Страница:
— Никому не нужны? — прошептала она. — О Зак, ты ошибаешься! Уверяю тебя, для меня нет ничего дороже твоей заботы.
У него на щеках заходили желваки. Вдруг он вскочил на ноги и, держась неестественно прямо, пошел от крыльца.
— Я немного пройдусь, ладно? — Он повел плечами и потоптался, разминая затекшие члены. — Посиди здесь, послушай, не позовет ли Мэнди. Я ненадолго. Если задержусь, пойди и погаси лампы. Я устроюсь где-нибудь внизу.
— Ты не вернешься в нашу комнату? — отрывисто спросила Кэйт.
— Эту ночь ты должна провести с Мэнди.
— Так ты сердишься из-за того, что я взяла ее в свою постель?
В его низком голосе прозвучало раздражение.
— Я уже говорил тебе, Кэйт, что не сержусь. Мне просто нужно немного размять ноги.
С этими словами он отошел от нее. Почти тотчас она вскочила и бросилась за ним.
— Зак, пожалуйста, погоди! Прошу тебя! — Она ухватилась за его рукав.
— Давай походим возле дома, чтобы услышать, если проснется Миранда.
Хотя Зак погладил ее по голове, Кэйт чувствовала, как он напряжен.
— Едва ли могу быть сейчас приятным спутником, — сказал он непривычно резко.
— Я не буду ни о чем разговаривать с тобой, мне просто хочется побыть с тобой. Это моя последняя ночь дома, и мне было бы грустно провести ее в одиночестве.
Он потер переносицу и тяжело вздохнул.
— Кажется, ты не совсем поняла меня. Я хотел попросить тебя оставить меня сейчас одного.
Кэйт смотрела в его смуглое лицо, пытаясь разгадать скрытый смысл этих слов.
— Почему я должна оставить тебя одного?
— Потому что сегодня я плохо владею собой, — быстро проговорил он. — Если ты не оставишь меня, произойдет то, о чем мы будем жалеть.
— То, о чем мы будем жалеть? — переспросила она.
— Да! — воскликнул Зак.
— Что же именно?
— Не спрашивай, просто поверь мне и уйди. Прошу тебя, Кэйт! Я не могу поручиться за себя, когда ты рядом.
— Но почему? — удивилась она. Он тихо выбранился.
— Потому что я могу обидеть тебя. Неужели тебе надо объяснять, что может произойти?
— Обидеть меня? Ты? Зак?
— Да я. Ведь я уже сказал тебе, не так ли? — Опасный огонек загорелся в его глазах, и он показал рукой в сторону дома. — Ступай и сиди на крыльце или иди в дом и читай, ложись в постель. Делай все, что хочешь. О'кей? Его слова звучали как удары хлыста. Кэйт видела, что он в ярости. Его лицо исказилось от бешенства, голос срывался. Она непроизвольно отпрянула от него.
— Вот молодец! Уходи, пока не поздно!
Эти слова заставили ее опомниться. Хотя в этом состоянии он казался непохож сам на себя, но это был все тот же Зак, которому она так верила. Она не понимала, что терзает его, но знала, что должна это понять.
— Я не боюсь тебя! — воскликнула она. Он расхохотался.
— Тебе понадобилось чертовски много времени, чтобы понять это!
Обиженная, Кэйт вскинула подбородок.
— Прости, если моя застенчивость заставила тебя плохо подумать обо мне, но это и в самом деле правда.
Я никогда тебя не боялась.
— И как снизошло на тебя это откровение? Свалилось с неба во время завтрака? Для меня это чертовски удивительная новость. Но предупреждаю: остерегайся меня!
Кэйт молча смотрела на него. Какой-то странный тупик!
Сверкнув глазами, он сказал:
— Знаешь, иногда, я думаю: как это Бог наделил разумом комара? — Он показал пальцами расстояние не более дюйма. — Вот так сейчас я близок к тому, чтобы вцепиться в твою маленькую очаровательную задницу.
Пораженная, она отпрянула от него.
— Ради Бога, объясни, что ты задумал?
— Что? — Едва не захлебнувшись от ярости, он придвинулся к ней. — Я хочу тебя! — захрипел он. — Это достаточно веская причина?
Храбрость вдруг покинула Кэйт. Она ощутила реальность происходящего. Крупная фигура Зака казалась сейчас такой напряженной, как если бы он приготовился к прыжку. Его глаза дерзко смотрели на нее. Она видела, какой неукротимый огонь пожирает его. Кэйт не слишком хорошо представляла себе, что произойдет, если он исполнит свои угрозы.
Женщина, имеющая хоть каплю здравого смысла, бросилась бы прочь от него. Она смутно понимала, что он по-своему прав, но не догадывалась, что это нужно и ей. По горькому опыту Кэйт знала, что реальная жизнь бывает жестокой, в ней правят сильные, а слабые влачат жалкое существование. Вполне возможно, что она не должна была позволять Заку убеждать себя. Но он убедил ее. И теперь она знала, что, если не поверит в него, не сможет поверить уже никому в жизни.
— Если ты хочешь меня, — сказала она дрожащим голосом, — тебе, конечно, не надо применять никакого насилия. Я твоя жена, и ты имеешь полное право взять меня. Я не стану отвергать твои супружеские права.
— Взять! Вот твое главное слово! — отозвался он. — Забудем все, это болтовня для гостиных. Супружеские права! Никакого насилия! Мы же говорим не во время бального танца, будь он проклят! Ради Христа!
Кэйт пыталась сохранить спокойствие.
— Может, ты растолкуешь мне, о чем, собственно, мы с тобой говорим?
Он отшатнулся от нее. Когда Зак вновь повернулся к ней, Кэйт заметила, что он дрожит. Едва шевеля губами, он произнес:
— Я говорю о том, что пришло время выбирать, любовь моя.
— Выбирать? — переспросила Кэйт.
— Я говорю о том, что ты можешь аннулировать наш брак сразу же, как только все это кончится. Ведь ты свободная женщина.
Он прижал ладони к бедрам. Эта поза была холодной и отчужденной. Кэйт подумала, что он держит так руки, чтобы совладать с искушением и не схватить ее. Она припомнила ночь, когда он поднял ее на руки и отнес на постель. Это не стоило ему ни малейших усилий. Если он двинется к ней, она не сможет даже убежать от него. Если он собирается накинуться на нее, что же его удерживает? Возможно, он не отдавал себе в этом отчета, но Кэйт уже знала это.
— Почему я могла бы пожелать аннулировать наш брак, Зак?
— А почему бы тебе этого не хотеть? Как только все уладится, я буду тебе не нужен. Пройдет страх, что все раскроется. Меч уже не будет висеть над твоей головой. Никакой Райан уже не сможет принести тебе вреда. А если попробует, то закон отстоит твои права. Зачем же тебе удерживать меня?
Пелена спала с ее глаз. Кэйт вдруг поняла все, вспомнив его слова: «Это обычное дело с нами, героями. Все идет к чертям, когда мы начинаем сознавать, что больше никому не нужны».
— О, Зак!
