Пол Андерсон

Патруль времени



ЕДИНСТВЕННАЯ ИГРА В ГОРОДЕ



1
   Его звали вовсе не Джек Сандовал. И он, по всем законам, не имел никакого права стоять в узких брюках и короткой рубашке у окна, выходящего на улицу Нью-Йорка середины двадцатого века. Эверард привык к анахронизмам, но темно-коричневое лицо, на которое он смотрел, словно просило раскрасить себя боевыми красками, воткнуть в головной убор перья, а также добавить ко всему этому пистолет, купленный у какого-нибудь белого вора, и боевую лошадь.
   — Ну хорошо, — сказал он. — Китайцы открыли Америку. Интересно… Но почему сей факт требует моих услуг?
   — Я сам бы не прочь это узнать, — ответил Сандовал.
   Его мускулистое тело опустилось на шкуру белого медведя, подаренную когда-то Эверарду Бьярни Херюльфсоном. Его руки сжимались и разжимались.
   — Мне было приказано договориться со свободным агентом, забрать его с собой в прошлое и принять меры, которые он сочтет необходимыми. Вас я знаю лучше остальных, поэтому…
   Он умолк.
   — Но разве не лучше будет взять второго человека, такого же индейца, как и вы? — спросил Эверард. — Я абсолютно не подхожу для Америки тринадцатого века.
   — Тем лучше. Создастся впечатление таинственности… Это будет не очень тяжелая работа, обещаю вам.
   — Ну конечно, — сказал Эверард. — Такая же легкая, как и все остальные.
   Он вынул из своего утратившего всякую репутацию халата трубку с кисетом и стал набивать табак быстрыми нервными движениями. Первое, что он испытал на собственной шкуре при вступлении в Патруль времени, — что любое самое важное задание только страдает от широкой организации. Ранние культуры, такие как Эллада Афин или Япония эпохи Камакура, — да и поздние цивилизации, по всей истории, — требовали присутствия для работы с ними не более одного-двух человек. Самый обычный выпускник Академии (снабженный, безусловно, всей экипировкой и оружием будущего) мог с успехом заменить целую бригаду специалистов.
   Это было необходимо не только по соображениям этики. На многие тысячи лет истории было слишком мало людей.
   — У меня создалось впечатление, — медленно произнес Эверард, — что это не просто обычное исправление экстратемпорального вмешательства.
   — Верно, — сказал Сандовал твердо. — После моего доклада отделение в Юне произвело тщательное расследование. Никакого вмешательства со стороны путешественников во времени не было. Хан Кубилай додумался до этого сам. Его вдохновили рассказы Марко Поло о Венеции и его путешествиях по Арабскому морю. И это были правдивые рассказы, даже если в книгах о них ничего не упоминается.
   — Китайцы — ранние мореплаватели… — произнес Эверард. — О, это вполне естественно. Но что должны делать мы?
   Он раскурил трубку и глубоко затянулся. Сандовал все еще молчал, и Эверард спросил:
   — Как вам удалось обнаружить эту экспедицию? Не в Новом же Свете вы ее нашли?
   — Еще бы не хватало, чтобы я изучал происхождение собственного племени, — ответил Сандовал. — Нас слишком мало в Патруле, чтобы заниматься ненужными вещами. Нет, я в основном исследовал миграции атабасканов.
   Как и Кейт Денисон, он писал историю народов, не имеющих письменных летописей, чтобы Патруль имел точные представления о происходящих событиях и мог в случае нужды ими управлять.
   — Я работал на восточном склоне Каскадов, что около Кратерного озера,
   — продолжал Сандовал. — Это страна лутуами, но у меня были причины подозревать, что племя атабасканов, чей след я потерял, прошло именно здесь. Туземцы говорили о загадочных всадниках с севера. Я кинулся туда и сразу же нашел экспедицию монголов на лошадях. Я проследил их путь до лагеря, расположенного у устья Хокальской реки, где часть монголов помогала китайцам сторожить корабли. Немедленно я доложил обо всем в Главное Управление.
