Анатолий Галкин. Народные мстители

Анатолий Галкин
Народные мстители

Глава 1
Цвет пропавшего рубина

   В это позднее время уютная Мещанская улица затихала и засыпала.
   Недалеко был слышен шум Садового кольца, где даже в два часа ночи проносились машины, шурша шинами по сухому бугристому асфальту.

* * *

   У антикварного салона «Сезам» тускло горел уличный фонарь и тихо музыка играла. Это из квартиры на втором этаже через открытое окно звучал печальный полонез Огинского. Потом его сменили гитарные переборы и томный голос Окуджавы…

* * *

   Странный ночной концерт слышали трое. Это любитель музыки, который не спал в квартире с открытым окном, да еще две непонятные личности, что стояли внизу у салона «Сезам».
   За кустами у серой стены эти двое, одетые во все черное, старались быть незаметными. Они просто сливались с местностью! Странные граждане всем телом прижимались к холодным кирпичам возле арки, ведущей в проходной двор.
   Они ждали, когда наверху закроется окно, а любитель ночных серенад угомонится и заснет.
   Концерт завершился около трех ночи. В конце Городницкий успел пропеть про атлантов, которые держат небо, Высоцкий про скалолазку, которая шла к вершине, а Визбор про «солнышко лесное».
   Потом в комнате на втором этаже все замолчало, закрылись ставни, и погас свет.
   Люди в черном решили, что пора работать!

* * *

   Прямо под окном находился люк в подвал, прикрытый деревянным щитом. Парни подождали еще десять минут и начали свою миссию.
   Вероятно, когда-то, еще при царе Горохе, сюда под дом сваливали дрова, торфяные брикеты и уголь. Все это топливо потом сгорало в маленькой котельной и давало тепло всему дому.
   Но это было очень давно, когда еще не было сотовых телефонов, картофельных чипсов и батарей центрального отопления.

* * *

   Старшего парня звали Павел. Он говорил мало, но в каждом слове слышался неповторимый полтавский акцент.
   Именно в руках Паши Харченко появились большие красивые кусачки, достойные ребят из МЧС. Этот инструмент за один укус перегрыз замок на деревянном люке.
   Старые ржавые петли скрипнули, когда деревянная створка была поднята и прислонена к стене дома.
   Путь в подвал был открыт!

* * *

   Харченко шустро спустился вниз. А второй парень по имени Ефим влезал в подвал осторожно, прикрывая за собой скрипучую крышку.
   Как только верхний люк был задраен, Павел из Полтавы включил фонарик. Потом он вынул план здешнего подполья и быстро сориентировался.
   – Смотри-ка, Ефим, не обманул строитель. Вот стена под салоном. А там дверь в подвалы ювелира.
   – Да, молодец старик. Точно нарисовал. А как думаешь, он до сих пор в лесу сидит?
   – А куда он денется? Мы его так пуганули, что он пять лет заикаться будет.
   – Я тоже думаю, Паша, что строитель сидит сейчас под сосной и дрожит, как осиновый лист…