Он пробормотал ругательство и отвел взгляд в сторону. Она видела, что он едва сдерживает слезы. Этот сильный, выносливый человек добывал свой хлеб тяжким трудом. Он привык к одиночеству. И вдруг женщина заставила его заплакать! Она видела, как он стыдится своих слез. Сознание того, что именно она виновна в этом, потрясло ее до глубины души. Желваки на его скулах напряженно двигались. Спустя мгновение он вздохнул и закрыл глаза.
— Не знаю даже, как меня угораздило оказаться в такой ситуации! — отрывисто пробормотал он. — Я ведь с самого начала знал, что у меня нет ни малейшего шанса завоевать тебя. И вот теперь я стою перед выбором: удержать тебя или дать тебе спокойно уйти? Теперь, Кэйт, ты увидела темную сторону моей натуры. Я и сам увидел ее. Раньше я не подозревал, что могу оказаться во власти своих желаний, проявить эгоизм… — Кэйт поняла: если он откровенно выскажется, это облегчит его душу, а потому прикусила губу и стояла молча, не прерывая его.
Он уставился в темноту, словно постигая тайны земли, объятой ночью.
— Так вот, — наконец заговорил он, — я всегда знал, что не буду счастлив с тобой, если не выскажусь откровенно. Я постоянно скрывал свои чувства, трепетал, когда мужчины с восхищением смотрели на тебя… с таким сокровищем как я… Да кто бы тебя осудил, если бы гы потянулась к другому?
Кэйт внимательно вслушивалась в его слова. Ее мысли прояснились.
— Что ты имел в виду, назвав себя сокровищем?
Он бросил на нее убийственный взгляд.
— Не играй со мной! К чему это? Ты боишься, что я нарушу обещание и не стану заботиться о Мэнди? — Воцарилось гнетущее молчание. Затем он укоризненно спросил:
— Именно поэтому ты и пошла за мной? И стоишь как ягненок, знающий, что его принесут в жертву? Хочешь положиться на мою доброту? Ладно, забудь об этом! Я не воспользуюсь твоим ребенком, чтобы заполучить тебя. Это так же скверно, как любое насилие.
— Давай вернемся к началу разговора. Объясни, о чем мы толкуем. Я совершенно растеряна…
— Растеряна? — взорвался он. — Ради Бога, ты же не дурочка! У тебя есть глаза! Притворяясь, что ничего не замечаешь, ты оскорбляешь меня!
— Не замечаю чего?
— Моего лица!
Кэйт уставилась на него, постепенно осмысливая происходящее. «Я знаю, что не заглядывалась на него». Она припомнила, что он однажды заговорил об этом, когда впервые предложил ей выйти за него замуж. Но тогда она была так занята своими заботами, что пропустила это мимо ушей. И его привычка тереть костяшками пальцев щеки. Не просто привычка, как догадалась она сейчас, но жест, выражающий раскаяние и стыд.
— Ты говорил о своих шрамах? — неуверенно спросила она.
Он исподлобья взглянул на нее.
— Да, о шрамах! Что еще в моем лице так противно тебе?
— Ничего, — сказала она. — Абсолютно ничего. И шрамы твои почти незаметны.
— Верно, почти незаметны. Только женщины шарахаются от меня, как от зачумленного. А теперь, пожалуйста, ради нас обоих, иди домой, не жди, пока я схвачу тебя, уволоку в сарай, задеру юбку и покажу, каким бываю мерзавцем, когда теряю голову!
Кэйт слышала, какая глубокая боль звучит в его голосе. Он в самом деле думал, что шрамы на лице делают его отталкивающе неприятным. А что еще хуже, неприятным ей! «Это правда, что я возьму вас в любом случае, если смогу. Женюсь на тебе, удочерю Мэнди. Это сделает меня таким счастливым, как будто все праздники соединились в одно Рождество». Да как же она была так слепа?
Одно лишь отчасти оправдывало ее: страх за Миранду и пережитые страдания. Именно это и затмевало ей взор, не давая взглянуть на происходящее. Зак вошел в их жизни, стал их героем, спас их от бед, дал им радость, вернул веру. Да ей и в голову не приходило, что человек, так щедро одаривший их, мучается от своих собственных неразрешенных проблем.
Она потянулась к нему и нежно прикоснулась к шрамам на его щеках.
— Зак! Ты очень привлекателен!' Увидев тебя впервые, я даже не заметила этих шрамов. Клянусь, не заметила!
Он вздрогнул, отодвигаясь.
— Кэйт, я предупредил тебя! Я сам себе не доверяю сейчас.
Она взяла в ладони его лицо.
— А я доверяю тебе! Он схватил ее запястья.
— Не искушай меня! Это — рядом. Клянусь тебе!
— Если бы другой мужчина сказал мне это, я бы опрометью кинулась от него. Но только не от тебя!
Он дрожал от волнения.
— Значит, ты глупа!
— Только не от тебя! Нет! Его пальцы сжались сильнее.
— Будь я проклят, Кэйт, но я люблю тебя, понимаешь? Я чувствую это каждой клеточкой. Мне не заменят тебя ни другие женщины, ни бутылка виски. Я хочу тебя! Только тебя! И страх потерять тебя меня убивает.
— Зак!..
— Помолчи и слушай, ради Бога! Я очень опасен. Если я сейчас доведу до конца то, что хочу, наш брак не разрушится. От меня нелегко отделаться. Сегодня все должно решиться. Теперь или никогда, понимаешь? У меня не будет другого случая…
Его боль передалась ей. Он давал Миранде и ей так много, а она брала, брала и брала, даже не задумываясь том, чего это ему стоило.
— А что, если я скажу, что это я не хочу расставаться с тобой?
Пальцы, сжимающие ее руки, расслабились.
— Это на всю жизнь, не забывай об этом! Этого можно избежать. Ты можешь аннулировать брак и стать свободной. Я чертовски стараюсь предоставить выбор тебе.
«На всю жизнь» — эти слова вырвались из сердца, и она знала, чего они ему стоили. Выбор! Только Зак мог беспокоиться о том, чтобы предоставить ей выбор. Он всегда приносил себя в жертву, чтобы сделать ее счастливой. Дважды он рисковал ради нее всем. Первый раз в колодце, спасая Миранду, затем в ту ночь, когда перезахоронил Джозефа. А теперь он готов был снова пожертвовать тем, чего так хотел, ибо боялся, что их желания не совпадают.
В юности Кэйт мечтала о том, как она влюбится в джентльмена, который будет на коленях просить ее руки. Эти мечты рассыпались в прах при столкновении с реальностью. Теперь перед ней был Зак, совсем непохожий на того, кто представлялся ей в мечтах. Ни элегантного костюма, ни цветов, ни красивых слов. Но в его грубоватых манерах было намного больше галантности, чем у любого джентльмена.
Выбор!.. Как хорошо сознавать, что он у нее есть. Она знала, что Зак скорее повернется и уйдет, чем пренебрежет ее правом принять собственное решение. Никто не вынуждал его давать ей это право. В верхнем ящике комода лежит брачное свидетельство, связывающее их крепкими узами. Она его жена. Его собственность. Никто не осудил бы его за то, что он хочет воспользоваться тем, что принадлежит ему по закону. Но Зак смотрел на вещи иначе. У него другие взгляды, и они дороже всех корзин с цветами на свете.
