Страница:
– Правильно, – согласился со мной Димка. – Поймаем и скрутим в бараний рог. А пока встанем на ноги. Ты, Борис Иванович, займись с Юрой вещами, а мы тут как-нибудь договоримся. Ну-ка, милая, обними меня одной рукой за шею.
Я задумалась, осмысливая слова склонившегося надо мной мужа.
– Эт-то что еще за останки? – поинтересовался Борис, держа в руках кучку ошметков и морщась от отвращения.
– Сосиски… – равнодушно доложила я. – Газонокосильщик ел, ел, да не доел…
Ну не перекладывать же теперь вину на Деньку. Все равно Газонокосильщика не поймать, значит, и спросить не с кого.
– Наталья, помоги Ирине, без твоей помощи не встанет, – проникновенно обратился муж к Наташке, выпрямляясь и отстраняя любопытную Маринку в сторону.
– Бу сделано! – отрапортовала подруга и осторожно, словно они были хрустальными, отняла руки от руля. Ими же по очереди передвинула на выход ноги и, немного поболтав ими, медленно вылезла. Все замерли в готовности немедленно прийти ей на помощь. Пришел один Борис, швырнув остатки сосисок в сторону.
– Вот по ним оборотень нас и найдет, – попеняла мужу Наташка и, опираясь на его руку, сделала первый шаг ко мне.
Тут уж и я не выдержала – кое-как поднялась, окончательно явив себя во всей красе ободранной оборванки. Заметно посветлело. На востоке появилась розовая атласная ленточка наряда красна солнышка. Димка выдал что-то не очень понятное, но точно жалостливое. И пообещал лично перестрелять всех волков в округе. Вместе с газонокосильщиками. Я гордо закинула назад свешивающийся с плеча на грудь лоскут и попыталась объяснить, что всех – не надо. И милостиво разрешила Димке себя подхватить. Можно было считать его реабилитированным за недостойное поведение в пути.
– Да нет тут вообще никаких волков, – устало проронила Маринка, плетясь сзади.
В ответ на ее заявление со стороны леса раздался жуткий вой. Наташка взвизгнула, я осела на Димкиных руках, Маринка, помянув Всевышнего, размашисто перекрестилась. В ту же секунду деревенский покой был буквально взорван оглушительным собачьим лаем, не скоро перешедшим в простой перебрех.
– А Газонокосильщик – против! – запальчиво сообщила я, распрямляя согнутые в коленках ноги. – Слышали, как он опроверг Маринкины слова?
– Всё! – решительно заявил Борис. – Забыли всех хищников! Пора бы, в конце концов, зайти в дом.
Наташка, агагнув, мгновенно воспользовалась предложением. Я немного помедлила, размышляя, как буду выглядеть при полном электрическом освещении. Решила, что после такого показа народу едва ли удастся заснуть даже со снотворным. И скромно попросилась в баню.
– Баня еще не достроена, – вежливо сообщил Борис. – Но в доме есть водопровод. Правда, горячей воды пока нет, впрочем, включить бойлер – секундное дело. Я его уже починил. Ира, не тормози. Все вымотались.
Я очередной раз закинула отвалившийся лоскут на плечо и, поддерживаемая сзади Димкой, под острым углом градусов в тридцать вскарабкалась наверх. Маринка, бормоча себе под нос что-то про «береженого», которого «Бог бережет», закрыла дверь и даже подергала ее за ручку, проверяя надежность замка.
Прикрываемая Димкой с тыла, я успешно прошла санобработку, после которой сразу же отправилась спать. О еде и думать не хотелось. Об объяснениях – тем более. Таблетка снотворного, принятая тайком от Димки, помогла смириться с жутким рычанием, сопровождаемым лихими переборами. Оно доносилось из соседней комнаты, где, как выяснилось, почивала Светлана Никитична. Вскоре к нему добавилось легкое похрапывание Димки. Я лежала и впервые радовалась безумной «музыке» одушевленных «аудиодисков», поскольку она подтверждала, что ночной кошмар кончился. Наивная дурочка!
Утром ночное приключение выглядело довольно забавным, ибо рассматривалось через призму юмора. Не зря говорят, что у страха глаза велики. Да еще этот оранжевый цветок календулы в стопке на тумбочке. Димка постарался. Рядом записка печатными буквами: «Я на рыбалке, хоть отосплюсь. Всю ночь слушал твои сказки про оборотней и отбивался от них, как мог. Целую!»
Я и сама выглядела довольно забавно. Наташкина художественная роспись по телу йодом, в том числе, по тем местам, которые ночью не отметил хирург Ефимов, добавили мне очарования. Слава Богу, лицо не очень пострадало. Припухшая бровь и легкая синева под правым глазом делали взгляд томным, загадочным и проникновенным. Правда, для пущего эффекта следовало прикрыть ладонью левый. Воспользоваться советом подруги и «подсветить» левый глаз косметикой я не решилась. Да и кому какое дело до моего внешнего вида при запарке, связанной с подготовкой к юбилею Дамы.
Сама Светлана Никитична восседала в подаренном нами плетеном кресле на террасе и комментировала мелкие уличные сценки. Ну и зрение! Мы особо не вслушивались, но, пробегая мимо, со всем соглашались. Ясное дело: соседские куры беспризорные, собаки еще беспризорнее, ее собственный кот обязан воздержаться от тесного общения с местными шалопаями, которыми питаются блохи, а спать в этом доме юбилярша вообще больше не будет. Всю ночь за стеной мычала корова и хрюкал поросенок. Не дом, а хлев. Надо полагать, мычала я, а храпел Димка.
– Мара! Освободи от хлама и вычисти летний домик! – громогласно протрубила Дама, заметив, что никто не желает вступить с ней в прямой конфликт. – Я буду спать там.
– Хорошо, Светлана Никитична, – с готовностью отозвалась Маринка из комнаты и заела новость ложкой салата.
– Разумеется, тебе все равно, замерзну я в той халупе или просто простыну. Ждешь не дождешься, когда умру.
Маринка подавилась соленым огурцом и закашлялась. Светлана Никитична тут же отметила, что «Бог шельму метит». Наташка – вестница справедливости открыла было рот, чтобы закрыть его Даме, но продолжавшая кашлять Маринка легонько потрепала Наталью по плечу, давая понять, что вмешиваться не стоит.
– Мара, будь любезна налить мне зеленого чаю. Что-то в горле першит от твоего кашля. И надень маску. В мои годы следует избегать инфекций. Нет. Повремени с чаем. Посмотри, кто там приехал. Неужели Сашенька? Ох, ну конечно же Сашенька! Мара, ты нерасторопна!
