— Они двигались ночью, капитан, — сказал Мануэль, — чтобы быть менее заметными. Несомненно, за пределами видимости ждут другие.
   Он послал со мной взвод охраны.
   Я в соответствии с ритуалом приветствовал их, как будто ничего не случилось. И вновь не получил никакого ответа. Тулитур только сказал:
   — Мы пришли для торговли. За ваши товары мы дадим вам меха и травы, которые вам так нравятся.
   Это было удивительно, тем более, что наш торговый пост был построен только наполовину. Но я не мог отказаться от того, что, возможно, было знаком примирения.
   — Хорошо, — сказал я — Идемте поедим и поговорим.
   «Хороший ход, — решил я. — Совместная еда накладывает некоторые обязательства, как на Земле, так и в Улаше».
   Тулитур и его товарищ Вокзахан, теперь я вспомнил его имя, не поблагодарили, но вошли в корабль и сели за стол в кают-компании. Я решил, что так будет более впечатляюще, чем под навесом, к тому же не так холодно. Я приказал принести бекон и яйца — пищу, которую, как я знал, любили каиниты. Они сразу же перешли к делу.
   — Сколько вы хотите продать нам?
   — Это зависит от того, что вы хотите купить и что у вас есть в обмен,
   — ответил я, соревнуясь с ними в любезности.
   — Мы не принесли ничего с собой, — сказал Вокзахан, — потому что не знали, согласитесь ли вы торговать.
   — Почему мы не согласимся? — ответил я. — Ведь мы для этого и пришли. Между нами нет споров, не так ли?
   Ни один зеленый глаз не мигнул.
   — Нет, — сказал Тулитур, — споров нет. Мы хотим купить пистолеты.
   — Такое оружие мы не можем продать, — я вынужден был сразу покончить с этим и не хитрить. — Однако мы можем вам предложить ножи и множество других полезных инструментов.
   Они помрачнели немного, но спорить не стали. Наоборот, тут же принялись обсуждать условия обмена. Они хотели купить как можно больше и не снижали цены. Но они хотели получить все в кредит, сказав, что наши товары им нужны немедленно, а чтобы собрать товары на обмен, понадобится время.
   Это ставило меня в неприятное положение. С одной стороны, милдиваны всегда были честными и, насколько я могу судить, всегда говорили правду. К тому же я не хотел отказывать им. С другой стороны… Но вы все понимаете не хуже меня. Я льщу себе, но я дал им дипломатичный ответ. Мы нисколько не сомневаемся в их добрых намерениях, сказал я. Мы всегда знали, что милдиваны — хорошие парни. Но всегда может произойти нечто неожиданное, и мы потеряем огромную сумму.
   Тулитур хлопнул по столу и фыркнул:
   — Следовало ожидать таких опасений. Хорошо, мы оставим лугалов, пока не будет собрана плата. Они стоят очень дорого. Но вы отвезете товары туда, куда мы укажем.
   Я решил, что на таких условиях они могут получить половину запрашиваемых товаров, — Пер замолчал и прикусил губу. Гарри наклонился и взял его руку. Ван Рийн проворчал:
   — Да, черт побери, никто не может предвидеть всего, но всегда следует ожидать худшего. Ты поступил правильно, мальчик. Абдал, еще выпивки, или ты считаешь, что мы на Марсе?
   Пер вздохнул.
   — Мы погрузили товары на гравитележку, — продолжал он. — Мануэль сопровождал ее на вооруженном флиттере, но ничего не случилось. Примерно в пятидесяти километрах от лагеря милдиваны попросили наших людей остановиться на берегу реки. Здесь стояли каноэ, возле них были другие милдиваны. Было ясно, что дальше они намеревались перевозить товары самостоятельно, и Мануэль спросил, есть ли у меня какие-либо возражения.
   — Нет, — ответил я. — Какая разница? Они хотят сохранить в тайне место назначения, они нам больше не доверяют.
