Андрей Егоров. Вечный мент, или Светоч справедливости

   – Молодец, – одобрил я. – Ты запомни на всякий случай. Тракторы не копают. Копают экскаваторы. Так что ты лучше копай, как экскаватор.
   – А ты отстегивай, как Центробанк, – парировал мой помощник. Чувство юмора ему порой изменяло. Но, учитывая его личностный склад, хорошо, что оно вообще у него присутствовало…
 
   По мере поступления информации, я все больше приходил к выводу, что меня дурачат. Хотя поначалу противоречивые данные, – они противоречили даже здравому смыслу, – меня вовсе не насторожили, а только вызвали бо льший интерес.
   Возможно, если бы я тогда проявил прозорливость и попытался избавиться от этого «дохлого» дела, моя судьба сложилась иначе, и мой жизненный путь не сделался столь извилист.
   Но меня, к несчастью, захватил пытливый интерес, азарт естествоиспытателя. Я вцепился в досье Счастливцева, как запойный пьяница в единственную бутылку. Я размышлял о странном капитане днем и ночью, настолько меня захватило это дело. Совсем не мог уснуть. Мешали ночные визитеры.
   Порой возникали самые неожиданные галлюцинации. Лысый психолог однажды ночью выглянул из телевизора, включил звук на полную и принялся вещать. Хорошо, что накануне я приобрел беруши и очки из темной ткани для авиапассажиров. Нематериальным существам сложно запугать человека, который ничего не видит и не слышит.
   Но сон все равно бежал меня. Спать не давали мысли об объекте. Прежде подобной одержимости я за собой не замечал. Но вновь не проявил прозорливости, не придав значения патологическому стремлению, во что бы то ни стало разузнать все о Счастливцеве.
   Когда раньше я изучал депутатов и директоров крупных предприятий перед тем, как их завалить, то и представить не мог, до чего же все они скучные и серые людишки, как ущербна их маленькая свинская жизнь. Какие только факты мои дознаватели не приносили – и в бане они с проститутками парились, и в казино просаживали огромные деньжищи, и с юными содержанками отдыхали на экзотических островах, забыв о жене и детях, некоторые даже мальчиков выписывали из гей-клубов. И главное, все как-то обыденно у них происходило, без огонька… и без мистики.
   Что же касается удивительного капитана Счастливцева, то его жизнь была легендой. Я отнюдь не преувеличиваю. В органах о нем слагали истории одна другой краше. И все о героизме и неподкупности. Героизм его, на мой взгляд, был сродни идиотизму. Так ведут себя ненормальные, уверовавшие в собственную неуязвимость.
   Складывая фактики один к одному, я все больше утверждался в мысли, что капитан этот ох как непрост, и хранят его от беды не только спасенный начальник – полковник Воронин, но и потусторонние силы. Некто рогатый, а может, наоборот – с сияющим нимбом над головой…
   Негоже ударяться в мистику, размышлял я. Мое дело – выполнить заказ. Я в сказки и в раннем детстве не верил. Первым понял, что деда Мороза нет, схватил старика за бороду на резинке, оттянул как следует, и отпустил. Папаша мой, помнится, очень возмутился такому обращению с его персоной. А нечего детей дурить!
   Расскажу, пожалуй, подробнее, что меня более всего впечатлило в капитане Счастливцеве, и почему я вдруг уверовал в его мистического покровителя. Этот тип отличался поразительной, почти потусторонней удачливостью. Даже кличка у него среди коллег по работе была какая-то неправильная, странная, прямо скажем, кличка для сотрудника российских правоохранительных органов, – «честный». Я сначала решил, что это сарказм. И что достался мне объект до денег жадный и на руку нечистый. Я бы понял, если бы Счастливцева так прозвали за жлобство, лживость, хапужничество, взяточничество, ан нет – звали его так за то, что он на самом деле был человеком кристальной честности, твердых принципов и крайней нетерпимости к врагам общества. И что тем более для рядового опера удивительно, в общении отличался подчеркнутой вежливостью, физические меры воздействия к подследственным не применял, даже не выражался, что совсем уже из рук вон – порой ведь так приятно облегчить душу крепким матерком. Напротив, Счастливцев употреблял часто велеречивые речевые обороты, под старину. Я когда об этом узнал, сильно развеселился. Надо же, мент – и говорит задержанным: «милостивый государь, извольте проследовать в камеру», «вы, голубчик, ежели денег алчете, идите работать», «дабы вы вняли закону, придется вас посадить лет на десять»… Такое даже вообразить сложно. Куда проще представить, как человек в форме щелкает каблуками, протягивает даме букет и говорит: «Ну, это я, типа, тебе!», или кричит на подследственного: «П…ц тебе, Финтифлюшкин, если не создаешься, падла!».
