Андрей Московцев. Бухгалтер

   – Сколько всякой мрази в этом Евросоюзе, куда мусульмане смотрят! – громко произносит Михаил.
   – Да, ты прав, – озабоченно кивает Василий.
   – Ну что же, рыбалка прошла неплохо, – говорит Удальцов на разборе полетов, – поймали то, что надо.
   – Так ли? – сомневается Михаил, – вдруг совпадение?
   – Совпадение в чем? С кем или с чем могли спутать твой интерес к Симонову?
   Велетнев пожимает плечами.
   – А почему сразу убивали? – удивился Барабанщиков, – Михаил только спросил о Симонове и все.
   – Что бы дальше дело не шло, – отвечает Велетнев, – простейшая ловушка для пресечения поисков в самом начале.
   – Это понятно, – соглашается Василий, – но ведь Симонов уехал из России несколько лет назад. Неужто все эти годы ловушка работала и убивала людей?
   – Вряд ли давно, – говорит Андрей, – их бы засекла местная полиция. Работают недавно, но тогда получается, что мы не первые, кто ищет?
   – Конечно, – соглашается Михаил, – и желающих так много, что открыли постоянно действующую мышеловку.
   – Тогда надо идти на квартиру, – поднимается с места Василий, – прежде чем хватятся трех дураков, потрясем одноглазый нос. Или одноносый глаз?
   – Кого потрясем? – удивляется Михаил.
   – Ну, ты же сказал, что говорил с глазом и носом, – объясняет Василий, – вот и я так сказал.
   Андрей хмыкает, смотрит на Михаила. Тот только плечами жмет.
 
   Высаживаются из такси за сотню шагов от дома. Неторопливо идут по улице, будто прогуливаясь.
   – Света нет, – сообщает Михаил.
   – Уже поздно, может спать, – предполагает Андрей.
   – Едва ли, – засомневался Михаил, – должен ждать доклада, а света нет, потому что жалюзи опущены.
   – Ну, сейчас проверим.
   Вскрыли дверь в подъезд, надевают черные маски. Включают электронные глушилки и, стараясь сильно не топать, бегут на третий этаж.
   – Вот эта, – указывает Михаил на добротную темно-коричневую дверь. Андрей приставляет широкий ствол пневмоотбойника к замку, нажимает кнопку. Глухо бумкает, будто конь подушку лягнул. Дверь приоткрывается на ширину ладони – дальше не пускает цепочка. Василий сует в щель компактные гидравлические кусачки, предохранительная цепочка с тихим щелчком распадается.
   Михаил сразу бросается к двери в конце коридора, из-под которой видно полоску света. Пинком распахивает, скрывается в дверном проеме. Андрей и Василий спешат за ним, на ходу проверяя остальные. В комнате двуспальная кровать, больше ничего. Стоит совершенно голый мужик, горбатый, руки и голова трясутся. На смятых простынях валяется раскоряченная толстая девка в обмороке.
   – А вот и мой друг, глазастый нос или носастый глаз, как больше нравится! – радостно рычит Михаил, вытирая руки простыней.
   – Ты в какое место руками попал? – подозрительно спрашивает Андрей.
   – Самое нужное, – успокаивает Велетнев, – баба в обмороке, мужик в трансе!
   – Да? Ну ладно, поспрашивай тут, а мы квартирку осмотрим.
   Велетнев швыряет простыню на треснутый глобус девкиной задницы.
   Спрашивает горбатого:
   – Любишь толстых?
   – Да, потому что ненавижу худых, как ты, – злобно цедит сквозь зубы урод, – скоро ты еще худее станешь.
   – От такой жизни запросто, – соглашается Велетнев. Понимает, что урод не напуган. Растерян, но быстро приходит в себя.
   Недолго думая, рубанул по ключице, одновременно перебивая ногу в голени. Задохнувшийся от боли горбун мешком валится на пол. Михаил неторопливо вытаскивает из кармана универсальный нож фирмы «Mammoth», раскрывает. Беседа начинается …
 
   В коридоре Удальцов дает Барабанщикову какой-то пузырек:
   – На, возьми.