   За Мануэлем на экране я видел смотревшего на нас Вокзахана. Наши коммуникаторы и раньше очаровывали посетителей лагеря. Но на этот раз мне показалось, что на лице его промелькнула усмешка.
   Я был занят размещением и обеспечением лугалов. При них всегда находились один или два охранника. Не то чтобы я ожидал неприятностей. Я слышал, как хозяева сказали им: «Оставайтесь здесь и делайте все, что прикажут земляне, пока мы не вернемся». Тем не менее меня беспокоило, что в лагере находится целая свора этих домашних собак милдиванов.
   Они сидели по-звериному. Когда ночью загремели барабаны, они беспокойно задвигались по павильону, который мы им отвели, и заговорили на языке, о котором в записях Брандера не было никаких сведений. Но на следующее утро они были вполне кроткими. Один из них даже спросил, не могут ли они помочь нам в работе. Я чуть не засмеялся, представив себе лугала среди приборов пятисотсильного трактора. Затем сказал ему, что мы благодарим, но их помощь не нужна; они должны только ждать.
   Несколько раз в течение следующих трех дней я пытался поговорить с ними, но из этого ничего не вышло. Они отвечали мне, однако ответы их были пустыми.
   — Где вы живете? — спрашивал я.
   — Там, в лесу, — отвечал лугал, глядя на пальцы ног.
   — Какую работу вы выполняете дома?
   — То, что велит мой милдиван.
   Я отступил.
   Тем не менее они не были глупы. У них были какие-то игры, и они в них играли, используя глиняные фигурки, назначения которых я так и не понял. На рассвете строились в ряд и пели странную печальную песню с импровизациями, которая время от времени заставляла меня ощущать дрожь. Большую часть времени они спали или сидели, уставившись в пустоту, но время от времени собирались в кружок, обхватив руками друг друга за плечи, и о чем-то шептались.
   Ну… я рассказываю слишком долго. На нас напали перед рассветом на четвертый день.
   Потом я узнал, что на нас напали около ста милдиванов и одно небо знает, сколько лугалов. Они сошлись отовсюду на этой ужасной территории, называемой Улаш, созванные барабанами. Их разведчики обнаружили наши пикеты, и пока град стрел обрушивался на эти места, большая часть отряда ворвалась внутрь. Однако не могу рассказать вам слишком многого. Я был ранен… — лицо его исказилось. — Что за проклятие! И в первом же самостоятельном полете!
   — Продолжай, — сказал Гарри. — Ты не рассказывал нам эти подробности.
   — Их немного, — Пер вздрогнул. — Первые же крики разбудили меня. Я сунул ноги в сапоги, набросил куртку, шаря руками в поисках оружия. В это время в полный голос зазвучали сирены. Даже сквозь их вой я услышал у своего навеса выстрелы бластеров.
   Я выскочил наружу, и мне показалось, что я попал в черный кипящий котел. Сверкали выстрелы бластеров, гудели сирены, кричали туземцы. Холод охватил меня. Свет звезд отражался инеем, покрывавшим холмы. Я на мгновение удивился, как здесь много звезд и какие они яркие.
   Затем Ющенков включил прожекторы на башне «Марии» — и над нашими головами вспыхнуло солнце, слишком яркое даже для нас. Каким же оно должно было показаться каинитам? Сине-белая невероятность, я думаю. Они кишели среди наших навесов и машин, высокие охотники в шкурах, приземистые коричневые гномы с топорами, копьями, дубинками, луками, и кинжалами в руках. Я видел только одного человека, распростертого на земле: пальцы его сжимали пистолет, а голова — размозженный ужас.
   Я поднес ко рту командный микрофон — на всякий случай я всегда ношу его у пояса — и принялся отдавать приказы, пробираясь к кораблю. Мы обладали мощным оружием, но нас было всего двадцать, нет, уже девятнадцать или даже меньше, против всего Улаша.