* * *

   Еще вчера утром шеф навел Павла с Ефимом на пенсионера Ивана Прошина, который три года назад был не просто строителем, а маленьким начальником.
   Прораб Прошин с бригадой молдаван и таджиков в доме на Мещанской создавал новый антикварный салон «Сезам». Они возились год, соорудив пристройку и переделав подвал.
   И вот вчера пенсионера подловили в проходном дворе, за десять секунд скрутили, накинули на голову холщевый мешок и запихнули в багажник синей «Нивы».
   От духоты, страха и полумрака дед впал в ступор. Он вышел из полного транса только в лесу за Звенигородом. Ивана Прошина вывели на поляну, сорвали мешок, вручили лопату и приказали копать себе могилу.
   От ужаса бывший прораб мог бы поседеть. Но он и так уже был седой, как лунь…
   Лопата все время упиралась в корни деревьев, и могила не получалась. Харченко, который был в черной маске, сообщил, что убьет его так и бросит в кусты.
   После такой встряски Прошин готов был на все!
   Но от него нужен был сущий пустяк. Он должен был вспомнить, как монтировали сигнализацию в «Сезаме» и как можно ночью попасть внутрь, минуя все капканы. А, главное, как легче оттуда выбраться?
   Испуганный Прошин выложил все!
   Оказалось, что «Сезам» открывался очень просто.
   Иван нарисовал планы всех помещений, хранилищ, входов и выходов. По его совету в салон надо было проникать не на первом этаже, а через подвал. Там был дверной проем, который молдаване с внутренней стороны заложили фанерой и заклеили обоями. А с внешней стороны стояла дверь, которая держалась на честном слове.
   Понятно, что потом на этот проход никто не ставил сигнализацию. Заходите, люди дорогие!

* * *

   Харченко обогнул боковую стену и подошел к той самой двери. Опять понадобились мощные кусачки, которые вмиг срезали старый амбарный замок.
   Когда открыли дверь, то под светом фонариков чуть покачивалась фанерная плита. Молдаване даже не прикрепили ее! Они просто приставили тонкий лист к двери и заклеили обоями.
   Вытащив нож, Ефим прорезал с краев бумагу и потянул на себя фанеру.
   «Сезам» открылся без лишних слов!

* * *

   В подвале салона «Сезам» продавали красивые детали прошлой жизни. Лучи фонариков выхватывали из темноты бронзовые канделябры, печные изразцы, хрустальные люстры, серебряные самовары и даже трактирную шарманку.
   Нельзя сказать, что взломщик сейфов Ефим Нилов был образованным вором, но он любил читать про всякие странности и загадки. Он сразу вспомнил исторический факт о том, что музыкальные ящики завезли в Россию из Парижа через Польшу. Бродячие музыканты играли тогда всего одну мелодию, французскую песенку «Шарман Катрин». Так вот, до сих пор этот инструмент в Варшаве называется «Катринка», а у нас – «Шарманка»…

* * *

   Налетчики быстро прошли торговые залы в подвале и поднялись наверх. Тут было больше приличных вещей – мебель на гнутых ножках, тусклые иконы, ковры, мраморные Купидоны с крылышками и картины в золотых рамах.
   Но Харченко четко знал, куда он шел! Пенсионер Ваня Прошин, сидящий сейчас в лесу, все объяснил и нарисовал. Он не только строил «Сезам», но и устранял недоделки, когда салон уже вовсю работал.
   Поэтому строитель знал тонкости антикварной торговли.
   Рядом с кабинетом директора был стеклянный прилавок, где выставляли дорогую мелочь – серебряные портсигары, николаевские червонцы, табакерки с эмалью, янтарь в золоте и прочие гранатовые браслеты…
   Так вот вечером, после закрытия салона черные подносы с этим добром вынимались из витрины и отправлялись в большой сейф в кабинете директора.
   Когда Прошин описал вид стального хранилища, Ефим понял, что «Сезам» это не Алмазный фонд. Не тот уровень! Такой сейф он вскроет одной левой!
   А еще пенсионер сообщил об охране «Сезама». Есть сигнализация на дверях и окнах, есть один дневной охранник в магазине, но ночных сторожей нет…
   И вот тут Прошин ошибся!

* * *

   Обстоятельства сложились так, что старший охранник салона Василий Ильич Кочергин в эту ночь ночевал в основном зале. Он лежал на антикварном диване времен Евгения Онегина.
   Пятидесятилетний майор запаса спал крепко. Он не слышал шагов и тихих разговоров. Его разбудил только скрежет фомки, вскрывающей директорскую дверь.
   Если бы охранник Кочергин был из системы МВД, то он бы нашел способ осторожно слинять, сохранив при этом лицо и голову. Но майор служил в танковых войсках. Он встал с дивана и пошел напролом, как ночью по тайге!
   На первый взгляд было видно, что дверь ломает хилый человечек. И если бы Василий Ильич вышел с Ефимом Ниловым один на один, то он показал бы ему, где раки зимуют.
   Приближаясь к взломщику, майор честно предупредил гада о своих намерениях.
   Ефим бросил фомку, поднял руки и стал ждать.
   Он знал, что делает. Сбоку от сторожа за стеллажом стоял Павел Харченко. Он стоял, держа в руках сверкающий бронзовый подсвечник.
   А майор Кочергин не видел, что делается у него за спиной. Он смотрел только вперед, только туда, где стоял хлипкий человек с поднятыми руками.
   Охранник приказал налетчику повернуться лицом к двери, а руки закинуть за спину. Теперь оставалось найти веревку и связать негодяя!
   Ефим сделал вид, что собирается выполнить приказ. Но ему хотелось досмотреть развязку первого раунда.
   И вот Паша Харченко, как лесная пума, бросился на два шага вперед. Вот над головой охранника сверкнул бронзовый подсвечник. Вот танкист оглянулся, и сразу получил удар по темечку.
   Потом старик вяло повалился на пол, загораживая проход между полками у стены и прилавком.

* * *

   Прежде, чем продолжить работу, хлопцы оттащили охранника в центр зала. Павел объявил, что клиент жив, а потому его стоит связать и заткнуть рот кляпом.
   Так они и сделали…

* * *

   А вскоре, вслед за дверью в директорский кабинет была вскрыта дверца сейфа.
   Они разложили на столе и на стульях все подносы, убранные с витрин.
   Дорогие вещи блестели и манили. Но шеф велел не зарываться, а взять всего десять предметов. Главное, чтоб среди них был перстень с крупным рубином, который прикреплен на черном бархате между крестом с гранатами и жемчужными бусами.
   Подносов с черным бархатом было всего двенадцать. Половину занимали крупные вещи – портсигары, подстаканники, ладанки и иконы-складни в золотых окладах. Отдельно выставлялись золотые часы с боем и николаевские червонцы.
   Поэтому, всякие там серьги и браслеты лежали компактно. И Харченко сразу нашел перстень, который просил шеф.
   Павел не знал, зачем боссу понадобилось это барахло? Оправа из простого серебра, а камень слишком крупный. Он слишком ярко блестит, и поэтому не смотрится, как настоящий. Таких больших рубинов не бывает! И у него странный цвет, похожий на сок спелой вишни сорта «Владимирка».
   Павел положил перстень во внутренний карман. И после этого наступил праздник! Они с Ефимом стали выбирать себе сувениры.
   Шеф разрешил им взять еще десять штук любого товара. А это по пять безделушек на брата…
   Они искали, где больше золота. И где на ценнике выше цена.
   В какой-то момент Павел сгреб дюжину червонцев и засунул их в портсигар. Теперь это одна вещь!
   Ефим сделал подобное с золотыми часами. Он упаковал их в вышитую бисером женскую сумочку. Теперь и это одна вещь!

* * *

   Харченко и Нилов не нарушили приказ шефа. Им досталось по десять «безделушек». Но каждому!

* * *

   Молодые люди спят крепко и беззаботно. А после шестидесяти часто нападает бессонница. И многих стариков это обстоятельство мучает, как мигрень или зубная боль.
   Но ювелир Яков Шатилов почему-то любил эти романтические ночные бдения.
   Конечно, если у тебя нет воображения, и если у тебя плохо с памятью, тогда бессонница действительно тяжкий крест. А Яков Романович обожал вспоминать и мечтать.
   Где-то за окном на улице Щепкина светились фонари. На полке у телевизора мерно тикали часы. Рядом тихо и нежно храпела его верная Галина Петровна. А Шатилов лежал, смотрел в потолок и вспоминал свою бурную молодость.
   Сорок лет назад все было не так, как сейчас!
   Теперь он знал, что надо было делать на ночных свиданиях с влюбленными в него девушками. А тогда он не представлял, как надо действовать…

* * *

   Сегодня он все знал, но уже не мог. И только ночью силой своего воображения он изменял прошлое, рисуя новые картины своих любовных похождений…
   Жаль, что это только мечты. Нет в мире совершенства!