   – ??
   – Нашатырь это. Я Мишку знаю, понадобится, – поясняет Андрей.
   Мешок с костями, когда-то бывший горбуном, отправляется в далекое плавание по теплым волнам городской канализации. Девка очнулась от резкого запаха нашатыря. Оглядывается, слушает. Быстро, как солдат по боевой тревоге, одевается, бросается к выходу. Взгляд цепляется за знакомые бумажные прямоугольники – на столике, сиротливо притулившемся в уголке, лежит пачка банкнот. Ни секунды не колеблясь, хватает деньги, хлопает дверь, по лестнице стучат каблуки.
 
   Утром в доме на окраине Варшавы тихо замурлыкал телефон. Ухоженный, с маникюром палец нажал кнопку спикера. Мужской голос глухо произнес:
   – Нашего отца не стало.
   – Как? – уточнил обладатель маникюра.
   – Потаскуха, – коротко ответил глухой голос.
   – Такая привлекательная? – усомнился «маникюр».
   – Нет, – ответил голос, – ей открыл дверь, остальное сделали сообщники. Ограбили, убили.
   – Шлюху…
   – Уже. Как глубинная бомба, сначала нырнула, потом взорвалась, – вежливо перебил голос.
   – Хорошо, – ответил «маникюр», – подыщите замену.
   – Слушаюсь.
   Российское посольство предоставило все необходимые сведения о Валиеве. Из них следовало, что господин Валиев занимается небольшим нефтяным бизнесом. Большая часть дохода идет на благотворительность – оказание помощи бедным эмигрантам-соплеменникам и их семьям. Потому на счетах в банках имелись деньги не только от продажи бензина, но и добровольные пожертвования от богатеньких братьев по вере.
   – Классика! – машет рукой Удальцов, – по Ильфу и Петрову. Собрать деньги в помощь голодающим детям, а потом закупить оружие для мусульманских бандитов.
   – И себя, дорогого, любимого, не забыть, – усмехается Велетнев. Барабанщиков шуршит распечаткой плана дома:
   – Вилла – обычная типовуха. Повезло.
   – Мансарда есть? – спрашивает Удальцов, не подходя к столу.
   – Есть, – отвечает Велетнев, внимательно всматриваясь в план, – и спальня в мансарде. Видать, басурман на звезды любуется пред сном.
   – Тогда дело в шляпе, осталось разобраться с охраной. Этим займитесь вы оба, а я похлопочу насчет транспорта и оружия.
 
   Машина стремительно глотает ровную ленту шоссе. Двигатель чуть слышно завывает на подъемах. Возле каждого поста полиция останавливает машину. Трое крепких молодых людей в салоне вызывают подозрение. Приходится показывать документы. Это раздражает одного, самого крупного и свирепого на вид.
   – Какой-то ты чувствительный стал, Михаил. Брось, ерунда это все, – недовольно говорит Удальцов, – не стоит так раздражаться из-за повышенного внимания служивых.
   – Меня раздражает только внимание мужиков, – отвечает Велетнев, – женщинам можно.
   – Даже тем, что в форме? – ехидно уточняет Удальцов.
   – А что, не бабы, что ли?
   – Не так уж у них тут и чисто, – вмешивается в разговор Барабанщиков.
   – Ты о чем? – удивленно поворачивается Удальцов.
   – В их кино все красиво: города все как шампунем вымыты, трава только что покрашена, а женщины – все красавицы! На самом деле все не так.
   – Верно смотришь, Василий, в корень, – отзывается Велетнев за рулем, – скоро еще хуже будет.
   – Почему? – удивляется Василий.
   – Потому что они все демократичные и политкорректные и по своей демократичности напустили в дом всякой дряни: цыган, негров, индейцев, арабов, наших бандитов и прочих чеченцев, которые работать не хотят, а желают получать пособие и торговать наркотой. Ты заметил, сколько цветных на улице? Белых нет, белые работают.