   Наш лагерь был оснащен надежной системой обороны. Два человека спали в корабле, остальные — под навесами вокруг него. С полдюжины человек уже пробрались на корабль, остальные еще пытались сделать это. Мы должны были выручить их, да побыстрее. Иначе будет слишком поздно.
   Я видел, как наши парни показались из своих укрытий у посадочных стабилизаторов. Даже теперь я помню, как бежал Зурковский, не застегнув свою парку, и она болталась вокруг его голых ног. Он никогда не спал в пижаме. Вы заметили, что в самые напряженные минуты обращаешь внимание на такие подробности?
   Каиниты начали разбегаться, ослепленные и напуганные прожекторами. Они не ожидали этого, не ожидали и сирен, вой которых ужасен даже для привычных ушей. Несколько каинитов были ранены или убиты.
   У меня было ощущение, что меня несет ревущий, воющий, звенящий поток. Затем на меня напали сзади. Я упал под ноги нападающих и попал в тяжелые лапы лугала. Он лежал на моей груди и старался сжать мое горло руками и зубами. Черт возьми! Это создание было очень сильным — миллиметр за миллиметром он сжимал мое горло. Вдруг появился другой лугал. Он подобрал дубинку убитого каинита и, не глядя, ударил меня. Он, конечно, не целился и попал по моей ноге. После этого я не чувствовал ничего, кроме боли и ярости, а затем наступила тьма.
   Конечно же, лугалы-заложники освободились. Я должен был ожидать этого. Даже без особого приказа они не могли оставаться в стороне, когда сражались их хозяева. Но, несомненно, они получили приказ. Тулитур и Вокзахан провели нас. И это я тоже должен был предвидеть. Они получили бесплатно большую партию товаров и к тому же разместили подкрепление для атакующих в нашем лагере.
   Но все равно их план не удался. Они не представляли нашей реальной силы. Да и как они могли ее представить? Мануэль собственноручно двумя выстрелами убил двух напавших на меня лугалов. Наши парни создали кольцо огня, и враги разбежались.
   Но они нанесли нам много вреда. Я пришел в себя в лазарете «Королевы Марии». Мануэль сидел рядом со мной.
   — Как дела? — спросил я.
   — Вы должны отдыхать, сеньор, — ответил он. — Но пусть бог простит меня, я приказал доктору начинить вас стимуляторами… Нам нужно ваше решение. И немедленно. Несколько человек ранены. Двое мертвы. Трое исчезли. Враги отступили, я думаю, с пленниками.
   Он положил меня на носилки и вынес из корабля. Я не испытывал боли, но голова кружилась. Вы знаете, как чувствуешь себя, когда по горло набит наркотиками? Мануэль сказал мне, что кость левой ноги скрепили, но сейчас дело было не в этом… Гувер и Мирамото погибли, Вуллис, Ченг и Зурковский исчезли.
   Лагерь под оранжевым солнцем казался неестественно спокойным. Мои люди расчистили его, пока я был без сознания. Трупы врагов лежали в ряд. Двадцать три милдивана — это число будет преследовать меня до конца жизни
   — и не знаю сколько лугалов. Вероятно, не меньше сотни. Меня пронесли мимо. Я всматривался в их окровавленные лица, но никого не узнал.
   Наших пленников разместили в главном котловане фундамента. Около ста лугалов, но только два милдивана. Большинство раненых они унесли с собой. С таким количеством конструкций и машин, стоявших кругом, это нетрудно было сделать. Мануэль объяснил мне, что остановил нападение парализующим лучом. Он оказался наилучшим оружием. Нельзя заставить лугала не сражаться за своего хозяина даже под угрозой смерти.
   В углу ямы, глядя на вооруженных людей, стояли два милдивана. Один был не знаком мне. У него был ужасный ожог от бластера, и наши медики дали ему болеутоляющее. Но другого, невредимого, я узнал. Это был Кочихир, старший сын Шивару, приходивший к нам раз или два с отцом.
   Мы какое-то время смотрели друг на друга. Наконец я спросил:
   — Почему? Почему вы сделали это?