   Эверард молча сидел, глядя на него.
   — Насколько тщательно проведено расследование в Китае? — наконец спросил он. — Вы абсолютно уверены в том, что это не вмешательство путешественника во времени? Оно могло быть совершенно случайным или являться побочным эффектом какой-нибудь другой операции.
   — Я тоже об этом подумал, — кивнул Сандовал. — Специально справлялся об этом в Главном Управлении и в отделении в Канбалыке, или в Пекине, как вы его называете. Они все тщательно проверили. Результат отрицательный. В Китае лишь знают, что экспедиция была послана, но не вернулась, после чего Кубилай решил больше никого не посылать. Запись об этом находилась в императорском архиве, но была уничтожена во время восстания Минга, в которое были вовлечены и монголы. Историографам об этом ничего не известно.
   Эверарда мучили сомнения. Он любил свою работу, но в этом деле было что-то ненормальное.
   — Возможно, экспедиция погибла, — сказал он. — Это интересно. Но для чего вам свободный агент? Чтобы шпионить за ними?
   Сандовал отвернулся от окна. Эверард опять подумал, как он не подходит для Нью-Йорка. Сандовал родился в 193О году, воевал в Корее, после колледжа стал работать в Патруле, но как-то совсем не вписывался в двадцатый век.
   А кто из нас вписывается в свой век? И как вообще можно спокойно жить, зная, какая судьба ждет твой народ?
   — Но я не собираюсь шпионить! — воскликнул потомок индейцев. — Когда я подал этот рапорт, приказ пришел прямо от данеллиан. Никакого объяснения, только приказ: уничтожить эту экспедицию!
2
   Год одна тысяча двести восьмидесятый от Рождества Христова.
   Государство хана Кубилая раскинулось на нескольких долготах и широтах; он мечтал о мировой империи, и двор его приветствовал каждого чужеземца со свежими знаниями. Молодой венецианский купец по имени Марко Поло стал его любимцем. Но не все народы хотели иметь над собой царя-монгола. Повсюду создавались строго секретные союзы и общества. Япония уже отразила одно нашествие, не без помощи ветра Камикадзе. Да и сами монголы были объединенным народом только теоретически. Русские цари были недовольны, а в Багдаде сидел султан Иль-Абека.
   Тень Абиссинского Калифа простерлась над Каиром; Дели был городом рабов; папой был Николай III; Италию наводнили гвельфы и гибеллины; Германией правил император Рудольф Габсбургский, Францией — Филипп Красивый, Англией — король Эдуард. Но это было и время Роджера Бэкона, поэтов Данте Алигьери и Томаса Мора.

 
   А в Северной Америке Мэнс Эверард и Джек Сандовал сдерживали своих лошадей на вершине пологого холма.
   — Впервые я увидел их на прошлой неделе, — сказал навайец. — С тех пор они успели далеко уйти. Так что при такой скорости они будут в Мексике через несколько месяцев, даже если им придется пробираться через горы.
   — По монгольским стандартам, — заметил Эверард, — они двигаются еще довольно лениво.
   Он поднял бинокль. Вокруг цвел апрель. Даже самые старые ветки пустили зеленые побеги. Ели качались под сильным холодным ветром, который принес из-за гор мягкий, приятный запах тающего снега. Стаи птиц в небе, казалось, затмевали собой солнце. Горные пики Каскада на западе были бело-голубыми, далекими и холодными. Еще дальше к западу виднелись поросшие лесами холмы и долины со стадами бизонов.
   Эверард сосредоточил свое внимание на экспедиции. Караван шел по открытой местности, ориентируясь по течению реки. Примерно семьдесят смуглых коротконогих людей на азиатских лошадях. Вьючные животные были тяжело нагружены снаряжением и продовольствием. Он опознал двух проводников-туземцев по их одежде и неумению держаться в седле. Но больше всего его интересовали монголы.