– Мара уже на улице, встречает гостей! – недовольно крикнула в сторону терраски Наташка. Могла бы и не кричать, Светлану Никитичну как ветром сдуло с кресла – она торопилась лично встретить своего второго сына и, показавшись в дверях, страдальчески закрыла уши.
– Вы клюку забыли, – издевательски напомнила ей Наталья.
Пару секунд Дама колебалась, затем сноровисто вернулась, подхватила клюку и вышла, опираясь на нее, умышленно демонстрируя немощь, которой и в помине не было.
– Мамуля! – радостно заверещала с порога хорошенькая молодая женщина лет двадцати пяти и без раздумий кинулась на шею Наташке. Та едва успела развести руки в стороны – в одной был нож, в другой гигантский помидор. Радости на лице подруги я не заметила. Судя по вытаращенным в никуда глазам, она очень сильно удивилась. Почти так же, как я. Мне удачно удалось совладать с непроизвольно открывающимся ртом и, придерживая нижнюю челюсть ладонью, сделать вид, что просто зачесался подбородок.
– Ксюшенька, ты ошиблась!
Занятая захватывающим моментом встречи подруги с неожиданно свалившейся на нее «доченькой», я не сразу заметила появление Александра – точной копии Юры. Такой же высокий, плотный и усатый. Даже стрижка одинаковая. Сразу сочла это дурной приметой. За последние годы слишком часто сталкивались с близнецами. Ни к чему хорошему это не приводило.
– Ну, здравствуй, родная. – Сашенька осторожно обнял Светлану Никитичну, поцеловал ее в щеку и согнулся, целуя руки. Она прослезилась и в ответ чмокнула его в то место, которое оказалось ближе всего к губам – макушку. – А ты у меня все молодеешь, – не глядя на мать, сын обвел оценивающим взглядом небольшую кухню. – Хочу тебе представить свою жену. Ксюша, подойди и поздоровайся с мамой.
Обрадованная Наташка слегка подтолкнула плечом в правильном направлении в растерянности прилипшую к ней темноволосую смазливую девицу. Надо отдать должное, Ксюша оказалась на редкость сообразительной и быстро сориентировалась в ситуации:
– Мамуля!
Искры радости так и сыпались в разные стороны, пока она летела к совершенно обалдевшей Светлане Никитичне.
– Саша, мне помнится, твою жену звали Ариной… Осторожней, пожалуйста, вы помнете мне платье.
Дама попыталась стряхнуть прилипшую к груди невестку, но ей это не удалось.
– Я хотел бы, чтобы при мне больше не упоминали этого имени, – напрягся Сашенька. – Мою жену зовут Ксения. Прошу любить ее, как родную дочь.
– Да. Конечно, – согласилась Светлана Никитична и предприняла очередную попытку оторвать от себя Ксению, чтобы иметь возможность взглянуть на нее внимательнее – на расстоянии. Скорее всего, ей не терпелось оценить вслух все явные и скрытые от сыночка дефекты невестки. В конце концов следует знать, кого именно следует любить.
Невестка продолжала сопротивляться и, не отлипая от свекрови, весело щебетала, смакуя свою ошибку. Сначала она думала, что Юрочка в плане девяностолетнего юбилея матушки пошутил. А потом ей и в голову не пришло, что юбилярша именно Светлана Никитична, поскольку выглядит она лишь на… сорок лет.
Дама обвела всех растерянным взглядом, потом расчувствовалась и погладила девицу по голове. Наташка вытаращила на меня глаза, физиономия исказилась искренним негодованием:
– Ир, похоже, здесь только я выгляжу на девяносто лет, – заявила она ледяным тоном. – По праву старейшины этого бардака, слагаю с себя обязанности в подготовке праздничного мероприятия. А проводи-ка меня, подруга, на заслуженный отдых.
Проходя мимо Дамы со словами: «Светлана Никитична, будьте добры, верните мне посошок», Наташка ловко выхватила клюку из рук расслабившейся от чувств юбилярши и, подцепив меня загнутым концом за фартук, повлекла за собой на улицу. Пришлось тащиться следом.
Выход нам перегородила Юлька с двумя сумками наперевес. Она-то и сообщила, что торопиться некуда. Ожидаемые бабулины друзья не приедут – проблемы со здоровьем. Машину уже разгрузили, мелочь дотащат мама и Данька. Дядя Саша с Ксенией приехали почти без вещей. Странное дело, эта Ксения терпеть не может кошек. Обозвала Басурмана «лохматой тварью» и, если бы не мое присутствие, наверняка пнула бы его ногой. А няня неожиданно приболела. Прибудет через пару деньков.
– Мама, мы не успели приобрести тебе подарок, – торопливо пояснил Сашенька. Прилетели из командировки глубокой ночью, рейс несколько раз переносили, ты не представляешь, как вымотались.
– Ну что ты, Сашенька! Какой еще подарок! У меня все есть. Правда, с этим переездом… Представляешь? Мои вещи Мара раскидала по разным машинам! Самое ценное додумалась отдать Ирине!
В уголках губ Дамы появилась едва заметная усмешка.
– Юля, ты продолжаешь встречаться с этим пустозвонным молодым человеком?
– Мама, мы с Ксюшей готовы купить тебе все, что пожелаешь, – повысил голос Александр. – А хочешь, отдадим деньгами.
– Бабуля, я уже достаточно взрослая. Всего на пару лет моложе жены дяди Саши. Поверь, мне лучше знать, кто мне нравится, а кто – нет.
– Вот когда тебе будет девяносто лет, как мне… – завелась было Наташка.
– Вы все сошли с ума, – манерно приложив к вискам пальцы и скорбно возведя глаза, заявила Светлана Никитична.
– А вот и мы! – весело доложила Маринка, грохнув на пол набитые под завязку пакеты. Из одного на пол вывалилась упаковка сосисок, меня невольно передернуло. Еще четыре таких же пакета притащил «пустозвонный» Данька. Избавившись от поклажи, солнечно улыбнулся и поздравил всех с юбилеем и юбиляршей, которой пожелал дожить до ста лет. Я приветливо ему кивнула. Светлана Никитична осуждающе фыркнула и поджала губы. Очевидно, намеревалась прожить гораздо дольше. Она уже готова была обвинить Даньку в сговоре с матерью Юльки и желании как можно раньше отправить ее на тот свет, но тут вмешалась не помнящая обиду Наташка:
– Добро пожаловать в нашу сумасшедшую коммуналку! – приветствовала пополнение подруга и, обернувшись ко мне, как ни в чем не бывало спросила: – Иришка, ты не знаешь, откуда берет начало выражение «коммунальная квартира».
