Страница:
– Ничего не получится. – Ал развалился в своем углу, подоткнув под спину удобную подушку.
– Почему не получится? – Глаза Винка были переполнены злобой и одновременно страхом. – Ты что же, сучий потрох, своих решил бросить? – Его рука метнулась к поясу, где, должно быть, он привык держать нож. – Так я же тебя голыми руками на кусочки порву.
– Меня-то за что? Я же пришел и сказал, что ихний даймё желает беседовать только с капитаном или кормчим. О переводчиках ничего не было сказано.
– А как же мы с ним поймем друг друга без толмача? Без переводчика никак нельзя. – Глаза Винка заметались, на лбу выступили крупные капли пота. Наконец до него дошло, что хотел сказать Ал.
– Переводить будет отец Себастьян, или Себастью, как его тут называют. Я же вам сказал, когда пришел. – Он притворно зевнул.
– Этот напереводит! Очернит, как пить дать. Тем более если у него к нашему брату личные счеты, – заохал негоциант. – Распнут или голову долой, а то и на костер. Как у них тут с пиратами обходятся?
– По-разному обходятся, – утешил его Ал. – Кого-то в котле живьем сварят, кого-то на кол посадят, кого-то, ясное дело, – распнут, а кому-то прямая дорога на костер. Японцы много видов казней знают, они нас всех по-разному порешат, а у них еще полна коробочка всякого разного останется.
– Что же делать? – заныл Баккус.
– Единственный шанс, – Ал гостеприимно указал на место в своем углу. – Присоединяйтесь. Выбирайте меня капитаном или кормчим, и я буду вести переговоры.
– Какой умный! Вот так, в море не ходивши, добычи не бравши, и в капитаны! – взорвался Винк.
Несколько человек попытались наброситься на Александра, но он быстро раскидал их, демонстративно стараясь наделать как можно больше шуму и круша тонкие перегородки. На шум к месту потасовки уже бежали самураи, Александр выскочил навстречу и, приметив Оми, кинулся ему в ноги.
– Оми-сама, помогите мне, пожалуйста. Спасите! – прокричал он на ломаном японском. – Оми-сама – я капитан этого корабля, я поддерживаю здесь порядок, а моя команда подняла бунт против меня. Помогите, пожалуйста, накажите их за неповиновение.
Оми отдал короткий приказ, и в то же мгновение ворвавшиеся в комнату самураи успокоили потасовку, оглушив тройку самых буйных и связав остальных. Оми снова что-то гавкнул. Мимо них протащили упирающихся, орущих проклятия и скулящих от страха матросов.
Глава 6
Ал ел рис в полном одиночестве в большой и словно осиротевшей после выдворения оттуда команды комнате. Порядок был восстановлен, сквозь тонкую рисовую бумагу на Ала изливался свет луны. Он сам попросил не приносить дополнительного света, желая побыть какое-то время в одиночестве.
На душе было неспокойно. Он думал о моряках, которых предал и которые, быть может, уже сейчас сидят в яме, сетуя на судьбу и проклиная его на чем свет стоит.
«Муки совести, этого еще не хватало, – обругал он себя, – предал, но кого? Людей, которые жили в начале семнадцатого века? Книжных героев? Или еще того веселее – виртуальных персонажей?! Глупости!»
Да, за все свои компьютерные жизни Ал истребил бессчетное количество монстров, посылал в бой, часто и на неминуемую гибель, целые армии, терял друзей. Но все это было не то. Винк, Питерзон, Крок, другие – были совсем как он. Проблема заключалась в том, что все они были слишком живыми, чересчур настоящими, хотя этого, конечно, не могло быть.
Ал отправил в рот еще немного риса и запил бульоном из мидий. И рис, и бульон имели вкус. Более того, они имели вкус традиционной японской кухни.
«Если я поднесу руку к пламени или меня ударят, я почувствую боль. А это значит, что, если с командой что-нибудь случится, я буду испытывать чувство вины, потому что сам послал их на гибель».
Он встал и прошелся по комнате. Циновки были приятными на ощупь, ступать по ним босыми ногами доставляло удовольствие.
«Надо успокоиться», – Ал сел и попытался остановить поток мыслей, слушая, казалось, нарастающее с каждой минутой пение цикад.
Ничего не получилось. Перед глазами стояли картины из «Сегуна» – смерть Питерзона, пытка юнги. «Вот как, наверное, чувствуют себя провидцы. Погано чувствуют. Ведь я знаю, что негоциант завтра должен погибнуть, а юнгу посадят в котел, чтобы сломить гордый нрав Блэкторна. Я читал все это много раз и все равно предал их всех. Отдал на заклание. Я и никто другой! – Ал хотел поспорить сам с собой, выдвинуть прежние аргументы, но добился только того, что снова обругал себя. – Не стоит прикрываться книгой и тем, что все уже было написано. Ты попал сюда, Блэкторн сошел с ума. Сколько еще будет помех и несоответствий? Быть может, и команда не должна была попасть в яму, ведь, по книге, в яму они попадают после того, как даймё беседует с кормчим и тот нападает на священника и топчет распятье. Здесь же никакой встречи не было, а значит, не отправь я команду в яму, они сейчас спокойно ели бы рис, травили морские байки и жаловались на судьбу».
Но с другой стороны – что оставалось делать? Команда ни за что не признала бы его капитаном, а значит, без Блэкторна они легко могли бы сделаться жертвами иезуитов. Теперь же, напуганные и мысленно распрощавшись со своими трижды проклятыми жизнями, они вынуждены будут искать в нем защиты и заступничества перед властями.
А значит – все верно. Что же касается матросни, то, учитывая их нелюбовь к чистоте, одна ночь в помоях не слишком сильно повлияет на их тонкие вкусы и ранимые души.
Ал отодвинул сёдзи и, бесшумно ступая, прошел через коридор, оказавшись на крыльце.
Первое, что увидел Ал, была луна. Огромная, она висела напротив лица геймера, изливая на него свой мистический свет.
– Комбан-ва, Тсуки-сама! Добрый вечер, госпожа Луна! – невольно вырвалось у Александра. Он нащупал на полке сандалии и, надев их прямо на голые ноги, вышел в сад. Охраны как будто не было. Не замеченный никем, Ал скользнул на улицу.
Луна светила со стороны бухты. Должно быть, там, над водой, она была особенно прекрасной. Мимо Ала прошла стайка девушек, в руках одной из них был изящный деревянный ящичек, две другие несли рыбу и фрукты. При виде чужеземца они начали шептаться, украдкой бросая на него любопытные взгляды.
