– Иваныч, а у тебя в машине нет ничего пожрать?
   – …
   – Да понятно… это я так… на всякий случай спросил. Я сегодня весь день ягоды, грибы высматривал. Ягод нет никаких…
   – Жарко для грибов, – невнятно пробурчал таксист. – Надо к морю идти. У меня в багажнике снасть имеется.
   – Это здорово! – обрадовался Ваня. – А то я ни разу не рыбак. Покажете, как ловить, хорошо? – Незаметно для себя Иван снова начал называть Иваныча на «вы». Родившийся и выросший на Востоке Маляренко автоматически всегда обращался к людям старше него по возрасту на «вы». Даже к бездомным, которых выпроваживал из своего подъезда. Бомжи офигевали от такого к себе обращения и безропотно удалялись. Хотя, возможно, всё дело было во внушительных габаритах вежливого жильца.
   – Тут птиц полно… непуганые совсем. То ли куропатки, то ли фазанчики бегают… здоровые курицы. Вот бы их подстрелить. Но шустрые… только увидишь, а она бац – в кусты забурится или в траву нырнёт!
   От внезапно улучшившегося настроения у Ивана развязался язык.
   – Сейчас до тачки доберемся, стоянку организуем – схожу посмотрю, может, поймаю, – Ваня вопросительно обернулся к деду: – Я только готовить не умею. Покажете?
   – Угу. А чего ты умеешь?
   – Не знаю, – запнулся Иван. – Могу копать, могу не копать.
   Настроение, подстёгиваемое голодом, резко испортилось.
   – Я из города вообще не выезжал. Если подумать, то мало что умею.
   Остаток пути до «парковки» мужчины проделали в полном молчании.
   Протиснувшись сквозь стену зарослей к автомобилю, путники стали готовиться к ночёвке. Хотя до сумерек было ещё далеко, а солнце и не думало заходить, жара спала, и внутренние часы Ивана докладывали ему о скорой ночи. Ветер немного стих, исчез и постоянный шум колыхающейся травы и кустарника. Маляренко показалось, что он оглох, – настолько уши привыкли к постоянному свисту ветра. Иваныч сел, опёршись спиной на машину, и начал быстро что-то сооружать из обрезанных утром веток.
   – Ежа сделаю, – в ответ на вопросительный взгляд Ивана буркнул он. – Ты это… Возьми там костыль противоугонный. Как биту в городках бросают, видел?
   Перед глазами Ивана промелькнули картинки из «Ну, погоди», и он кивнул.
   – Понял.
   Рысью выскочив из укрытия на степной простор, Иван, весь в сладких мечтах о добыче, помчался к водопою. Надо было спешить. Через час-полтора стемнеет, и никакую дичь найти уже не получится. Да и вообще – ночью и самому добычей стать недолго. Эта мысль вернула охотника с небес на землю, кроме того, в животе урчало так, что Иван испугался, – а не распугает ли он всю птицу в округе.
   Как известно, дуракам и новичкам везёт. Повезло и Ивану. Не прошло и минуты, как он вспугнул какую-то здоровенную курицу. Птица бежала как чемпион на стометровке, при этом закладывая сумасшедшие виражи. Вдобавок ко всему расцветка перьев была неброская, и в сумерках птица терялась в траве из виду. Нелетающая тварь упорно рвалась к кустам, а там ее будет уже не взять. Иван, злобно матерясь, несколько раз готовился метнуть железку, но никак не мог на это решиться. Курица, победно кудахтая, неслась к финишу. В конце концов, отчаявшись толком прицелиться, Иван швырнул костыль «куда-то туда». И попал! Птица отлетела от удара на два метра и забилась на месте. Не придумав ничего лучшего, боясь, что она сейчас очухается и уйдёт в заросли, Иван с разбегу пнул тушку ногой, словно бил одиннадцатиметровый. Курица подлетела, разбрасывая вокруг перья, упала на траву и замерла.
   Маляренко не верил своим глазам. Это была его первая в жизни добыча! Иван подхватил тушку и, совершенно позабыв о железной палке, с торжествующим воплем рванул к Иванычу.
   Успев засветло забаррикадировать проход, Иван принялся впервые в жизни разделывать тушку птицы. Голод добавил энтузиазма, а нож и дельные советы таксиста – скорости. И вскоре тщательно ощипанная, выпотрошенная и порезанная на куски птица заняла своё место в кипящем ведре.
   От ведра шёл умопомрачительный запах, бульон побулькивал, добавляя новые ароматы. Не евший почти двое суток Иван буквально прилип к ведру, пожирая глазами плавающие куски мяса.
   – Иваныч! А интересно, что это за птица? Для фазана слишком крупная.
   Дед, сидевший на заднем диване в автомобиле, пожал плечами:
   – Не знаю. Никогда таких не видал. Не тетёрка точно. И не куропатка.
   – Да. Килограмма три, не меньше! – Ваня аж подпрыгивал от нетерпения. – Дрофа какая-нибудь.
   Тем временем окончательно стемнело, света, который давал маленький костерок, не хватало, и Иван достал телефон. Трубка опять подвела – сигнала не было, зато отлично работал встроенный фонарик. Кое-как укрепив его на кустах, мужчины принялись за ужин. Выпив полтора литра не солёного и не очень жирного бульона, Иван передал стакан, которым черпал питьё, подсевшему рядом деду и выудил ножом коричневую грудку.
   – Иваныч, вы аккуратнее пейте. Как поужинаем, будем с перевязкой решать, – прочавкал Ваня. – Блин, жёсткая, зараза! И соли не хватает…
   Голод не успел отбить у Ивана привычку вкусно кушать и критически мыслить:
   – Мясо, сука, жилистое – дольше варить нужно.
   Насытившись, Маляренко повалился на пахнущий машинным маслом брезент.
   – Набегался я сегодня, – обратился он к Иванычу. – Аж шевелиться не хочется.
   – Давай-ка, Ванюша, перевязку на утро отложим, – допил бульон таксист. – Утро вечера мудренее. Да и я тоже притомился.
   Через пять минут старик уже похрапывал на диванчике автомобиля.

