Анатолий Галкин. Народные мстители

* * *

   Под ботинками Павла скрипели мелкие камни, трещало стекло и шуршали остатки офисных бумаг. Он уже три раза прошел весь коридор до конца.
   Харченко спокойно ходил взад-вперед и ждал встречи.
   Шеф неожиданно вышел из пустого кабинета и встал на пути Павла. Это был невысокий плотный человек с бородкой. Он больше походил на старого профессора или адвоката.
   – Здравствуйте, Михалыч. Я уж давно тут хожу.
   – Привет, душегуб! Тебе кто приказывал охранника гробить?
   – Так он сам появился. Как черт из табакерки. И я его не гробил. Когда мы уходили, так дед живой еще был.
   – Плохо, Паша! Но об этом потом. Сейчас давай перстень.
   Харченко полез во внутренний карман куртки и вытащил смятый и грязный носовой платок. Там внутри было завернуто то, ради чего затевалась вся эта комбинация.
   Шеф брезгливо взял рубиновый перстень и попытался рассмотреть. Похоже, что это именно та самая вещица.
   – Теперь скажи, Паша, зачем ты меня обманул?
   – Как это, Михалыч? Да я вас никогда не смогу обмануть!
   – Сколько вещей вы взяли себе.
   – Ровно по десять штук!
   – Но я приказывал всего десять! А в протоколе, Паша, перечислено сорок восемь пропавших предметов. Это как понимать?
   – Ошиблись, Михалыч! Там монеты кучкой лежали. Мы посчитали за одну штуку.
   – Часы тоже в кучке были? Значит так! Выбросить в реку все вещи, где есть гравировка или особые приметы. Оставить только червонцы и портсигары без надписей.
   – Сделаем!
   – Теперь вопрос с охранником. Он вас видел?
   – Так, в общих чертах. Там темно было, а фонарики только у нас. Когда он на меня посмотрел, то я уже замахнулся. Секунды не прошло!
   – Твою рожу и за секунду запомнишь! Значит так. Охранник сейчас в больнице Стеклова. Он в коме, и возле палаты поста нет. Надо все разведать.
   – Ясно, шеф. А если он начнет приходить в себя?
   – Тогда на месте принимайте решения.
   – Какие?
   – Решительные и непопулярные!
   – Я не понял, Михалыч. Какие решения?
   – Кардинальные, Паша!
   – Вот теперь все ясно.

* * *

   Десять лет назад молодой Вадим Дунаев совершил свою первую коммерческую сделку. Подаренные к двадцатилетию деньги пошли на покупку участка по Калужскому шоссе.
   Сейчас эта земля, расположенная рядом с Южным Бутово стала золотой. Но молодые супруги не собирались продавать свою ближнюю дачу.
   Это не были хоромы. С самого начала просторный щитовой домик Света назвала «Шалашом». И это название закрепилось…

* * *

   В первый день после прилета из Крыма Вадику удалось встретиться с майором Матвиенко. Тот даже не стал допрашивать Дунаева под протокол. В день, когда в «Сезаме» появилась девушка с вишневым рубином, молодожены были в Ливадии. Они уже больше десяти дней наслаждались ласковым морем, крымским вином и друг другом…
   Из беседы с майором Вадик понял, что его тесть будет сидеть пока не найдут настоящего грабителя. Здесь помочь может чудо!
   Или охранник Кочергин выйдет из комы и наведет на след. Или где-то всплывут украденные вещи. Или бандиты сами грубо проколются.
   Но это все из области возможного, но невероятного.
   А так – ничего хорошего! Начальство майора Матвиенко уже получило хорошего подозреваемого с уликами. Зачем искать кого-то другого, когда в кутузке сидит антиквар Шатилов? Легче добиться признания и сдать дело в суд.
   Но по тону Петра Матвиенко было ясно, что он не очень верит в виновность Якова Романовича. Не верит, но активно возражать полковнику тоже не будет.
   Майор был человек честный, но мягкий.