– Комбан-ва, – поздоровался Ал, и ему ответили.
Где-то залаяла собака. Александр свернул у приметной хижины с мандариновым садиком и увидел море.
Луна здесь действительно выглядела царственной богиней ночи. Легкий бриз чуть касался своими крылами поверхности воды, отчего та сделалась похожей на чешую морского дракона. Казалось, словно луна истекает в море волшебным серебряным эликсиром. И затем она – волна за волной, блестя и переливаясь – течет к нему, к Алу, чтобы напитать его своим светом и сиянием. Волна за волной, волна за волной…
Вдруг Александр осознал, что он не один и, кроме него, здесь есть еще кто-то. Он медленно повернулся и увидел величественную фигуру Ябу. Конечно, прежде Ал никогда не видел даймё, но это мог быть только он. Гордый, своенравный и коварный князь провинции Индзу. Мечи даймё сверкали в лунном свете так, словно ночная повелительница напитала их своей силой. Но Ала поразило не количество оружия на даймё. Его лицо – спокойное и безмятежное, словно маска медитирующего Будды, – резко контрастировало с глазами.
Рискуя быть пойманным, Ал уставился на лицо даймё, но вскоре был вынужден отвести взгляд. Глаза были яркими и блестящими до такой степени, что казались светящимися в ночи.
Ал проследил за взглядом Касиги Ябу и догадался, что тот смотрит на галеру. На которой, согласно книге, должен был прибыть друг Таранаги Хиромацу, прозванный среди самураев Железным Кулаком. Этот самый Хиромацу должен был в дальнейшем сыграть определенную роль в намечающемся спектакле, да и в жизни Блэкторна. Но сейчас об этом не следовало особо задумываться. Если галера здесь, значит, Ябу уже потерял власть и над кораблем, и над командой, и над его – Ала – судьбой. Стало быть, Ябу кипит от злости, пытаясь вычислить предателя, сдавшего его главному даймё страны Таранаги.
«А ведь я могу ответить на твой вопрос, Ябу-сама. Я знаю, кто послал голубя Таранаге. Это Мура – один из руководителей его шпионской сети», – подумал Ал.
Появилась бредовая мысль – рассказать об этом Ябу. Предложить ему не отдавать корабль, а вместо этого вооружить своих самураев имеющимися на борту мушкетами, построить другие корабли и, заручившись поддержкой остальных даймё, покончить с Таранагой и малолетним сыном Тайку, став военным правителем – сёгуном.
Идея казалась безумной, но одновременно с тем вполне выполнимой. Ал лихорадочно соображал. Сдать Муру, но нет никаких доказательств его вины.
А разве пришедшая по пятам Ябу галера не ярчайшее свидетельство наличия предателя? А раз так, у Ябу будет возможность пытать старосту, и, может, тот расколется.
В этом случае Ал с гарантией спасает команду. Они необходимы Ябу-сан как специалисты в своем деле – причем каждый на вес золота. Станет Ябу выбрасывать в море золото, при помощи которого можно получить власть? Вряд ли.
Конечно, отказавшись отдать Таранаги корабль, Ябу придется перебить присланных на Андзиро самураев. И Таранага будет просто обязан произвести ответные действия. Но что могут луки и мечи против кремневых ружей, мушкетов и пушек?
Кроме того, в Японии нет флота, только джонки, которые не отходят далеко от берега. А значит, если Ябу приобретает хотя бы один боевой корабль, он получает возможность контролировать границы. Корабль – это не крепость, стоящая в определенном месте, это подвижная крепость, которая будет курсировать вокруг японских островов, не давая местным даймё и самому Таранаге носа высунуть из-за укреплений.
Ал перевел дух. Конечно, в этом случае он обрывал линию книги, уходя на запасной путь, но игра, как кажется, стоила свеч. Сделать Ябу сегуном, а себя… и тут Александр осекся. Если уж выводить кого-то в верховные командующие – так Таранагу. Потому как со времен воцарения безродного крестьянина, ставшего легендарным Тайку, законы изменились. И желающему подмять под себя остальных даймё сперва следует пройти длинную иерархическую лестницу. По книге, Таранага уже сейчас главный даймё в стране, он в шаге от поста сегуна – он член Совета регентов и находится в родственных отношениях с семьей Тайку. Что же касается Ябу – он скоро станет союзником и вассалом Таранаги. Конечно, бывает такое, что воинственный вассал скидывает своего господина, присваивая себе трон и корону по праву сильнейшего. Не раз так бывало и в истории Японии, но вот хватит ли амбиций у Ябу?
По книге, он страстно желал власти, но при этом ничего и не предпринимал, неделями ожидая вызова к начальству, получая лишь вежливые отказы. Вот и ответ: тот, кто хочет мечтать, – мечтает. Ставить нужно на того, кто реально кует победу. На Таранагу!
Ал еще раз посмотрел на Ябу и отправился обратно в деревню. Когда его тень скрылась из вида, Ябу вздохнул, разминая затекшие суставы.
«Варвар явно пытался что-то сказать? Но вот только что?» – Внутренним чутьем даймё знал, что его карма и карма таинственного Золотого Варвара, как он его называл, связаны.
Мало того, приезжавший пять лет назад в Эдо[5] китайский астролог предсказал ему эту встречу. На его земле, в год, когда третьему внуку исполнится шесть лет. С этими новыми варварами связывалась надежда на новый поворот в жизни. И вот теперь Золотой Варвар ушел, не обронив ни единого слова. Тайна едва-едва приоткрыла полупрозрачные седзи, и вот он опять стоит перед запертой дверью.
Но действительно ли запертой? Быть может, Золотой Варвар решил, что еще не время. Он мог приглядываться, искать подходящие слова. Как жалко, что я не могу говорить с ним без переводчика. Быть может, тогда я сумел бы, сделав его своим вассалом, получить столь необходимую мне власть над морем или, по крайней мере, выяснил, какие мысли посещали его, когда он смотрел на луну? Быть может, варвар написал стихотворение. Хотя это вряд ли – всем известно, что белые варвары нечутки к поэзии.
Глава 7
Ал попытался протереть глаза, и неожиданно это ему удалось. Ал лежал в луже нечистот – рыбьи головы и потроха, гнилые водоросли, грязь, смрад и целое полчище мух.
С трудом преодолевая рвотные спазмы, Ал сел. Он находился в яме два на два. Рядом с ним сидели, лежали и стояли сданные им же властям моряки голландского капера «Лифде», который он по привычке продолжал именовать звучным именем «Эразм».
– Ты жив, негоциант? – подскочил к нему Крок. – Ничего не сломал себе при падении?
