Анатолий Аргунов. Студенты. Книга 1

   – Да я не так вас понял, – стал оправдываться Савва.
   Но бабуля уже не слушала его, что-то пометила в своём листке, потом взяла его экзаменационный листок, поставила оценку.
   – «Хорошо» ставлю вам.
   Савва опешил:
   – А если не хватит для проходного балла? Лучше задайте мне ещё вопрос… – начал было просить Савва.
   Но бабуля его перебила:
   – Молодой человек, это незачем делать. Вы набрали достаточное количество баллов, и я вас поздравляю с поступлением в наш институт.
   – Спасибо… – ошеломленный таким исходом дела ответил Савва. – А разве…
   Он хотел спросить, что разве на последнем экзамене определяют, поступил или нет, но постеснялся и замолчал.
   – Спасибо ещё раз, – сказал Савва, вставая с места.
   – На «отлично» химию никто не знает, так говорил мой учитель Дмитрий Иванович. «Хорошо» – это высшая оценка, которую я ставлю студентам и абитуриентам.
   Савва кивнул головой, мол, что всё понял, и вышёл из зала. На улице, как всегда, на него накинулась толпа ещё не сдавших экзамен абитуриентов и их родителей: что да как, какая отметка? Савва равнодушно отвечал, на ходу думая, почему же бабуля поздравила его с поступлением? Тут он увидел знакомую грузинку с подругой – те что-то спешно дочитывали в учебнике, гортанно споря друг с другом. Увидев Савву, молодая горянка улыбнулась ему, как старому знакомому.
   – Сдал?
   – Сдал.
   – На что?
   – На «хорошо».
   – Молодец. А мне ещё надо сдавать…
   – Ни пуха… – приободрил её Савва.
   – К чёрту, к чёрту, – резко ответила подружка, снова уткнувшись в учебник.
   Савва облегчённо вздохнул, казалось, что гора свалилась с его плеч. Он их расправил, глубоко вдохнул тёплый и влажный ленинградский воздух и пешком побрёл к трамвайной остановке. Сел на двадцать восьмой трамвай, который, качаясь из стороны в сторону и гремя на стыках, медленно, но верно покатил его к Московскому вокзалу.
   Савва решил купить билет и сегодня же поехать домой. Так ему всё надоело, так он устал от этой экзаменационной гонки, что уже ничего не хотел. Никакой радости он не испытывал, только облегчение, усталость и пустоту…

Глава 5. Человек предполагает, Господь располагает

   С этими воспоминаниями Савва Николаевич почти доехал до N-ска, не замечая, как проносилась мимо него дорога, автомашины, люди в них, деревья, стоящие на обочине трассы.
   «Господи! Словно всё было вчера!» – проговорил сам себе Савва Николаевич.
   – Что вы сказали? – спросил молчавший всю дорогу водитель.
   – Да я так, вспомнил былое, в прошлом захотелось побывать, хоть мысленно в юность окунуться.
   – А-а-а, – разочарованно протянул водитель. – Не хотите перекусить чего-нибудь?
   – Это ты верно заметил, притормози. Свежий пирожок нам не помешает. Только я боюсь: чёрт знает из чего их готовят. Ты-то опытный водила, давай, действуй, – скомандовал Савва Николаевич.
   – Это я быстро! Вон там, около Якиманки тормозну: лучшее кафе на всей трассе. Главное, там всегда всё свежее и вкусное, а цены, вы просто не поверите, гроши.
   – Вот именно, не поверю. Потому что за гроши никто сейчас работать не станет.
   – И я удивляюсь, но факт…
   И водитель ловко подрулил к стоящему чуть поодаль от трассы, неприметному с дороги кафе. Они вышли из машины. Вкусно пахло свежеиспечённым хлебом и жареным шашлыком.
   – Ну, вот мы и на месте. Что будете есть? – осведомился у Саввы Николаевича шофер.
   – Да ничего. Выпью чашечку кофе и можно какой-нибудь горячий бутерброд. А ты поешь по всей программе, я заплачý.
