Андреева Наталья. – Автора!

   Значит, Саша мне изменила? Саша?! Мне?! Что сделать с ней? Убить? Развестись? Стой, стой, стой… Если Клишин соврал насчет твоего вечернего посещения, то почему он не мог соврать насчет того, что переспал с Сашей? Значит, свою невиновность ты принимаешь за постулат, а ее нет? Это нечестно. Надо просто узнать у нее и вместе подумать, что мы можем противопоставить этому чепуховому обвинению. Вот и все. Главное, что я никого не убивал. Надо выстроить линию защиты».
   И он пошел искать жену. Где же она еще может быть, как не в саду? Опять пропалывает грядки. Несмотря на строгий запрет.
   Жена действительно была в саду, но занималась отнюдь не прополкой. Она сидела на раскладушке, подставив солнцу бледные плечи и лицо. Глаза ее были закрыты. Он заметил пятна на щеках, круги под глазами и невольно проникся к ней жалостью. Как жаль, что Клишин уже умер!
   – Саша! – негромко окликнул Алексей.
   Жена открыла глаза и улыбнулась ему. И он тут же понял, что поверит всему, что она скажет. Эта женщина не умеет врать и притворяться. Иначе она не была бы его женой. Алексей присел на траву рядом с раскладушкой, и как можно спокойнее сказал:
   – Саша, у нас неприятности. Только не волнуйся. Давай вместе подумаем, что делать, и расскажи мне, ради бога, правду.
   – Правду? Какую правду?
   – Про тебя и про Клишина.
   – Про Пашу? А что случилось?
   – Ты, главное, спокойнее. Приходил капитан, Михин, он дал мне прочитать несколько листков из последней книги Клишина. Которая называется «Смерть на даче». И там… Ты только спокойнее. Клишин пишет, что переспал с тобой, а я будто бы из ревности задумал его за это отравить. И отравил.
   Она оторопела. Так растерялась, что даже не сразу поняла, что мужа обвиняют в убийстве. Заговорила возмущенно:
   – Какая чушь! Клишин со мной переспал! Я всегда говорила, что он подлец! Да я выгнала его из дома! Как только он полез с поцелуями! Тоже мне, неотразимый! Дон Жуан местного разлива! Что он себе вообразил?!
   – Саша, он много чего вообразил. И написал. Возможно, из мести. Знаешь, как говорят: нет дыма без огня. Ты вчера сразу замкнулась, когда я спросил о ваших отношениях. И я понял, что огонь все-таки был. Должна быть веская причина, чтобы оболгать человека. Чем ты ему насолила?
   – Это так нужно рассказывать?
   – А так нужно, чтобы я сел в тюрьму?
   – Ну хорошо. Ради твоего спасения. Давай только перейдем в тень, а то у меня плечи сгорят.
   – Пойдем в беседку.
   Старая беседка в саду могла бы стать местом романтических свиданий при луне. Если бы эта женщина не была его женой. Но он любил ее настолько, что не нуждался в романтике. И верил ей безоговорочно. Там, в тени яблонь, Саша поведала ему следующее:
   – Я не верю, что Павел мог такую гадость про меня написать. Было бы из-за чего! История такая давняя и детская, что просто смешно. Знаешь, не всегда приятно вспоминать первую любовь, она никогда не бывает счастливой. Мне было пятнадцать лет, он заканчивал школу. Помнишь, я тебе рассказывала о том, как Павла в школе забрасывали любовными записками?
   Алексей кивнул.
   – И как он заявил, что пойдет на свидание только к девушке, способной написать что-то достойное, маленький литературный шедевр? Я тогда разозлилась и написала.
   – Ты была в него влюблена?
   – Сначала нет, он казался мне таким самодовольным, таким… Ну, слишком уверенным в себе. И девочек было жалко, над которыми он издевался. – Она вздохнула.
   – И что же ты написала? – осторожно спросил Алексей.
   – Стихи. Знаешь, они не слишком хорошие. Даже банальные.
   – Мне просто интересно, чем ты его зацепила?
   – Несколько строчек прочитаю, чтобы ты отстал. Там было следующее:

 
Я не имею целью вас затронуть,
Тем, что владею легкостью строки.
Скажите мне, да кто же из девчонок
Не написал любовные стихи?
 
 
И сами вы, читая много книжек,
Себе давно создали идеал.
Скажите мне, да кто же из мальчишек
Любовные стихи не написал?
 

   Потом Саша еще раз глубоко вздохнула и сказала:
   – Все. Дальше не буду. Хоть умри!
   – Неплохо. Я не знаток поэзии, но рифма, кажется, есть.
   – Вот именно, рифма. Для пятнадцати лет это было неплохо. Паша пригласил меня в кино, как это было тогда принято. Мы стали встречаться. Конечно, все девчонки в школе умирали от зависти, но мне было не по себе. Знаешь, я была домашней девочкой, круглой отличницей, да и выкинула все это только, чтобы осадить Пашу. Я испугалась.
   – Чего?
   – Его силы. Он по натуре разрушитель. И делал это так просто, что не было повода даже задуматься, что же такое происходит. Наваждение! Это были отнюдь не романтические свидания. В десятом классе он уже четко знал, чего ему надо от девушки: просто и откровенно тащил в постель. И девочки у нас в школе были такие, которые ему не отказывали, но только не я, Я училась, знала, что надо готовиться в институт, на дискотеки почти не ходила. Несовременная серенькая дурочка. И тут – Павел. Весь такой…
   – И ты..?
   – Знаешь, я не устояла. То есть встречалась с ним тайно. Никто из моей семьи не знал. Нет, ты не понимаешь!
   – Куда уж мне. Я же не красавец-мужчина!
   – Да, не красавец, и не надо злиться. Ты-то сам в кого влюбился в девятом или в десятом классе? В девочку в огромных очках и со скобами на зубах? Ну, вспомни. Это естественно для такого возраста – любить самых красивых. И потом, в Павле был какой-то животный магнетизм. Ты видел его фотографии, но они не передают суть. Когда он хотел, мог быть очень обаятельным. А мне просто было интересно и хотелось чего-то взрослого. Тем более что родители и не рассказывали про такое, тогда не принято было, книжек соответствующих не было, в фильмах все заканчивалось свадьбой или двое просто лежали в постели. А что они там делали, думаешь, я в пятнадцать лет знала? Но ничего не случилось, бог, наверное, уберег. То есть последний рубеж мы так и не переступили. Я испугалась. Подруга спросила: «А ты не боишься забеременеть? Ему-то что!» И потом… Я слишком долго тянула, и ему надоело со мной возиться. Он обозвал меня сопливой девчонкой, я его ударила, и это случайно увидели ребята из параллельного класса. Представляешь? Они были рады развеять миф о Пашиной неотразимости, я на несколько дней стала героиней школы, Клишин бесился. Я так испугалась – ужас! Заперлась дома, не отвечала на его звонки, ходила везде только с подругами, короче выстояла. Потом все утряслось, начались выпускные экзамены, у меня в восьмом, у него в десятом, и стало не до того. Но так Пашу в школе никто из девчонок еще не обижал.
   – Какая детская история, – пожал плечами Алексей. – И сколько лет после этого прошло!
   – Ну да, детская. И именно история. А я и не говорю, что была драма.
   – И из-за этого он затаил зло? Не верю!
   – Но это все, Леша! Я тебе клянусь! Больше ничего между нами не было, честное слово! А потом, надо знать Пашу. Он был необыкновенно злопамятен, просто ужас какой-то! Хорошее редко помнил, но зато всех, кто его когда-то обидел, поминал при каждом удобном случае. Отвратительный характер! Я откровенно удивилась, когда он на днях пришел ко мне и стал вспоминать ту давнюю историю. И все пытался докопаться, любила я его тогда, или не любила. Зачем ему признания в том, что было в душе у пятнадцатилетней девочки?
   – Значит, он все-таки приходил? Печку замазывать?
