Андерсон Пол Уильям. Люди ветра

   — Но должна же быть какая-нибудь причина, — настаивал майор.
   — Мы исследуем, — сказал медик. — Если кто-то предвидел, что эта планета настроена против оккупации, то это должно было быть изучено перед началом войны, но теперь уже поздно!
   Случайная маленькая лодка из остатков авалонской эскадры скользила между блокирующих земных судов на высокой скорости при максимально возможном ускорении. Примерно половина из них была уничтожена. Остальные благополучно миновали заслон и вернулись в космос. Было известно, что они обменялись посланиями с землей. При удобном коде и помощи лазерных лучей за секунду могло быть пропущено большое количество информации.
   — Очевидно, моих солдат раздражают эти лодки, — ворчал на свой штаб Кайал. — Так очевидно же, что если мы попытаемся охотиться на них, они разбегутся и исчезнут в огромном космосе, среди бесчисленных астероидов и лун, как делали это и раньше. И у них есть планы на будущее. Я не хочу раздвоения, джентльмены! Мы должны сосредоточить здесь всю нашу силу!
   Все увеличивающееся количество данных указывало на то, что на земле и на море, под водой и в небесах колонисты готовились к решающему сражению.

***

   Рошфор осознал вопль на несколько секунд раньше, прежде чем он отозвался в нем. Мысли ползли медленно, с трудом: «Господи, что меня мучает?» Его мускулы протестовали против сидения в скиммере. Пальцы превратились в сосиски, застывшие на приборной доске. Рядом с ним Разутион застыл в молчании. Он был таким уже несколько дней. Мягкие щеки мальчика втянулись и были покрыты черным пухом.
   И все же судно Рошфора отправилось на помощь наземному патрулю и вскоре кружило над ним в воздухе. Беда была в том, что больше ничего они сделать не могли. Энергетическое оружие убивало одной вспышкой сотни тараканоподобных существ в двадцать сантиметров длиной, чьи туловища чернели на поверхности земли среди кустарника. Но они не могли спасти людей, которых эти твари уже настигли и сожрали.
   Рошфор старался, насколько это возможно, не смотреть на это зрелище.
   Сам он опускался ниже и подбирал на борт выживших. Разутион был слишком болен, чтобы что-то сделать.
   Почуяв запах мяса, столь редкий в этой голодной стране, к главной базе устремились каккелеки. Они не могли летать, но прыгали с удивительной быстротой. Все усилия затрачивались на то, чтобы создать против них действенный кордон.
   Тем временем авалоняне высадились у Экватории. Они так быстро заняли огромную территорию, что бомбардировка была бы бесполезной. Все, кто высадились на Скорпелуну, были итрианами.

***

   Старшие офицеры-медики и планетологи собрались на военный совет. За стенами вздыхала и кружилась беззвездная ночь равноденствия. Пыль билась о вздрагивающие металлические стены. Волны жара казались объемными сухими взрывами.
   — Да, сэр, — сказал глава медиков. Его чин по рангу был почти равен адмиральскому. — Мы доказали это почти наверняка. — Он вздохнул, звук этот потерялся в общем шуме. — Если бы у нас было лучшее оборудование, другой состав. В общем, подробности я сохраню для следствия и суда. Факт же состоит в том, что плохая информация завела нас в смертельную ловушку.
   — Слишком много миров. — Гражданский планетолог покачал головой. — И каждый так велик! Кто может все знать?
   — Пока вы болтаете, — сказал командующий, — люди лежат в горячке и конвульсиях. И с каждым днем таких все больше. Говорите, — голос его дрожал от гнева и едва сдерживаемых рыданий.
   — Мы, конечно, подозревали отравление тяжелыми металлами, — сказал офицер-медик. — Мы провели повторные испытания. Концентрация все время казалась в пределах установленных норм. Потом вдруг.
   — Неважно, — прервал его планетолог. — Вот результаты. Кусты, растущие здесь повсюду. Мы знали, что они содержат элементы, подобные мышьяку и сере. И в литературе содержались описания адского кустарника, в картинках, где говорилось о том, что он испускает отравляющие пары. Чего мы не знали, так это того, что здесь имеются образцы этого растения. Он казался точной копией своих соседей. Подумайте о розах и яблоках! Кроме того, мы понятия не имели о том, как действует этот токсин. Это, должно быть, было установлено уже после того, как было опубликовано описание, когда было выявлено какое-то органическое соединение. Объем информации в любой отрасли науки очень велик — настоящий потоп. — Он внезапно замолчал.
   Командующий ждал.
   Вступил офицер-медик:
   — Пары несут в себе металл в свободной комбинации с. С молекулярным соединением, о котором не слышал ни один из известных мне ученых. Действие их заключается в том, что они блокируют действие некоторых ферментов.
   Собственное действие защитной одежды аннулируется. Ни один атом металла не отталкивается. Каждый микрограмм проникает в живой организм. В то же время пациент добавочно ослабляется тем, что часть его протеиновых соединений не работают как нужно.
   — Мне. Понятно. — Сказал командующий.
   — Эвакуация, — сказал глава медиков. — И я не рекомендую ее, а говорю, что у нас нет другого выбора. Наши люди должны немедленно получить должный уход.
   Командующий кивнул. Сам больной, чудовищно усталый, он ждал этого ответа уже несколько дней и потихоньку начал приготовления.
   — Мы не сможем взлететь до завтра, — сказал он все тем же лишенным эмоции голосом. — У нас нет достаточного количества судов. Большая их часть вернулась в космос. Кроме того, панический взлет мог бы превратить нас в мишени для авалонян. Но мы предпримем меры против худшего. Соберем всех людей в лагере. Согласно приказу, вниз будет спущено достаточное количество кораблей. — Он не смог сдержать дрожь верхней губы.