   – Ну, не все же такие бездельники, – усомнился Барабанщиков, – и среди европейцев лентяев хватает.
   – Верно, хватает, – соглашается Велетнев, – но на одного черного, который работает, приходится по три-четыре десятка родственников, которые умеют только зеленый чай хлебать да сплетни рассказывать. А у чурок как у евреев: один зацепится – всю родню тащит. Вот и наплодилось их столько, что без дедушки Гитлера не разобраться.
   – То есть? – удивляется Василий.
   – То и есть, что уже которые выборы подряд националисты, а по-простому фашисты, набирают все больше и больше голосов. Заметь, ни в одной европейской стране не запрещены националистические организации. Власти только делают вид, что их нет. Выборы показывают настроение коренного населения лучше всяких опросов. Подожди, Васенька, они скоро начнут к нам ездить, изучать теоретическое и практическое наследие великого товарища Сталина, учителя и партайгеноссе Гитлера.
   – Да ну!
   – Зуб даю.
 
   По обе стороны дороги поднимаются к небу редкие деревья. Незаметно надвинулся лес, вплотную к дороге подползли кусты. Если какое-нибудь копытное перепрыгнет невысокое ограждение, выскочит на проезжую часть, никакие тормоза не спасут… Но все-таки, какое удовольствие вот так гнать по отличной лесной дороге. Справа и слева мелькают стволы сосен. Холодный осенний воздух шуршит в открытых окнах, прохладной пятерней ерошит волосы.
   Придорожные холмы засыпаны рыжей хвоей, будто на них линяло стадо больших коричневых ежиков. Незаметно пересекли Германию. Дорога идет по Польше. Здесь тоже Европа, но больше на бумаге. Часто встречаются бедные деревеньки, машины местных в большинстве старые, много еще советских «Жигулей» и совсем древних немецких и французских автомобилей. Дорогу поляки сделали неплохую. Удальцов придавил газ, машину понесло, как на гонках. Снова лес. Сбавил скорость, стали различимы березы за окнами. Легкий ветер шевелит желтеющей листвой. Солнечные лучи пробиваются на дорогу, плетут серо-белые узоры и тут же рассыпаются. Глаза устают от этого мелькания. За поворотом Андрей сбросил газ, немного проехал и остановился.
   – Вот он, – кивает на двухэтажный особняк в итальянском стиле. Дом прячется от любопытных глаз за длинной белой стеной, крытой темно-красной черепицей. Такой же черепицей крыта крыша дома и все пристройки.
   – Поедем в город, зайдем к друзьям, пообедаем…
   – Потом поужинаем, – продолжил Велетнев.
   – Правильно, Миша, – соглашается Удальцов, – а вечером … гульнем!
   План, разработанный по дороге, прост. Исходили из того, что Валиеву, зарабатывающему на жизнь темными делишками, не нужен лишний шум ни при каком раскладе. Что бы ни произошло в доме – вокруг тишина. Иначе понаедут всякие, начиная от местных секьюрити и заканчивая налоговой инспекцией. А раз так, то нечего особенно мудрить с охраной. Главное, что бы тихо …
   Когда ночь побледнела, темное небо налилось румянцем, три черные фигуры перемахнули через ограду. С трех сторон быстро пересекают двор. Сторожевой пес зарычал, бросился вперед. Хлопок. Зверь без звука катится по траве, замирает. Второй бросается следом. На мгновение замешкался, остановленный запахом смерти собрата. Тоже получает пулю. Черная фигура быстро, как паук, взбирается по каменным украшениям на террасу второго этажа. Склоняется возле двери, замок тихо щелкает. Дверь распахивается. Второй черный человек быстро открывает ход для прислуги, исчезает в темном коридоре. В доме слышится шум, вскрики, раздаются звуки падающих тяжелых предметов. Третий черный призрак бесшумно идет вокруг дома. В руке тускло блестит оружие странного вида – плоская доска, в середине отверстие и рукоять. Призрак наводит оружие на все, что движется, оно чуть дергается. В ночной воздух взлетают щепки, каменная крошка, куски кровавого мяса. Кровь брызжет на стены, как на бойне…
   Василий еще раз обходит дом. Убедился что все, кто хотел убежать, мертвы. Тщательно проверил комнаты охраны. Уничтожил всю видеоинформацию, вытащил диск из компьютера и только после этого спокойно входит в дом. Сразу за парадной дверью, справа, откинулся на спинку кресла охранник. В переносице красно-черным светится внушительная дыра. Барабанщиков методично проверяет все комнаты первого этажа. Ничего живого и интересного не находит. Подниматься наверх не стал – там и без него разговорят хозяина. В мансарде, в хозяйской спальне, Андрей и Михаил. Оба в черном с головы до пят. Сбросили матрац, привязали хозяина дома к раме. Работали быстро, не суетливо. Это молчание, разложенные на ночном столике кухонные принадлежности для разделки птицы или рыбы, полное отсутствие видимого интереса к разговору напугали больше всего.
