Страница:
– Как ей только в голову пришло ляпнуть такое! – закрыв трубку ладонью, шепотом комментировала Машунину речь Наташка. – Разве можно считать квартиру опустевшей, если из нее исчез только один предмет мебели – Ренат?! За последнее время его даже нельзя было включить в категорию «необходимый». Только нервы Машке мотал. И потом, у нее есть дочь! Копия своего отца, кстати говоря. И такая же своенравная. Это я к тому, что без нервотрепки не обойдется.
Подруга еще долго общалась с Машуней, отделываясь короткими: «Прекрасно!», «Ну и замечательно!!!», «Охренеть можно!».
Предчувствуя непреодолимые осложнения, я со вздохом принялась вытаскивать из сумки приготовленные нами деликатесы. В конце концов один новогодний праздник можно встретить и в очень тесной обстановке – битком набитой бабулиной квартирке. Наташкину в расчет принимать не следует. После отъезда Лешика подруга затеяла ремонт в его комнате, и она сменила имидж с «жилой» на «нежилую». Правда, Наташка ухитрялась спокойно смотреть в ней телевизор.
Пытаясь вынуть жареного гуся, я тут же получила по рукам. Странное дело: невероятным образом скособоченный с моей помощью гусь, до этого толком не влезавший в сумку, сразу же занял соответствующее своему жареному статусу положение – улегся на блюде так прямолинейно, что даже осталось свободное место для салатов.
– Господа! Минуточку внимания! – отбиваясь умолкнувшей телефонной трубкой от собаки, проорала Наташка, удивив меня до крайности. Кроме двух дам, меня и Деньки в квартире никого не было. Стоило так стараться? – А где же «господа»? – заметив их отсутствие, сбавила громкость вещания подруга.
– Они, так сказать, «господствуют» в моей квартире. Не знаю, с какой целью.
– Сейчас все обалдеют от радостной неожиданности! Наши планы удачно меняются. Новый год мы встретим у черта на куличках! Ирка, навостряй все лыжи, едем за двести верст с гаком! В лес! На природу! Представляешь, какое счастье?! Не представляешь, если заедаешь мои слова конфетой. Денька, фу! Нашла у кого сладкую подачку просить! Ир, ну зачем ты ей конфету с ликером суешь? На фига ж мне пьяная собака в машине? Давай тащи всех сюда. Я объявление сделаю.
После Наташкиного «объявления» стало ясно, что время на сборы у нас крайне ограничено. Мы едем в загородную резиденцию Машуни. Вместе с продовольственными корзинами, лыжами, Аленкой и Славкой. Третьего января Борис Иванович и Дмитрий Николаевич отчалят как люди, для которых закон не писан – по роду деятельности у них нет новогодних каникул, недавно обретенных основной массой российских граждан. Вместе с ними уедут и дети, для которых закон писан. Только без особой разницы. По нему студенческие каникулы наступают лишь с двадцать пятого января. А мы с Наташкой получали право самим решать – уезжать домой или оставаться «каникулярить» с Машуней в медвежьем углу. Хорошо помню, как радовалась предстоящей поездке.
3
4
Подруга еще долго общалась с Машуней, отделываясь короткими: «Прекрасно!», «Ну и замечательно!!!», «Охренеть можно!».
Предчувствуя непреодолимые осложнения, я со вздохом принялась вытаскивать из сумки приготовленные нами деликатесы. В конце концов один новогодний праздник можно встретить и в очень тесной обстановке – битком набитой бабулиной квартирке. Наташкину в расчет принимать не следует. После отъезда Лешика подруга затеяла ремонт в его комнате, и она сменила имидж с «жилой» на «нежилую». Правда, Наташка ухитрялась спокойно смотреть в ней телевизор.
Пытаясь вынуть жареного гуся, я тут же получила по рукам. Странное дело: невероятным образом скособоченный с моей помощью гусь, до этого толком не влезавший в сумку, сразу же занял соответствующее своему жареному статусу положение – улегся на блюде так прямолинейно, что даже осталось свободное место для салатов.
– Господа! Минуточку внимания! – отбиваясь умолкнувшей телефонной трубкой от собаки, проорала Наташка, удивив меня до крайности. Кроме двух дам, меня и Деньки в квартире никого не было. Стоило так стараться? – А где же «господа»? – заметив их отсутствие, сбавила громкость вещания подруга.
– Они, так сказать, «господствуют» в моей квартире. Не знаю, с какой целью.
– Сейчас все обалдеют от радостной неожиданности! Наши планы удачно меняются. Новый год мы встретим у черта на куличках! Ирка, навостряй все лыжи, едем за двести верст с гаком! В лес! На природу! Представляешь, какое счастье?! Не представляешь, если заедаешь мои слова конфетой. Денька, фу! Нашла у кого сладкую подачку просить! Ир, ну зачем ты ей конфету с ликером суешь? На фига ж мне пьяная собака в машине? Давай тащи всех сюда. Я объявление сделаю.
После Наташкиного «объявления» стало ясно, что время на сборы у нас крайне ограничено. Мы едем в загородную резиденцию Машуни. Вместе с продовольственными корзинами, лыжами, Аленкой и Славкой. Третьего января Борис Иванович и Дмитрий Николаевич отчалят как люди, для которых закон не писан – по роду деятельности у них нет новогодних каникул, недавно обретенных основной массой российских граждан. Вместе с ними уедут и дети, для которых закон писан. Только без особой разницы. По нему студенческие каникулы наступают лишь с двадцать пятого января. А мы с Наташкой получали право самим решать – уезжать домой или оставаться «каникулярить» с Машуней в медвежьем углу. Хорошо помню, как радовалась предстоящей поездке.
3
Давно замечено, что подготовка к празднику гораздо лучше самого мероприятия. Лично мне нравится предпраздничная суета в поисках подарков, горы рукотворных самоцветов в магазинах, исстари именуемых почему-то елочными игрушками. Самой елке, срубленной под самый корешок, явно не до игрушек. Но кто ж ее спрашивает? И какой же без нее, спящей лесной красавицы, елочный базар? Даже если она в полном смысле елка-палка, все равно в воздухе витает неповторимый запах ее хвои, сопровождающий новогоднее убранство улиц! Возникает трепетное чувство ожидания чего-то необычайно хорошего, укрепляется детски наивная вера в чудо – хотя бы в то, что беды и неурядицы останутся в уходящем году. Все это задолго до решающего момента держит в приподнятом настроении. И только в последние часы перед боем курантов, когда особенно чувствуется усталость от столь длительной подготовки, начинаешь понимать, что твои запросы, пожалуй, непомерно велики. А к двенадцати часам остается одно самое главное пожелание родным и близким – чтобы они были живы и здоровы. Ну а если особенно повезет и в Новом году выпадет выигрышный лотерейный билетик судьбы, то и безоблачно счастливы.