***

   Имперцы отступали, а их враги наносили удары.
   Они не стреляли из орудий земля-земля. При создании обороны их больше интересовало оружие ближнего действия, занимающее гораздо меньше места, и воздушные суда небольших размеров с ограниченным числом членов команды.
   Самым крупным объектом было сосредоточение энергетических проекторов в пиках, смотрящих на Скорпелуну.
   Тем временем итрианские партизанские отряды устремились на плато.
   Члены их, гораздо менее чувствительные к странному токсину, были в полном здравии и не таскали на себе груз из космических костюмов, респираторов и платков, как это приходилось делать людям.
   Крылатые, они не нуждались в машинах с радарами, гразарами и магнетоскопами. Вместо этого они неожиданно могли появляться из укрытий и создавать целый заслон из огня и металла, закидывать гранатами наземные машины, прошивать пулями скиммеры и исчезать раньше, чем будет организован действенный отпор.
   Но и они неизбежно несли потери.
   — Хэй-ай-а-ай! — Испустил вопль Драун из Высокого Неба и устремился с утеса вниз. На дне сухого оврага брела к лагерю колонна землян, уходящая от наполовину свернутой огневой точки. Пыль, клубящаяся вокруг каждого из людей, делала их больше похожими друг на друга, чем остатки униформы.
   Несколько бронированных машин и воздушных судов сопровождали их. Грависани везли за собой ослабевших.
   — Отправить их к Адскому ветру! — Итриане устремились вниз, испуская воинственные кличи.
   Драун видел, как падали люди, словно пустые мешки. Но он видел и то, как их товарищи отбивались от нападающих под прикрытием бронированной машины. «Они еще сохранили храбрость», — подумал он. Но тут ему пришла мысль о том, что при втором заходе нужно применить против них тортопитовую бомбу, сбросив ее в самую гущу людей. Вновь устремился вперед итрианский отряд. «Я иду, ребята!» — Драун помчался за остальными. Найссан упал на землю. Кровь его окрасила песок в алый цвет. Вторая атака оказалась неудачной, но, верные своим принципам, итриане отбивались от землян до последнего. Дошла очередь и до Драуна. Он стоял над Найссаном и стрелял, пока мог.

***

   — Перевести все, что осталось, на орбиту, — сказал Кайал. — Нам нужна свобода для маневра!
   Глава его штаба прочистил горло:
   — Гм. Адмиралу известно о вражеских кораблях?
   — Да! Они на внутреннем ускорении. Совершенно ясно, что все те из них, что способны сесть на планету, попытаются это сделать. Остальные будут действовать в космосе.
   — Не следует ли нам организовать перехват?
   — Мы не можем расходовать силы. Очистка этих фортов опустошила бы большую часть наших складов. Нашим первейшим долгом является вывод людей из того кошмара, в который мы. Я. Их послал.
   Лицо Кайала застыло.
   — Если какие-нибудь соединения смогут быть освобождены от работы на орбите без ущерба для дела, то пусть уничтожают всех, кого смогут, полагаясь на энергетическое оружие. Я сомневаюсь, что в их распоряжении имеется достаточное его количество. Большая часть судов все равно последует своим путем, к нашему огорчению. — Он криво усмехнулся. — Как в нашу бытность в Академии любил говорить старый профессор На-Ту, — помнишь, Джим? — «Лучшим основанием для получения верного решения является наше ошибочное суждение о предмете.»

