Потом, когда Рудольфа Виста неоднократно просили вспомнить еще что-нибудь, связанное с находками в полевой сумке отца, он припоминал некоторые дополнительные детали, – например, те два десятка удостоверений личности, которые позволяли предположить, что оберштурмбаннфюрер был не заурядным чиновником в системе РСХА, а, возможно, одним из специально подготовленных сотрудников, готовых в любое время перейти на нелегальное положение.
 
   Из письма Рудольфа Виста в Калининградскую экспедицию. 3 марта 1977 года
   «Удостоверения личности были изготовлены в различных воинских частях. Одно из них предписывало всем учреждениям империи и вермахта оказывать всяческое содействие его владельцу. Удостоверение было подписано подобно знаку IIII[73].
   В сумке находились кроме удостоверений, изготовленных на имя отца, удостоверения… на фамилии (фон) Шлоссберг, Хаффштром и Шнайдеркопф (Шнайдеркопп). Все они были немного повреждены. Одно удостоверение с красной обложкой и позолоченной звездой посередине было заполнено русскими буквами. Фамилии вспомнить не могу».
   Итак, суммируя сведения, которыми располагал Рудольф Вист, можно предположить, что его отец был одним из фактических организаторов сокрытия ценностей кёнигсбергских музеев, а также материалов, представляющих интерес для нацистского руководства. Возможно, он был причастен к одной из широкомасштабных секретных операций по укрытию и эвакуации главных фашистских кадров, а также переводу валютных средств, произведений искусства и золотых активов НСДАП в страны Латинской Америки. Точных данных о нем пока не имеется. Можно, конечно, усомниться в отдельных фактах биографии Густава Георга Виста, но следует учесть, что значительная их часть нашла свое подтверждение в воспоминаниях других членов семьи и родственников, а также в отдельных документах, о чем сообщал в своей книге о поисках Янтарной комнаты немецкий исследователь Пауль Энке. Он считал, что Рудольф Вист обладал «очень хорошей памятью», «логическим мышлением» и занимал в беседах достаточно «самокритичную позицию».
   Вместе с тем романтические элементы истории – таинственный бункер, находка микрофильмов и удостоверения за подписью рейхсфюрера СС, подводная лодка – все это придавало воспоминаниям Рудольфа Виста несколько детективный характер, порождало сомнения в их достоверности, вызывало чувство недоверия.
   Самое главное, что все рассказанное впоследствии Рудольфом Вистом об участии его отца в сокрытии Янтарной комнаты и других ценностей невозможно было подтвердить документами, которые он нашел в полевой сумке. Дело в том, что, ознакомившись с ними, Рудольф… уничтожил их все до единого.
 
   Из письма Рудольфа Виста в Калининградскую экспедицию. 3 июня 1976 года
   «…Все, что можно было прочесть, было прочитано мною без особого интереса… Затем я сжег весь этот хлам. Вы сейчас, возможно, этого и не поймете. Однако представьте себе: мы тогда потерпели поражение в войне. Были люди, которые располагали меньшим, чем я, но и они в первые годы допускали грубые ошибки.
   Я боялся и хранить этот хлам, и сдавать его. Теперь я убедился, что совершил ошибку, однако исправить ее уже невозможно. Кроме того, до 1959 года я даже не знал, что Янтарной комнаты у вас нет…».
 
   Итак, Рудольф Вист уничтожил все документальные материалы еще в 1950 году и к моменту беседы с журналистами из «Фрайе Вельт» мог «предъявить» лишь свои устные воспоминания с воспроизведением по памяти некоторых особенно запомнившихся ему документов. По-видимому, журналисты серьезно отнеслись к его рассказу, так как спустя несколько недель к нему в Эльстерберг специально приехал секретарь советского консульства в Карл-Маркс-Штадте[74] Алексеев.