   Что касалось допросов, проводимых капитаном Счастливцевым, то с подозреваемыми он вел себя сдержанно, и только однажды, по слухам, вышел из себя. Это случилось, когда задержанный плюнул ему прямо в благообразный лик и заявил: «Надо будет – я этого гада еще раз шлепну, поня л, ментяра?! Христом богом клянусь, шлепну!». Но и тогда капитан только покраснел от гнева, утерся, расстегнул ворот форменной рубашки и выдавил: «Ну и мерзавец же ты!». Коллега его, конечно, церемониться с убийцей не стал, схватил мерзавца за уши и несколько раз приложил фейсом об тейбл – чтобы впредь был вежливее с представителями власти. Любому российскому гражданину известно, наши милиционеры терпеть не могут, когда с ними грубо разговаривают.
   В привычные рамки поведения сотрудника правоохранительных органов неординарная личность капитана Счастливцева вписываться никак не желала.
   Я всегда полагал, что в мире имеется ограниченное число человеческих типажей, и все они давно мне известны. К примеру, я знаю, что среди оперативников хорошие люди встречаются редко. Разве что на бумажной работе. Но кабинетных крыс в расчет не берем. Что же касается тех, кто занимается реальными делами, то все они давно обитают за гранью добра и зла. Либо ты успешный оперативник и жесткий, беспринципный человек, либо в милиции надолго не задержишься. Потому как волка надо зубами рвать, то есть быть таким же лютым и бесчеловечным, как преступник. Овца никогда не одержит победу над волком. Что касается капитана Счастливцева, то держал он себя скромно – зверек-зверьком, из тех, что у меня в перекрестии прицела. Но в нужные моменты вдруг превращался в настоящего бойца спецназа и работал исключительно успешно. У начальства он был не просто на хорошем счету, а считался одним из лучших оперативников района. Не человек – а загадка.
   Через неделю я впервые с ним встретился. Подгадал время, когда он шел со службы и двинулся ему наперерез. Нет, я пока не собирался его убивать. Хотелось просто посмотреть на Счастливцева вблизи. Мучало любопытство. Фотография, присланная заказчиком, оказалась очень даже удачной. В жизни объект выражением лица походил на блаженного. Когда я увидел глаза Счастливцева, они были совсем, как на фотографии – блеклые, словно у похмельного нищего. Он был худ и где-то даже тщедушен. Шел медленно, будто каждый шаг давался ему с трудом, или словно его обуревают тяжкие думы. Потом глянул в небо и улыбнулся. Мне даже показалось – вот-вот перекрестится. Но он и не думал креститься, поулыбался и побрел дальше. Этакого дурачка, подумал я, убить ничего не стоит. Можно его пристрелить и скрыться прямо сейчас. Он был от меня всего в двух шагах. Когда мы разминулись, я даже замедлил шаг, размышляя – вернуться, нет? Но потом вдруг сердце екнуло и почудилось, будто кто-то на ухо вкрадчиво зашептал: «Гляди, Вася, будут у тебя с ним проблемы». И я поспешил дальше.
   Вечером снова вгляделся в фотографию. Понял, кого мне напоминает капитан. Да он же вылитый князь Мышкин, сыгранный Мироновым в сериале по Достоевскому, чистосердечный идиот. Идиот-то он, может, и идиот. Вот только на его счету куча раскрытых дел. И если верить словам Владика, стреляет он с двух рук, почти не целясь, владеет приемами рукопашного боя – что неоднократно демонстрировал на задержаниях, а однажды, когда заклинило пистолет, убил двух вооруженных преступников голыми руками, чудесным образом увернувшись от пуль…
   Информаторы в органах работали отменно. Копали так быстро и качественно, словно мне помогал некто влиятельный, желающий, чтобы я узнал об объекте как можно больше. Подобный информационный вал заставил меня усомниться в достоверности сведений. Подозрительно, что в бумагах заказчика не было ничего, и вдруг всплыла целая прорва деталей. Да и поверить в некоторые факты было совершенно невозможно. Черт знает что, а не факты. Все ощутимее веяло мистикой.
   Помимо кликухи «честный» было у капитана Счастливцева и другое погоняло – «вечный». Не «у»вечный, как можно было бы подумать, глядя на фото, а просто вечный. Так мента прозвали за то, что его пуля бандитская не брала. Хотя вел он себя порой так, словно специально искал смерти. Да еще, по разным свидетельствам, лет ему было не меньше сорока. Выглядел он, повторюсь, максимум на двадцать пять. И откуда приехал «вечный мент» в столицу никто не знал.
   Стали проясняться постепенно и причины заказа. О чувстве локтя Счастливцев, похоже, никогда не слышал, представления о справедливости имел самые архаичные, к современным российским реалиям не имевшие отношения, сцапал капитан целую толпу почтенных в прошлом российских граждан, ставших никем после конфискации имущества, и те, разумеется, затаили на него жгучую обиду. А потому объединились однажды отнюдь не пролетарии – и порешили, что без Андрея Счастливцева жизнь их будет больше похожа на сказку.
   По-своему я их понимал, хотя и презирал, конечно.
   Карьера и семья капитана мало заботили, зато у него имелась утопическая идея – искоренить преступность в России. Этой мечтой он был одержим и порой начинал с жаром рассказывать случайным собеседникам, какая жизнь начнется, когда всюду воцарится справедливость. А однажды, когда праздновали день его рождения в кругу сослуживцев, – кстати, этот праздник он всегда отмечал в разное время года, словно, родился не один раз, а несколько, – кто-то из сослуживцев, порядком набравшись, поднялся и произнес тост, завершающийся словами: «В общем, Андрюха, желаю я тебе, чтобы сбылось твое самое сокровенное желание». Тут вскакивает из-за стола сильно нетрезвый полковник Воронин: «Ты бы подумал, прежде чем Счастливцеву такого желать. Без работы останемся!».
   Смерти капитана жаждали не только солидные люди, которым он дорогу перешел. В уголовном мире у него тоже имелись враги. Блатные «вечного» знали и побаивались. Бытовало мнение, что Счастливцев – «фартовый псих». Такую характеристику ему выдал Леня Седой, стараниями капитана третий год загорающий на зоне. Фарта Счастливцеву действительно было не занимать. И по мере того, как росло досье, я все больше убеждался, что эта емкая характеристика Лени Седого очень точна.
   Психом Счастливцев был классическим. По молодости несколько лет провел в стенах желтого дома. Согласно некоторым сведениям страдал провалами в памяти, чего, кстати, не скрывал, хоть и говорил о своем недуге с неохотой. Психическое заболевание стало основной причиной, почему он не продвигался по служебной лестнице – был частично нетрудоспособен. Но работал, как я уже упоминал, отменно, и руководство предпочло закрыть глаза на некоторые странности в его поведении и биографии.
   Биография капитана Счастливцева поставила бы в тупик любого архивариуса. Хотя последние двадцать лет были прописаны весьма детально, временами история жизни зияла дырами, которые так и не удалось залатать. Где в эти периоды был Андрей Счастливцев? Что он делал? Неизвестно. Первый значительный эпизод, когда будущий поборник справедливости проявил себя, относится к середине девяностых. Тогда он едва не залетел на тюремный срок за жестокую драку. Молодой человек не смог пройти мимо, когда трое подвыпивших парняг пристали к девушке. Вот чего не одобряю – так это вмешательства в личную жизнь. Может, у них все неплохо бы заладилось. И зажили бы вчетвером. Хе-хе. Но нет. Счастливцев уже тогда в совершенстве владел приемами рукопашного боя. Хотя, если брать этот конкретный случай, не совсем рукопашного – противников Счастливцев отходил куском металлической арматуры. Да так удачно, что все трое скончались на месте. Следователь заподозрил в нем буйнопомешанного. Тем более, молодой человек твердил, что ничего об этом случае не помнит.
   Как клиенту психбольницы удалось затем оказаться на воле – история умалчивает. Известно только, что сразу после возвращения в общество нормальных людей молодой человек устроился на работу в ГУВД. Опять же, непонятно, каким образом. Как его после психушки могли взять на службу в милицию?.. Я, конечно, слышал, что гребут всех подряд, даже с шестью классами образования, даже приезжих из ближнего зарубежья, потому что желающих примерить милицейскую форму мало, но, во-первых, случается подобное не так уж часто, и для того, чтобы взяли откровенного психопата, должна быть хорошая протекция.
