Страница:
– Бяша, бяша, – позвала его Радка овечьим именем, на что мальчишки ответили дружным фырканьем. – Не смейтесь, Буян его звать, только любо ему на сякый мой зов откликаться.
Радка протянула ему руку, и конь сразу сунулся в ладонь теплыми влажными губами, подбирая крошки лакомства, протянутого девчонкой, и позволяя ей гладить себя по гриве.
– Вельми благий, да? Вы только не троньте его, занеже ко мне привык он, хозяин дозволяет, а вас и потоптать может. И еще… не сказывайте моим, что я хлеб ему давала. Попадет. Ужо поели его весь, а я припрятала корочку.
Мальчишки все-таки не выдержали и подвинулись чуть поближе рассмотреть красавца. А посмотреть было на что. Буян был небольшого росточка, в холке лишь чуть выше мальчишек, но серая в яблоках расцветка во все времена вызывала восхищение даже у далеких от лошадей людей. Седло было, по мнению более продвинутого в этом Тимки, какое-то низенькое, а стремена какие-то полукруглые, с шишечками по бокам.
– Видимо, шпоры, – тихонько прошептал он на ухо товарищу.
– Поглядевши? Дальше поведу вас, – отряхнула руки Радка. Но не успела зайти за угол дружинной избы, как оттуда неожиданно для нее выбежали трое запыхавшихся пацанов, каждый из которых выглядел чуть постарше гуляющих ребят. Были они также немного пошире в плечах, чем Вовка с Тимкой, уступая при этом им в росте.
– Гляньте, девка в рубе всем на смех явилась, – донеслось от одного из них, с рыжей шевелюрой, стриженной под горшок. – На истопку идешь, так она там дрова колет, на ловитву выходишь – и там пигалица в штанах. Ужель ты в отроки стремишься, а? Любо сходить за кусты да удами померяться, у кого длиннее? Шо не кигикаешь[4] согласие свое?
Радка густо покраснела и встала как вкопанная. Видимо, обидчики привыкли, что все нападки остаются без ответа, и рыжий собрался изгаляться дальше, но вперед неожиданно для него вылез Тимка, которому палец в рот было лучше не класть.
– А это хто тут кукарекает? Завелся никак петушок, у которого кукарекалка отросла? Ты эту свою кукарекалку в рот засунь, там и грызи. Недомерок несчастный…
Рыжий аж рот раскрыл от удивления. Он, конечно, не просто так зацепился за девчонку. Уже вся весь знала, что Антип привел христиан с детьми из других мест. Как же не сходить да не посмотреть, кто у него гостит? Заодно и проверить, что за новички такие. Если удача повернется лицом, то и кулаки почесать можно. Но такое… Прошла минута, а рыжий все еще слушал поток по смыслу понятных, но наполовину незнакомых ему слов, которые Тимка непрерывно изливал из себя подобно прохудившемуся водопроводному крану. Когда все же образовался секундный интервал из-за того, что Тимке пришлось глотнуть воздуха, справа от Радкиного обидчика выступил белобрысый паренек с еле заметными веснушками на щеках, обутый в грубо сработанные поршни, и быстро проговорил, успокаивающе опустив руку на Тимкино плечо:
– Мстислав я, айда драться за пажить. Его вот Андреем кличут, а обидчика вашего Вышатой. Пошли, негоже ждать, пока рыжий рот закроет, – это надолго. До темноты успеем обратиться, – и повернулся к воротам, не сомневаясь, что остальные последуют за ним.
Вернулись действительно до темноты, успев напоследок выкупаться в Дарье и приложить холодные речные камни на наливающиеся ссадины и синяки. При купании Радке выделили место чуть выше по течению, поскольку Мстислав рассудительно сказал, что невместно ей с ними плавать, даже в исподнем. Не дитя уже, пора привыкать, что девицей скоро станет.
А перед этим было официальное знакомство. Тимку Мстислав отдал Рыжему, которого Вышатой никто почти и не звал. Тимка доверие оправдал и выдал тому по первое число. А потом по второе, пока их не разнял Андрей, вызвавшийся смотреть, чтобы все было по правилам, хотя самих этих правил никто не оговаривал. Себе же Мстислав выбрал Вовку, и уже тому было выдано на орехи. У Мстиши, как называли заводилу местные ребята, отец был дружинником и уже обучал его кулачному бою и хитрым приемам. Поэтому у Вовки шансов не было. Однако, пару раз заставив его поваляться по земле, злорадствовать тот не стал, а позвал всех купаться. Что, впрочем, от него вполне ожидалось, так как Мстислав настолько все делал стремительно, быстро переключаясь с одного дела на другое, что излишняя трата времени на публичный показ своего превосходства над сверстниками выглядела бы для него просто чужеродной. А уж обижаться на самого Мстишу ни у кого и мыслей не возникло бы. Пока делаешь вид, что дуешься, тот уже усвищет по другим делам. Из-за такой стремительности в действиях все остальные на его фоне смотрелись просто увальнями, хотя никто к числу последних и не принадлежал. Так что, признав ничью, Тимка с Вовкой продолжили знакомство с близлежащей местностью – речкой, пажитью, тыном, окружающим весь… Они даже взобрались на холм со стороны Ветлуги, на склоне которого стояла деревня. Только раз, посреди визга и писка купания, мальчишки вскинулись, вслушиваясь в сторону деревни. Показалось – то ли гром далекий был, то ли выстрел грянул. Однако водные забавы взяли свое, и дальний грохот забылся. А вечером, еще до заката вся компания, наполненная впечатлениями от прожитого дня, втянулась обратно за ворота. Потом Вовка рассудительно заявил, что, возможно, если бы деревенские ребята были чуть постарше или им встретился бы не подвижный как ртуть в своих устремлениях Мстислав, а кто-нибудь другой, то дело могло бы кончиться ссорой и даже продолжительной войной за превосходство. Но случилось так, как случилось. Кроме того, сыграл свою роль тот факт, что встречавшие их испытывали жгучее любопытство по отношению к новичкам. В любом случае стычка, к общему удовлетворению, была замята, даже насчет Радки пришли к согласию. Мол, Рыжий, конечно, лопух и неправ в том, что постоянно докапывается к ней, но Радка ведет себя по-пацански, вот и получает за то. Радка было вскинулась, но Мстислав пообещал ей за всех, что дразнить данная троица ее больше не будет, и история была тут же забыта. После чего началась пытка. Пытали мальчишек про все, даже Рыжий успел вставить пару своих вопросов. Почему так одеты? Откель такие ножи? Откуда пришли и куда идут? Надолго ли здесь? А что за чехлы с собой несли? А почему лаптей не носят? Сапог, как были обозваны высокие ботинки новичков, не жалко? Кто постриг так коротко да так ровно? Что за воин с ними был, что так ловко Свару на землю кинул?