— Где же ты собирался изнасиловать меня? В сарае?
— Об этом не может быть и речи! — фыркнул он.
— В самом деле? — Взбудораженная Кэйт попыталась высвободиться из его рук, но не могла разомкнуть его пальцы. Кэйт знала, что в такие минуты поступки важнее слов. — Ты решил остаться здесь и заговорить меня до смерти? Ты же сказал, что можешь изнасиловать женщину. Боюсь, что это не так. Давай проверим, кто из нас прав.
Он дернулся, словно его укусили.
— О Господи! Ты спятила? Бросаешь мне вызов? Я ведь предупредил тебя.
— Я очень серьезна.
Отвернувшись от него, она пошла к сараю. Услышав его тяжелую поступь, она ускорила шаг, боясь, что ее решимость вот-вот исчезнет. Войдя во тьму сарая, она обернулась. В дверном проеме виднелся силуэт мужчины.
— Зак, если ты все еще хочешь сделать это, поспеши!
Он провел рукой по лицу.
— Ты играешь с огнем… Надеюсь, ты понимаешь это…
Кэйт вздохнула и двинулась в темноту. Что-то попало ей под ноги, она споткнулась и слабо вскрикнула. Он шагнул к ней.
— Ты ушиблась?
— Нет. — Она оглянулась. — Ты идешь? Зак, я люблю тебя всем сердцем, мне осталось только расстегнуть пятую пуговицу на юбке. Но я вдруг подумала: может, ты прав, я действительно спятила?
Закария застыл в полушаге от нее, едва веря своим ушам. Слабый лунный свет падал на нее. И он видел, что она уже распустила пояс юбки и дрожит от волнения.
— О чем ты говоришь? — напряженно спросил он. Она прислонилась к стойлу. Слезы градом катились по ее щекам.
— Как ты смел подумать, что я могла бы доверить своего ребенка мужчине, которого не люблю? Признаюсь, я сделала глупость, утаив от тебя свое чувство. Но ты-то как мог не понять этого? В Миранде — вся моя жизнь! Но я не умею выразить это словами. Я люблю тебя, Зак! И когда все будет позади, я буду любить тебя. Для меня страшнее всего потерять тебя.
Зак не шелохнулся. Он не верил своим ушам. Боже, как хотел бы он в это поверить! Но он видел, что она дрожит и смотрит на него без страстного ожидания. Разве похожа она на влюбленную женщину, готовую отдаться ему?
— А твои шрамы… Ты смотришь на себя в зеркало, когда бреешься? Да ведь ты — самый красивый мужчина, которого я только встречала.
Злость стиснула ему горло.
— Ты дразнишь меня!
— Нет! — вскричала она. — С тех пор как ты появился здесь, женщины только и делают что шушукаются о тебе. Я все про тебя знала еще до того, как ты у нас появился. Все женщины в городе из кожи вон лезли, чтобы заполучить тебя. Я понятия не имела, из-за чего они так хлопочут, пока не увидела тебя. А уж тогда все поняла.
— Ты просто до смерти перепугана, — сухо сказал он. — Не могу понять одного, зачем ты играешь со мной. Если ради Мэнди, так с ней и так все в порядке. Я ведь обещал тебе это.
— Ты считаешь, что я играю с тобой?
— Конечно, играешь. — Он отступил назад. — А что же я должен думать?
К нему вернулась прежняя злость. Зак понимал, что ему лучше помолчать, пока он не успокоится. Но понимать и делать — разные вещи.
— Я чуть глотку не порвал Райану, когда он осмелился обозвать тебя потаскухой, так не делай же из меня дурака, не торгуй своим телом!
Даже во тьме было видно, как побелело ее лицо.
— Так вот о чем ты думаешь! — воскликнула она дрожащим голосом. — Что я сейчас продаю себя, чтобы купить за это покой и счастье Миранды?
Заку стало стыдно, что он так унизил ее. Но, увы, он так и думал. Хватит недомолвок, пора все разъяснить.
— Это было бы не впервой, не так ли? Она сжалась, будто он ударил ее.
Зак не хотел смотреть на нее, но прятать глаза, увидев в них боль, было бы трусостью.
— Я знаю; подло говорить тебе это… Но некоторые вещи должны быть сказаны, чего бы это ни стоило.
— А некоторые слова так гнусны, что их нельзя даже произносить!.. — прошептала она.
— Гнусно это или нет, но это правда! Все для Миранды, ради Миранды ты готова на все. Я видел, как ты валялась под Райаном, позволяя ему лапать тебя и кусая кулаки, чтобы не закричать. Если ты так же относишься и ко мне, могу ли я думать, что со временем ты не выставишь и меня? Ведь так обстоит дело, не правда ли? Я могу взять тебя или уйти. Я пытаюсь уйти!
Она подняла голову и огляделась. Все кружилось у нее перед глазами, словно ее ударили кулаком.
— Кажется, ты хотел предоставить мне выбор? Так вот, я выбрала. Мой выбор — ты. Разве ты должен еще о чем-то спрашивать?
— А почему же нет? Тебя привела в ужас наша первая брачная ночь. Я понял тебя и на следующее утро попытался поправить дело. Что изменилось после этого? Что мне делать, если ты считаешь меня дураком и негодяем?
Она открыла рот, желая возразить, но он перебил ее:
— Две недели мы женаты, но я ни разу не видел тебя иначе как в наглухо застегнутой рубашке, в платье, в халате. Две недели мы спали с ребенком и собакой. Мы могли бы выскользнуть из постели и потихоньку перебраться в другую комнату, после того как Мэнди заснет. Но намекнула ли ты хоть раз на то, что этого хочешь? Черт возьми, нет! Ты радовалась, как рыба, сорвавшаяся с крючка! Разве это не так?
— Так, — сказала она дрожащим голосом.
Он вытер ладонью рот и наклонил голову, словно разглядывая грязь на своих сапогах.
— И вот вдруг непостижимым образом ты начинаешь склонять меня к тому, чтобы я получил от брака все, чего хочу? Внезапно говоришь мне о своей искренней бессмертной любви? Говоришь, что веришь в меня, ничуть не боишься меня? Но если это так, почему же ты дрожишь, когда видишь меня, словно я сам дьявол?
Она опустила руки и сплела пальцы. Не дав ей вставить слово, он обрушился на нее, торопясь выговориться до конца:
— Думаю, сейчас все происходит из-за того, что прошлой ночью и днем я боролся со своими демонами, а ты — со своими. Поняв, что неверно вела себя со мной, ты запаниковала. Ты уже побывала у шерифа. Если я откажусь заботиться о Миранде, ее заграбастает Райан. Разве это неверный расчет? Итак, все объяснилось. Главное — удержать то, что есть. Удержать хотя бы с помощью соблазна. Сожалею, дорогая моя, но я на это не пойду. Я не хочу покупать тебя!
Она отстранилась от стойла, глядя на светлый проем двери позади Зака.