– Из социализма, – стараясь разрядить напряженную ситуацию, улыбнулся Сашенька.
– Неправда! – возразила я, окончательно решив, что братья-близнецы Александр и Юрий совершенно не похожи друг на друга. – «Коммунальная квартира» берет начало из русской народной сказки. «Теремок» называется.
5
Я задумалась, осмысливая слова склонившегося надо мной мужа.
– Эт-то что еще за останки? – поинтересовался Борис, держа в руках кучку ошметков и морщась от отвращения.
– Сосиски… – равнодушно доложила я. – Газонокосильщик ел, ел, да не доел…
Ну не перекладывать же теперь вину на Деньку. Все равно Газонокосильщика не поймать, значит, и спросить не с кого.
– Наталья, помоги Ирине, без твоей помощи не встанет, – проникновенно обратился муж к Наташке, выпрямляясь и отстраняя любопытную Маринку в сторону.
– Бу сделано! – отрапортовала подруга и осторожно, словно они были хрустальными, отняла руки от руля. Ими же по очереди передвинула на выход ноги и, немного поболтав ими, медленно вылезла. Все замерли в готовности немедленно прийти ей на помощь. Пришел один Борис, швырнув остатки сосисок в сторону.
– Вот по ним оборотень нас и найдет, – попеняла мужу Наташка и, опираясь на его руку, сделала первый шаг ко мне.
Тут уж и я не выдержала – кое-как поднялась, окончательно явив себя во всей красе ободранной оборванки. Заметно посветлело. На востоке появилась розовая атласная ленточка наряда красна солнышка. Димка выдал что-то не очень понятное, но точно жалостливое. И пообещал лично перестрелять всех волков в округе. Вместе с газонокосильщиками. Я гордо закинула назад свешивающийся с плеча на грудь лоскут и попыталась объяснить, что всех – не надо. И милостиво разрешила Димке себя подхватить. Можно было считать его реабилитированным за недостойное поведение в пути.
– Да нет тут вообще никаких волков, – устало проронила Маринка, плетясь сзади.
В ответ на ее заявление со стороны леса раздался жуткий вой. Наташка взвизгнула, я осела на Димкиных руках, Маринка, помянув Всевышнего, размашисто перекрестилась. В ту же секунду деревенский покой был буквально взорван оглушительным собачьим лаем, не скоро перешедшим в простой перебрех.
– А Газонокосильщик – против! – запальчиво сообщила я, распрямляя согнутые в коленках ноги. – Слышали, как он опроверг Маринкины слова?
– Всё! – решительно заявил Борис. – Забыли всех хищников! Пора бы, в конце концов, зайти в дом.
Наташка, агагнув, мгновенно воспользовалась предложением. Я немного помедлила, размышляя, как буду выглядеть при полном электрическом освещении. Решила, что после такого показа народу едва ли удастся заснуть даже со снотворным. И скромно попросилась в баню.
– Баня еще не достроена, – вежливо сообщил Борис. – Но в доме есть водопровод. Правда, горячей воды пока нет, впрочем, включить бойлер – секундное дело. Я его уже починил. Ира, не тормози. Все вымотались.
Я очередной раз закинула отвалившийся лоскут на плечо и, поддерживаемая сзади Димкой, под острым углом градусов в тридцать вскарабкалась наверх. Маринка, бормоча себе под нос что-то про «береженого», которого «Бог бережет», закрыла дверь и даже подергала ее за ручку, проверяя надежность замка.
Прикрываемая Димкой с тыла, я успешно прошла санобработку, после которой сразу же отправилась спать. О еде и думать не хотелось. Об объяснениях – тем более. Таблетка снотворного, принятая тайком от Димки, помогла смириться с жутким рычанием, сопровождаемым лихими переборами. Оно доносилось из соседней комнаты, где, как выяснилось, почивала Светлана Никитична. Вскоре к нему добавилось легкое похрапывание Димки. Я лежала и впервые радовалась безумной «музыке» одушевленных «аудиодисков», поскольку она подтверждала, что ночной кошмар кончился. Наивная дурочка!
Утром ночное приключение выглядело довольно забавным, ибо рассматривалось через призму юмора. Не зря говорят, что у страха глаза велики. Да еще этот оранжевый цветок календулы в стопке на тумбочке. Димка постарался. Рядом записка печатными буквами: «Я на рыбалке, хоть отосплюсь. Всю ночь слушал твои сказки про оборотней и отбивался от них, как мог. Целую!»
Я и сама выглядела довольно забавно. Наташкина художественная роспись по телу йодом, в том числе, по тем местам, которые ночью не отметил хирург Ефимов, добавили мне очарования. Слава Богу, лицо не очень пострадало. Припухшая бровь и легкая синева под правым глазом делали взгляд томным, загадочным и проникновенным. Правда, для пущего эффекта следовало прикрыть ладонью левый. Воспользоваться советом подруги и «подсветить» левый глаз косметикой я не решилась. Да и кому какое дело до моего внешнего вида при запарке, связанной с подготовкой к юбилею Дамы.
Сама Светлана Никитична восседала в подаренном нами плетеном кресле на террасе и комментировала мелкие уличные сценки. Ну и зрение! Мы особо не вслушивались, но, пробегая мимо, со всем соглашались. Ясное дело: соседские куры беспризорные, собаки еще беспризорнее, ее собственный кот обязан воздержаться от тесного общения с местными шалопаями, которыми питаются блохи, а спать в этом доме юбилярша вообще больше не будет. Всю ночь за стеной мычала корова и хрюкал поросенок. Не дом, а хлев. Надо полагать, мычала я, а храпел Димка.
– Мара! Освободи от хлама и вычисти летний домик! – громогласно протрубила Дама, заметив, что никто не желает вступить с ней в прямой конфликт. – Я буду спать там.
– Хорошо, Светлана Никитична, – с готовностью отозвалась Маринка из комнаты и заела новость ложкой салата.
– Разумеется, тебе все равно, замерзну я в той халупе или просто простыну. Ждешь не дождешься, когда умру.
Маринка подавилась соленым огурцом и закашлялась. Светлана Никитична тут же отметила, что «Бог шельму метит». Наташка – вестница справедливости открыла было рот, чтобы закрыть его Даме, но продолжавшая кашлять Маринка легонько потрепала Наталью по плечу, давая понять, что вмешиваться не стоит.