Вовка с Тимкой были, конечно, предупреждены, что про свое прошлое рассказывать надо поменьше, а уж про перенос в другое время – вообще помалкивать, чтобы не приняли за сумасшедших. Поэтому ответы были очень расплывчаты, что, впрочем, собеседников не настораживало, так как новые вопросы не кончались. Мол, пришли издалека, жили в веси поболее, чем ваша, озеро было, речка тоже. Большая река? Волга. Ножи из другого города привезли в подарок. Одежду такую забавную все у них носили, уж так повелось… Вернуться не могут, нет больше их веси. Ага, вороги, наверное, сами не видели. Увели других в полон? Видимо, так. Иван Михалыч? В армии служил, ну… в воинской дружине. Наконец услышав необычный посвист, вскинулись Андрей с Мстиславом и с сожалением попрощались. Вышата же взялся их проводить, благо он жил в том же конце. В конечном итоге, позевывая и радуясь, что уже неделю их никто не заставляет чистить зубы на ночь, ребята забрались на настил, закопались в сено, укрывшись одним на двоих одеялом, и погрузились в мир счастливых сновидений, где Вовка все-таки победил Мстислава, а Тимка, представившийся местным как Тимофей, крутил в руках меч, который он успел по пути в весь внимательно разглядеть на поясе Свары.
Глава 7
Радка протянула ему руку, и конь сразу сунулся в ладонь теплыми влажными губами, подбирая крошки лакомства, протянутого девчонкой, и позволяя ей гладить себя по гриве.
– Вельми благий, да? Вы только не троньте его, занеже ко мне привык он, хозяин дозволяет, а вас и потоптать может. И еще… не сказывайте моим, что я хлеб ему давала. Попадет. Ужо поели его весь, а я припрятала корочку.
Мальчишки все-таки не выдержали и подвинулись чуть поближе рассмотреть красавца. А посмотреть было на что. Буян был небольшого росточка, в холке лишь чуть выше мальчишек, но серая в яблоках расцветка во все времена вызывала восхищение даже у далеких от лошадей людей. Седло было, по мнению более продвинутого в этом Тимки, какое-то низенькое, а стремена какие-то полукруглые, с шишечками по бокам.
– Видимо, шпоры, – тихонько прошептал он на ухо товарищу.
– Поглядевши? Дальше поведу вас, – отряхнула руки Радка. Но не успела зайти за угол дружинной избы, как оттуда неожиданно для нее выбежали трое запыхавшихся пацанов, каждый из которых выглядел чуть постарше гуляющих ребят. Были они также немного пошире в плечах, чем Вовка с Тимкой, уступая при этом им в росте.
– Гляньте, девка в рубе всем на смех явилась, – донеслось от одного из них, с рыжей шевелюрой, стриженной под горшок. – На истопку идешь, так она там дрова колет, на ловитву выходишь – и там пигалица в штанах. Ужель ты в отроки стремишься, а? Любо сходить за кусты да удами померяться, у кого длиннее? Шо не кигикаешь[4] согласие свое?
Радка густо покраснела и встала как вкопанная. Видимо, обидчики привыкли, что все нападки остаются без ответа, и рыжий собрался изгаляться дальше, но вперед неожиданно для него вылез Тимка, которому палец в рот было лучше не класть.
– А это хто тут кукарекает? Завелся никак петушок, у которого кукарекалка отросла? Ты эту свою кукарекалку в рот засунь, там и грызи. Недомерок несчастный…
Рыжий аж рот раскрыл от удивления. Он, конечно, не просто так зацепился за девчонку. Уже вся весь знала, что Антип привел христиан с детьми из других мест. Как же не сходить да не посмотреть, кто у него гостит? Заодно и проверить, что за новички такие. Если удача повернется лицом, то и кулаки почесать можно. Но такое… Прошла минута, а рыжий все еще слушал поток по смыслу понятных, но наполовину незнакомых ему слов, которые Тимка непрерывно изливал из себя подобно прохудившемуся водопроводному крану. Когда все же образовался секундный интервал из-за того, что Тимке пришлось глотнуть воздуха, справа от Радкиного обидчика выступил белобрысый паренек с еле заметными веснушками на щеках, обутый в грубо сработанные поршни, и быстро проговорил, успокаивающе опустив руку на Тимкино плечо:
– Мстислав я, айда драться за пажить. Его вот Андреем кличут, а обидчика вашего Вышатой. Пошли, негоже ждать, пока рыжий рот закроет, – это надолго. До темноты успеем обратиться, – и повернулся к воротам, не сомневаясь, что остальные последуют за ним.
Вернулись действительно до темноты, успев напоследок выкупаться в Дарье и приложить холодные речные камни на наливающиеся ссадины и синяки. При купании Радке выделили место чуть выше по течению, поскольку Мстислав рассудительно сказал, что невместно ей с ними плавать, даже в исподнем. Не дитя уже, пора привыкать, что девицей скоро станет.
