Андрей Шляхов. Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)

   Еще пять минут взаимного рассыпания в любезностях – и Изабелла Соломоновна ушла полностью удовлетворенной на неделю вперед.
   Свято место пусто не бывает – почти сразу же в дверном проеме нарисовался сердитый мужчина лет сорока, судя по костюму, выражению лица и манере держаться – из мелких начальников.
   – Здравствуйте! Вы главный врач?
   Интересно, а кого он ожидал увидеть за столом в кабинете, на двери которого красуется табличка: «Главный врач Загеройский Антон Владимирович»? Рентгенолога? Или подросткового врача?
   – Я, садитесь, пожалуйста. Слушаю вас!
   С такой публикой следовало держать себя строго официально.
   – Гармазкин Илья Николаевич, ведущий специалист сектора спортивно-досуговой работы муниципалитета.
   «Видно птицу по полету, добра молодца по соплям», – подумал Антон Владимирович, совершенно не впечатленный должностью Гармазкина.
   – Я только что был у вашего уролога Сабурова…
   Опять этот Сабуров! Антон Владимирович терпел уролога только из-за размеров ежемесячно выплачиваемой им дани. Алкаш, конечно, и грубиян вдобавок, но работать, то есть выколачивать из пациентов деньги, умеет превосходно. Что да то да.
   – Он поставил мне диагноз хронического простатита и помимо прочего порекомендовал курс лечебного массажа предстательной железы. Я ответил, что ввиду своей занятости ходить на массаж не могу, тогда доктор предложил, чтобы массаж мне делала моя жена, в домашних условиях. Я был немного шокирован этим советом, но ответил, что моя жена не станет этим заниматься, так как она не имеет медицинского образования, и вообще я постеснялся бы попросить ее о чем-то подобном. Вот вы попросили бы свою жену о подобной м-м-м… услуге?
   – Ну, если это нужно для здоровья, то почему бы и нет? – соврал Антон Владимирович.
   – Вы, медики, как-то иначе смотрите на эти вещи. Не знаю, не знаю… Ну да ладно, дело не в этом, а в том, что дальше посоветовал мне уролог. Он сказал: «Ну раз так, то найдите себе любовника»! Вы представляете?!
   – Что? – не поверил своим ушам Антон Владимирович.
   – Найдите себе любовника!
   – Вы не…
   – Я не ослышался и не преувеличиваю! Я дословно передаю его слова! Хотите, скажу, что я услышал в ответ на требование извиниться передо мной?
   – Не надо, – отказался Антон Владимирович. – Я и так могу представить. Вы не будете любезны подождать пять минут в приемной?
   – Буду!
   Как только ведущий специалист сектора спортивно-досуговой работы муниципалитета скрылся за дверью, Антон Владимирович снял трубку внутреннего телефона и набрал единицу, четверку и семерку – номер телефона в кабинете уролога.
   – Сабуров!
   – У меня сейчас сидит Гармазкин…
   – Какой Гармазкин, Антон Владимирович?
   – У тебя еще хватает наглости спрашивать, «какой Гармазкин»?
   – А-а, этот хмырь…
   – Игорь Сергеевич, слушай меня внимательно и не перебивай! – главный врач еле сдерживался, чтобы не заорать изо всей мочи. – Если ты немедленно не явишься ко мне и не расстелешься в извинениях перед Гармазкиным, то сегодня же получишь на руки трудовую книжку со статьей!
   – Что, так сразу со статьей?! – попробовал возмутиться уролог.
   – Почему «сразу»? – удивился главный врач. – Ты что, забыл про два строгих выговора – за пьянство на работе и за прогул? Сейчас получишь третий. И клянусь тебе чем хочешь, что я не пугаю, а просто информирую.
   – Сейчас приду!
   Что-что, а каяться Игорь Сергеевич умел. Исконно русскому человеку так и положено – и нагрешить от души, и каяться так же искренне.
   – Простите меня, великодушно, Илья Николаевич… – басил Сабуров, прижав к груди обе ладони.
   «Надо же – то якобы фамилию забыл, а тут и имя с отчеством вспомнил!» – подумал Антон Владимирович.
   – …сорвалась с языка глупая шу… рекомендация…
   – Вы считаете эти слова рекомендацией? – поинтересовался Гармазкин.