   — Как много жеребых кобыл, — произнес Эверард, ни к кому не обращаясь. — Наверное, они выпускали их каждый раз, когда приставали к берегу. Сейчас эти кобылы только тормозят их.
   — Часть лошадей они оставили у кораблей, — сообщил Сандовал. — Я проверил.
   — Что еще вам известно?
   — Не более того, что я уже рассказал, а остальное вы сами видите. Да еще есть этот документ в архиве Кубилая. В нем, если вы помните, лишь удостоверяется, что четыре корабля под командой нойона Токтая и ученого Ли Тай Чунга были отправлены к землям, расположенным по другую сторону Японии.
   Эверард рассеянно кивнул. Бессмысленно было сидеть и чего-то ждать.
   Сандовал откашлялся.
   — Я думаю, нам не стоит обоим появляться перед ними, — сказал он. — Может быть, вам пока лучше остаться в резерве, на случай непредвиденных действий с их стороны?
   — У вас комплекс героя, да? — насмешливо произнес Эверард. — Нет, нам лучше идти вместе. Пока нет оснований опасаться. Они не настолько глупы, чтобы нападать на неизвестных людей. Вы разве не видите, как хорошо они обращаются с индейцами? А мы для них будем еще более непонятны… Однако, несмотря на это, я ничего не буду иметь против пары хороших глотков перед дорогой.
   — Согласен! И после тоже!
   Каждый достал из седельной сумки полугалонную флягу и как следует приложился к ней. Согретый шотландским, Эверард пришпорил лошадь, и оба патрульных поскакали вниз по холму.
   Над долиной раздался резкий свист. Их заметили. Вскоре они ехали ровной рысью сквозь строй монголов. С обеих сторон их сопровождали всадники с луками наготове.
   «Надеюсь, мы выглядим вполне миролюбиво», — подумал Эверард. Как и на Сандовале, на нем был костюм двадцатого века: бриджи, охотничья куртка от ветра и шляпа — от дождя. У каждого был кинжал, маузер и станнер тридцатого века.
   Навстречу им выехала новая группа всадников. Эверард внимательно вгляделся. Примерно за час до отправления он получил довольно полное представление об истории, языке и обычаях монголов, китайцев и местных индейцев. Но он никогда не видел этих людей так близко.
   Выглядели они довольно непрезентабельно: небольшого роста, кривоногие, с плоскими лицами и жидкими бороденками. Но вооружены и одеты были неплохо: кожаные штаны, обувь, нечто вроде кирас из того же материала, покрытых лаковым орнаментом, стальные шлемы с плюмажами, кривые сабли, ножи, луки и колчаны со стрелами. Человек в центре группы имел явные знаки отличия: сделанные из золота хвосты яков. С бесстрастным выражением лица он наблюдал за приближением патрульных.
   На плечи предводителя был накинут расшитый серебром плащ. Он был выше самого высокого своего воина, лицо его украшала рыжая борода и почти римский нос. Приближение патрульных заставило проводника-индейца, ехавшего рядом с ним, отпрянуть назад. Нойон же Токтай остался на месте, окидывая Эверарда твердым взглядом.
   — Приветствую вас, — произнес нойон. — Какой дух привел вас сюда?
   Он говорил на диалекте лутуами, ставшем позднее клаймакским языком, с едва заметным акцентом.
   Эверард ответил на лающем языке монголов:
   — Приветствуем тебя, о Токтай, сын Батыя. По желанию Тенгри мы пришли с миром.
   Это было эффектно. Краем глаза Эверард заметил, как многие монголы сделали рукой знак от дурного глаза. Но воин по левую руку от Токтая быстро обрел бесстрастность, воспитываемую у этого народа с рождения.
   — О, — сказал он, — значит люди западных земель тоже достигли этой страны. Мы не знали об этом.