– Мара, будь любезна налить мне зеленого чаю. Что-то в горле першит от твоего кашля. И надень маску. В мои годы следует избегать инфекций. Нет. Повремени с чаем. Посмотри, кто там приехал. Неужели Сашенька? Ох, ну конечно же Сашенька! Мара, ты нерасторопна!
– Мара уже на улице, встречает гостей! – недовольно крикнула в сторону терраски Наташка. Могла бы и не кричать, Светлану Никитичну как ветром сдуло с кресла – она торопилась лично встретить своего второго сына и, показавшись в дверях, страдальчески закрыла уши.
– Вы клюку забыли, – издевательски напомнила ей Наталья.
Пару секунд Дама колебалась, затем сноровисто вернулась, подхватила клюку и вышла, опираясь на нее, умышленно демонстрируя немощь, которой и в помине не было.
– Мамуля! – радостно заверещала с порога хорошенькая молодая женщина лет двадцати пяти и без раздумий кинулась на шею Наташке. Та едва успела развести руки в стороны – в одной был нож, в другой гигантский помидор. Радости на лице подруги я не заметила. Судя по вытаращенным в никуда глазам, она очень сильно удивилась. Почти так же, как я. Мне удачно удалось совладать с непроизвольно открывающимся ртом и, придерживая нижнюю челюсть ладонью, сделать вид, что просто зачесался подбородок.
– Ксюшенька, ты ошиблась!
Занятая захватывающим моментом встречи подруги с неожиданно свалившейся на нее «доченькой», я не сразу заметила появление Александра – точной копии Юры. Такой же высокий, плотный и усатый. Даже стрижка одинаковая. Сразу сочла это дурной приметой. За последние годы слишком часто сталкивались с близнецами. Ни к чему хорошему это не приводило.
– Ну, здравствуй, родная. – Сашенька осторожно обнял Светлану Никитичну, поцеловал ее в щеку и согнулся, целуя руки. Она прослезилась и в ответ чмокнула его в то место, которое оказалось ближе всего к губам – макушку. – А ты у меня все молодеешь, – не глядя на мать, сын обвел оценивающим взглядом небольшую кухню. – Хочу тебе представить свою жену. Ксюша, подойди и поздоровайся с мамой.
Обрадованная Наташка слегка подтолкнула плечом в правильном направлении в растерянности прилипшую к ней темноволосую смазливую девицу. Надо отдать должное, Ксюша оказалась на редкость сообразительной и быстро сориентировалась в ситуации:
– Мамуля!
Искры радости так и сыпались в разные стороны, пока она летела к совершенно обалдевшей Светлане Никитичне.
– Саша, мне помнится, твою жену звали Ариной… Осторожней, пожалуйста, вы помнете мне платье.
Дама попыталась стряхнуть прилипшую к груди невестку, но ей это не удалось.
– Я хотел бы, чтобы при мне больше не упоминали этого имени, – напрягся Сашенька. – Мою жену зовут Ксения. Прошу любить ее, как родную дочь.
– Да. Конечно, – согласилась Светлана Никитична и предприняла очередную попытку оторвать от себя Ксению, чтобы иметь возможность взглянуть на нее внимательнее – на расстоянии. Скорее всего, ей не терпелось оценить вслух все явные и скрытые от сыночка дефекты невестки. В конце концов следует знать, кого именно следует любить.
Невестка продолжала сопротивляться и, не отлипая от свекрови, весело щебетала, смакуя свою ошибку. Сначала она думала, что Юрочка в плане девяностолетнего юбилея матушки пошутил. А потом ей и в голову не пришло, что юбилярша именно Светлана Никитична, поскольку выглядит она лишь на… сорок лет.
Дама обвела всех растерянным взглядом, потом расчувствовалась и погладила девицу по голове. Наташка вытаращила на меня глаза, физиономия исказилась искренним негодованием:
– Ир, похоже, здесь только я выгляжу на девяносто лет, – заявила она ледяным тоном. – По праву старейшины этого бардака, слагаю с себя обязанности в подготовке праздничного мероприятия. А проводи-ка меня, подруга, на заслуженный отдых.
Проходя мимо Дамы со словами: «Светлана Никитична, будьте добры, верните мне посошок», Наташка ловко выхватила клюку из рук расслабившейся от чувств юбилярши и, подцепив меня загнутым концом за фартук, повлекла за собой на улицу. Пришлось тащиться следом.
Выход нам перегородила Юлька с двумя сумками наперевес. Она-то и сообщила, что торопиться некуда. Ожидаемые бабулины друзья не приедут – проблемы со здоровьем. Машину уже разгрузили, мелочь дотащат мама и Данька. Дядя Саша с Ксенией приехали почти без вещей. Странное дело, эта Ксения терпеть не может кошек. Обозвала Басурмана «лохматой тварью» и, если бы не мое присутствие, наверняка пнула бы его ногой. А няня неожиданно приболела. Прибудет через пару деньков.
– Мама, мы не успели приобрести тебе подарок, – торопливо пояснил Сашенька. Прилетели из командировки глубокой ночью, рейс несколько раз переносили, ты не представляешь, как вымотались.
– Ну что ты, Сашенька! Какой еще подарок! У меня все есть. Правда, с этим переездом… Представляешь? Мои вещи Мара раскидала по разным машинам! Самое ценное додумалась отдать Ирине!
В уголках губ Дамы появилась едва заметная усмешка.
– Юля, ты продолжаешь встречаться с этим пустозвонным молодым человеком?
– Мама, мы с Ксюшей готовы купить тебе все, что пожелаешь, – повысил голос Александр. – А хочешь, отдадим деньгами.
– Бабуля, я уже достаточно взрослая. Всего на пару лет моложе жены дяди Саши. Поверь, мне лучше знать, кто мне нравится, а кто – нет.
– Вот когда тебе будет девяносто лет, как мне… – завелась было Наташка.
– Вы все сошли с ума, – манерно приложив к вискам пальцы и скорбно возведя глаза, заявила Светлана Никитична.
– А вот и мы! – весело доложила Маринка, грохнув на пол набитые под завязку пакеты. Из одного на пол вывалилась упаковка сосисок, меня невольно передернуло. Еще четыре таких же пакета притащил «пустозвонный» Данька. Избавившись от поклажи, солнечно улыбнулся и поздравил всех с юбилеем и юбиляршей, которой пожелал дожить до ста лет. Я приветливо ему кивнула. Светлана Никитична осуждающе фыркнула и поджала губы. Очевидно, намеревалась прожить гораздо дольше. Она уже готова была обвинить Даньку в сговоре с матерью Юльки и желании как можно раньше отправить ее на тот свет, но тут вмешалась не помнящая обиду Наташка:
– Добро пожаловать в нашу сумасшедшую коммуналку! – приветствовала пополнение подруга и, обернувшись ко мне, как ни в чем не бывало спросила: – Иришка, ты не знаешь, откуда берет начало выражение «коммунальная квартира».