— Я не считаю тебя дьяволом, Зак. Впрочем, ты прав в одном. Я действительно думаю, что ты — идиот, к тому же слепой, как крот!
Она хотела вытеснить прошлое из его сознания. Его так поразила ее вспышка и грубые слова, что он застыл. Потом, осознав это, он схватил ее за руки.
— Если я понял тебя не так, скажи мне…
Пытаясь освободиться от его рук, она рванулась и чуть не потеряла равновесие.
— Есть одна вещь, которую я хочу тебе сказать: пошел ко всем чертям! — Она с силой рванулась и в бешенстве крикнула: — Да пусти же меня, будь ты проклят!
Никогда прежде не слышал Зак, чтобы она бранилась. Значит, она накалена до предела.
— Я отпущу тебя, если ты мне ответишь…
— На то, что ты говоришь, не стоит и отвечать!
С этими словами она вывернулась и дала ему пощечину. Удара он даже не почувствовал, но вдруг его осенило.
— Кэти!!!
Она ударила его кулаком, чуть не угодив в глаз.
— Не называй меня Кэти! С этой минуты и навсегда я для тебя Кэйт!
Закария удержал ее руку прежде, чем она снова ударила его.
— Думаю, тебе надо успокоиться…
— Это тебе надо успокоиться, а не мне! — Кэйт попыталась освободить руки. — Пусти меня! Или я за себя не отвечаю!
Зак в упор смотрел на нее.
— Скажи мне, в чем я не прав, будь я проклят! Она уставилась на него с бешенством, глаза ее были наполнены слезами.
— Ты назвал меня потаскушкой и еще спрашиваешь, в чем не прав? Ты издеваешься над моей стыдливостью и спрашиваешь, в чем не прав? Ты предлагаешь мне сделать выбор, а когда я сделала его, говоришь, что я лгу, не веришь ни одному моему слову!
Зака охватил ужас.
— Кэйт, я не называл тебя потаскухой…
— Какая разница! — закричала она. — Думаешь, мне так легко было идти сюда? Ты говорил о борьбе с демонами? Один из них был моим мужем. В отличие от тебя, он не предоставлял мне выбора, так что у меня не было шанса убежать от него. Думаешь, я не вспоминала боль, причиненную его кулаками, когда ты угрожал мне? Неужели ты думаешь, что я стояла бы перед тобой, дрожа от страха, если бы не любила тебя?
— Боже, — прошептал он, — Кэти!.. Я…
— Кэйт! — Она даже взвизгнула. — Я не ребенок!
— Я никогда не думал этого…
— Тогда дай мне выйти отсюда. Вот мой выбор! Он подчинился. Пошатнувшись от неожиданности, она сумела сохранить равновесие и пошла прямо к двери. Он направился за ней, чувствуя, что сердце обливается кровью.
— Если ты и вправду любишь меня, не поворачивайся ко мне спиной, — взмолился он. — Пусть я безмозглый сукин сын, но у меня преданное сердце. И если я ошибся, то не только по своей вине, ты тоже виновата в этом. Давай поговорим.
Она вышла из сарая и растворилась в сумраке, освещенном луной. Зак посмотрел под ноги, увидел часть кожаной упряжи, о которую споткнулась Кэйт, и со злостью отбросил ее ногой.
— И совсем не в этом дело!..
Он поднял голову и увидел, что она стоит в дверях.
— О чем ты? — мягко спросил он.
— О твоих шрамах! Ты должен понять, что дело не в них! Не добавляй к своим дурацким мыслям еще и ту, что я будто бы считаю тебя уродом! Я так не считаю!
Он терпеливо ждал и улыбался.
— Если нет, то иди сюда, ударь меня снова и докажи, что это не так.
Как он и думал, она тут же появилась в дверях, уже несколько успокоившаяся. То, что она не боялась его, сказало ему больше, чем любые слова.
— Спи в этом сарае всю ночь! Это самое подходящее место для таких дураков, как ты! Пей виски и играй в «пятипалый гвоздь»! Это то, чего ты заслуживаешь!
Он не возражал.
— Я люблю тебя, Кэти, девочка… Она пошла было прочь, но обернулась.
— Идиот!
Он осторожно двинулся к ней.
— Мне и самому так кажется. Можешь ты простить меня?
— Мне пришлось собрать всю мою храбрость, что-эы войти в этот сарай…
Он сделал еще шаг к ней.
— Я не понял тебя… Прости!..
— Как мог ты вообразить, что я пошла бы к шерифу, если бы не была уверена, что ты позаботишься о Миранде? Торговать своим телом! — взвизгнула она. —Я даже не кокетка! Я и не знаю, как ловить мужчин!
Он придвинулся к ней.
— Однако меня ты поймала на крючок! Хочешь бросить обратно в воду?
Он слышал клокотание в ее горле. Сердце болезненно забилось у него в груди.
— Кэти… Я наговорил так много ужасных вещей…
— Да! — ответила она тоненьким голоском.
Зак стоял перед ней, опустив руки и беспомощно расставив ноги.
— Можешь ли ты простить меня?
— Ты осквернил мои чувства. — Ее голос прервался, она закрыла глаза ладонью. — Я з-знала, что ты видел меня. — Волнение мешало ей говорить, она почти глотала слова. —Т-тот раз… С Райаном. Я знала, что ты видел. Но я никогда д-даже не подумала, что ты после этого будешь считать меня грязной женщиной.
Произнеся сквозь зубы проклятие, Зак поднял ее на руки. К великому его облегчению, она обхватила руками его шею и прижалась к нему, словно ее несло, как судно на скалы, а он был ее якорем. Он чувствовал боль оттого, что заставил ее страдать. Слезы хлынули из его глаз.
— Радость моя! Мне и в голову не приходило так думать! Грязной? Бог свидетель, на земле нет никого чище и прекраснее тебя. — Он запустил пальцы в ее волосы, разрушая прическу. — Послушай меня! Можешь ты перестать плакать и послушать?
Она всхлипнула, сдерживая слезы.
— Даже увидев тебя с Райаном, я восхищался тобой. Она издала недоверчивое восклицание и попыталась отстраниться.
— Только послушай! — просил он. —Я восхищаюсь тобой, потому что нет жертвы, на которую ты не способна ради ребенка. Не каждая мать любит так самозабвенно. Ты готова отдать все, что у тебя есть, — сердце, душу, тело. Все для нее, ничего для себя. Как же мог я тобой не восхищаться?
— Но я не боролась с ним…
— Ты защищала Миранду! — шептал он. — Я знал это тогда и знаю теперь. Ничто не может унизить тебя в моих глазах…
— Но ты сказал…
Он прижал ее лицо к своей груди. — Я говорил все это, боясь, что ты и со мною делаешь то же самое — жертвуешь собой, чтобы защитить ребенка. И у меня возникла подлая мысль — взять тебя на этом условии или изнасиловать, и она была сильнее страха потерять тебя навсегда. Выкладывая тебе все это, я был вне себя от злости. Меня до смерти перепугали эти мысли и чувства. Ты понимаешь это? Я никогда не хотел сломить тебя. Если бы это было так, я мог бы сделать это сразу же, в первую ночь.
