиц, которому я доложил о выполнении задания, благосклонно кивнул, принимая информацию, и сказал:
— Пойдете на Фардырош-4/ек, Шекет, задание смертельно опасное.
ЛЮБОВЬ АГЕНТА
УДАР ПО КОНСКОЙ ГОЛОВЕ
Я опускался мимо строений, висевших в густом пространстве, будто игрушки на елке, мимо жителей Изуддита-83/бис, занятых своими делами, и неожиданно ко мне пристроился абориген среднего возраста, сразу взявший, как говорится, быка за рога.
— Что-то я вас не знаю, — с подозрением сказал он. — Откуда прибыли?
— С Харабана-34, — откровенно признался я. — По профессии агент-межпланетник. Сейчас в отпуске, путешествую для собственного удовольствия после того, как выполнил серьезное задание на планете Земля.
— А! — воскликнул абориген. — Очень приятно! С Землей у нас связаны кое-какие воспоминания.
И падая рядом со мной, он принялся рассказывать все ту же набившую оскомину историю о вручении Моше Торы на горе Синай. Я слушал не перебивая, и когда история закончилась, оказалось, что до центра планеты уже рукой подать, и скоро придется начинать падение с самого начала. Нужно было наращивать темп расследования, и я заявил:
— Странно слышать все это. Я как-то работал на Абдугасе-6, и там мне рассказывали такую же историю. Но не может же быть, чтобы и вы, и они в одно и то же время…
— Не может! — сказал абориген, но тон его показался мне не очень уверенным.
— Тем не менее это так, — продолжал я. — Скажу больше. По словам жителей Абдугаса, они вообще не видели никаких других разумных существ, кроме собравшихся у подножия горы евреев.
— Послушайте, Шекет, — с ужасом проговорил абориген, — вы что же, подвергаете сомнению мои слова?
Ужас говорившего был понятен — нет на Изуддите-83/бис преступления более тяжелого, чем ложь; обманщиков обычно лишают возможности падать к центру планеты, подвешивая их в пространственном киселе на мешках, надутых аммиаком. Жизненный цикл прерывается, и преступник быстро погибает, кляня свою судьбу. Ясное дело, желающих соврать на Изуддите-83/бис практически нет, а реальных лжецов, насколько мне известно, не было вот уже несколько столетий.
— Я не подвергаю сомнению ваши слова, — заявил я, — но мне представляется, что в вашей истории было белое пятно, которое впоследствии неправильно интерпретировали.
— Белое пятно? — растерялся абориген. — Что вы хотите этим сказать?
— Вы утверждаете, что дали Моше Тору?
— Конечно!
— И явились ему в виде огненного куста?
— Именно!
— И что на планете Ичущас-4 именно вы создали первое разумное общество?
— Совершенно верно!
— И в те же годы на Скабиркате-94 учили местных жителей добывать огонь с помощью плевков против ветра?
— Это записано в учебниках истории!
— Да, — согласился я. — Но в тех же учебниках, которые мне удалось прочитать перед путешествием, написано, что в давние времена у Изуддита-83/бис была твердая поверхность, на которой и жила здешняя цивилизация, а энергию для своего развития вы получали из космоса.
— Вы правы, — печально согласился абориген. — То был золотой век нашей истории, но он закончился, когда планета превратилась в пространственный пузырь. Слишком много космической энергии…
— Что она собой представляла? — задал я давно подготовленный вопрос.
— Это никому не известно, — признался печальный абориген. — Этого и раньше никто не знал. Энергия проникала в организм и позволяла ему жить многие годы. А сейчас, когда наша жизнь — вечное падение к центру планеты, именно из этого движения нам приходится черпать жизненную энергию, потому мы и живем не так уж долго.
— Вот именно, — пробормотал я. — Так я вам скажу, какую энергию вы потребляли. Это была энергия памяти. Каждая планета — и это вам должно быть известно — обладает биоинформационным полем, где фиксируются самые важные события. Например, вручение Торы Моше на горе Синай. Поле это, так же, как, скажем, электрическое поле, способно излучать волны — волны памяти о прошедших событиях. Волны эти распространяются со скоростью света, их-то ваши предки и воспринимали. Вот почему вашим предкам казалось, будто они сами участвовали в событиях, происходивших в сотнях световых лет от Изуддита-83/бис. У вас же тогда даже звездолетов не было!
— Не было, — подтвердил абориген. — Это тоже историческая загадка, но наши философы разрешили ее с помощью…
— Знаю, — отмахнулся я. — Ваши философы решили, что умение строить межзвездные корабли исчезло, когда планета стала пространственным пузырем. На самом деле не корабли ваши исчезли, а способность воспринимать космическую энергию памяти!
— Занятная гипотеза, — сказал абориген. — Пожалуй, ее нужно обсудить на Большом падающем совете.
— Обсуждайте, — великодушно разрешил я. — Скажу одно: факт, что ваши предки восприняли волну земного биоинформационного поля и видели вручение Торы, свидетельствует о том, что такое событие действительно имело место.
— Вы сомневались? — возмутился абориген. — Мы никогда не лжем!
— Да-да, — поспешно согласился я. — Иногда вы ошибаетесь, вот и все.
И тут мы достигли центра Изуддита-83/бис, я ощутил сильный удар по голове, перевернувший все мои представления о пространстве, и в следующую секунду оказался там, откуда начал свободное падение — в космосе, на орбите, где меня ждал мой «Бутон». Начинать новый жизненный цикл на Изуддите-83/бис у меня не было никакого желания. Задание я выполнил — ведь по сути абориген, с которым мы так приятно падали, подтвердил мою замечательную гипотезу, а поскольку жители Изуддита-83/бис никогда не лгут, то можно было считать эту гипотезу подтвержденной.