На сей раз эта самая усталость наступила намного раньше, примерно к часу дня. После долгих согласований и препирательств было решено отправиться в медвежий угол на двух машинах. Машуня вместе с Алькой выедут на японке «Субару» чуть раньше и будут ждать нас в оговоренном месте сразу после съезда с кольцевой автодороги. Еще раньше, тридцатого декабря, укатили родители Машуни. Она была удивлена – хотя дом там благоустроенный, родители никогда не горели желанием наезжать в него зимой. Их внезапное решение замешательства не вызвало. Машуня сразу заявила, что они люди общительные и компанейские, гостям всегда рады. Даже нет необходимости оповещать их заранее. Отец вообще помешан на сюрпризах. Сообщая об этом, Машка ощутимо нервничала. Причину мы поняли по-своему. И она подтвердила наши с Наташкой предположения, заметив, что не следует упоминать о фортеле Рената. Это сюрприз из другой, неприемлемой для родителей категории. И вообще, лучше не принимать участия в разговоре с мамой по поводу сложившихся у дочери отношений с «этим типом». Отрицательные качества зятя – любимая тема родительницы. Она его смертельно ненавидит еще со времени, когда он был в статусе жениха. После свадьбы негативное отношение тещи к зятю только усилилось. По поводу отсутствия или, наоборот, внепланового присутствия Рената Машуня лично собиралась навешать родителям лапшу на уши. Исключительно ради сохранения их здоровья и остатков своей нервной системы.
Выехали мы около трех часов, и на кольцевой капитально застряли в пробке. Я получила долгожданную возможность спокойно вспомнить о том, что забыла взять с собой, а также, к сожалению запоздало, придумать достойный ответ Дмитрию Николаевичу на нанесенное мне оскорбление по поводу несобранности, но озвучить его не решилась. Дорога не то место, где следует сводить счеты с мужем, сидящим за рулем. Одна Наташкина приятельница – наглядный тому пример. И тема-то для ссоры с супругом была пустяковая – сонная муха, которую эта ненормальная из-за маниакального стремления к стерильности всеми силами пыталась выжить из машины: боялась, что истопчет ей грязными лапами полиэтиленовый пакет, в котором лежал батон хлеба. Чтобы не мешать мужу и не создавать аварийной обстановки, надоедливо ворча, она ухитрилась выставить муху за окно очень осторожно и аккуратно – вместе с батоном. И тут голодный с утра муж, настойчиво просивший оставить насекомое в покое – само проснется и улетит, – не выдержал, заявив, что сожрал бы батон вместе с мухой, считая это большим бутербродом или кулебякой. Женушка отметила, что в таком случае он сидит не на своем месте, оно у него в хлеву. Слово за слово, разгорелся скандал, который оборвался из-за аварии. Супруг отвлекся на рассуждения о том, где желал бы видеть свою вторую половину в данный конкретный момент, и врезался в притормозивший «жигуленок». Наташкина приятельница, довольно серьезно долбанувшаяся о переднее стекло, невольно, но основательно прикусила язык. Когда ее доставили в больницу, он распух до такой степени, что не помещался во рту. Так до сих пор и не помнит, за кем осталось последнее слово.
До момента съезда с кольцевой все уже порядком устали подшучивать над «пробками», Наташкой, которая агитировала ближайших соседей-водителей организовать акцию за очередное расширение дороги еще на три-четыре полосы, и впали в угрюмое молчание. Оно закончилось радостными восклицаниями сразу после съезда с кольцевой. Стоя на обочине рядом со своей серебристой «японкой» Машуня пыталась обратить наше внимание на себя – призывно размахивала руками над русой головкой, с которой слетел капюшон. Излишнее действо, поскольку не заметить ее было невозможно. В светлом замшевом полушубке, отделанном мехом, она напоминала Снегурочку. Ренат, похоже, заработал катаракту на оба глаза, если перестал видеть в своей жене красавицу.
Короткая остановка для взаимных приветствий, в том числе и с забившейся на заднее сидение Алькой, чуть не переросла в длинную. Наташка начала делиться с Машуней воспоминаниями о чудесном аромате, исходившем от жареного гуся на стадии его приготовления, чем заставила Машуню раскаяться в том, что она ничего «такого» с собой не прихватила, поскольку вообще не везет никаких продуктов. Инстинктивный процесс слюноотделения, вызванный Наташкиными откровениями и начавшийся у всех, кроме меня (мешало воспоминание о «бутерброде» с сонной мухой), был прерван неуверенными коллективными заверениями в том, что костлявая рука голода в ближайшее время нас не коснется. Правда, Славка говорил с излишней горячностью. Похоже, в душе тоже не был в этом уверен. И именно он предложил немедленно ехать дальше, чтобы убедиться в правильности общих выводов.
До определенного момента я чувствовала себя вполне сносно, но зимняя езда настолько притупляет чувства, что невольно начинаешь «клевать носом». Белое однообразие надежно скрывает от глаз все прелести окружающей среды, населенные пункты теряют свою индивидуальность. Узкая дорога с двумя полосами движения из-за снежных наносов превратилась в полутораполосную, радовало только то, что встречных машин практически не было. Почти все ехали прочь из Москвы. Легкий обмен взаимными колкостями дочери и сына иногда подкреплялся облегченными шлепками Алены по братику в доказательство того, что женщина всегда права. Дать сдачи Славка не мог – слишком трудно развернуться на переднем пассажирском сидениье. Шлепки следовали довольно часто, следом раздавался грозный глас Дмитрия Николаевича, призывающий обоих к порядку, и я невольно сбрасывала с себя дремоту. До тех пор, пока мы не свернули на узкую дорогу в лес.