Глава 7,
в которой Иван смотрит в космос

   – Как эти твари называются? Сверчки? Или цикады?
   Со всех сторон, по очереди и совместно, мелкие насекомые устроили жуткий концерт, который то стихал, то возобновлялся с утроенной силой.
   – Хорошо хоть комаров нет.
   Где-то вдалеке раздалось тявканье и урчание. Маляренко невольно порадовался за своё надёжное убежище.
   – Наверное, на водопое.
   Полный желудок намекал на сон и отдых, но Ивану не спалось. Он, если честно, и не собирался спать. Если уж совсем откровенно, то он был рад, что дед заснул и не составляет ему компанию. Пусть даже это компания молчунов. Ване срочно требовалось побыть наедине со своими мыслями. Лёжа на колючей от срезанных кустов земле, Иван зачарованно смотрел на звёзды. Такого восхитительного звёздного неба он никогда не видел. Из центра города такого точно не увидишь.
   – Интересно, куда нас занесло. Это же Млечный Путь? Наверное… – Иван привстал. – Ну да, созвездие Медведицы и Полярную звезду точно ни с чем не спутать. Значит, я точно на Земле и в Северном полушарии.
   Еще десять минут Иван пялился на звезды, пытаясь разглядеть искорки спутников. Из-за тёмной стены кустов выполз месяц. Долгое вглядывание в серпик ничего экстраординарного не выявило – месяц как месяц. По всему выходило, что космос вокруг Ивана был самый обыкновенный. Это успокаивало. В фантастику и инопланетян он не верил, хотя и допускал возможность их существования.
   «Значит, или я сошёл с ума, и мне всё это мерещится, или это розыгрыш какой-нибудь».
   Ваня почувствовал, как саднят ссадины и царапины на руках, гудят ноги и побаливает подвёрнутая ступня, и решил, что ТАК мерещиться не может. Порыв прохладного ветра принёс запах моря и трав. Иван застегнул молнию на куртке, поёрзал, устраиваясь удобнее, и закрыл глаза. Прямо над ухом раздалась трель сверчка.
   «С утра все порезы обработаю. А ты, сука, заткнись!»
   С этой мыслью Ваня заснул.

Глава 8
Горестная

   Третье по счёту утро на новом месте Иван самым наглым образом проспал. Проснулся он от того, что солнце успело высоко подняться над горизонтом, тень отступила, и лицо начало крепко припекать. Отлично выспавшийся и отдохнувший Ваня бодро подскочил и заорал: – Иваныч, подъём!
 