   – Что вам надо? Вы знаете, кто я? Я – Валиев! – каркающе произносит хозяин дома. Черные люди переглядываются, продолжают зловещие приготовления. Железо негромко звенит.
   – Кто послал? Опять никакой реакции. Валиев срывается:
   – Я заплачу … много, называйте сколько! – кричит в черные спины, – идиоты, вы не знаете, как я богат! Скажите, сколько хотите!
   Черные люди замирают. Один садится в кресло. Брезгливо машет рукой, будто таракана стряхивает.
   Второй извлекает из кармана странное приспособление, на рукояти буквы «Mammoth».
   – Стойте, костоломы, во имя Аллаха, стойте! Вас послал Баширов, верно? Этот паук всегда убивает после того, как обнимет, – задыхаясь от волнения, говорит Валиев.
   Сидящий в кресле подает знак. Черный человек со страшным ножом останавливается.
   – Ты почти угадал, поросенок, – говорит человек в кресле, – нам нужен русский, Симонов.
   Черный человек с ножом подходит ближе. Наклоняется, рассматривает пальцы с маникюром. Кивает:
   – Хорошие пальчики, ногти крепкие.
   Валиев сжимает кулаки. Дергается:
   – Какой Симонов? А, этот… он уехал!
   – Куда, поросенок? – угрожающе рычит второй, с ножом.
   – Я скажу, скажу… – торопливо отвечает Валиев, – но откуда я знаю, что вы меня не убьете?
   – А зачем тебя убивать? – рассудительно говорит сидящий в кресле, – нас ты не знаешь, твои мелкие делишки с наркотой и стволами нас не трогают. Ну … охрану найдешь новую, эта все равно плохая была.
   Секунду помолчал, словно раздумывая, продолжает:
   – Да и выбора у тебя нет. Так что поверь на слово – нам нужен только Симонов.
   – Ну, хорошо, – зыркает глазами Валиев. Быстро приходит в себя, разговаривает уже спокойно, – только развяжите, руки затекают.
   Страшный нож тускло блеснул несколько раз. Валиев садится на край рамы, растирает кисти.
   – Симонов уехал, уже недели три назад в Сов… э-э… Россию. Люди в черном замирают.
   – Так, так. И откуда такие данные? В голосе слышится такая явная угроза, что Валиев отшатывается:
   – Спокойно, спокойно, от него самого. Мы хорошо знаем друг друга, вместе служили в армии. Он потом учиться пошел, а я вернулся домой. Но у нас в Таджикистане ловить нечего и я сюда перебрался.
   – Вот так сразу?
   – Ну, не сразу. Сначала в Афганистан, потом в Турцию, а потом сюда. Когда в люди вышел.
   – Понятно, в какие люди вышел. Дальше, дальше…
   Валиев немного помолчал, видимо, переваривал сказанное, но огрызнуться не смеет.
   – А дальше просто: как-то приехал в Москву, по делам, случайно увидел, на базаре торгует. Разговорились, ну я и предложил ему у меня поработать. Он согласился.
