– Ты снимаешь квартиру?
   – Комнату. И моя квартирная хозяйка – строгая женщина. Ко мне не ходят мужчины.
   – Кроме продюсера.
   – Он тоже сюда не ходит. Спокойной ночи.
   И она убежала. Я стоял под окнами и все гадал: какое же ее? На моем лице блуждала дурацкая улыбка. Похоже, я влюбился! Нет, я женюсь! Вот на что это похоже! Я достал из кармана мобильный телефон и позвонил ей.
   – Олеся?
   – Да?
   – Я забыл сказать тебе: спокойной ночи!
   – Спокойной ночи.
   И она дала отбой. Даже не спросила, откуда у меня номер ее телефона. Я пошел к метро все с той же дурацкой улыбкой на лице. Я почти заблудился. Добравшись до стоянки у театра, неуверенно подергал за ручку, пытаясь открыть дверцу своей машины, и только потом сообразил: заперта. Охранник мной заинтересовался. Я достал из кармана ключи и показал ему: все в порядке, это моя машина. Я сам уже в это не верил. Со мною происходило что-то странное. Наверное, я созрел для женитьбы.
   Следующим вечером я вновь сидел на галерке. Моя жизнь отныне превратилась в театр. В конце концов, она сказала:
   – Ты разоришься на билетах.
   – Да, – охотно согласился я.
   – Достану тебе контрамарку.
   Она уже обо мне заботилась! Через пару недель она озаботилась тем, чтобы я не замерз под окнами ее дома и не промок. И мы сидели на кухне в квартире, которую она снимала, и пили чай. Квартирная хозяйка выразительно покашливала за стеной. Но мне большего было и не надо. Я не собирался ее соблазнять, я собирался на ней жениться. У нас впереди целая жизнь: успеется. Ведь надо сделать пятерых детей!
   – Леня, извини…
   – Что?
   – Ты какой-то несовременный.
   – То есть?
   – Романтик.
   Меня, циника и отпетого негодяя, прошедшего огни и воды, назвали романтиком! Я чуть не поперхнулся чаем.
   – Не обижайся, – мягко сказала она. – Но жизнь – серьезная штука. В твоем возрасте пора уже задуматься: как жить дальше?
   – Вот я и думаю.
   – Тебе надо устроиться на другую работу. Заняться наконец делом.
   – Да-да.
   – Ты какой-то несерьезный, – повторила она.
   – Что есть, то есть.
   – Надо взрослеть, Леня.
   Я не мог с ней не согласиться.
   – И ухаживаешь ты старомодно, – вздохнула Олеся. – Ходишь на все мои спектакли, стоишь под моими окнами, дышишь в трубку.
   Со мной такое вообще-то случилось впервые. Я не выносил прелюдий и сразу приступал к делу. Я предпочитал дышать не в трубку, а в ушко очередной возлюбленной, разомлевшей от моих ласк. Недаром женщины называли мое тело гибким. Я и Олесе собирался продемонстрировать свое искусство, но потом. Видать, она этого не оценила.
   Через месяц я решился ее поцеловать. Мне казалось, что все идет, как надо. В таком ключе и должны развиваться отношения между будущими супругами. То ли я и в самом деле старомоден, то ли не рассчитал. Мы пару раз сходили в кафе и почти каждый вечер пили чай у нее на кухне. Забыл сказать: была весна. С некоторых пор я не замечаю смены времен года, поэтому и мое повествование не привязано к датам. Ведь я человек свободный, вне времени. Пятница, понедельник, мне-то какая разница? Но на этот раз я заметил: весна в разгаре. Был месяц май, цвела черемуха, в садах запели соловьи. Майская дымка затуманила мой взор. Я не заметил главного: как она сделала выбор.
   Все случилось на вечеринке. Отмечали день рождения ее коллеги. Мы с Олесей пришли вместе. Я заметил, что она нервничает. Несколько раз она, словно в забытьи, сказала: «Надо решаться». Я же решил быть в этот вечер остроумным, как никогда. Душой компании. Завтра я собирался представить Олесю своим родителям. Отвезти ее на машине в наш загородный дом, а по дороге подготовить. Объяснить, кто я и куда она едет. Месяц – вполне достаточный испытательный срок. Мне и самому на последней работе положили месяц. И я его с честью выдержал. Сгорбыш тоже заметил произошедшие во мне перемены.