У него на щеках заходили желваки. Вдруг он вскочил на ноги и, держась неестественно прямо, пошел от крыльца.
— Я немного пройдусь, ладно? — Он повел плечами и потоптался, разминая затекшие члены. — Посиди здесь, послушай, не позовет ли Мэнди. Я ненадолго. Если задержусь, пойди и погаси лампы. Я устроюсь где-нибудь внизу.
— Ты не вернешься в нашу комнату? — отрывисто спросила Кэйт.
— Эту ночь ты должна провести с Мэнди.
— Так ты сердишься из-за того, что я взяла ее в свою постель?
В его низком голосе прозвучало раздражение.
— Я уже говорил тебе, Кэйт, что не сержусь. Мне просто нужно немного размять ноги.
С этими словами он отошел от нее. Почти тотчас она вскочила и бросилась за ним.
— Зак, пожалуйста, погоди! Прошу тебя! — Она ухватилась за его рукав.
— Давай походим возле дома, чтобы услышать, если проснется Миранда.
Хотя Зак погладил ее по голове, Кэйт чувствовала, как он напряжен.
— Едва ли могу быть сейчас приятным спутником, — сказал он непривычно резко.
— Я не буду ни о чем разговаривать с тобой, мне просто хочется побыть с тобой. Это моя последняя ночь дома, и мне было бы грустно провести ее в одиночестве.
Он потер переносицу и тяжело вздохнул.
— Кажется, ты не совсем поняла меня. Я хотел попросить тебя оставить меня сейчас одного.
Кэйт смотрела в его смуглое лицо, пытаясь разгадать скрытый смысл этих слов.
— Почему я должна оставить тебя одного?
— Потому что сегодня я плохо владею собой, — быстро проговорил он. — Если ты не оставишь меня, произойдет то, о чем мы будем жалеть.
— То, о чем мы будем жалеть? — переспросила она.
— Да! — воскликнул Зак.
— Что же именно?
— Не спрашивай, просто поверь мне и уйди. Прошу тебя, Кэйт! Я не могу поручиться за себя, когда ты рядом.
— Но почему? — удивилась она. Он тихо выбранился.
— Потому что я могу обидеть тебя. Неужели тебе надо объяснять, что может произойти?
— Обидеть меня? Ты? Зак?
— Да я. Ведь я уже сказал тебе, не так ли? — Опасный огонек загорелся в его глазах, и он показал рукой в сторону дома. — Ступай и сиди на крыльце или иди в дом и читай, ложись в постель. Делай все, что хочешь. О'кей? Его слова звучали как удары хлыста. Кэйт видела, что он в ярости. Его лицо исказилось от бешенства, голос срывался. Она непроизвольно отпрянула от него.
— Вот молодец! Уходи, пока не поздно!
Эти слова заставили ее опомниться. Хотя в этом состоянии он казался непохож сам на себя, но это был все тот же Зак, которому она так верила. Она не понимала, что терзает его, но знала, что должна это понять.
— Я не боюсь тебя! — воскликнула она. Он расхохотался.
— Тебе понадобилось чертовски много времени, чтобы понять это!
Обиженная, Кэйт вскинула подбородок.
— Прости, если моя застенчивость заставила тебя плохо подумать обо мне, но это и в самом деле правда.
Я никогда тебя не боялась.
— И как снизошло на тебя это откровение? Свалилось с неба во время завтрака? Для меня это чертовски удивительная новость. Но предупреждаю: остерегайся меня!
Кэйт молча смотрела на него. Какой-то странный тупик!
Сверкнув глазами, он сказал:
— Знаешь, иногда, я думаю: как это Бог наделил разумом комара? — Он показал пальцами расстояние не более дюйма. — Вот так сейчас я близок к тому, чтобы вцепиться в твою маленькую очаровательную задницу.
Пораженная, она отпрянула от него.
— Ради Бога, объясни, что ты задумал?
— Что? — Едва не захлебнувшись от ярости, он придвинулся к ней. — Я хочу тебя! — захрипел он. — Это достаточно веская причина?
Храбрость вдруг покинула Кэйт. Она ощутила реальность происходящего. Крупная фигура Зака казалась сейчас такой напряженной, как если бы он приготовился к прыжку. Его глаза дерзко смотрели на нее. Она видела, какой неукротимый огонь пожирает его. Кэйт не слишком хорошо представляла себе, что произойдет, если он исполнит свои угрозы.
Женщина, имеющая хоть каплю здравого смысла, бросилась бы прочь от него. Она смутно понимала, что он по-своему прав, но не догадывалась, что это нужно и ей. По горькому опыту Кэйт знала, что реальная жизнь бывает жестокой, в ней правят сильные, а слабые влачат жалкое существование. Вполне возможно, что она не должна была позволять Заку убеждать себя. Но он убедил ее. И теперь она знала, что, если не поверит в него, не сможет поверить уже никому в жизни.
— Если ты хочешь меня, — сказала она дрожащим голосом, — тебе, конечно, не надо применять никакого насилия. Я твоя жена, и ты имеешь полное право взять меня. Я не стану отвергать твои супружеские права.
— Взять! Вот твое главное слово! — отозвался он. — Забудем все, это болтовня для гостиных. Супружеские права! Никакого насилия! Мы же говорим не во время бального танца, будь он проклят! Ради Христа!
Кэйт пыталась сохранить спокойствие.
— Может, ты растолкуешь мне, о чем, собственно, мы с тобой говорим?
Он отшатнулся от нее. Когда Зак вновь повернулся к ней, Кэйт заметила, что он дрожит. Едва шевеля губами, он произнес:
— Я говорю о том, что пришло время выбирать, любовь моя.
— Выбирать? — переспросила Кэйт.
— Я говорю о том, что ты можешь аннулировать наш брак сразу же, как только все это кончится. Ведь ты свободная женщина.
Он прижал ладони к бедрам. Эта поза была холодной и отчужденной. Кэйт подумала, что он держит так руки, чтобы совладать с искушением и не схватить ее. Она припомнила ночь, когда он поднял ее на руки и отнес на постель. Это не стоило ему ни малейших усилий. Если он двинется к ней, она не сможет даже убежать от него. Если он собирается накинуться на нее, что же его удерживает? Возможно, он не отдавал себе в этом отчета, но Кэйт уже знала это.
— Почему я могла бы пожелать аннулировать наш брак, Зак?
— А почему бы тебе этого не хотеть? Как только все уладится, я буду тебе не нужен. Пройдет страх, что все раскроется. Меч уже не будет висеть над твоей головой. Никакой Райан уже не сможет принести тебе вреда. А если попробует, то закон отстоит твои права. Зачем же тебе удерживать меня?
Пелена спала с ее глаз. Кэйт вдруг поняла все, вспомнив его слова: «Это обычное дело с нами, героями. Все идет к чертям, когда мы начинаем сознавать, что больше никому не нужны».
— О, Зак!
Он пробормотал ругательство и отвел взгляд в сторону. Она видела, что он едва сдерживает слезы. Этот сильный, выносливый человек добывал свой хлеб тяжким трудом. Он привык к одиночеству. И вдруг женщина заставила его заплакать! Она видела, как он стыдится своих слез. Сознание того, что именно она виновна в этом, потрясло ее до глубины души. Желваки на его скулах напряженно двигались. Спустя мгновение он вздохнул и закрыл глаза.
— Не знаю даже, как меня угораздило оказаться в такой ситуации! — отрывисто пробормотал он. — Я ведь с самого начала знал, что у меня нет ни малейшего шанса завоевать тебя. И вот теперь я стою перед выбором: удержать тебя или дать тебе спокойно уйти? Теперь, Кэйт, ты увидела темную сторону моей натуры. Я и сам увидел ее. Раньше я не подозревал, что могу оказаться во власти своих желаний, проявить эгоизм… — Кэйт поняла: если он откровенно выскажется, это облегчит его душу, а потому прикусила губу и стояла молча, не прерывая его.
Он уставился в темноту, словно постигая тайны земли, объятой ночью.
— Так вот, — наконец заговорил он, — я всегда знал, что не буду счастлив с тобой, если не выскажусь откровенно. Я постоянно скрывал свои чувства, трепетал, когда мужчины с восхищением смотрели на тебя… с таким сокровищем как я… Да кто бы тебя осудил, если бы гы потянулась к другому?
Кэйт внимательно вслушивалась в его слова. Ее мысли прояснились.
— Что ты имел в виду, назвав себя сокровищем?
Он бросил на нее убийственный взгляд.
— Не играй со мной! К чему это? Ты боишься, что я нарушу обещание и не стану заботиться о Мэнди? — Воцарилось гнетущее молчание. Затем он укоризненно спросил:
— Именно поэтому ты и пошла за мной? И стоишь как ягненок, знающий, что его принесут в жертву? Хочешь положиться на мою доброту? Ладно, забудь об этом! Я не воспользуюсь твоим ребенком, чтобы заполучить тебя. Это так же скверно, как любое насилие.
— Давай вернемся к началу разговора. Объясни, о чем мы толкуем. Я совершенно растеряна…
— Растеряна? — взорвался он. — Ради Бога, ты же не дурочка! У тебя есть глаза! Притворяясь, что ничего не замечаешь, ты оскорбляешь меня!
— Не замечаю чего?
— Моего лица!
Кэйт уставилась на него, постепенно осмысливая происходящее. «Я знаю, что не заглядывалась на него». Она припомнила, что он однажды заговорил об этом, когда впервые предложил ей выйти за него замуж. Но тогда она была так занята своими заботами, что пропустила это мимо ушей. И его привычка тереть костяшками пальцев щеки. Не просто привычка, как догадалась она сейчас, но жест, выражающий раскаяние и стыд.
— Ты говорил о своих шрамах? — неуверенно спросила она.
Он исподлобья взглянул на нее.
— Да, о шрамах! Что еще в моем лице так противно тебе?
— Ничего, — сказала она. — Абсолютно ничего. И шрамы твои почти незаметны.
— Верно, почти незаметны. Только женщины шарахаются от меня, как от зачумленного. А теперь, пожалуйста, ради нас обоих, иди домой, не жди, пока я схвачу тебя, уволоку в сарай, задеру юбку и покажу, каким бываю мерзавцем, когда теряю голову!
Кэйт слышала, какая глубокая боль звучит в его голосе. Он в самом деле думал, что шрамы на лице делают его отталкивающе неприятным. А что еще хуже, неприятным ей! «Это правда, что я возьму вас в любом случае, если смогу. Женюсь на тебе, удочерю Мэнди. Это сделает меня таким счастливым, как будто все праздники соединились в одно Рождество». Да как же она была так слепа?
Одно лишь отчасти оправдывало ее: страх за Миранду и пережитые страдания. Именно это и затмевало ей взор, не давая взглянуть на происходящее. Зак вошел в их жизни, стал их героем, спас их от бед, дал им радость, вернул веру. Да ей и в голову не приходило, что человек, так щедро одаривший их, мучается от своих собственных неразрешенных проблем.
Она потянулась к нему и нежно прикоснулась к шрамам на его щеках.
— Зак! Ты очень привлекателен!' Увидев тебя впервые, я даже не заметила этих шрамов. Клянусь, не заметила!
Он вздрогнул, отодвигаясь.
— Кэйт, я предупредил тебя! Я сам себе не доверяю сейчас.
Она взяла в ладони его лицо.
— А я доверяю тебе! Он схватил ее запястья.
— Не искушай меня! Это — рядом. Клянусь тебе!
— Если бы другой мужчина сказал мне это, я бы опрометью кинулась от него. Но только не от тебя!
Он дрожал от волнения.
— Значит, ты глупа!
— Только не от тебя! Нет! Его пальцы сжались сильнее.
— Будь я проклят, Кэйт, но я люблю тебя, понимаешь? Я чувствую это каждой клеточкой. Мне не заменят тебя ни другие женщины, ни бутылка виски. Я хочу тебя! Только тебя! И страх потерять тебя меня убивает.
— Зак!..
— Помолчи и слушай, ради Бога! Я очень опасен. Если я сейчас доведу до конца то, что хочу, наш брак не разрушится. От меня нелегко отделаться. Сегодня все должно решиться. Теперь или никогда, понимаешь? У меня не будет другого случая…
Его боль передалась ей. Он давал Миранде и ей так много, а она брала, брала и брала, даже не задумываясь том, чего это ему стоило.
— А что, если я скажу, что это я не хочу расставаться с тобой?
Пальцы, сжимающие ее руки, расслабились.
— Это на всю жизнь, не забывай об этом! Этого можно избежать. Ты можешь аннулировать брак и стать свободной. Я чертовски стараюсь предоставить выбор тебе.
«На всю жизнь» — эти слова вырвались из сердца, и она знала, чего они ему стоили. Выбор! Только Зак мог беспокоиться о том, чтобы предоставить ей выбор. Он всегда приносил себя в жертву, чтобы сделать ее счастливой. Дважды он рисковал ради нее всем. Первый раз в колодце, спасая Миранду, затем в ту ночь, когда перезахоронил Джозефа. А теперь он готов был снова пожертвовать тем, чего так хотел, ибо боялся, что их желания не совпадают.
В юности Кэйт мечтала о том, как она влюбится в джентльмена, который будет на коленях просить ее руки. Эти мечты рассыпались в прах при столкновении с реальностью. Теперь перед ней был Зак, совсем непохожий на того, кто представлялся ей в мечтах. Ни элегантного костюма, ни цветов, ни красивых слов. Но в его грубоватых манерах было намного больше галантности, чем у любого джентльмена.
Выбор!.. Как хорошо сознавать, что он у нее есть. Она знала, что Зак скорее повернется и уйдет, чем пренебрежет ее правом принять собственное решение. Никто не вынуждал его давать ей это право. В верхнем ящике комода лежит брачное свидетельство, связывающее их крепкими узами. Она его жена. Его собственность. Никто не осудил бы его за то, что он хочет воспользоваться тем, что принадлежит ему по закону. Но Зак смотрел на вещи иначе. У него другие взгляды, и они дороже всех корзин с цветами на свете.