   Иван Иванович проснулся с головной болью очень рано – едва начало светать. Несмотря на тёплую ночь, его то морозило, то бросало в пот. Лицо под повязкой снова разболелось. И дико чесалось ухо. Мысленно старик скривился: «Чему ж там чесаться. Ваня говорил – оторвало ухо-то». Левый глаз потихоньку начинал пульсировать болью. Иваныч тихо матюгнулся. Еще вечером, перед ужином, он почувствовал, что его знобит. В надежде, что просто перегрелся на солнце, таксист решил не обращать на это внимания и ничего не сказал Ивану. Но, проснувшись, он с ужасом понял, что озноб только усилился. Хуже всего была тошнотворная слабость. Иванычу показалось, что всё его тело словно накрыто тяжёлой периной, – он едва смог пошевелить рукой. Несколько минут старик просто лежал, прислушиваясь к своему организму. Постепенно страх куда-то испарился, и голова стала совершенно ясной.
   – Зря я тогда поторопился. Надо было в аэропорту переждать, – сам удивляясь странности, несвоевременности и спокойствию своих мыслей, подумал Иваныч.
   Старик понял – жизнь закончилась. Закончилась здесь и сейчас. Осознав это, Иваныч ещё больше подивился своему спокойствию. В последние годы он часто задумывался о грядущем конце, и всегда ему казалось, что это будет страшно и больно, и что он будет бороться за каждый лишний день и час жизни. Но сейчас, несмотря на то что тело его бил озноб, в душе Иван Иванович оставался спокойным. Он лежал и смотрел куда-то за серый потолок своего автомобиля, вспоминая, как месяц назад вся его немаленькая семья дружно закатывала в банки огурцы. Озноб неожиданно прекратился. Иваныч улыбнулся, закрыл глаз и уснул.
 
   – Просыпайтесь! Ау! С добрым утром!
   Ваня подскочил к открытой двери, из которой торчали ноги спящего деда.
   – Вот, блин, надо было помочь ему разуться, – сокрушённо покачал головой Маляренко. – Дед, подъём!
   Иван сунулся внутрь автомобиля и сразу же почувствовал запах гниения. Этот запах мигом сбил у Ивана всё хорошее настроение и привёл его в ужас. Он попытался растолкать старика, но тот не просыпался, а только часто-часто дышал. Руки его казались ледяными, как будто вокруг была зима. Ваня запаниковал, он совершенно не представлял, что ему делать, как помочь несчастному старику.
   «Если бы у него был жар – поставил бы компресс. Чего делать? Попить дать надо!»
   Маляренко метнулся к ведру с остатками бульона. В бульоне плавала куча каких-то насекомых и листья кустарника. Завтрак накрылся. Сплюнув с досады, Иван достал пластиковую бутылку и попытался осторожно влить воду в рот старику. Дед закашлялся, и вода полилась изо рта на сиденье. Уже совершенно не думая о ранах на лице старика, Ваня принялся изо всех сил его тормошить. Голова деда безвольно моталась из стороны в сторону, автомобиль, поскрипывая рессорами, начал раскачиваться, но даже такие серьёзные усилия ни к чему не привели. Старик по-прежнему был без сознания и всё так же часто и неглубоко, с хрипами, дышал.
   Иван снова почувствовал, как болит его обожженная и поцарапанная ладонь. Он, пятясь, выполз из салона и сел на землю. Привалился спиной к тёплому железному боку машины и заплакал.
   Надо сказать, что за всю свою жизнь Иван плакал крайне редко. Его мама удивлялась, насколько неплаксивым и флегматичным был ее ребёнок. А с возрастом слёзы у Вани чаще всего появлялись сами собой, после удара молотком по пальцу или от упавшего на ногу блина от штанги. Все родственники Ивана, к счастью, были живы-здоровы, и он никогда до этого момента не задумывался о том, как страшно терять близких людей. Маляренко посмотрел на торчащие из машины ноги деда и с изумлением понял, что этот совершенно незнакомый человек ему очень дорог, и он боится его потерять. Иван вытер глаза и помотал головой, словно прогонял какое-то наваждение.
   «Действительно, кто он мне? Я даже его фамилии не знаю. А поди ж ты…»
   Он снова посмотрел на деда. Иван постарался припомнить, о чём они вообще говорили. И не смог. Получалось, что за эти двое суток они разговаривали в общей сложности минут десять. И, в общем, ни о чём.
   Маляренко снова протиснулся в салон, пристроился на самом краешке дивана, взял старика за холодную руку и стал ждать.
   Через сорок минут, так и не придя в сознание, таксист Иваныч умер. Маляренко, действуя как автомат, разобрал баррикаду, выбрался из «клумбы» и долго стоял, бездумно глядя в степь. В голове не было ни единой мысли. Он просто стоял и слушал, как высоко в небе поёт птица, а в траве стрекочут кузнечики. Первый за сегодняшний день порыв горячего ветра больно стеганул Ивана по обожжённому солнцем лицу. Маляренко вздрогнул и пришёл в себя. Нужно было сделать много дел. Уже ни на что особо не надеясь, мужчина достал из кармана телефон и включил. А вдруг? «Вдруг» не случилось. Аппарат сначала поприветствовал хозяина, а потом послал его на хрен. Даже экстренный «сто двенадцать» не работал.
   – Сам пошёл! – Ваня сунул телефон обратно в карман и пообещал: – Я тобой еще гвозди забивать буду.
   Взгляд его зацепился за ничем не примечательный кусок целины в пяти метрах от «клумбы».
   «Здесь».
   Иван посмотрел на изрядно затупившийся нож и пошёл копать.
   Как выяснилось, могилу Ваня вырыл неправильно. Выросший в семье, состоящей сплошь из атеистов, он сам тоже был далёк от религиозных традиций. А из-за того, что за всю свою жизнь Ивану посчастливилось ни разу не побывать на кладбище, последнюю парковку для деда он вырыл с севера на юг. Лишь когда Иван принёс завёрнутое в промасленный брезент тело к могиле, в голове откуда-то всплыло ощущение совершаемой ошибки. Так толком и не поняв, что же его смущает, Ваня откинул край брезента и в последний раз посмотрел на деда. И тут до него дошло. На шее Иваныча был маленький крестик. В мозгу щёлкнуло, и всё встало на свои места. Иван был начитанным и образованным человеком, и кое-какой книжной и киношной информацией он всё же обладал. Поэтому Маляренко, грустно поглядев на свои обломанные чёрные ногти, достал нож и снова пошёл копать.