Вначале я ощутила какое-то смутное беспокойство. Было такое впечатление, что мы заблудились, но упрямо продолжаем двигаться вперед, слепо надеясь на правильность избранного пути. Потом пришла головная боль, а за ней открытие – косметичку, где наряду со средствами макияжа лежали таблетки, оставила дома. В порядке исключения из правил я даже вспомнила, где именно. На кухонном столе, когда второпях пыталась сунуть зарядное устройство для мобильника в сумку. Вместе с самим мобильником. Или без него? Решила не делиться своими сомнениями. Лишняя головная боль ни к чему.
– Что ты ищешь?
Голос мужа показался особенно ехидным. Из зеркала заднего вида требовательно таращилось на меня его всевидящее око. Другое таковым не являлось: вместе со второй половиной лица в зеркале не поместилось.
– Так и знал, что-нибудь да забудешь! – не дождавшись ответа, вынес он свое заключение.
– Жареного гуся! – ахнул Славка. – Теперь-то уж точно не нанюхаемся.
– Ну дайте же кто-нибудь что-нибудь от головной боли! – жалея себя до невозможности, выдавила я и увидела в зеркале сразу два глаза мужа. Оба встревоженные.
– Ириша, тебе плохо?
Странный вопрос, учитывая, что ответ заранее написан на моей честной, искривленной страданием физиономии.
– Алена, достань в аптечке анальгин и дай маме запить простой водой, без газа. Бутылка в сумке, которая разделяет ваше сиденье на две неравные части.
Я не стала говорить, что анальгин мне практически не помогает. И правильно сделала. Вскоре боль понемногу отступила, затаившись своими остатками в засаде, и заявляла о себе только слабыми всплесками, зато на каждом подходящем для этих целей ухабе.
Ощутимо начало темнеть. Лес по обеим сторонам дороги обрел некую жутковатость. Этакая застывшая темная масса на фоне синеющего безмолвия. И даже габаритные огни катившей впереди машины Кузнецовых казались чужими в этом мире зимнего молчания. Я закрыла глаза и вдруг явственно ощутила щемящую тоску по родному дому, пусть даже затопленному и тут же обезвоженному. Мысленно прошлась по кухне, погладила одиноких кошек, а на подходе к большой комнате вспомнила, что, покидая в суматохе сборов квартиру, оставила без исполнения Димкин наказ – закрыть в эту комнату дверь. Воображение безжалостно нарисовало картину полураспада искусственной новогодней елки, три дня назад старательно увешанной игрушками, конфетами и мандаринами так, что свободного места на ветках почти не осталось. Все это время наряженную красавицу старательно берегли от кошек, полностью перекрыв им доступ в комнату. Любимым занятием своры было сбивать, а то и нахально стаскивать с веток елочные игрушки, а учитывая тот факт, что елку не успели как следует закрепить… Я с ужасом видела, как ласковые и нежные домашние звери, пользуясь полной безнаказанностью, решили оторваться по полной программе и буквально строем ринулись к елке…
– Брысь!!! – заорала я что есть мочи, для убедительности со всей силы шарахнув кулаком по стене, фактически по спинке Димкиного сиденья. И невольно открыла глаза. От резкого торможения машина завиляла из стороны в сторону и в конечном итоге почти развернулась. В процессе этого дикого танца свет фар выхватывал быстро меняющиеся фрагменты жутковатых деревьев, белого снега, дороги. Под Аленкин отчаянный визг «Мама!!!» машина наконец замерла. Заикаясь, я напомнила дочери, что сижу рядом, но она, по-моему, совсем не обрадовалась. Ощутимо запахло жареным гусем. И семейным скандалом. Включив свет в салоне, все смотрели на меня, а я – на «пограничную» сумку, слетевшую вниз и вставшую на попа. Из нее, как из рога изобилия, вывалились все шедевры, коим следовало быть украшением праздничного стола.
– Г-гусь ул-летел… – печально сказала я только потому, что надо было что-то сказать. Груз тяжкой вины за содеянное, приправленный всеобщим молчанием, заставил меня втянуть голову в плечи. Хотелось уменьшиться до размеров того же гуся.
Молчание было прервано отчаянным стуком в стекло. Наташкина физиономия, почти прилипшая к окну, выдавала такую степень ужаса, что все, кроме меня, невольно приободрились. В конце концов все обошлось почти благополучно. И переднее стекло цело, благодаря ремням безопасности. И вся семья… Жаль, сумку с провиантом этими ремнями не пристегнули и не связали мне руки, предварительно заклеив рот лейкопластырем. Вокруг машины носился Борис с фонариком, на подходе, точнее, на «подбеге» были Машуня с Алькой.
– Славка, открой дверь, сейчас нас попытаются спасти и всю машину разнесут, – севшим голосом потребовала Алена. – Видишь, папик занят – с мамочки глаз не спускает. И правильно делает. Кто ее знает?…
– «Летят перелетные гуси!» – неожиданно громко пропел Вячеслав. – Я ничего не могу, гуся придерживаю. Довели беднягу, в ногах у меня валяется.
– Может, у него птичий грипп? Брось гуся, открой дверь.
Наташка оказалась догадливой. Сама распахнула дверь машины и одним вопросом «Что?!!» попыталась выяснить ситуацию.
– Ничего, – буркнул Димка. – Ирина спросонья попыталась выкинуть всех из машины. Ужас дома Ефимовых.
– Это она гуся от кошек спасала, – внес коррективу Славка, – только я не очень понял, защищал он меня или как?
– И поэтому вы ее так затюкали? Ир, ты меня слышишь?
Я думала, слышу ли я Наташку или пока нет – переживаю стресс, закрывшись воротником куртки. В том смысле, что стоит ли сейчас подавать голос или рановато будет? Пискну, разорутся все разом! И пока думала, Наталья пришла на помощь:
– Ну довели человека! А если она теперь всю жизнь молчать будет?
– Ей следовало сделать это чуть раньше! Чтобы вся семья не умолкла на веки вечные. Психопатка! – вынес приговор Димка. Суровый, но справедливый. Только мне и без его приговора жутко. Теперь по ночам один и тот же кошмар будет преследовать – наша машина, вальсирующая в темноте на дороге.
Грядущие события показали, насколько я была не права! Кошмары были поданы в ассортименте. И как специально – все разные.