* * *

   Светлана оставалась с матерью, утешая ее, а Вадим встретился с одноклассником Мишей Лифановым, и они вместе поехали в Шалаш на Калужском шоссе.
   Тут среди тишины, цветов и вишневого сада лучше мыслилось. А подумать было о чем!
   – Понимаешь, Миша, нам сейчас надо держаться вместе. Мы должны тестя спасать.
   – Да, Вадик. Он у тебя золотой старик. Его надо срочно вытащить на волю.
   – Вот именно! А на полицию никакой надежды нет. Только ты нам можешь помочь.
   – Не только я. Моя Лера – журналистка. Она многих может на уши поставить.
   – Да, Миша, с женами нам повезло! Давай за них выпьем. У меня есть бутылка крымского «Муската». Это настоящее вино, не из магазина. Там у них на Украине тоже рынок. И они тоже дурят нас почем зря! Деньги портят людей…
   Они сели за столик между кустами сирени и старыми сливами. Солнце уже заходило, но было тепло, тихо и спокойно. Комаров в это лето почти не было, а соседи наезжали только в выходные.
   Для такого случая Дунаев принес из дома хрустальные фужеры и прошлогоднее печенье.
   Налили и около минуты смаковали, вдыхая неповторимые ароматы крымской лозы.
   – Миша, а ты сам уволился?
   – Нет, директор выгнал. Я точно знаю, что работал хорошо, а ему понадобилось на это место своего человека посадить. Мне так и сказали: «Хозяин барин!»
   – Ты смотри, Миша, что происходит! Тестя посадили напрасно. Тебя уволили напрасно. И у других то же самое. Очень хочется справедливости. Надо создать честную партию.
   – Нормально, Вадим! Ты будешь Генеральный секретарь. А я член Политбюро.
   – Нет, серьезно! Вот освободим мы Якова Романовича. Потом накажем твоего Трощенко и других твоих обидчиков. А что дальше? Будет все хуже и хуже. Деньги портят людей…
   – Ты прав, Вадик! Очень хочется все вокруг переделать. Так, чтоб для простого народа. Сделать бы такую жизнь, чтоб без взяток, без вранья, без продажной полиции, без карманных судов.
   – Все мы не переделаем! Но и терпеть такое нельзя. Скучно жить, Миша, если все время терпеть.
   – Это точно!
   – Только в открытую на них не попрешь. Нужно что-то вроде тайного общества. Типа «Народные мстители».
   – Нормально, Вадик! Будем, как «тимуровцы». Или, как «Зорро». Давай выпьем за тайное общество!
   – За справедливость!

* * *

   Общение с девушками – это особое искусство. Это не каждому дано…
   Харченко сразу заявил, что не сможет познакомиться с медсестрами из больницы имени Стеклова. У него, мол, аллергия на баб в белых халатах.
   А для Ефима это было пустяком. Он готов был завязать любовь с кем угодно – с врачихой, с секретаршей или с маляршей.
   После телефонного звонка лечащему хирургу, стало ясно, что охранник Василий Кочергин вышел из комы. Послезавтра к нему допустят следователя, а потом и всех остальных.
   Надо спешить!
   Ефим Нилов всегда хвастался, что после часа знакомства может уговорить любую медсестру.

* * *

   Смена в больнице заканчивалась в шесть вечера, и Ефим устроил засаду в десяти метрах от выхода.
   Знакомясь с девушкой, обычно спрашивают о погоде, о времени или о дороге в библиотеку.
   Но Нилов искал медсестру точно по месту работы. Он прямо так и спрашивал:
   – Девушка, вы не из второй хирургии?
   С большим сожалением Ефиму пришлось пропустить симпатичных сестричек из кардиологии, неврологии и урологии.
   Только четвертая оказалась из нужного отделения. Именно из того, где в реанимации лежал охранник Кочергин.
   Девушка была незамужняя, скромная, не очень красивая и уже критического возраста – где-то в районе двадцати семи лет. Это резко облегчало задачу Нилова.
   И действительно, Катя Лопахина почти уже поставила на себе крест. Все подружки по медицинскому училищу не просто вышли замуж, а родили детей. У одной появился даже второй ребенок, а трое успели развестись и найти нового мужа.
   А Катя еще ни разу не целовалась! Она скрывала этот позор, но отсутствие семьи скрыть было невозможно. Поэтому она ждала и очень ценила редкое внимание молодых мужчин…