– Каком падении? – не понял Ал, поднимаясь и отряхиваясь от мерзкой жижи. На его место тут же плюхнулся Корф.
– Тебя косоглазые ночью приволокли и сбросили к нам.
Ал автоматически посмотрел вверх, оценивая расстояние. Теперь он и сам вспомнил, как его разбудили посреди ночи самураи. И как он надавал двоим или троим по шеям. Хотя правильнее было бы сказать – они ему.
– Ну что, вспомнил? – тормошил его юнга.
В этот момент воздух огласил нечеловеческий вопль, заставивший сидящих в яме людей съежиться. Кто-то начал читать молитву, кто-то попытался заткнуть пальцами уши.
– Кто?
– Питерзон, – выдохнул Винк, то и дело хлопая себя по щеке, он пытался расправиться с облепившими его мухами. – Мы вот что решили, господин Глюк. – Артиллерист старался не поднимать на Александра глаз. – Если все так получается – адмирал преставился, а кормчий… – Он сплюнул, кивнув в сторону неподвижно сидящего и смотрящего в одну точку Адамса. – Словом – ты капитан. Без тебя нам не сдюжить это дело. Питерзон первый. За ним очередь кормчего. Не знаю… Но, как ты капитан, иди и поговори с ними. Люди они, в конце концов, или нет… Да, еще прихвати с собой этого. – Он пнул ногой сидящего в углу и, подобно кормчему, смотрящего в одну точку японца. – Может, удастся обменять его жизнь на наши. Как-никак самурай.
– Не получится. Им плевать на жизнь.
Ал лихорадочно вспоминал главу, в которой вместе с моряками в яме оказался самурай.
«Ну да. Оми сказал, что пощадит всех, кроме одного, кого, должна была решить команда. Все тянули соломинки, выпало идти, кажется, Винку, но в последний момент Блэкторн устроил потасовку. В результате которой один из самураев низвергнулся в яму, и Оми забрал первого попавшегося, а именно беднягу Питерзона».
– Самурай велел подниматься Винку, но он от страха не мог даже пошевелиться. И тут кормчий… безумный, что с него взять, – прервал ход размышлений Крок. – В общем, мы схватились и… – Он беспомощно развел руками. – Я думал, заложник – хорошее дело…
– Насколько я знаю японцев, максимум, на что он может рассчитывать, это разрешение покончить жизнь самоубийством. Думаю, что, если это заслуженный воин, Оми позволит ему сделать себе сэппуку. Но только в яме. Ведь он провинился, не выполнил приказ, позволил взять себя в плен…
– Еще одну душу загубили, – завыл Корф. – Ой, чую я геенну огненную. Ой, попотчуют черти нас в аду угольками…
– А они сами выбрали Питерзона, вы не тянули жребий?
– Как можно… – Винк казался растерянным. – Ты бы еще сказал, кости бросили. Понимать нужно.
Ал задумался – сюжет начал изменяться, и это было не к добру. Потому как пока все идет как по-писаному – ты встречаешься лишь с теми, о ком тебе что-то известно, и это преимущество. Но стоит тебе только чуть-чуть отойти в сторону – ты ничего и никого не знаешь.
К яме кто-то подошел, Ал заметил тень, так, как если бы кто-то стоял в шаге от отверстия в земле, поджидая кого-то или подслушивая. Судя по тому, что часовые не окликнули его, это был кто-то из своих.
«Нужно срочно что-то предпринять, чтобы восстановить нить истории, – лихорадочно соображал Ал. – Ясно же, что уже само мое появление здесь прорвало тонкую канву событий. Когда камень падает в воду, по ее поверхности разбегаются круги. Но потом вода снова спокойна и безмятежна. И только в глубине ее камень.
В истории был только один кормчий Адамс, в книге Блэкторн – это значит, я должен слиться с кормчим в одно целое. Отправиться вместе с ним в Осаку, убедить в своей полезности Таранагу».
Новый крик отвлек его от размышлений. По спине бежали мурашки.
«Нужно убедить японцев, что Уильям Адамс и я неразделимы. Что он не может функционировать без меня, а я без него. Потому что, если я просто назовусь кормчим, меня расколют в первом же порту. Да что там в порту, по сюжету – ближайший экзамен по судоходству должен произойти уже в бухте Андзиро. На борту недавно причалившей галеры».
Ал ясно помнил эту сцену: португальский кормчий Васко Родригес, прежде чем принять Блэкторна на борт, устраивает ему форменное испытание. Что же он спросил? Какую-то широту… при всем своем, надо сказать, достаточно хорошем знании книги, Ал не заучивал морские термины. А зря…
Над ямой послышались шаги. Ал поднял голову и увидел Оми. Решетку поспешно убрали. Два самурая спускали вниз лестницу.
– Андзин-сан! – скомандовал Оми, показав рукой, что кормчий должен подняться к нему наверх.
Ал помог Адамсу подняться на ноги и, подведя его к лестнице, кивнул Оми.
– Ваташи-ва цуяка дес. Я переводчик.
Оми не прореагировал. В то время как Адамс с неожиданной прытью поднялся наверх. Ал попытался было последовать за ним, но следящий за лестницей самурай пригрозил мечом. Решетка вернулась на прежнее место. Ал услышал обращенные к нему со всех сторон отборнейшую брань и угрозы. Но даже не посмотрел в сторону клянущих его на чем свет стоит людей. Он знал, что при случае сумеет навешать им, даже если матросня полезет целым скопом.
Сейчас его больше интересовало то, что происходило наверху. То, что Оми, забрав Адамса, оставил лестницу, красноречиво говорило о том, что намечается продолжение разговора. И действительно, через пять минут к яме снова подлетели самураи, решетка поднялась и со стуком грохнулась об землю. Ал увидел ноги самурая, торопливо спускающегося по лестнице, и тут же его схватили за шиворот и потащили наверх.
– Полегче, мужики, какого черта?! – заорал он по-русски.
Ал щурился на солнце, силясь восстановить зрение и пытаясь увернуться от самураев, которые стягивали с него грязные вещи. Голова кружилась, он почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Потом колени стукнулись о твердое. Александр нащупал руками землю и тут же лишился и этой опоры. Кто-то стянул с него мокрый, провонявший рыбой свитер, потом майку. С джинсами самураям пришлось повозиться, так что Алу удалось даже пару раз лягнуть противников.
Он услышал над головой отрывистый приказ, и тут же его поволокли куда-то, подняли, и в следующее мгновение он оказался в теплой воде.
«Слава богу. Это всего лишь ванна», – подумал Ал, умывая лицо, как вдруг обоняние донесло до него запах костерка. Ал открыл глаза и завопил что есть духу. Он сидел в большом котле, под которым самураи разводили огонь. Тут же стоял одетый в оранжевые одежды буддийского монаха, но с белыми четками в руках и распятьем европеец. Должно быть, отец Себастью. В пяти шагах от котла находился Оми, и перед ним в позе медитирующего Будды сидел окончательно свихнувшийся Адамс.
Ал попытался взять себя в руки и не паниковать. Конечно, он помнил эту сцену в деталях. Только на его месте в котле должен был оказаться юнга. Почему выбрали его? Да потому, что он, как дурак, стоял у лестницы в поисках приключений на свою задницу. Дождался.
Оми снова о чем-то спросил кормчего, и священник сбивчиво перевел его слова. Грохот, производимый самураями у котла, заглушал весь разговор, так что невозможно было разобрать ни единого слова.
– Даме! – гаркнул Ал на устроивших возню самураев. – Сачо-сан ханаши суру! Отставить! Хозяин говорит!
На секунду самураи встали как вкопанные, видимо, уловив смысл коряво построенной фразы, а Оми прыснул.
Одобренный произведенным эффектом, Ал собрался с силами, готовя снаряд следующей фразы и одновременно с тем заставляя тело не реагировать на солидное повышение температуры воды. В конце концов, вода в котле не может закипеть за две минуты, а значит, пока незачем и паниковать.
– Офуро аригато, Оми-сан! Спасибо за ванну, господин Оми! – заорал он.
Оми резко развернулся и, сделав знак священнику и самураям, подошел к котлу.
– Кто ты такой? – спросил Оми, с интересом изучая Ала.
Такую простую фразу Ал перевел без помощи священника.
– Алекс Глюк. – Он сделал над собой усилие и приветливо улыбнулся Оми. – Ваташи-ва то Адамсу-сан. – Он кивнул в сторону кормчего. – Андзин-сан дес. Я и господин Адамс кормчие.
– Втари? Вдвоем?
Ал попытался подобрать японские слова, но не смог, вода нагревалась, сердце бешено колотилось, мысли путались.
– Втари хонто. Вдвоем, правда, – наконец изрек он, радуясь тому, что пока может не прибегать к помощи иезуита.
Оми произнес длинную фразу и, поскольку Ал ничего не понял, велел священнику переводить.
– Господин Оми спрашивает, что делают на борту корабля сразу два кормчих. У вас такой обычай? – нарочно растягивая слова, перевел отец Себастью.
– Мы работаем в две смены. Один несет вахту, другой спит, – нашелся Ал.
Над водой летала легкая дымка, снизу поднимался жар.
– Мы всегда вдвоем. Вы же видите – он безумен. Только я знаю его, только я могу заставить его работать.
– Хонто? Правда? – Лицо Оми выражало живой интерес.
– Хай! Да! – не дожидаясь перевода, гаркнул Ал.
– Господин Оми говорит, что если вы обещаете подчиняться ему во всем, будете делать все, что он ни скажет, и дадите слово за господина Адамса, господин Оми велит снова поселить вас в человеческом жилье и каждый день будет выпускать из ямы по одному из ваших людей. Вам это подходит?
– Хай! Да! – чуть было не заплакал Ал, сдерживая в себе стоны боли. Вода была еще вполне приемлемой температуры, в то время как днище раскалилось и больно жгло ноги и задницу.
– Кроме того, господин Оми хочет, чтобы вы больше не теряли контроля над своими людьми. В Японии любые попытки бунта против своего сюзерена караются немедленной и позорной смертью.
– Хай!
– Господин Оми говорит, что ваше имя по-японски звучит Арекусу Грюку – это трудно запомнить, что же касается имени вашего друга, оно и того хуже. Поэтому отныне и вас, и его будут звать одинаково – Андзин-сан. Андзин – кормчий по-японски, у них только самураи имеют имена, простой люд зовут по роду их занятий, рыбак, землекоп, носильщик. Это не обидно.
– Понятно. Дальше. – Ал начал задыхаться, сердце, казалось, готово было выскочить из груди.
Оми снова заговорил, и Себастьян перевел:
– Господину Оми показалось, что вам понравилась ванна, которую он вам предоставил? Может, вам еще посидеть там?
Оми поднял красивые, точно женские, брови, оттягивая освобождение и проверяя крепость своего пленника.
– Скоши отсуй. Немножко горячо, – заставил себя улыбнуться Ал и потерял сознание.
Глава 8
Отдохнув остаток дня, помывшись и получив чистое кимоно, пояс, набедренную повязку, сандалии и белые носки, на которых один палец был отделен от остальных, все в двух комплектах – для него и Уильяма Адамса, Ал приготовился ждать дальнейших распоряжений, похоже, взявшего над ним шефство Оми.
Он помог слугам помыть и переодеть безразличного ко всему Адамса, по ходу дела придумав легенду их знакомства и дружбы. Эту историю он собирался рассказывать японцам, а значит, она должна была быть понятной им, вызывать какие-то чувства. Выходило неплохо.
Без особых проблем они погрузились на галеру, куда были перенесены уже все ящики с мушкетами и ценным грузом «Лифде». Ал упал на койку кормчего и тут же уснул.
Когда он проснулся посреди ночи и вышел на палубу, он увидел, как таинственным образом оживший Уильям Адамс командует матросами, поощряемый сидящим в кресле кормчего толстяком-европейцем.
Позже, когда впереди замелькала береговая линия, испещренная осколками скал, толстяк взял управление галерой в свои руки, отпустив Адамса. Проходя мимо Ала, кормчий вежливо поздоровался с ним, похвалив погоду и сделав комплимент насчет знания Ала японского.
По книге они должны были попасть в шторм, но небо было спокойным, а воздух теплым и влажным.
«Опять несоответствие. А ведь этот шторм очень важен для всей дальнейшей судьбы Блэкторна, то есть Адамса, – рассуждал сам с собой Ал. – Во время шторма должно было смыть кормчего Родригеса, которого на следующий день спасли Блэкторн и Ябу-сан. Благодаря этому Родригес в дальнейшем платил английскому кормчему добром. Во всяком случае не отравил его, хотя руки и чесались. Теперь же причинно-следственные связи распадались, как пережженные на солнце шторы».
– Почему не получится? – Глаза Винка были переполнены злобой и одновременно страхом. – Ты что же, сучий потрох, своих решил бросить? – Его рука метнулась к поясу, где, должно быть, он привык держать нож. – Так я же тебя голыми руками на кусочки порву.
– Меня-то за что? Я же пришел и сказал, что ихний даймё желает беседовать только с капитаном или кормчим. О переводчиках ничего не было сказано.
– А как же мы с ним поймем друг друга без толмача? Без переводчика никак нельзя. – Глаза Винка заметались, на лбу выступили крупные капли пота. Наконец до него дошло, что хотел сказать Ал.
– Переводить будет отец Себастьян, или Себастью, как его тут называют. Я же вам сказал, когда пришел. – Он притворно зевнул.
– Этот напереводит! Очернит, как пить дать. Тем более если у него к нашему брату личные счеты, – заохал негоциант. – Распнут или голову долой, а то и на костер. Как у них тут с пиратами обходятся?
– По-разному обходятся, – утешил его Ал. – Кого-то в котле живьем сварят, кого-то на кол посадят, кого-то, ясное дело, – распнут, а кому-то прямая дорога на костер. Японцы много видов казней знают, они нас всех по-разному порешат, а у них еще полна коробочка всякого разного останется.
– Что же делать? – заныл Баккус.
– Единственный шанс, – Ал гостеприимно указал на место в своем углу. – Присоединяйтесь. Выбирайте меня капитаном или кормчим, и я буду вести переговоры.
– Какой умный! Вот так, в море не ходивши, добычи не бравши, и в капитаны! – взорвался Винк.
Несколько человек попытались наброситься на Александра, но он быстро раскидал их, демонстративно стараясь наделать как можно больше шуму и круша тонкие перегородки. На шум к месту потасовки уже бежали самураи, Александр выскочил навстречу и, приметив Оми, кинулся ему в ноги.
– Оми-сама, помогите мне, пожалуйста. Спасите! – прокричал он на ломаном японском. – Оми-сама – я капитан этого корабля, я поддерживаю здесь порядок, а моя команда подняла бунт против меня. Помогите, пожалуйста, накажите их за неповиновение.
Оми отдал короткий приказ, и в то же мгновение ворвавшиеся в комнату самураи успокоили потасовку, оглушив тройку самых буйных и связав остальных. Оми снова что-то гавкнул. Мимо них протащили упирающихся, орущих проклятия и скулящих от страха матросов.
Глава 6
Ябу-сан
Философы говорят, что следует стремиться к золотой середине во всем. Самурай должен достичь золотой середины. Помедитировать в центре и идти дальше. Путь самурая как направленная стрела.
Из изречений господина Тода Хиромацу
Ал ел рис в полном одиночестве в большой и словно осиротевшей после выдворения оттуда команды комнате. Порядок был восстановлен, сквозь тонкую рисовую бумагу на Ала изливался свет луны. Он сам попросил не приносить дополнительного света, желая побыть какое-то время в одиночестве.
На душе было неспокойно. Он думал о моряках, которых предал и которые, быть может, уже сейчас сидят в яме, сетуя на судьбу и проклиная его на чем свет стоит.
«Муки совести, этого еще не хватало, – обругал он себя, – предал, но кого? Людей, которые жили в начале семнадцатого века? Книжных героев? Или еще того веселее – виртуальных персонажей?! Глупости!»
Да, за все свои компьютерные жизни Ал истребил бессчетное количество монстров, посылал в бой, часто и на неминуемую гибель, целые армии, терял друзей. Но все это было не то. Винк, Питерзон, Крок, другие – были совсем как он. Проблема заключалась в том, что все они были слишком живыми, чересчур настоящими, хотя этого, конечно, не могло быть.
Ал отправил в рот еще немного риса и запил бульоном из мидий. И рис, и бульон имели вкус. Более того, они имели вкус традиционной японской кухни.
«Если я поднесу руку к пламени или меня ударят, я почувствую боль. А это значит, что, если с командой что-нибудь случится, я буду испытывать чувство вины, потому что сам послал их на гибель».
Он встал и прошелся по комнате. Циновки были приятными на ощупь, ступать по ним босыми ногами доставляло удовольствие.
«Надо успокоиться», – Ал сел и попытался остановить поток мыслей, слушая, казалось, нарастающее с каждой минутой пение цикад.
Ничего не получилось. Перед глазами стояли картины из «Сегуна» – смерть Питерзона, пытка юнги. «Вот как, наверное, чувствуют себя провидцы. Погано чувствуют. Ведь я знаю, что негоциант завтра должен погибнуть, а юнгу посадят в котел, чтобы сломить гордый нрав Блэкторна. Я читал все это много раз и все равно предал их всех. Отдал на заклание. Я и никто другой! – Ал хотел поспорить сам с собой, выдвинуть прежние аргументы, но добился только того, что снова обругал себя. – Не стоит прикрываться книгой и тем, что все уже было написано. Ты попал сюда, Блэкторн сошел с ума. Сколько еще будет помех и несоответствий? Быть может, и команда не должна была попасть в яму, ведь, по книге, в яму они попадают после того, как даймё беседует с кормчим и тот нападает на священника и топчет распятье. Здесь же никакой встречи не было, а значит, не отправь я команду в яму, они сейчас спокойно ели бы рис, травили морские байки и жаловались на судьбу».
Но с другой стороны – что оставалось делать? Команда ни за что не признала бы его капитаном, а значит, без Блэкторна они легко могли бы сделаться жертвами иезуитов. Теперь же, напуганные и мысленно распрощавшись со своими трижды проклятыми жизнями, они вынуждены будут искать в нем защиты и заступничества перед властями.
А значит – все верно. Что же касается матросни, то, учитывая их нелюбовь к чистоте, одна ночь в помоях не слишком сильно повлияет на их тонкие вкусы и ранимые души.
Ал отодвинул сёдзи и, бесшумно ступая, прошел через коридор, оказавшись на крыльце.
Первое, что увидел Ал, была луна. Огромная, она висела напротив лица геймера, изливая на него свой мистический свет.
– Комбан-ва, Тсуки-сама! Добрый вечер, госпожа Луна! – невольно вырвалось у Александра. Он нащупал на полке сандалии и, надев их прямо на голые ноги, вышел в сад. Охраны как будто не было. Не замеченный никем, Ал скользнул на улицу.
Луна светила со стороны бухты. Должно быть, там, над водой, она была особенно прекрасной. Мимо Ала прошла стайка девушек, в руках одной из них был изящный деревянный ящичек, две другие несли рыбу и фрукты. При виде чужеземца они начали шептаться, украдкой бросая на него любопытные взгляды.
– Комбан-ва, – поздоровался Ал, и ему ответили.
Где-то залаяла собака. Александр свернул у приметной хижины с мандариновым садиком и увидел море.