   Каждое слово белым облачком вылетало изо рта, а ветер уносил его.
   — Потому что они предатели, убийцы и воры по натуре, — сказал Ющенков на языке Улаш. Группа Брандера позаботилась собрать все слова, относящиеся к понятиям чести и бесчестия.
   Ющенков плюнул на Кочихира.
   — Мы должны охотиться на них, как на диких зверей, — сказал он. Гувер был его двоюродным братом.
   — Нет, — возразил я на языке Улаш, потому что среди лугалов пронесся ропот, свидетельствующий о том, что они готовы на любые, самые безумные поступки. — Не говорите так…
   Ющенков замолчал, и вновь среди этих волосатых существ послышался гул, как рокот океанского прибоя.
   — Но, Кочихир, — сказал я, — твой отец был моим хорошим другом. Во всяком случае, я в это верил. Чем мы обидели его и ваших людей?
   Он поднял гребень на голове, обернул хвост вокруг лодыжек и фыркнул:
   — Вы должны уйти. Иначе мы будем уничтожать вас в лесах, обрушим на вас холмы, прогоним через лагерь рогатых зверей, отравим источники и сожжем всю траву под вашими ногами. Уходите, и не смейте возвращаться.
   Я готов был взорваться, в голове у меня пульсировала боль — меня охватила лихорадка. Я ответил:
   — Мы не уйдем, пока не вернут наших людей. В лагере есть барабаны, которые твой отец подарил мне до своей измены. Вызови своих людей, Кочихир, и скажи им, чтобы вернули наших друзей. После этого, возможно, мы сможем вести переговоры, не раньше.
   Он смотрел на меня, не отвечая.
   Я поманил Мануэля.
   — Нет смысла продолжать разговор. Нужно организовать прочную оборону. Второй раз нас не захватят врасплох. И пошлите на поиски флиттер: их отряд не мог далеко уйти.
   Вы лучше можете рассказать, как со мной спорили, Мануэль. Вы сказали, что посылать флиттер — это напрасно тратить энергию, которая теперь нам так необходима. Верно?
   Мануэль выглядел смущенным.
   — Я не хотел противоречить своему капитану, — проговорил он. — Но я на самом деле считал, что разведка с воздуха ничего не обнаружит на этих сотнях гектаров лесов, холмов и ущелий. Они могли разделиться, эти дьяволы. Но даже если они шли вместе, инфракрасный детектор вряд ли обнаружил бы их сквозь покров лесов. Но мне не нравится возражать своему капитану.
   — О, вы и не противоречили, — ответил Пер, и уголок его рта поднялся.
   — После этого я чуть не сошел с ума. Бушевал и кричал на вас, да? Велел, чтобы вы выполнили приказ и подняли в воздух все флиттеры. Вы отсалютовали и пошли, но я остановил вас: вы не должны были вылетать лично. Вы слишком ценны для корабля. Я хотел послать человека с опытом жизни в лесу, который смог бы найти следы даже сверху. Но мой мозг все глубже и глубже погружался в какой-то водоворот.
   — Посмотрим, как заставить этого обросшего шерстью ублюдка сотрудничать с нами, — сказал я.
   — Меня слегка обидело, что капитан так вел себя со мной, — признался Мануэль. — И хотя время от времени на различных планетах, когда бывает необходимость… но это не к месту.
   — Я хотел хоть как-то ослабить моральный дух пленников, — продолжал Пер. — Теперь-то я понимаю, что это все равно — помогли бы нам пленники связью со своими или нет. Каинитам неведомо наше чувство групповой солидарности. Если Кочихир и его приятели попали в наши руки — тем хуже для них. Но Шивару и другие достаточно знакомы с нашей психологией, чтобы понять, что значат для нас их пленники.
   Я посмотрел вниз на Кочихира. Его зубы сверкнули. Он не издал ни звука, не сделал ни одного движения, хотя даже он, не понимая по-английски, должен был сообразить, что происходит. Я говорил, как пьяный, тщательно подбирая слова.
   — Кочихир, — обратился я к нему. — Я приказал охотиться на флиттерах за вашими людьми и отобрать наших друзей. Сможет ли милдиван противостоять летающей машине? Сможет ли он бороться, если наши бластеры сожгут его сверху? Сможет ли он укрыться от глаз, которые видят от горизонта до горизонта? Ваши люди дорого заплатят нам, если не вернут пленных. Бери барабан, Кочихир, и скажи им это. Если ты этого не сделаешь, то и тебе это обойдется дорого. Я приказал своим людям сделать все, чтобы сломить вашу волю.
   О, это была отвратительная речь. Но Гувер и Мирамото были моими друзьями. Вуллис, Ченг и Зурковский тоже были моими друзьями, и я не знал, живы ли они. А я был на грани обморока. Я на самом деле потерял сознание при возвращении на корабль. Я слышал, как док бормотал что-то о том, как он может лечить пациента, если тот начинен наркотиками, которые могут свалить даже верблюда… но слова доносились откуда-то издалека, все вертелось вокруг меня, пока мне не показалось, что я превратился в электрон, пойманный в осциллограф. Тьма стала зеленой, и… потом мне сказали, что я сорок часов находился без сознания. Дальше будет рассказывать Мануэль.

 
   Пер уже охрип. Он откинулся в кресле, и я увидел, что он побледнел. Одной рукой он поправил повязку, расплескивая другой вермут. Гарри с беспомощным гневом, готовый испепелить Ван Рийна, смотрел на сына. Торговец сказал:
   — Ну, ну, после такого происшествия я заставил его рассказывать, да? Но скоро обед, и нет лучшего лекарства, чем натуральный бифштекс, а как только он сможет ходить, я приглашу его в мой дом в Джакарте для хорошей оргии.
   — О огонь ада! — вспылил Пер. — Зачем вы стараетесь, чтобы я чувствовал себя хорошо? Я испорчу вам весь праздник.
   — Ну, сынок, — постарался я его успокоить, — ты был в хорошем настроении полчаса или час назад, и через полчаса оно снова вернется к тебе. Вновь переживать такие минуты — самое тяжелое наказание из всех, наложенных Иеговой. Я тоже испытал это. Послушай, Пер, если бы фримен Ван Рийн считал, что миссия провалилась из-за твоей ошибки, ты не выпивал бы здесь сегодня. Ты продавал бы мясо людоедам.
   Ответом мне был намек на улыбку.
   — Ну, дон Мануэль, — сказал Ван Рийн, — теперь мы слушаем вас.
   — Вы льстите мне, сеньор, но я не дон, — ответил тот вежливо и не совсем покорно. — Мой отец был охотником в Сьерра-лос-Васкес, а я отправился в космос вместе с наемниками Роджерса и стал там сержантом, а потом перешел на службу к вам. — Он поколебался. — Я не могу много добавить о случившемся на Каине.
   — Не говорите глупостей, — буркнул Ван Рийн, приканчивая третий или четвертый литр пива со времени моего прихода и знаком показывая, чтобы принесли еще. Мой стакан тоже наполнили, и звезды и город снаружи стали слегка покачиваться. Я достал трубку, чтобы немного протрезветь.
   — Я читал официальные доклады вашей экспедиции, — продолжал Ван Рийн.
   — Они сухи. Мне нужны детали; те мелкие подробности, которые никогда не попадают в отчеты, как те, что привел Пер. И я должен совершенно ясно представить себе планету, и тогда этот старый котелок, возможно, найдет разгадку. Ибо в моей жизни было множество планет, где я, даже я, Николас Ван Рийн, падал мордой в грязь! Эволюция создает параллели, а также наклонные линии, как кто-то сказал сегодня вечером. Какая линия параллельна эволюции на Каине? Говорите, Мануэль. Смелее. Шутите, пойте песни, стойте на голове, если хотите, но рассказывайте.
   — Как пожелаете, сеньор, — начал тот ровным голосом. — Когда моего капитана унесли, я стоял в раздумьях, пока Игорь Ющенков не спросил:
   — Ну, так кто же поведет флиттер?
   — Никто, — отрезал я.
   — Но мы получили приказ.
   — Капитан ранен и потрясен. Нам даже не следовало поднимать его, — ответил я и спросил у стоящих рядом людей: — Разве я не прав?
   После некоторого колебания они согласились.
   Я наклонился над краем ямы и спросил Кочихира, будет ли он передавать с помощью барабана наши условия.
   — Нет, — ответил он, — нет, что бы вы со мной ни сделали.
   — Я ничего не собираюсь делать. Сейчас вам принесут еду.
   Остаток дня я бродил по сугробам, лежащим на склонах холмов. Да, это была окоченевшая земля, то устремляющаяся вниз долинами, то поднимающаяся холмами и кончавшаяся на горизонте зубцами гор. Я думал о доме и об одной девушке, по имени Долорес, которую я когда-то знал, очень давно.
   Люди не работали; они собирались группами, но говорили мало, и к вечеру их дыхание стало оседать на их парках инеем. Я беседовал с ними по очереди и отбирал тех, кто мне был нужен для выполнения задания. Они были хорошими людьми, но мало кто из них имел охотничий опыт. Сам я не мог долго выслеживать каинитов, так как они пересекли широкую полосу скального грунта, на котором совершенно не были видны их следы. Но Хамиб ибн-Рашид и Жак Нголо в свое время были охотниками. Мы приготовили все необходимое. Потом я отправился на корабль взглянуть на капитана — он лежал тихо.
   Я почти ничего не ел и мало спал. Когда я вернулся к яме, уже наступила темнота. Четверо людей, оставленных для охраны, темными тенями вырисовывались на фоне звездолета.
   — Вы свободны, — сказал я им, извлекая из кобуры бластер… Их шаги замерли вдалеке.
   Темные фигуры на дне ямы шевелились и бормотали. Послышался голос:
   — А, ты пришел. Будешь меня пытать.
   У этих каинитов глаза видят во тьме не хуже кошачьих. Я и раньше думал, что они посмеиваются, глядя, как мы слепнем после захода солнца.
   — Нет, — ответил я. — Я только караулю вас.
   — Ты один? — фыркнул он.
   — С этим, — я показал бластер.
   Он замолчал. Становилось все холоднее. Я думаю, каиниты не особенно ощущали мороз. Звезды медленно двигались над головой, и я постепенно начал сомневаться в успехе моего плана. Слышался шепот пленников, но в остальном мир застыл в холодном безмолвии.
   Все произошло с дьявольской быстротой. Лугалы все время безостановочно двигались. И вдруг они бросились на меня. Один вставал другому на плечи, и так они добрались до края ямы. Они шли на смерть, так они считали, но я промахнулся. Лугал, бросившийся на меня, изумился, что остался жив. Если бы я не промахнулся, на меня набросились бы другие.
   Два лугала оказались на мне, я пытался оторвать их руки от своего горла. Тяжелые кулаки били меня по голове и по животу. Ладонь заткнула мне рот, не давая кричать. Тем временем пленники выбирались из ямы и убегали.
   Наконец, я высвободил одну ногу и ударил лугала. Он покатился, крик боли застыл в его горле. Я обернулся и ударил другого по горлу ладонью. Когда он обмяк и свалился, я вскочил на ноги и закричал. Мгновенно взревела сирена и вспыхнул прожектор. Люди бежали от корабля и навесов.
   — Назад! — закричал я. — Не бегите во тьму!
   Много лугалов не успели скрыться, они отступили к задней стене ямы, когда прибежали вооруженные люди. Своими телами они закрыли раненого милдивана от наших пистолетов. Но мы стреляли, и безуспешно, лишь вслед бежавшим. Охранники выстроились вокруг котлована. Я шарил по земле в поисках бластера: его не было. Кто-то забрал его, если не Кочихир, то кто-то из лугалов, который все равно отдаст его Кочихиру. Жан Нголо подошел ко мне.
   — Плохо, — вздохнул он, узнав в чем дело.
   — Дьявольски не повезло, — согласился я с ним. — Но мы должны догнать их.
   Я встал и стянул свою парку. Под ней был шлем и специальный космический костюм, который и защитил меня в борьбе. Я сбросил его, так как теперь он будет лишь мешать мне, и присоединился к другим. С нами пошел и Хамиб ибн-Рашид. Он принес мои припасы и запасной бластер. Я взял их, и мы втроем начали преследование.
   Благодаря милосердию Господа нам не привелось раньше испытать очки для ночного видения. Они делали мир ясным, но каким-то уж нереальным, как во сне. Компасом нам служил инфракрасный следоискатель Нголо; игла прибора, дрожа, указывала направление, куда удалились каиниты. Мы вскоре увидели их, когда они пересекали безлесную часть холма, прячась за булыжниками. Мы припали к земле, чтобы они не заметили нас на фоне неба.
   Мы задыхались от бега к тому времени, когда достигли края леса. Но мы продолжали идти под прикрытием деревьев, чтобы не выпустить каинитов за пределы действия приборов. Следоискатель и так начал мерцать, поскольку деревья закрывали от нас тепло тел каинитов. Я осторожно двигался среди кустарников, раздвигая ветки.
   Через час мы углубились в долину. Повсюду стояли высокие деревья. Неба не было видно, и мне пришлось до предела увеличить напряжение в своих ночных очках. Картина начала проясняться. Каиниты двигались обычной походкой, уверенные в том, что им удалось скрыться, но даже без специальных предосторожностей они не оставляли следов. Поскольку они не ожидали погони, мы подошли ближе, и надобность в инфракрасном приборе отпала.
   Наконец, мы вышли на луг, примятая трава которого указывала, что тут они проходили совсем недавно. И здесь они сделали то, чего я опасался больше всего: отряд разбился на три группы, и каждая группа двинулась своим путем.
   — Которую выберем? — спросил Нголо.
   — Нас трое, значит, мы должны следовать за каждой, — ответил я.
   — Бисмилла! — выговорил ибн-Рашид. — С бластером или без него, я бы не хотел встретиться с ними в одиночку. Но чему быть — того не миновать.
   Мы какое-то время обсуждали дальнейшие действия, а когда разделились, восток уже начал сереть. Очевидно, лугалы двинулись к домам своих хозяев, а рабы Кочихира сопровождали его. А именно Кочихир был нам нужен. Я предполагал, что самая большая группа — его, так как, вероятно, в нападении на меня в первую очередь участвовали лугалы, принадлежавшие ему. Этот след я выбрал для себя. Хамиб и Нголо тоже хотели идти по этому следу, но я, используя свою власть, отстоял эту честь, чтобы народ Нью Мехико никогда не мог сказать, что Мануэлю Гомесу недостает храбрости.
   Теперь нас отделяло от беглецов такое расстояние, что мы вполне могли пользоваться радиопередатчиками для переговоров друг с другом и с людьми в лагере. В последующие часы эти переговоры очень ободряли меня. Это было медленное и трудное выслеживание охотников в их собственном мире. И я не уверен, что мне удалось бы это, если бы отряд состоял из милдиванов и лугалов, выращенных для охоты. Но, к счастью, в нападении участвовали и лугалы с полей и шахт, домашняя прислуга, а они были менее осторожны.
   Позже, утром, меня вызвал Нголо.
   — Мой отряд подошел к пещере и навесу около нее, — сообщил он. — Я сижу на дереве и вижу, как их встречают женщины и дети милдиванов. Они движутся к навесу. Думаю, что это жилище их хозяина, и они не пойдут дальше. Надо ли мне вернуться на луг и идти по другому следу?