* * *

   В эту ночь антиквар думал о других делах.
   Вчера вечером впервые в жизни его задержали офицеры полиции. Взяли под руки и привезли на Петровку. Там его допрашивал полковник Федор Серов.
   Разговор был жестким. МУР есть МУР!

* * *

   Раньше Шатилову тоже приходилось общаться с милицией. Но это были нормальные контакты.
   Почти постоянно ребята в форме собирали мелкие взятки. Иногда они искали мелких жуликов. А чаще всего оперативники предлагали Якову Романовичу подписать бумаги о сотрудничестве.
   Все знают, что одна из оценок работы ментов и полицаев – количество завербованных агентов. Вот они и привлекали всех подряд.
   Но вчера произошло невероятное!
   Утром какая-то странная девушка сдала на реализацию серебряный перстень с большим темно-красным камнем. Клиентка предъявила паспорт на имя Вронской Елизаветы Моисеевны. В документе значилось, что ей всего шестнадцать лет.
   Шатилов считал себя очень опытным антикваром, но не ювелиром. Он решил, что Вронская принесла искусственный рубин. Поэтому Яков Романович назначил скромную цену и выставил перстень на витрину.
   А днем какой-то пронырливый полицейский агент рассмотрел перстень с вишневым камнем и решил, что перед ним натуральный рубин. А это уже совсем другое дело! Это другая цена и другой учет для таких драгоценностей!
   Полковник Серов прямо сказал Шатилову, что с такими вишневыми рубинами школьницы по Москве не гуляют.
   А чуть позже выяснилось, что у девицы был фальшивый паспорт. Настоящая Лиза Вронская уже два месяца живет в пригороде Лондона в родительском особняке.

* * *

   Короче говоря, полковник решил, что завтра утром в салоне «Сезам» начинает работать полицейская засада. И если липовая Вронская сдала перстень, то она наверняка захочет получить за него деньги. А значит, что она непременно придет в салон! Придет, и сразу попадет в западню…

* * *

   В эту ночь не спал еще один человек. Правда, с возрастом у него все было в полном порядке. Когда тебе тридцать лет, то все вокруг должно радовать, цвести и пахнуть. Но это, когда все хорошо. А тут все наоборот…
   Михаил Лифанов вчера лишился работы. Его уволил некий господин Трощенко – хозяин механического завода на Шаболовке.
   Капитализм иногда хорош для простых людей. Но это только тогда, когда «хозяева жизни» адекватны. Изредка так и бывает.
   Но чаще всего российские шахты, скважины, заводы и пароходы в руках шальных жуликов, потерявших ориентиры.
   Вот и Лифанов попал в жернова дикого рынка!
   В свое время Владимир Трощенко стал предпринимателем. Он предпринимал множество жульнических ходов, чтоб захватить завод. Хитрый хохол обманывал людей, намеренно задерживая зарплаты рабочим и скупая у голодных людей ваучеры или акции.
   Получив контрольный пакет, Владимир Иванович стал сворачивать производство, освобождать площади и по серым схемам сдавать помещения в аренду.
   Он сдавал все – от заводского Дома культуры и заводоуправления до подвалов под цехами.
   Как делается везде, уроженец полтавской деревни Трощенко стал подтягивать в Москву своих земляков. Его правой рукой стал бывший полковник ФСБ Василий Сойкин, который работал под «крышей» Фонда содействия ветеранам.