Луна здесь действительно выглядела царственной богиней ночи. Легкий бриз чуть касался своими крылами поверхности воды, отчего та сделалась похожей на чешую морского дракона. Казалось, словно луна истекает в море волшебным серебряным эликсиром. И затем она – волна за волной, блестя и переливаясь – течет к нему, к Алу, чтобы напитать его своим светом и сиянием. Волна за волной, волна за волной…
Вдруг Александр осознал, что он не один и, кроме него, здесь есть еще кто-то. Он медленно повернулся и увидел величественную фигуру Ябу. Конечно, прежде Ал никогда не видел даймё, но это мог быть только он. Гордый, своенравный и коварный князь провинции Индзу. Мечи даймё сверкали в лунном свете так, словно ночная повелительница напитала их своей силой. Но Ала поразило не количество оружия на даймё. Его лицо – спокойное и безмятежное, словно маска медитирующего Будды, – резко контрастировало с глазами.
Рискуя быть пойманным, Ал уставился на лицо даймё, но вскоре был вынужден отвести взгляд. Глаза были яркими и блестящими до такой степени, что казались светящимися в ночи.
Ал проследил за взглядом Касиги Ябу и догадался, что тот смотрит на галеру. На которой, согласно книге, должен был прибыть друг Таранаги Хиромацу, прозванный среди самураев Железным Кулаком. Этот самый Хиромацу должен был в дальнейшем сыграть определенную роль в намечающемся спектакле, да и в жизни Блэкторна. Но сейчас об этом не следовало особо задумываться. Если галера здесь, значит, Ябу уже потерял власть и над кораблем, и над командой, и над его – Ала – судьбой. Стало быть, Ябу кипит от злости, пытаясь вычислить предателя, сдавшего его главному даймё страны Таранаги.
«А ведь я могу ответить на твой вопрос, Ябу-сама. Я знаю, кто послал голубя Таранаге. Это Мура – один из руководителей его шпионской сети», – подумал Ал.
Появилась бредовая мысль – рассказать об этом Ябу. Предложить ему не отдавать корабль, а вместо этого вооружить своих самураев имеющимися на борту мушкетами, построить другие корабли и, заручившись поддержкой остальных даймё, покончить с Таранагой и малолетним сыном Тайку, став военным правителем – сёгуном.
Идея казалась безумной, но одновременно с тем вполне выполнимой. Ал лихорадочно соображал. Сдать Муру, но нет никаких доказательств его вины.
А разве пришедшая по пятам Ябу галера не ярчайшее свидетельство наличия предателя? А раз так, у Ябу будет возможность пытать старосту, и, может, тот расколется.
В этом случае Ал с гарантией спасает команду. Они необходимы Ябу-сан как специалисты в своем деле – причем каждый на вес золота. Станет Ябу выбрасывать в море золото, при помощи которого можно получить власть? Вряд ли.
Конечно, отказавшись отдать Таранаги корабль, Ябу придется перебить присланных на Андзиро самураев. И Таранага будет просто обязан произвести ответные действия. Но что могут луки и мечи против кремневых ружей, мушкетов и пушек?
Кроме того, в Японии нет флота, только джонки, которые не отходят далеко от берега. А значит, если Ябу приобретает хотя бы один боевой корабль, он получает возможность контролировать границы. Корабль – это не крепость, стоящая в определенном месте, это подвижная крепость, которая будет курсировать вокруг японских островов, не давая местным даймё и самому Таранаге носа высунуть из-за укреплений.
Ал перевел дух. Конечно, в этом случае он обрывал линию книги, уходя на запасной путь, но игра, как кажется, стоила свеч. Сделать Ябу сегуном, а себя… и тут Александр осекся. Если уж выводить кого-то в верховные командующие – так Таранагу. Потому как со времен воцарения безродного крестьянина, ставшего легендарным Тайку, законы изменились. И желающему подмять под себя остальных даймё сперва следует пройти длинную иерархическую лестницу. По книге, Таранага уже сейчас главный даймё в стране, он в шаге от поста сегуна – он член Совета регентов и находится в родственных отношениях с семьей Тайку. Что же касается Ябу – он скоро станет союзником и вассалом Таранаги. Конечно, бывает такое, что воинственный вассал скидывает своего господина, присваивая себе трон и корону по праву сильнейшего. Не раз так бывало и в истории Японии, но вот хватит ли амбиций у Ябу?
По книге, он страстно желал власти, но при этом ничего и не предпринимал, неделями ожидая вызова к начальству, получая лишь вежливые отказы. Вот и ответ: тот, кто хочет мечтать, – мечтает. Ставить нужно на того, кто реально кует победу. На Таранагу!
Ал еще раз посмотрел на Ябу и отправился обратно в деревню. Когда его тень скрылась из вида, Ябу вздохнул, разминая затекшие суставы.
«Варвар явно пытался что-то сказать? Но вот только что?» – Внутренним чутьем даймё знал, что его карма и карма таинственного Золотого Варвара, как он его называл, связаны.
Мало того, приезжавший пять лет назад в Эдо[5] китайский астролог предсказал ему эту встречу. На его земле, в год, когда третьему внуку исполнится шесть лет. С этими новыми варварами связывалась надежда на новый поворот в жизни. И вот теперь Золотой Варвар ушел, не обронив ни единого слова. Тайна едва-едва приоткрыла полупрозрачные седзи, и вот он опять стоит перед запертой дверью.
Но действительно ли запертой? Быть может, Золотой Варвар решил, что еще не время. Он мог приглядываться, искать подходящие слова. Как жалко, что я не могу говорить с ним без переводчика. Быть может, тогда я сумел бы, сделав его своим вассалом, получить столь необходимую мне власть над морем или, по крайней мере, выяснил, какие мысли посещали его, когда он смотрел на луну? Быть может, варвар написал стихотворение. Хотя это вряд ли – всем известно, что белые варвары нечутки к поэзии.
Глава 7
Ванна от Оми-сан
Достигнув золотой середины, самурай может помедитировать там, но еще лучше, если он совершит там сэппуку.
Из мудрых изречений самурая Тода Бунтаро
Ал попытался протереть глаза, и неожиданно это ему удалось. Ал лежал в луже нечистот – рыбьи головы и потроха, гнилые водоросли, грязь, смрад и целое полчище мух.
С трудом преодолевая рвотные спазмы, Ал сел. Он находился в яме два на два. Рядом с ним сидели, лежали и стояли сданные им же властям моряки голландского капера «Лифде», который он по привычке продолжал именовать звучным именем «Эразм».