На сей раз эта самая усталость наступила намного раньше, примерно к часу дня. После долгих согласований и препирательств было решено отправиться в медвежий угол на двух машинах. Машуня вместе с Алькой выедут на японке «Субару» чуть раньше и будут ждать нас в оговоренном месте сразу после съезда с кольцевой автодороги. Еще раньше, тридцатого декабря, укатили родители Машуни. Она была удивлена – хотя дом там благоустроенный, родители никогда не горели желанием наезжать в него зимой. Их внезапное решение замешательства не вызвало. Машуня сразу заявила, что они люди общительные и компанейские, гостям всегда рады. Даже нет необходимости оповещать их заранее. Отец вообще помешан на сюрпризах. Сообщая об этом, Машка ощутимо нервничала. Причину мы поняли по-своему. И она подтвердила наши с Наташкой предположения, заметив, что не следует упоминать о фортеле Рената. Это сюрприз из другой, неприемлемой для родителей категории. И вообще, лучше не принимать участия в разговоре с мамой по поводу сложившихся у дочери отношений с «этим типом». Отрицательные качества зятя – любимая тема родительницы. Она его смертельно ненавидит еще со времени, когда он был в статусе жениха. После свадьбы негативное отношение тещи к зятю только усилилось. По поводу отсутствия или, наоборот, внепланового присутствия Рената Машуня лично собиралась навешать родителям лапшу на уши. Исключительно ради сохранения их здоровья и остатков своей нервной системы.
Выехали мы около трех часов, и на кольцевой капитально застряли в пробке. Я получила долгожданную возможность спокойно вспомнить о том, что забыла взять с собой, а также, к сожалению запоздало, придумать достойный ответ Дмитрию Николаевичу на нанесенное мне оскорбление по поводу несобранности, но озвучить его не решилась. Дорога не то место, где следует сводить счеты с мужем, сидящим за рулем. Одна Наташкина приятельница – наглядный тому пример. И тема-то для ссоры с супругом была пустяковая – сонная муха, которую эта ненормальная из-за маниакального стремления к стерильности всеми силами пыталась выжить из машины: боялась, что истопчет ей грязными лапами полиэтиленовый пакет, в котором лежал батон хлеба. Чтобы не мешать мужу и не создавать аварийной обстановки, надоедливо ворча, она ухитрилась выставить муху за окно очень осторожно и аккуратно – вместе с батоном. И тут голодный с утра муж, настойчиво просивший оставить насекомое в покое – само проснется и улетит, – не выдержал, заявив, что сожрал бы батон вместе с мухой, считая это большим бутербродом или кулебякой. Женушка отметила, что в таком случае он сидит не на своем месте, оно у него в хлеву. Слово за слово, разгорелся скандал, который оборвался из-за аварии. Супруг отвлекся на рассуждения о том, где желал бы видеть свою вторую половину в данный конкретный момент, и врезался в притормозивший «жигуленок». Наташкина приятельница, довольно серьезно долбанувшаяся о переднее стекло, невольно, но основательно прикусила язык. Когда ее доставили в больницу, он распух до такой степени, что не помещался во рту. Так до сих пор и не помнит, за кем осталось последнее слово.
До момента съезда с кольцевой все уже порядком устали подшучивать над «пробками», Наташкой, которая агитировала ближайших соседей-водителей организовать акцию за очередное расширение дороги еще на три-четыре полосы, и впали в угрюмое молчание. Оно закончилось радостными восклицаниями сразу после съезда с кольцевой. Стоя на обочине рядом со своей серебристой «японкой» Машуня пыталась обратить наше внимание на себя – призывно размахивала руками над русой головкой, с которой слетел капюшон. Излишнее действо, поскольку не заметить ее было невозможно. В светлом замшевом полушубке, отделанном мехом, она напоминала Снегурочку. Ренат, похоже, заработал катаракту на оба глаза, если перестал видеть в своей жене красавицу.
Короткая остановка для взаимных приветствий, в том числе и с забившейся на заднее сидение Алькой, чуть не переросла в длинную. Наташка начала делиться с Машуней воспоминаниями о чудесном аромате, исходившем от жареного гуся на стадии его приготовления, чем заставила Машуню раскаяться в том, что она ничего «такого» с собой не прихватила, поскольку вообще не везет никаких продуктов. Инстинктивный процесс слюноотделения, вызванный Наташкиными откровениями и начавшийся у всех, кроме меня (мешало воспоминание о «бутерброде» с сонной мухой), был прерван неуверенными коллективными заверениями в том, что костлявая рука голода в ближайшее время нас не коснется. Правда, Славка говорил с излишней горячностью. Похоже, в душе тоже не был в этом уверен. И именно он предложил немедленно ехать дальше, чтобы убедиться в правильности общих выводов.
До определенного момента я чувствовала себя вполне сносно, но зимняя езда настолько притупляет чувства, что невольно начинаешь «клевать носом». Белое однообразие надежно скрывает от глаз все прелести окружающей среды, населенные пункты теряют свою индивидуальность. Узкая дорога с двумя полосами движения из-за снежных наносов превратилась в полутораполосную, радовало только то, что встречных машин практически не было. Почти все ехали прочь из Москвы. Легкий обмен взаимными колкостями дочери и сына иногда подкреплялся облегченными шлепками Алены по братику в доказательство того, что женщина всегда права. Дать сдачи Славка не мог – слишком трудно развернуться на переднем пассажирском сидениье. Шлепки следовали довольно часто, следом раздавался грозный глас Дмитрия Николаевича, призывающий обоих к порядку, и я невольно сбрасывала с себя дремоту. До тех пор, пока мы не свернули на узкую дорогу в лес.
Вначале я ощутила какое-то смутное беспокойство. Было такое впечатление, что мы заблудились, но упрямо продолжаем двигаться вперед, слепо надеясь на правильность избранного пути. Потом пришла головная боль, а за ней открытие – косметичку, где наряду со средствами макияжа лежали таблетки, оставила дома. В порядке исключения из правил я даже вспомнила, где именно. На кухонном столе, когда второпях пыталась сунуть зарядное устройство для мобильника в сумку. Вместе с самим мобильником. Или без него? Решила не делиться своими сомнениями. Лишняя головная боль ни к чему.
– Что ты ищешь?
Голос мужа показался особенно ехидным. Из зеркала заднего вида требовательно таращилось на меня его всевидящее око. Другое таковым не являлось: вместе со второй половиной лица в зеркале не поместилось.