   Консульский работник проявил большой интерес к воспоминаниям двадцатитрехлетнего молодого человека, подробно расспрашивал Рудольфа об обстоятельствах находки документов, задал не один десяток вопросов относительно личности отца, просил еще раз на память процитировать приказ за подписью должностных лиц РСХА и Министерства авиации. В заключение беседы сотрудник консульства предложил Висту оказать содействие Советскому Союзу в благородном деле поиска ценностей, награбленных фашистами в годы войны, в том числе непосредственно в розыске Янтарной комнаты. Разговор закончился в благожелательном тоне, и еще недавнее беспокойство и тревога, охватывавшие Рудольфа при воспоминании об отце, уступили место волнующему душу предчувствию скорой встречи с местами, где прошло его детство.
   Видимо, советской стороне потребовалось какое-то время на согласование вопроса, так как несколько дней Виста не беспокоили, никуда не вызывали, и он пребывал в состоянии тревожного ожидания. Наконец однажды вечером у его дома остановился блестящий черный лимузин, из которого вышли два незнакомых ему человека. Разговор был недолгим. Консул лишь сообщил, что, учитывая готовность гражданина ГДР Рудольфа Виста оказать содействие в поиске Янтарной комнаты, в самое ближайшее время с ним будет проведен ряд обстоятельных бесед, к которым он должен основательно подготовиться.
   Событие не заставило себя ждать, и 23 августа во время рабочей смены Рудольфа Виста вдруг неожиданно вызвали в кабинет директора фабрики. Незнакомый человек, прибывший из Берлина, дал ему не больше часа на сборы, и спустя некоторое время они уже мчались на служебной автомашине в сторону столицы ГДР. На следующий день, сопровождаемый советским представителем – референтом министра культуры, Рудольф уже сидел в самолете и думал о неожиданных поворотах своей судьбы. Несколько часов назад ему было заявлено, что советское правительство дало разрешение на приезд гражданина Виста в Калининград с тем, чтобы он, сориентировавшись на месте, помог более точно определить, где следует вести поиск. И вот теперь его ждала встреча – сначала с Москвой, а потом с городом, воспоминания о котором будоражили душу Рудольфа, с городом его детства.
   Следует отметить, что район Штайндамм, указанный Вистом, давно привлекал внимание тех, кто занимался поиском исчезнувших сокровищ. Сюда сразу после окончания войны не раз приходил профессор Брюсов. Это место интересовало и уже упомянутую группу поисковиков, работавшую под руководством Кролевского. Однако конкретные данные, пусть даже вызывающие серьезные сомнения в их достоверности, поступили из ГДР с заявлением Рудольфа Виста. Главная задача заключалась теперь в том, чтобы определить конкретное местонахождение укрытия. Где мог находиться тот «Б-3», о котором говорилось в документах оберштурмбаннфюрера?
   Воспроизводя по памяти приказ о захоронении Янтарной комнаты, Рудольф Вист называл три улицы, которые определяли границу территории, где находился бункер, – Книпродештрассе (Театральную), Ланге Райе (Барнаульскую) и Штайндамм (Ленинский проспект). Все эти три улицы проходят, как известно, под определенным углом относительно друг друга, но, пересекаясь, не образуют замкнутого пространства. Поэтому, собственно, не могут рассматриваться в прямом смысле слова как границы местонахождения бункера. Вместе с тем, отмеченный на карте маршрут движения транспортной колонны, как мы помним, заканчивался в районе площади Хоймаркт, а она, по существу, являлась как бы центром, в котором сходились все три улицы.
 
   Из книги Фрица Гаузе «История города Кёнигсберга в Пруссии». Кёльн – Вена, 1972 год
   «Общественные места были в то же самое время местами казни и судопроизводства. Каждое из них представляло собой три виселицы, стоящие на круглом основании, и располагалось, конечно, далеко за пределами города… В старом городе это был Хоймаркт»[75].