   Сопоставив факты, я пришел к выводу, что капитан Счастливцев относится к очень редкой породе людей. Несомненно, он сумасшедший. Но представляет собой редкий подвид психопатии. Патология, порождающая гениальность. Капитан Счастливцев был гением оперативной работы. Единственное, что ограничивало его гений – он был один против всех. Если бы в органах охраны правопорядка работала хотя бы пара сотен таких вот «вечных» ментов, не сомневаюсь, им удалось бы полностью одолеть организованную преступность. А в одиночку войну не выиграешь.
   По крайней мере, мне стало совершенно ясно, почему наняли именно меня. Они хотели, чтобы гениальный киллер завалил гениального поборника справедливости.
   О родственниках и о месте рождения ничего узнать так и не удалось. Вообще, все сведения о Счастливцеве до девяностого года, словно кто-то специально вымарал из личного дела. Как будто не было до девяностого года такого человека, как Андрей Счастливцев.
   Был у меня однажды объект, проходивший по программе защиты свидетелей. Это в Штатах подобные уловки действенны. У нас же свидетели долго не живут. Даже если имя сменят и внешность. Все равно такой специалист, как я, их найдет. Если сотрудники органов не продадут сведения, проколется пластический хирург, или кто-нибудь еще, совершенно случайно посвященный в тайну – практика показывает, без утечки данных никогда не обходится.
   Если он и менял имя и фамилию, то лет ему было вовсе не сорок, а все восемьдесят. Владик раздобыл в военных архивах фотографию сороковых годов, на которой был изображен Андрей Счастливцев в военной форме среди боевых товарищей. Точнее, конечно же, не он сам, а его двойник. Я искренне подивился, насколько похож. Как известно, у Господа бога набор физиономий не слишком велик. Порой даже люди разных рас схожи лицом, как братья.
   – Я думал, может, дед его, – сказал Владик. – Но кроме фото – ничего найти не удалось.
   – Не надо мне фото двойников подсовывать, – попросил я. – Кстати, где ты его раздобыл?
   – Простое совпадение. Сайт военных архивов. Наш клиент – Счастливцев. А этот солдат на фото – Счастьин. Прикольно, да?
   – Бывает, – сказал я. – Только все равно, фамилия другая. Копай по последним годам двадцати. Узнай, где родился. Подкидыш он, что ли, в самом деле?
   С девяностого по двухтысячный год биография Андрея Счастливцева изобиловала героическими историями. В стране царил беспредел и жестокие нравы. Братва окучивала бизнесменов. Те искали защиты у ментов. Менты брали их под свою защиту, требуя за это те же самые деньги, какие просили бандиты. А наш капитан боролся за справедливость. Не брал взятки. Зато брал с поличным своих же товарищей по службе – если удавалось доказать наличие преступного сговора с ворами.
   Количество покушений на капитана Счастливцева за эти десять лет превышает все мыслимые пределы. Его пытались застрелить, взорвать и похитить с целью запытать до смерти. Но он чудесным образом выходил сухим из воды. При этом никому спуску не давал, пер бесстрашно и напролом, и всегда побеждал – как танк вооруженных копьями аборигенов.
   Вот лишь одна история из девяностых. Ее поведал Владику все тот же несчастный сиделец Леня Седой. Давал зуб, если хоть слово соврал.
   Однажды интересы Счастливцева пересеклись с неким братком, чье погоняло – Стриженный – знала все бандитская Москва. Время было лихое, и большинство милиционеров предпочитали со Стриженным не ссориться. Многие даже водили с ним дружбу. Но только не Счастливцев. Он и в девяностые годы находился в плену своей навязчивой идеи, имевшей характер мании, – победить преступность в России.
   Стриженный чувствовал себя в столице очень комфортно, в отделение милиции заходил, как к себе домой – «побазлать о делах», так он говорил. И привык все вопросы с властями решать через наличный расчет. Только вот беда – уперся в Счастливцева. Тот деньги брать не пожелал, и парочку его верных соратников, вместе с которыми бомбили коммерсов, засадил за решетку. Да и самого Стриженного с трудом вытащили с нар те нечистые на руку оборотни в погонах, с которыми он водил дружбу. Вышел браток на волю, пребывая в дикой злобе, взял и, недолго думая, вызвал Андрюшу Счастливцева на стрелку. Привык решать все вопросы, даже с милицией, одними и теми же методами. Знал, среди представителей органов честные милиционеры редко встречаются, время не то. К тому же, оборотни его предупредили, за Счастливцева никто впрягаться не будет. Так что Стриженный был спокоен, предъявил претензию, забил стрелку и отправился к братве – волыны смазывать и ножи точить.