Не дожидаясь, когда падающее пространство вновь потащит меня к центру планеты, я перебрался на «Бутон» и дал деру, пока меня не засекла местная служба контрразведки. Майор Лившиц, которому я доложил о выполнении задания, благосклонно кивнул, принимая информацию, и сказал:
— Пойдете на Фардырош-4/ек, Шекет, задание смертельно опасное.
ЛЮБОВЬ АГЕНТА
Сейчас я могу признаться в том, что не всегда был искренним, рассказывая о своих межзвездных странствиях. У читателя могло сложиться представление, будто Иона Шекет — этакий беззаботный миллиардер, путешествующий от звезды к звезде ради собственного удовольствия и жажды приключений.
Конечно, это не так. Не буду о деньгах — это отдельная тема, могу лишь сказать, что я в те годы неплохо зарабывал, но не настолько, чтобы покупать за свой счет билет от Агарани-4 до Биухуды-3. Да и «Бутон», моя любимая колымага, принадлежал мне только на треть — от носового обтекателя до койки в капитанской каюте. Все остальное числилось на балансе Агентурного отдела Службы внешней разведки министерства безопасности Соединенных Штатов Израиля — и сам я со всеми потрохами тоже числился на балансе этого отдела, а каждое мое перемещение от звезды к звезде и от планеты к планете неизменно контролировалось бдительным майором Лившицем, моим непосредственным начальником. Я уж не знаю, каким образом ему становилось известно о том, что агент Шекет, будучи на Риэдосе-5, посетил местный Дом призрения раньше, чем побывал на кладбище рухусов. Факт остается фактом — он это знал, как и многое другое.
Это означает, что следил не только я, но следили и за мной, а того, кто меня опекал, «вели» другие агенты, которые, в свою очередь, тоже становились объектами слежки, и эту цепочку можно было бы продолжать очень долго, если бы не ограниченность народонаселения Галактики, где все-таки не каждый (надеюсь на это! ) был агентом той или иной разведывательной службы.
Когда я задумывался над этой проблемой, то начинал подозревать, что левое полушарие моего мозга следит за правым — и наоборот, естественно, — а когда я возвращаюсь на Землю, то дважды, сам того не подозревая, являюсь к майору Лившицу на доклад: сначала докладывает мое левое полушарие, выставляя правое в самом невыгодном свете, а потом приходит очередь правого, и тогда левое полушарие выглядит просто нелепо со своей жаждой всеобщей космической справедливости.
Как-то я уже рассказывал о своем романе с прекрасной Бриганцей с Альдерамина-6. Конечно, в том рассказе я представил дело так, будто любовь вспыхнула в моей душе, едва я увидел это удивительно нежное создание о семнадцати щупальцах и шести нижних конечностях, способных удавить амазонскую анаконду. Надеюсь, что вдумчивый читатель мне не поверил и решил, что Иона Шекет находился в то время под действием излучения радиоактивного амория, самого гнусного из наркотиков с Хирикерика-883, способного внушить нежные чувства даже к статуе полководца Маазака Геринайского, бывшего при жизни таким гадом, что, когда он наконец скончался в болотах Сырта, его собственные солдаты съели военачальника с потрохами, чтобы не пачкать чистую болотную жижу смрадными останками.
Сейчас я могу признаться в том, что вовсе не любил бедную Бриганцу, а выполнял агентурное задание.
В одном романе прошлого века я прочитал слезливую историю о разведчике, оставившем дома жену с ребенком и уехавшем в дальнюю страну, чтобы добывать информацию о дьявольских планах заокеанского агрессора. Командировка затянулась на двадцать лет, и разведчик, чтобы не выдать себя, женился на иностранке, родил с ней восемь детей, но все время думал о той, кому вынужден был изменять ради главной любви — любви к Родине. М-да. Этот разведчик по сравнению со мной был просто невинным младенцем. Хотел бы я посмотреть, как он из-за любви к Родине станет входить в телесно-ментальный контакт с дамой, масса которой соответствует массе приличного боевого катера класса «Мегидо».
Так вот, госпожа Бриганца, по имевшимся у майора Лившица сведениям, располагала информацией о намерениях лисканцев совершить диверсию в космопорту Бен-Гуриона во время прибытия на Землю правительственной делегации Центрально-галактической Федерации. Возможно, такой же информацией располагал и кто-то другой — наверняка, например, в курсе дела были сами лисканцы, в частности, сотрудники их Разведывательного корпуса, с которыми у нас были замечательные отношения. Но среди разведчиков всегда считалось непрофессиональным прямо спрашивать друг у друга о намерениях, планах и способах исполнения. Я уверен: если бы майор Лившиц позвонил на Лискан-11 и задал своему коллеге вопрос по существу проблемы, то ответ оказался бы исчерпывающим и позволил бы предотвратить не только данный теракт, но и многие другие, о которых знал лисканский резидент. Так нет же! Поступить так не позволяла профессиональная гордость. Информацию нужно было заполучить по независимым каналам — например, поручив агенту Ионе Шекету познакомиться с госпожой Бриганцей.
Знакомство удалось без проблем — с альдераминскими женщинами проблемы начинаются гораздо позже. Мы побеседовали о сущности конпрессионизма и галактического сомнамбулизма, сходили в ресторан, где моя дама умяла живого марсианского форшанга (мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть его предсмертного восторга), а потом — сам уж не помню как — оказались в номере межпланетного отеля. Предстояло главное: чтобы овладеть нужной информацией, я должен был сначала овладеть госпожой Бриганцей.