— Где же ты собирался изнасиловать меня? В сарае?
— Об этом не может быть и речи! — фыркнул он.
— В самом деле? — Взбудораженная Кэйт попыталась высвободиться из его рук, но не могла разомкнуть его пальцы. Кэйт знала, что в такие минуты поступки важнее слов. — Ты решил остаться здесь и заговорить меня до смерти? Ты же сказал, что можешь изнасиловать женщину. Боюсь, что это не так. Давай проверим, кто из нас прав.
Он дернулся, словно его укусили.
— О Господи! Ты спятила? Бросаешь мне вызов? Я ведь предупредил тебя.
— Я очень серьезна.
Отвернувшись от него, она пошла к сараю. Услышав его тяжелую поступь, она ускорила шаг, боясь, что ее решимость вот-вот исчезнет. Войдя во тьму сарая, она обернулась. В дверном проеме виднелся силуэт мужчины.
— Зак, если ты все еще хочешь сделать это, поспеши!
Он провел рукой по лицу.
— Ты играешь с огнем… Надеюсь, ты понимаешь это…
Кэйт вздохнула и двинулась в темноту. Что-то попало ей под ноги, она споткнулась и слабо вскрикнула. Он шагнул к ней.
— Ты ушиблась?
— Нет. — Она оглянулась. — Ты идешь? Зак, я люблю тебя всем сердцем, мне осталось только расстегнуть пятую пуговицу на юбке. Но я вдруг подумала: может, ты прав, я действительно спятила?
Закария застыл в полушаге от нее, едва веря своим ушам. Слабый лунный свет падал на нее. И он видел, что она уже распустила пояс юбки и дрожит от волнения.
— О чем ты говоришь? — напряженно спросил он. Она прислонилась к стойлу. Слезы градом катились по ее щекам.
— Как ты смел подумать, что я могла бы доверить своего ребенка мужчине, которого не люблю? Признаюсь, я сделала глупость, утаив от тебя свое чувство. Но ты-то как мог не понять этого? В Миранде — вся моя жизнь! Но я не умею выразить это словами. Я люблю тебя, Зак! И когда все будет позади, я буду любить тебя. Для меня страшнее всего потерять тебя.
Зак не шелохнулся. Он не верил своим ушам. Боже, как хотел бы он в это поверить! Но он видел, что она дрожит и смотрит на него без страстного ожидания. Разве похожа она на влюбленную женщину, готовую отдаться ему?
— А твои шрамы… Ты смотришь на себя в зеркало, когда бреешься? Да ведь ты — самый красивый мужчина, которого я только встречала.
Злость стиснула ему горло.
— Ты дразнишь меня!
— Нет! — вскричала она. — С тех пор как ты появился здесь, женщины только и делают что шушукаются о тебе. Я все про тебя знала еще до того, как ты у нас появился. Все женщины в городе из кожи вон лезли, чтобы заполучить тебя. Я понятия не имела, из-за чего они так хлопочут, пока не увидела тебя. А уж тогда все поняла.
— Ты просто до смерти перепугана, — сухо сказал он. — Не могу понять одного, зачем ты играешь со мной. Если ради Мэнди, так с ней и так все в порядке. Я ведь обещал тебе это.
— Ты считаешь, что я играю с тобой?
— Конечно, играешь. — Он отступил назад. — А что же я должен думать?
К нему вернулась прежняя злость. Зак понимал, что ему лучше помолчать, пока он не успокоится. Но понимать и делать — разные вещи.
— Я чуть глотку не порвал Райану, когда он осмелился обозвать тебя потаскухой, так не делай же из меня дурака, не торгуй своим телом!
Даже во тьме было видно, как побелело ее лицо.
— Так вот о чем ты думаешь! — воскликнула она дрожащим голосом. — Что я сейчас продаю себя, чтобы купить за это покой и счастье Миранды?
Заку стало стыдно, что он так унизил ее. Но, увы, он так и думал. Хватит недомолвок, пора все разъяснить.
— Это было бы не впервой, не так ли? Она сжалась, будто он ударил ее.
Зак не хотел смотреть на нее, но прятать глаза, увидев в них боль, было бы трусостью.
— Я знаю; подло говорить тебе это… Но некоторые вещи должны быть сказаны, чего бы это ни стоило.
— А некоторые слова так гнусны, что их нельзя даже произносить!.. — прошептала она.
— Гнусно это или нет, но это правда! Все для Миранды, ради Миранды ты готова на все. Я видел, как ты валялась под Райаном, позволяя ему лапать тебя и кусая кулаки, чтобы не закричать. Если ты так же относишься и ко мне, могу ли я думать, что со временем ты не выставишь и меня? Ведь так обстоит дело, не правда ли? Я могу взять тебя или уйти. Я пытаюсь уйти!
Она подняла голову и огляделась. Все кружилось у нее перед глазами, словно ее ударили кулаком.
— Кажется, ты хотел предоставить мне выбор? Так вот, я выбрала. Мой выбор — ты. Разве ты должен еще о чем-то спрашивать?
— А почему же нет? Тебя привела в ужас наша первая брачная ночь. Я понял тебя и на следующее утро попытался поправить дело. Что изменилось после этого? Что мне делать, если ты считаешь меня дураком и негодяем?
Она открыла рот, желая возразить, но он перебил ее:
— Две недели мы женаты, но я ни разу не видел тебя иначе как в наглухо застегнутой рубашке, в платье, в халате. Две недели мы спали с ребенком и собакой. Мы могли бы выскользнуть из постели и потихоньку перебраться в другую комнату, после того как Мэнди заснет. Но намекнула ли ты хоть раз на то, что этого хочешь? Черт возьми, нет! Ты радовалась, как рыба, сорвавшаяся с крючка! Разве это не так?
— Так, — сказала она дрожащим голосом.
Он вытер ладонью рот и наклонил голову, словно разглядывая грязь на своих сапогах.
— И вот вдруг непостижимым образом ты начинаешь склонять меня к тому, чтобы я получил от брака все, чего хочу? Внезапно говоришь мне о своей искренней бессмертной любви? Говоришь, что веришь в меня, ничуть не боишься меня? Но если это так, почему же ты дрожишь, когда видишь меня, словно я сам дьявол?
Она опустила руки и сплела пальцы. Не дав ей вставить слово, он обрушился на нее, торопясь выговориться до конца:
— Думаю, сейчас все происходит из-за того, что прошлой ночью и днем я боролся со своими демонами, а ты — со своими. Поняв, что неверно вела себя со мной, ты запаниковала. Ты уже побывала у шерифа. Если я откажусь заботиться о Миранде, ее заграбастает Райан. Разве это неверный расчет? Итак, все объяснилось. Главное — удержать то, что есть. Удержать хотя бы с помощью соблазна. Сожалею, дорогая моя, но я на это не пойду. Я не хочу покупать тебя!
Она отстранилась от стойла, глядя на светлый проем двери позади Зака.