– Так и знал, что-нибудь да забудешь! – не дождавшись ответа, вынес он свое заключение.
– Жареного гуся! – ахнул Славка. – Теперь-то уж точно не нанюхаемся.
– Ну дайте же кто-нибудь что-нибудь от головной боли! – жалея себя до невозможности, выдавила я и увидела в зеркале сразу два глаза мужа. Оба встревоженные.
– Ириша, тебе плохо?
Странный вопрос, учитывая, что ответ заранее написан на моей честной, искривленной страданием физиономии.
– Алена, достань в аптечке анальгин и дай маме запить простой водой, без газа. Бутылка в сумке, которая разделяет ваше сиденье на две неравные части.
Я не стала говорить, что анальгин мне практически не помогает. И правильно сделала. Вскоре боль понемногу отступила, затаившись своими остатками в засаде, и заявляла о себе только слабыми всплесками, зато на каждом подходящем для этих целей ухабе.
Ощутимо начало темнеть. Лес по обеим сторонам дороги обрел некую жутковатость. Этакая застывшая темная масса на фоне синеющего безмолвия. И даже габаритные огни катившей впереди машины Кузнецовых казались чужими в этом мире зимнего молчания. Я закрыла глаза и вдруг явственно ощутила щемящую тоску по родному дому, пусть даже затопленному и тут же обезвоженному. Мысленно прошлась по кухне, погладила одиноких кошек, а на подходе к большой комнате вспомнила, что, покидая в суматохе сборов квартиру, оставила без исполнения Димкин наказ – закрыть в эту комнату дверь. Воображение безжалостно нарисовало картину полураспада искусственной новогодней елки, три дня назад старательно увешанной игрушками, конфетами и мандаринами так, что свободного места на ветках почти не осталось. Все это время наряженную красавицу старательно берегли от кошек, полностью перекрыв им доступ в комнату. Любимым занятием своры было сбивать, а то и нахально стаскивать с веток елочные игрушки, а учитывая тот факт, что елку не успели как следует закрепить… Я с ужасом видела, как ласковые и нежные домашние звери, пользуясь полной безнаказанностью, решили оторваться по полной программе и буквально строем ринулись к елке…
– Брысь!!! – заорала я что есть мочи, для убедительности со всей силы шарахнув кулаком по стене, фактически по спинке Димкиного сиденья. И невольно открыла глаза. От резкого торможения машина завиляла из стороны в сторону и в конечном итоге почти развернулась. В процессе этого дикого танца свет фар выхватывал быстро меняющиеся фрагменты жутковатых деревьев, белого снега, дороги. Под Аленкин отчаянный визг «Мама!!!» машина наконец замерла. Заикаясь, я напомнила дочери, что сижу рядом, но она, по-моему, совсем не обрадовалась. Ощутимо запахло жареным гусем. И семейным скандалом. Включив свет в салоне, все смотрели на меня, а я – на «пограничную» сумку, слетевшую вниз и вставшую на попа. Из нее, как из рога изобилия, вывалились все шедевры, коим следовало быть украшением праздничного стола.
– Г-гусь ул-летел… – печально сказала я только потому, что надо было что-то сказать. Груз тяжкой вины за содеянное, приправленный всеобщим молчанием, заставил меня втянуть голову в плечи. Хотелось уменьшиться до размеров того же гуся.
Молчание было прервано отчаянным стуком в стекло. Наташкина физиономия, почти прилипшая к окну, выдавала такую степень ужаса, что все, кроме меня, невольно приободрились. В конце концов все обошлось почти благополучно. И переднее стекло цело, благодаря ремням безопасности. И вся семья… Жаль, сумку с провиантом этими ремнями не пристегнули и не связали мне руки, предварительно заклеив рот лейкопластырем. Вокруг машины носился Борис с фонариком, на подходе, точнее, на «подбеге» были Машуня с Алькой.
– Славка, открой дверь, сейчас нас попытаются спасти и всю машину разнесут, – севшим голосом потребовала Алена. – Видишь, папик занят – с мамочки глаз не спускает. И правильно делает. Кто ее знает?…
– «Летят перелетные гуси!» – неожиданно громко пропел Вячеслав. – Я ничего не могу, гуся придерживаю. Довели беднягу, в ногах у меня валяется.
– Может, у него птичий грипп? Брось гуся, открой дверь.
Наташка оказалась догадливой. Сама распахнула дверь машины и одним вопросом «Что?!!» попыталась выяснить ситуацию.
– Ничего, – буркнул Димка. – Ирина спросонья попыталась выкинуть всех из машины. Ужас дома Ефимовых.
– Это она гуся от кошек спасала, – внес коррективу Славка, – только я не очень понял, защищал он меня или как?
– И поэтому вы ее так затюкали? Ир, ты меня слышишь?
Я думала, слышу ли я Наташку или пока нет – переживаю стресс, закрывшись воротником куртки. В том смысле, что стоит ли сейчас подавать голос или рановато будет? Пискну, разорутся все разом! И пока думала, Наталья пришла на помощь:
– Ну довели человека! А если она теперь всю жизнь молчать будет?
– Ей следовало сделать это чуть раньше! Чтобы вся семья не умолкла на веки вечные. Психопатка! – вынес приговор Димка. Суровый, но справедливый. Только мне и без его приговора жутко. Теперь по ночам один и тот же кошмар будет преследовать – наша машина, вальсирующая в темноте на дороге.
Грядущие события показали, насколько я была не права! Кошмары были поданы в ассортименте. И как специально – все разные.
4
Медвежий угол полностью оправдал свое название. Особенно в темноте. С трудом верилось, что всего семь часов вечера. Последние сорок километров дорога пролегала исключительно в лесном массиве. Судя по тому, что небольшая деревенька оказалась где-то в стороне, справа от развилки, о чем свидетельствовали освещенные окна далеких домов, место, куда мы прибыли, зимой было практически необитаемым.
– Только бы Машкин дом не оказался последним в ряду! – с чувством произнесла Наталья. – Как-то жутковато тут среди леса.
– Наоборот, спокойнее! Отдохнем от надоевшей цивилизации. Смотрите, красота-то какая! – восхищенно заметил Борис, вжимаясь носом в стекло.