Теоретически процедура была мне известна, но разве не сказал классик о том, что теория суха, в отличие от зеленеющего древа жизни?
— Иона! — воскликнула милая Бриганца, прижимая меня к стене грудными пластинами. — Иона, я никогда не встречала в своей жизни такого великолепного мужчину!
Я понимал, что ровно то же самое дама говорила всем своим любовникам, количество которых наверняка превышало десяток тысяч, учитывая длительный жизненный цикл альдераминцев, достигающий трех с половиной тысяч земных лет. Но все равно приятно слышать, когда тебя называют великолепным мужчиной. Приходится соответствовать.
— Бриганца! — завопил я, чтобы быть услышанным, ведь у альдераминцев очень слабо развит слух. — Милая! Страсть моя не знает границ! Но есть одно препятствие для нашей любви, и оно представляется мне непреодолимым!
— Непреодолимым? — удивилась Бриганца и ухватила меня за шею восьмым нижним щупальцем, что означало высшую степень сладострастия. — Для любви нет преград!
— Есть! — твердо сказал я, пытаясь — разумеется, безуспешно, — вырваться из убийственных объятий. Наступил самый ответственный момент операции. Либо я узнаю все, что мне нужно, и вернусь домой со щитом, либо Бриганца догадается о моих гнусных намерениях, и тогда мне не суждено вернуться даже на щите, поскольку жертву альдераминской любви обычно собирают по каплям, и даже лучший регенерационный аппарат не желает принимать на восстановление столь сурово переработанный материал.
— Есть! — повторил я. — Для того, чтобы любить, нужны чистые помыслы. Думать нужно только о предмете страсти и ни о чем ином.
— Милый! — прошептала госпожа Бриганца, едва не разрушив мои барабанные перепонки. — Я думаю только о тебе… Никаких иных мыслей в моей голове нет и быть…
— Есть! — повторил я в третий раз. — Я чувствую. Я знаю. Я вижу. Ты думаешь о том, как лисканские агенты будут проводить террористическую акцию на Земле. Мне это мешает. Я ревную.
— Шекет, — с подозрением проговорила госпожа Бриганца, — ты можешь читать мысли? Если да, то должен знать, что меня абсолютно не волнуют лисканские агенты. А если нет, то откуда тебе вообще известно о том, о чем я даже и думать не хочу?
Хороший вопрос, и отвечать нужно было сразу, не показывая сомнений.
— Милая Бриганца, — ласково сказал я, — конечно, я вижу, что лисканские агенты тебя абсолютно не волнуют. Но мысль эта гнездится в сером кубике твоего мозга, во-он в том уголке, она мерцает и жжется, она заставляет меня ревновать, я выхожу из себя, я больше не могу, я… Нет, милая Бриганца, ты должна избавиться от этой мысли, ты должна ее извергнуть, иначе между нами все кончено. Любовь должна быть абсолютной, или это не любовь.
— Или это не любовь, — повторила бедная Бриганца, оцепенев от горя. Ее многотонное тело все сильнее прижимало меня к стене — ощущения мои легко представит каждый, кому доводилось попасть под гидравлический пресс. Пока, насколько я мог судить, у меня сломались всего два ребра, но дело наверняка этим не ограничилось бы.
— Это не любовь! — воскликнул я.
— Что же делать? — трагически вопросила госпожа Бриганца.
— Ну, ты сама должна понимать, — пыхтя, сказал я. — Избавься от этой мысли, и все дела.
— Как? Как можно избавиться от мысли?
— Да скажи ты ее вслух, черт побери! — вышел я из себя, не думая о последствиях. — Высказанная мысль подобна птице: назад ее не вернуть, а поймать ее никто не успевает.
— Ты прав, Иона, — сказала госпожа Бриганца, задумалась на мгновение и сообщила: — Лисканского агента зовут Хлабур, он прибудет на том же корабле, что делегация Галактической Федерации. Атомная мина находится в желудке у Хлабура, он проглотил ее еще на прошлой неделе. Хлабур так гордится поручением!
— Фу! — сказал я. — И эта информация мешала тебе полностью отдаться любви? Я поражен, Бриганца…
— Иона, я вовсе не думала о бедняге Хлабуре, он был плохим любовником. Я люблю только тебя, теперь ты это понимаешь?
Конечно, я понимал. И еще я понимал, что не могу допустить начала любовного акта — жертвовать собой во благо отчизны вовсе не входило в мои планы. Под натиском милой дамы уже хрустели оставшиеся пока целыми кости, я нащупал языком кнопку на десне и задействовал катапультирующее устройство, расположенное в башмаках.
Мне жаль Бриганцу. Это было жестоко. Не физическая боль ужасна — наверняка на бедную женщину направленный взрыв пиропакета произвел не большее впечатление, чем легкий хлопок по интимному месту. Но предательство любви! ..
Когда раздувшийся гипермешок катапульты уносил меня в открытый космос, я продолжал слышать вопли моей несостоявшейся любовницы, и мне даже казалось, что я различаю слова: «Вернись, я все прощу! »
Как же, держи карман.
Что мне остается добавить? Естественно, лисканского агента обезвредили, майор Лившиц получил благодарность командования за блестяще проведенную операцию, а я пролежал два дня в госпитале, пока мне склеивали ребра и производили косметический ремонт нервной системы.