* * *

   Миша Лифанов отлично работал на заводе и был на хорошем счету. Но из Полтавы приехала дивчина, которую Василий Михайлович хотел устроить на теплое местечко. И после простой комбинации москвича Лифанова уволили, а хохлушка села на его место.
   При расставании Сойкин произнес философскую фразу: «Хозяин – барин». Это закон, по которому теперь жила вся страна.
   И совсем неважно, что новый капиталист Трощенко – всего лишь туповатый алкоголик с хитростью деревенского кулака. Раз он сейчас собственник, то значит, что он и хозяин, и барин! А ты, Лифанов, стало быть, его холоп…

* * *

   Миша не мог заснуть. И дело не в том, что он потерял денежную работу. Это поправимо.
   Дело в жгучей обиде.
   Мы, славяне, готовы перенести любые лишения, но только подайте нам справедливость! Это нам нужно, как воздух…

* * *

   После вечернего разговора с полковником Серовым, антиквар Шатилов позвонил старшему охраннику и попросил его переночевать в салоне. Поскольку засада сядет только утром, то хорошо бы подстраховать вишневый камень от всех неприятностей.
   Бывший танкист Кочергин сразу согласился. Он даже предложил идею контрольных звонков.
   Договорились так – охранник звонит домой антиквару в десять вечера, в одиннадцать, в двенадцать и в час ночи. А потом в шесть утра, в семь и в восемь. В девять Шатилов сам приходит в «Сезам». А в десять начинает работать полицейская засада…

* * *

   Когда Яков Романович прокрутил в голове все перипетии прошедшего дня, подошел час ночи.
   Антиквар принял последний контрольный звонок от Кочергина и начал вспоминать свою молодость.

* * *

   Перед его глазами возникла первокурсница Оля, с которой он гулял по тенистым аллеям в Нескучном саду. Сейчас он понимал, что девушка ждала поцелуя. Возможно, что она была готова и на большее!
   Но молоденький стеснительный студент Яша рассуждал о Кафке, пел девушке Окуджаву и шпарил Есенина. Все «Персидские мотивы» наизусть! Как говорится, «Шагане ты моя, Шагане»…
   Около двух ночи антиквар стал в деталях представлять, как он делает с Ольгой все, что нужно делать влюбленным. С этим приятным чувством он и заснул.

* * *

   А проснулся Шатилов в шесть двадцать.
   То, что танкист Кочергин не позвонил, было странно. Это штатские лица могут балбесничать. А офицер приучен делать так, как сказал!
   Яков Романович позвонил охраннику на его сотовый. Телефон был доступен, но никто не отвечал.
   Тогда антиквар позвонил в салон. Он знал, что танкист будет спать рядом со столиком администратора. Но и этот аппарат не отвечал.
   Шатилов начал волноваться!
   Он подождал до шести сорока, и его волнение переросло в панику.
   Яков Романович судорожно начал одеваться. Прихватив в кладовке молоток, он выбежал на улицу.
   В подъезде Шатилов столкнулся с толстой дамой из седьмой квартиры. А уже на улице Щепкина на бегу поздоровался с соседом по гаражу…

* * *

   На первый взгляд в салоне все было нормально. Дверь в «Сезам» антиквар открыл своими ключами. Внутри было светло, и везде был порядок. Мебель стояла, люстры и картины висели, мраморные Купидоны ждали своих покупателей.
   И только взглянув на покореженную дверь своего кабинета, Шатилов понял, что страшное уже произошло.
   Подбегая к витринной стойке, антиквар наткнулся на связанного Василия Кочергина. Он лежал на ковре, а вокруг головы темнела кровь.
   Охранник застонал, и Яков Романович понял, что надо срочно звонить в «Скорую помощь».
   Антиквар отбросил молоток, который отскочил от дивана и упал в лужу крови.
   Дрожащими руками Яков Романович вытащил сотовый телефон и набрал знакомый номер «03»…