Я ничего не сказала. Денька, к которой меня подсадила Наташка, спасая от семейной разборки, дрыхла, расположившись передними лапами и головой на моих коленках, считая, что я тоже сплю. Не стоило ее разочаровывать. Иначе не отбиться от собачьих лобызаний. В душе я была уверена, что конечная цель нашего путешествия окажется на отшибе, но не настолько же! Машунин дом стоял в значительном, по моим меркам, удалении от последнего дома, явно необитаемого, и метров, эдак, триста-пятьсот от развилки. Других домов я вообще не заметила. А слева – сплошная стена леса. Впрочем, в темноте трудно оценивать обстановку. И потом, дорога-то прочищена, наверное, не только Машунины родители постарались.
Окна двух этажей бревенчатого дома были освещены. Темнело только одно большое – мансардное. Над резным крылечком горел мощный фонарь. Свет отвоевал у темноты довольно большое пространство, и снег на округлых сугробах искрился бриллиантовой россыпью. Могучие ели отбрасывали длинные тени. Снежный покров казался матово-голубоватым. Зрелище сказочное! Все выползли из машин и восхищенно таращились, выдавая свой восторг сдавленными восклицаниями. Было бы кощунством говорить громко в полной, завораживающей тишине. Матушка-природа на этом не остановилась. Решила заставить нас окончательно захлебнуться от восторга, рассеивая в воздухе крупные мохнатые снежинки. Медленно кружась, они с достоинством садились, не выбирая места. По своему усмотрению украшали собой наши волосы, одежду и обиженно таяли на лице. У Алены на варежке скопилась порядочная кучка этих невесомых красавиц, когда волшебство предновогодней сказки было грубо прервано. Открылась входная дверь, и пронзительный голос, принадлежащий женщине в накинутой на плечи шубке, доложил кому-то невидимому в доме:
– Ну я же говорила, что кого-то принесло! Может, заблудились? – в голосе женщины послышалась слабая надежда. – Неужели так трудно было оторваться от телевизора и проверить?! В кои-то веки решили…
– Мамочка, это мы с Алькой!
Машуня лишила нас возможности до конца проникнуться чувством несвоевременности нашего приезда. Наверняка у женщины были собственные планы на встречу Нового года. Без оравы совершенно незнакомых гостей да еще с собакой. Очарование предновогодней ночи мгновенно растаяло – быстрее снежинки на носу.
– Господи, Машка! Какое счастье! Алечка, деточка, ну беги ко мне скорее, я в валенках, да боюсь промокнут. Они у меня только для дома. А кто там с вами еще?
– Не волнуйся, мамочка, это мои друзья.
– Вот это настоящий подарок мне к Новому году! – весело пропела женщина, нацеловывая Альку. – Карлуша! Да оторвись ты, в конце концов, от своих «Виагр»! У нас гости! И всего два батона белого хлеба. Ведь предупреждала же, что надо взять хотя бы три!
За ее спиной появился седоволосый бородатый мужчина на голову выше жены и радостно загоготал:
– О-о-о! Какая замечательная компания привалила! Ну, здравствуй, здравствуй, моя красавица! Васенька, отпусти внучку, дай хоть поцеловать. И не путайся в дверях – проходу мешаешь.
Машунина мама со странным именем «Вася» выполнила распоряжение мужа только в первой части – Альку пропустила к деду, но прочно застряла на пороге, не заботясь о том, что вместе с внучкой запускает в дом зимний холод. – Вы с грудным ребенком приехали? – ахнула она при виде Славки, поднимающегося по ступенькам крыльца с запеленутым свертком в руках.
– Здравствуйте! – поклонился сын. – Я – Вячеслав. С «ребенком» без очереди. Это дитя духовки электропечи и кулинарного искусства Ирины Александровны, она вам представится позже. А пока, – сын осторожно потряс свертком, – разрешите представить: гусь жареный, перелетный, в яблоках. Надеюсь, сохранил тепло нашего родного тринадцатого этажа.
– А-а-а… – понимающе протянула женщина, – Василиса Михайловна я. Гусева. А там, – она махнула рукой в глубину дома, – Машин отец Карл Иванович. Гусев. Проходите, пожалуйста… с жареным «тезкой». – И попятилась назад…
Процесс выгрузки и переноса вещей в дом проходил не очень быстро, но слаженно. Меня поставили у крыльца караулить привязанную к одной из перекладин Деньку, и каждый проходящий мимо считал своим долгом отметить, как нам с ней, в отличие от других, хорошо. Все сновали с сумками, пакетами и пакетиками, напоминая муравьев. В конце концов цепочка деловитых переносчиков стала терять свои отдельные звенья и постепенно движение иссякло.
Окончательно задубев от холода, я начала потихоньку приплясывать на месте, пока не сообразила, что обо мне просто забыли. Денька неожиданно насторожила купированные уши, старательно принюхалась и тихонько зарычала. Странное для нее поведение. Единственное, на что она рычит – игрушечная боксерская перчатка. Перестав приплясывать, я проследила за ее направленным на дорогу взглядом, на всякий случай оглянулась по сторонам, ничего не заметила и передразнила собаку. Она на секунду отвлеклась от внимательного созерцания мерещившегося противника, мельком глянула на меня и напряженно уставилась в темноту леса.
– И долго будем уклоняться от общественно-полезных работ? – прозвенел от дверей голос дочери.
– «Часовым я поставлен у ворот!», – бодро пропела я, отвязывая собачий поводок, заодно отстегивая его от ошейника.
Денька – отъявленная трусиха. Даже в этот момент она упорно жалась к моим ногам. А дальше псина повела себя еще более трусливо: что есть мочи рванула прямо в сторону приоткрытой двери.
– Поводок!!! – взвизгнула Аленка, невольно пропуская мимо себя живую ракету. – Зачем ты сняла поводок?! Ну, сейчас…
Дом разом ожил от диких воплей, визга и крика. Причем Наташка не солировала в этой какофонии ужаса.
– Даже не знаю, стоит ли говорить правду, – выскочив на крыльцо в одном костюме, нерешительно проронила дочь. – Давай скажем, что Денька сама отстегнулась. У Гусевых в доме кот. Серый, лохматый и злющий. Может, подождем здесь, пока он Деньку задерет и слопает? Не могу видеть этот кошмар.