– Ты жив, негоциант? – подскочил к нему Крок. – Ничего не сломал себе при падении?
– Каком падении? – не понял Ал, поднимаясь и отряхиваясь от мерзкой жижи. На его место тут же плюхнулся Корф.
– Тебя косоглазые ночью приволокли и сбросили к нам.
Ал автоматически посмотрел вверх, оценивая расстояние. Теперь он и сам вспомнил, как его разбудили посреди ночи самураи. И как он надавал двоим или троим по шеям. Хотя правильнее было бы сказать – они ему.
– Ну что, вспомнил? – тормошил его юнга.
В этот момент воздух огласил нечеловеческий вопль, заставивший сидящих в яме людей съежиться. Кто-то начал читать молитву, кто-то попытался заткнуть пальцами уши.
– Кто?
– Питерзон, – выдохнул Винк, то и дело хлопая себя по щеке, он пытался расправиться с облепившими его мухами. – Мы вот что решили, господин Глюк. – Артиллерист старался не поднимать на Александра глаз. – Если все так получается – адмирал преставился, а кормчий… – Он сплюнул, кивнув в сторону неподвижно сидящего и смотрящего в одну точку Адамса. – Словом – ты капитан. Без тебя нам не сдюжить это дело. Питерзон первый. За ним очередь кормчего. Не знаю… Но, как ты капитан, иди и поговори с ними. Люди они, в конце концов, или нет… Да, еще прихвати с собой этого. – Он пнул ногой сидящего в углу и, подобно кормчему, смотрящего в одну точку японца. – Может, удастся обменять его жизнь на наши. Как-никак самурай.
– Не получится. Им плевать на жизнь.
Ал лихорадочно вспоминал главу, в которой вместе с моряками в яме оказался самурай.
«Ну да. Оми сказал, что пощадит всех, кроме одного, кого, должна была решить команда. Все тянули соломинки, выпало идти, кажется, Винку, но в последний момент Блэкторн устроил потасовку. В результате которой один из самураев низвергнулся в яму, и Оми забрал первого попавшегося, а именно беднягу Питерзона».
– Самурай велел подниматься Винку, но он от страха не мог даже пошевелиться. И тут кормчий… безумный, что с него взять, – прервал ход размышлений Крок. – В общем, мы схватились и… – Он беспомощно развел руками. – Я думал, заложник – хорошее дело…
– Насколько я знаю японцев, максимум, на что он может рассчитывать, это разрешение покончить жизнь самоубийством. Думаю, что, если это заслуженный воин, Оми позволит ему сделать себе сэппуку. Но только в яме. Ведь он провинился, не выполнил приказ, позволил взять себя в плен…
– Еще одну душу загубили, – завыл Корф. – Ой, чую я геенну огненную. Ой, попотчуют черти нас в аду угольками…
– А они сами выбрали Питерзона, вы не тянули жребий?
– Как можно… – Винк казался растерянным. – Ты бы еще сказал, кости бросили. Понимать нужно.
Ал задумался – сюжет начал изменяться, и это было не к добру. Потому как пока все идет как по-писаному – ты встречаешься лишь с теми, о ком тебе что-то известно, и это преимущество. Но стоит тебе только чуть-чуть отойти в сторону – ты ничего и никого не знаешь.
К яме кто-то подошел, Ал заметил тень, так, как если бы кто-то стоял в шаге от отверстия в земле, поджидая кого-то или подслушивая. Судя по тому, что часовые не окликнули его, это был кто-то из своих.
«Нужно срочно что-то предпринять, чтобы восстановить нить истории, – лихорадочно соображал Ал. – Ясно же, что уже само мое появление здесь прорвало тонкую канву событий. Когда камень падает в воду, по ее поверхности разбегаются круги. Но потом вода снова спокойна и безмятежна. И только в глубине ее камень.
В истории был только один кормчий Адамс, в книге Блэкторн – это значит, я должен слиться с кормчим в одно целое. Отправиться вместе с ним в Осаку, убедить в своей полезности Таранагу».
Новый крик отвлек его от размышлений. По спине бежали мурашки.
«Нужно убедить японцев, что Уильям Адамс и я неразделимы. Что он не может функционировать без меня, а я без него. Потому что, если я просто назовусь кормчим, меня расколют в первом же порту. Да что там в порту, по сюжету – ближайший экзамен по судоходству должен произойти уже в бухте Андзиро. На борту недавно причалившей галеры».
Ал ясно помнил эту сцену: португальский кормчий Васко Родригес, прежде чем принять Блэкторна на борт, устраивает ему форменное испытание. Что же он спросил? Какую-то широту… при всем своем, надо сказать, достаточно хорошем знании книги, Ал не заучивал морские термины. А зря…
Над ямой послышались шаги. Ал поднял голову и увидел Оми. Решетку поспешно убрали. Два самурая спускали вниз лестницу.
– Андзин-сан! – скомандовал Оми, показав рукой, что кормчий должен подняться к нему наверх.
Ал помог Адамсу подняться на ноги и, подведя его к лестнице, кивнул Оми.
– Ваташи-ва цуяка дес. Я переводчик.
Оми не прореагировал. В то время как Адамс с неожиданной прытью поднялся наверх. Ал попытался было последовать за ним, но следящий за лестницей самурай пригрозил мечом. Решетка вернулась на прежнее место. Ал услышал обращенные к нему со всех сторон отборнейшую брань и угрозы. Но даже не посмотрел в сторону клянущих его на чем свет стоит людей. Он знал, что при случае сумеет навешать им, даже если матросня полезет целым скопом.
Сейчас его больше интересовало то, что происходило наверху. То, что Оми, забрав Адамса, оставил лестницу, красноречиво говорило о том, что намечается продолжение разговора. И действительно, через пять минут к яме снова подлетели самураи, решетка поднялась и со стуком грохнулась об землю. Ал увидел ноги самурая, торопливо спускающегося по лестнице, и тут же его схватили за шиворот и потащили наверх.
– Полегче, мужики, какого черта?! – заорал он по-русски.
Ал щурился на солнце, силясь восстановить зрение и пытаясь увернуться от самураев, которые стягивали с него грязные вещи. Голова кружилась, он почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Потом колени стукнулись о твердое. Александр нащупал руками землю и тут же лишился и этой опоры. Кто-то стянул с него мокрый, провонявший рыбой свитер, потом майку. С джинсами самураям пришлось повозиться, так что Алу удалось даже пару раз лягнуть противников.
Он услышал над головой отрывистый приказ, и тут же его поволокли куда-то, подняли, и в следующее мгновение он оказался в теплой воде.