   – Глупостью я их считаю! Полной глупостью! Абсолютной! И умоляю меня простить! И вы, Антон Владимирович, не сердитесь, пожалуйста, подобное больше не повторится…
   Насладившись унижением уролога, Гармазкин сменил гнев на милость и ушел успокоенным. Антон Владимирович завел Сабурова в кабинет и строго сказал ему:
   – Ну, то что ты то и дело не можешь удержаться, чтобы не выпить на работе, я еще могу понять – это болезнь у тебя такая. Но вот какого хера ты свой язык так распускаешь, я понять не могу. Если остроумия некуда девать – иди в цирк, клоуном работать! Если же хочешь оставаться у меня, то держи язык, где хочешь, хоть за зубами, хоть в жопе, но воли ему не давай. Вот зачем из ничего на ровном месте проблему создавать?
   – Ко мне друг из Астрахани приехал, икорки черной привез, которую сейчас и не купить нигде, – улыбнулся в усы Сабуров. – Я как раз хотел спросить – вы черную икорку уважаете?
   – Уважаю, если ей отравиться нельзя…
   – Обижаете, Антон Владимирович! – улыбка Сабурова стала шире. – Я первым делом тещу угостил, надо же старших уважать, вчера сами ели. Никаких отрицательных эмоций – одни положительные. Завтра сами убедитесь.
   – Иди, работай, – Антон Владимирович дал понять, что инцидент исчерпан.
   Третья посетительница была просто дурой. Как еще можно назвать человека, явившегося прикрепляться в поликлинику, не имея на руках полиса обязательного медицинского страхования?
   – Я забыла его дома, в Волгограде, вы понимаете – в Вол-го-гра-де? – все повторяла она. – Что ж мне теперь за ним специально ехать? Это такие концы и немалые деньги…
   Глубоко посаженные недружелюбные глаза, сжатые в ниточку губы и тяжелый подбородок выдавали в посетительнице человека, руководствующегося в жизни принципом: «а мы постоим – на своем настоим».
   – Не хотите ехать – пусть вам его вышлют!
   – Так некому высылать! Ну неужели в Москве, в столице нашей родины, мне никто не может дубликат выписать?
   – Обратитесь в страховую компанию, которая выдала вам полис, – терпеливо внушал Антон Владимирович. – Не исключено, что в московском офисе вам выдадут дубликат…
   – Там точно такие футболисты сидят, – заныла женщина. – Вы все только отфутболивать и умеете…
   – Кстати, если вы работаете, то ваш полис вам и не нужен, потому что работодатель обязан получить на вас временный московский полис, по которому вы и будете получать медицинские услуги в полном объеме.
   – Мой работодатель меня не оформляет. Говорит, что яйцами торговать можно и так. Вот вы когда-нибудь торговали яйцами на морозе? А?
   Тут, на счастье, возвратилась Юля, доложила, что все в порядке, милиция уже ушла, сразу же выдернула посетительницу из кабинета, доходчиво объяснила ей, что без полиса никого, никогда и ни к какой поликлинике не прикрепят, и заняла круговую оборону в приемной. Антон Владимирович вздохнул с облегчением и попросил спасительницу пригласить к нему главного бухгалтера Нину Львовну – по понедельникам у них было заведено совещаться с глазу на глаз.
   – На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера… – начала главный бухгалтер, еще не успев усесться за стол.
   – Так в чем же дело, Нина Львовна? Готовьте, я подпишу.
   – И объясните, пожалуйста, вашему Низматову, что воскресное дежурство праздничным не является и в двойном размере никогда не оплачивалось и не будет оплачиваться. Я его в следующий раз просто пошлю! Достал уже!
   Доктор Низматов вообще был человеком со странностями. То прямо в халате уйдет из поликлиники на вызовы, то выпишет в качестве снотворного тетрациклин, то вместо «сейчас я осмотрю ваши молочные железы с целью выявления уплотнений и опухолей» попросту скажет «дай сиси потрогать» и нарвется на скандал.
   – Приглашаю Джамшида Шарифовича к себе на беседу, – говорила заведующая первым отделением Воскресенская, – гоняю его по всей терапии, рассуждаю з а жизнь и нарадоваться не могу, какой умный доктор у меня работает! А только до дела дойдет – куда весь ум девается.
   Увольнять Низматова заведующей не хотелось – он безропотно тянул самый дальний и самый неудобный участок номер тринадцать. Участок этот не только тянулся тонкой нитью вдоль железной дороги более чем на полтора километра (это ж сколько беготни!), но вдобавок был заселен далеко не самым лучшим в смысле побочных заработков контингентом. Люди побогаче старались убраться подальше от железнодорожного шума, обменяв квартиру с теми, кто интересовался доплатой.