 
   Эта краткая историческая справка не дает нам представления о том, как выглядела площадь Хоймаркт в те времена, когда Калининград еще назывался Кёнигсбергом, когда в хаосе окружения несколько крытых военных грузовиков остановились у перекрестка и безликие люди в униформе стали сгружать какие-то ящики, унося их в неизвестном направлении. Открывающаяся со стороны Штайндамма площадь была застроена преимущественно четырех– и пятиэтажными домами, стоящими вплотную друг к другу. Здесь было несколько магазинов, салонов, множество контор: ресторан «Цум Барбаросса», кинотеатр «Штайндамм», мастерская жестянщика Розенбаума, продовольственный магазин Ланге, парикмахерский салон Вернера… После авианалета в августе 1944 года несколько домов на Хоймаркт было разрушено, движение автотранспорта ограничивалось расчищенной проезжей частью улицы Ланге Райе. Здесь, на Хоймаркт, находился большой гараж служебных автомашин, поэтому обломки рухнувших зданий и щебень быстро были убраны рабочими командами РАД[76] под руководством дорожной полиции. Не будем гадать, какие события происходили здесь, на площади, в последние месяцы перед штурмом Кёнигсберга. Строились ли в этом месте новые убежища, дополнительно к существовавшим ранее, или реконструировались старые – сведений об этом, к сожалению, не было ни у поисковиков, которые встретили Рудольфа Виста, прибывшего в Калининград столь неожиданно, ни впоследствии у Калининградской экспедиции, проводившей интенсивное обследование данного района.
   Когда Виста по прибытии в Калининград привезли к тому месту, которое он неоднократно упоминал в своих рассказах, по всему было видно, что молодой человек растерялся. Десяток людей с интересом и ожиданием смотрели на него, а он, озираясь по сторонам, не мог узнать города, воспоминания о котором так долго тревожили его. Конечно, он знал, что после его отъезда из Кёнигсберга в восточнопрусской столице были ожесточенные, кровопролитные бои. Решимость Красной Армии, обрушившей свой праведный гнев на землю захватчиков, столкнулась с фанатической уверенностью нацистов в том, что их «несокрушимое упорство» приведет к победе. «Уничтожайте большевиков, где только можете! Дайте им отпор и превратите дорогу в Кёнигсберг в братскую могилу!» – эти надрывные призывы крайслейтера Вагнера Рудольф слышал в сорок пятом в одной из передач кёнигсбергского «Райхсзендера»[77], когда они с матерью, сестрой и бабушкой уже жили в казавшейся недосягаемой Саксонии. Через несколько месяцев город действительно превратился в большую могилу, поглотившую тысячи жизней немецких и советских солдат: смерть не разбирала, где грешники, а где праведники, – такова жестокая правда войны. Но и сам город заплатил сполна – это было видно даже через четырнадцать лет после войны. Пустыри, заросшие бурьяном, развалины и фундаменты, неустроенный быт и с неимоверным трудом возводимые на кирпичном крошеве дома нового города.
   Такие или же похожие мысли были в голове у молодого человека, неожиданно оказавшегося в родном городе, теперь ставшем ему почти совсем чужим. Рудольф долго осматривался, пытаясь сориентироваться, и, наконец «зацепившись» взглядом за некоторые уцелевшие постройки, четко представил себе, где находится. Он показал окружающим его членам комиссии бывшую площадь Хоймаркт, а также место напротив, где раньше стояла известная кёнигсбергская аптека «К золотому орлу». Там сейчас работал бульдозер, расчищая завалы. Где-то здесь, по мнению Виста, и проходила условная граница местонахождения бункера. Именно отсюда довольно легко просматривались среди уцелевших построек и кое-где возведенных новых домов два других ориентира, названных в запомнившемся документе, – улица Якобштрассе и площадь Гезекусплатц[78].
   Если на плане Калининграда провести прямые линии, соответствующие направлениям всех четырех названных улиц и одной площади, то они сойдутся в условной точке на карте, которая располагается как раз где-то в районе пересечения Ленинского проспекта с улицами Барнаульской и Генерала Соммера.
   В 1959 году Рудольф Вист так и не смог точно определить, где же был этот таинственный «Б-3», о котором рассказывал отец. Он подходил к месту, где работал бульдозер, потом шел на противоположную сторону улицы, где начиналась Барнаульская и была раньше площадь Хоймаркт, затем снова шел к бульдозеру.