   – Я вижу, дело идет к свадьбе? – подмигнув, сказал он.
   – Похоже на то.
   – Хороший выбор, сынок, – одобрил он. – При такой женщине и ты станешь человеком.
   На этой вечеринке все и случилось. Я на минутку отвлекся, веселя компанию очередным анекдотом, а оглянувшись, увидел Олесю под руку с упитанным мужчиной маленького роста. Я сразу отметил: дешевка. Дешевые часы, дешевый костюм, дешевые ботинки. Не говоря уже о манерах. В высшем обществе, где я раньше вращался, его бы не приняли. Но он вел себя так, будто был центром вселенной. Здесь от него и в самом деле зависело все. Остальные актриски смотрели на Олесю с завистью. Я же ничего не понимал. Как же так? Я молод, красив, ухаживаю за ней по всем правилам. Я собираюсь на ней жениться, в конце концов! Предпочесть законному браку с достойным молодым человеком связь с женатым толстяком? Не первой молодости и далеко не первой свежести. Сразу видно: он пьет. И толку от него в постели чуть. Олеся нужна ему для поднятия престижа. Смотрите-ка, какую девушку я заполучил! И я был у нее первым! Подумаешь, продюсер! Что ж такое происходит, люди добрые? Куда мы катимся?
   Я растерялся. В этот момент Олеся подошла ко мне и сказала:
   – Леня, ты не обидишься, если я уйду не с тобой?
   Как это современно!
   – Ты хорошо подумала?
   – Да, конечно.
   – Олеся…
   – Наши с тобой отношения ни к чему не приведут, – затараторила она. – А мне надо делать карьеру. Роль может уплыть к другой актрисе, более сговорчивой. Он сказал, что все зависит от меня. Тянуть больше нельзя.
   Мне было так больно! Вы себе не представляете! Я еще мог ее спасти. Но я больше не хотел на ней жениться. Она не выдержала испытательного срока. Всего одного дня ей не хватило. Еще один день, и у нее было бы все. Я мог бы купить ей весь сериал. Главную роль в нем. Продюсерскую компанию. Если бы я захотел заняться продюсированием кинофильмов, мой папа этому только бы обрадовался и охотно ссудил бы денег. В крайнем случае, продал бы яхту. Но думаю, этого не потребовалось бы. Дела в строительном бизнесе идут лучше некуда. Она могла стать уважаемой женщиной, матерью семейства. А вместо этого…
   Я стоял и смотрел, как она уходит под руку с толстяком-продюсером. Вот и еще одна звездочка, чья судьба не завидна. Они не хотят пахать. Они хотят все и сразу: раз – и в дамки! Чтобы стать великой актрисой, начинать надо не с сериалов. Надо много работать, делая ставку на свой талант, а не на свое тело. Скоро пойдет слух: эта девушка продается. Запачкаться легко, отмыться трудно.
   Какое-то время я пребывал в состоянии глубокого нокаута. Меня бросила женщина. Бросила из-за денег. Такого со мной, признаться, еще не случалось. Предпочла мне, молодому красивому и богатому, старого толстого продюсера! Сердце мое было разбито. Я решил, что у моей жены повода не будет бросить меня из-за мужчины, который богаче. Потому что таковых просто не возникнет. Вот так, господа, и становятся олигархами. От меня уходила женщина, а я обдумывал, как расширить границы своей финансовой империи.
   Я сделал несколько глубоких выдохов и вдохов. Спокойно-спокойно-спокойно. Ничего не случилось. Ты не потерял, Лео, ты приобрел. Такая жена тебе не нужна. Спокойно-спокойно-спокойно…
   На следующий день я не появился на работе. Сгорбыш, который приехал вечером, застал меня погруженным в философские размышления о смысле жизни. В комнате, где я им предавался, стоял одурманивающий запах. В моих пальцах дымилась сигарета, я лежал на диване и задумчиво смотрел в потолок. Окружающий мир стал мне безразличен, было все равно – жить или умереть. Процесс дыхания не доставлял мне больше удовольствия. Если бы оно остановилось, я принял бы это как должное. Сгорбыш испугался всерьез.