Я почувствовала прилив яростных сил сопротивления. Все, кому не лень, мотались от машин к дому и обратно, отмечая мое противостояние… тьфу ты, стояние в сугробе напротив проторенного пути, и ни один человек не удосужился предупредить, что в доме кошка! Ну почему я всегда должна быть козлом отпу… Да что же это такое! Сами козлы!!!
– Марш в дом! – гаркнула я дочери. – Простудишься! – И в несколько прыжков преодолев ступеньки крыльца, рванула на себя дверь в холл, где прямо с порога проорала: – Я не рыжая!!!
– Понял, – выставив вперед ладони, миролюбиво заявил Карл Иванович, единственный человек, не участвовавший в гонках за кошкой и собакой. Вопли переместились на второй этаж. – Вы – Ирочка, очаровательная шатенка и мама не менее очаровательной Аленки.
– И подруга очаровательной Натальи Николаевны, которая вместе со всеми остальными очаровательными участниками безумных скачек сейчас свалится на очаровательную голову моей маменьки и надает ей очаровательных словесных оплеух, – представила меня дочь.
– Это случится еще не скоро, – уверил меня Карл Иванович и помог раздеться.
Но, как оказалось, со сроками он ошибся. Звуки погони и борьбы за выживание разом стихли, а на площадке второго этажа появилась разгневанная Наталья. Заметив меня, сменила гнев на милость и, дунув на прядку волос, сместившихся на лоб, радостно заявила:
– Не меньше трех килограмм сбросила. Из них полтора только за счет злости. Я тебя потеряла. А что ты стоишь без дела? Иди устраивайся в комнате и переодевайся. Время – десять часов. Только кота не выпусти. Его Бармалеем зовут. В вашу комнату временно запустили. Потом выпустим. У него разбойничьи замашки, не старайся приласкать. Он во всех незнакомых живых объектах видит дичь. Кстати, здесь есть мыши. И отопление от котла. Вход в котельную замаскирован под лестницей. Чувствуешь, как тепло? А рядом, видишь дверь? Туда не ходи – это комната Василисы Михайловны и Карла Ивановича. Там тоже любит спать Бармалей.
Я нервно передернулась.
– Алена, проводи меня. Не умею договариваться с хищниками.
С опозданием поприветствовав Карла Ивановича, я улыбнулась. Достаточно криво, но уж как сумела. А едва ступив на лестницу, ведущую наверх, предварительно пропустив Наталью вниз, пришлось здороваться и знакомиться с Василисой Михайловной. И тоже пропускать ее вниз. Еще три попытки подняться пресекались поочередно Борисом, Димкой и Славкой. После этого я приняла решение лезть наверх, никого не пропуская. Надоело быть «рыжей».
– Ну, с Богом! – сказала Алена и приоткрыла дверь комнаты на втором этаже. Сначала немного, затем нараспашку. Предмет кровожадности сидел на кровати и облизывал свои лапищи. Весил он не меньше двенадцати килограммов. Убедившись в нашем намерении не отступать назад, недовольно заурчал, зашипел и скрылся под кроватью.
– Только бы Машкин дом не оказался последним в ряду! – с чувством произнесла Наталья. – Как-то жутковато тут среди леса.
– Наоборот, спокойнее! Отдохнем от надоевшей цивилизации. Смотрите, красота-то какая! – восхищенно заметил Борис, вжимаясь носом в стекло.
Я ничего не сказала. Денька, к которой меня подсадила Наташка, спасая от семейной разборки, дрыхла, расположившись передними лапами и головой на моих коленках, считая, что я тоже сплю. Не стоило ее разочаровывать. Иначе не отбиться от собачьих лобызаний. В душе я была уверена, что конечная цель нашего путешествия окажется на отшибе, но не настолько же! Машунин дом стоял в значительном, по моим меркам, удалении от последнего дома, явно необитаемого, и метров, эдак, триста-пятьсот от развилки. Других домов я вообще не заметила. А слева – сплошная стена леса. Впрочем, в темноте трудно оценивать обстановку. И потом, дорога-то прочищена, наверное, не только Машунины родители постарались.
Окна двух этажей бревенчатого дома были освещены. Темнело только одно большое – мансардное. Над резным крылечком горел мощный фонарь. Свет отвоевал у темноты довольно большое пространство, и снег на округлых сугробах искрился бриллиантовой россыпью. Могучие ели отбрасывали длинные тени. Снежный покров казался матово-голубоватым. Зрелище сказочное! Все выползли из машин и восхищенно таращились, выдавая свой восторг сдавленными восклицаниями. Было бы кощунством говорить громко в полной, завораживающей тишине. Матушка-природа на этом не остановилась. Решила заставить нас окончательно захлебнуться от восторга, рассеивая в воздухе крупные мохнатые снежинки. Медленно кружась, они с достоинством садились, не выбирая места. По своему усмотрению украшали собой наши волосы, одежду и обиженно таяли на лице. У Алены на варежке скопилась порядочная кучка этих невесомых красавиц, когда волшебство предновогодней сказки было грубо прервано. Открылась входная дверь, и пронзительный голос, принадлежащий женщине в накинутой на плечи шубке, доложил кому-то невидимому в доме:
– Ну я же говорила, что кого-то принесло! Может, заблудились? – в голосе женщины послышалась слабая надежда. – Неужели так трудно было оторваться от телевизора и проверить?! В кои-то веки решили…
– Мамочка, это мы с Алькой!
Машуня лишила нас возможности до конца проникнуться чувством несвоевременности нашего приезда. Наверняка у женщины были собственные планы на встречу Нового года. Без оравы совершенно незнакомых гостей да еще с собакой. Очарование предновогодней ночи мгновенно растаяло – быстрее снежинки на носу.
– Господи, Машка! Какое счастье! Алечка, деточка, ну беги ко мне скорее, я в валенках, да боюсь промокнут. Они у меня только для дома. А кто там с вами еще?
– Не волнуйся, мамочка, это мои друзья.
– Вот это настоящий подарок мне к Новому году! – весело пропела женщина, нацеловывая Альку. – Карлуша! Да оторвись ты, в конце концов, от своих «Виагр»! У нас гости! И всего два батона белого хлеба. Ведь предупреждала же, что надо взять хотя бы три!