— Я не считаю тебя дьяволом, Зак. Впрочем, ты прав в одном. Я действительно думаю, что ты — идиот, к тому же слепой, как крот!
Она хотела вытеснить прошлое из его сознания. Его так поразила ее вспышка и грубые слова, что он застыл. Потом, осознав это, он схватил ее за руки.
— Если я понял тебя не так, скажи мне…
Пытаясь освободиться от его рук, она рванулась и чуть не потеряла равновесие.
— Есть одна вещь, которую я хочу тебе сказать: пошел ко всем чертям! — Она с силой рванулась и в бешенстве крикнула: — Да пусти же меня, будь ты проклят!
Никогда прежде не слышал Зак, чтобы она бранилась. Значит, она накалена до предела.
— Я отпущу тебя, если ты мне ответишь…
— На то, что ты говоришь, не стоит и отвечать!
С этими словами она вывернулась и дала ему пощечину. Удара он даже не почувствовал, но вдруг его осенило.
— Кэти!!!
Она ударила его кулаком, чуть не угодив в глаз.
— Не называй меня Кэти! С этой минуты и навсегда я для тебя Кэйт!
Закария удержал ее руку прежде, чем она снова ударила его.
— Думаю, тебе надо успокоиться…
— Это тебе надо успокоиться, а не мне! — Кэйт попыталась освободить руки. — Пусти меня! Или я за себя не отвечаю!
Зак в упор смотрел на нее.
— Скажи мне, в чем я не прав, будь я проклят! Она уставилась на него с бешенством, глаза ее были наполнены слезами.
— Ты назвал меня потаскушкой и еще спрашиваешь, в чем не прав? Ты издеваешься над моей стыдливостью и спрашиваешь, в чем не прав? Ты предлагаешь мне сделать выбор, а когда я сделала его, говоришь, что я лгу, не веришь ни одному моему слову!
Зака охватил ужас.
— Кэйт, я не называл тебя потаскухой…
— Какая разница! — закричала она. — Думаешь, мне так легко было идти сюда? Ты говорил о борьбе с демонами? Один из них был моим мужем. В отличие от тебя, он не предоставлял мне выбора, так что у меня не было шанса убежать от него. Думаешь, я не вспоминала боль, причиненную его кулаками, когда ты угрожал мне? Неужели ты думаешь, что я стояла бы перед тобой, дрожа от страха, если бы не любила тебя?
— Боже, — прошептал он, — Кэти!.. Я…
— Кэйт! — Она даже взвизгнула. — Я не ребенок!
— Я никогда не думал этого…
— Тогда дай мне выйти отсюда. Вот мой выбор! Он подчинился. Пошатнувшись от неожиданности, она сумела сохранить равновесие и пошла прямо к двери. Он направился за ней, чувствуя, что сердце обливается кровью.
— Если ты и вправду любишь меня, не поворачивайся ко мне спиной, — взмолился он. — Пусть я безмозглый сукин сын, но у меня преданное сердце. И если я ошибся, то не только по своей вине, ты тоже виновата в этом. Давай поговорим.
Она вышла из сарая и растворилась в сумраке, освещенном луной. Зак посмотрел под ноги, увидел часть кожаной упряжи, о которую споткнулась Кэйт, и со злостью отбросил ее ногой.
— И совсем не в этом дело!..
Он поднял голову и увидел, что она стоит в дверях.
— О чем ты? — мягко спросил он.
— О твоих шрамах! Ты должен понять, что дело не в них! Не добавляй к своим дурацким мыслям еще и ту, что я будто бы считаю тебя уродом! Я так не считаю!
Он терпеливо ждал и улыбался.
— Если нет, то иди сюда, ударь меня снова и докажи, что это не так.
Как он и думал, она тут же появилась в дверях, уже несколько успокоившаяся. То, что она не боялась его, сказало ему больше, чем любые слова.
— Спи в этом сарае всю ночь! Это самое подходящее место для таких дураков, как ты! Пей виски и играй в «пятипалый гвоздь»! Это то, чего ты заслуживаешь!
Он не возражал.
— Я люблю тебя, Кэти, девочка… Она пошла было прочь, но обернулась.
— Идиот!
Он осторожно двинулся к ней.
— Мне и самому так кажется. Можешь ты простить меня?
— Мне пришлось собрать всю мою храбрость, что-эы войти в этот сарай…
Он сделал еще шаг к ней.
— Я не понял тебя… Прости!..
— Как мог ты вообразить, что я пошла бы к шерифу, если бы не была уверена, что ты позаботишься о Миранде? Торговать своим телом! — взвизгнула она. —Я даже не кокетка! Я и не знаю, как ловить мужчин!
Он придвинулся к ней.
— Однако меня ты поймала на крючок! Хочешь бросить обратно в воду?
Он слышал клокотание в ее горле. Сердце болезненно забилось у него в груди.
— Кэти… Я наговорил так много ужасных вещей…
— Да! — ответила она тоненьким голоском.
Зак стоял перед ней, опустив руки и беспомощно расставив ноги.
— Можешь ли ты простить меня?
— Ты осквернил мои чувства. — Ее голос прервался, она закрыла глаза ладонью. — Я з-знала, что ты видел меня. — Волнение мешало ей говорить, она почти глотала слова. —Т-тот раз… С Райаном. Я знала, что ты видел. Но я никогда д-даже не подумала, что ты после этого будешь считать меня грязной женщиной.
Произнеся сквозь зубы проклятие, Зак поднял ее на руки. К великому его облегчению, она обхватила руками его шею и прижалась к нему, словно ее несло, как судно на скалы, а он был ее якорем. Он чувствовал боль оттого, что заставил ее страдать. Слезы хлынули из его глаз.
— Радость моя! Мне и в голову не приходило так думать! Грязной? Бог свидетель, на земле нет никого чище и прекраснее тебя. — Он запустил пальцы в ее волосы, разрушая прическу. — Послушай меня! Можешь ты перестать плакать и послушать?
Она всхлипнула, сдерживая слезы.
— Даже увидев тебя с Райаном, я восхищался тобой. Она издала недоверчивое восклицание и попыталась отстраниться.
— Только послушай! — просил он. —Я восхищаюсь тобой, потому что нет жертвы, на которую ты не способна ради ребенка. Не каждая мать любит так самозабвенно. Ты готова отдать все, что у тебя есть, — сердце, душу, тело. Все для нее, ничего для себя. Как же мог я тобой не восхищаться?
— Но я не боролась с ним…
— Ты защищала Миранду! — шептал он. — Я знал это тогда и знаю теперь. Ничто не может унизить тебя в моих глазах…
— Но ты сказал…
Он прижал ее лицо к своей груди. — Я говорил все это, боясь, что ты и со мною делаешь то же самое — жертвуешь собой, чтобы защитить ребенка. И у меня возникла подлая мысль — взять тебя на этом условии или изнасиловать, и она была сильнее страха потерять тебя навсегда. Выкладывая тебе все это, я был вне себя от злости. Меня до смерти перепугали эти мысли и чувства. Ты понимаешь это? Я никогда не хотел сломить тебя. Если бы это было так, я мог бы сделать это сразу же, в первую ночь.