   – Сынок! Эй, сынок! С тобой все в порядке?
   – Абсолютно, – заверил я. И сделал глубокую затяжку.
   – А ну-ка. Дай сюда!
   Он отобрал у меня зелье. Я не сопротивлялся. Вяло сказал:
   – Я же тебя предупреждал…
   – Я думал, ты шутишь.
   – Какие уж тут шутки! Меня бросила женщина.
   – Не верю!
   – Предпочла мне старого толстого продюсера.
   – Дура!
   – А ведь я хотел на ней жениться…
   – Тем более дура!
   – Она сказала, что я несерьезный.
   – Чего ж ей еще надо, сынок? – откровенно удивился он. – Ты не пьешь и даже не куришь, молодой, красивый. Разве в деньгах счастье?
   – Она сказала: карьера.
   – Бабы просто помешались на карьере! – возмутился он. – Сидели бы лучше дома, детей рожали!
   – Вот я и хотел…
   – Забудь эту дуру. Пусть катится к своему продюсеру. Ее жизнь накажет.
   – Мне от этого не легче. Скажи, Горб… Есть на свете честные женщины?
   Он махнул рукой:
   – Сынок…
   – Может, и искать не стоит?
   – Не мне тебе советовать.
   – Как же так, Горб? Ты прожил на свете пятьдесят пять лет. Ты старый, ты мудрый. Я не вижу смысла жизни. Все – дерьмо. И люди – дерьмо. Если я поступаю плохо, мне не сопротивляются. Под меня ложатся. Если же я поступаю хорошо, меня посылают. Так как же?
   – Эк тебя…
   – Я освобождаю тебя от твоего слова, Горб, – торжественно сказал я. – Отныне можешь пить. Ты прав: не пить нельзя. Нельзя смотреть на этот мир трезвым взглядом. Надо смотреть сквозь бутылку. Или как ты: через объектив.
   – Давай-ка мы умоемся и успокоимся.
   – Я в полном порядке.
   – А кто спорит?
   Он потащил меня в ванную. Вот тут уже я сопротивлялся. Мне не нужна нянька! Я не ребенок! Хотя у меня и истерика. Сгорбыш сунул мою голову под кран и открыл воду. Я фыркал, как тюлень, и брыкался. Потом он набросил мне на башку полотенце, да так, что я чуть не задохнулся. Тер мое лицо, ерошил волосы. Я все еще хлюпал носом. Потом он отбросил полотенце и за волосы развернул меня лицом к зеркалу:
   – Смотри, сынок. Видишь этого парня? Ему грех жаловаться. Многие отдали бы полжизни за такое лицо. А ты нюни распустил. Мало в твоей жизни было женщин? А сколько еще будет?
   – Я думал, это она, та самая. Единственная.
   – Ну, ошибся. Бывает. Успокойся, сынок. Посмотри на себя и успокойся.
   – Я спокоен.
   Я хлюпнул носом в последний раз. Дурман из моей головы постепенно улетучивался, что касается сердца, то оно еще болело. Но я чувствовал: скоро пройдет. Потом мы отправились на кухню пить кофе. Я попросил:
   – Только никому не говори.
   – О том, что ты балуешься травкой? – усмехнулся Сгорбыш. – Да, сынок, это статья. Так что я теперь буду тебя шантажировать.
   – Сколько возьмешь, папаша?
   – Будешь содержать меня пожизненно.
   Я уже нормально разговаривал. Острил. Постепенно боль проходила. Что же касается снимков… Фотоаппарат я отдал Сгорбышу. Он снимал еще что-то на карту памяти, где я запечатлел танцующую Олесю. После моего срыва прошло недели две, и сначала в Интернете, а потом и в желтой прессе появилась впечатляющая подборка. Она называлась: «И это наши звезды?!»