За ее спиной появился седоволосый бородатый мужчина на голову выше жены и радостно загоготал:
– О-о-о! Какая замечательная компания привалила! Ну, здравствуй, здравствуй, моя красавица! Васенька, отпусти внучку, дай хоть поцеловать. И не путайся в дверях – проходу мешаешь.
Машунина мама со странным именем «Вася» выполнила распоряжение мужа только в первой части – Альку пропустила к деду, но прочно застряла на пороге, не заботясь о том, что вместе с внучкой запускает в дом зимний холод. – Вы с грудным ребенком приехали? – ахнула она при виде Славки, поднимающегося по ступенькам крыльца с запеленутым свертком в руках.
– Здравствуйте! – поклонился сын. – Я – Вячеслав. С «ребенком» без очереди. Это дитя духовки электропечи и кулинарного искусства Ирины Александровны, она вам представится позже. А пока, – сын осторожно потряс свертком, – разрешите представить: гусь жареный, перелетный, в яблоках. Надеюсь, сохранил тепло нашего родного тринадцатого этажа.
– А-а-а… – понимающе протянула женщина, – Василиса Михайловна я. Гусева. А там, – она махнула рукой в глубину дома, – Машин отец Карл Иванович. Гусев. Проходите, пожалуйста… с жареным «тезкой». – И попятилась назад…
Процесс выгрузки и переноса вещей в дом проходил не очень быстро, но слаженно. Меня поставили у крыльца караулить привязанную к одной из перекладин Деньку, и каждый проходящий мимо считал своим долгом отметить, как нам с ней, в отличие от других, хорошо. Все сновали с сумками, пакетами и пакетиками, напоминая муравьев. В конце концов цепочка деловитых переносчиков стала терять свои отдельные звенья и постепенно движение иссякло.
Окончательно задубев от холода, я начала потихоньку приплясывать на месте, пока не сообразила, что обо мне просто забыли. Денька неожиданно насторожила купированные уши, старательно принюхалась и тихонько зарычала. Странное для нее поведение. Единственное, на что она рычит – игрушечная боксерская перчатка. Перестав приплясывать, я проследила за ее направленным на дорогу взглядом, на всякий случай оглянулась по сторонам, ничего не заметила и передразнила собаку. Она на секунду отвлеклась от внимательного созерцания мерещившегося противника, мельком глянула на меня и напряженно уставилась в темноту леса.
– И долго будем уклоняться от общественно-полезных работ? – прозвенел от дверей голос дочери.
– «Часовым я поставлен у ворот!», – бодро пропела я, отвязывая собачий поводок, заодно отстегивая его от ошейника.
Денька – отъявленная трусиха. Даже в этот момент она упорно жалась к моим ногам. А дальше псина повела себя еще более трусливо: что есть мочи рванула прямо в сторону приоткрытой двери.
– Поводок!!! – взвизгнула Аленка, невольно пропуская мимо себя живую ракету. – Зачем ты сняла поводок?! Ну, сейчас…
Дом разом ожил от диких воплей, визга и крика. Причем Наташка не солировала в этой какофонии ужаса.
– Даже не знаю, стоит ли говорить правду, – выскочив на крыльцо в одном костюме, нерешительно проронила дочь. – Давай скажем, что Денька сама отстегнулась. У Гусевых в доме кот. Серый, лохматый и злющий. Может, подождем здесь, пока он Деньку задерет и слопает? Не могу видеть этот кошмар.
Я почувствовала прилив яростных сил сопротивления. Все, кому не лень, мотались от машин к дому и обратно, отмечая мое противостояние… тьфу ты, стояние в сугробе напротив проторенного пути, и ни один человек не удосужился предупредить, что в доме кошка! Ну почему я всегда должна быть козлом отпу… Да что же это такое! Сами козлы!!!
– Марш в дом! – гаркнула я дочери. – Простудишься! – И в несколько прыжков преодолев ступеньки крыльца, рванула на себя дверь в холл, где прямо с порога проорала: – Я не рыжая!!!
– Понял, – выставив вперед ладони, миролюбиво заявил Карл Иванович, единственный человек, не участвовавший в гонках за кошкой и собакой. Вопли переместились на второй этаж. – Вы – Ирочка, очаровательная шатенка и мама не менее очаровательной Аленки.
– И подруга очаровательной Натальи Николаевны, которая вместе со всеми остальными очаровательными участниками безумных скачек сейчас свалится на очаровательную голову моей маменьки и надает ей очаровательных словесных оплеух, – представила меня дочь.
– Это случится еще не скоро, – уверил меня Карл Иванович и помог раздеться.
Но, как оказалось, со сроками он ошибся. Звуки погони и борьбы за выживание разом стихли, а на площадке второго этажа появилась разгневанная Наталья. Заметив меня, сменила гнев на милость и, дунув на прядку волос, сместившихся на лоб, радостно заявила:
– Не меньше трех килограмм сбросила. Из них полтора только за счет злости. Я тебя потеряла. А что ты стоишь без дела? Иди устраивайся в комнате и переодевайся. Время – десять часов. Только кота не выпусти. Его Бармалеем зовут. В вашу комнату временно запустили. Потом выпустим. У него разбойничьи замашки, не старайся приласкать. Он во всех незнакомых живых объектах видит дичь. Кстати, здесь есть мыши. И отопление от котла. Вход в котельную замаскирован под лестницей. Чувствуешь, как тепло? А рядом, видишь дверь? Туда не ходи – это комната Василисы Михайловны и Карла Ивановича. Там тоже любит спать Бармалей.
Я нервно передернулась.
– Алена, проводи меня. Не умею договариваться с хищниками.
С опозданием поприветствовав Карла Ивановича, я улыбнулась. Достаточно криво, но уж как сумела. А едва ступив на лестницу, ведущую наверх, предварительно пропустив Наталью вниз, пришлось здороваться и знакомиться с Василисой Михайловной. И тоже пропускать ее вниз. Еще три попытки подняться пресекались поочередно Борисом, Димкой и Славкой. После этого я приняла решение лезть наверх, никого не пропуская. Надоело быть «рыжей».
– Ну, с Богом! – сказала Алена и приоткрыла дверь комнаты на втором этаже. Сначала немного, затем нараспашку. Предмет кровожадности сидел на кровати и облизывал свои лапищи. Весил он не меньше двенадцати килограммов. Убедившись в нашем намерении не отступать назад, недовольно заурчал, зашипел и скрылся под кроватью.