   – А что же он у тебя делал? – удивленно рычит второй, что с ножом, – в твоих делах физик ни к чему.
   – Леха голова, – уважительно говорит Валиев, – во всем голова. Подсказывал, как опыты разные проводить, как лучше товар паковать… Он и в институте успевал, и у меня. Только не долго. За ним стали всякие люди ходить. Темные, вроде вас.
   – Ну, ну, светлый…. – предостерегающе произносит человек в кресле, – объясни!
   – Леха говорил, что раньше много наукой занимался, в толстых журналах статьи писал. Ему тут предлагали какие-то люди работу, изобретать, что ли, а он не хотел. Вокруг него начали разные шататься. Раз чуть машина не сбила.
   – Может, случайно?
   – Нет, Леха едва увернулся. Так случайно не бывает. Испугался, потому уехал.
   – Где живет, знаешь?
   – Откуда? В Москве, наверно, он же москвич.
   Люди в черном переглядываются. Сидящий в кресле делает знак. Здоровый, с ножом, наливает стакан воды. В черной ладони появляется белый футляр. Высыпает в стакан пару таблеток.
   – Вы обещали! – шарахается Валиев.
   – Дурак, это снотворное. Проспишь до утра, мы спокойно уйдем.
   – Если хотели убить, то пристрелили бы, – успокаивающе произносит второй, – так что пей, не сомневайся.
 
   С лестницы слышатся шаги. Василий оглядывается. Велетнев и Удальцов спускаются, на ходу снимая маски. Удальцов кивает, все трое направляются к выходу. Проходя по двору, видят трупы сторожевых собак.
   – Жалко, – говорит Василий.
   – Что! Кого тебе жалко? – удивляется Велетнев.
   – Собак, – вздыхает Василий, – они же не виноваты.
   – А-а … Да, мне тоже. Людей нет, а собак жалко.
   Через несколько минут все сидят в машине. Андрей за рулем, Барабанщиков и Велетнев на заднем сидении.
   – Как же так, – говорит Велетнев, будто спрашивая сам себя, – нам приказали найти человека, а он уже в Москве?
   – А почему нет, Миша, – отвечает Андрей, – у нас дела налаживаются, бардак прекратился, заводы опять работают. Что значит толковый человек у руля встал. А Симонов … ну, не успел сестре сообщить о возвращении.
   Василий молча глядит в окно. «Дело не только в деньгах, – думает он, – домой человек захотел. Чего ему тут с бандитами и торговцами дурью? Дома всегда лучше, даже если хуже … чем не дома. Я вот здесь недолго, а уже противно. Чужое все. И лес не такой, и деревья корявые». Мимо летит зелено-коричневая стена, деревьев не различить в бледном свете разгорающейся холодной осенней зари. «Не то, вроде как подделка. Скорее бы в Россию», – Василий отворачивается, закрывает глаза.
 
   В Москве осень. Желтые, красные листья сбиваются в кучи, словно стараются привлечь внимание прохожих к скорому приходу холодов. Резкий воздух потерял теплые запахи лета. Синицы торопливо хватают редких насекомых, подлетают ближе к людям – зима близко. «Вот и еще одно лето уходит, – радуется Василий Барабанщиков, с удовольствием вдыхая прохладный октябрьский воздух, – скорее бы настоящая, с дождями и холодами, настоящая осень. Ну что может быть лучше плохой погоды?» Когда Василию намекали, что с такими погодными предпочтениями надо было родиться англичанином, он спокойно отвечал, что Пушкин и другие уважаемые люди, Петр Первый, к примеру, тоже любили осеннюю прохладу. Император даже новую столицу на берегу холодной Балтики построил.
   «Вот и я такой», – скромно добавлял Василий.
   Сегодня Барабанщиков направлялся на небольшое предприятие, торговавшее оптом и в розницу бумагой. По данным службы розыска, на этом предприятии работает Алексей Симонов. Василий представился менеджером по снабжению. Охранник на входе охотно показал, куда пройти и к кому обратиться.