– Из социализма, – стараясь разрядить напряженную ситуацию, улыбнулся Сашенька.
– Неправда! – возразила я, окончательно решив, что братья-близнецы Александр и Юрий совершенно не похожи друг на друга. – «Коммунальная квартира» берет начало из русской народной сказки. «Теремок» называется.
5
Праздник «удался»! Сплошная торжественная часть, перемежаемая едкими замечаниями юбилярши. Эти замечания влекли за собой новый тост и новые к нему замечания. Иногда Светлана Никитична ударялась в пространные воспоминания юности. Времени на то, чтобы отметить пожелания юбилярше глотком вина, заев его хотя бы хлебушком, не имелось. Праздничное мероприятие, по словам Наташки, стало бенефисом чертовой бабушки.
Ночью я вскочила с кровати от дикого вопля. В ответ из комнаты Кузнецовых донесся громкий лай Деньки. Димка с подъемом на полминуты запоздал – пытался выпутаться из второго одеяла, которое я, сорвав с себя, спросонья накинула ему на голову. Было совершенно непонятно, кто орал и, уж тем более, по какому поводу. Ясно только одно: крик – не слуховая галлюцинация. По дому разносились тревожные голоса – своеобразная перекличка. Я трижды отозвалась на свое имя и дважды на Димкино. Еще четыре раза коротко ответила на вопрос: «Что случилось?» – «Не знаю!»
По непонятной причине отключилось электричество, и добровольцы, включая Димку, отправились на разведку, пользуясь утраченными в процессе эволюции способностями передвижения в полной темноте. Луна, отгороженная от мира плотным занавесом туч, не оказывала никакого содействия. Долго искали фонарики. Они лежали в машинах, а найти выход на улицу с наименьшими телесными повреждениями – задача не из легких. Как назло, под ноги мужской части нашего коммунального сообщества попадались стулья, табуретки, легкий шкаф и даже тяжелый старинный буфет Светланы Никитичны. Причем табуретки и стулья играли роль переходящей из ног в ноги мебели. Грохот стоял невероятный. Ему вторили проклятия пострадавших. Димка успел выступить с нравоучением. В том плане, что хозяевам деревенского дома, на худой конец, положено иметь запас свечей. Его тут же осек Юрка – запас есть, но попробуй определить, в какой из сумок он залежался. С этим юбилеем!..
Новый грохот заставил меня перекреститься, поскольку после него воцарилась пугающая тишина. Именно в этот момент ко мне в комнату пробралась Наташка, протрубив благим матом благую весть о своем появлении сразу же после того, как долбанулась об открытую дверь.
Через минуту выяснилось, что последний грохот – явление нормальное. Ничего страшного не произошло. Просто Бориса, решившего, от греха подальше, вышвырнуть на крыльцо очередной непутевый стул и определившего более наметанным на ночной рыбалке глазом место расположения выхода, приняли за вновь подвернувшийся шкаф. И вышвырнули. Вместе со стулом. Стул полетел по ступенькам, Борис завис на перилах и не сразу об этом заявил.
– Где ночует Дама со своим котом?! – тревожным шепотом спросила у меня Наташка. – Похоже, орал именно он. Слышала, как у меня собака радовалась? Пришлось сделать ей внушение и намордник надеть.
– Не знаю, где кот с Дамой ночуют. Я отправилась спать раньше всех. Сразу после застолья, но до чая. Кажется, она собиралась ночевать в летнем домике вместе с Юлькой, но может почивать и в комнате за стенкой.
– Только бы не вечным сном!
– Сбрендила?..
– Ш-ш-ш…
Дернув за подол ночной рубашки, Наталья увлекла меня на пол. Я покорно брякнулась на колени, и мы обе замерли. Через минуту со стороны открытого окна послышался странный шорох. Как по команде мы слегка приподняли головы и мгновенно нырнули ими вниз. Через окно в комнату лезло непонятное существо. Мельтешило только белое одеяние. Существо бесшумно кружило по комнате, склоняясь над чем-то не понятным, что-то перебирало в руках и не издавало при этом ни звука. Еще через мгновение, показавшееся годом, мимо нас по стенке прошелестела ночная сорочка и исчезла. Обостренный слух воспринимал легкую поступь босых ног, но сама фигура в темноте не определилась.
Какое-то время мы с Наташкой дружно тряслись. Сначала от страха, затем от холода. Пока не додумались набросить на себя одеяла. В ту же секунду на крыльце, в кухне и террасе вспыхнул свет. Мимо окна прошли братья-близнецы. Судя по разговору, они направлялись к летнему домику.
Радуясь за человечество, в том числе за себя лично, мы сделали вывод, что электричество – самое главное изобретение. И пусть невозможно понять, кому именно принадлежит первенство, мы благодарны всем. Слава Отто фон Геррику, схлопотавшему мощный заряд электричества в порядке компенсации за неуемное любопытство (подержал руку у вращающегося шарика серы). XV век! Слава Алессандро Вольту, изобретшему батарею – самый первый, но надежный источник электрической энергии. Слава Эдисону! Правда, изобретенная им лампа накаливания в нашей стране волею обстоятельств получила название «лампочка Ильича». А сейчас эта лампочка отжила свой срок и требует замены на экономичные энергосберегающие. Все равно. Вот вспыхнул свет – и страха как не бывало. А посему мы с Наташкой бесстрашно отправились проведать Светлану Никитичну. Ее голос в темной перекличке не участвовал. По пути прихватили отчаянно прихрамывающую Маринку. Как выяснилось, при полете во сне она крайне неудачно вывалилась с парашютом из падающего самолета спасать несносную свекровь, которая вывалилась без парашюта, но с диким криком. Приснится же такое! Как бы то ни было, но Маринка наяву сиганула вниз не естественным образом, элементарно свалившись с кровати на пол, а преодолевая препятствие в виде ее высокой спинки.
Дверь в комнату юбилярши нам открыла Юлька и сразу же приложила палец к губам, предупреждая, что бабуля спит. Видя наши вытянувшиеся физиономии, выскочила наружу и, прикрыв за собой дверь, прошептала, что бабушка долго жаловалась на бессонницу. Ей мешал воображаемый храп, доносившийся из соседней комнаты. Пришлось дать бабульке снотворное. А заодно выпить самой – бабуля умеет будоражить нервную систему. Со вкусом зевнув и потянувшись так, что задралась вверх старенькая коротенькая пижамная маечка, Юлька поинтересовалась, по какому поводу народ гуляет в нижнем белье.