* * *

   Времени на прелюдию не было, и Ефим сразу пошел в атаку. Он знал, что скромные девушки любят решительных мужчин.
   – Подождите, сестричка! Меня зовут Ефим. Вы не злитесь на меня. Про хирургию я глупо спросил.
   – Я так и поняла.
   – Просто я давно мечтал познакомиться с такой вот красавицей. Вас как зовут?
   – Меня зовут Катя. А про красавицу вы, конечно, пошутили.
   – Ни в коем случае! Любовь, Катя, она не разбирает черты лица. Она слепа.
   – Это я знаю.
   – Любят за душу, а не за внешность. И у каждого свой вкус. Кому нравится поп, а кому попадья!
   – Это правда.
   – У меня, Катя, душа поэта. Вы помните стихи: «Я встретил вас, и все!»
   – Помню. Мы это в школе проходили.
   – Вот и у меня, как в этих стихах. Теперь я ваш на всю жизнь.
   – Правда, Ефим?
   – Обижаете, Катя. В этих делах я никогда девушек не обманывал. Можете проверить!
   – Как?
   – Давайте поближе пообщаемся. Поговорим о нашей будущей жизни, потанцуем и вообще. Вы где живете?
   – Мы с подругой снимаем квартирку на Беляево. Но у Марины отпуск, и она уехала в деревню.
   – Ясно, Катюша! Значит, что хата свободна и можно ехать. Ради такого дела возьмем такси. Очень хочется, чтоб побыстрее все было…
   Ефим взял девушку за руку и повел поближе к оживленной дороге.
   Катя Лопахина впервые ощутила такое волнение. Нет, до нее и раньше дотрагивались мужчины. А уж она сама, как медсестра, видела их во всех видах. И делала им уколы во все части тела.
   Но это было совсем другое дело! Там были начальники, приятели или больные. А тут ее взял парень, который обещал быть с ней на всю жизнь!
   Катя отключилась, как под гипнозом. Она так долго мечтала о встрече со своим любимым, что теперь верила всему. И она готова была на все.
   В машине, которая пробиралась через пробки на Профсоюзной улице Ефим обнял девушку и крепко прижал к себе. Это было очень приятно. И Катюша Лопахина уже считала его своим женихом.
   А когда в лифте, когда «жених» обхватил ее и поцеловал в губы, она решила, что теперь она уже замужем. И пусть они с Ефимом пока не расписаны и пусть познакомились всего час назад! Это ничего! Так бывает.
   Обычное дело – любовь с первого взгляда.
   Катя подумала, что после поцелуя они уже близкие люди и должны жить, как муж с женой…

* * *

   Однокомнатная квартира в панельной коробке была чистенькой и уютной. На столе белела скатерть. А на ней стояла ваза с яблоками.
   Ефим часто бывал в женских общежитиях. И почти всегда девушки при нем наводили порядок, собирая со стола грязную посуду, застилая мятую постель и пряча кружевное белье под подушку.
   А здесь было совсем другое дело! На полу коврики, на стенах ковры, на тумбочках салфеточки, на подоконниках цветочки.
   Нилов даже посмотрел на Катю с шальной мыслью: может и на самом деле жениться на ней…

* * *

   Они заснули под утро.
   Ефим совсем не ожидал, что у неопытной медсестры будет столько страсти.
   А в перерывах они говорили о любви, о подругах Екатерины, о врачах и больнице.
   Нилов узнал, что днем девушка не пойдет на работу. Но вечером у нее начинается ночное дежурство.
   – Катя, а ночью в отделении ты будешь одна?
   – Да, милый. Только я и больные.
   – А дежурный врач?
   – Он из урологии и сам никогда не приходит.
   – Подумай, Катя, как потихоньку к тебе пройти?
   – Я уже думала. Через охрану нельзя. Но в заборе есть проход со стороны детского сада. А в корпусе есть черный ход. Я открою дверь в одиннадцать вечера…

* * *

   Днем Ефим начал расспрашивать Катерину про больных: кто, где, как и почему? Особенно его заинтересовало ограбление антикварного салона и пострадавший там охранник.
   Катя даже позвонила на пост отделения и узнала, что Василий Кочергин действительно вышел из комы и начал осмысленно говорить. Сегодня утром его перевели в нормальную палату, а потом вдруг направили в элитный одноместный люкс под номером восемь. Непонятно почему, но сам главный врач распорядился именно так.
   А завтра утром к Кочергину придет следователь. Сестры сказали, что про ограбление охранник все вспомнил. И прямо в палате будут составлять фоторобот…