* * *

   Это было их свадебное путешествие, хотя медовый месяц они провели полгода назад.
   По всем правилам они должны были поехать в вояж сразу после брачной ночи. Но тогда погода в Крыму была мрачная, море холодное, и орхидеи еще не расцвели.
   Вообще-то Светлана с Вадиком юмористически воспринимали слова про медовый месяц и свадебное путешествие. Они жили вместе уже три года.
   Правда, после похода в ЗАГС кое-что изменилось. Света Шатилова стала Дунаевой. А еще молодые супруги получили штамп в паспорте и отличный повод для шикарного банкета с фатой и криками «Горько».
   Но свадьба прошла в феврале, а в июле они начали отдыхать в крымской Ливадии.
   Они сняли квартиру на «пятачке». Там, куда подходил автобус из Ялты, и там, где стояло несколько жилых домов. А в ста метрах начинался царский парк со знаменитым дворцом.
   Вся обстановка настраивала на торжественный лад. Это был райский уголок! Здесь был волшебный воздух и сказочные виды. Было приятно проходить по тропинкам под пальмами, инжиром и секвойями.
   А кругом аромат истории, запах южных цветов и тени забытых предков.
   Когда-то вот здесь гуляла семья Николая Второго. А в 1945 году на этой мраморной скамейке сидели Сталин, Черчилль и Рузвельт.
   Все это было когда-то. А сейчас тут спускаются к морю Света и Вадим Дунаевы…

* * *

   Но в это утро жизнь складывалась не так, как хотелось. После завтрака, собираясь на пляж, они повздорили из-за пустяка и десять минут не разговаривали. Потом начали мириться и сразу завалились на кровать.
   Через час им расхотелось идти на море. Но лежать целый день тоже как-то неприлично, хотя и приятно.
   Можно было поехать в город. Но в разгар июльской жары тащиться в центр Ялты – это скучно и грустно!
   Они начали опять собираться на пляж.
   Хочешь, не хочешь, а надо!
   Именно в этот момент у обоих начала срабатывать интуиция и возникли неприятные предчувствия.
   А уже в парке, когда они проходили у стены заросшей вьющейся глицинией, зазвучал романтический голос певца Адамо. Он пел про падающий снег. Это означало, что на телефон Светланы Дунаевой пришло сообщение.
   Они остановились между киоском и гранатовым деревом. Здесь слева была тенистая лавочка.
   Заслонив телефон от солнца, Света начала читать вслух.
   – Утром отца арестовали за убийство. Салон опечатали. Жду вас. Мама… Это все! Вадик, я ничего не поняла.
   – Это ошибка! Не может быть, чтоб Яков Романович… Света, ты посмотри, с какого телефона отправлено письмо.
   – Я уже посмотрела. Это мама послала.
   – А почему Галина Петровна не позвонила?
   – Думаю, Вадик, что такие слова легче написать, чем произнести.
   – Да, дела! Не зря мы не хотели на пляж идти.
   – Какой тут пляж, когда отец в тюрьме.
   – Я уверен, Светочка, что Яков Романович не мог убить. Он тихий, робкий и добрый. Он гуманист! Такие не убивают.
   – Да, Вадик, папа не мог! Но мама пишет, что он арестован…
   – Света, это ошибка! Наши следователи только и делают, что ошибаются. У них план по арестам!
   – А нам что делать?
   – Срочно собираемся и едем в Симферополь. Первым же рейсом летим в Москву.
   – Сейчас лето, Вадик. Билетов нет.
   – А мы взятку дадим! Слава богу, не при социализме живем. Деньги портят людей. Сейчас все можно купить! И все можно продать…

* * *

   Допрос шел как-то вяло. Майор Матвиенко чувствовал, что этот приятный пожилой человек не похож на убийцу. Он рассказал свою версию, которая весьма правдоподобна. Но полковник Серов уже сообщил генералу, что умелыми действиями сотрудников его подразделения убийца задержан.
   Да и действительно! Старый антиквар вляпался, как мальчишка.
   Против него букет улик!
   С вечера Шатилов знал, что в его сейфе дорогой рубин? Знал, а значит, что не хотел его отдавать!.. Он мог инсценировать ограбление? Мог! Но зачем тогда бегать по улице с молотком? Зачем бросать орудие в лужу крови?