   А капитан, получив вызов, пошел домой, выпил стакан портвейна «777», на ночь он всегда его принимал, и лег спать. Кстати, я не упомянул. Выпить Счастливцев очень любил. Но с утра всегда вставал свежий, как огурец, будто и не пил вовсе. И направлялся в отделение на своих двоих. Автомобиля не водил. То ли не любил автотранспорт, то ли, что весьма вероятнее, по принципиальным соображениям. Наблюдатели донесли, капитан имел несколько раз общение с коллегами по родному отделению, где, в частности, говорил следующее: «в то время как отдельные категории граждан нашей многострадальной родины получают гроши, на которые невозможно прокормить семью, я не имею морального права иметь частный автотранспорт, и вам не советую».
   Конечно, коллеги его не любили. Впрочем, «не любили» – это слабо сказано, ненавидели. И почти все, за исключением разве что полковника Воронина, жаждали от него избавиться. Слишком сильно капитан Счастливцев своей честностью наступал оборотням на нетрудовые мозоли. Только лапы у них были коротки. Как ни пытались некоторые особенно оборотистые покусать Андрюшу Счастливцева, результатом всегда становились обломанные зубы и очередное закрытое дело по факту злоупотребления служебным положением.
   В начале двухтысячного года распространился среди сослуживцев некий слушок, что, дескать, есть у Андрюши Счастливцева покровитель на самом верху. Речь, конечно, не о мистическом покровителе, а о самом, что ни на есть земном доброжелателе, способном сделать жизнь своего протеже счастливее и богаче. Якобы, кто-то из ближайших родственников капитана ходит с давних пор в друзьях у самого главы ГУВД Москвы, обучает его кататься на горных лыжах и пьет вместе с ним в кулуарах элитный коньячок.
   Я в очередной раз подивился противоречивости сведений. Ведь в личном деле не содержалось никаких данных о родных и близких. Следовательно, их просто не было.
   Но сослуживцы не унимались. Говорили, Счастливцев до сих пор погоны капитана носит только потому, что принципиальный очень. Настолько принципиальный, что даже родной отец предпочитает от него подальше держаться. С самого детства. И биографию поэтому Счастливцев себе подправил – чтобы высокопоставленным предком не светить. Но тот, хоть и не желает видеть сына, а разверзнуться над ним хлябям небесным не позволяет. Все-таки, родной отец.
   Слушок этот, между прочим, не подтвердился, хоть и заинтересовал меня чрезвычайно. Сложно представить сына генерала, который ходит в капитанах и выше забираться не желает из-за собственной принципиальности. Нет, в жизни оно, конечно, по всякому бывает. Но чаще получается почему-то так, что сынки за таких папок держатся обеими ручонками. И те тянут их наверх, тянут…
   Я пришел к выводу, что Счастливцев – круглый сирота. Мою уверенность подтверждали слова полковника Воронина, сказанные на одной из служебных попоек (они случались регулярно): «Парень – кремень. Вам всем на него равняться надо. Совсем один. Но не сдается, держится молодцом».
   Правда, тут же вылез один лейтенантик:
   – А что это он один, может, п.дор?
   – Молчать, скотина! – рявкнул Воронин. – Я тебе покажу п.дора! – Положил ладонь на плечо своего любимого сотрудника: – Не обращай внимания, Андрюша. Это они тебе завидуют. Все завидуют. У них принципов и морали – с гулькин хер. Только и могут языками чесать. – Полковник обвел сидящих за столом тяжелым взглядом. – Эх, вы. Одно слово, менты…
   Глубоко ему, видно, Андрюша Счастливцев в душу запал – со своей неподкупной честностью и прямотой «идиота».
   Но вернемся к нашей истории. Перескажу в том виде, в каком слышал от источника. Напоминает байку. Поверить в то, что все именно так и было, довольно сложно. Разумеется, история со временем обрасла кучей недостоверных деталей и теперь было неясно, где правда, а где вымысел. Но личность капитана Счастливцева этот эпизод в его карьере характеризует очень хорошо…
   Злополучная стрелка состоялась на следующий день после визита Стриженного в отделение.
   Поддержать бандита прибыло бойцов тридцать, все при стволах, злые, как голодные псы, готовые с цепи сорваться. Скалятся щербато, сплевывают, трут небритые подбородки. Между собой гавкаются. В общем, братва.