«Слава богу. Это всего лишь ванна», – подумал Ал, умывая лицо, как вдруг обоняние донесло до него запах костерка. Ал открыл глаза и завопил что есть духу. Он сидел в большом котле, под которым самураи разводили огонь. Тут же стоял одетый в оранжевые одежды буддийского монаха, но с белыми четками в руках и распятьем европеец. Должно быть, отец Себастью. В пяти шагах от котла находился Оми, и перед ним в позе медитирующего Будды сидел окончательно свихнувшийся Адамс.
Ал попытался взять себя в руки и не паниковать. Конечно, он помнил эту сцену в деталях. Только на его месте в котле должен был оказаться юнга. Почему выбрали его? Да потому, что он, как дурак, стоял у лестницы в поисках приключений на свою задницу. Дождался.
Оми снова о чем-то спросил кормчего, и священник сбивчиво перевел его слова. Грохот, производимый самураями у котла, заглушал весь разговор, так что невозможно было разобрать ни единого слова.
– Даме! – гаркнул Ал на устроивших возню самураев. – Сачо-сан ханаши суру! Отставить! Хозяин говорит!
На секунду самураи встали как вкопанные, видимо, уловив смысл коряво построенной фразы, а Оми прыснул.
Одобренный произведенным эффектом, Ал собрался с силами, готовя снаряд следующей фразы и одновременно с тем заставляя тело не реагировать на солидное повышение температуры воды. В конце концов, вода в котле не может закипеть за две минуты, а значит, пока незачем и паниковать.
– Офуро аригато, Оми-сан! Спасибо за ванну, господин Оми! – заорал он.
Оми резко развернулся и, сделав знак священнику и самураям, подошел к котлу.
– Кто ты такой? – спросил Оми, с интересом изучая Ала.
Такую простую фразу Ал перевел без помощи священника.
– Алекс Глюк. – Он сделал над собой усилие и приветливо улыбнулся Оми. – Ваташи-ва то Адамсу-сан. – Он кивнул в сторону кормчего. – Андзин-сан дес. Я и господин Адамс кормчие.
– Втари? Вдвоем?
Ал попытался подобрать японские слова, но не смог, вода нагревалась, сердце бешено колотилось, мысли путались.
– Втари хонто. Вдвоем, правда, – наконец изрек он, радуясь тому, что пока может не прибегать к помощи иезуита.
Оми произнес длинную фразу и, поскольку Ал ничего не понял, велел священнику переводить.
– Господин Оми спрашивает, что делают на борту корабля сразу два кормчих. У вас такой обычай? – нарочно растягивая слова, перевел отец Себастью.
– Мы работаем в две смены. Один несет вахту, другой спит, – нашелся Ал.
Над водой летала легкая дымка, снизу поднимался жар.
– Мы всегда вдвоем. Вы же видите – он безумен. Только я знаю его, только я могу заставить его работать.
– Хонто? Правда? – Лицо Оми выражало живой интерес.
– Хай! Да! – не дожидаясь перевода, гаркнул Ал.
– Господин Оми говорит, что если вы обещаете подчиняться ему во всем, будете делать все, что он ни скажет, и дадите слово за господина Адамса, господин Оми велит снова поселить вас в человеческом жилье и каждый день будет выпускать из ямы по одному из ваших людей. Вам это подходит?
– Хай! Да! – чуть было не заплакал Ал, сдерживая в себе стоны боли. Вода была еще вполне приемлемой температуры, в то время как днище раскалилось и больно жгло ноги и задницу.
– Кроме того, господин Оми хочет, чтобы вы больше не теряли контроля над своими людьми. В Японии любые попытки бунта против своего сюзерена караются немедленной и позорной смертью.
– Хай!
– Господин Оми говорит, что ваше имя по-японски звучит Арекусу Грюку – это трудно запомнить, что же касается имени вашего друга, оно и того хуже. Поэтому отныне и вас, и его будут звать одинаково – Андзин-сан. Андзин – кормчий по-японски, у них только самураи имеют имена, простой люд зовут по роду их занятий, рыбак, землекоп, носильщик. Это не обидно.
– Понятно. Дальше. – Ал начал задыхаться, сердце, казалось, готово было выскочить из груди.
Оми снова заговорил, и Себастьян перевел:
– Господину Оми показалось, что вам понравилась ванна, которую он вам предоставил? Может, вам еще посидеть там?
Оми поднял красивые, точно женские, брови, оттягивая освобождение и проверяя крепость своего пленника.
– Скоши отсуй. Немножко горячо, – заставил себя улыбнуться Ал и потерял сознание.
Глава 8
На галере
Самурай должен часто смотреться в зеркало. Слуги не всегда подскажут самураю, что в его одежде непорядок. Природа слуг труслива, в то время как зеркала говорят правду.
Из изречений самурая Усаги Фудзико
Отдохнув остаток дня, помывшись и получив чистое кимоно, пояс, набедренную повязку, сандалии и белые носки, на которых один палец был отделен от остальных, все в двух комплектах – для него и Уильяма Адамса, Ал приготовился ждать дальнейших распоряжений, похоже, взявшего над ним шефство Оми.
Он помог слугам помыть и переодеть безразличного ко всему Адамса, по ходу дела придумав легенду их знакомства и дружбы. Эту историю он собирался рассказывать японцам, а значит, она должна была быть понятной им, вызывать какие-то чувства. Выходило неплохо.
Без особых проблем они погрузились на галеру, куда были перенесены уже все ящики с мушкетами и ценным грузом «Лифде». Ал упал на койку кормчего и тут же уснул.
Когда он проснулся посреди ночи и вышел на палубу, он увидел, как таинственным образом оживший Уильям Адамс командует матросами, поощряемый сидящим в кресле кормчего толстяком-европейцем.
Позже, когда впереди замелькала береговая линия, испещренная осколками скал, толстяк взял управление галерой в свои руки, отпустив Адамса. Проходя мимо Ала, кормчий вежливо поздоровался с ним, похвалив погоду и сделав комплимент насчет знания Ала японского.
По книге они должны были попасть в шторм, но небо было спокойным, а воздух теплым и влажным.
«Опять несоответствие. А ведь этот шторм очень важен для всей дальнейшей судьбы Блэкторна, то есть Адамса, – рассуждал сам с собой Ал. – Во время шторма должно было смыть кормчего Родригеса, которого на следующий день спасли Блэкторн и Ябу-сан. Благодаря этому Родригес в дальнейшем платил английскому кормчему добром. Во всяком случае не отравил его, хотя руки и чесались. Теперь же причинно-следственные связи распадались, как пережженные на солнце шторы».