   В кафе оказалось на редкость тихо и уютно. Заказав себе чашку кофе со сливками и бутерброд с сыром, Савва Николаевич пошёл к столику, чтобы перекусить. И в это время с ним случилось непредвиденное: острая боль пронзила всё его тело, от пяток до кончиков волос.
   «Господи! Что это со мной?» – подумал Савва Николаевич, так и не успевший сесть за столик. Чашка с кофе выпала из руки и со звоном разбилась о каменный пол.
   – Вам плохо? – подскочил шофер. – Может, на свежий воздух?
   Савва Николаевич побледнел, капельки холодного пота выступили на лице.
   – Да, давай на воздух, Паша. Нехорошо мне что-то, – тихо проговорил Савва Николаевич.
   Паша подхватил его под руку и медленно вывел на крыльцо. Свежий воздух и отступившая вдруг куда-то боль сделали свое дело: Савва Николаевич почувствовал себя лучше, постепенно приходил в себя.
   – Я вон там, под навесом, посижу, а ты иди, обедай, я подожду.
   – Может, кофе и бутерброд сюда принести? – спохватился Паша.
   – Нет, не надо, не хочу.
   – Видно, кто-то сглазил вас, – сделал заключение шофер, суетясь около шефа.
   – Ты, Паша, не дергайся. Иди, иди, обедай. Да, вот возьми деньги, заплати за всё и за разбитую чашку.
   Савва Николаевич достал тысячную купюру из портмоне и подал водителю.
   – Хватит?
   – Да вы что! Конечно. Я же вам сказал, что цены здесь меньше некуда… – начал было Паша.
   Но Савва Николаевич остановил его жестом:
   – Понял я, понял.
   – Ну, так я пошел? Мигом перекушу и в дорогу.
   Пока Пашка обедал, Савва Николаевич дошёл до машины, походил около неё. Боль отступала, но страх остался. Савва Николаевич так и не понял, что же с ним случилось. Может, и впрямь сглазили. Но кто? Не буфетчица же с рябоватым деревенским лицом и серо-голубыми глазами. Нет, что-то не то. Но что?
   Так и не найдя ответа, Савва Николаевич сел в машину, боясь шевельнуться – мало ли что, опять ударит. Но боль постепенно утихла, и он решил, что это какой-то нерв, зажатый в межпозвонковом пространстве при неловком повороте в кафе. Вскоре подошёл Пашка, внимательно посмотрел на Савву Николаевича и, увидев, что тот в порядке, весело пошутил:
   – Дешёвый обед не для вас!
   Положил сдачу на верхнюю полку бардачка и спросил:
   – Едем?
   – Пора, – ответил Савва Николаевич.
   В дороге, уже почти при въезде в город, машину сильно тряхнуло на ухабе. И затихшая было боль вновь обожгла Савву Николаевича.
   «Вот чёрт! Никак опять?» – одними губами выдохнул он из себя.
   – Давай, Паша, дуй прямо в областную больницу, – и, сжавшись в комок от боли, Савва Николаевич застонал.
   Как доехали до приёмного покоя, Савва Николаевич не помнил. Кажется, боль притупила его сознание и способность разумно мыслить. Ничего, кроме дикой боли, он не чувствовал. В приёмном покое медсестра долго искала дежурного врача. Как выяснилось, он безмятежно спал в своём рабочем кабинете, приняв изрядную долю алкоголя.
   Наконец дежурного врача нашли. Мятый, с заспанным лицом, он подошёл к Савве Николаевичу, скорчившемуся от боли.
   – Что у вас? – спросил врач, щупая пульс на руке Саввы Николаевича.
   – Не знаю, – тихо выдавил из себя тот.
   – Болит где?
   – Везде…
   – Понятно, – вяло отреагировал на ответ дежурный доктор и, приняв наконец решение, чуть заикаясь, проговорил, – давайте на рентген, может, где-то что-то защемило. Так при грыжах бывает, особенно при позвоночных.
   – Может его уролог пусть посмотрит? – встряла в разговор опытная медсестра.
   И тут Савву Николаевича осенило: камень! Камень в мочеточнике! Как же он сразу не сообразил?