* * *

   Дунаевы и Лифановы, прежде всего, распределили роли. Они решили искать бандитов по разным направлениям.
   У них был список похищенного и даже фото некоторых вещей. Поэтому Света Дунаева должна была сесть за компьютер и рассылать письма всем антикварам и ювелирам. Она сообщала, что ее отца Якова Шатилова подставили и посадили в СИЗО. Дальше шла просьба о помощи.
   О ситуации с салоном «Сезам» знали многие. Шансов было мало, но цеховая солидарность должна была сработать. Никто не дает своих в обиду. Даже ювелиры.
   Журналистка Валерия Лифанова планировала написать серию статей и поднять всю прогрессивную общественность на защиту антиквара Якова Шатилова.
   Миша Лифанов искал девушку, которая сдала на продажу перстень с вишневым рубином. Тут сразу наметились два направления.
   Первое – покопаться в окружении Лизы Вронской, по документам которой та школьница сдавала дорогой камень. Конечно, Елизавета сейчас в Лондоне, и ее не спросишь. Она могла просто потерять российский паспорт, который ей сейчас не очень нужен. Но возможно, что новая англичанка оставила документ дома или отдала подружке. Надо искать!
   А второе направление еще интересней. Сотрудница «Сезама» заметила, что хозяйка рубина сразу из магазина пошла на автобусную остановку. И там к ней начал клеиться одноклассник этой продавщицы некий Герман Шмаков. Они вместе сели в автобус и куда-то поехали. Надо искать!

* * *

   А Вадик Дунаев, как управляющий салона «Сезам» решил навестить своего сотрудника Василия Ильича Кочергина.
   В больнице Стеклова была нормальная деловая обстановка. Встречая посетителей, все медики ждали подарков и взяток.
   Получив конверт с пачкой долларов, лечащий врач сразу понял, что больной с травмой головы не простой охранник, а элитный человек. Раз за него платят, то тут нужен специальный уход.
   Доктор намекнул Вадиму, что пациент поправляется семимильными шагами. Он уже сам ходит и сам говорит. Кочергина недавно положили в шестиместную палату. Но это ошибка! Через десять минут его переведут в одиночку с телевизором, холодильником и собственным туалетом.

* * *

   Отдельная палата номер восемь действительно была хороша. Она была похожа на гостиничный номер отеля на четыре звезды.
   Как бывший офицер, танкист Кочергин чувствовал себя виноватым. Это все из-за него! Если бы он задержал бандитов, то не было бы кражи, не посадили бы Якова Романовича, не суетился бы Вадим Дунаев.
   – Я их найду, Вадим Львович! Я их рожи хорошо запомнил. Завтра придет следователь, и я потребую, чтоб немедленно делали фоторобот.
   – А особые приметы у этих людей были?
   – Были, Вадим Львович. Один из них был в форме охранника. Я пять лет этим делом занимаюсь и сразу определяю фирму.
   – Откуда он?
   – Из охранной конторы «Гарднер». Но это я вам говорю, Вадим Львович. А следователю не скажу.
   – Почему?
   – Мой друг сидит в руководстве «Гарднера». Зачем им лишние заморочки?
   – Да, Василий Ильич. Я сам это проверю, но аккуратно.
   – Или мы вместе проверим, когда я выйду отсюда.
   – Я только вот чего боюсь, Василий Ильич. Вы кому-то говорили, что запомнили бандитов в лицо? И про другие улики?
   – Конечно, говорил! И врачам, и сестрам, и ребятам в палате.
   – Это плохо! Вдруг эти отморозки проникнут сюда ночью. Они не любят оставлять свидетелей.
   – Пусть попробуют! Я им врежу. Скручу обоих, как бобиков.
   – Пока не надо, Василий Ильич. Давайте так, я попрошу главного врача, чтоб он дал ключи от своего кабинета. Пойдете туда ночевать. Но только без шума. Пусть все думают, что вы здесь спите…