   – Да не вступайте вы с ним в разговоры, – посоветовал Антон Владимирович. – Отправляйте к Воскресенской. У каждого свой крест, вот он – ее крест. Персональный.
   – Главное то, Антон Владимирович, что я половину его слов не понимаю! Как же он с больными-то общается?
   – Разве больным от врача разговоры нужны, Нина Львовна? Рецепты им нужны и направления. С этим Низматов справляется превосходно. Его на участке даже любят…
   – За что?
   – Он душевный, у них в Средней Азии так принято. Всегда спросит как, мол, дети, как внуки, за жизнь поговорит. Хоть и не совсем понятно, но все же. Потому и ползает по вызовам до восьми вечера. Но он у нас единственный участковый врач, получивший в этом году письменную благодарность от пациента. Причем дед не только мне написал, но и в департамент. Хоть и небольшой, а все же плюс нашей поликлинике. Мы ведь привыкли уже, что на нас только жалуются.
   – К плохому, Антон Владимирович, привыкаешь еще быстрее, чем к хорошему.
   – И не говорите…
   После ухода Нины Львовны в кабинет заглянула Козоровицкая.
   – Звонила Дунаева, Антон Владимирович, и сказала, что будет подавать на нас в суд.
   Дунаева была санитаркой, уволенной за прогулы.
   – Пусть подает, Юля! У нас все правильно оформлено…
   – Я знаю – оформлено идеально, – улыбнулась Козоровицкая, сама и оформлявшая увольнение по статье. – Просто я подумала, что вам следует быть в курсе.
   – Верно подумала, – одобрил Антон Владимирович. – Пригласи, пожалуйста, ко мне Литвинову, Пахомцеву и Баринову. Только не поодиночке, а скопом!
   – Сейчас, Антон Владимирович.
   Тема для обсуждения с заместителями (главная медсестра это ведь тоже, в сущности, заместитель главного врача) была одна – подготовка к Новому году, иначе говоря, все ли сделано для того, чтобы во время долгих праздников поликлиника работала бы должным образом, без сбоев и косяков. Когда совещание подошло к концу, Пахомцева сказала:
   – Не нравится мне наш новый физиотерапевт, Антон Владимирович…
   – Всем кто-то не нравится, Татьяна Алексеевна, – оборвал ее главный врач, – кому Сабуров, кому Низматов, а кому и физиотерапевт Данилов. Только мне все нравятся, и знаете почему? Да потому что у каждого из вас голова болит за свою епархию, а у меня одного – за всю поликлинику. Это же не вам звонят из округа и интересуются – решаем ли мы вопрос с физиотерапевтом, потому что есть жалобы как от населения, так и от соседних поликлиник, которые не горят желанием принимать наших больных. Это не вы чуть ли не каждый день слышите: «не можешь обеспечить, не справляешься – уходи». Это не вы отдуваетесь на окружных и городских совещаниях…
   Лицо Пахомцевой на глазах наливалось свекольным цветом.
   – Так что пора вам всем наконец осознать реалии нашей работы, – демонстрируя начальственный гнев, Антон Владимирович ударил ладонью о стол, – и научиться работать с тем, что вы имеете. Учите, воспитывайте, подтягивайте, на то вы и администрация, но не бегайте ко мне жаловаться! Вы не школьницы, а я вам не добрая мамочка!
   – Вы наш добрый папочка! – вставила Баринова, желая разрядить обстановку.
   – Спасибо, доченька! – под взглядом главного врача Баринова съежилась, уменьшившись в объеме чуть ли не вполовину.
   Выдержав долгую паузу, Антон Владимирович сказал:
   – Все свободны!
   Заместителей словно ураганом вынесло за дверь.
   «Распустились, – подумал Антон Владимирович. – Папочку себе нашли. Тут с двумя родными дочерями не знаешь, что делать…»
   Маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы. Старшая дочь Антона Владимировича развелась с мужем (по правде говоря, он сбежал от нее, не выдержав бесконечных придирок) и теперь страдала от одиночества. Страдала открыто, напоказ, обвиняя родителей во всех своих несчастьях.
   – Ольга права, – сказал однажды жене Антон Владимирович, – это мы во всем виноваты. Все баловали, да баловали…
   – Дом, это тебе не казарма! – обиделась жена и дулась несколько дней.