* * *

   Все вокруг знали, что майор Петр Матвиенко идеалист и «белая ворона». Он взяток не берет!
   Майор старался бороться с криминалом, а не искать личной выгоды. И поэтому ему не нравился поспешный арест антиквара.
   При обыске в дальнем углу салона нашли подсвечник со следами крови. Эксперты работают с важной уликой. И если окажется, что этот бронзовый раритет и есть настоящее орудие убийства, то Шатилова надо отпускать. Но полковник Серов не даст этого сделать.
   Майор вел допрос в доверительном ключе. Он не уважал полицейских, которые заранее презирали подозреваемых, как преступников.
   – Скажите, Яков Романович, а потерпевший знал про рубин в сейфе.
   – Частично. Я сказал, что у меня в кабинете важная улика, и сыщики завтра начнут у нас засаду.
   – А вы знали про дверь из подвала?
   – Нет! Вернее, я видел ее мельком до перестройки. Но потом решил, что строители заделали вход капитально.
   – А ваш управляющий знал о перстне?
   – Нет, товарищ майор! Дело в том, что всю работу в салоне ведет мой зять Дунаев Вадим Львович. А я только присматриваю и консультирую. Но сейчас Вадик с моей дочкой находится в Крыму. У них что-то вроде свадебного путешествия.
   – Понятно, Яков Романович! У них медовый месяц?
   – Не совсем. Это у меня с Галей был медовый месяц. А Светлана до свадьбы уже три года жила с Вадимом. И это неправильно! Но мы с женой смирились. Такая сейчас молодежь!
   – Кстати, о молодежи. Попытайтесь, Роман Яковлевич, вспомнить девушку, которая принесла перстень.
   – Пытался! Но не могу. Она для меня, как средняя школьница из десятого класса. Вот вы поставьте мне сто китайцев, и я не найду знакомого. Все на одно лицо. Как матрешки на витрине…
   – Понятно. Но получается, что девушка не знала, что рубин настоящий.
   – Она не знала, товарищ майор! И я принял его за искусственный камень. Или я недосмотрел, или ошибся ваш человек.
   – Нет, Яков Романович, наш не мог! Вы – антиквар, а он ювелир…

* * *

   Встреча с шефом была назначена на Варшавском шоссе. Не на самой трассе, а в переулочке между бывшими заводскими корпусами. Там уже несколько лет стояли некрашеные заборы, пустые бытовки, безлюдные ангары без окон и дверей.
   Ворота на заводской двор были открыты, и Павел Харченко лихо въехал туда на своей синей «Ниве».
   Они оба вышли из машины, но в заводской корпус на встречу с заказчиком пошел лишь один Павел.
   Ефим Нилов остался во дворе, прикрывая тылы.

* * *

   Харченко должен был встретиться с шефом в пустом коридоре административного корпуса. Здесь было грязно и светло. Недавно все двери были сняты и увезены, а окошек в кабинетах не было уже два года.
   Павлу нравилась такая конспирация. Он знал, что шеф его земляк, который дослужился в Москве до полковника. У них в Полтаве это очень уважали!
   Павлу было сорок лет. И он еще помнил свое детство. Когда в его деревню после армии возвращались хлопцы, то все смотрели на погоны. Если ты ниже старшего сержанта, то позор! Красивая дивчина на такого и не посмотрит…
   Но кто такой сержант, а кто полковник?
   Поэтому Харченко очень уважал Михалыча. Он был благодарен шефу за то, что полковник вытащил его из скучного села под Полтавой, поселил в Москве и дал хорошую работу. Ты занят в месяц всего два-три дня, а деньги имеешь нормальные.