   Вполне понятно, что нельзя было требовать точности от человека, лично не участвовавшего в укрытии ценностей, а знавшего об этом, можно сказать, только понаслышке. Он, конечно же, не мог указать местонахождение бункера, и скоро это стало понятно всем. Затея была явно несерьезная. Приезжавший несколько раз на «опознание» Кролевский с самого начала не питал особых надежд на успех такого поиска, а после того как Вист стал проявлять неуверенность и ссылаться на хрупкость своей памяти, вообще потерял к нему интерес.
   К тому же и поисковая работа, которая проводилась в период нахождения Виста в Калининграде, оставляла желать лучшего. Об этом впоследствии свидетельствовали ее участники и сам Рудольф Вист.
 
   Из справки А. В. Максимова «Краткая история розыска Янтарной комнаты»
   «Начались раскопки, которые проходили, прямо говоря, по-детски. Механическим канавокопателем на глубину в 2,5–3 метра были сделаны несколько разрезов в разных направлениях. Затем дали два-три шурфа глубиной до 7 метров, и все. Убедились, успокоились, пожали плечами и отправили Виста восвояси. Этим и закончились так называемые “розыски Янтарной комнаты”».
 
   Из письма Рудольфа Виста в Калининградскую экспедицию. 26 марта 1976 года
   «…Теперь непосредственно о работе в 1959 году. Ход дела был поставлен неудовлетворительно. Даже из самых ответственных лиц никто не знал, о чем должна была идти речь. Организация дела… также не ладилась… Было видно, что интерес проявляется лишь только к немедленным результатам…»
   Итак, миссия Виста в Калининграде окончилась неудачей. Скорее всего, другого результата и не приходилось ожидать. Ведь ясно, что нельзя вспомнить того, чего не видел сам. У многих даже закралось подозрение: а не выдумал ли молодой немец всю эту историю, начиная от находки полевой сумки и кончая рассказами отца, для того, чтобы получить возможность побывать на родине? Развеять это подозрение мог только сам Рудольф Вист, но он и впоследствии продолжал настаивать на полной достоверности сообщенных им сведений.
   В начале семидесятых годов прошлого века на Барнаульской развернула свою работу экспедиция. Началось скрупулезное обследование бывшей площади Хоймаркт, опрос десятков старожилов и участников предшествующих поисков, изучение многочисленных документальных материалов, поступивших в правительственную комиссию по розыску Янтарной комнаты и музейных ценностей, начиная с момента ее образования в 1967 году. Поиски затруднялись не только тем, что после войны прошло уже более четверти века и оставалось все меньше людей, помнящих первые послевоенные годы, но и тем, что на месте бывших пустырей и развалин выросли новые кварталы пятиэтажных панельных домов, пролегли улицы и переулки, не совпадающие со старой кёнигсбергской планировкой.
   В экспедицию «хлынул» поток заявительских материалов: приходили письма от участников войны и первых переселенцев, от бывших жителей Кёнигсберга, проживающих в Германии, от граждан, волею судьбы оказавшихся на территории гитлеровского рейха в годы войны.
   Анализ вновь собранного материала позволил выделить из общей массы сведений те, которые, казалось, могли иметь отношение к версии Виста. И, несмотря на то, что эти данные существенно отличались друг от друга по степени их достоверности, отбрасывать их было нельзя. Ведь пренебрежение самым малым, даже какой-то крупицей информации, могло лишить поисковиков той тонкой связующей нити, которая, кто знает, может быть, вела к разгадке, зашифрованной в буквенно-цифровой комбинации сгоревшего в огне документа германской полиции безопасности.
   Информация первая. В 1964 году в газету «Калининградская правда» обратился житель Калининграда Василий Никифорович Степаненко. Он рассказал, как в первые послевоенные годы обнаружил среди домов на Барнаульской спуск в «потайной ход», по которому даже взрослый человек мог передвигаться свободно, не сгибаясь. Куда он вел и какой был протяженности, Василий Никифорович не знал, но место, где ему довелось спуститься в подземелье, показал уверенно.