   – Господи, давайте уролога! – громко, не сдерживая больше себя, выкрикнул Савва Николаевич.
   – Да вы не распоряжайтесь здесь, больной. Кого вызывать решаю я, – раздражённо ответил дежурный врач.
   – Да как вы смеете мне так отвечать?! Я профессор Мартынов, – сам не свой от боли, вскрикнул Савва Николаевич.
   И тут только до дежурного дошло, что перед ним известный всему городу Савва Николаевич Мартынов. В этом полумрачном помещёнии приёмного покоя можно было мать родную не узнать, не то что своего коллегу. «Вот влип!» – подумал дежурный врач, и стараясь как-то замять инцидент, согласен был на всё.
   – Извините, Савва Николаевич. Сейчас будет уролог, и если надо, других дежурантов приглашу, консилиум, так сказать, организуем.
   В это время на «Скорой помощи» привезли пьяного бомжа, избитого в кровь. Носилки с ним поставили рядом с Саввой Николаевичем. Бомж орал какие-то песни и нёс всякую околесицу.
   – Вы что, издеваетесь надо мной?!
   И, уже не помня себя от боли, Савва Николаевич выскочил из приёмного покоя в коридор больницы.
   – Дайте мне обезболивающий укол! – стал он требовать, толкаясь в закрытые двери. – Сделайте мне что-нибудь обезболивающее!
   Но в коридоре никого не было. Санитарка в грязном халате равнодушно махала мокрой тряпкой по искусственному мраморному полу. Все давно привыкли к подобным сценам и никак не реагировали на них. В этот момент в коридор не вошла, а ворвалась жена Саввы Николаевича, Людмила Сергеевна.
   – Господи, Савва! Что случилось?
   Она подбежала, обхватила Савву Николаевича руками и прижала к себе.
   – Тебе больно, Савва? Потерпи. Я уже вызвала бригаду «Скорой помощи». Они на подъезде. Дозвонилась до главного врача, он тоже будет здесь с минуты на минуту…
   Глядя на бледное, искажённое болью лицо мужа, Людмила Сергеевна не знала, чем ещё помочь, стала давать ему таблетки но-шпы и анальгина.
   – Прими, Савва, может, полегче будет, – просила она.
   Савва замотал головой:
   – От этих не будет. Нужен наркотик, и как можно скорее, иначе я сойду с ума.
   В это время в коридор вбежала бригада «Скорой помощи». Врач, молодой парень, ученик Саввы Николаевича, решительно подошёл к профессору:
   – Пойдемте в смотровую, Савва Николаевич, сейчас сделаю укольчик и вам будет легче.
   Он осторожно повёл Савву Николаевича за собой. Осмотрев пациента и подтвердив диагноз мочекаменной болезни, доктор сделал инъекцию морфина, потом ввёл ещё какие-то средства, расширяющие мочеточник. Через несколько минут Савва Николаевич почувствовал приятное тепло, и боль стала стремительно покидать его тело. Жена сидела на стуле напротив и плакала.
   – Перестань, Людмила, – обратился Савва Николаевич к жене. – Видишь, всё прошло. А как ты узнала, что я здесь?
   – Водитель твой, Паша, позвонил, спасибо ему, за мной приехал…
   Доктор со «Скорой», измерив давление и пощупав пульс у больного, собрал свой чемодан и, отозвав в сторону Людмилу Сергеевну, стал что-то ей объяснять.
   – О чём шепчетесь? Верно, обо мне? Говорите, чтобы я слышал, – возмутился Савва Николаевич.
   Вошёл дежурный уролог, с которым Савва Николаевич был знаком. Выяснив все подробности случившегося, он незамедлительно вызвал по телефону дежурного узиста.
   – Вам нужно УЗИ сделать, посмотреть, где застряли камни и сколько их идет по мочеточнику.
   Савва Николаевич согласился.
   – Это можно, пусть делают…
   Врач со «Скорой» попрощался и ушёл. А в смотровую вслед за ним влетел главный врач, полная миловидная женщина в очках, лет сорока с небольшим. Они хорошо знали друг друга. Ирина Николаевна, так звали главного врача, без предисловий решила взять инициативу в свои руки.