Конечно, это не так. Не буду о деньгах — это отдельная тема, могу лишь сказать, что я в те годы неплохо зарабывал, но не настолько, чтобы покупать за свой счет билет от Агарани-4 до Биухуды-3. Да и «Бутон», моя любимая колымага, принадлежал мне только на треть — от носового обтекателя до койки в капитанской каюте. Все остальное числилось на балансе Агентурного отдела Службы внешней разведки министерства безопасности Соединенных Штатов Израиля — и сам я со всеми потрохами тоже числился на балансе этого отдела, а каждое мое перемещение от звезды к звезде и от планеты к планете неизменно контролировалось бдительным майором Лившицем, моим непосредственным начальником. Я уж не знаю, каким образом ему становилось известно о том, что агент Шекет, будучи на Риэдосе-5, посетил местный Дом призрения раньше, чем побывал на кладбище рухусов. Факт остается фактом — он это знал, как и многое другое.
Это означает, что следил не только я, но следили и за мной, а того, кто меня опекал, «вели» другие агенты, которые, в свою очередь, тоже становились объектами слежки, и эту цепочку можно было бы продолжать очень долго, если бы не ограниченность народонаселения Галактики, где все-таки не каждый (надеюсь на это! ) был агентом той или иной разведывательной службы.
Когда я задумывался над этой проблемой, то начинал подозревать, что левое полушарие моего мозга следит за правым — и наоборот, естественно, — а когда я возвращаюсь на Землю, то дважды, сам того не подозревая, являюсь к майору Лившицу на доклад: сначала докладывает мое левое полушарие, выставляя правое в самом невыгодном свете, а потом приходит очередь правого, и тогда левое полушарие выглядит просто нелепо со своей жаждой всеобщей космической справедливости.
Как-то я уже рассказывал о своем романе с прекрасной Бриганцей с Альдерамина-6. Конечно, в том рассказе я представил дело так, будто любовь вспыхнула в моей душе, едва я увидел это удивительно нежное создание о семнадцати щупальцах и шести нижних конечностях, способных удавить амазонскую анаконду. Надеюсь, что вдумчивый читатель мне не поверил и решил, что Иона Шекет находился в то время под действием излучения радиоактивного амория, самого гнусного из наркотиков с Хирикерика-883, способного внушить нежные чувства даже к статуе полководца Маазака Геринайского, бывшего при жизни таким гадом, что, когда он наконец скончался в болотах Сырта, его собственные солдаты съели военачальника с потрохами, чтобы не пачкать чистую болотную жижу смрадными останками.
Сейчас я могу признаться в том, что вовсе не любил бедную Бриганцу, а выполнял агентурное задание.
В одном романе прошлого века я прочитал слезливую историю о разведчике, оставившем дома жену с ребенком и уехавшем в дальнюю страну, чтобы добывать информацию о дьявольских планах заокеанского агрессора. Командировка затянулась на двадцать лет, и разведчик, чтобы не выдать себя, женился на иностранке, родил с ней восемь детей, но все время думал о той, кому вынужден был изменять ради главной любви — любви к Родине. М-да. Этот разведчик по сравнению со мной был просто невинным младенцем. Хотел бы я посмотреть, как он из-за любви к Родине станет входить в телесно-ментальный контакт с дамой, масса которой соответствует массе приличного боевого катера класса «Мегидо».
Так вот, госпожа Бриганца, по имевшимся у майора Лившица сведениям, располагала информацией о намерениях лисканцев совершить диверсию в космопорту Бен-Гуриона во время прибытия на Землю правительственной делегации Центрально-галактической Федерации. Возможно, такой же информацией располагал и кто-то другой — наверняка, например, в курсе дела были сами лисканцы, в частности, сотрудники их Разведывательного корпуса, с которыми у нас были замечательные отношения. Но среди разведчиков всегда считалось непрофессиональным прямо спрашивать друг у друга о намерениях, планах и способах исполнения. Я уверен: если бы майор Лившиц позвонил на Лискан-11 и задал своему коллеге вопрос по существу проблемы, то ответ оказался бы исчерпывающим и позволил бы предотвратить не только данный теракт, но и многие другие, о которых знал лисканский резидент. Так нет же! Поступить так не позволяла профессиональная гордость. Информацию нужно было заполучить по независимым каналам — например, поручив агенту Ионе Шекету познакомиться с госпожой Бриганцей.
Знакомство удалось без проблем — с альдераминскими женщинами проблемы начинаются гораздо позже. Мы побеседовали о сущности конпрессионизма и галактического сомнамбулизма, сходили в ресторан, где моя дама умяла живого марсианского форшанга (мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть его предсмертного восторга), а потом — сам уж не помню как — оказались в номере межпланетного отеля. Предстояло главное: чтобы овладеть нужной информацией, я должен был сначала овладеть госпожой Бриганцей.
Теоретически процедура была мне известна, но разве не сказал классик о том, что теория суха, в отличие от зеленеющего древа жизни?
— Иона! — воскликнула милая Бриганца, прижимая меня к стене грудными пластинами. — Иона, я никогда не встречала в своей жизни такого великолепного мужчину!
Я понимал, что ровно то же самое дама говорила всем своим любовникам, количество которых наверняка превышало десяток тысяч, учитывая длительный жизненный цикл альдераминцев, достигающий трех с половиной тысяч земных лет. Но все равно приятно слышать, когда тебя называют великолепным мужчиной. Приходится соответствовать.
— Бриганца! — завопил я, чтобы быть услышанным, ведь у альдераминцев очень слабо развит слух. — Милая! Страсть моя не знает границ! Но есть одно препятствие для нашей любви, и оно представляется мне непреодолимым!