   Если старшая дочь хотя бы потрудилась получить специальность и работала логистиком в крупной фирме, занимающейся производством упаковки, то младшая продолжала сидеть на шее у родителей. Окончила художественно-промышленную академию, бывшее Строгановское училище и уже который год самозабвенно искала свое место в искусстве. До преподавания в художественной школе или дизайнерской работы не снисходила, считая эти занятия неподходящими для себя. Сидела дома, рисовала какие-то непонятные Антону Владимировичу картины, рассуждала о засилье бездарностей, мечтала о персональных выставках в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, короче говоря постепенно превращалась в непризнанного гения, едва ли не самую худшую человеческую ипостась.
   Обстановка дома была не ахти какой, оттого-то Антон Владимирович по поводу и без задерживался на работе, жалея лишь о том, что в восемь часов вечера поликлиника закрывается, и мечтал обзавестись «тихой гаванью» – доброй и непритязательной любовницей с собственной жилплощадью. Увы, судя по всему подобные экземпляры были нарасхват и потребности знакомиться через Всемирную паутину не испытывали. А других возможностей для знакомства у Антона Владимировича не было. Не по ночным же клубам ходить, в конце концов!
   Антон Владимирович посмотрел на настольные часы и вспомнил, что сегодня он еще не обедал. Пора бы уже. Он попросил Юлию сварить ему кофе и полез в холодильник за колбасой и сыром.
   Обедал он всегда по-походному, сухим пайком, находя бутерброды с сырокопченой колбасой, ветчиной и сыром куда полезнее супов быстрого приготовления.
   После обеда тянуло неспешно, без суеты, подумать о чем-то важном. Сегодня Антон Владимирович думал о том, какой новогодний подарок следует подарить Медынской, руководителю окружного управления здравоохранения.
   Была у Антона Владимировича такая черта – дарить оригинальные, запоминающиеся, отличные от общей массы подарки. Очень полезная, надо сказать, черта, ведь если запоминается подарок, то запоминается и даритель.
   Девяносто девять процентов главных врачей подарят Медынской картину (скорее всего – пейзаж) или какой-нибудь роскошный сервиз. Дальше их фантазия не пойдет. Один процент или около того, используя свою близость с Медынской, подарят ей золото – цепочку с кулоном, серьги или кольцо. Гарнитуров дарить не станут, не тот случай…
   Антон Владимирович ломал над подарком голову не менее получаса, пока не придумал подарить красивую шкатулку, желательно – малахитовую или какую-нибудь еще в этом роде. Да, шкатулка, это то, что надо! Ей всегда найдется применение, ведь у каждой женщины есть что положить в шкатулку, ее не стыдно показать гостям и, наконец, ею можно любоваться долгими зимними вечерами… Решено – пусть будет шкатулка. К тому же в ней так естественно будет смотреться конверт со стодолларовыми купюрами.
   Антон Владимирович старался поддерживать с начальством не просто хорошие, а, прямо сказать, замечательные, наилучшие отношения. Это всегда оправдывало себя. Как говорил пресловутый крестный отец, дон Вито Корлеоне: «Я верю в дружбу и готов доказать свою дружбу первым».
   С подарком следовало поторопиться – до Нового года оставалось всего ничего. «Завтра же уйду с работы пораньше и отправлюсь в центр», – пообещал себе Антон Владимирович.
   До пяти часов оставалось немного времени, которое Антон Владимирович уделил изучению новых анкет на сайтах знакомств. Ничего интересного – сплошное дежавю, состояние уже виденного ранее. Непомерные запросы, скрытые за маской непосредственного интереса к жизни, заезженные стихотворения, призванные раскрывать богатый (воображаемо богатый) внутренний мир, фотографии в тошнотворных интерьерах. Мать, мать, мать и еще раз мать твою! А когда-то поначалу казалось, что стоит только зарегистрироваться, как тут же попрет удача – интересные знакомства с романтическими натурами. Так и выходит, что единственная романтическая натура в Сети, это он, Антон Владимирович Загеройский, отставной подполковник медицинской службы, неисправимый идеалист и завзятый мечтатель.
   На семнадцать, семнадцать тридцать и восемнадцать часов были назначены собеседования с врачами, пожелавшими работать в поликлинике. Первым шел Денис Анатольевич, кардиолог из сто пятнадцатой больницы, которому на основном месте работы не давали доступа к эхокардиографии, в просторечии – ультразвуку сердца. Антону Владимировичу как раз требовался специалист по эхокардиографии, причем – совместитель, на половину ставки, не более. Осталось определиться с личностью Дениса Анатольевича, ведь далеко не каждый врач годится для работы в поликлинике…
   Денис Анатольевич оказался тем, кем надо. Молодой, вменяемый, понимающий намеки с полуслова.