– Да так… – пожала плечами Наташка. – Групповая бессонница. Народ требует продолжения банкета. А где спит Данька?
– В летнем домике, – пояснила Маринка. – Пойдемте на кухню, а? – И увлекла нас за собой. – Даньке в летнем… Боже мой!
Мы хором поддержали этот возглас, выражающий одновременно и удивление, и ужас.
– Ирина! Быстро мою аптечку! – голосом профессионала потребовал Димка, вместе с Борисом тащивший на себе окровавленного Даньку. Оба старались осторожно перешагнуть порог входной двери. – Наталья, нужна твоя помощь. Остальные – вон! Марина, держи свою дочь в руках! Наталья! Держи их обеих.
– Удержишь их, как же, – с натугой проронила Наташка, взваливая на меня невменяемую Маринку и пытаясь совладать с Юлькой.
Девушка еле слышно шептала: «Даня, Данечка, любимый…» – но весьма ощутимо отбивалась от Наташки, пытаясь к нему прорваться.
– Любимых надо б-беречь! – с натугой заталкивая Юльку назад в комнату, заявила Наташка. – К-куда ты лезешь в неглиже? У тебя пижамные штаны потерялись. Держи маму.
Пользуясь временным Юлькиным замешательством, подруга выхватила у меня Маринку и переотправила ее Юльке. Благодаря такому маневру, обе загремели в комнату Светланы Никитичны под напутственные Наташкины пожелания не разбудить бабулю. Я, как особа, вечно путающаяся у всех под ногами и вносящая дезорганизацию в общую плодотворную деятельность, получила от мужа табуретку и наказ сидеть на ней в качестве стопора для двери юбилярши, вообразив себя каменной бабой. Мое замечание о том, что истуканы не сидят, свело на нет Наташкино заявление: «Еще как сидят!» После чего я, собственно говоря, на табуретку и села. Принудительно, но без сопротивления.
Из охраняемой мной светлицы, ставшей темницей для Маринки и ее дочери, слышались сдавленные рыдания. Стараясь не отвлекаться на жалобные стенания, я навострила уши на звуки, доносившиеся из «операционной». Несмотря на суетность минувшего дня, Маринка еще с вечера успела обеспечить на кухне стерильную чистоту. Это намеренно громко отметил хирург Ефимов. И тут же получил от Наташки издевательскую «оплеуху» – никто не мешает ему проделать то же самое на собственной кухне. Жена спасибо скажет.
Данька вел себя мужественно. И не потому, что был без сознания. Время от времени он издавал болезненное шипение – втягивал в себя воздух через плотно сжатые зубы. В эти моменты Наташка перед ним лебезила, сообщая очень приятные вещи: он умничка, молодец, герой и тому подобное. Но под конец не выдержала и обозвала его стоеросовой дубиной. Именно это оружие предков ухает, куда ни попадя и обо что ни попадя, не боясь повреждений. Насколько я поняла бормотание Бориса, Данька куда-то угодил головой. Ясное дело – дурной. Дуры не только блондинки, но и блондины. Тем более с волнистой копной волос.
С удовлетворением отметив Димкино заключение «Ничего страшного», я потеряла бдительность и немного расслабилась, перестав контролировать обстановку в «темнице». Мощный удар в мою табуретку практически выбил меня из обретенного состояния телесного и душевного равновесия, швырнув вместе с безмозглой табуреткой прямо к ногам неслышно подошедшей Ксении. Я ткнулась головой в ее колени, прикрытые теплым стеганым халатом, и завалилась на бок. Там и замерла, ожидая болевых ощущений. Не дождалась. Похоже, все они достались только табуретке.
Ксения с опозданием вскрикнула, всплеснула руками и попыталась запахнуть халат, дабы целомудренно скрыть показавшуюся светло-розовую батистовую сорочку, которую я не преминула отметить. Но внимание ее мгновенно переключилось на невидимый мне с пола объект. Впрочем, он заговорил Юлькиным голосом, и на меня нахлынул порыв злости. Откормила же Маринка доченьку! Или это великая сила любви? Одним пинком освободилась из плена.
Казалось, девушка забыла, зачем так настырно вырывалась на свободу, заговорила только после того, как я осознанно пожалела табуретку.
– Бабуля умирает… – заявила она скучным будничным голосом. И, словно проснувшись, завопила: – Данька-а-а-а!!!
– Врача, быстро! – выскочила из комнаты свекрови Маринка и с негодованием отметила непорядочное поведение дочери.
– Опять!!! – взревел выскочивший с перепугу из кухни Димка, отметив на полу хорошо знакомую ему фигуру. Мою, разумеется. Следовательно, рев относился ко мне.
Суматошно вскочив, я пояснила, что просто выполняла обязанности лежачего полицейского. И только по о-очень настойчивой просьбе Юлькиного ударного инструмента – босой правой ноги – покинула сидячий пост каменной бабы.
– Светлана Никитична умирает! – Не дав мне как следует оправдаться, Маринка потащила Димку в комнату, а до меня наконец дошел ужасный смысл этих слов.
Повторив их пару раз скороговоркой, я полетела следом. На пятки мне наступала Ксюша, ее подгоняла Наташка. Юлька, надо полагать, собиралась прибыть чуть позднее – после короткого свидания с любимым, оставленным на попечение Бориса.
Димка стоял над умирающей, держа ее за запястье и считая пульс. Глаза Дамы были закрыты, лицо хранило спокойное достоинство. Лицо хирурга Ефимова постепенно прояснялось.
– Светлана Никитична принимала какие-нибудь лекарственные препараты?
– Только таблетку снотворного, – живо пояснила успевшая вернуться Юлька. – Она не могла заснуть.
– Не следовало на ночь переедать. А с чего вы решили, что Светлана Никитична умирает?
– Она сама сказала, – теребя воротник пижамы, виновато пояснила Маринка.
– Светлана Никитична! – громко обратился Димка к умирающей. – Что это вам пришло в голову?
Дама открыла глаза и устало сказала:
– Как же вы все мне надоели! Не пила я никаких таблеток, хотя у меня ужасно болит голова. Боже! Что там так шумит на улице? Канонада в ушах. Закройте окно! Дайте хоть выспаться перед смертью. И запомните мой наказ: похороните меня рядом с Сережей.