   – Савва Николаевич! Вам срочно следует переодеться и лечь в урологическое отделение. Отдельную палату вам уже готовят. Сейчас подъедет заведующий, Наум Ильич, соберет консилиум и будем решать, что делать дальше. Не исключено, что потребуется оперативное вмешательство. С камнями не шутят. Да вы и сами всё прекрасно знаете.
   Выпалив всё на одном дыхании, Ирина Николаевна замолчала, оглядываясь вокруг.
   – А где дежурный врач? Константин Олегович, – обратилась она к урологу. – Кто сегодня дежурный по приёмному покою? Почему его здесь нет?
   Уролог, средних лет мужчина, в длинноватом для его фигуры халате с засученными, как у всех хирургов, по локоть рукавами, неохотно ответил:
   – Там бомжа привезли, с травмами. Он занимается…
   – Травмой пусть занимается хирург. А кто дежурит-то? – ещё раз переспросила Ирина Николаевна.
   – Паклин Василий Павлович, – ответил уролог, пряча глаза от очкастого начальника.
   – Ясно… Сейчас разберусь.
   И она, ни от кого не дожидаясь ответа, решительно вышла, хлопнув дверью. В тесной смотровой стало заметно просторней.
   – Строгий у вас начальник, – подал голос Савва Николаевич.
   – Правильно, такой и должен быть руководитель, а не тютя-матютя, – вмешалась Людмила Сергеевна. – Это что за порядок, когда дежурный врач пьян и от него перегаром за километр несёт, – стала распаляться она.
   Савва Николаевич потянулся через стол, взял в ладонь руку Людмилы Сергеевны и слегка сжал её.
   – Не надо, не сейчас…
   – Ладно…
   Людмила Сергеевна несколько раз гневно сверкнула зеленоватыми глазами уже в сторону уролога:
   – Константин Олегович, вас так ведь зовут?
   Тот кивнул головой.
   – А что же, у вас в смотровой для заслуженного врача не нашлось чистой простыни? Почему осматривали моего мужа на какой-то грязной клеёнке?
   Уролог засмущался ещё больше.
   – Она стерильная… – начал было оправдываться он. – Знаете, в больнице не хватает средств на мягкий инвентарь, поэтому дефицит простыней, пелёнок.
   – Но профессор, наверное, заслужил, чтобы при любом дефиците для него нашлась бы хоть одна чистая простыня? Мне так кажется, – Людмила Сергеевна решительно встала со стула, – что у вас дефицит совести и милосердия.
   Сказав это, она стремительно вышла из смотровой. Оставшись один на один с урологом, который грустно и нелепо для данной ситуации улыбался, Савва Николаевич спросил:
   – Константин Олегович, а можно без операции обойтись?
   – Можно, конечно. Смотря где камень застрял. Если в устье, то плохо, если по ходу мочеточника, может пройти сам. Только нужно время, хороший гидроудар.
   – Это что такое? – не понял Савва Николаевич.
   – Ну, выпить много жидкости и попрыгать, скажем, через скакалку.
   – Вы шутите?
   – Нисколько. Не вы первый, не вы последний. Риск, конечно, есть, особенно если вторая почка не работает или камни в оба мочеточника попали. Тогда без операции точно не обойтись.
   – Понятно.
   Савва Николаевич встал, прошёлся по смотровой, попробовал подпрыгнуть. Боли не было.
   – А может, камень уже прошёл? – спросил он уролога.
   – Может. Сейчас узист приедет, посмотрит. Чего гадать, Савва Николаевич?
   В дверь постучали, и вошла молодая, румяная от свежего воздуха женщина.
   – Здравствуйте! Кто на УЗИ? Пойдёмте со мной.
   – Здравствуйте. Это я ваш пациент. Ведите.
   – Сами идти сможете? – задал подстраховочный вопрос уролог.
   – Смогу, конечно.
   – Ну хорошо, идёмте, – ответил тот.