***

   Тропические штормы Авалона были более яростными, чем того можно было ожидать от планеты с замедленным вращением. На сутки была отложена погрузка раненых и больных. Помимо возможности потери грузового судна, существовала вероятность того, что струи дождя убьют некоторых больных, пока они будут подниматься по трапу.
   Более-менее здоровые солдаты, недавно прибывшие, сражались с водой, пытаясь сохранить дамбу. Доклады, неясные, и без конца прерываемые треском в эфире, неслись по радио один за другим.
   Но все это не касалось Рошфора. Он относился к среднему классу: слишком больной, чтобы работать, но слишком хорошо себя чувствующий для немедленной эвакуации. Он покачивался на стуле среди сотен своих товарищей в вонючем жарком бункере, борясь с ознобом и тошнотой, иногда видя перед собой лицо Табиты, иногда — Ахмеда Разутиона, умершего тремя днями раньше.

***

   Оставшиеся авалонские суда опустились в Экватории, где офицеры охраны распределяли их по местам.
   Буря утихла. Первые Имперские суда поднялись с разрушенной базы. То были военные корабли, обеспечивающие безопасность полета кораблей с ранеными и больными.
   Навстречу им с орбиты двинулись другие суда землян.
   Авалонская воздушная и наземная защита открыла огонь. В битву вступила и космическая ее часть.
   Дэннель Холм сидел у сканера. Тот передавал его слова и изображение на большинство мощных передатчиков планеты. Невозможно было не услышать этой передачи.
   "Мы перекрыли их пути к отступлению. Вы не можете взорвать нас, не убив при этом людей, число которых мы оцениваем в четверть миллиона. Даже если мы не станем сопротивляться, половина из них не проживет до тех пор, пока вы не прекратите войну с нами. И мне просто не хочется думать об участи остальных: органические, нервные, мозговые поражения, действие которых необратимо. Вот что их ждет!
   Мы можем их спасти. Мы располагаем целой сетью специальных лечебных заведений, рассредоточенных по всей планете. Постели, обслуживающий персонал, диагностическое оборудование, болеутоляющие средства, поддерживающие лечение. Мы будем рады принять у себя группы ваших инспекторов и медицинский персонал. Мы не хотим смешивать политическую игру с жизнью живых людей! В ту же минуту, как вы согласитесь на прекращение огня и вывод вашего флота из нашей системы, наши спасательные отряды направятся к Скорпелуне".

Глава 18

   Палата была чистой, с достаточным количеством обслуживающего персонала, но в нее пришлось поместить сорок человек, и в ней не было экрана, впрочем, местная программа и не заинтересовала бы никого из больных. Так что у них не было другого развлечения, кроме радио и болтовни. Большинство предпочитало последнее.
   Вскоре Рошфор попросил принести ему пару наушников, чтобы пользоваться данными ему книгами.
   Таким образом он отключился от разговоров. Он вернулся к окружающей действительности лишь тогда, когда кто-то тронул его за плечо. «Ах, подумал он. — Уже ленч». Он поднял глаза от «Людей Ганалы» — и увидел Табиту.
   Сердце ухнуло в его груди и куда-то покатилось. У него так тряслись руки, что он едва смог снять наушники.
   Она стояла среди шума и антисептических запахов как картина, рамой для которой служило открытое окно, голубизна неба и цветение весны.
   Простой комбинезон скрывал изгибы ее тела и природную силу. Даже по лицу ее было заметно, как она похудела. Кости выступали отчетливее, чем раньше, под более темной кожей, а волосы совсем выгорели.
   — Тэбби, — прошептал он и потянулся к ней.
   Она подержала его руку в своей, не сжимая ее, и почти не улыбалась.
   — Хэлло, Фил, — сказала она знакомым грудным голосом. — Ты выглядишь лучше, чем я ожидала.
   — Ты бы посмотрела на меня вначале. — Он плохо слышал собственные слова. — Как ты? Как все?
   — Я?! Хорошо. Большинство из тех, кого ты знаешь — тоже! Драун и Найссан погибли.
   — Мне жаль, — солгал он.
   Табита отпустила его руку.
   — Я бы пришла раньше, — сказала она, — но пришлось ждать отпуска, и потом, немало времени ушло на то, чтобы проверить длинный список пациентов, перевезенных сюда. У нас еще много проволочек и неорганизованности. — Глаза ее были очень серьезными. — Я была уверена, что ты на Авалоне, живой или мертвый. Хорошо было узнать, что живой.
   — Как же я мог остаться вдали от тебя?
   Она закрыла глаза:
   — Как твое здоровье? Персонал слишком занят, чтобы ухаживать за всеми.
   — В общем, когда я стану несколько сильнее, меня хотят забрать в регулярный имперский госпиталь, вырезать у меня печень, а взамен дать мне новую. На это может понадобиться год — земной год, — пока я полностью не поправлюсь. Обещают, что поправлюсь.
   — Великолепно! — Тон ее голоса был почти официальным. — С тобой здесь хорошо обращаются?
   — Насколько это возможно. Но. Мои товарищи по палате не совсем отвечают моему типу, а врачи и их помощники не могут сдержать их страсть к болтовне. Я был чертовски одинок, Тэбби, пока ты не пришла.
   — Я постараюсь навестить тебя снова. Ты же понимаешь, что я постоянно занята, а большую часть остающегося времени я вынуждена проводить в Сент-Ли, поддерживая дело.
   Слабость охватила его. Он опустился на подушки, руки его упали на одеяло.
   — Тэбби. Ты согласилась бы подождать этот год?
   Она медленно покачала головой, и снова перевела взгляд на него.
   — Может быть, мне следовало притвориться, пока ты не станешь достаточно здоровым, Фил. Но я не слишком умна для этого, не слишком умею притворяться, кроме того, ты заслуживаешь лучшего обращения.
   — После того, что я сделал.
   — После того, что я сделала. — Она наклонилась и положила руки на его плечи. — Нет, мы не позволим ненависти встать между нами, правда?
   — Тогда не можем ли мы оба простить?
   — Я думаю, что мы уже сделали это. Разве ты сам не видишь? Когда боль умерла, там, где я ее чувствовала, и я снова смогла думать, я поняла, что больше ничего не осталось. О, дружба, уважение, воспоминания. Но это все!
   — Разве этого недостаточно. Чтобы снова начать строить?
   — Нет, Фил! Теперь я понимаю тебя лучше, чем раньше. Если бы мы попытались, я знаю, что сделала бы с тобой раньше или позже. Я хочу, чтобы наши отношения остались чистыми.
   Она нежно поцеловала его и встала.
   Они еще немного поговорили, смущенные, а потом он отпустил ее под тем, не совсем правдивым, предлогом, что ему нужен отдых.
   Когда она ушла, он закрыл глаза, предварительно надев наушники, так что поток голосов землян сразу прервался.
   «Вероятно, она права, — думал он. — И моя жизнь не кончена. Надеюсь, я преодолею и это».
   Он вспомнил девушку из Флервиля и понадеялся, что попадет в госпиталь на Эсперансу, когда прекращение огня превратится в мир.