– У вас прекрасный пульс, Светлана Никитична, – ободряюще похлопал Даму по руке Димка. – Небольшая тахикардия, ничего страшного. Ни о каких похоронах и речи не может быть. Вам просто приснился дурной сон.
– Я в своем уме. – Виновница вчерашнего торжества снова закрыла глаза и внятно сказала: – Приходил Сережа. Совсем молодой. Коту на хвост наступил. Басурман в окно выпрыгнул. Сережа велел собираться. Нинка даже в смерти меня опередила, только надоела она ему и на том свете. Он… хочет быть… со мной…
Ночью я вскочила с кровати от дикого вопля. В ответ из комнаты Кузнецовых донесся громкий лай Деньки. Димка с подъемом на полминуты запоздал – пытался выпутаться из второго одеяла, которое я, сорвав с себя, спросонья накинула ему на голову. Было совершенно непонятно, кто орал и, уж тем более, по какому поводу. Ясно только одно: крик – не слуховая галлюцинация. По дому разносились тревожные голоса – своеобразная перекличка. Я трижды отозвалась на свое имя и дважды на Димкино. Еще четыре раза коротко ответила на вопрос: «Что случилось?» – «Не знаю!»
По непонятной причине отключилось электричество, и добровольцы, включая Димку, отправились на разведку, пользуясь утраченными в процессе эволюции способностями передвижения в полной темноте. Луна, отгороженная от мира плотным занавесом туч, не оказывала никакого содействия. Долго искали фонарики. Они лежали в машинах, а найти выход на улицу с наименьшими телесными повреждениями – задача не из легких. Как назло, под ноги мужской части нашего коммунального сообщества попадались стулья, табуретки, легкий шкаф и даже тяжелый старинный буфет Светланы Никитичны. Причем табуретки и стулья играли роль переходящей из ног в ноги мебели. Грохот стоял невероятный. Ему вторили проклятия пострадавших. Димка успел выступить с нравоучением. В том плане, что хозяевам деревенского дома, на худой конец, положено иметь запас свечей. Его тут же осек Юрка – запас есть, но попробуй определить, в какой из сумок он залежался. С этим юбилеем!..
Новый грохот заставил меня перекреститься, поскольку после него воцарилась пугающая тишина. Именно в этот момент ко мне в комнату пробралась Наташка, протрубив благим матом благую весть о своем появлении сразу же после того, как долбанулась об открытую дверь.
Через минуту выяснилось, что последний грохот – явление нормальное. Ничего страшного не произошло. Просто Бориса, решившего, от греха подальше, вышвырнуть на крыльцо очередной непутевый стул и определившего более наметанным на ночной рыбалке глазом место расположения выхода, приняли за вновь подвернувшийся шкаф. И вышвырнули. Вместе со стулом. Стул полетел по ступенькам, Борис завис на перилах и не сразу об этом заявил.
– Где ночует Дама со своим котом?! – тревожным шепотом спросила у меня Наташка. – Похоже, орал именно он. Слышала, как у меня собака радовалась? Пришлось сделать ей внушение и намордник надеть.
– Не знаю, где кот с Дамой ночуют. Я отправилась спать раньше всех. Сразу после застолья, но до чая. Кажется, она собиралась ночевать в летнем домике вместе с Юлькой, но может почивать и в комнате за стенкой.
– Только бы не вечным сном!
– Сбрендила?..
– Ш-ш-ш…
Дернув за подол ночной рубашки, Наталья увлекла меня на пол. Я покорно брякнулась на колени, и мы обе замерли. Через минуту со стороны открытого окна послышался странный шорох. Как по команде мы слегка приподняли головы и мгновенно нырнули ими вниз. Через окно в комнату лезло непонятное существо. Мельтешило только белое одеяние. Существо бесшумно кружило по комнате, склоняясь над чем-то не понятным, что-то перебирало в руках и не издавало при этом ни звука. Еще через мгновение, показавшееся годом, мимо нас по стенке прошелестела ночная сорочка и исчезла. Обостренный слух воспринимал легкую поступь босых ног, но сама фигура в темноте не определилась.
Какое-то время мы с Наташкой дружно тряслись. Сначала от страха, затем от холода. Пока не додумались набросить на себя одеяла. В ту же секунду на крыльце, в кухне и террасе вспыхнул свет. Мимо окна прошли братья-близнецы. Судя по разговору, они направлялись к летнему домику.
Радуясь за человечество, в том числе за себя лично, мы сделали вывод, что электричество – самое главное изобретение. И пусть невозможно понять, кому именно принадлежит первенство, мы благодарны всем. Слава Отто фон Геррику, схлопотавшему мощный заряд электричества в порядке компенсации за неуемное любопытство (подержал руку у вращающегося шарика серы). XV век! Слава Алессандро Вольту, изобретшему батарею – самый первый, но надежный источник электрической энергии. Слава Эдисону! Правда, изобретенная им лампа накаливания в нашей стране волею обстоятельств получила название «лампочка Ильича». А сейчас эта лампочка отжила свой срок и требует замены на экономичные энергосберегающие. Все равно. Вот вспыхнул свет – и страха как не бывало. А посему мы с Наташкой бесстрашно отправились проведать Светлану Никитичну. Ее голос в темной перекличке не участвовал. По пути прихватили отчаянно прихрамывающую Маринку. Как выяснилось, при полете во сне она крайне неудачно вывалилась с парашютом из падающего самолета спасать несносную свекровь, которая вывалилась без парашюта, но с диким криком. Приснится же такое! Как бы то ни было, но Маринка наяву сиганула вниз не естественным образом, элементарно свалившись с кровати на пол, а преодолевая препятствие в виде ее высокой спинки.
Дверь в комнату юбилярши нам открыла Юлька и сразу же приложила палец к губам, предупреждая, что бабуля спит. Видя наши вытянувшиеся физиономии, выскочила наружу и, прикрыв за собой дверь, прошептала, что бабушка долго жаловалась на бессонницу. Ей мешал воображаемый храп, доносившийся из соседней комнаты. Пришлось дать бабульке снотворное. А заодно выпить самой – бабуля умеет будоражить нервную систему. Со вкусом зевнув и потянувшись так, что задралась вверх старенькая коротенькая пижамная маечка, Юлька поинтересовалась, по какому поводу народ гуляет в нижнем белье.
– Да так… – пожала плечами Наташка. – Групповая бессонница. Народ требует продолжения банкета. А где спит Данька?
– В летнем домике, – пояснила Маринка. – Пойдемте на кухню, а? – И увлекла нас за собой. – Даньке в летнем… Боже мой!