— Непреодолимым? — удивилась Бриганца и ухватила меня за шею восьмым нижним щупальцем, что означало высшую степень сладострастия. — Для любви нет преград!
— Есть! — твердо сказал я, пытаясь — разумеется, безуспешно, — вырваться из убийственных объятий. Наступил самый ответственный момент операции. Либо я узнаю все, что мне нужно, и вернусь домой со щитом, либо Бриганца догадается о моих гнусных намерениях, и тогда мне не суждено вернуться даже на щите, поскольку жертву альдераминской любви обычно собирают по каплям, и даже лучший регенерационный аппарат не желает принимать на восстановление столь сурово переработанный материал.
— Есть! — повторил я. — Для того, чтобы любить, нужны чистые помыслы. Думать нужно только о предмете страсти и ни о чем ином.
— Милый! — прошептала госпожа Бриганца, едва не разрушив мои барабанные перепонки. — Я думаю только о тебе… Никаких иных мыслей в моей голове нет и быть…
— Есть! — повторил я в третий раз. — Я чувствую. Я знаю. Я вижу. Ты думаешь о том, как лисканские агенты будут проводить террористическую акцию на Земле. Мне это мешает. Я ревную.
— Шекет, — с подозрением проговорила госпожа Бриганца, — ты можешь читать мысли? Если да, то должен знать, что меня абсолютно не волнуют лисканские агенты. А если нет, то откуда тебе вообще известно о том, о чем я даже и думать не хочу?
Хороший вопрос, и отвечать нужно было сразу, не показывая сомнений.
— Милая Бриганца, — ласково сказал я, — конечно, я вижу, что лисканские агенты тебя абсолютно не волнуют. Но мысль эта гнездится в сером кубике твоего мозга, во-он в том уголке, она мерцает и жжется, она заставляет меня ревновать, я выхожу из себя, я больше не могу, я… Нет, милая Бриганца, ты должна избавиться от этой мысли, ты должна ее извергнуть, иначе между нами все кончено. Любовь должна быть абсолютной, или это не любовь.
— Или это не любовь, — повторила бедная Бриганца, оцепенев от горя. Ее многотонное тело все сильнее прижимало меня к стене — ощущения мои легко представит каждый, кому доводилось попасть под гидравлический пресс. Пока, насколько я мог судить, у меня сломались всего два ребра, но дело наверняка этим не ограничилось бы.
— Это не любовь! — воскликнул я.
— Что же делать? — трагически вопросила госпожа Бриганца.
— Ну, ты сама должна понимать, — пыхтя, сказал я. — Избавься от этой мысли, и все дела.
— Как? Как можно избавиться от мысли?
— Да скажи ты ее вслух, черт побери! — вышел я из себя, не думая о последствиях. — Высказанная мысль подобна птице: назад ее не вернуть, а поймать ее никто не успевает.
— Ты прав, Иона, — сказала госпожа Бриганца, задумалась на мгновение и сообщила: — Лисканского агента зовут Хлабур, он прибудет на том же корабле, что делегация Галактической Федерации. Атомная мина находится в желудке у Хлабура, он проглотил ее еще на прошлой неделе. Хлабур так гордится поручением!
— Фу! — сказал я. — И эта информация мешала тебе полностью отдаться любви? Я поражен, Бриганца…
— Иона, я вовсе не думала о бедняге Хлабуре, он был плохим любовником. Я люблю только тебя, теперь ты это понимаешь?
Конечно, я понимал. И еще я понимал, что не могу допустить начала любовного акта — жертвовать собой во благо отчизны вовсе не входило в мои планы. Под натиском милой дамы уже хрустели оставшиеся пока целыми кости, я нащупал языком кнопку на десне и задействовал катапультирующее устройство, расположенное в башмаках.
Мне жаль Бриганцу. Это было жестоко. Не физическая боль ужасна — наверняка на бедную женщину направленный взрыв пиропакета произвел не большее впечатление, чем легкий хлопок по интимному месту. Но предательство любви! ..
Когда раздувшийся гипермешок катапульты уносил меня в открытый космос, я продолжал слышать вопли моей несостоявшейся любовницы, и мне даже казалось, что я различаю слова: «Вернись, я все прощу! »
Как же, держи карман.
Что мне остается добавить? Естественно, лисканского агента обезвредили, майор Лившиц получил благодарность командования за блестяще проведенную операцию, а я пролежал два дня в госпитале, пока мне склеивали ребра и производили косметический ремонт нервной системы.
УДАР ПО КОНСКОЙ ГОЛОВЕ
— Пожалуй, — сказал майор Лившиц, — кроме вас, Шекет, никто не сможет выполнить эту работу.
— Пожалуй, — немедленно согласился я, не имея ни малейшего представления о том, в чем состоит мое новое задание. Но если в меня верило непосредственное начальство, разве я мог не оправдать его ожиданий?
— Вы со мной согласны? — майор Лившиц бросил на меня подозрительный взгляд, будто ожидал другого ответа.
— Согласен, — сказал я и добавил: — Хотя и не очень представляю себе, что нужно нашей доблестной разведке в двойной системе Чукраниц-2.
Видели бы вы, как у майора от изумления глаза вылезли из орбит и стали похожи на два оловянных блюдца, будто у пса в старой популярной сказке Ганса Христиана Андерсена.