   Счастливцев пришел один. Странной походкой – глубоко погруженного в себя человека – пересек пустырь. Остановился, смотрит на них бледно-голубыми, как у бельмастой рыбины, глазами и молчит.
   Стриженного не проведешь, он вор – тертый, когда Леня Брежнев с трибуны вещал, он уже год свой гладкий череп, рано лишившийся растительности, полировал маслом подсолнуха. Чтобы лучше блестел, и еще, чтобы издалека было видно – Стриженный идет. Узрев, что опер явился на стрелку героем-одиночкой, бандит стал с подозрением обозревать окрестности. Думал, ловушка ментовская, меткие снайперы вокруг попрятались, и ждут – не дождутся сигнала, чтобы всех завалить. Своим друзьям-оборотням Стриженный не слишком доверял. И правильно делал.
   – Окрест никого, – сказал Счастливцев тихо. – Только воронье одно.
   – Воронье? – насторожился бандит. Обернулся. Над тополями с громким граем кружили черные птицы. – Че, один пришел? – Он прищурил заплывшие глазки.
   – Истинно так.
   – Порожняк гонишь, мент.
   – К лжи с измальства не приучен. Чистая правда. А не веришь, можешь проверить.
   – Чего ж не проверить… проверим.
   Стриженный сделал знак, и братки разбежались по периметру пустыря – навестили ближайшие кусты, деревья, заглянули за бетонный забор, перевернули помойные баки и деревянные ящики. Никого.
   Затем рядовые бойцы остались кучковаться у дорогих, но сильно побитых машин, а их предводитель выдвинулся в арьергард банды, чтобы побеседовать со Счастливцевым с глазу на глаз. Стриженный медлить не стал, сначала одарил капитана взглядом профессионального гробовщика – словно мерку снимал, снизу вверх, а затем громко понес на всю округу, так чтобы далеко было слышно:
   ѕ    Слышь, ты, сявка поднарная, ты на кого, баклан, залупаешься? Вша ты подзаборная, ша по нарам, я – пахан, я – авторитет, я, в натуре, это я. Да ты знаешь, с кем ты связался? Ты, в натуре, что из себя Рембо корчишь? Или совсем страх потерял?!
   Андрюша недолго слушал насыщенную блатным арго речь, проговорил тихо:
   – Дело обстоит следующим образом, Стриженный. Я сейчас подойду к твоим ребятам. К тем, которые возле авто скучают, побеседую с ними. Задам пару вопросов. А ты пока изволь тут постоять. Хорошо ли ты меня понял? Я хочу убедиться, потому что ты, похоже, человек не слишком понятливый.
   – Шо-о? – отвечает тот. – Я правильно тебя понял, мусор, ты собрался с моими корешами за моей спиной перетирать?!
   – Именно так.
   – Не будет этого, – насупился Стриженный.
   – Выходит, ты даже своим людям не доверяешь, а хочешь, чтобы мы с тобой общались по понятиям, – заговорил Андрей на понятном вору языке. – Я их порасспросить про тебя хочу. Может, ты и не авторитет вовсе, а так, фраер беспонтовый. А подтвердят твой статус, будем говорить.
   – Ты что, Леху Стриженного не знаешь?!
   – А ты не кипешись. Я дело говорю. Если договоримся с тобой, тебе же лучше будет. Пару вопросов задам, только и всего.
   ѕ    Ну… – Стриженный задумался надолго… – Ладно, давай, – говорит, – оглянулся на братву. Бойцы все при стволах, пара автоматов Калашникова имеется, а у одного даже гранатомет, на случай если тяжелой артиллерией давить будут.
   Подходит Счастливцев к браткам. Достает из кармана гранату, дергает чеку и говорит:
   – Пожалуйста, не надо разбегаться, граната осколочная. Радиус разлета осколков – двадцать пять метров. Достанет всех. Если, конечно, среди вас нет героев. Поясняю, герой упал бы на гранату, ценой своей жизни спасая своих товарищей. Судя по вашим лицам, вижу, что никто жертвовать собой ради других не желает. Против вас, милостивые государи, я ничего не имею. Пока не имею. А что касается вашего главаря, полагающего себя значительно авторитетнее закона, то он оскорбляет мои чувства, и в первую очередь чувство справедливости. Каждому воздастся по делам его, сказано. Застрелите этого негодяя, пожалуйста. Настоятельно вас прошу… Поверьте, если вы его застрелите, у меня не будет к вам никаких претензий. Как и у закона. Я обещаю вам, что преследовать за это благое дело вас не станут.