   Информация вторая. Старожил этого района Иван Романович Бутенко рассказал, что в конце сороковых годов здесь был обнаружен колодец, из которого имелся переход в просторное подземелье. Солдаты саперной части по приказу из комендатуры осмотрели это укрытие и, ничего не найдя, засыпали, а потом и забетонировали вход в подземелье.
   Информация третья. Еще в 1956 году в редакцию газеты «Калининградская правда» поступило письмо от супругов Петровских из Омска. Они сообщали, что, прочитав книгу В. Дмитриева и В. Ерашова «Тайна Янтарной комнаты», вспомнили один «незначительный случай», связанный с улицей Барнаульской.
 
   Из письма супругов Петровских в редакцию газеты «Калининградская правда».
   15 июля 1956 года
   «В 1951 году я и моя жена Тамара оканчивали строительный техникум. На две стипендии прожить втроем было в то время трудновато, приходилось подрабатывать, т. е. брать чертежную работу, обмеры и проч. Однажды мы снимали план здания, подлежащего ремонту с некоторой реконструкцией… Пришлось обшарить с рулеткой массу всяких выступов, уширений, тупиков и пристроек.
   Составив эскиз подвала в плане и проставив размеры, мы начали «увязывать цепочку» – получается какая-то чертовщина! Одна сторона короче другой на 3 метра! Проверили на месте – ошибки быть не должно. Тогда решили вычертить план подвала в масштабе… В плане рядом с лестничной клеткой образовалось некое «белое пятно» – квадратная комнатушка около трех метров в поперечнике. Пытались найти туда вход или окно, но их не оказалось. Кругом были капитальные стены. Размышлять… у нас не было времени, нужно было работать над дипломными проектами. А потом все было забыто. И вот восемь лет спустя я вспомнил этот случай…»
 
   Заявлений, подобных этому, было немало, и в свое время к нему отнеслись как к несерьезному, хотя в конце письма адресат выражал свою готовность показать дом, в котором обнаружилось «белое пятно». Это было в двух шагах от бывшей площади Хоймаркт.
   Информация четвертая. В середине пятидесятых годов работниками лаборатории измерительных приборов, размещавшейся в самом начале улицы Больничной (этот дом выходил фасадом на интересующую нас площадь) был задержан неряшливо одетый человек, долго слонявшийся около окон, а затем появившийся в самом здании. Может быть, на него никто и не обратил бы особого внимания, если бы лаборантки не заметили, как незнакомец проник в одно из подсобных помещений и стал осторожно простукивать глухую капитальную стену. Была вызвана милиция, и подозрительного субъекта препроводили куда следует. Случай этот потом еще долго вспоминали в коллективе лаборатории, строя самые фантастические предположения.
   Информация пятая. Вера Степановна Богачева, проживавшая в этом районе Калининграда с 1947 года, рассказала, что однажды вечером, проходя мимо четырехэтажного дома, выходящего фасадом на площадь, она услышала какой-то непонятный глухой стук. Он исходил как бы из-под земли со стороны гаражей, пристроенных к дому. Вера Степановна удивилась, но вскоре за домашней суетой забыла о необычном факте. Через несколько дней, проходя по Больничной в сторону Ленинского проспекта, она опять услышала глухие удары, как будто каким-то тяжелым предметом, например кувалдой, со всей силы стучали по бетонной стене. Казалось, что от этих ударов даже немного сотрясается земля под ногами. Она поделилась своим недоумением с соседкой. На следующий день та уже сама зашла к Вере Степановне и рассказала, что тоже слышала «подземный стук». Обе решили, не откладывая, заявить в милицию. Пришлось «попотеть» и двум милиционерам, которых тоже заинтересовало «привидение», работающее по вечерам в толще земли. Настроенные поначалу скептически, они почувствовали, что здесь пахнет каким-то криминалом, и даже организовали попеременное дежурство в одном из гаражей. Стук шел откуда-то из глубины и раздавался вечером почти в одно и то же время, будто человек, где-то там долбящий стену, регулярно принимался за свою изнурительную работу. Прошла еще пара дней, и вдруг неожиданно стук прекратился. Больше его здесь никто никогда не слышал.