   Эверард присмотрелся к нему. Ростом он был выше обычного монгола, кожа его была почти белой, черты лица — мягкие. Одет он был так же, как и остальные, но не вооружен. На вид ему было лет пятьдесят, и он был старше своего нойона. Эверард почтительно поклонился в седле и заговорил на северо-китайском диалекте:
   — Почтенный Ли Тай Чунг, осмелюсь исправить твою ошибку, — мы пришли из южной страны.
   — До нас доходили слухи об этом, — проговорил ученый, не в силах скрыть свое возбуждение. — Даже у нас на далеком севере ходят легенды об этой богатой и прекрасной стране. Мы идем туда, чтобы принести твоему правителю любовь нашего Кубилая, сына Тули, сына Тенгиса, попирающего землю своими ногами.
   — Мы знаем о Кубилае, — сказал Эверард. — Мы также знаем калифа, папу, императора и других монархов, менее важных.
   Ему приходилось говорить, осторожно выбирая слова, чтобы не оскорбить их повелителя, ставя его в то же время на должное место в иерархии мировых правителей.
   — О нас же почти ничего не известно в мире, потому что наш правитель не ищет связи с другими землями и не хочет, чтобы искали его. Теперь разреши мне представить себя, недостойного. Имя мое — Эверард, и я не русский с запада, как можно подумать по моей наружности. Я принадлежу к охранникам границы.
   Пусть сами решают, что это значит…
   — Но вас немного, — резко сказал Токтай.
   — Больше и не нужно, — произнес Эверард самым приятным голосом, на который он был способен.
   — И вы далеки от дома, — вставил Ли.
   — Не далее, чем вы, уважаемые, от Киргизского тракта…
   Токтай положил руку на пояс с саблей.
   — Идите за мной, — сказал он. — Я чествую вас, как посланников. Мы разобьем лагерь и послушаем слово вашего повелителя.
3
   Заходящее солнце позолотило снежные вершины западных гор. Тени в долине сгустились, лес потемнел, но на месте лагеря, казалось, стало еще светлее. Слышалось журчание ручья, стук топоров, шелест травы под копытами лошадей.
   Монголов очень интересовали их странные гости, но лица воинов оставались бесстрастными. Глаза же буквально поедали Эверарда и Сандовала, губы беззвучно шептали молитвы. Однако это ничуть не повлияло на быстроту, с которой они разбили лагерь, поставили вокруг него стражу, позаботились о лошадях и начали готовить пищу. Но Эверарду показалось нарочитым это молчание. По архивным записям он помнил, что монголы, как правило, веселы и разговорчивы.
   Он сидел, скрестив ноги, на полу шатра. Круг довершали Сандовал, Токтай и Ли. Перед ними лежали коврики, посередине стояла жаровня с котелком чая. Это был единственный шатер экспедиции, взятый, видимо, для подобных торжественных случаев. Токтай сам налил в чашу Эверарда кумыс, который тот отпил с громким причмокиванием, положенным по этикету, и передал другому. Он пил гораздо худшие вещи, чем кислое кобылье молоко, но все же был рад, когда ритуал закончился и все принялись за чай.
   Предводитель монголов заговорил. Его голос слегка дрожал, чувствовалось его недовольство тем, что чужеземцы просто подошли, а не подползли к посланнику великого хана на животе. Но его слова были любезны, хотя он и не мог говорить так гладко, как ученый китаец.
   — Пускай же теперь гости объявят волю своего повелителя. Как его зовут?
   — Нельзя произносить имя его, — сказал Эверард. — О землях его до вас дошли лишь ничтожные слухи. О власти его, нойон, можешь судить по тому, что он послал сюда только нас, с двумя лошадьми.
   Токтай ухмыльнулся.
   — Красивые животные, ничего не скажешь. Только я хотел бы посмотреть, как они скачут в степи. Долго ли вы ехали сюда?
   — Не больше одного дня, нойон.
   Эверард полез в карман своей куртки и вынул несколько пакетиков с подарками.
   — Наш повелитель преподносит посланникам великого хана эти дары в знак своего уважения.
   Пока монгол разворачивал упаковку, Сандовал прошептал на ухо Эверарду по-английски:
   — Мэнс, мы сваляли дурака.