А перед этим было официальное знакомство. Тимку Мстислав отдал Рыжему, которого Вышатой никто почти и не звал. Тимка доверие оправдал и выдал тому по первое число. А потом по второе, пока их не разнял Андрей, вызвавшийся смотреть, чтобы все было по правилам, хотя самих этих правил никто не оговаривал. Себе же Мстислав выбрал Вовку, и уже тому было выдано на орехи. У Мстиши, как называли заводилу местные ребята, отец был дружинником и уже обучал его кулачному бою и хитрым приемам. Поэтому у Вовки шансов не было. Однако, пару раз заставив его поваляться по земле, злорадствовать тот не стал, а позвал всех купаться. Что, впрочем, от него вполне ожидалось, так как Мстислав настолько все делал стремительно, быстро переключаясь с одного дела на другое, что излишняя трата времени на публичный показ своего превосходства над сверстниками выглядела бы для него просто чужеродной. А уж обижаться на самого Мстишу ни у кого и мыслей не возникло бы. Пока делаешь вид, что дуешься, тот уже усвищет по другим делам. Из-за такой стремительности в действиях все остальные на его фоне смотрелись просто увальнями, хотя никто к числу последних и не принадлежал. Так что, признав ничью, Тимка с Вовкой продолжили знакомство с близлежащей местностью – речкой, пажитью, тыном, окружающим весь… Они даже взобрались на холм со стороны Ветлуги, на склоне которого стояла деревня. Только раз, посреди визга и писка купания, мальчишки вскинулись, вслушиваясь в сторону деревни. Показалось – то ли гром далекий был, то ли выстрел грянул. Однако водные забавы взяли свое, и дальний грохот забылся. А вечером, еще до заката вся компания, наполненная впечатлениями от прожитого дня, втянулась обратно за ворота. Потом Вовка рассудительно заявил, что, возможно, если бы деревенские ребята были чуть постарше или им встретился бы не подвижный как ртуть в своих устремлениях Мстислав, а кто-нибудь другой, то дело могло бы кончиться ссорой и даже продолжительной войной за превосходство. Но случилось так, как случилось. Кроме того, сыграл свою роль тот факт, что встречавшие их испытывали жгучее любопытство по отношению к новичкам. В любом случае стычка, к общему удовлетворению, была замята, даже насчет Радки пришли к согласию. Мол, Рыжий, конечно, лопух и неправ в том, что постоянно докапывается к ней, но Радка ведет себя по-пацански, вот и получает за то. Радка было вскинулась, но Мстислав пообещал ей за всех, что дразнить данная троица ее больше не будет, и история была тут же забыта. После чего началась пытка. Пытали мальчишек про все, даже Рыжий успел вставить пару своих вопросов. Почему так одеты? Откель такие ножи? Откуда пришли и куда идут? Надолго ли здесь? А что за чехлы с собой несли? А почему лаптей не носят? Сапог, как были обозваны высокие ботинки новичков, не жалко? Кто постриг так коротко да так ровно? Что за воин с ними был, что так ловко Свару на землю кинул?
Вовка с Тимкой были, конечно, предупреждены, что про свое прошлое рассказывать надо поменьше, а уж про перенос в другое время – вообще помалкивать, чтобы не приняли за сумасшедших. Поэтому ответы были очень расплывчаты, что, впрочем, собеседников не настораживало, так как новые вопросы не кончались. Мол, пришли издалека, жили в веси поболее, чем ваша, озеро было, речка тоже. Большая река? Волга. Ножи из другого города привезли в подарок. Одежду такую забавную все у них носили, уж так повелось… Вернуться не могут, нет больше их веси. Ага, вороги, наверное, сами не видели. Увели других в полон? Видимо, так. Иван Михалыч? В армии служил, ну… в воинской дружине. Наконец услышав необычный посвист, вскинулись Андрей с Мстиславом и с сожалением попрощались. Вышата же взялся их проводить, благо он жил в том же конце. В конечном итоге, позевывая и радуясь, что уже неделю их никто не заставляет чистить зубы на ночь, ребята забрались на настил, закопались в сено, укрывшись одним на двоих одеялом, и погрузились в мир счастливых сновидений, где Вовка все-таки победил Мстислава, а Тимка, представившийся местным как Тимофей, крутил в руках меч, который он успел по пути в весь внимательно разглядеть на поясе Свары.
Глава 7
Равноценный обмен
Еще засветло того же дня к дому Любима подошел Трофим Игнатьевич с незнакомым ратником и живым, коренастым мужичонкой, сказавшимся Никифором, местным старостой. Дружинника звали Петром, и он, судя по отношению к нему Любима, тоже был не последним человеком в воинской иерархии. Однако десятник оставил его во дворе, а остальным махнул рукой, чтобы следовали за ним. Пройдя через сени в клеть, Трофим Игнатьич оттуда перешел в горницу, где осенил себя крестным знамением перед образами и прошел чуть дальше, чтобы поздороваться с Агафьей, исполняющей роль хозяйки. Все приглашенные неторопливо последовали за ним, и в итоге в тесной комнатке, где большую часть помещения занимал накрытый стол, столпились пять человек. Отсутствовали лишь Антип с Вячеславом, задерживаясь в соседском хлеву, где пытались поставить на ноги захворавшую скотину.
– Откушайте чем Бог послал, гости дорогие, – склонила голову Агафья, выходя из еще одной маленькой клетушки, которая называлась истобкой и представляла собой зимнюю часть избы. – А я тем временем во двор выйду, порядок под навесом наведу. Коли надобность в чем будет, так зовите без всякого стеснения.
– Спаси тебя Бог, хозяюшка, – в ответ поклонился десятник. – Мы пока потолкуем о своем, а нужда возникнет, так кликнем.
– Что ж, присядем, в ногах правды нет, – смущенно указал на стол Любим и, подвинув для удобства лавку в сторону, первым прошел вперед. – Прощения прошу, тесновато построился.
– Благодарствую, хозяин. – Десятник осторожно присел, положив шлем с высокой тульей, оканчивающийся тупым шишаком и ниспадающей бармицей на лавку рядом с собой. Остальные тоже расселись, причем Иван с Николаем оказались рядом друг с другом. Егерь повернулся назад, положил принесенный с собой длинный сверток за лавку, переглянулся с Николаем и чинно положил руки на грубо сколоченный стол, всем своим видом показывая, что инициатива принадлежит противоположной стороне.
– Кха… Поведал мне Антип немного про вас, путники, – прокашлявшись, начал свою речь воинский глава поселения. – Мол, бежите вы неведомо откуда и рекли нечто непонятное про то, куда направляете стопы свои. Мыслю, что сами не ведаете того места. И изъявляли согласие свое, аще примем мы вас в общину, осесть на земле той, что отмерим вам. Не помыслили вспять? Добре. Прикинул я, куда вас на постой определить и чем заниматься будете. Ходить будете под старостой нашим, Никифором. Что вам скажет, то и исполнять будете. По истечении же лета, посмотрев на деяния ваши, определим мы место и положение ваше в нашей веси… Ежели не ясно что, вопрошайте.
– Спасибо за предложение, десятник…
– Господин десятник с этого момента.
– Так вот, десятник, – невозмутимо продолжил Иван. – Не подходит нам твое предложение. И вот почему. Люди мы вольные, господ над нами нет, обрыдли они нам… Погодь, десятник, не перебивай, я тебя выслушал внимательно. Не разбойники мы, не лиходеи, а люди мастеровые и военные. И пользу общине вашей большую принести можем, если столкуемся…
– Як купец торговлю ведешь, прости меня Господи… – влез в разговор Никифор.