* * *

   Найти Германа Шмакова было не таким простым делом. По домашнему телефону подошла мать Геры и сказала, что уже месяц, как рассорилась с сыном. Он ушел, сменил номер телефона. По ее словам, «он живет у очередной шалавы».
   Пришлось Лифанову ехать в институт, где периодически появлялся студент Шмаков. Но сегодня для Германа был неприсутственный день.
   В шумный перерыв между лекциями Миша Лифанов поодиночке ловил в коридоре однокурсников свободного студента. Один из них за десять баксов согласился дать новый телефон Геры. Этот же парень сообщил, что последние дни Шмаков стал нервный, хмурый и недоверчивый.
   Стало ясно, что Герман не пойдет на контакт с неизвестным человеком. Пришлось Михаилу возвращаться в «Сезам» и обращаться к продавщице, которая была его одноклассницей.
   Девушка быстро все поняла. Она позвонила Шмакову, на ходу сочиняя таинственную и интригующую историю, где вскользь упоминались школьные подружки Геры. В конце продавщица пригласила парня в антикварный салон.
   – Завидую я тебе, Гера. Ты – счастливчик! Но это не телефонный разговор. О деталях скажу при встрече…

* * *

   Герман был осторожный, но и любопытный.
   Он пришел в «Сезам» через час. Одноклассница была в дальнем конце магазина. Она помахала ему рукой, но Шмаков не успел до нее дойти. Кто-то обнял его сзади, сгреб в охапку и потащил в кабинет директора.
   Решительными действиями Михаил ошеломил противника. Гера даже подумал, что его взял в оборот полицейский следователь. Парень спросил об этом. Но Лифанов ничего не ответил. А молчание – знак согласия!
   Достав лист чистой бумаги, Миша приготовился писать «протокол».
   – Вы наверняка знаете, гражданин Шмаков, что в этом салоне произошла кража и нанесение тяжких телесных повреждений охраннику? Это почти убийство!
   – Знаю, товарищ следователь. Но не наверняка знаю, а знаю случайно, живу я здесь рядом.
   – Это мы знаем. А еще мы знаем, что за день до грабежа вы были около салона и встречались с кем-то на автобусной остановке.
   – С кем я встречался? Вы на что намекаете? Если вы про Марианну, то зря! Я ее просто проводить хотел. А она меня сама к себе домой затащила. Но у нас с ней почти ничего не было. Мы только начали чуть-чуть, и я быстро слинял. Ей на вид и шестнадцати нет. Зачем мне под статью лезть?
   – Вы уже под нее залезли. Но я попытаюсь вас не привлекать, если вы поможете.
   – Как?
   – Расскажите все про Марианну. Где и с кем живет? В какой школе учится? Есть ли у нее друзья в уголовной среде?
   – Я ни про какую среду не знаю! И про школу ее не знаю! Она вообще мало говорила. Это я всю дорогу трепался. Про ее фигурку, про любовь и всякое такое…
   – Об этом, Шмаков, потом поговорим. Что вам известно о Марианне?
   – Значит о ней, товарищ следователь?
   – Да, о ней!
   – Понятно! Марианна живет на Проспекте Мира. Дом, который перед Рижской эстакадой. Напротив булочной. Квартира номер четырнадцать.
   – С кем она живет?
   – Отца у нее, кажется, нет. Нет, и никогда не было. А про мать она сказала, что та приходит с работы в семь.
   – Дальше говорите, Шмаков. Опишите всю обстановку в квартире.
   – Обстановка шикарная. Как в музее, или как у олигархов! Но я в квартире мало что видел. Мы, как вошли, так сразу стали целоваться. И она сама тянула меня в спальню. Мне тогда сразу стало ясно, что она хочет! Но я не дурак! Я вырвался и убежал.
   – Не верю тебе, Шмаков! Такая девушка тащила в постель, а ты убежал? Твердый ты человек. Кремень!
   – Нет, я нормальный человек! Но я трус. Зачем мне с малолеткой под уголовную статью лезть?

* * *

   В одиннадцать вечера было уже темно. Харченко оставил свою синюю «Ниву» в переулке, и сто метров они прошли пешком. Влюбленная Катя Лопахина точно описала Ефиму дорогу.
   Прохожих в этом месте вообще не было. И перелезть через забор детского сада было пустяковой задачей. Нилов легко перемахнул преграду, а вот Харченко задержался и даже порвал куртку.
   Потом в углу, где детские грибочки, они обнаружили дыру в заборе – проход на территорию больницы Стеклова.
   Теперь оставалось осторожно добраться до хирургического корпуса и найти нужную дверь. Счастливая Катя Лопахина должна была открыть черный ход заранее.