   Информация шестая. Достаточно серьезная, так как прозвучала из уст человека, которого трудно заподозрить в стремлении к преувеличением или фантазерству. Через бывшего начальника отдела военной контрразведки «Смерш» одной из армий, действовавших в Прибалтике в годы Великой Отечественной войны, работники экспедиции познакомились с Анной Евстигнеевной Жерлыгиной, бывшей разведчицей, которая находилась в Кёнигсберге с апреля 1944 года до самой капитуляции гитлеровцев в составе разведгруппы, выполнявшей задание советского командования. В отношении интересующего поисковиков места Анна Евстигнеевна сообщила, что разведчики неоднократно пользовались подземным ходом, проходившим здесь глубоко в толще земли. Она запомнила, что вход в подземелье находился на перекрестке улиц Рихард-Вагнер-штрассе и Ланге Райе, а на карте командира разведгруппы обозначался сокращенно «W-8», что могло означать «Вагнер-штрассе, дом номер восемь». Именно здесь якобы и был спуск.
   Анна Евстигнеевна вспоминала, как разведчики под покровом ночи отыскивали это место среди развалин, как спускались в глубокий колодец, держась за металлические скобы, обтянутые резиной, как на глубине в несколько десятков метров (?) увидели широкие коридоры, освещенные слабым электрическим светом. Вдоль стен тянулись какие-то трубы и кабели, попадались откидные скамьи-сиденья, в нишах можно было разглядеть блестящие корпуса авиабомб, надежно прикрученных к вмурованным в стену крюкам и соединенных электрическим проводом.
   Жерлыгина с готовностью бралась показать месторасположение этого подземного сооружения, и, хотя вход в него находился, по ее описаниям, несколько дальше – в двухстах метрах от бывшей площади Хоймаркт, ее информация представляла исключительный интерес. Ведь невозможно было только по рассказам определить направление подземных коридоров, а, следовательно, не исключалось, что хотя бы один из них имел выход на эту площадь. Тогда бы материализовавшаяся версия Виста дополнилась новой «информацией к размышлению», заставляющей взглянуть на вещи по-иному. Конечно, найдя подземное сооружение «W-8», можно было бы предположить и то, что ящики были принесены сюда по улице Ланге Райе, так как Рихард-Вагнер-штрассе сильно пострадала от авианалета в августе 1944 года, и подходы к бункеру могли быть недоступны с этой стороны. Но для таких предположений, по меньшей мере, надо было отыскать подземелье.
   Это далеко не полный перечень информации, полученной экспедицией в отношении вероятного нахождения бункера в районе бывшей площади Хоймаркт и улицы Ланге Райе. Были и другие, может быть, менее значимые сведения, но как фрагменты мозаики, ложащиеся в общую картину событий военной и послевоенной поры. Во всяком случае, даже если бы не было воспоминаний Виста, этот район Калининграда представлял собой исключительный интерес для поисков. Справедливости ради следует сказать, что это отмечал еще в начале пятидесятых годов инженер Якубович, один из активных участников поиска Янтарной комнаты. В своей справке, озаглавленной «Краткие сведения о начале розыска Янтарной комнаты», он перечислял «наиболее вероятные места» ее укрытия. На втором месте Якубович указал «территорию, ограниченную в настоящее время улицами Барнаульской, Больничной, Ленинским проспектом и Горной».
   В первую очередь экспедиция задалась вопросом, не натыкались ли строители, возводившие дома в районе Ленинского проспекта и Барнаульской, на какие-либо подземные сооружения, укрытия, бункеры. Опрос руководителей и непосредственных участников строительства и сноса старых развалин показал, что практически по всему бывшему Штайндамму они обнаруживали многочисленные полузасыпанные или полностью обрушенные подвалы, встречали десятки колодцев, многие из которых имели значительную глубину. Тем не менее каких-либо подземных сооружений, похожих на бункер или специальное хранилище, при возведении «нулевого цикла» строителям не попадалось.