   И они все вместе вышли из смотровой. В кабинете УЗИ, на удивление Саввы Николаевича, была его жена, Людмила Сергеевна. Она застилала кушетку белоснежной простынёй с большим больничным штампом.
   – Всё готово, – сказала она. – Всё чисто, протёрто спиртом. Можно начинать. А я пойду подожду результаты в коридоре.
   Молодая узистка оказалась опытным специалистом. Она долго вертела Савву Николаевича из стороны в сторону.
   – Ну что там? – поинтересовался Савва Николаевич.
   – Смотрите сами, – ответила доктор, показывая на монитор УЗИ. – Вот он, ваш злополучный камень, наделавший столько шума.
   Она обвела указкой на дисплее аппарата пульсирующий сгусток свечения.
   – Этот, что ли? – переспросил Савва Николаевич.
   – Он самый!
   – Что-то не похоже на камень.
   – Ну да! Самый настоящий, только это не рентгеновское изображение на плёнке. То более контрастное и стабильное. А при ультразвуковом исследовании всё пульсирует, все органы работают, движутся. Поэтому изображение такое расплывчатое, – объяснила доктор.
   – Понятно, – ответил Савва Николаевич.
   – А в устье что-нибудь есть? – задал он волновавший его вопрос.
   – Там всё чисто.
   – Хорошо…
   – А второй мочеточник как выглядит? – подал голос уролог.
   – Там тоже без патологии.
   – Отлично! Спасибо, Ольга Казимировна. Извини, что пришлось тебя потревожить, – уролог виновато улыбнулся.
   – Да всё в порядке, у нас работа такая, – ответила узистка, помогая Савве Николаевичу встать с кушетки и одеться.
   В дверь заглянула жена:
   – Можно?
   – Входите, входите, Людмила Сергеевна, – любезно пригласил её уролог.
   – Какой результат? Что с почками и камнем? – первым делом спросила Людмила Сергеевна.
   Ольга Казимировна внимательно посмотрела прямо на жену известного профессора и поняла, что с ней лучше говорить честно и прямо.
   – В почках много камней разного калибра, от песчинок до полусантиметра. Один из камней пошёл и находится сейчас в левом мочеточнике, где-то на полпути к мочевому пузырю. Размер примерно четыре-пять миллиметров, крупный.
   – Надежда есть, что он выйдет сам? – обратилась Людмила Сергеевна уже к урологу.
   – Есть, конечно; мы на эту тему с Саввой Николаевичем переговорили.
   – Понятно. Спасибо за обследование, – поблагодарила она Людмилу Казимировну. – Простыню пусть ваша медсестра завтра сдаст сестре-хозяйке больницы, я её под честное слово взяла у дежурного персонала.
   – Хорошо-хорошо. Вы не беспокойтесь, сделаем всё как надо. Это вы нас должны извинить за неудобства, причинённые вашему мужу и вам. Но что мы можем? Только просить… – и Ольга Казимировна развела руками. – Расходные материалы к аппаратуре и бланки для заключений покупаем на собственные деньги.
   – Да понятно всё, – Савва Николаевич решил прервать этот неприятный разговор, зная дотошный характер жены.
   Хотя она, по большому счёту, права на все сто процентов.
   – Ну что ж, давайте определяться, где и как вы будете лечиться, – вступил в разговор уролог. – Я предлагаю госпитализацию в наше отделение и там уже в спокойной обстановке решать, что делать дальше в зависимости от того, как поведёт себя камень.
   Но Савва Николаевич, здраво оценив ситуацию, уже принял решение:
   – Коллега, спасибо вам за все ваши хлопоты, но я еду домой.
   – Как домой? – удивлённо спросил Константин Олегович. – А если снова боль? Опять «скорую» вызывать? Нет, так не пойдёт. Да и не могу я вас с таким диагнозом отпустить, – заупрямился уролог.
   – Савва, ты что, действительно хочешь ехать домой? – переспросила жена.
   – Да, и немедленно. Я устал, мне нужно отдохнуть, побыть с самим собой. У меня только просьба, выпишите рецепт на обезболивающие инъекции, а выполнить их моя жена сможет, даже в вену. Она когда-то делала это очень хорошо.