   – Каждый сотрудник поликлиники должен приносить ей экономическую пользу, – словно бы вскользь заметил во время собеседования Антон Владимирович.
   – Разумеется, – кивнул Денис Анатольевич, – ведь зарплата платится из тех денег, которые привлек сотрудник.
   – Многие любят ссылаться на нагрузку…
   – Нагрузка – дело поправимое, – Денис Анатольевич отреагировал правильно и был принят на работу в качестве совместителя.
   Антон Владимирович стремился к тому, чтобы его поликлиника всегда была на хорошем счету. Хороший счет это не только отсутствие жалоб, но и положительные экономические показатели. Не приписывая нагрузки, хороших показателей не достичь, только приписывать надо с умом. Не диспансеризировать покойников и не принимать лежащих в стационаре. Накладки здесь чреваты…
   – Какой график вам бы хотелось? – спросил Антон Владимирович.
   – Любой день, начиная с пяти часов, – ответил новый сотрудник, – а в субботу так хоть с восьми до восьми. Смотрите по своим обстоятельствам.
   Хороший ответ, правильный, ответ понимающего человека. Не стоит «тянуть на себя одеяло», надо понимать, что в кабинете УЗИ работают и другие врачи, под чей график надо подлаживаться. Нет, чем дальше, тем больше нравился Антону Владимировичу новый «эхокардиографист». Находка, можно сказать…
   Находкой оказался и следующий соискатель, претендент на должность участкового врача. Доктор Комординцев отработал в родной Перми на участке двенадцать лет, после чего переехал в Москву, снял на паях с приятелем однокомнатную квартиру и стал подыскивать работу по специальности недалеко от дома.
   – Я прирожденный участковый врач, – сказал он. – Мне в стационаре тошно и душно. Найти бы работу на участке, жену с сынишкой в Москву перевезти и можно жить!
   – Вредными привычками страдаете, Борис Сергеевич? – поинтересовался Антон Владимирович.
   – Исключительно во внерабочее время! – заверил Комординцев.
   «Пойдет на третий участок вместо Назарова», – решил Антон Владимирович и сказал:
   – В приемной сидит наш кадровик Юлия Павловна. Идите к ней и скажите, что вы взяты на место Назарова.
   – Спасибо! – обрадовался Комординцев. – Вы не пожалеете! Я вас не подведу!
   – Поживем – увидим, – ответил Антон Владимирович и заглянул в ежедневник, а ну-ка, кто там у него еще?
   Третий блин вышел комом. Доктор из Воронежа, двадцать восемь лет, раньше на участке никогда не работала, полгода назад вышла замуж.
   «Плавали – знаем! – подумал Антон Владимирович. – Не успеет устроиться, как уйдет в декретный отпуск».
   – Вот вы, Александра Викторовна, работали в приемном отделении крупной многопрофильной больницы. Что подтолкнуло вас к мысли о работе на участке?
   – Эта работа ничем не хуже других! – ответила Александра Викторовна, сверкнув глазами.
   «Да ты еще и с норовом!» – подумал Антон Владимирович и сказал:
   – Я не могу принять вас на работу. Мне на участке нужны опытные врачи, которых не надо учить.
   – А кто вам сказал, что меня надо учить? – взвилась Александра Викторовна. – Я сама кого хочешь научу!
   – Учите на здоровье, только не здесь! – немного грубовато одернул ее главный врач. – Извините, у меня есть срочные дела!
   Срочным делом был традиционный «вечерний обход». Антон Викторович имел обыкновение незадолго до ухода обходить поликлинику. Заходить в кабинеты врачей, оценивать обстановку в коридорах, интересоваться, все ли вечерние вызовы обслужены дежурной службой. Он искренне верил в то, что подобные обходы дисциплинируют подчиненных, давая им понять, что главный врач где-то рядом, что его неусыпное око зорко бдит. Если бы он узнал, что эти его обходы сотрудники называли не иначе, как «пробежками Фантомаса», то очень бы расстроился. К счастью, он оставался в неведении. Почему «к счастью»? Да потому что нельзя отбирать у человека его заблуждения. Человек без заблуждений подобен дереву без корней – ему нечем цепляться за реальность. Жалок такой человек и одновременно достоин сочувствия.