   – Какую еще печку? Я сама все делаю и не собиралась с ним общаться. Хотя, конечно, он стал еще красивее, чем в школе. Это надо признать. Тогда был еще мальчишка, стал мужчиной. И он очень за собой следил. Даже здесь, на даче, был идеально выбрит, от него пахло дорогим одеколоном, волосы аккуратно причесаны. И эти необыкновенные глаза… Кто его не знал, мог подумать, что Павел красится. Употребляет косметику. Носит цветные контактные линзы. Нет, это ему подарила природа. Яркие цвета. Он входил, и казалось, что в комнате становилось светлее. Но я после той детской истории настороженно отношусь к красавцам. К тому же я беременна, мне ни до чего и ни до кого. Понимаешь? А он пришел, расселся тут, потребовал кофе, стал вспоминать наши детские глупости, шутить, что влюбился в меня тогда ни на шутку. Влюбился! Паша! Да никогда не поверю! Это был какой-то умысел, что-то ему было надо. Но что – я так и не поняла.
   – Может, тебя? Он же лез с поцелуями? Пытался тебя соблазнить? Только честно, Саша, я не буду обижаться.
   – Знаешь, пытался, но как-то вяло. Это не страсть. Когда действительно хотят женщину, мужчины ведут себя не так. А для чего Паша ко мне полез, не знаю. Во всяком случае, он нисколько не обиделся, когда я его выпроводила. Было такое ощущение, что для него все это уже случилось. Понимаешь?
   – Прекрасно понимаю! Я сегодня прочитал о том, как он переспал с моей собственной женой, и не скажу, что это было приятно. Скорее, напротив.
   – Паша это описал?!
   – Ну, не в подробностях. То есть без пошлостей. Но что со мной было!
   – Бедный Лешик… Ну и сволочь же Паша! Хотя о покойниках плохо не говорят. Но разве так можно? – покачала Саша кудрявой головой.
   – А когда он был у нас дома, один в комнате не оставался?
   – Конечно оставался! Не могла же я его все время караулить и развлекать? Я делала вид, что у меня куча дел и его присутствие в доме не желательно, но он не уходил.
   – Еще бы! Ему же надо было украсть твой платок и выдрать пуговицу из моей джинсовой рубашки! Поэтому он и не уходил.
   – Но зачем?
   – Не знаю. Почему-то ему необходимо было убедить следствие в том, что я отравитель. Что здесь такое, и при чем книга, которую он написал? Вообще, в этом есть какая-то мистика. Чтобы понять, зачем он это сделал, мне надо понять, что это вообще был за человек. Сам ли он это придумал, или надоумил кто?
   – Леша, что же будет? Тебя же подозревают в убийстве!
   – А ничего, – бодро сказал Алексей. – Успокойся, малыш. Яда у меня не было, Клишина я не убивал, ты с ним не спала. Хорошо бы найти свидетеля, который подтвердит, что я никуда не ходил. Был дома.
   – Я могу подтвердить.
   – Нет, милая. Ты не в счет. Ты жена, – вздохнул Алексей. – Хотя и самая лучшая на свете, но это ничего не меняет.
   – Жаль. – Саша на минутку задумалась, потом сказала: – Постой, ты же приехал в девять, а в десять уже уснул. Во сколько его убили?
   – В половине одиннадцатого.
   – Я смотрела телевизор, потом, в начале одиннадцатого, Марья Семеновна привела Сережку домой. Он еще весь в грязи вымазался. Она спросила, где муж, приехал ли? А я кивнула на занавеску, которая отделяет спальню: намаялся, мол, и спит. Ты еще так сладко сопел носом.
   – Это хорошо! Соседка слышала, как я сладко сопел носом в начале одиннадцатого. Как раз в то время, когда, как утверждает в своей книге Клишин, сыпал ему в бокал яд. И она сразу ушла?
   – Леша, где ты видел, чтобы две женщины летом, да еще на даче, да еще вечером, встретившись, разошлись через пять минут? Не обсудив, что, где и у кого взошло?
   – Действительно, это было бы сюжетом для маленького фантастического рассказа. Сколько вы обсуждали свои грядки?
   – Ну не меньше двадцати минут.
   – Что ж, родная моя, это уже почти алиби! – Он довольно потер руки. – Можно зацепиться, если что. Да, Паша подсунул нам с тобой свинью! Надо еще думать, как я могу доказать, что не травил эту скотину!
   – Леша, он же умер! Не ругайся так!
   – И слава богу! Что умер! Вернее, слава богу, умер до того, как у меня появилось желание его придушить! А скорее, слава дьяволу! Он еще позволил себе обругать всех ментов! Будто бы они тупицы! Обозвать эксперта алкоголиком и мерзавцем! Моя профессиональная гордость задета! Тоже мне, непризнанный гений! Это свидетельство недалекого ума: валить всех в одну кучу и подгонять под какой-то стереотип. Можно подумать, среди писателей все интеллектуалы! Потомственные интеллигенты и люди с очным университетским образованием! Нет уж, в каждом стаде бывает и паршивая овца, и та, с которой впоследствии снимают золотое руно.
   – Ох, ты и разошелся!
   – Я разозлился. Во мне, знаешь ли, гордость профессиональная задета. Он пишет что никто не узнает, не найдет, не догадается, я сам всех выведу на чистую воду! Ничего себе вывел! Наврал про порядочную женщину, оскорбил ее, оболгал совершенно незнакомого человека, вылил ушат грязи на тех, кто пытается привлечь к ответственности его же убийцу! Нет, ты как хочешь, а я разозлился.
   – И что теперь?
   – А ничего. Я пожертвую следующими выходными и частью свободного от работы времени, чтобы узнать, что же на самом деле за всем этим кроется. И зачем нужна была вся эта комедия со смертью по заранее написанной пьесе. Вот так. Я хочу на сцену автора!
   – А я?
   – Что ты? Разве тебе не обидно?
   – Обидно, конечно, но он же умер…
   – А если эту книгу издадут?
   – Ты что?!
   – А ничего. Я, конечно, не красавец Павел Клишин, но и не тощий мужичонка с красными от перепоя глазами в костюме липовой фирмы «Адидас». Мне обидно. И я сделаю так, чтобы эта книга или не вышла в свет, или чтобы в послесловии написали, что дело раскрыто, истинный убийца найден, а все вышесказанное не более чем домыслы автора и плод его больного воображения. Вот так-то.
   – Знаешь, я не люблю твои расследования, но здесь ты прав. У меня тоже есть знакомые, и я не хочу, чтобы они подумали, будто в книге написана правда. Будто я развратная женщина, изменяю мужу и вешалась на Павла Клишина. Я не буду злиться и не буду тебе мешать.
   «А если бы она прочитала? – подумал Алексей. – Нет, лучше не надо. И книга никогда не должна выйти в свет. Найдутся доброжелатели – подсунут. Саша этого не заслуживает».
   – Ты уж меня прости, – виновато сказал он.
   – За что?
   – За то, что заставил рассказать.
   – Тебе больше досталось. Ты когда поедешь-то?
   – Куда?
   – Домой.
   – Завтра хотел, но придется сегодня вечером. Ты не обидишься?
   – Уже нет. Давай только не будем больше об этом говорить сегодня, а?
   – Не будем, – легко согласился он.
   Загадочные убийства оставались маленькой слабостью Леонидова, его охватил азарт сыщика. Преступника надо найти. Да и Клишина проучить. Пусть даже он теперь покойник.

4

   В восемь часов вечера Алексей уехал домой, в Москву. Саша стояла на шоссе и махала вслед, пока машина мужа не скрылась за поворотом. «Бочка полна и в душе вода есть, продуктов целый холодильник. Все у них в порядке», – словно оправдывал себя Алексей, прибавляя газу. Ему крайне необходим этот вечер, свободный вечер. Надо подумать, как доказать свою невиновность.
   Алексей заехал в супермаркет, купил продукты, приготовление ужина из которых требовало минимальных трудозатрат, две бутылки пива и одну воблу. Гулять так гулять!
   Шлепнув на сковородку пару готовых котлет из красивой коробки с многообещающей надписью «Котлеты сочные из мяса молодых бычков», придвинул к себе телефонный аппарат. В таком деле необходим сообщник. То есть подельщик. То есть помощник. А кто больше подходит на эту роль, как не Серега Барышев? Почти двухметровый гигант с кулаками-гирями. Леонидов не собирался кого-нибудь убивать, но имеющийся у него план подразумевал наличие рядом Сереги.
   Ему повезло, Барышев уже вернулся с тещиных блинов и теперь отдыхал перед началом новой трудовой недели. Трубку взял сам:
   – Говорите.
   – Говорю. Барышев, привет!
   – А, коммерческий! Здрасьте!
   – Рад застать тебя дома в добром здравии.
   – Я бы не спешил делать выводы.
   – Что, досталось за выходные?
   – Теща использовала меня по максимуму, вспахал все, что мог, и все, что не представлял, что могу вспахать, тоже.
   – Ты там на правах мини-культиватора?
   – Вроде того, – вздохнул Серега. – Только не мини, а макси. Марки «КМС по борьбе за урожай». На мастера не вытянул покамест, но через пару лет сосуществования с такой тещей сдам любой норматив. Что же касается прав, работаю за еду и ласку. Мне сказали два раза «молодец, Сережа» и один раз «как я тебя люблю!».
   – Что из вышеперечисленного сказала жена, а что теща? – задумчиво спросил Алексей.
   – Сказала все жена. От тещи похвалы не дождешься. Упорствует в своем «он тебе не пара». Пополняет ряды настоящих тещ. А ты чего звонишь-то, коммерческий? – подозрительно спросил Барышев. – Пора заканчивать вводные процедуры. Излагайте суть.
   – Погоди. Я только переверну котлеты сочные из мяса молодых бычков.
   Серега хмыкнул. Поддев ножом котлету, Алексей понял причину. Добрая половина мяса молодых бычков прилипла ко дну сковороды, словно бы котлета была склеена из картона. Под воздействием высокой температуры картон стал превращаться в неприятную массу бурого цвета.
   «Ничего, – утешил себя Алексей. – Как-нибудь». И вернулся к телефону.
   – Тебя не удивляет, Серега, что у меня неприятности?
   – Ты для них родился. Но Анюта ничего не говорила. Неужели тебя уволили? – ахнул Барышев.
   – Да не на работе неприятности. Вернее, те, что на работе, меня мало задевают. Тут другое…
   – Ну?
   – Мой сосед по даче, то есть сосед по даче моей жены, отдал богу душу. Все было бы ничего, если бы это произошло без цианистого калия и если бы этот злодей не оставил посмертные мемуары, где упоминается моя жена, я в амплуа ревнивого мужа, и тупые менты, которые никогда не находят убийц. В перспективе меня ждет скамья подсудимых. Как тебе?
   – Неплохо. Стиль изложения подкачал, но суть я уловил. А не врешь?
   – Если бы! Самое гнусное, что под меня копают. Мои же бывшие коллеги. В частности, капитан Михин. Из районного ОВД.
   – И что ты собираешься делать?
   – Тебе вот звоню.
   – У вас есть план, мистер Леонидов?
   – Есть ли у меня план? У меня всегда есть план!
   – И моя роль?
   – Погоди, у меня, кажется, молодые бычки горят.
   – Картон не горит. Он тлеет, – вздохнул Серега. – Мне приходилось этим питаться.
   – И каково на вкус?
   – Сносно, если никогда не был женат. Тебе, Леха, понравится вряд ли. Я знаю, что Александра готовит хорошо.
   – Я все-таки сниму сковороду.
   Он переставил мясо молодых бычков на соседнюю холодную конфорку. Бычки продолжали шипеть, возмущаясь, что их так варварски смешали с картоном. Барышев продолжал вздыхать в телефонную трубку. Сочувственно.
   – Ты давно на шухере не стоял? – спросил его Алексей.
   – С детства, когда яблоки у соседской бабки воровали.
   – А как насчет отмычек и небольшого конфликта с законом?
   – Ну, ради нашей дружбы… Если надо…
   – Очень надо, Сережа, – серьезно сказал Алексей.
   – И куда ты хочешь влезть?
   – На дачу к этому недоделанному Тургеневу. К Пушкину-Лягушкину, – со злостью сказал Алексей.
   – Эк тебя!
   – Потому что я читал. Это был не писатель, это был… Гадюка, и та не так ядовита.
   – А там?
   – Мне нужны его бумаги. Последняя рукопись.
   – Издать хочешь?
   – Понимаешь, мне достались только два отрывка. Остальное, как утверждает правосудие в лице капитана Михина, – философские измышления. Не представляющие никакого интереса для следствия. Но я уверен, что из пятнадцати листов мелким шрифтом можно выловить немало. Меня кое-что насторожило, когда присутствовал на осмотре места происшествия. Я просто уверен что продолжение этой «Смерти на даче» есть, только где?
   – Как-как? «Смерть на даче?» – удивился Серега.
   – Именно. Ну не везет мне в жизни, и что?
   – Как тебе, Леонидов А. А., капитан в отставке, в роли подозреваемого? Сухо, комфортно?
   – Ага, только памперс слишком быстро намокает, а запасного нет. Ну что, Серега?
   – И когда грабим банк?
   – Давай по-тихому завтра ночью. Чтобы Сашка не знала, да и твоя супруга тоже. Бабы нам в этом деле ни к чему, потому что отговаривать будут непременно.
   – А мое алиби для второй половины?
   – Ночное дежурство.
   – Ох, попаду я с тобой под дело о разводе!
   – Я тебя прикрою. Кто за кем заезжает? Твоя машина в каком состоянии?
   – В таком же, как и твоя. «Жигули» на пенсии. Когда ты себе джип-то купишь, коммерческий директор?
   – Когда сам на пенсию пойду. Или когда научусь воровать и брать взятки. Значит, ты приезжаешь ко мне на своем «Жигуле», как только улизнешь из дома, и отправимся на дачу к писателю, прихватив соответствующий инвентарь.
   – Что брать?
   – А я знаю? Ключи какие-нибудь, отмычки… Или лучше выставить раму и залезть через окно?
   – Ладно, на месте обсудим. Жди.
   – До завтра.
   Леонидов положил трубку и почувствовал, что ему стало легче. Лезть в чужой дом опечатанный казенной печатью удобнее с надежным и физически сильным товарищем. В Сергее Барышеве он не сомневался. Они давно уже забыли зимнюю размолвку и примирились окончательно.
   Весь следующий день Леонидов сидел на рабочем месте как на иголках. Думал о ночной вылазке и не реагировал на неприятности, которые были такими же, как всегда: там не отгрузили, тут забыли, здесь не состыковались… И все в итоге шло как по маслу: чем меньше нервничаешь, тем быстрее рассасывается. Причем само собой.
   В семь часов вечера Алексей быстренько свернул дела, заехал в хозяйственный магазин, купил зачем-то топорик, тиски, набор отверток, пару нитяных перчаток и бельевую веревку. «Господи, на гору я, что ли, собираюсь лезть? Там окно на высоте полутора метров! Всего-то!» – мысленно ругнул он себя, беря веревку.
   Барышев появился в десять часов, когда уже начало темнеть. Огромный, одетый в камуфляжную форму, со спортивной сумкой в руке.
   – Что там? – кивнул на нее Леонидов.
   – А, всякая хрень. Думаешь, я когда-нибудь лазил в чужие дома? Я честный.
   – Думаешь, я профессиональный взломщик? Но мне эти бумаги знаешь, как нужны?
   – Что, так серьезно?
   – Тут не до шуток. Писатель даже улики подбросил. Чтобы меня стали подозревать. Пуговицу от моей рубашки и Сашкин платок. Основательно подготовился.
   – А зачем?
   – Это я и хочу понять. Поехали, нечего время тянуть.
   – Погоди, еще не стемнело.