   Телеведующая босиком танцует на столе, среди недопитых рюмок и бокалов и остатков пищи. Известный актер несет из магазина две бутылки водки, по одной в каждой руке. Певица, дама бальзаковского возраста, задирает юбку так высоко, что видны трусики. И так далее.
   Снимков Олеси было два. На одном она спотыкалась, поднимаясь на сцену. На другом развратно танцевала. Под снимками стояла подпись: «Надо же так надраться!» Статья оказалась язвительной. Упоминалось и о продюсере, благодаря которому Олеся получила роль второго плана в сериале, который только-только начал сниматься. Приложили ее хорошо. Я подозревал, что это дело рук Сгорбыша. Подборку пикантных фотографий сделал он. Сгорбыш присутствовал не на одном банкете. Был незаметен и терпелив. Он сам говорил: «Я человек длинной выдержки». О! Он профессионал! Я уверен, что таких снимков у него накопилось немало. И вот он решил часть из них продать. Из-за Олеси. Она была главной мишенью. Сгорбыш перестал ее уважать, ему стало за меня обидно. Но мы об этом не разговаривали. Я сделал вид, что снимков не видел, а статьи не читал.
   Могли они стать причиной его смерти? Кто знает. Я потерял Олесю из виду. Я не хотел о ней слышать. Но теперь, видимо, придется. Ее репутация оказалась подмоченной в самом начале карьеры. Вот почему я поставил галочку. Месть – это мотив. И потом, кто знает, сколько еще в той подборке снимков и какие? Актерам и певцам это, в общем-то, как с гуся вода. Чем громче скандал, тем больше дивиденды с него. А вдруг у Сгорбыша была подборка «И это наши политики?». Или «И это наши депутаты?». Раз он не брезговал работой папарацци, то в его архиве накопилось немало интересного. А очередные выборы не за горами. Политикам это уж точно ни к чему: чтобы у кого-то имелись их снимки в пьяном виде или в обнимку с женщинами легкого поведения.
   Но пора переходить к эпизоду третьему.

Съемка: эпизод номер три

   Если расставить все три эпизода в хронологическом порядке, то этот последний. Все случилось за две недели до исчезновения Сгорбыша. Я уже упоминал о халтуре, на которую мы подрядились. Я имею в виду фотоальбом «Один день из жизни». Таких альбомов мы успели сделать немного. Всего три.
   Первые два не показались мне интересными, хотя в каждом из них не обошлось без криминала. Но криминал криминалу рознь. Я хотел бы подробнее остановиться на третьем случае, а о двух других расскажу вкратце.
   Друзья заказали снимки жениха с невестой за неделю до свадьбы. Весь день мы со Сгорбышем тайно за ними следили. Хорошо, что я был на колесах. Мы мотались по городу, выжидая удобный момент. А ведь у нас был законный выходной! Но требовалось отснять весь день, от старта до финиша. До того момента, как они разойдутся по домам. К концу этого дня я всерьез задумался. Она же его измотала! Ателье, где шилось платье, салон нижнего белья, парикмахерская… Одних обувных магазинов они объехали пять! При том что она купила отнюдь не свадебные туфли. Похоже, те у нее уже были. Женщины ведь готовятся к свадьбе загодя. Еще и заявление в загс не подано, а туфли уже стоят в ее комнате, в коробке под кроватью. Мысленно она уже объехала положенные достопримечательности и уселась во главе стола по левую руку от благоверного. Не говоря о списке гостей, который составляется в тот день, когда к ней пришли первые в жизни месячные. С этого момента она – невеста!
   Не слушайте мое брюзжание, я просто очень устал. Это был безумный день. Они раза три поссорились, причем один раз всерьез. Она выскочила из машины и понеслась по улице, обливаясь слезами, и я даже сказал Сгорбышу:
   – Все. Свадьбы не будет.
   Он хмыкнул:
   – А говоришь, что знаешь женщин, сынок!