   — Почему?
   — Целлофан, в который завернуты подарки, произвел впечатление на варвара Токтая. Но взгляните на Ли. Китайцы освоили письменность еще задолго до того, как в Европе предки Бонвита Теллера только рисовали. В его глазах мы явно упали.
   Эверард пожал плечами.
   — Ну что ж, он вполне прав. Разве нет?
   Их разговор на незнакомом языке не остался незамеченным. Токтай бросил на них тяжелый взгляд, но потом опять стал рассматривать свои подарки. Сначала он немного боялся карманного фонарика и даже прошептал несколько заклинаний, но вовремя вспомнил, что монголу не подобает бояться ничего, кроме грома, и взяв себя в руки, стал забавляться с ним, как ребенок.
   Китайский ученый получил в подарок книгу, незнакомый шрифт и оформление которой, по всем статьям, должны были изумить его, но он воспринял ее вполне спокойно, хотя и рассыпался в благодарностях. Эверард понял, что с этим ничего не поделаешь — софистика лежала в основе любого знания.
   Токтай одарил патрульных красивой китайской саблей и связкой бобровых шкур. Прошло много времени, пока беседа вновь не вернулась в деловое русло. Зашел разговор о путешествиях.
   — Раз вам известно столь многое, — начал Токтай, — вы должны знать так же, что наш набег на Японию несколько лет назад не удался.
   — Такова была воля небес, — произнес своим ровным голосом Ли.
   — Ерунда! — разгорячился Токтай. — Такова была глупость людей, хочешь ты сказать. Нас было слишком мало, мы были слишком невежественны и плыли по бурному морю. Ничего! Мы еще вернемся туда.
   Эверард с грустью вспомнил, что так оно и будет, и что шторм потопит весь флот и множество юношей, полных сил.
   — Кубилай, — продолжал Токтай, — понял, что прежде нам нужно больше узнать об островах. Возможно, мы создадим базу к северу от Хоккайдо. Великий хан слышал много рассказов о землях, лежащих восточнее. Рыбаки то и дело видят ее, когда сбиваются с курса; купцы из Сибири тоже много говорят о богатой стране на востоке. Великий хан построил четыре корабля, купив китайских матросов, велел взять мне сотню монгольских воинов и открыть эту землю.
   Эверард кивнул. Он ничуть не был удивлен. Китайцы уже сотню лет плавали на своих джонках, вмещающих иногда до тысячи человек. Правда, они еще не были столь искусными мореплавателями, какими станут позже под влиянием португальцев, и еще никогда не пересекали холодных вод океана. Однако по морю они ходили довольно хорошо.
   — Мы обследовали две цепи островов, одну за другой, — говорил между тем нойон. — Они были пустынными и холодными, но мы все же останавливались, выпускали лошадей и расспрашивали туземцев. Только Тенгри ведает, как тяжело было переводить с шести языков! С трудом мы узнали, что впереди есть страна, которая на севере так близко подходит к Сибири, что человек может перебраться на другой берег в лодке, или зимой иногда просто пройти по льду. Наконец, мы подплыли к новой земле. Большая страна: много леса и озер. Но слишком частые дожди. Мы поплыли дальше, стараясь держаться рядом с берегом.
   Эверард вспомнил карту. Если плыть вдоль Курильских, а затем Алеутских островов, то всегда будешь рядом с землей. На их счастье джонки не разбились, что было вполне вероятно, и нашли пристанище даже у таких скалистых берегов. Течение тоже помогло им. Так что Токтай не успел оглянуться, как открыл Аляску. И поскольку к югу земли становились все богаче и богаче, он решил высадиться.
   — Мы разбили наш лагерь, когда год пошел на убыль, — продолжал монгол. — Племена в этой стране очень дружелюбны. Они дали нам пищу и женщин, помогали нам во всем. За это наши матросы научили их ловить больше рыбы, а воины — приносить больше дичи с охоты. Мы уже увидели достаточно, чтобы понять, что все легенды были правдой. Никогда еще я не видел столь богатой земли, — его глаза хищно блеснули.
   — Нойон… — предупреждающе шепнул китаец, слегка кивнув головой в сторону патрульных. Токтай умолк. Ли повернулся к Эверарду:
   — Нам много рассказывали о золотом королевстве на юге этой земли. Мы сочли своим долгом исследовать эту страну, так же, как и соседнюю с ней. Мы не подозревали, что встретим по пути таких уважаемых людей.
   — Это честь для нас, — склонил голову Эверард. Затем, придав своему взгляду торжественность, он произнес:
   — Мой повелитель, Золотой Император, имени которого нельзя произносить вслух, послал нас с миром. Мы опечалимся, если с вами что-нибудь случится и пришли предупредить вас.
   — Что? — Токтай выпрямился. Его рука непроизвольно потянулась к сабле, которую он из вежливости не надел. — Во имя преисподней, что ты сказал?
   — Вот именно, преисподней, нойон. Хоть и богата эта страна, над ней висит проклятие. Скажи ему, брат мой.
   Сандовал заговорил своим мягким голосом. Его речь была составлена так, чтобы вселить веру в сверхъестественные силы у полуцивилизованного монгола и в то же время не разбудить скептицизм китайца.
   — На этой земле существуют два великих королевства, — объяснил он. — Наше находится к югу, соперничающее — к северу и востоку. Северное государство считает территорию, на которой мы сейчас находимся, своей и не потерпит никаких чужеземцев. Его воины давно уже обнаружили караван и скоро уничтожат его своими громами. Имя этой страны — Баддайз. Прекрасная южная страна — Гудгайз не может защитить вас, но послала предупредить, чтобы караван поворачивал назад.
   — А почему здешние туземцы ничего не рассказали нам о двух таких могущественных державах? — резко бросил Ли.
   — А разве каждый человек в джунглях Бирмы знает о Кубилае? — спросил Сандовал.
   — Я чужеземец и невежествен, — сказал Ли. — Прости меня, но я не понимаю тебя, когда ты говоришь о всеуничтожающем оружии.
   — Я могу показать тебе его действие, — сказал Эверард, — если у нойона есть животное, которое не жалко убить.
   Токтай задумался. Лицо его было бесстрастно, но по нему струился пот. Наконец он хлопнул в ладоши и отдал приказание воину, появившемуся в дверях. Наступило молчание.
   Бесконечно долго тянулось время. По истечечении часа в шатер заглянул воин и сказал, что заарканили оленя. Подойдет олень для цели великого нойона? Подойдет. Токтай вышел из шатра первым, за ним остальные. Эверард уже жалел о своем предложении, но мосты были сожжены. Вокруг столпились люди. Он снял маузер с предохранителя.
   — Ты не хочешь? — спросил он Сандовала.
   — О, нет.
   Великолепный самец-олень был пойман около лагеря. Опутанный веревками, он весь дрожал. Эверарду почудилась во взгляде животного мягкая покорность судьбе. Он махнул рукой, чтобы люди отошли в сторону и прицелился. Первая же пуля была смертельной, но Эверард продолжал стрелять, пока не опустошил весь магазин.
   Когда он опустил пистолет, гнетущая тишина повисла в воздухе. Он оглянулся на этих кривоногих людей с плоскими невыразительными лицами и необычайно ясно ощутил резкие запахи пота, лошадей и дыма. Он почувствовал себя таким же бесчеловечным, каким был и в их представлении.
   — Это еще самое слабое наше оружие, — произнес он. — Душа, исторгнутая из тела этого оленя, не найдет пути домой.
   Он резко повернулся и пошел прочь. Сандовал следовал за ним. Их оседланные лошади паслись неподалеку. Они молча сели на них и поскакали в сторону леса.
4
   Порыв ветра раздул пламя костра. Но при его свете лица людей все равно не были видны: они оставались в тени и лишь иногда можно было разглядеть линию носа, щеку или блеск глаз.
   Эверард взял трубку и глубоко затянулся, но легче ему не стало. Рядом лежали их спальные мешки, а неподалеку стоял скутер — антигравитационная машина пространства-времени; чуть дальше паслись кони. Земля вокруг была пуста. На многие мили вокруг человеческие костры, как и их, были малы и одиноки, словно звезды во Вселенной. Где-то выл волк.
   Когда Эверард заговорил, вздохи качающихся деревьев почти заглушили его голос в ночи.
   — Я думаю, — медленно произнес он, — что каждый полицейский иногда чувствует себя преступником. Пока что ты был лишь пассивным наблюдателем, Джек. А на активные действия, в чем я не раз убеждался, часто бывает трудно решиться.
   — Да.
   Сандовал был сама невозмутимость. С самого ужина он сидел, не шелохнувшись.
   — И вот что я хочу еще сказать. Ты должен знать, что какое бы ты действие не совершил, аннулируя чуждое вмешательство в историю, ты тем самым восстанавливаешь настоящее положение вещей.
   Эверард запыхтел трубкой.
   — Только не напоминай мне, что «настоящее положение вещей» бессмысленно в этом контексте. Я просто не нашел более удачного выражения, но ты должен понимать, о чем я хотел сказать…
   — Ну-ну.
   — Но когда наши господа, наши дорогие супермены данеллиане приказывают нам вмешаться… Мы знаем, что экспедиция Токтая больше не вернулась на родину. Зачем тогда кому бы то ни было принимать в этом участие? Если они набредут на дружественные индейские племена и смешаются с ними, я ничего не имею против. И даже если индейцы их всех перебьют, тоже не возражаю; по крайней мере, не больше, чем против любого убийства в этой проклятой бойне, называемой Историей.
   Нам не обязательно убивать их. Просто нужно заставить их повернуть обратно. Сегодняшней демонстрации вполне может оказаться достаточно.
   — Да. Повернуть обратно… и что потом? Видимо, крушение в океане. Им нелегко будет вернуться домой — штормы, течения, туманы, рифы. Их примитивные корабли предназначены в основном для плавания в прибрежных морях. А нам всего лишь надо позаботиться, чтобы они именно сейчас сели на корабли и вернулись! А если мы не вмешаемся, они вернутся домой позже… Так какая, в конце концов, разница? Почему мы должны брать вину на себя?
   — Им не обязательно плыть домой, — прошептал Сандовал.
   — Что? — Эверард вскочил.
   — По разговору Токтая я понял, что он собирается вернуться в Китай верхом, а не на кораблях. Как он правильно догадался, Берингов пролив нетрудно пересечь по льду: алеуты делают это довольно часто. Мэнс, я боюсь нам будет трудно пощадить их.
   — Но они никогда не вернутся в Китай! Мы знаем это!
   — Допустим, что ты прав… — Сандовал начал говорить быстрее и намного громче. Ночной ветер безуспешно пытался унести его слова в темноту. — Давай немного пофантазируем. Пусть Токтай направится к юго-востоку. Я не вижу, что его может остановить. Ему не придется идти слишком долго, чтобы добраться до неолитического племени землепашцев пуэбло. К августу он будет в Мексике, которая сейчас не менее цветущая, чем была… будет… во времена вторжения Кортеса. А дальше еще большее искушение — ацтеки и тольтеки все еще бьются за господство на Юкатане. А множество мелких племен околачиваются по соседству, присоединяя к себе любых чужеземцев и воюя против тех и других. Испанские ружья не помогли… то есть, не помогут, если только вы читали Диаса… Монголы по развитию не намного ниже любого испанца… Я уж не говорю о том, что Токтай сразу же захватит власть: он будет очень осторожен и любезен, перезимует, выведав за это время все, что можно, а на следующий год вернется на север, достигнет родины и доложит Кубилаю, что самая богатая золотом, самая красивая на земле страна только и ждет, чтобы ее завоевали!