   – Значит, Алексей Кириллович, верно? – уточнил Барабанщиков.
   – Да, в конце коридора, направо, – ответил страж дверей, махнул рукой за спину.
   Василий вошел в указанную комнату:
   – Здравствуйте, мне нужен Алексей Кириллович.
   Сразу увидел молодого мужчину, внимательно посмотревшего на него.
   – Это я, проходите.
   Мужчина пожал протянутую руку. На вид ему чуть больше тридцати, среднего роста, шатен, очень коротко стрижен. Бросаются в глаза глубокие залысины и оттопыренные уши. Глаза с чуть заметной косинкой быстро пробежали сверху вниз и остановились на лице:
   – Слушаю вас, – показал рукой на стул.
   Василий удобно устроился на вертлявое сиденье офисного стула и понес обычную чепуху, которую рассказывают все менеджеры по снабжению. Зазвучало – цена, объем, закупки, снова цена, скидки…. Барабанщиков просчитывал, что за человек перед ним сидит, каков характер, темперамент а также то труднообъяснимое и странное свойство некоторых людей, называемое обаянием или коммуникабельностью. «Вроде ничего парень, – решил Барабанщиков, – только почему без очков? Видать, если бросаешь заниматься наукой, зрение улучшается. Или он их совсем не носил, а я рассуждаю, как дурак. Мол, если ученый, то в очках. Ну, как в кино». Улыбнулся своим «гениальным» мыслям. Спохватился, что не так поймут, сосредоточился…
   Он действительно заключил договор на поставку бумаги. В спецслужбе, как в любой конторе, все время не хватает бумаги, потому что писанины как и везде, полно, а деньги на бумагу начальство зажимает, мол, экономить надо. Потом выяснилось, что в подготовленной к отправке партии чего-то там не хватает. Барабанщиков воспользовался паузой и незаметно перевел разговор на тему «кто на что учился» и что в результате. Себя назвал военным, по сокращению оказавшимся на гражданке. Симонов, против ожидания, изворачиваться не стал. Спокойно рассказал свою историю, не подозревая, что сидящий напротив парень знает ее во всех подробностях.
   – Не думаете вернуться в науку? – поинтересовался Барабанщиков.
   – А она, наука, меня не ждет.
   – Неужели так отстали? – удивился Василий.
   – Да нет. В той области, где я работал, физики топчутся сто лет и все без толку, – отвечает Симонов. – Сейчас в науке не так, как раньше. Ученые работают над конкретными задачами, под которые дают деньги. Неплохие, но все же не настолько большие, чтобы делиться с «варягами».
   – ?!
   – Пришлыми, чужими, – пояснил Алексей.
   – Ну, а если бы появилась возможность? – настаивает Барабанщиков.
   – Наверно, да, – без энтузиазма отвечает Симонов, – вам-то зачем?
   – Да есть у меня знакомый, их институт восстановили, деньги пошли, – быстро говорит Барабанщиков, обрадованный, что подвел разговор к нужной теме, – а кадров нет, разбежались – кто спился, кто в торговлю. Молодежь брать не хотят, опыта нет. Вот меня и попросили, ну так … может, есть где бывший физик-теоретик.
   Алексей помолчал. Медленно произносит:
   – Ладно, я подумаю. Только я не теоретик, а так – серединка на половинку.
   – Это ничего, – перебил Василий. Чувствуя, что перегибает палку и показывает излишнюю заинтересованность, поправился:
   – Мой знакомый берет на работу после собеседования. Кадров не хватает.
   И добавил, дабы не было вопросов:
   – Если вы хороший специалист, я с него приличный коньяк возьму.
   Симонов улыбнулся. Василий протянул заранее заготовленную визитку «знакомого», попрощался и отправился на склад за бумагой.
 
   Через три дня свежий, как осенний воздух за окном, Василий стоит в кабинете Левченко и внимательно рассматривает направление в госпиталь. В нем значится, что Барабанщиков В. И. направляется на медицинское обследование для определения годности к прохождению службы в тропиках.