— Откуда?! — вскричал он. — Кто вам сказал? Где вы это…
— Вы имеете в виду то обстоятельство, что мое задание связано с событиями на этой планете? — хладнокровно переспросил я, показывая, что недаром получил сто баллов на тестах в школе разведчиков. — Первое: сегодня сообщали, что в системе Чукраниц-2 произошел государственный переворот. Второе: с планеты выслали нашего посла. И третье: пять минут спустя после этого я получил от вызов и явился для получения задания.
Майор широко улыбнулся и сказал:
— Браво! Ваши аналитические способности, Шекет, просто блестящи! Есть только одно «но» — ваше задание не связано ни с двойной системой Чукраниц-2, ни с произошедшим там переворотом.
— Неужели? — сказал я обескураженно. — Я не мог так ошибиться! Вся имеющаяся информация…
— Это не информация, Шекет, а дезинформация и не более того, — с удовлетворением произнес майор Лившиц. — На самом деле переворот произошел в газовой туманности Конская голова, и посла нашего оттуда не высылали, поскольку его там отродясь не было. Проблема же в том, что теперь мы понятия не имеем, что происходит в туманности, и чем переворот может грозить израильским колониям в сопредельных системах.
— Понимаю, — задумчиво сказал я, — но не вижу выхода. Я ведь не туманник, к счастью.
Чтобы читателям, не знакомым с деталями сложных взаимоотношений различных галактических цивилизаций, стала ясна возникшая проблема, расскажу вкратце, что представляют собой жители туманности Конская голова. Во-первых, обитают они в межзвездном пространстве. Во-вторых, состоят они из разреженного газа, плотность которого не превышает сотни атомов в одном кубическом сантиметре. В-третьих, размер взрослого туманника — около миллиона километров от моргательной мышцы до жевательной стопы. Я уж не говорю о ментальности. Когда живешь в космической пустоте, питаешься звездным светом, а размножаешься во время магнитных галактических бурь, то, ясное дело, не понимаешь, чего добиваются микробы, называющие себя гуманоидами и обитающие на поверхности плотных шариков, именуемых планетами.
С точки зрения туманников, всех гуманоидов нужно уничтожать без сожаления вместе с их планетами. Хороший гуманоид — мертвый гуманоид. Кому должна принадлежать Галактика? Ясно, что туманникам! Простой расчет: какую часть нашей звездной системы занимают планеты? Тысячную долю процента. А какую — туманности? Почти половину! Так кто в Галактике хозяин? Ответ ясен. Туманники — народ-гегемон, титульная галактическая нация, а эти снующие между звезд микробы еще смеют называть себя разумными существами!
Шовинизм в чистом виде, конечно. Можно было и не замечать этих претензий на галактическое господство — что может сделать с планетой, звездолетом или отдельно летящим астронавтом газовое облако, даже если оно триста раз разумно? Однако именно разум подсказал туманникам Конской головы прекрасный способ борьбы с нами, гуманоидами Земли и других планет. Собственно, примерно так наши предки боролись с тараканами и извели их вконец. Ядовитый газ! Против ядовитых космических течений нет надежной защиты. Не закрывать же все планеты энергетическими колпаками, так и задохнуться недолго!
Конечно, свое страшное оружие туманники пока не применяли, иначе ни меня, рассказчика, ни вас, читающих эти строки, уже не существовало бы. А не случилось войны по той причине, что правительству Моше Кацовера удалось в 2079 году договориться с туманниками Конской головы, подписав соглашение по принципу «территории в обмен на мир»: гуманоиды отказываются от претензий на наши исконные пространства в районе третьего рукава, а туманники, в свою очередь, не пускают в нашу сторону струи ядовотых газов.
И все было хорошо, пока в туманности Конская голова не произошел переворот, о котором мне и сообщил майор Лившиц.
— Я не туманник, — повторил я, — а существо из плоти и крови. Каким образом я могу получить нужную информацию? Стоит моему звездолету войти в пространство, контролируемое этими пустышками, и меня моментально обнаружат. А чтобы уничтожить звездолет, достаточно одного кубометра высокотоксичного газа, попавшего в двигатель…
— Мне это известно, — прервал меня майор Лившиц. — Вы не туманник, но вы единственный наш сотрудник, способный изобразить кого угодно, в том числе разреженное облако газа размером с орбиту Марса. Разве не вы пятнадцать лет назад победили шуртушек на Вакоразе-5, внушив им, что отличаетесь от их любимой богини только восьмым хвостом на третьей шее?
— Ах, это! — сказал я. Действительно, был такой факт в моей биографии. Вспоминать я его не любил и в своих мемуарах о своем подвиге не рассказывал, потому что шуртушек я победил усилием мысли — небольшое достижение для разумного существа! Все было просто: я вообразил себя обычной шуртушкой, правда, мне не вполне это удалось, из-за чего и появился пресловутый восьмой хвост. На моем месте так поступил бы каждый.
— Ничего подобного, Шекет! — заявил майор Лившиц в ответ на мои слова. — Только умение, которому вас обучили в Оккультном университете, позволяет вам внушать внеземным формам разума самые невероятные мысли!
— Э-э… — сказал я. — Да, конечно. Но клятва Гиппократа, которую мы давали… Я не знаю, откуда вам стало известно… Это тайна обучения…
— Для Агентурного отдела нет тайн, — торжественно сказал майор Лившиц.
— Да, конечно, — вынужден был согласиться я, поняв, что клятва верности Отечеству ценится в Агентурном отделе выше какой-то там клятвы Гиппократа. — Значит, мне предлагается внушить туманникам Конской головы, что я…
— Что вы никто иной, как Ордуданн, одно из тех газообразных созданий, что восемь лет назад вторглись в пространство Солнечной системы. Мы разогнали облака лазерными пушками, и туманники погибли, не успев сообщить о провале акции. В Конской голове их до сих пор считают живыми и ждут возвращения.