   – Савва, не пори горячку. Может, всё же останешься, полежишь, хоть до утра? А там видно будет, проконсультируешься с коллегами? – попыталась убедить мужа Людмила Сергеевна.
   – Нет и ещё раз нет. Здесь я не останусь. Где история болезни: напишу расписку, что отказываюсь от госпитализации добровольно.
   Константин Олегович протянул историю болезни. Савва Николаевич быстро и размашисто что-то написал, расписался и отдал карточку урологу.
   – Всё, я поехал.
   Уролог протянул бланки рецептов:
   – Раз так решили, держать вас я не могу. Что передать начальству?
   – Я сам позвоню, а на словах поблагодарите за беспокойство.
   Взяв жену под руку, Савва Николаевич направился к запасному выходу.
   – Не туда. Нам надо обратно, Савва, – запротестовала жена.
   – Туда-туда. Я что, первый раз в этой больнице?
   Подойдя к запасному выходу, он открыл защелку, и дверь спокойно отворилась. Свежий воздух упруго ударил в грудь.
   – Закройте за нами, – попросил он уролога, шедшего рядом.
   – Да, конечно, не беспокойтесь. Если что – звоните мне сюда, я дежурю всю ночь; номер телефона я оставил на рецептурном бланке.
   – Спасибо, Константин Олегович. Может, всё пройдет. Ну, а если что, прибуду к вам опять.
   Они попрощались и подошли к машине, которая терпеливо ждала всё это время у дверей приёмного покоя.
   – Паша, домой, – скомандовал Савва Николаевич.
   – Есть домой, – ответил Паша, нажимая педаль газа.
   Машина резко рванула с места и укатила в темноту августовской ночи.
   Но как бы ни сопротивлялся Савва Николаевич, лечь в больницу ему всё же пришлось. Камень застрял в мочеточнике так крепко, что никакие ухищрения не помогли ему выйти. В этой ситуации консилиум вынес решение – госпитализация обязательна.
   Савва Николаевич и сам понимал, что без помощи врачей ему одному с болезнью не справиться. Он уже привык и как-то сжился с болью. Но ходить каждые полчаса в туалет было выше его сил. Он сдался и лёг в стационар элитной больницы, бывшей медсанчасти, в которой долгие годы работал консультантом. Ему отвели отдельную, хорошо обставленную палату. От телевизора он напрочь отказался, велел жене привезти книги, шофер каждый день доставлял свежие газеты.
   Любимыми газетами у Саввы Николаевича были две – «Аргументы и факты» и газета «Завтра». Несмотря на их зачастую противоположные точки зрения по одному и тому же вопросу, они имели и нечто общее: давали частенько широкую информацию по проблеме. Правда, позиции их существенно отличались, но, собственно, ради этого Савва Николаевич и читал любимые газеты.
   Заниматься научной работой он не мог. Вводимые лекарства, в том числе обезболивающие и, видимо, снотворные, делали своё дело: боль отступала, а сонливое состояние оставалось весь день. Работать в таких условиях было невозможно, зато воспоминания о прошлом роем вились в голове Саввы Николаевича, не оставляя места ничему другому.
   К нему приходили коллеги, навестил мэр и некоторые его замы, приходили дети и просто знакомые. Но ничего из того, о чём они говорили, не оставляло в его памяти ни малейшего следа. Савва Николаевич даже боялся вспоминать обо всех визитах, потому что, к ужасу своему, ничего не помнил.
   Зато прошлое просто и ненавязчиво приходило к нему. Ночью во сне или наяву среди белого дня. Савва Николаевич не понимал, почему так, но волна воспоминаний захлестывала. Ему не оставалось ничего другого, как подчиниться своей памяти. Его душа ликовала, когда он видел себя молодым, энергичным, полным замыслов и надежд. Главное, что он ничему и никому тогда не завидовал: ни начальникам с персональными машинами, ни работникам торговли в пыжиковых шапках и норковых пальто, никому другому с богатством и достатком.