* * *

   Когда до двери оставалось двадцать метров, Паша Харченко притормозил и затаился. Влюбленная Катя могла встречать своего «жениха», а в этом деле нужна конспирация. Их не должны видеть вместе.

* * *

   Ефим один пошел вперед. По их плану Харченко должен был сидеть в кустах двадцать минут. Надо подождать, пока Нилов встретит свою «невесту», пока он обнимет ее, пока поцелует. И когда Катя забудет обо всем на свете, то можно начинать действовать…

* * *

   Поднимаясь на третий этаж, Нилов вспоминал последние сутки. Екатерина, конечно, была не только хороша, но и слишком активна. Должно быть, она к двадцати семи годам изголодалась по мужской ласке и пыталась получить все и сразу.
   Такая ненасытность в первые часы их общения нравилась Ефиму. Но потом он утомился! Любовь – хорошее дело, но всему же есть граница…
   Подходя к кабинету медсестер, усталый Нилов с удовольствием вспомнил, что идет на последнее свидание с Екатериной. Если протянуть время и начать встречу с легких поцелуев и чашечки кофе, то можно ничего не успеть.
   А через двадцать минут Харченко разнесет в щепки палату номер восемь! И тут уже будет не до любви.
   Но Ефим просчитался! Счастливая медсестра набросилась на него с порога. Он что-то мямлил про чашечку кофе, но Катя и слушать ничего не хотела. Она тащила его к кушетке. И парень сдался. Мужская гордость заставила его подчиниться.
   Пусть без охоты, пусть через силу, но он начал исполнять свой долг!

* * *

   В последний час медсестра Лопахина ждала любимого. Она была, вроде глухаря на токовище. Девушка ничего не слышала и думала только об одном моменте.
   Конечно, она не заметила, как элитный больной Кочергин покинул палату номер восемь и перешел в кабинет главного врача.
   И тем более об этом не мог знать Павел Харченко, который поднимался на третий этаж, сжимая в руке осколочную гранату РГД-5.
   По коридору он шел, точно зная, где комната дежурной медсестры, а где палата номер восемь.
   Открыв дверь этого одноместного люкса, Паша не стал даже зажигать верхний свет. При тусклой лампочке ночника была видна шикарная мебель, деревянная кровать в дальнем углу и что-то лежащее на ней.
   Харченко взялся за кольцо, вырвал чеку, наклонился и резким броском покатил гранату по полу…

* * *

   У него было всего четыре секунды! За это время Павел успел добежать до лестничного пролета и начать спускаться.
   Он не знал, что граната закатилась точно под пустую кровать, которую при взрыве приподняло и отбросило в центр комнаты.
   Взрывная волна застряла в коридорах третьего этажа, а Харченко был уже внизу. За секунды он пролетел все ступени и повороты. Паша заранее оставил открытой дверь черного хода. Выбежав на улицу, он рванулся к забору, ведущему в детский сад. Там в кустах он будет ждать Нилова…

* * *

   Ни Ефим, ни Катюша не успели попасть на вершину блаженства. После взрыва им стало не до любви.
   Наскоро одевшись, Нилов с Лопахиной выбежали в коридор, где висел туман из пыли, копоти и дыма. С трудом можно было различить, что дверная коробка палаты номер восемь вырвана из стены и валяется посреди прохода.
   Нилов взял Катю за руку и потащил к лестнице.
   – Милая, мне надо бежать.
   – Почему?
   – Сейчас полиция приедет. Они скажут, что это теракт и свалят все на меня. Сначала меня посадят, а потом и тебя.
   – Как это?
   – А вот так, Катя! Это ты знаешь, что я не виноват. А они нарисуют отличную версию. Ты меня привела, а я взорвал.
   – И что нам делать?
   – Бежим вниз! Я уйду через черный ход, а ты закроешь дверь и опять наверх. Но обо мне ни слова! Я сам тебя найду…

* * *

   Через три минуты Ефим Нилов сидел в синей «Ниве», которую Харченко медленно вел по спящим переулкам.
   В ночной тишине был слышен вой полицейской сирены. Но это было уже далеко…

* * *

   Не надо быть гением, чтоб понять, кого хотели взорвать в палате номер восемь. Танкист Кочергин сразу поставил все точки на свои места.