— А вернется только Ордуданн, — подхватил я, — и скажет, что один выжил под лазерными стрелами проклятых гуманоидов… Как по-вашему, долго мне удастся играть эту роль?
— Вы должны выяснить только одно, Шекет, — энергично произнес майор Лившиц. — Нас интересует, будет ли новое правительство Конской головы выполнять ранее заключенное соглашение. Да или нет. Если нет, мы немедленно нарушим договор и нанесем превентивный удар.
— А если да?
— Тогда мы нанесем превентивный удар, чтобы у нового правительства туманников не возникло желание нарушить этот договор в будущем.
— Готов к выполнению задания! — воскликнул я.
Чем хороша настоящая агентурная служба? Тем, что от полученной ею объективной информации ровно ничего не зависит. Все решают политики. Туманники не держат слова? Что ж, нанесем удар. Туманники верны соглашению? Что ж, ударим их, чтобы помнили. И не спрашивайте меня, зачем, в таком случае, посылать в Конскую голову ценнейшего агента и рисковать его шкурой. Для Агентурного управления такого вопроса не существует.
Но для меня-то именно этот вопрос был главным в моей недолгой, но прекрасной жизни!
Можете себе представить, какие чувства обуревали меня, когда я на своем «Бутоне» приблизился несколько дней спустя к границе туманности Конская голова и сел перед обзорным экраном, вперив взгляд во тьму газовых облаков, сквозь которую не проникал свет далеких звезд.
Чтобы представить себя туманником по имени Ордуданн, я вывел собственное сознание в ментальное пространство. Иными словами, закрыл глаза, расслабился и вообразил, что меня ни для кого нет в этом мире. Ни для моей жены Далии, которую я когда-то очень любил. Ни для майора Лившица, любовь к которому не входила в мои планы. Ни для бедной многотонной Бриганцы, моей последней обманутой любви. Я, только я, и никого, кроме меня… А я — это облако, газовый вихрь, и зовут меня Ордуданн, я только что вернулся из путешествия к Солнечной системе, я устал, мои молекулы возбуждены и готовы излучить в инфракрасном диапазоне всю накопленную во время полета энергию и злость… Я очень люблю свою жену, оставленную не по моей воле, а в силу необходимости…
— Пожалуй, — немедленно согласился я, не имея ни малейшего представления о том, в чем состоит мое новое задание. Но если в меня верило непосредственное начальство, разве я мог не оправдать его ожиданий?
— Вы со мной согласны? — майор Лившиц бросил на меня подозрительный взгляд, будто ожидал другого ответа.
— Согласен, — сказал я и добавил: — Хотя и не очень представляю себе, что нужно нашей доблестной разведке в двойной системе Чукраниц-2.
Видели бы вы, как у майора от изумления глаза вылезли из орбит и стали похожи на два оловянных блюдца, будто у пса в старой популярной сказке Ганса Христиана Андерсена.
— Откуда?! — вскричал он. — Кто вам сказал? Где вы это…
— Вы имеете в виду то обстоятельство, что мое задание связано с событиями на этой планете? — хладнокровно переспросил я, показывая, что недаром получил сто баллов на тестах в школе разведчиков. — Первое: сегодня сообщали, что в системе Чукраниц-2 произошел государственный переворот. Второе: с планеты выслали нашего посла. И третье: пять минут спустя после этого я получил от вызов и явился для получения задания.
Майор широко улыбнулся и сказал:
— Браво! Ваши аналитические способности, Шекет, просто блестящи! Есть только одно «но» — ваше задание не связано ни с двойной системой Чукраниц-2, ни с произошедшим там переворотом.
— Неужели? — сказал я обескураженно. — Я не мог так ошибиться! Вся имеющаяся информация…
— Это не информация, Шекет, а дезинформация и не более того, — с удовлетворением произнес майор Лившиц. — На самом деле переворот произошел в газовой туманности Конская голова, и посла нашего оттуда не высылали, поскольку его там отродясь не было. Проблема же в том, что теперь мы понятия не имеем, что происходит в туманности, и чем переворот может грозить израильским колониям в сопредельных системах.
— Понимаю, — задумчиво сказал я, — но не вижу выхода. Я ведь не туманник, к счастью.
Чтобы читателям, не знакомым с деталями сложных взаимоотношений различных галактических цивилизаций, стала ясна возникшая проблема, расскажу вкратце, что представляют собой жители туманности Конская голова. Во-первых, обитают они в межзвездном пространстве. Во-вторых, состоят они из разреженного газа, плотность которого не превышает сотни атомов в одном кубическом сантиметре. В-третьих, размер взрослого туманника — около миллиона километров от моргательной мышцы до жевательной стопы. Я уж не говорю о ментальности. Когда живешь в космической пустоте, питаешься звездным светом, а размножаешься во время магнитных галактических бурь, то, ясное дело, не понимаешь, чего добиваются микробы, называющие себя гуманоидами и обитающие на поверхности плотных шариков, именуемых планетами.
С точки зрения туманников, всех гуманоидов нужно уничтожать без сожаления вместе с их планетами. Хороший гуманоид — мертвый гуманоид. Кому должна принадлежать Галактика? Ясно, что туманникам! Простой расчет: какую часть нашей звездной системы занимают планеты? Тысячную долю процента. А какую — туманности? Почти половину! Так кто в Галактике хозяин? Ответ ясен. Туманники — народ-гегемон, титульная галактическая нация, а эти снующие между звезд микробы еще смеют называть себя разумными существами!