***

   Табита остановилась перед зданием больницы, держа в руках взятый ею в комнате гравипояс. Силуэт здания враждебной громадой высился на фоне очертаний Грея.
   Она вспомнила протесты, когда марчварден Холм рассредоточил все промышленные объекты, начиная военными и заканчивая медицинскими, когда возобновление битвы казалось неизбежным. Комментаторы указывали, что то, что эти меры не спасут от случайностей бомбардировки и слишком громоздки, если страхи окажутся напрасны.
   «Мы делаем, что можем», — ворчал он и проводил свой проект в жизнь.
   Это означало, что офицеры домашней охраны должны были ему повиноваться. Они знали, что действительно у него на уме.
   Там, где она стояла, склон холма полого опускался, покрытый ковром смарагдинов, розовыми кустами и чашами Будды. С холма открывался ясный вид на город и сверкающий залив Фалкайн.
   Маленькие, как будто ватные, облака колыхались под бормочущим ароматным ветром.
   Она вдыхала в себя его прохладу.
   После Экватории он казался просто целебным. Или должен был казаться.
   Она почувствовала удивительную пустоту внутри.
   Зашелестели крылья. Рядом с ней опустился итрианин.
   — Доброго полета тебе, Хилл, — сказал женский голос.
   Табита моргнула. Кто это?
   — Айат! Доброго тебе приземления!
   «Как монотонен ее голос, как тускло ее оперение. Я не видела ее с того дня на острове.» Табита взяла в обе руки ее когтистую руку:
   — Просто удивительно, дорогая! Как ты?
   Голос Айат, ее поза и мембраны дали ответ. Табита обняла ее.
   — Я искала тебя, — пробормотала Айат. — Я провела всю битву дома, а потом я пасла стада, я нуждалась в одиночестве, и мне сказали, что стране нужно мясо. — Она прильнула головой к животу Табиты. — Потом я освободилась и отправилась на поиски.
   Табита все гладила и гладила ее по спине.
   — Я узнала, где ты служишь, и о том, что ты говорила, будто собираешься остановиться в Грее во время отпуска, — продолжала Айат. — Я ждала. Я расспрашивала в отелях. Сегодня мне сказали, что ты здесь и будешь позже. Я подумала, что ты можешь придти сюда, а попытка лучше, чем бесконечное ожидание.
   — Что я могу сделать для тебя, подруга по цели, скажи мне.
   — Это трудно. — Айат, не поднимая глаз, до боли вцепилась в руки Табиты. — Аринниан тоже здесь. Уже несколько дней он работает в штабе своего отца. Я искала его и. — Звук подавленного рыдания, хотя итриане не плачут.
   Табита догадалась:
   — Он тебя избегает?
   — Да! Он пытается быть добрым. Это самое худшее, то, что он должен пытаться.
   — После того, что случилось.
   — Кр-а-ах! Для него я уже не та. — Айат собрала все свои силы. — И для себя. Но я надеюсь, что Аринниан понимает это лучше, чем я.
   — Неужели он единственный, кто может помочь? А как твои родители, сиблинги, товарищи по чосу?
   — Они ко мне не изменились. Почему им было меняться? Во Вратах Бури такая, как я, рассматривается именно как неудача, а не позор или ущербность. Они не могут понять моих переживаний.
   — А ты чувствуешь себя так из-за Аринниана, понимаю. — Табита посмотрела вдаль. В этот прекрасный день особенно ощущалась жажда жизни. Что я могу сделать?
   — Не знаю. Может быть, ничего. И все же, если бы ты могла с ним поговорить. Объяснить. Попросить у него за меня прощения.
   В груди Табиты всколыхнулась волна гнева.
   — Попросить? У него? Где он?
   — На работе, наверное. Его дом.
   — Я знаю адрес. — Табита выпустила ее из объятий и выпрямилась. Пойдем, девочка, хватит разговоров. Сегодня прекрасный день для полета, и у меня с собой все, что нужно, а когда день кончится, я останусь с тобой там, где ты скажешь. Я посмотрю, как ты засыпаешь.
   Опустился сумрак, мазнул шафраном по серебристой глади воды, зажег ранние звезды. Табита приземлилась возле двери дома Аринниана. Окна были освещены. Она не стала звонить, просто постучала.
   Он открыл. Табита увидела, что он тоже похудел. Волосы цвета черного дерева казались особенно темными в сочетании с изможденным лицом. Одет он был небрежно.
   — Хилл! — Воскликнул он. — Я никак. Я не мог. Проходи же, проходи!
   Она прошла мимо него. В комнате царил беспорядок. По-видимому, ее использовали только для того, чтобы спать и иногда торопливо есть. Он неуверенно подошел к ней. Их разговоры были короткими, чисто деловыми, и общались они только по фону, пока не началась новая битва. После этого они знали только о том, что оба живы.
   — Я. Я рад тебя видеть, Хилл, — выдохнул он.
   — Не знаю, чувствую ли я то же самое, — сухо отозвалась она. — Сядь.
   Я хочу хорошенько щелкнуть тебя по носу. Дурная твоя голова!
   Некоторое время он продолжал стоять, потом повиновался. Она увидела, как он напряжен, и внезапно растеряла все слова. Текли минуты, а они продолжали молча смотреть друг на друга.