Мы хором поддержали этот возглас, выражающий одновременно и удивление, и ужас.
– Ирина! Быстро мою аптечку! – голосом профессионала потребовал Димка, вместе с Борисом тащивший на себе окровавленного Даньку. Оба старались осторожно перешагнуть порог входной двери. – Наталья, нужна твоя помощь. Остальные – вон! Марина, держи свою дочь в руках! Наталья! Держи их обеих.
– Удержишь их, как же, – с натугой проронила Наташка, взваливая на меня невменяемую Маринку и пытаясь совладать с Юлькой.
Девушка еле слышно шептала: «Даня, Данечка, любимый…» – но весьма ощутимо отбивалась от Наташки, пытаясь к нему прорваться.
– Любимых надо б-беречь! – с натугой заталкивая Юльку назад в комнату, заявила Наташка. – К-куда ты лезешь в неглиже? У тебя пижамные штаны потерялись. Держи маму.
Пользуясь временным Юлькиным замешательством, подруга выхватила у меня Маринку и переотправила ее Юльке. Благодаря такому маневру, обе загремели в комнату Светланы Никитичны под напутственные Наташкины пожелания не разбудить бабулю. Я, как особа, вечно путающаяся у всех под ногами и вносящая дезорганизацию в общую плодотворную деятельность, получила от мужа табуретку и наказ сидеть на ней в качестве стопора для двери юбилярши, вообразив себя каменной бабой. Мое замечание о том, что истуканы не сидят, свело на нет Наташкино заявление: «Еще как сидят!» После чего я, собственно говоря, на табуретку и села. Принудительно, но без сопротивления.
Из охраняемой мной светлицы, ставшей темницей для Маринки и ее дочери, слышались сдавленные рыдания. Стараясь не отвлекаться на жалобные стенания, я навострила уши на звуки, доносившиеся из «операционной». Несмотря на суетность минувшего дня, Маринка еще с вечера успела обеспечить на кухне стерильную чистоту. Это намеренно громко отметил хирург Ефимов. И тут же получил от Наташки издевательскую «оплеуху» – никто не мешает ему проделать то же самое на собственной кухне. Жена спасибо скажет.
Данька вел себя мужественно. И не потому, что был без сознания. Время от времени он издавал болезненное шипение – втягивал в себя воздух через плотно сжатые зубы. В эти моменты Наташка перед ним лебезила, сообщая очень приятные вещи: он умничка, молодец, герой и тому подобное. Но под конец не выдержала и обозвала его стоеросовой дубиной. Именно это оружие предков ухает, куда ни попадя и обо что ни попадя, не боясь повреждений. Насколько я поняла бормотание Бориса, Данька куда-то угодил головой. Ясное дело – дурной. Дуры не только блондинки, но и блондины. Тем более с волнистой копной волос.
С удовлетворением отметив Димкино заключение «Ничего страшного», я потеряла бдительность и немного расслабилась, перестав контролировать обстановку в «темнице». Мощный удар в мою табуретку практически выбил меня из обретенного состояния телесного и душевного равновесия, швырнув вместе с безмозглой табуреткой прямо к ногам неслышно подошедшей Ксении. Я ткнулась головой в ее колени, прикрытые теплым стеганым халатом, и завалилась на бок. Там и замерла, ожидая болевых ощущений. Не дождалась. Похоже, все они достались только табуретке.
Ксения с опозданием вскрикнула, всплеснула руками и попыталась запахнуть халат, дабы целомудренно скрыть показавшуюся светло-розовую батистовую сорочку, которую я не преминула отметить. Но внимание ее мгновенно переключилось на невидимый мне с пола объект. Впрочем, он заговорил Юлькиным голосом, и на меня нахлынул порыв злости. Откормила же Маринка доченьку! Или это великая сила любви? Одним пинком освободилась из плена.
Казалось, девушка забыла, зачем так настырно вырывалась на свободу, заговорила только после того, как я осознанно пожалела табуретку.
– Бабуля умирает… – заявила она скучным будничным голосом. И, словно проснувшись, завопила: – Данька-а-а-а!!!
– Врача, быстро! – выскочила из комнаты свекрови Маринка и с негодованием отметила непорядочное поведение дочери.
– Опять!!! – взревел выскочивший с перепугу из кухни Димка, отметив на полу хорошо знакомую ему фигуру. Мою, разумеется. Следовательно, рев относился ко мне.
Суматошно вскочив, я пояснила, что просто выполняла обязанности лежачего полицейского. И только по о-очень настойчивой просьбе Юлькиного ударного инструмента – босой правой ноги – покинула сидячий пост каменной бабы.
– Светлана Никитична умирает! – Не дав мне как следует оправдаться, Маринка потащила Димку в комнату, а до меня наконец дошел ужасный смысл этих слов.
Повторив их пару раз скороговоркой, я полетела следом. На пятки мне наступала Ксюша, ее подгоняла Наташка. Юлька, надо полагать, собиралась прибыть чуть позднее – после короткого свидания с любимым, оставленным на попечение Бориса.
Димка стоял над умирающей, держа ее за запястье и считая пульс. Глаза Дамы были закрыты, лицо хранило спокойное достоинство. Лицо хирурга Ефимова постепенно прояснялось.
– Светлана Никитична принимала какие-нибудь лекарственные препараты?
– Только таблетку снотворного, – живо пояснила успевшая вернуться Юлька. – Она не могла заснуть.
– Не следовало на ночь переедать. А с чего вы решили, что Светлана Никитична умирает?
– Она сама сказала, – теребя воротник пижамы, виновато пояснила Маринка.
– Светлана Никитична! – громко обратился Димка к умирающей. – Что это вам пришло в голову?
Дама открыла глаза и устало сказала:
– Как же вы все мне надоели! Не пила я никаких таблеток, хотя у меня ужасно болит голова. Боже! Что там так шумит на улице? Канонада в ушах. Закройте окно! Дайте хоть выспаться перед смертью. И запомните мой наказ: похороните меня рядом с Сережей.
– У вас прекрасный пульс, Светлана Никитична, – ободряюще похлопал Даму по руке Димка. – Небольшая тахикардия, ничего страшного. Ни о каких похоронах и речи не может быть. Вам просто приснился дурной сон.
– Я в своем уме. – Виновница вчерашнего торжества снова закрыла глаза и внятно сказала: – Приходил Сережа. Совсем молодой. Коту на хвост наступил. Басурман в окно выпрыгнул. Сережа велел собираться. Нинка даже в смерти меня опередила, только надоела она ему и на том свете. Он… хочет быть… со мной…