Шовинизм в чистом виде, конечно. Можно было и не замечать этих претензий на галактическое господство — что может сделать с планетой, звездолетом или отдельно летящим астронавтом газовое облако, даже если оно триста раз разумно? Однако именно разум подсказал туманникам Конской головы прекрасный способ борьбы с нами, гуманоидами Земли и других планет. Собственно, примерно так наши предки боролись с тараканами и извели их вконец. Ядовитый газ! Против ядовитых космических течений нет надежной защиты. Не закрывать же все планеты энергетическими колпаками, так и задохнуться недолго!
Конечно, свое страшное оружие туманники пока не применяли, иначе ни меня, рассказчика, ни вас, читающих эти строки, уже не существовало бы. А не случилось войны по той причине, что правительству Моше Кацовера удалось в 2079 году договориться с туманниками Конской головы, подписав соглашение по принципу «территории в обмен на мир»: гуманоиды отказываются от претензий на наши исконные пространства в районе третьего рукава, а туманники, в свою очередь, не пускают в нашу сторону струи ядовотых газов.
И все было хорошо, пока в туманности Конская голова не произошел переворот, о котором мне и сообщил майор Лившиц.
— Я не туманник, — повторил я, — а существо из плоти и крови. Каким образом я могу получить нужную информацию? Стоит моему звездолету войти в пространство, контролируемое этими пустышками, и меня моментально обнаружат. А чтобы уничтожить звездолет, достаточно одного кубометра высокотоксичного газа, попавшего в двигатель…
— Мне это известно, — прервал меня майор Лившиц. — Вы не туманник, но вы единственный наш сотрудник, способный изобразить кого угодно, в том числе разреженное облако газа размером с орбиту Марса. Разве не вы пятнадцать лет назад победили шуртушек на Вакоразе-5, внушив им, что отличаетесь от их любимой богини только восьмым хвостом на третьей шее?
— Ах, это! — сказал я. Действительно, был такой факт в моей биографии. Вспоминать я его не любил и в своих мемуарах о своем подвиге не рассказывал, потому что шуртушек я победил усилием мысли — небольшое достижение для разумного существа! Все было просто: я вообразил себя обычной шуртушкой, правда, мне не вполне это удалось, из-за чего и появился пресловутый восьмой хвост. На моем месте так поступил бы каждый.
— Ничего подобного, Шекет! — заявил майор Лившиц в ответ на мои слова. — Только умение, которому вас обучили в Оккультном университете, позволяет вам внушать внеземным формам разума самые невероятные мысли!
— Э-э… — сказал я. — Да, конечно. Но клятва Гиппократа, которую мы давали… Я не знаю, откуда вам стало известно… Это тайна обучения…
— Для Агентурного отдела нет тайн, — торжественно сказал майор Лившиц.
— Да, конечно, — вынужден был согласиться я, поняв, что клятва верности Отечеству ценится в Агентурном отделе выше какой-то там клятвы Гиппократа. — Значит, мне предлагается внушить туманникам Конской головы, что я…
— Что вы никто иной, как Ордуданн, одно из тех газообразных созданий, что восемь лет назад вторглись в пространство Солнечной системы. Мы разогнали облака лазерными пушками, и туманники погибли, не успев сообщить о провале акции. В Конской голове их до сих пор считают живыми и ждут возвращения.
— А вернется только Ордуданн, — подхватил я, — и скажет, что один выжил под лазерными стрелами проклятых гуманоидов… Как по-вашему, долго мне удастся играть эту роль?
— Вы должны выяснить только одно, Шекет, — энергично произнес майор Лившиц. — Нас интересует, будет ли новое правительство Конской головы выполнять ранее заключенное соглашение. Да или нет. Если нет, мы немедленно нарушим договор и нанесем превентивный удар.
— А если да?
— Тогда мы нанесем превентивный удар, чтобы у нового правительства туманников не возникло желание нарушить этот договор в будущем.
— Готов к выполнению задания! — воскликнул я.
Чем хороша настоящая агентурная служба? Тем, что от полученной ею объективной информации ровно ничего не зависит. Все решают политики. Туманники не держат слова? Что ж, нанесем удар. Туманники верны соглашению? Что ж, ударим их, чтобы помнили. И не спрашивайте меня, зачем, в таком случае, посылать в Конскую голову ценнейшего агента и рисковать его шкурой. Для Агентурного управления такого вопроса не существует.
Но для меня-то именно этот вопрос был главным в моей недолгой, но прекрасной жизни!
Можете себе представить, какие чувства обуревали меня, когда я на своем «Бутоне» приблизился несколько дней спустя к границе туманности Конская голова и сел перед обзорным экраном, вперив взгляд во тьму газовых облаков, сквозь которую не проникал свет далеких звезд.
Чтобы представить себя туманником по имени Ордуданн, я вывел собственное сознание в ментальное пространство. Иными словами, закрыл глаза, расслабился и вообразил, что меня ни для кого нет в этом мире. Ни для моей жены Далии, которую я когда-то очень любил. Ни для майора Лившица, любовь к которому не входила в мои планы. Ни для бедной многотонной Бриганцы, моей последней обманутой любви. Я, только я, и никого, кроме меня… А я — это облако, газовый вихрь, и зовут меня Ордуданн, я только что вернулся из путешествия к Солнечной системе, я устал, мои молекулы возбуждены и готовы излучить в инфракрасном диапазоне всю накопленную во время полета энергию и злость… Я очень люблю свою жену, оставленную не по моей воле, а в силу необходимости…