   – Пока доберемся, пока в кустах посидим… Стемнеет. Еще пара часов и… А потом не собираешься же ты прямо к дому подъезжать? Надо хотя бы полтора километра пешочком протопать.
   – Зачем так много?
   – Опыт подсказывает. Лучше вблизи места предполагаемого взлома не засвечиваться.
   – А опыт не подсказывает тебе, что взломщиков привлекают к уголовной ответственности?
   – Меня и так привлекут. Из двух зол надо выбирать меньшее, – философски заметил Алексей.
   – Тогда карту местности давай, Леонидов. Я на даче у тебя ни разу не был, а в темноте могу и не сориентироваться.
   – Обойдешься. Это не приграничная зона, а всего-навсего деревня Петушки Московской области. Где там блуждать?
   – Если нет карты, обязательно нужен проводник. Поскольку ты местный житель, ты и поведешь.
   С ролью проводника Алексей согласился. Надел темную ветровку и спортивные штаны в тон. Потом взял сумку со всякой всячиной и вместе с Барышевым спустился вниз, к машине.
   Доехали они часа за полтора, когда уже окончательно стемнело. Оставили машину в кустах и направились к поселку, стараясь держаться поближе к дороге. Трава была влажной. Как только на шоссе появлялась машина, оба невольно вздрагивали. Пару раз даже нырнули в кусты. Леонидов злился:
   – Так мы до утра будем идти! Давай представим, что мы просто люди. Что, здесь не ходят, что ли, по ночам?
   – Чего бы с фонарем и с флагом не шагать прямо по дороге и под барабанный бой? Вопя при этом: «Мы хотим влезть в чужую дачу!» – разозлился и Серега.
   – Но не шарахаться же в кусты все время? Давай, сворачивай. Вот она, проселочная дорога! Которая ведет прямо к дому Клишина! Нам сюда.
   – Мать честная! В лес!
   – Ну и что?
   – Да так. Темно, хоть глаз выколи!
   – Будто ты ни разу не участвовал в ночных марш-бросках, – буркнул Алексей.
   – Тише ты! Опять кто-то шуршит!
   – Тьфу! Это ж мышь.
   – Мышь!
   – Что ты орешь?
   – Я не люблю маленьких животных, – виновато сказал Барышев. – Чем меньше живая тварь, тем она противнее. Вдруг кусается?
   – Хрен прокусит такая маленькая твою слоновью кожу.
   – Понимаешь, я медведей не боюсь. Волков не боюсь. Даже тигра не испугаюсь. Но мышь! Это ж такая пакость! Это ж…
   – Стой! Хватит бормотать, вот она, дача!
   Леонидов махнул рукой на темный дом, показавшийся впереди. Потом сказал:
   – Боюсь, петли на воротах ржавые, будут скрипеть. Давай-ка через забор.
   Серега вновь начал ворчать. Алексей же думал о том, что им повезло. Дом Клишина – крайний. И подошли они со стороны леса. Он перемахнул через забор первым. Следом перевалился Серега. Жидкий штакетник не выдержал, раздался треск.
   – Барышев, слон! Мать твою… – выругался Алексей. И добавил: – Тише.
   – И что? – спросил Серега, очутившись на дачном участке.
   – Что, что, к дому давай!
   Они осторожно подошли к писательской даче. Обе двери – и черный ход, и парадный – были опечатаны. Алексей выбрал, разумеется, заднее крыльцо. По деревенской улице могут прогуливаться влюбленные парочки и они наверняка заметят, что кто-то ломится в дом Клишина, если идти с парадного.
   – И что? – вновь спросил Серега.
   – Что, что! Поднимайся на крыльцо и замок ломай! – прошипел Алексей. – Либо дверь снимай с петель!
   – Бездарность ты, Леонидов, в чужой дом влезть не можешь. Тут легче окно выставить. По переду-то они рамы заменили, а здесь только наметили. Старье! – Серега презрительно сплюнул. – Рамы гнилые. Сейчас поддену легонько, и… И печать вашу милицейскую не нарушим, и шума не так много произведем. Думаешь, так легко сломать амбарный замок? Или дверь высадить?