– Разные мы люди с вами, обычаи у нас другие, – не обращая внимания на старосту, начал рассуждать егерь. – Но вера одна, да и идти нам особо некуда, тут ты прав. Разве что на Оку податься, но это… что в лоб, что по лбу, все едино. Правилам и традициям вашим мы готовы подчиняться, но разделять нас и помыкать нами не позволим. Так вот, если столкуемся, то прибыток общине будет и соседи добрые из нас получатся.
– А силой принудим? – усмехнулся десятник. – Свара мысль дельную рек, можем и охолопить вас… Чужие вы для нас пока.
– Так у вас в селении холопов нет, я спрашивал по пути у Антипа. Тех, что были из половцев полоненных, вы в Переяславле с рук сбыли. Не просто же так, а?
– Не просто. Вороги они нам и ужиться надолго с ними нам невмочь. Так и так сбыли бы. Вервь решила с вольными людьми жизнь начать на новом месте. И закупов долги община выкупила, по-другому не сподвиглись бы они с нами идти, не было уговора такого. А ныне мы на этой землице обустроились, и можно вновь к старому вернуться. Первенство в холопстве нет желания взять? – на этот раз грустно улыбнулся Трофим Игнатьич.
– Нет, как видишь… ни в закупе, ни в холопстве. Да ты и сам не даешь воли в этом деле людям своим, я по дороге малость попытал Антипа… Кто по рукам особо горластым дал, звавшим на соседей пойти?
– Так воев нет у нас. Кем идти? – продолжил гнуть свое десятник, заинтересованно глянув на рассуждающего егеря.
– Можно было в Суздале нанять, серебро еще оставалось, так? – пытаясь добраться до правды, продолжил Иван. – И на отяков пойти… За них же не вступится никто? Черемисы их не трогают только потому, что взять с них нечего, а холопов из бывших врагов своих делать не хотят. Так же, как и вы, правильно?
– В Суздаль али Суждаль, как многие ее называют, не заходили мы. А про отяков сказывать… С черемисами издревле ратятся они, иначе не осталось бы их на землях этих. Не так просто их взять, как ты мыслишь. Но прав в одном… не по нраву мне на полях наших людишки подневольные, набранные в набегах и силой в полон уведенные. Другое дело, ежели к тебе ворог пришел, а ты его полонил и работой своей он волю выкупает али жизнь. Да и закупам я не противлюсь.
– У Трофима Игнатьича по молодости жинка у половцев поганых сгинула, – вмешался Никифор, с сочувствием глянув на десятника.
– Но не нам менять предков наших заветы, и мои мысли тут силы не имеют весомой, – предупреждающе зыркнул на старосту Трофим Игнатьич.
– Кто ведает, десятник, что жизнь нам преподнести может? – облокотился на стену Иван и сложил на столе кисти рук в замок. – Знай одно: если помощь моя в этом надобна будет, рассчитывай. А насчет силой нас охолопить, так разве хочется тебе нож в спину получить? К каждому холопу воя не приставишь, леса кругом темные…
– Ты что, угрожаешь мне? – поднял глаза десятник.
– Упаси меня боже, просто рассказываю тебе, какие трудности ждут весь, если попытается она старыми порядками на новом месте жить. Я не враг тебе, пришел милости у тебя просить и защиты. А также всеми силами помогать тебе и общине вашей в малых и больших делах, – выделил слово «тебе» Иван.
– Добре, что ты понимаешь это… Только вот велики ли твои силы? Два сопливых отрока? Али ты, сбирающийся к старости учиться у моего дружинника владеть мечом? Равноценная ли мена выходит?
– Дозволишь ли умение показать свое, пока еще время светлое? – Егерь, получив кивок согласия, потянулся назад за свертком. – Любим, есть ли у тебя рвань какая, что не жалко испортить, или шкура старая?
– В углу, под навесом, порченые да резаные лежат, Радка умение свое испытывала. – Огонек гордости высветился на мгновение в дедовых глазах, несмотря на укоряющие будто бы внучку слова.
– Тогда милости прошу за ворота.
Иван спустился с крыльца, подобрал два чурбачка, негодной выделки шкуру под навесом, и вся честная компания отправилась за тын.
– Николай, не в службу, а в дружбу… сходи, развесь это недоразумение, метрах так в пятидесяти-шестидесяти, – произнес егерь, передавая тому завернутые в шкуры поленца и доставая из свертка двустволку. – Я из ружья Вячеслава попробую шмальнуть, оно покучнее вроде стреляет.
– Схожу, чего не сходить. А пошто не в чехле принес?
– Так как бы еще наш разговор сложился… Люди тут горячие, не чета нашим временам, – тихо в сторону произнес Иван. – А чехол жесткий, удобно через него не возьмешься, чтобы прикладом поработать… Тряпка же мне в этом деле не мешает, да и скинуть ее я в любой миг могу. Оба ствола, кстати, я еще перед нашей с ними беседой зарядил.
Крякнув, Николай отправился расставлять мишень, а десятник, скрестив руки, подошел поближе к егерю:
– Чем поразить хочешь, Иоанн?
– Иван я, так правильнее. Но лучше зови как все – Михалычем. Смотри, это мое оружие, называется ружье. Оно не боевое, для охоты предназначено. Поймешь, что такое и как действует?
– Не мыслю я, на что ты длань свою положил. А звать тя буду не по отцу, а просто воем, раз ты меня десятником кличешь. Давай, дело твори, которое хотел.
Иван кивнул, равнодушно соглашаясь на предложенное имя, и стал дожидаться возвращения Степаныча. Потом вскинул двустволку, помедлил мгновение и нажал на курок. Грянувший выстрел заставил отшатнуться окружающих, а Никифор даже присел и стал мелко креститься.
– Что за гром небесный ты на землю спустил, вой? Невместно пужать так людей добрых.
Трофим Игнатьич протянул руку к ружью, второй ствол которого Иван предусмотрительно разрядил, поднес оружие к лицу, повертел его, вернул обратно. Потом рассмотрел полешки и старую вылинявшую шкуру, простреленную решетом в диаметре сорока сантиметров, и вопросительно поднял голову на егеря.
– Именно такое оружие применялось в моем отечестве, умные люди его сделали, – начал объяснять Иван. – Но больше нет ни людей тех, ни ружей, да и зарядов, что поразили цель, осталось очень мало… Однако теперь ты должен понимать, как мы ратились. Учитывая, что и пострашнее кое-что было. Скрывать не стану, если заряды кончатся, то оружие будет бесполезно, не найдем мы чем снарядить его.
– Лучник десяток стрел за часец пошлет в цель, а это?
– Именно это примерно так же или чуть менее, если точно попасть надо.
– Не сдюжит ваша воинская рать против лука доброго. Добрый лучник стрелу за триста шагов положит в цель.
– Наша сдюжит. И положит всю вашу, не потеряв никого. Но ты прав в одном… – начал отвечать Иван, выковыривая застрявшую дробинку из поленца. – Это на мелкую дичь заряд, дробь называется. Если побольше кусок свинца взять, то полетит и дальше и точнее. Вот, к примеру, метров э-э-э… шагов за сто в тебя стрелу пустят, уклонишься?
– Знамо дело, ежели одна. Или на голомень приму.
– Меч плашкой выставишь? Понятно… А в моем случае ты не увидишь ничего и не отмахнешься. Обычную кольчугу на раз пробьет… Ну да ладно, чего это я хвастаю. Как уже сказал, на десяток выстрелов меня хватит, а потом оружие можно будет выбрасывать. Показал я тебе все это только для того, чтобы доказать, что не только оружие, но и люди у нас сильно от ваших отличаются. Сам смотри, сможет кузнец ваш сковать такое? – показал Иван на ствол.
– Донес ты до меня свою мысль, вой, – задумался десятник. – Прав ты… Тебе виднее, как использовать знания ваши. Совет держать будем. Есть про что другое молвить?
– Как не быть. За стол вернемся?
– Добре.
Беседа завершилась только за полночь. Как только все вернулись в дом Любима, десятник отпустил Петра, которому выпало караулить весь до утренних петухов, и разговор сразу продолжился. Правда, уже сопровождался чашей хмельного меда, пущенной по кругу, и поеданием нехитрой закуси. Одной чашей дело и ограничилось, желающих принять больше не оказалось, всем хотелось сохранить ясность рассудка. Благо тем для разговора набралось предостаточно. Сначала Иван выпустил тяжелую артиллерию, заставив Николая пройтись своими планами по кузнечному и кирпичному делу. Затем к собравшимся прибились Антип с Вячеславом, обошедшие за это время многих соседей с выборочным осмотром скотины. Это еще более подогрело интерес десятника и старосты. Все-таки лекарь в веси появился, как бы ни отмахивался Вячеслав от такого звания. Тем более что Антип на все лады расхваливал его, сказав, что соседская коровенка уже почти совсем оклемалась, а его кормилица уже не дрожит и только слышно, как газы выходят через заклиненную пучком соломы пасть. И соседского мальчонку посоветовал как лечить, заварив травы, собранные почти у самых ворот. А то уж больно кашель у того был тяжелый. А у него самого все нитки повыдергал… Эти слова Антип сопровождал действием, крутя во все стороны свою намазанную йодом физиономию и показывая, что след от медвежьей лапы почти зарос.
Присовокупив возможность обучения счету и письму одних «сопливых отроков» другими, Иван еще более перетянул на свою сторону Трофима Игнатьича и Никифора. Правда, оговорился, что счет и письмо у них свое, но от этого писать и считать хуже не будут, да и читать церковные книги ученики уж как-нибудь уразумеют. Все-таки буквы немного похожи.
Сам капитан в отставке, кроме обучения навыкам меча у Свары, выпросил у десятника несколько уроков стрельбы из лука. При этом он добавил, что овладеть этими навыками в полной мере у него не получится, однако и погибать за просто так ему тоже не хочется. Главной же своей задачей Иван определил составление карты земель, которую взялся нарисовать, не подумав, правда, на чем он это будет делать. Кроме того, егерь собрался координировать работу поисковиков, которых договорились выделить на поиски руды. Также Иван оговорил их кормление и вещевое довольствие, которое вервь должна была взять на себя, а потом еще и выцыганил у общества землицу за старой пажитью вверх по течению Дарьи. Там им разрешили поставить пятистенок, а также разбить огороды под свои опыты, благо неплохая полянка для этого находилась совсем рядом. Тут же, метрах в ста, на самой речке в дальнейшем можно было бы поставить плотинку и приспособить водяное колесо для кузнечных нужд. Подробности раскрывать Николай не стал, потому что время было позднее, но обещал завтра поутру рассказать все Любиму. Под это дело и под новый пятистенок была выпрошена бригада плотников, которую дали на десять дней, оговорив, что все построенное ею будет принадлежать общине. Овощами тоже заинтересовались. Староста даже пообещал выделить баб на обработку земли, если новые общинники на следующий год поделятся невиданными плодами. Точнее, как невиданными… Лук дружинники у князя на службе пробовали, но в весях он еще не прижился. А морковь не узнали вовсе. Десятник сказал, что она должна быть белая и помельче. На вкус же собравшимся пробовать Иван ничего не дал. Нечего, мол, продукт губить.
Между делом выяснилось, что землица под весь, якобы выкупленная у ветлужского князя, формально ему как бы и не принадлежала, хотя и были раскиданы ниже и выше по течению черемисские поселения. Фактически община, а еще вернее, дружинники поклонились мечами и бронью кугузу за то, что переселенцев не тронут. Соседи-то были достаточно воинственные, хотя и не чета русским князьям и булгарским ханам. А сами земли находились на границе обитания черемисов, которые большей частью жили на восток от Ветлуги. Прямо же на запад от веси никаких поселений не было, на заход солнца тянулись сплошным покрывалом незаселенные густые леса вперемежку с болотами, бедные землями и пушниной. Вот в низовьях Ветлуги, вдоль Волги и ближе к устью Оки черемисы вперемежку с мордвой встречались, а рядом с переяславцами на расстоянии нескольких дневных пеших переходов по дремучему лесу, кроме остатков отяков, никого не было.
– Свернете ли дело, что затеяли? – напоследок спросил их Трофим Игнатьич, недоверчиво покачивая головой. – Понятно ли вам, что трудности непреодолимые стоят на пути вашем?
– Понимать-то понимаем, а вот свернем ли? – пожал плечами Иван. – Куда нам деваться? Ты только придерживай нас, если эти дела общине могут повредить, хорошо? Традиции ваши и порядки мы еще не все знаем…
– Добре.
– Обустраивайся, – показал Любим на лавку и присел рядом на чурбак около небольшого колченогого стола. – Вопрошай, коли есть о чем… Отвечу, раз община так решила.
Николай немного огляделся, прошелся пальцами по инструментам, разложенным около погашенного кузнечного горна, обошел стоящего возле него Антипа и встал посредине кузни, переваливаясь с пятки на носки.
– Постою с твоего разрешения, так думается легче. Расскажи, будь добр, Любим, – Николай в знак уважения немного наклонил голову, – весь процесс с самого начала. Прежде всего как руду добываете?
– Добываем? По-разному приходилось. Вначале пользовали мы запас, что впрок заготовили. Болотами у нас в степи отродясь не пахло, так что железо завсегда привозное было. И пуда два до этих мест сохранить мы смогли. Доброе железо. А уж как кончилось оно… Поначалу взялись мы немного торговать с отяцкой весью, что на другом берегу стоит. Людишек у них полно, болота кругом, а кузнеца нет. Как нам сказывали, пять годков уже прошло, как стрелой ему аккурат по яремной жиле чиркнули. Было это в то лето, когда они с черемисами ратились за угодья лесные. То ли борти не поделили, то ли охотники на чужое место зашли, не ведомо мне…
По словам отяцким выходит, что черемисы в этих местах пришлые, потеснили они местные племена отсюда на восход солнца и на полунощь. Не знаю даже, верить им али нет, это их усобица. Однако кроме этой веси у отяков выше и ниже по Ветлуге еще два поселения есть, где живут они поныне своими общинами. Коли не брешут, более окрест не сохранилось никого из рода их. Кха… Вот с поселений своих они и стали нам везти руду болотную. А мы им скобяной товар да украшения… пока были. Однако худое у меня железо из той руды выходит. Печь вон чуть пониже в яруге стоит, подойди, глянь на крицу[5], что рядышком с ней лежит.
– Откушайте чем Бог послал, гости дорогие, – склонила голову Агафья, выходя из еще одной маленькой клетушки, которая называлась истобкой и представляла собой зимнюю часть избы. – А я тем временем во двор выйду, порядок под навесом наведу. Коли надобность в чем будет, так зовите без всякого стеснения.
– Спаси тебя Бог, хозяюшка, – в ответ поклонился десятник. – Мы пока потолкуем о своем, а нужда возникнет, так кликнем.
– Что ж, присядем, в ногах правды нет, – смущенно указал на стол Любим и, подвинув для удобства лавку в сторону, первым прошел вперед. – Прощения прошу, тесновато построился.
– Благодарствую, хозяин. – Десятник осторожно присел, положив шлем с высокой тульей, оканчивающийся тупым шишаком и ниспадающей бармицей на лавку рядом с собой. Остальные тоже расселись, причем Иван с Николаем оказались рядом друг с другом. Егерь повернулся назад, положил принесенный с собой длинный сверток за лавку, переглянулся с Николаем и чинно положил руки на грубо сколоченный стол, всем своим видом показывая, что инициатива принадлежит противоположной стороне.
– Кха… Поведал мне Антип немного про вас, путники, – прокашлявшись, начал свою речь воинский глава поселения. – Мол, бежите вы неведомо откуда и рекли нечто непонятное про то, куда направляете стопы свои. Мыслю, что сами не ведаете того места. И изъявляли согласие свое, аще примем мы вас в общину, осесть на земле той, что отмерим вам. Не помыслили вспять? Добре. Прикинул я, куда вас на постой определить и чем заниматься будете. Ходить будете под старостой нашим, Никифором. Что вам скажет, то и исполнять будете. По истечении же лета, посмотрев на деяния ваши, определим мы место и положение ваше в нашей веси… Ежели не ясно что, вопрошайте.
– Спасибо за предложение, десятник…
– Господин десятник с этого момента.
– Так вот, десятник, – невозмутимо продолжил Иван. – Не подходит нам твое предложение. И вот почему. Люди мы вольные, господ над нами нет, обрыдли они нам… Погодь, десятник, не перебивай, я тебя выслушал внимательно. Не разбойники мы, не лиходеи, а люди мастеровые и военные. И пользу общине вашей большую принести можем, если столкуемся…
– Як купец торговлю ведешь, прости меня Господи… – влез в разговор Никифор.
– Разные мы люди с вами, обычаи у нас другие, – не обращая внимания на старосту, начал рассуждать егерь. – Но вера одна, да и идти нам особо некуда, тут ты прав. Разве что на Оку податься, но это… что в лоб, что по лбу, все едино. Правилам и традициям вашим мы готовы подчиняться, но разделять нас и помыкать нами не позволим. Так вот, если столкуемся, то прибыток общине будет и соседи добрые из нас получатся.
– А силой принудим? – усмехнулся десятник. – Свара мысль дельную рек, можем и охолопить вас… Чужие вы для нас пока.
– Так у вас в селении холопов нет, я спрашивал по пути у Антипа. Тех, что были из половцев полоненных, вы в Переяславле с рук сбыли. Не просто же так, а?
– Не просто. Вороги они нам и ужиться надолго с ними нам невмочь. Так и так сбыли бы. Вервь решила с вольными людьми жизнь начать на новом месте. И закупов долги община выкупила, по-другому не сподвиглись бы они с нами идти, не было уговора такого. А ныне мы на этой землице обустроились, и можно вновь к старому вернуться. Первенство в холопстве нет желания взять? – на этот раз грустно улыбнулся Трофим Игнатьич.
– Нет, как видишь… ни в закупе, ни в холопстве. Да ты и сам не даешь воли в этом деле людям своим, я по дороге малость попытал Антипа… Кто по рукам особо горластым дал, звавшим на соседей пойти?
– Так воев нет у нас. Кем идти? – продолжил гнуть свое десятник, заинтересованно глянув на рассуждающего егеря.
– Можно было в Суздале нанять, серебро еще оставалось, так? – пытаясь добраться до правды, продолжил Иван. – И на отяков пойти… За них же не вступится никто? Черемисы их не трогают только потому, что взять с них нечего, а холопов из бывших врагов своих делать не хотят. Так же, как и вы, правильно?
– В Суздаль али Суждаль, как многие ее называют, не заходили мы. А про отяков сказывать… С черемисами издревле ратятся они, иначе не осталось бы их на землях этих. Не так просто их взять, как ты мыслишь. Но прав в одном… не по нраву мне на полях наших людишки подневольные, набранные в набегах и силой в полон уведенные. Другое дело, ежели к тебе ворог пришел, а ты его полонил и работой своей он волю выкупает али жизнь. Да и закупам я не противлюсь.
– У Трофима Игнатьича по молодости жинка у половцев поганых сгинула, – вмешался Никифор, с сочувствием глянув на десятника.
– Но не нам менять предков наших заветы, и мои мысли тут силы не имеют весомой, – предупреждающе зыркнул на старосту Трофим Игнатьич.
– Кто ведает, десятник, что жизнь нам преподнести может? – облокотился на стену Иван и сложил на столе кисти рук в замок. – Знай одно: если помощь моя в этом надобна будет, рассчитывай. А насчет силой нас охолопить, так разве хочется тебе нож в спину получить? К каждому холопу воя не приставишь, леса кругом темные…
– Ты что, угрожаешь мне? – поднял глаза десятник.
– Упаси меня боже, просто рассказываю тебе, какие трудности ждут весь, если попытается она старыми порядками на новом месте жить. Я не враг тебе, пришел милости у тебя просить и защиты. А также всеми силами помогать тебе и общине вашей в малых и больших делах, – выделил слово «тебе» Иван.
– Добре, что ты понимаешь это… Только вот велики ли твои силы? Два сопливых отрока? Али ты, сбирающийся к старости учиться у моего дружинника владеть мечом? Равноценная ли мена выходит?
– Дозволишь ли умение показать свое, пока еще время светлое? – Егерь, получив кивок согласия, потянулся назад за свертком. – Любим, есть ли у тебя рвань какая, что не жалко испортить, или шкура старая?
– В углу, под навесом, порченые да резаные лежат, Радка умение свое испытывала. – Огонек гордости высветился на мгновение в дедовых глазах, несмотря на укоряющие будто бы внучку слова.
– Тогда милости прошу за ворота.
Иван спустился с крыльца, подобрал два чурбачка, негодной выделки шкуру под навесом, и вся честная компания отправилась за тын.
– Николай, не в службу, а в дружбу… сходи, развесь это недоразумение, метрах так в пятидесяти-шестидесяти, – произнес егерь, передавая тому завернутые в шкуры поленца и доставая из свертка двустволку. – Я из ружья Вячеслава попробую шмальнуть, оно покучнее вроде стреляет.
– Схожу, чего не сходить. А пошто не в чехле принес?
– Так как бы еще наш разговор сложился… Люди тут горячие, не чета нашим временам, – тихо в сторону произнес Иван. – А чехол жесткий, удобно через него не возьмешься, чтобы прикладом поработать… Тряпка же мне в этом деле не мешает, да и скинуть ее я в любой миг могу. Оба ствола, кстати, я еще перед нашей с ними беседой зарядил.
Крякнув, Николай отправился расставлять мишень, а десятник, скрестив руки, подошел поближе к егерю:
– Чем поразить хочешь, Иоанн?
– Иван я, так правильнее. Но лучше зови как все – Михалычем. Смотри, это мое оружие, называется ружье. Оно не боевое, для охоты предназначено. Поймешь, что такое и как действует?
– Не мыслю я, на что ты длань свою положил. А звать тя буду не по отцу, а просто воем, раз ты меня десятником кличешь. Давай, дело твори, которое хотел.
Иван кивнул, равнодушно соглашаясь на предложенное имя, и стал дожидаться возвращения Степаныча. Потом вскинул двустволку, помедлил мгновение и нажал на курок. Грянувший выстрел заставил отшатнуться окружающих, а Никифор даже присел и стал мелко креститься.
– Что за гром небесный ты на землю спустил, вой? Невместно пужать так людей добрых.
Трофим Игнатьич протянул руку к ружью, второй ствол которого Иван предусмотрительно разрядил, поднес оружие к лицу, повертел его, вернул обратно. Потом рассмотрел полешки и старую вылинявшую шкуру, простреленную решетом в диаметре сорока сантиметров, и вопросительно поднял голову на егеря.
– Именно такое оружие применялось в моем отечестве, умные люди его сделали, – начал объяснять Иван. – Но больше нет ни людей тех, ни ружей, да и зарядов, что поразили цель, осталось очень мало… Однако теперь ты должен понимать, как мы ратились. Учитывая, что и пострашнее кое-что было. Скрывать не стану, если заряды кончатся, то оружие будет бесполезно, не найдем мы чем снарядить его.
– Лучник десяток стрел за часец пошлет в цель, а это?
– Именно это примерно так же или чуть менее, если точно попасть надо.
– Не сдюжит ваша воинская рать против лука доброго. Добрый лучник стрелу за триста шагов положит в цель.
– Наша сдюжит. И положит всю вашу, не потеряв никого. Но ты прав в одном… – начал отвечать Иван, выковыривая застрявшую дробинку из поленца. – Это на мелкую дичь заряд, дробь называется. Если побольше кусок свинца взять, то полетит и дальше и точнее. Вот, к примеру, метров э-э-э… шагов за сто в тебя стрелу пустят, уклонишься?
– Знамо дело, ежели одна. Или на голомень приму.
– Меч плашкой выставишь? Понятно… А в моем случае ты не увидишь ничего и не отмахнешься. Обычную кольчугу на раз пробьет… Ну да ладно, чего это я хвастаю. Как уже сказал, на десяток выстрелов меня хватит, а потом оружие можно будет выбрасывать. Показал я тебе все это только для того, чтобы доказать, что не только оружие, но и люди у нас сильно от ваших отличаются. Сам смотри, сможет кузнец ваш сковать такое? – показал Иван на ствол.
– Донес ты до меня свою мысль, вой, – задумался десятник. – Прав ты… Тебе виднее, как использовать знания ваши. Совет держать будем. Есть про что другое молвить?
– Как не быть. За стол вернемся?
– Добре.
Беседа завершилась только за полночь. Как только все вернулись в дом Любима, десятник отпустил Петра, которому выпало караулить весь до утренних петухов, и разговор сразу продолжился. Правда, уже сопровождался чашей хмельного меда, пущенной по кругу, и поеданием нехитрой закуси. Одной чашей дело и ограничилось, желающих принять больше не оказалось, всем хотелось сохранить ясность рассудка. Благо тем для разговора набралось предостаточно. Сначала Иван выпустил тяжелую артиллерию, заставив Николая пройтись своими планами по кузнечному и кирпичному делу. Затем к собравшимся прибились Антип с Вячеславом, обошедшие за это время многих соседей с выборочным осмотром скотины. Это еще более подогрело интерес десятника и старосты. Все-таки лекарь в веси появился, как бы ни отмахивался Вячеслав от такого звания. Тем более что Антип на все лады расхваливал его, сказав, что соседская коровенка уже почти совсем оклемалась, а его кормилица уже не дрожит и только слышно, как газы выходят через заклиненную пучком соломы пасть. И соседского мальчонку посоветовал как лечить, заварив травы, собранные почти у самых ворот. А то уж больно кашель у того был тяжелый. А у него самого все нитки повыдергал… Эти слова Антип сопровождал действием, крутя во все стороны свою намазанную йодом физиономию и показывая, что след от медвежьей лапы почти зарос.
Присовокупив возможность обучения счету и письму одних «сопливых отроков» другими, Иван еще более перетянул на свою сторону Трофима Игнатьича и Никифора. Правда, оговорился, что счет и письмо у них свое, но от этого писать и считать хуже не будут, да и читать церковные книги ученики уж как-нибудь уразумеют. Все-таки буквы немного похожи.
Сам капитан в отставке, кроме обучения навыкам меча у Свары, выпросил у десятника несколько уроков стрельбы из лука. При этом он добавил, что овладеть этими навыками в полной мере у него не получится, однако и погибать за просто так ему тоже не хочется. Главной же своей задачей Иван определил составление карты земель, которую взялся нарисовать, не подумав, правда, на чем он это будет делать. Кроме того, егерь собрался координировать работу поисковиков, которых договорились выделить на поиски руды. Также Иван оговорил их кормление и вещевое довольствие, которое вервь должна была взять на себя, а потом еще и выцыганил у общества землицу за старой пажитью вверх по течению Дарьи. Там им разрешили поставить пятистенок, а также разбить огороды под свои опыты, благо неплохая полянка для этого находилась совсем рядом. Тут же, метрах в ста, на самой речке в дальнейшем можно было бы поставить плотинку и приспособить водяное колесо для кузнечных нужд. Подробности раскрывать Николай не стал, потому что время было позднее, но обещал завтра поутру рассказать все Любиму. Под это дело и под новый пятистенок была выпрошена бригада плотников, которую дали на десять дней, оговорив, что все построенное ею будет принадлежать общине. Овощами тоже заинтересовались. Староста даже пообещал выделить баб на обработку земли, если новые общинники на следующий год поделятся невиданными плодами. Точнее, как невиданными… Лук дружинники у князя на службе пробовали, но в весях он еще не прижился. А морковь не узнали вовсе. Десятник сказал, что она должна быть белая и помельче. На вкус же собравшимся пробовать Иван ничего не дал. Нечего, мол, продукт губить.
Между делом выяснилось, что землица под весь, якобы выкупленная у ветлужского князя, формально ему как бы и не принадлежала, хотя и были раскиданы ниже и выше по течению черемисские поселения. Фактически община, а еще вернее, дружинники поклонились мечами и бронью кугузу за то, что переселенцев не тронут. Соседи-то были достаточно воинственные, хотя и не чета русским князьям и булгарским ханам. А сами земли находились на границе обитания черемисов, которые большей частью жили на восток от Ветлуги. Прямо же на запад от веси никаких поселений не было, на заход солнца тянулись сплошным покрывалом незаселенные густые леса вперемежку с болотами, бедные землями и пушниной. Вот в низовьях Ветлуги, вдоль Волги и ближе к устью Оки черемисы вперемежку с мордвой встречались, а рядом с переяславцами на расстоянии нескольких дневных пеших переходов по дремучему лесу, кроме остатков отяков, никого не было.
– Свернете ли дело, что затеяли? – напоследок спросил их Трофим Игнатьич, недоверчиво покачивая головой. – Понятно ли вам, что трудности непреодолимые стоят на пути вашем?
– Понимать-то понимаем, а вот свернем ли? – пожал плечами Иван. – Куда нам деваться? Ты только придерживай нас, если эти дела общине могут повредить, хорошо? Традиции ваши и порядки мы еще не все знаем…
– Добре.
* * *
Следующим утром чуть свет Любим разбудил Николая, и оба вышли во двор, где их уже ждал Антип и пара бадеек с холодной колодезной водой. Молча опрокинув последние на согнутые плечи друг друга и растеревшись принесенными Антипом кусками грубой посконной ткани, кузнечных дел мастера вместе с охотником отправились за изгородь смотреть кузню. Идти было совсем ничего, и через несколько минут процессия уже располагалась в небольшом овражке на склоне холма.– Обустраивайся, – показал Любим на лавку и присел рядом на чурбак около небольшого колченогого стола. – Вопрошай, коли есть о чем… Отвечу, раз община так решила.
Николай немного огляделся, прошелся пальцами по инструментам, разложенным около погашенного кузнечного горна, обошел стоящего возле него Антипа и встал посредине кузни, переваливаясь с пятки на носки.
– Постою с твоего разрешения, так думается легче. Расскажи, будь добр, Любим, – Николай в знак уважения немного наклонил голову, – весь процесс с самого начала. Прежде всего как руду добываете?
– Добываем? По-разному приходилось. Вначале пользовали мы запас, что впрок заготовили. Болотами у нас в степи отродясь не пахло, так что железо завсегда привозное было. И пуда два до этих мест сохранить мы смогли. Доброе железо. А уж как кончилось оно… Поначалу взялись мы немного торговать с отяцкой весью, что на другом берегу стоит. Людишек у них полно, болота кругом, а кузнеца нет. Как нам сказывали, пять годков уже прошло, как стрелой ему аккурат по яремной жиле чиркнули. Было это в то лето, когда они с черемисами ратились за угодья лесные. То ли борти не поделили, то ли охотники на чужое место зашли, не ведомо мне…
По словам отяцким выходит, что черемисы в этих местах пришлые, потеснили они местные племена отсюда на восход солнца и на полунощь. Не знаю даже, верить им али нет, это их усобица. Однако кроме этой веси у отяков выше и ниже по Ветлуге еще два поселения есть, где живут они поныне своими общинами. Коли не брешут, более окрест не сохранилось никого из рода их. Кха… Вот с поселений своих они и стали нам везти руду болотную. А мы им скобяной товар да украшения… пока были. Однако худое у меня железо из той руды выходит. Печь вон чуть пониже в яруге стоит, подойди, глянь на крицу[5], что рядышком с ней лежит.