   – Езжай, Василий Иванович, немедля, в приемном отделении тебя ждут. Пройдешь всех врачей без очереди, – напутствовал Барабанщикова полковник, выпроваживая его за дверь и не давая даже рта открыть.
   Василий быстро добрался до госпиталя, что уже давно превратился в город средних размеров. Немного поплутал, нашел подъезд с табличкой «Приемный покой». Молоденькая медсестра терпеливо выслушала путаное объяснение, молча забрала направление.
   Прочла и, помахивая им и стреляя глазками, объяснила Василию, что он попал не в то, что нужно. Получив подробный инструктаж, весь расстрелянный зелеными глазищами медсестры, отправился искать нужное отделение. В регистратуре дежурная внимательно прочла направление, проверила документы. Затем принялась тщательно заполнять карточку. Василий уже упарился сидеть и ждать, когда, наконец, медсестра протянула медицинскую карту.
   – Все кабинеты здесь указаны, вперед и без очереди, – строго сказала она.
   – А если… – робко начал Василий.
   – Скажете срочно, в верхнем углу написано, – еще строже говорит медсестра.
   – Но ведь больные тут!
   – Больные лежат в палатах и проходят курс лечения, а в очереди к врачу сидят с недомоганием. Больны или нет, определяет врач. Идите.
   Ободренный напутствием, Василий отправился сдавать экспресс анализ крови. По пути взглянул на карточку. На первом листе, в верхнем углу написано cito …
 
   К вечеру, осмотренный и проверенный, стоит у кабинета главврача. В руках потолстевшая медицинская карточка, вся испещренная надписями и штампами «не выявлено», «не состоит», «годен». Главврач, полковник медслужбы, внимательно прочел заключение. Под словами «годен к службе в тропиках» размашисто подписывается. Потом берет лист бумаги и что-то пишет. «Еще что ли куда идти? Не все проверили?» – забеспокоился Василий.
   – Так, – громко произносит главврач, – со здоровьем у вас порядок. Заключение я подписал, отдадите командиру. А вот это, – протянул Василию листок, – направление на прививки. Уколы болезненные, но без них не обойтись.
   Видя, что пациент открывает рот для вопроса, полковник добавляет:
   – Все-все, идите. Вопросы к командиру. И не сачковать с прививками! Свободны.
   Василий ответил «есть», вышел из кабинета.
   На следующее утро Левченко прочитал медицинское заключение, направление на прививки. Василию показалось, что он улыбается:
   – Ну, давай в медпункт, по-молодецки, там готовы. Потом ко мне.
   Барабанщиков прошел в левое крыло на первый этаж, где располагалась санчасть. В приемной немолодой капитан медслужбы читает направление. Уважительно хмыкает, отправляет в процедурную. Вскоре туда заходит медсестра, тревожно гремят инструменты. Оборачивается и зловещим голосом палача приказывает: «Приспустите штаны». Иронично улыбаясь (как же, испугала!) Василий исполняет требуемое. Укол медсестра делает профессионально, без боли. Застегнув брюки, собрался уходить, но тут пожилой капитан торопливо усаживает на диван и начинает ласково спрашивать, как дела, как самочувствие.
   – Да нормально … – отвечает Василий, чтобы отвязаться, но тут чувствует что-то не то: от места укола кругами идут волны боли, охватывая все тело. В голове шумит, стало горячо, будто в парилке без воды. Пересохшее горло скрипит и царапается при каждом вдохе и выдохе. Василий отчаянно выпучил глаза, беспомощно смотрит на капитана. Тот, слегка наклонив лысоватую голову, внимательно разглядывает его, как интересное насекомое. Потом торопливо, словно только вспомнил, наливает в стакан желтоватой жидкости с запахом фурацилина, протягивает Василию. Он залпом выпивает, судорожно переводит дыхание. Боль не ушла, заполнила всего и выплескивается маленькими толчками через уши.