***

   Дэннель Холм сидел перед экранами, на которых виднелись изображения Льзу из Тарнов, Мэттью Викери из Парламента и Хуана Кайала из Империи.
   Четвертый только что потемнел. Он передал записанное на пленку сообщение Траувея, высшего Вивана Итри. Он умолял Авалон сдаться, прежде чем случится самое худшее и всему Доминиону будут продиктованы самые жесткие условия Империи.
   — Вы слышали, господа? — Спросил Кайал.
   — Мы слышали, — ответил Льзу.
   Холм ощущал биение пульса в груди и висках. Не то чтобы он ускорился, но превратился в громкое и твердое тиканье.
   Ему страшно хотелось сигару — недоступно, или выпить — нежелательно, или проспать год, чтобы никто не тревожил! «Во всяком случае, — пронеслось у него в голове, — мы в лучшей форме, чем адмирал. Если мне когда-то и приходилось видеть голову мертвеца, то именно на этих плечах».
   — Что вы говорите? — Кайала говорил голосом старика.
   — Мы не испытываем желания драться, — объявил Льзу, — или усиливать страдания наших братьев. И все же мы не можем предать свой народ, проявивший к нам такое доверие.
   — Марчварден Холм?
   — Вы не посмеете возобновить нападение, пока здесь находятся ваши люди, — жестко сказал человек. — Я не хочу сказать, что мы станем их держать вечно. Я говорил вам раньше, мы не делаем заложников из мыслящих существ. И все же время и обстоятельства их освобождения должны быть хорошо продуманы.
   Кайал перенес взгляд на следующий экран:
   — Президент Викери?
   Политик сопровождал свой ответ улыбкой.
   — События вынудили меня изменить свое мнение в отношении стратегической картины, адмирал! Я остаюсь в оппозиции к абсолютистским интересам. Мой уважаемый коллега, губернатор Саракоглу, всегда производил на меня большое впечатление своей благоразумностью. Вы недавно вернулись после продолжительных переговоров с ним. Несомненно, в них принимало участие много умных, хорошо информированных особ. Неужели нет возможности достичь компромисса?
   Кайал вздохнул.
   — Я могу каждый день вести споры дюжинами, — сказал он. — Что в этом толку? Я использую данные мне полномочия и сразу выложу перед вами тот максимум, который мне предложено вам сообщить.
   Холм крепко вцепился в ручки кресла.
   — Губернатор указал, что можно рассматривать Авалон как уже побежденный, — продолжал адмирал. — Его орбитальные укрепления больше не существуют. Его флот, как и было предложено, являет собой ряд отдельных звеньев, не имеющих для вас особого значения. Но что самое важное, имперские соединения находятся сейчас на вашей планете!
   Не остается ничего, кроме нескольких формальностей технического характера. Наши раненые и медики могут получить название оккупационных сил. За вашими военными приспособлениями может быть установлен надзор: один-два человека на каждой стадии могут провести соответствующие переделки и взять их под контроль. И так далее. Вам должна быть понятна основная мысль.
   — Спасение собственной карьеры, — буркнул Холм. — Ладно. Почему бы нет? А что потом?
   — Необходимость сформулировать условия мира остается в силе, произнес измученный голос. — Могу сказать вам под строгим секретом, что губернатор Саракоглу послал в Империю самые настоятельные рекомендации относительно неаннексирования Авалона.
   Викери начал было что-то бормотать.
   Льзу сидел как каменный.
   Холм перевел дыхание и откинулся на спинку кресла.
   Они это сделали. Им удалось.
   Болтовня, конечно, будет продолжаться и дальше, с бесконечными кивками. Неважно! Авалон останется итрианским — останется свободным!
   «Я мог бы зарыдать, — подумал он. — Может быть, потом, сейчас я слишком устал».
   Огромным счастьем, спокойным и глубоким, было сознание того, что сегодня он сможет отправиться домой, к Ровене!

Глава 19

   Не было никаких откровений, драматических признаний и примирений, но этот час врезался в память Аринниана.
   Работа для отца перестала быть всепоглощающей. Он обнаружил, что и сам может использовать свободное время, которое заработал, и вернуться к своим занятиям. Потом он решил, что нет ничего более непрактичного, чем практичность, неверно понятая.
   Табита согласилась с ним. Она тоже перестала быть чрезмерно занятой.
   Однако она вынуждена была вернуться на свой остров и заняться приведением в порядок дел, и не столько своих, сколько дел семьи своего компаньона.
   Крис зашел за Айат в комнату, которую она снимала.
   — Э. Не хотела бы ты. Э. Немного поплавать?
   — Да, — ответила она каждым своим движением.