   Он был самодостаточным. Ему хватало того, что он имел: крепкое здоровье, неуёмную тягу к знаниям и глубокую веру в своё блестящее будущее. А больше ему ничего и не надо было. Так он был воспитан с детства: ничего чужого, только своё.
   Эта жажда свободы переполняла его, хотелось с кем-то поделиться, но вокруг не было никого, кто мог бы проявить хоть каплю интереса к его прошлому. И от этого Савве Николаевичу становилось грустно и вспоминались слова Лермонтова: «И некому руку подать в минуту душевной невзгоды…». Юность, молодые годы проходили очередной круг – теперь уже в его памяти, высвечивая всё: и хорошее, и плохое. Прошлое не вернуть, но побывать в нём может каждый. Стоит только захотеть. И вот оно развернулось перед Саввой Николаевичем.

Глава 6. Брат мой Лёшка

   Просто и легко, словно по мановению волшебной палочки, Савва Николаевич каждый день отправлялся путешествовать в своё прошлое. Вот он, Савва Мартынов, стоит на большущем красивом ковре посреди огромного актового зала института, а перед ним сидят ректор и профессора. Ему вручают студенческий билет и направление в общежитие. Среди сидящих он узнаёт только бабулю, которая принимала химию. Она улыбнулась, увидев Савву, и что-то тихо прошептала на ухо ректору. Тот внимательно взглянул на новоиспеченного студента и тоже улыбнулся:
   – Ну что, молодой человек. Поступить в наш институт нелегко, но ещё труднее учиться. Успехов тебе, – и ректор пожал руку Савве.
   Савва вышёл счастливым. Он добился своего. Он – студент! Вот и новенький студенческий билет, ещё пахнущий типографской краской, с фотографией его, Саввы Мартынова. В билете четко написано, что Савва – студент такого-то медицинского института.
   Радостью хотелось поделиться. Но с кем? С тётушкой? С её вечным занудством и недовольством всем и вся – не получится. Позвонить Нике? Но у неё нет телефона. С кем ещё? А что, если найти брата? Дело непростое, но можно попытаться. Савва знал, где прописан и живёт его брат Леонид – Лёшка Би, как звали его друзья. Но каждый раз, когда Савва заезжал к нему, дома кроме его жены Гали никого не было. А на вопрос, как найти брата, она пожимала плечами, мол, ищи ветра в поле…
   Галина или Галка, как звал её брат, была красивой молодой женщиной со спортивной фигурой, чёрными как смоль глазами и пышной шевелюрой таких же чёрных кудрявых волос. Савва всё удивлялся брату: такая красивая эффектная женщина, а вместе не живут. Но осуждать брата он не брался. Савва почти ничего о нём и не знал по-настоящему.
   Родился Лёшка в годы войны, когда отец приезжал на короткие отлучки с фронта домой. Рос, как все военные дети: полуголодный, раздетый, разутый и без всякого контроля со стороны взрослых. Матери едва хватало сил, чтобы прокормить двоих ребятишек: старшего брата Саввы, переболевшего ещё до войны менингитом, неизлечимой тогда болезнью, и на всю жизнь оставшегося инвалидом, и Лёшку. Безотцовщина определяла и поведение мальчишек военного времени: рано начинали курить, материться, а если что плохо лежало – воровать. Постоянный голод был главным двигателем их поступков.
   Ребята играли в карты, пытаясь выиграть друг у друга кусок чёрствого хлеба, или дрались из-за него смертным боем. Но чаще всего они шастали вдоль эшелонов с солдатами, прося чего-нибудь съестного. Добрая душа русского солдата не могла без содрогания видеть этих голодных, в рваной, не со своего плеча одёжке, детей войны. Они отдавали все свои пайки, вспоминая своих ребятишек, оставленных бог знает где и с кем. Пробраться к эшелонам было трудно: не пускала охрана и местная милиция. Но когда мальчишкам удавалось дойти до солдат, они возвращались домой счастливыми, с едой на целую неделю для всей семьи. Да и после войны разруха и голод ещё долго витали над страной-победительницей.