   И щелкнул затвором фотоаппарата. Я смотрел, как жених несется за девчонкой по проспекту Мира, бросив открытую машину, как хватает ее за руку, потом плюхается на колени на глазах у прохожих, которые равнодушно обходят пару. Живя в столице, перестаешь чему-либо удивляться. Ну, стоит человек на коленях посреди улицы, что ж тут такого? В конце концов, он подхватил ее на руки и понес к машине. Пока он задыхался от жары и под тяжестью драгоценной ноши, я уловил на ее хорошеньком личике милую гримаску. Она торжествовала! Я не выдержал:
   – Снимай, Горб! Снимай!
   – Вот так оно начинается, – тяжело вздохнул Сгорбыш, щелкнув затвором. – Девчонка пробует силы. Наверняка поссорились из-за ерунды.
   Что ж, я знал свадьбу, которая расстроилась из-за свадебного платья. Мы с женихом вместе учились в МГИМО и принадлежали к одному кругу, но он был на три года старше. Она хотела платье за сто тысяч долларов. Именно за сто, и ни центом меньше. Он долгое время думал, что это шутка. Но она устроила истерику:
   – Ах, ты меня не любишь!
   Он не понимал: зачем переплачивать? Он лично договорился о солидной скидке с владельцем ателье и довольно потирал руки. Миллионеры тоже умеют считать деньги.
   – Я сказала подружкам, что мое платье будет стоить сто тысяч долларов! – заявила она. – Если ты меня любишь, не допустишь, чтобы я опозорилась!
   И вот тут он понял все. И в отличие от того парня, который плюхнулся на колени перед возлюбленной посреди проспекта Мира, махнул ей вслед рукой:
   – Ну, беги.
   А сам хлопнул дверцей машины и уехал прочь. Не в платье дело. Если всю жизнь прислушиваться к тому, что люди скажут, толку не будет. Они все равно скажут. Лучше уж дать им повод, чем сокрушаться: «За что они так?»
   Я смотрел на беднягу и думал: ну все, пропал. С утра, когда мы дожидались жениха и невесту у подъезда, лицо у него было такое счастливое! Но к вечеру становилось все несчастнее и несчастнее. Она же щебетала, как птичка, и носилась по магазинам. Он вымотался так, что перестал что-либо соображать. Когда этот безумный день наконец закончился, трое мужчин вздохнули с облегчением: я, Сгорбыш и несчастный жених. Невеста же вылезла из машины, сладко потянулась и сказала:
   – Ах, как я устала! Тебе-то что!
   Он всего лишь сидел за рулем машины, лавирующей весь день в огромных пробках. И позволял ей тратить деньги.
   После этого они пошли домой. Она летела, а он плелся. На нем гроздьями висели фирменные пакеты: его любовь уже давала плоды. Мы какое-то время подождали.
   – Все, – сказал Сгорбыш. – Можно уходить.
   – Ты думаешь, он останется у нее ночевать?
   – Конечно, сынок. Если бы этого не было, она бы себя так не вела. Это уже ее собственность. Я имею в виду парня.
   – Что ж. Пойдем.
   Потом мы сортировали снимки. Я стоял за сцену скандала и справедливый финал: первой брачной ночи не будет, они уже живут вместе.
   – Тебе за это не платят, сынок, – вздохнул Сгорбыш. – Вся справедливость останется в нашем архиве. Заказчик же должен получить то, что хочет. Друзья хотят сделать им приятное. Они заказали подарок, а не ящик Пандоры. Надо нам их ссорить с молодоженами? Думаешь, невеста обрадуется, когда увидит эти снимки? – Он имел в виду сцену на проспекте Мира.
   – Когда он на коленях стоит – обрадуется!
   – Тогда надо преподнести это блюдо под другим соусом.
   Мы немного поколдовали над подборкой. Сцену ссоры опустили, зато фотография, о которой говорил Сгорбыш, понравилась всем. Парень стоял на коленях в пыли, в центре города, не опасаясь привлечь к себе внимание прохожих. А потом нес на руках возлюбленную. Невеста мило покраснела, жених побагровел.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента