Страница:
– Гаврюшка?
– Ну да! Наш с Санькой младший братишка. Помнишь, несколько лет назад Пётр Алексеевич его назначил охранителем царевича Алексея? Когда наследник престола чуть не утонул в воронежской реке? Так вот, сейчас Гаврюшка занимает в охранной царской Службе отнюдь не последнюю должность. Вася Волков, глава Службы, сейчас находится на Митаве. Там дела происходят очень важные и серьёзные, раньше первых зимних морозов не закончатся. Так вот, обычно на случай долгих отъездов из Москвы Василий – в последнее время – назначал на своё место Антона Девиера. Да, говорят, что между царём и Антошкой кошка пробежала ненароком. Только не чёрная а, наоборот, светленькая такая, датская. Матильдой её зовут. Вот Пётр Алексеевич нынче и отправил Девиера с князем-кесарем Ромодановским в Питербурх…. Так что охранной царской Службой нынче Гаврюшка руководит негласно. По всеобщему умолчанию, так сказать. Он сегодня даже присутствовал и на государственных секретных переговорах с Медзоморт-пашой.
– Тот элегантный кавалер в тёмных одеждах – Гаврюшка? – искренне удивился Егор. – Как же время летит быстро! Чёрт те что…
– Летит, летит! – поддержал одноглазый адмирал. – Так вот, предлагается следующий нехитрый план. В оговорённый час в казарме охранной Службы вспыхнет сильный пожар, из тех, на тушение которых уходит не один час…. Казарма охранной Службы, как ты помнишь, располагается всего в двухстах метрах севернее Преображенского дворца. Гаврюшка тут же бросит на тушение пламени основные силы своих сотрудников. Всех, конечно же, снять из западного крыла дворца у него не получится, останется примерно три поста – по одному человеку в каждом. Ты, облачённый, естественно, в турецкую чадру, в общей суматохе переместишься в западное крыло. Не заплутаешь?
– С чего бы вдруг? Я эти места знаю, как свои пять пальцев! Каждый коридор помню наизусть – ещё с тех времён, как Яшку Брюса доводилось посещать…. Говоришь, только трое часовых? Причём все трое – из нашей Службы? И я их, возможно, знаю лично? Чёрт, это же усложняет дело! Их же придётся…, придётся…
– Да, их всех придётся убить, – очень тихо, выговаривая слова практически по слогам, подтвердил Алёшка. – Просто оглушить – здесь не получится. Женщина в турецкой чадре слишком приметная фигура. Сразу станет ясно, откуда растут ноги. Кроме того, убивать их надо будет, не оставляя явных следов насилия…
– Ладно, этот неприятный момент я понял, хотя и не до конца…. Впрочем, великий стратег и тактик, излагай дальше!
– Дальше всё очень просто, – демонстративно невозмутимо зевнул адмирал. – У последнего трупа ты заберёшь из кармана ключи и отопрёшь дверь в помещение, где содержится Шурик. Поцелуешь своего драгоценного сына, успокоишь, как сможешь. Потом схватишь мальчугана в охапку и со всех ног побежишь к молодой берёзовой рощице, до которой будет метров двести пятьдесят. Там тебя будет ждать мой верный, надёжный и многократно проверенный человек. Ему отдашь Шурку, взамен возьмешь холщовый мешок с телом…
– С к-каким телом?
– Со свежайшим трупом трёх – четырёхлетнего мальчишки с ближайшего церковного погоста, – доходчиво пояснил Алёшка. – Надо же всё обставить по-человечески, с толком, чувством и расстановкой? Сам же учил меня в своё время…. Итак, Александра Александровича сдашь на руки моему человечку, возьмёшь мешок с мёртвым мальцом, вернёшься в палату. Тело аккуратно вытащишь из мешка, туда же перенесёшь трупы охранников, разложишь их в художественном беспорядке. Потом запалишь западное крыло дворца в двух-трёх местах, надёжный горючий состав я тебе дам…. Ты же сам осторожно – тихим сапом – возвратишься на прежнее место и прибьёшься к двум другим жёнам Медзоморт-паши. Я их, пользуясь всеобщей паникой, отведу в царскую цветочную оранжерею…. Пожар в западном крыле, естественно, потушат – рано или поздно. Потушат и найдут на пепелище обгоревшие тела мальчишки и трёх охранников, которые, якобы, до конца героически сражались с огненной стихией. Именно поэтому их и надо убить, не оставляя явных следов насилия….
– План как план, – неопределённо пожал плечами Егор. – Только вот объясни мне, как мы доставим Шурика до Кёнигсберга?
– Да, это непростой вопрос! – скорчил озабоченную гримасу адмирал. – Тем более что со дня на день на Москве может объявиться князь-кесарь. Фёдор Юрьевич Ромодановский – совсем не тот человек, которого стоит недооценивать. Он-то, наверняка, заподозрит хитроумный обман и надёжно перекроет все дороги, ведущие в Европу…. Ладно, потом подумаем над этой проблемой, когда Санёк уже будет в полной безопасности…. Есть и ещё один вариант. Мне удалось сегодня коротко переговорить с одной, э-э-э, прекрасной и весьма могущественной особой…. Нам обещана действенная помощь. Правда, всё это весьма призрачно и ненадёжно…. Извини, Александр Данилович, но подробней рассказывать не буду, боюсь сглазить. Ты же и сам ко всяким приметам относишься трепетно и серьёзно, так что должен отнестись с пониманием…. Ну, хорошо, хорошо, ты только не кипятись! Не буду наводить тень на плетень, не буду, честное слово! Екатерина, жена государя нашего Петра Алексеевича, помня о былых заслугах, обещалась подумать, как выручить нас, сирых да убогих…
В Преображенском мало что изменилось за прошедшие два с половиной года, только вот стены дворца сверкали на вечернем солнце свежей тёмно-жёлтой краской. Впрочем, толково рассмотреть окружающее было сложно, конструкция турецкой чадры этому совершенно не способствовала. Тем более что время было уже вечернее, до заката оставалось часа полтора. Да и головой вертеть во все стороны приличной турецкой женщине не полагалось…
Между тёмно-жёлтым дворцом и длинными прудами были возведены три деревянные, украшенные искусной резьбой беседки: одна очень длинная и широкая, в ней за обеденными столами запросто могло расположиться до тридцати-сорока знатных персон, и две маленькие – уже для серьёзных и приватных бесед.
Встречать полномочного турецкого посланника вышел сам Пётр (во время неофициальных мероприятий он всегда любил продемонстрировать иноземцам свою прогрессивную демократичность и полную чуждость к показной гордыне), под ручку с женой Екатериной. За их спинами маячили приветливо-серьёзные физиономии царевича Алексея, Гаврюшки Бровкина, Борис Шереметьева и Автонома Головина.
Из передовой кареты на старательно выкошенную преображенскую травку вылезли адмирал Бровкин и Медзоморт-паша, облачённые – по случаю царского, пусть и неофициального приёма – в соответствующие парадные одежды.
– Сидеть, молчать, ждать! – недобро покосившись в сторону Егора, зло прошипел (во второй карете) на ломанном английском языке пожилой евнух.
О чём разговаривали царственные хозяева и их высокий турецкий гость, было толком не разобрать, поэтому оставалось только одно – внимательно всматриваться в знакомые лица.
Пётр выглядел каким-то задумчивым и слегка заторможенным, сказав положенные по такому случаю дежурные фразы, он как-то сразу замкнулся, рассеянно посматривая по сторонам. Складывалось впечатление, что российский царь усиленно размышлял о чём-то своём, или же чего-то напряжённо ждал, например, свежих новостей…
Лицо Екатерины, напротив, было счастливо-беззаботным. Она всем своим обликом выражала полное довольство жизнью – во всех её проявлениях – и разговаривала с турецким посланником живо и вежливо, лучезарно улыбаясь и с любопытством посматривая в сторону второй кареты.
А вот царевич Алексей был собран и серьёзен, легко угадывалось, что ему не терпится продолжить с Медзоморт-пашой недавние серьёзные разговоры о делах наиважнейших – финансовых и торговых.
«Настоящий государственный деятель вырос из сопливого мальчишки!», – торжественно объявил впечатлительный внутренний голос, нечуждый элементарного тщеславия. – «Не пропали даром, братец, наши с тобой совместные усилия! Не пропали, ей-ей…».
Наконец, все высокородные особы проследовали в большую беседку, где наблюдались и другие знатные дамы и господа, приглашённые на это мероприятие: в предзакатных лучах солнца сверкали золотом генеральские и офицерские погоны, чарующе белели оголённые женские плечи. Вскоре оттуда раздались звуки вежливых аплодисментов, тоненько и загадочно зазвенели хрустальные бокалы, встречаясь в приветственных тостах.
«А в посуду высокородного Медзоморта, скорее всего, наливают обыкновенный фруктовый морс!» – насмешливо заявил зловредный внутренний голос. – «Что поделать, вера у него, бедняги, такая…».
Дверца кареты, где находился Егор, распахнулась, и седоусый царский дворецкий – важный до невозможности, наряженный в раззолоченную ливрею и слегка напоминающий новогоднюю праздничную ёлку – объявил на прекрасном английском языке, улыбаясь холодно и дежурно:
– А вам, дамы и…, э-э-э, господин, предложено пройти в малую беседку. Прошу вас, любезные мои, прошу!
За спиной ёлки-дворецкого маячили двое – неприметные такие из себя, но широкоплечие, старательно прячущие свои лица за полями широких тёмных шляп.
Минут через десять-двенадцать со стороны главных дворцовых ворот послышался громкий цокот конских копыт, противно заскрипели о мелкие камушки каретные колёса. Егор, предчувствуя недоброе, торопливо оглянулся.
Тёмно-коричневый, скромный кожаный возок, проехав вдоль прудов до арочного мостика между ними, остановился. Широкая дверца возка распахнулась, и на зелёную травку ловко спрыгнул высокий кавалер в немецкой одежде, с короткой дорожной шпагой на боку.
«Никакой это и не кавалер!», – понимающе усмехнулся внутренний голос. – «А Матильда Лаудруп – Снежная Королева! Вот как оно получилось…. Похоже, прибыли свежие новости, которых так нервно и вожделенно дожидался Пётр Алексеевич. Очевидно, адмирал Лаудруп сделал остановку в каком-то балтийском порту. Царский соглядатай тут же передал весточку на берег, где её уже дожидались. Матти тут же направилась в Москву. А куда, интересно, подевался Антошка Девиер?
Матильда – под весёлые и дружеские приветствия – заняла своё место за обеденным столом.
А ещё через пять-шесть минут из беседки выбежал, неуклюже подпрыгивая, важный и упитанный царский дворецкий и торопливо скрылся за приоткрытой двустворчатой дверью, ведущей в покои Преображенского дворца. Вскоре оттуда выскочили пятеро вооружённых сотрудников царской охранной Службы и бодрой рысцой припустили в сторону дворцового парка, откуда доносились гортанные, неприятно режущие слух вопли павлинов.
«Творится что-то странное и явно недоброе!», – засомневался осторожный внутренний голос. – «Появилась Снежная Королева, и всё пошло наперекосяк, чёрт её побери! Как бы вся операция не сорвалась, ещё даже и не начавшись. Хорошо ещё, что западное крыло дворца находится в другой стороне…».
Время шло, но абсолютно ничего не происходило, никаких гостей в маленькой «турецкой» беседке не наблюдалось. Наступил тёмно-сиреневый вечер, стемнело, в большой беседке, откуда, практически не смолкая, долетали мужские хмельные голоса и серебристый женский смех, расторопные слуги, пользуясь полным безветрием, зажгли многие десятки ярких свеч.
Один раз из вечернего сумрака кто-то невидимый отдал короткую команду:
– Ефимов и Тыртов, кончайте здесь отсвечивать, бездельники! Следуйте к восточному крылу дворца, так видели кого-то подозрительного. Ну, быстро у меня!
Послышался неясный шум, издаваемый двумя парами торопливо бегущих ног, и снова всё вокруг стихло.
«Понятное дело, это Гаврюшка Бровкин заблаговременно отгоняет своих сотрудников от царских беседок», – одобрительно пояснил чуткий внутренний голос.
Неожиданно рядом весело замелькали три жёлто-оранжевых огонька-светлячка, по деревянным ступеням беседки чуть слышно прошелестели лёгкие женские шаги.
– Доброго вам здоровья, милые принцесс! – глубоким и мелодичным голосом по-русски поприветствовала присутствующих нарядная Екатерина, в девичестве – Марта Скавронская, крепко сжимающая в ладони правой руки позолочённый подсвечник.
Видя, что турчанки вскочили со своих мест и начали безостановочно кланяться, Егор поспешил последовать их примеру. Пожилой же евнух и вовсе – как подкошенный – бухнулся на колени, звонко приложившись при этом лбом о дубовые доски пола.
Не дождавшись ответа, Екатерина, мило улыбнувшись, повторила свою приветственную фразу на немецком и английском языках.
– Они вас – не понимать! – глухо сообщил с пола евнух на своём ужасном английском. – Турецкая женщина – говорить только по-турецки! Извините, Небеснородная!
– Что ж, оно и к лучшему, – неотрывно глядя на Егора (под чадрой), негромко произнесла Екатерина на немецком языке. – Я думаю, дорогой сэр Александэр, что всё непременно сладится и получится. Я помогаю вам – в память о моей безвременно ушедшей подружке Луизе де Бровки. Ну, и из безмерного уважения к моей второй подруге – Светлейшей княгине Александре Меньшиковой – потерянной навсегда… Удач вам, мой добрый друг! Минут через двенадцать-пятнадцать незаметно подойдите ко второй маленькой беседке. Там вы услышите нечто весьма интересное и примечательное…. Прощайте, храбрый охранитель! Извините, но подсвечника вам оставить не могу. Тем более что сейчас темнота – ваш главный друг и помощник…
С этими словами Екатерина покинула беседку. Затихли звуки её почти невесомых шагов, мелькнули и скрылись за искусно подстриженными шаровидными кустами три добрых светлячка-огонька.
Выждав некоторое время, Егор упруго поднялся со своего места и внушительно сообщил евнуху:
– Теперь, морда наглая, сядь и помолчи. Если будешь мешаться под ногами, то придушу – как стамбульского бродячего пса. А могу ещё по-простому нажаловаться Медзоморт-паше, он тебя, мерзавца толстозадого, разрежет на маленькие кусочки и скормит своим любимым аквариумным рыбкам…
Он бесшумно подобрался ко второй маленькой беседке, осторожно отодвинул в сторону ветку садового боярышника.
Внутри беседки было светло, благодаря десятку горящих свеч. За прямоугольным столом – друг напротив друга – сидели Пётр и Матильда Лаудруп.
– Что же, спасибо за службу, Снежная Королева! – подвёл царь черту. – Значит, бешеное золото сокрыто в горах северо-американской Аляски…. В те края ещё моим отцом, Алексеем Михайловичем, посылалась экспедиция под руководством служивого человека Семёна Дежнева. Только отчёты по ней, видимо, затерялись где-то – в суете бестолковых боярских приказов…. Надо будет озаботиться этим вопросом. Особенно касаемо географических карт и планов. Да и о новых экспедициях следует крепко подумать…. Идём далее. Получается, что Алексашки на борту фрегата нет, чего и следовало ожидать. Следовательно, он высадился где-нибудь на прибалтийском берегу и скоро будет на Москве…. Алексашка, он хват нешуточный! Его голыми руками не взять: обучен всякому, умён, сообразителен, осторожен. Тут без серьёзной крови не обойтись…. Ладно, иди уж, Матильда, с этой проблемой я сам разберусь. Позови остальных…
«Что же, Пётр Алексеевич – человек весьма обстоятельный и разумный!», – уважительно хмыкнул внутренний голос, любящий всё увиденное и услышанное тут же анализировать и раскладывать по полочкам. – «Только вот фраза – «с этой проблемой я разберусь сам», что она означает? Интересно, каким образом царь собирается, братец, разобраться с тобой?».
В переговорную беседку поднялись и по знаку Петра расселись напротив него царевич Алексей, Медзоморт-паша и Алёшка Бровкин.
– Что ж, высокородные господа, я ознакомился с вашими бумагами, – объявил царь. – Всё очень дельно, вы проделали большую и серьёзную работу. Готовьте тексты новых мирных и торговых Соглашений. Высокородный Медзоморт-паша, у вас же есть необходимые полномочия – для подписания таких важных документов? Отлично! Не утруждайте себя – прямо сейчас – поиском соответствующих бумаг, передадите мне ваши верительные грамоты через несколько дней, так сказать, в торжественной и официальной обстановке. С нашей стороны все документы подпишет царевич Алексей. Вести все южные дела – от имени России – я поручаю именно ему…. (Царевич – в знак благодарности за оказанное доверие – коротко, с чувством собственного достоинства кивнул головой). Да, вот ещё, любезный мой Медзоморт-паша! Я приглашаю вас – вместе с вашими прекрасными жёнами – провести три-четыре дня, оставшиеся до официального приёма, в моём Преображенском дворце. Поболтаем немного с вами в спокойной обстановке, поиграем в шахматы, в нарды, в русское домино…. Вы же, надеюсь, не будете против?
Медзоморт-паша – бывший забубённый пират, опытный и битый лис, дипломат до мозга костей, только невозмутимо погладил свою седую, аккуратно подстриженную бороду и забормотал вежливые слова благодарности.
«Вот, пожалуйста, ещё одна очередная неожиданность!», – обречённо поморщился внутренний голос. – «Хотя, может, после предстоящих пожаров Пётр Алексеевич отменит это решение?».
Тем временем Пётр вежливо попрощался с царевичем Алексеем и турецким посланником, а адмирала Бровкина (с незабываемыми интонациями Мюллера – из телевизионного сериала про разведчика Штирлица) попросил задержаться.
Ещё через полторы-две минуты, дождавшись, когда царевич и Медзоморт-паша отойдут подальше, царь властно обратился к темноте, окружающей беседку:
– Эй, дядя, подходи к нам!
По песчано-гравийной дорожке, ведущей от двустворчатых дверей дворца, послушался негромкий скрип-треск. Это послушно перекатывался под подошвами чьих-то сапог мелкий гравий. Жалобно скрипнули деревянные ступени беседки под грузными и уверенными шагами…
В желтовато-призрачных отблесках горящих свечей возле стола появился князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский, ведущий за руку светленького мальчишку.
«Это же Шурик! Вырос-то как, родненький, кровиночка наша…», – зачарованно выдохнул растроганный внутренний голос. – «Что же теперь делать? Совсем скоро в казарме охранной Службы начнётся пожар. А дальше-то что, спрашивается? Операция уже сорвана, сто один процент! А после пожара царь, наверняка, решит отправить Сашутку в совершенно другое место. Отправит обязательно, гнида осторожная…».
Адмирал удивлённо охнул, а мальчишка, ловко вырвав свою крохотную ладошку из огромной лапищи князя-кесаря, бросился к Бровкину, восторженно вопя:
– Дядя Алёша, ура, ура! А где мои папа и мама? Где Катенька, Петька, дедушка Иван Артёмич и Лизок?
– Они немного задерживаются, племяш, извини. Но очень скоро ты их всех увидишь. Обязательно увидишь, обещаю, – смущённо и неуверенно забормотал Алёшка.
Дождавшись, когда порыв родственных чувств слегка стихнет, Пётр снова забрал нить разговора в свои сильные и уверенные руки:
– Ладно вам, дядя и племянник, угомонитесь! Кому я сказал? У вас очень скоро будет в достатке времени для общения. Ещё непременно успеете надоесть друг другу…. Я могу говорить? Вот спасибо, уважили! Итак, Алексей Иванович Бровкин, вице-адмирал, маркиз де Бровки, я принял окончательное и бесповоротное решение. Причём, принял его под беспрецедентным давлением – практически со всех сторон…. Ну, и на основании собственных долгих и муторных размышлений…. Итак, адмирал Бровкин, забирай своего племянника и прямо завтра выезжай – через Урал и Сибирь-матушку – к славному российскому городу Охотску. Там хваткие ребятки построили крепкий двухмачтовый ял, заложили трёхмачтовый фрегат…. Короче говоря, достраивай, адмирал, тот фрегат, иди на нём к Аляске и отыщи там Алексашку. Только сперва, Алексей Иванович, дай мне своё честное слово, что после этого ты – вместе со своей дочкой Лизой – сразу же вернёшься назад, в Питербурх!
– Государь, да я…
– Ну, адмирал, слово?
– Вернусь, государь! – обречённо выдохнул Алёшка. – Честное благородное слово!
– То-то же! – довольно, словно сытый кот, своровавший с хозяйского стола кусок парного мяса, усмехнулся в свои реденькие усики царь. – Продолжаю. Найди лагерь нашего Данилыча и хорошенько запомни это место. Не просто запомни, но постарайся и карту, какую-никакую, составить. Понял? Потом отдай бывшему Светлейшему князю его отпрыска, забери свою дочь и поспешай назад…. Ах да, ещё же выкуп…. Похоже, что со ста пудами – я погорячился немного. Забери у Алексашки золото, которое у него будет в наличии. Будет половина запрашиваемого – отлично. Только треть? Да и чёрт с ним! Так и быть, верни ему сына…. Я ведь царь, а не жадный лавочник! Что смотришь так удивлённо, как будто узрел чудо чудное? Интересуешься, наверное, с каких таких вкусных и сочных пирожков я заделался слюнявым мизантропом? Да просто всё, верный соратник! Во-первых, пока Шурик здесь проживает, то и Александр Данилович будет неустанно вертеться вокруг Москвы, а его фрегаты – тупо курсировать по седой Балтике туда-сюда. Азбука…. Это может долго продолжаться. Опять же, и кровушка русская, наверняка, прольётся – звонкими ручьями…. А так Алексашке, хочет он того или нет, придётся-таки плыть к Аляске, благо это совсем и недалеко от Охотска, и золотишко там добывать усердно. Во-вторых, некие прекрасные и нежные наяды – после вашего отъезда – перестанут, надеюсь, на меня дуться и изображать из себя холодную февральскую льдинку. В-третьих, и с моей души (с царской души!) спадёт тяжёлый камень…. Так что, собирайся в дорогу, адмирал! Подробности твоего отъезда мы не будем держать в секрете, а нужные бумаги тебе с самого утра князь-кесарь выправит…. Да, место-то «золотое», секретное, не забудь хорошенько запомнить и нанести на карту…
«Какая-то неразрешимая шарада! Что делать теперь, а?», – искренне возмутился окончательно сбитый с толка внутренний голос. – «Медзоморт-паша с жёнами должен трое-четверо суток находится в Преображенском дворце, а Алёшка с Шуриком уже завтра отбывают на Охотск…. Если улизнуть из дворца, взять у маркиза Сашутку и рвануть к Кёнигсбергу, то, что у нас получается? Во-первых, это откровенная подстава – и в отношении Медзоморта, и в отношении адмирала. Любой здравомыслящий индивидуум всё это легко сопоставит и сразу поймёт, что к чему. Во-вторых, если Алёшку взять с собой, то это очень плохо отразится на судьбе остальных Бровкиных, и Гаврюшки, и тестя нашего, Ивана Артемича…. И, наконец, в-третьих, князь-кесарь всё сразу и однозначно просечёт и тут же перекроет дороги – большие и малые – ведущие на запад. Однако, дела…. Может, пусть всё будет, как предлагает Пётр Алексеевич? Для четырёхлетнего пацана так будет гораздо безопасней: не придётся пересекать два безбрежных океана, что сопряжено с серьёзными опасностями. Тем более что Шурик очень плохо переносит качку…. Да и стоит ли нарушать очередной приказ царя, который, в принципе, всех устраивает? Пётр же может разозлиться уже и по-настоящему, тогда только держись, половина страны – между делом – кровью умоется.… А так Шурёнок – в сопровождении родного и любимого дяди – прокатится по всей России с запада на восток, увидит много чего любопытного, полезного и познавательного, а к Охотску мы и сами, братец, подплывём, чего уж там…
Где-то за Преображенским дворцом неожиданно полыхнуло, к небу взметнулись неясные оранжевые всполохи, тут же со всех сторон предсказуемо зазвучало:
– Пожар! Пожар! Горим!
В темноте, с подсвечниками и факелами в руках, бестолково забегали-засуетились какие-то непонятные фигуры, зазвучали резкие и отрывистые команды офицеров.
Пётр на всё это безобразие отреагировал очень неожиданно и совершенно непредсказуемо:
– Вот, понимаешь, не успел! Ну, надо же, а…. Голову даю на отсечение, что пожар – это Алексашкина работа! Он у меня такой…, – в голосе царя неожиданно послышались нотки нежной гордости, впрочем, он очень быстро взял себя в руки и громко проорал в темноту: – Гаврюшка, мать твою! Быстро ко мне!
Через две-три минуты бледный Гаврюшка Бровкин был уже в беседке и уверенно докладывал:
– Ничего страшного, государь! Это горит казарма охранной Службы. Сейчас ветра нет, поэтому пожар не сможет перекинуться на дворец. Совершенно ничего опасного, высокородные гости могут безбоязненно оставаться за столами…
– Хватит, охранитель! – сердито перебил царь. – Я тебя позвал совершенно по другому поводу. Выдели-ка два десятка надёжных драгун – для охраны адмирала Бровкина и сего мальца. Прямо сейчас выдели! Чтобы из дворца они отправились уже под надёжным эскортом. Ну, и дальше пусть драгуны сопровождают моих добрых друзей, до самого Охотска. Озаботься, чтобы служивые уже завтра по утру были экипированы знатно и получили все нужные бумаги, довольствие денежное…. Командира им самолично подбери – надёжного и опытного…
Егор вспомнил, что у него осталось ещё одно важное дело.
Он – на прощанье – внимательно посмотрел на сына, тяжело вздохнул и стал осторожно, стараясь не наступать на подол турецкой чадры, отступать от кустов боярышника.
Во всеобщей суете на бесформенную фигуру в тёмной чадре никто не обратил ни малейшего внимания. Егор уверенно прошёл по широкому коридору, свернул в узкий, снова – в широкий, вновь – в узкий…
Вот и заветный тупичок: деревянные планки – тёмно-фиолетовые, морёного дуба, между планками – изумрудно-зелёный бархат. Егор тревожно оглянулся по сторонам, зашёл в нишу, уверенно нажал на нужную планку. Лицевая сторона тупика послушно и почти бесшумно отошла в сторону.
– Ну да! Наш с Санькой младший братишка. Помнишь, несколько лет назад Пётр Алексеевич его назначил охранителем царевича Алексея? Когда наследник престола чуть не утонул в воронежской реке? Так вот, сейчас Гаврюшка занимает в охранной царской Службе отнюдь не последнюю должность. Вася Волков, глава Службы, сейчас находится на Митаве. Там дела происходят очень важные и серьёзные, раньше первых зимних морозов не закончатся. Так вот, обычно на случай долгих отъездов из Москвы Василий – в последнее время – назначал на своё место Антона Девиера. Да, говорят, что между царём и Антошкой кошка пробежала ненароком. Только не чёрная а, наоборот, светленькая такая, датская. Матильдой её зовут. Вот Пётр Алексеевич нынче и отправил Девиера с князем-кесарем Ромодановским в Питербурх…. Так что охранной царской Службой нынче Гаврюшка руководит негласно. По всеобщему умолчанию, так сказать. Он сегодня даже присутствовал и на государственных секретных переговорах с Медзоморт-пашой.
– Тот элегантный кавалер в тёмных одеждах – Гаврюшка? – искренне удивился Егор. – Как же время летит быстро! Чёрт те что…
– Летит, летит! – поддержал одноглазый адмирал. – Так вот, предлагается следующий нехитрый план. В оговорённый час в казарме охранной Службы вспыхнет сильный пожар, из тех, на тушение которых уходит не один час…. Казарма охранной Службы, как ты помнишь, располагается всего в двухстах метрах севернее Преображенского дворца. Гаврюшка тут же бросит на тушение пламени основные силы своих сотрудников. Всех, конечно же, снять из западного крыла дворца у него не получится, останется примерно три поста – по одному человеку в каждом. Ты, облачённый, естественно, в турецкую чадру, в общей суматохе переместишься в западное крыло. Не заплутаешь?
– С чего бы вдруг? Я эти места знаю, как свои пять пальцев! Каждый коридор помню наизусть – ещё с тех времён, как Яшку Брюса доводилось посещать…. Говоришь, только трое часовых? Причём все трое – из нашей Службы? И я их, возможно, знаю лично? Чёрт, это же усложняет дело! Их же придётся…, придётся…
– Да, их всех придётся убить, – очень тихо, выговаривая слова практически по слогам, подтвердил Алёшка. – Просто оглушить – здесь не получится. Женщина в турецкой чадре слишком приметная фигура. Сразу станет ясно, откуда растут ноги. Кроме того, убивать их надо будет, не оставляя явных следов насилия…
– Ладно, этот неприятный момент я понял, хотя и не до конца…. Впрочем, великий стратег и тактик, излагай дальше!
– Дальше всё очень просто, – демонстративно невозмутимо зевнул адмирал. – У последнего трупа ты заберёшь из кармана ключи и отопрёшь дверь в помещение, где содержится Шурик. Поцелуешь своего драгоценного сына, успокоишь, как сможешь. Потом схватишь мальчугана в охапку и со всех ног побежишь к молодой берёзовой рощице, до которой будет метров двести пятьдесят. Там тебя будет ждать мой верный, надёжный и многократно проверенный человек. Ему отдашь Шурку, взамен возьмешь холщовый мешок с телом…
– С к-каким телом?
– Со свежайшим трупом трёх – четырёхлетнего мальчишки с ближайшего церковного погоста, – доходчиво пояснил Алёшка. – Надо же всё обставить по-человечески, с толком, чувством и расстановкой? Сам же учил меня в своё время…. Итак, Александра Александровича сдашь на руки моему человечку, возьмёшь мешок с мёртвым мальцом, вернёшься в палату. Тело аккуратно вытащишь из мешка, туда же перенесёшь трупы охранников, разложишь их в художественном беспорядке. Потом запалишь западное крыло дворца в двух-трёх местах, надёжный горючий состав я тебе дам…. Ты же сам осторожно – тихим сапом – возвратишься на прежнее место и прибьёшься к двум другим жёнам Медзоморт-паши. Я их, пользуясь всеобщей паникой, отведу в царскую цветочную оранжерею…. Пожар в западном крыле, естественно, потушат – рано или поздно. Потушат и найдут на пепелище обгоревшие тела мальчишки и трёх охранников, которые, якобы, до конца героически сражались с огненной стихией. Именно поэтому их и надо убить, не оставляя явных следов насилия….
– План как план, – неопределённо пожал плечами Егор. – Только вот объясни мне, как мы доставим Шурика до Кёнигсберга?
– Да, это непростой вопрос! – скорчил озабоченную гримасу адмирал. – Тем более что со дня на день на Москве может объявиться князь-кесарь. Фёдор Юрьевич Ромодановский – совсем не тот человек, которого стоит недооценивать. Он-то, наверняка, заподозрит хитроумный обман и надёжно перекроет все дороги, ведущие в Европу…. Ладно, потом подумаем над этой проблемой, когда Санёк уже будет в полной безопасности…. Есть и ещё один вариант. Мне удалось сегодня коротко переговорить с одной, э-э-э, прекрасной и весьма могущественной особой…. Нам обещана действенная помощь. Правда, всё это весьма призрачно и ненадёжно…. Извини, Александр Данилович, но подробней рассказывать не буду, боюсь сглазить. Ты же и сам ко всяким приметам относишься трепетно и серьёзно, так что должен отнестись с пониманием…. Ну, хорошо, хорошо, ты только не кипятись! Не буду наводить тень на плетень, не буду, честное слово! Екатерина, жена государя нашего Петра Алексеевича, помня о былых заслугах, обещалась подумать, как выручить нас, сирых да убогих…
В Преображенском мало что изменилось за прошедшие два с половиной года, только вот стены дворца сверкали на вечернем солнце свежей тёмно-жёлтой краской. Впрочем, толково рассмотреть окружающее было сложно, конструкция турецкой чадры этому совершенно не способствовала. Тем более что время было уже вечернее, до заката оставалось часа полтора. Да и головой вертеть во все стороны приличной турецкой женщине не полагалось…
Между тёмно-жёлтым дворцом и длинными прудами были возведены три деревянные, украшенные искусной резьбой беседки: одна очень длинная и широкая, в ней за обеденными столами запросто могло расположиться до тридцати-сорока знатных персон, и две маленькие – уже для серьёзных и приватных бесед.
Встречать полномочного турецкого посланника вышел сам Пётр (во время неофициальных мероприятий он всегда любил продемонстрировать иноземцам свою прогрессивную демократичность и полную чуждость к показной гордыне), под ручку с женой Екатериной. За их спинами маячили приветливо-серьёзные физиономии царевича Алексея, Гаврюшки Бровкина, Борис Шереметьева и Автонома Головина.
Из передовой кареты на старательно выкошенную преображенскую травку вылезли адмирал Бровкин и Медзоморт-паша, облачённые – по случаю царского, пусть и неофициального приёма – в соответствующие парадные одежды.
– Сидеть, молчать, ждать! – недобро покосившись в сторону Егора, зло прошипел (во второй карете) на ломанном английском языке пожилой евнух.
О чём разговаривали царственные хозяева и их высокий турецкий гость, было толком не разобрать, поэтому оставалось только одно – внимательно всматриваться в знакомые лица.
Пётр выглядел каким-то задумчивым и слегка заторможенным, сказав положенные по такому случаю дежурные фразы, он как-то сразу замкнулся, рассеянно посматривая по сторонам. Складывалось впечатление, что российский царь усиленно размышлял о чём-то своём, или же чего-то напряжённо ждал, например, свежих новостей…
Лицо Екатерины, напротив, было счастливо-беззаботным. Она всем своим обликом выражала полное довольство жизнью – во всех её проявлениях – и разговаривала с турецким посланником живо и вежливо, лучезарно улыбаясь и с любопытством посматривая в сторону второй кареты.
А вот царевич Алексей был собран и серьёзен, легко угадывалось, что ему не терпится продолжить с Медзоморт-пашой недавние серьёзные разговоры о делах наиважнейших – финансовых и торговых.
«Настоящий государственный деятель вырос из сопливого мальчишки!», – торжественно объявил впечатлительный внутренний голос, нечуждый элементарного тщеславия. – «Не пропали даром, братец, наши с тобой совместные усилия! Не пропали, ей-ей…».
Наконец, все высокородные особы проследовали в большую беседку, где наблюдались и другие знатные дамы и господа, приглашённые на это мероприятие: в предзакатных лучах солнца сверкали золотом генеральские и офицерские погоны, чарующе белели оголённые женские плечи. Вскоре оттуда раздались звуки вежливых аплодисментов, тоненько и загадочно зазвенели хрустальные бокалы, встречаясь в приветственных тостах.
«А в посуду высокородного Медзоморта, скорее всего, наливают обыкновенный фруктовый морс!» – насмешливо заявил зловредный внутренний голос. – «Что поделать, вера у него, бедняги, такая…».
Дверца кареты, где находился Егор, распахнулась, и седоусый царский дворецкий – важный до невозможности, наряженный в раззолоченную ливрею и слегка напоминающий новогоднюю праздничную ёлку – объявил на прекрасном английском языке, улыбаясь холодно и дежурно:
– А вам, дамы и…, э-э-э, господин, предложено пройти в малую беседку. Прошу вас, любезные мои, прошу!
За спиной ёлки-дворецкого маячили двое – неприметные такие из себя, но широкоплечие, старательно прячущие свои лица за полями широких тёмных шляп.
Минут через десять-двенадцать со стороны главных дворцовых ворот послышался громкий цокот конских копыт, противно заскрипели о мелкие камушки каретные колёса. Егор, предчувствуя недоброе, торопливо оглянулся.
Тёмно-коричневый, скромный кожаный возок, проехав вдоль прудов до арочного мостика между ними, остановился. Широкая дверца возка распахнулась, и на зелёную травку ловко спрыгнул высокий кавалер в немецкой одежде, с короткой дорожной шпагой на боку.
«Никакой это и не кавалер!», – понимающе усмехнулся внутренний голос. – «А Матильда Лаудруп – Снежная Королева! Вот как оно получилось…. Похоже, прибыли свежие новости, которых так нервно и вожделенно дожидался Пётр Алексеевич. Очевидно, адмирал Лаудруп сделал остановку в каком-то балтийском порту. Царский соглядатай тут же передал весточку на берег, где её уже дожидались. Матти тут же направилась в Москву. А куда, интересно, подевался Антошка Девиер?
Матильда – под весёлые и дружеские приветствия – заняла своё место за обеденным столом.
А ещё через пять-шесть минут из беседки выбежал, неуклюже подпрыгивая, важный и упитанный царский дворецкий и торопливо скрылся за приоткрытой двустворчатой дверью, ведущей в покои Преображенского дворца. Вскоре оттуда выскочили пятеро вооружённых сотрудников царской охранной Службы и бодрой рысцой припустили в сторону дворцового парка, откуда доносились гортанные, неприятно режущие слух вопли павлинов.
«Творится что-то странное и явно недоброе!», – засомневался осторожный внутренний голос. – «Появилась Снежная Королева, и всё пошло наперекосяк, чёрт её побери! Как бы вся операция не сорвалась, ещё даже и не начавшись. Хорошо ещё, что западное крыло дворца находится в другой стороне…».
Время шло, но абсолютно ничего не происходило, никаких гостей в маленькой «турецкой» беседке не наблюдалось. Наступил тёмно-сиреневый вечер, стемнело, в большой беседке, откуда, практически не смолкая, долетали мужские хмельные голоса и серебристый женский смех, расторопные слуги, пользуясь полным безветрием, зажгли многие десятки ярких свеч.
Один раз из вечернего сумрака кто-то невидимый отдал короткую команду:
– Ефимов и Тыртов, кончайте здесь отсвечивать, бездельники! Следуйте к восточному крылу дворца, так видели кого-то подозрительного. Ну, быстро у меня!
Послышался неясный шум, издаваемый двумя парами торопливо бегущих ног, и снова всё вокруг стихло.
«Понятное дело, это Гаврюшка Бровкин заблаговременно отгоняет своих сотрудников от царских беседок», – одобрительно пояснил чуткий внутренний голос.
Неожиданно рядом весело замелькали три жёлто-оранжевых огонька-светлячка, по деревянным ступеням беседки чуть слышно прошелестели лёгкие женские шаги.
– Доброго вам здоровья, милые принцесс! – глубоким и мелодичным голосом по-русски поприветствовала присутствующих нарядная Екатерина, в девичестве – Марта Скавронская, крепко сжимающая в ладони правой руки позолочённый подсвечник.
Видя, что турчанки вскочили со своих мест и начали безостановочно кланяться, Егор поспешил последовать их примеру. Пожилой же евнух и вовсе – как подкошенный – бухнулся на колени, звонко приложившись при этом лбом о дубовые доски пола.
Не дождавшись ответа, Екатерина, мило улыбнувшись, повторила свою приветственную фразу на немецком и английском языках.
– Они вас – не понимать! – глухо сообщил с пола евнух на своём ужасном английском. – Турецкая женщина – говорить только по-турецки! Извините, Небеснородная!
– Что ж, оно и к лучшему, – неотрывно глядя на Егора (под чадрой), негромко произнесла Екатерина на немецком языке. – Я думаю, дорогой сэр Александэр, что всё непременно сладится и получится. Я помогаю вам – в память о моей безвременно ушедшей подружке Луизе де Бровки. Ну, и из безмерного уважения к моей второй подруге – Светлейшей княгине Александре Меньшиковой – потерянной навсегда… Удач вам, мой добрый друг! Минут через двенадцать-пятнадцать незаметно подойдите ко второй маленькой беседке. Там вы услышите нечто весьма интересное и примечательное…. Прощайте, храбрый охранитель! Извините, но подсвечника вам оставить не могу. Тем более что сейчас темнота – ваш главный друг и помощник…
С этими словами Екатерина покинула беседку. Затихли звуки её почти невесомых шагов, мелькнули и скрылись за искусно подстриженными шаровидными кустами три добрых светлячка-огонька.
Выждав некоторое время, Егор упруго поднялся со своего места и внушительно сообщил евнуху:
– Теперь, морда наглая, сядь и помолчи. Если будешь мешаться под ногами, то придушу – как стамбульского бродячего пса. А могу ещё по-простому нажаловаться Медзоморт-паше, он тебя, мерзавца толстозадого, разрежет на маленькие кусочки и скормит своим любимым аквариумным рыбкам…
Он бесшумно подобрался ко второй маленькой беседке, осторожно отодвинул в сторону ветку садового боярышника.
Внутри беседки было светло, благодаря десятку горящих свеч. За прямоугольным столом – друг напротив друга – сидели Пётр и Матильда Лаудруп.
– Что же, спасибо за службу, Снежная Королева! – подвёл царь черту. – Значит, бешеное золото сокрыто в горах северо-американской Аляски…. В те края ещё моим отцом, Алексеем Михайловичем, посылалась экспедиция под руководством служивого человека Семёна Дежнева. Только отчёты по ней, видимо, затерялись где-то – в суете бестолковых боярских приказов…. Надо будет озаботиться этим вопросом. Особенно касаемо географических карт и планов. Да и о новых экспедициях следует крепко подумать…. Идём далее. Получается, что Алексашки на борту фрегата нет, чего и следовало ожидать. Следовательно, он высадился где-нибудь на прибалтийском берегу и скоро будет на Москве…. Алексашка, он хват нешуточный! Его голыми руками не взять: обучен всякому, умён, сообразителен, осторожен. Тут без серьёзной крови не обойтись…. Ладно, иди уж, Матильда, с этой проблемой я сам разберусь. Позови остальных…
«Что же, Пётр Алексеевич – человек весьма обстоятельный и разумный!», – уважительно хмыкнул внутренний голос, любящий всё увиденное и услышанное тут же анализировать и раскладывать по полочкам. – «Только вот фраза – «с этой проблемой я разберусь сам», что она означает? Интересно, каким образом царь собирается, братец, разобраться с тобой?».
В переговорную беседку поднялись и по знаку Петра расселись напротив него царевич Алексей, Медзоморт-паша и Алёшка Бровкин.
– Что ж, высокородные господа, я ознакомился с вашими бумагами, – объявил царь. – Всё очень дельно, вы проделали большую и серьёзную работу. Готовьте тексты новых мирных и торговых Соглашений. Высокородный Медзоморт-паша, у вас же есть необходимые полномочия – для подписания таких важных документов? Отлично! Не утруждайте себя – прямо сейчас – поиском соответствующих бумаг, передадите мне ваши верительные грамоты через несколько дней, так сказать, в торжественной и официальной обстановке. С нашей стороны все документы подпишет царевич Алексей. Вести все южные дела – от имени России – я поручаю именно ему…. (Царевич – в знак благодарности за оказанное доверие – коротко, с чувством собственного достоинства кивнул головой). Да, вот ещё, любезный мой Медзоморт-паша! Я приглашаю вас – вместе с вашими прекрасными жёнами – провести три-четыре дня, оставшиеся до официального приёма, в моём Преображенском дворце. Поболтаем немного с вами в спокойной обстановке, поиграем в шахматы, в нарды, в русское домино…. Вы же, надеюсь, не будете против?
Медзоморт-паша – бывший забубённый пират, опытный и битый лис, дипломат до мозга костей, только невозмутимо погладил свою седую, аккуратно подстриженную бороду и забормотал вежливые слова благодарности.
«Вот, пожалуйста, ещё одна очередная неожиданность!», – обречённо поморщился внутренний голос. – «Хотя, может, после предстоящих пожаров Пётр Алексеевич отменит это решение?».
Тем временем Пётр вежливо попрощался с царевичем Алексеем и турецким посланником, а адмирала Бровкина (с незабываемыми интонациями Мюллера – из телевизионного сериала про разведчика Штирлица) попросил задержаться.
Ещё через полторы-две минуты, дождавшись, когда царевич и Медзоморт-паша отойдут подальше, царь властно обратился к темноте, окружающей беседку:
– Эй, дядя, подходи к нам!
По песчано-гравийной дорожке, ведущей от двустворчатых дверей дворца, послушался негромкий скрип-треск. Это послушно перекатывался под подошвами чьих-то сапог мелкий гравий. Жалобно скрипнули деревянные ступени беседки под грузными и уверенными шагами…
В желтовато-призрачных отблесках горящих свечей возле стола появился князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский, ведущий за руку светленького мальчишку.
«Это же Шурик! Вырос-то как, родненький, кровиночка наша…», – зачарованно выдохнул растроганный внутренний голос. – «Что же теперь делать? Совсем скоро в казарме охранной Службы начнётся пожар. А дальше-то что, спрашивается? Операция уже сорвана, сто один процент! А после пожара царь, наверняка, решит отправить Сашутку в совершенно другое место. Отправит обязательно, гнида осторожная…».
Адмирал удивлённо охнул, а мальчишка, ловко вырвав свою крохотную ладошку из огромной лапищи князя-кесаря, бросился к Бровкину, восторженно вопя:
– Дядя Алёша, ура, ура! А где мои папа и мама? Где Катенька, Петька, дедушка Иван Артёмич и Лизок?
– Они немного задерживаются, племяш, извини. Но очень скоро ты их всех увидишь. Обязательно увидишь, обещаю, – смущённо и неуверенно забормотал Алёшка.
Дождавшись, когда порыв родственных чувств слегка стихнет, Пётр снова забрал нить разговора в свои сильные и уверенные руки:
– Ладно вам, дядя и племянник, угомонитесь! Кому я сказал? У вас очень скоро будет в достатке времени для общения. Ещё непременно успеете надоесть друг другу…. Я могу говорить? Вот спасибо, уважили! Итак, Алексей Иванович Бровкин, вице-адмирал, маркиз де Бровки, я принял окончательное и бесповоротное решение. Причём, принял его под беспрецедентным давлением – практически со всех сторон…. Ну, и на основании собственных долгих и муторных размышлений…. Итак, адмирал Бровкин, забирай своего племянника и прямо завтра выезжай – через Урал и Сибирь-матушку – к славному российскому городу Охотску. Там хваткие ребятки построили крепкий двухмачтовый ял, заложили трёхмачтовый фрегат…. Короче говоря, достраивай, адмирал, тот фрегат, иди на нём к Аляске и отыщи там Алексашку. Только сперва, Алексей Иванович, дай мне своё честное слово, что после этого ты – вместе со своей дочкой Лизой – сразу же вернёшься назад, в Питербурх!
– Государь, да я…
– Ну, адмирал, слово?
– Вернусь, государь! – обречённо выдохнул Алёшка. – Честное благородное слово!
– То-то же! – довольно, словно сытый кот, своровавший с хозяйского стола кусок парного мяса, усмехнулся в свои реденькие усики царь. – Продолжаю. Найди лагерь нашего Данилыча и хорошенько запомни это место. Не просто запомни, но постарайся и карту, какую-никакую, составить. Понял? Потом отдай бывшему Светлейшему князю его отпрыска, забери свою дочь и поспешай назад…. Ах да, ещё же выкуп…. Похоже, что со ста пудами – я погорячился немного. Забери у Алексашки золото, которое у него будет в наличии. Будет половина запрашиваемого – отлично. Только треть? Да и чёрт с ним! Так и быть, верни ему сына…. Я ведь царь, а не жадный лавочник! Что смотришь так удивлённо, как будто узрел чудо чудное? Интересуешься, наверное, с каких таких вкусных и сочных пирожков я заделался слюнявым мизантропом? Да просто всё, верный соратник! Во-первых, пока Шурик здесь проживает, то и Александр Данилович будет неустанно вертеться вокруг Москвы, а его фрегаты – тупо курсировать по седой Балтике туда-сюда. Азбука…. Это может долго продолжаться. Опять же, и кровушка русская, наверняка, прольётся – звонкими ручьями…. А так Алексашке, хочет он того или нет, придётся-таки плыть к Аляске, благо это совсем и недалеко от Охотска, и золотишко там добывать усердно. Во-вторых, некие прекрасные и нежные наяды – после вашего отъезда – перестанут, надеюсь, на меня дуться и изображать из себя холодную февральскую льдинку. В-третьих, и с моей души (с царской души!) спадёт тяжёлый камень…. Так что, собирайся в дорогу, адмирал! Подробности твоего отъезда мы не будем держать в секрете, а нужные бумаги тебе с самого утра князь-кесарь выправит…. Да, место-то «золотое», секретное, не забудь хорошенько запомнить и нанести на карту…
«Какая-то неразрешимая шарада! Что делать теперь, а?», – искренне возмутился окончательно сбитый с толка внутренний голос. – «Медзоморт-паша с жёнами должен трое-четверо суток находится в Преображенском дворце, а Алёшка с Шуриком уже завтра отбывают на Охотск…. Если улизнуть из дворца, взять у маркиза Сашутку и рвануть к Кёнигсбергу, то, что у нас получается? Во-первых, это откровенная подстава – и в отношении Медзоморта, и в отношении адмирала. Любой здравомыслящий индивидуум всё это легко сопоставит и сразу поймёт, что к чему. Во-вторых, если Алёшку взять с собой, то это очень плохо отразится на судьбе остальных Бровкиных, и Гаврюшки, и тестя нашего, Ивана Артемича…. И, наконец, в-третьих, князь-кесарь всё сразу и однозначно просечёт и тут же перекроет дороги – большие и малые – ведущие на запад. Однако, дела…. Может, пусть всё будет, как предлагает Пётр Алексеевич? Для четырёхлетнего пацана так будет гораздо безопасней: не придётся пересекать два безбрежных океана, что сопряжено с серьёзными опасностями. Тем более что Шурик очень плохо переносит качку…. Да и стоит ли нарушать очередной приказ царя, который, в принципе, всех устраивает? Пётр же может разозлиться уже и по-настоящему, тогда только держись, половина страны – между делом – кровью умоется.… А так Шурёнок – в сопровождении родного и любимого дяди – прокатится по всей России с запада на восток, увидит много чего любопытного, полезного и познавательного, а к Охотску мы и сами, братец, подплывём, чего уж там…
Где-то за Преображенским дворцом неожиданно полыхнуло, к небу взметнулись неясные оранжевые всполохи, тут же со всех сторон предсказуемо зазвучало:
– Пожар! Пожар! Горим!
В темноте, с подсвечниками и факелами в руках, бестолково забегали-засуетились какие-то непонятные фигуры, зазвучали резкие и отрывистые команды офицеров.
Пётр на всё это безобразие отреагировал очень неожиданно и совершенно непредсказуемо:
– Вот, понимаешь, не успел! Ну, надо же, а…. Голову даю на отсечение, что пожар – это Алексашкина работа! Он у меня такой…, – в голосе царя неожиданно послышались нотки нежной гордости, впрочем, он очень быстро взял себя в руки и громко проорал в темноту: – Гаврюшка, мать твою! Быстро ко мне!
Через две-три минуты бледный Гаврюшка Бровкин был уже в беседке и уверенно докладывал:
– Ничего страшного, государь! Это горит казарма охранной Службы. Сейчас ветра нет, поэтому пожар не сможет перекинуться на дворец. Совершенно ничего опасного, высокородные гости могут безбоязненно оставаться за столами…
– Хватит, охранитель! – сердито перебил царь. – Я тебя позвал совершенно по другому поводу. Выдели-ка два десятка надёжных драгун – для охраны адмирала Бровкина и сего мальца. Прямо сейчас выдели! Чтобы из дворца они отправились уже под надёжным эскортом. Ну, и дальше пусть драгуны сопровождают моих добрых друзей, до самого Охотска. Озаботься, чтобы служивые уже завтра по утру были экипированы знатно и получили все нужные бумаги, довольствие денежное…. Командира им самолично подбери – надёжного и опытного…
Егор вспомнил, что у него осталось ещё одно важное дело.
Он – на прощанье – внимательно посмотрел на сына, тяжело вздохнул и стал осторожно, стараясь не наступать на подол турецкой чадры, отступать от кустов боярышника.
Во всеобщей суете на бесформенную фигуру в тёмной чадре никто не обратил ни малейшего внимания. Егор уверенно прошёл по широкому коридору, свернул в узкий, снова – в широкий, вновь – в узкий…
Вот и заветный тупичок: деревянные планки – тёмно-фиолетовые, морёного дуба, между планками – изумрудно-зелёный бархат. Егор тревожно оглянулся по сторонам, зашёл в нишу, уверенно нажал на нужную планку. Лицевая сторона тупика послушно и почти бесшумно отошла в сторону.