   После обхода Антон Владимирович вернулся к себе, намереваясь спокойно и не без приятности провести в кабинете оставшееся время – выпить чаю, побродить по Интернету. Но не тут-то было…
   – Вам письмо, Антон Владимирович!
   Козоровицкая с улыбкой вручила шефу продолговатый конверт без марок. На конверте ровными печатными буквами было выведено: «Главному врачу. Лично». Слово «лично» неизвестный корреспондент подчеркнул дважды.
   – Кто принес? – Антон Владимирович очень не любил таких вот писем. От них так и пахло неприятностями.
   – Почтенный седой джентльмен. Очень взволнованный. Отдал письмо и трижды предупредил, что оно очень важное.
   «Очередная кляуза», – решил главный врач. Леди и джентльмены почтенного возраста нередко излагали свои претензии в письменной форме. В их представлении претензии, изложенные на бумаге, были куда весомее тех же самых претензий, высказанных в устной форме.
   Забавы ради Антон Владимирович поиграл в Шерлока Холмса – не стал сразу вскрывать конверт, а внимательно осмотрел его со всех сторон и даже понюхал. Тщетно – никаких сведений, которые помогли бы пролить свет на личность корреспондента, ему найти не удалось. Конверт как конверт. Без отпечатков пятен, стертых ластиком надписей и прилипших табачных крошек. Подумав о том, что на этом конверте обломался бы и сам великий сыщик с Бейкер-стрит, Антон Владимирович аккуратно вскрыл конверт пластмассовым ножичком и достал из него сложенный втрое лист бумаги, исписанный мелким, довольно четким почерком.
   Вначале, как и полагалось, шел перечень заслуг корреспондента. Участник подавления антисоветского мятежа в Чехословакии, член КПСС с шестьдесят девятого года, заслуженный рационализатор РСФСР, двенадцать с половиной лет руководил цехом сборки кузовов АЗЛК, председатель домового комитета, заместитель председателя Совета ветеранов…
   Далее следовала история взаимоотношений с поликлиникой – сколько лет наблюдается и у каких врачей.
   Где-то на середине листа Антон Владимирович добрался до сути: «…эндокринолог Шипягина попыталась сделать меня соучастником преступления, предложив мне получить по выписанным ею рецептам в аптечном пункте бисакодил и панкреатин и отдать их ей. Шипягина объяснила эту просьбу своей маленькой зарплатой и необходимостью постоянно тратиться на приобретение лекарств для больной свекрови…»
   Два следующих абзаца дышали праведным гневом человека, который «никогда за свою праведную жизнь не шел на сделки с совестью». В конце письма был указан домашний телефон «для сообщения принятых мер».
   «Спасибо тебе, добрый человек, за то, что ты написал мне, а не в департамент здравоохранения, – подумал Антон Владимирович. – Но Шипягина-то какова? Вот дура, так дура!»
   Именно, что дура – разве умный человек позволил бы себе так рисковать ради экономии копеечной суммы? Упаковка бисакодила и упаковка панкреатина вместе не дотягивали по стоимости до ста рублей. Совершать, как принято выражаться, уголовно наказуемое деяние ради подобной выгоды, да еще и подставлять при этом всю поликлинику, накликая на нее серию внеочередных проверок? В понимании Антона Владимировича это не лезло ни в какие ворота. Неплохая зарплата, постоянные премии… разве нельзя ей было купить эти чертовы препараты? Добро бы выписала что-нибудь подороже… Хотя не исключено, что подобная практика вошла у нее в систему. Вот паразитка! И что теперь прикажете с ней делать?
   От любого другого врача, совершившего подобный поступок, Антон Владимирович избавился бы немедленно, подобно тому, как избавился он от «прививочного активиста» Назарова. От любого, но не от эндокринолога.
   Больные сахарным диабетом требуют огромного внимания. Неверно рассчитанная дозировка, неправильный подбор препарата, несвоевременный контроль – все это чревато тяжелыми осложнениями, вплоть до комы. Кроме диабета, занимаются эндокринологи другими тяжелыми заболеваниями. Если в поликлинике нет эндокринолога, то его работу делают участковые врачи, они крайние, им деваться некуда. Каким бы умным ни был участковый терапевт, вести эндокринологических больных на должном уровне он не может. В итоге… легко представить, что может получиться в итоге. Ничего хорошего.