Глава 9,
в которой Иван занимается собой, любимым, и планирует ближайшее будущее

   Печальные дела отняли у Ивана почти половину дня. Солнце уже крепко стояло в зените, когда обливающийся потом Ваня воткнул в земляной холмик крест, изготовленный из двух относительно ровных палок и кусочка бечёвки, найденной в багажнике. Отойдя к «клумбе», предельно уставший Маляренко уселся в тенёк и принялся размышлять. Картина, которая сложилась в его голове за то время, что он копал могилу, срочно требовала каких-то выводов. Иван любил системный подход в решении проблем и пытался использовать его и здесь, но ему катастрофически не хватало информации. «Где я? Понятно, что это Земля. Полярная звезда есть, значит – Северное полушарие. Азия? Вряд ли. Там народу до хрена живёт. Особенно на юге. Америка? Точно нет. Побережье там всё заселено. Может, Каспий? Но! За два дня ни одного следа от самолётов. Ночью не видел ни одного спутника. Хотя луна явно наша, обычная». Иван посмотрел на мелкого кузнечика, прыгающего в траве недалеко от него. Кузнечик как кузнечик. Зелёный.
   – В каком-то ненаселённом месте нахожусь. Места южные, море рядом.
   Иван с трудом мог себе представить, что где-то в Северном полушарии планеты Земля мог найтись кусок морского побережья без следов деятельности человека.
   – А может, заповедник. Вроде бы на Украине где-то есть степной заповедник. Чёрт его знает. – Рассуждения вслух успокаивали. – Надо на берег сходить. Глянуть, что там да как.
   В голове всплыло – Аскания-Нова[2]. Ну что ж – может быть. Осталось только понять, как он сюда попал. Маляренко допил последние капли воды из бутылки и посмотрел на пролетавшую бабочку. На вид она была вполне обыкновенной. Хотя кто их, этих бабочек, разберёт? В животе заурчало. После тяжкого труда зверски хотелось есть. Достав из пакета заныканную со вчерашнего вечера куриную ногу, Маляренко придирчиво осмотрел и обнюхал её.
   Голод, как известно, не тётка.
   «Годится».
   Помогая обществу в своём лице, Иван тщательно пережёвывал засохшую и жёсткую куриную ногу, нет-нет да и бросая взгляды на две литровые «Финляндии», призывно выглядывающие из пакета. Решив, что ничего страшного не произойдет, если он выпьет глоточек, Маляренко выудил ополовиненную бутылку, решив добить сначала её, а запечатанную приберечь. Из открытого горлышка в нос шибанул резкий запах спирта. Ваня хмыкнул и посмотрел на бутылку совсем другими глазами.
   «А ведь у меня нет ничего дезинфицирующего, кроме этой водки. Аптечка в машине совсем хреновая. Йод засох, таблетки древние».
   Маляренко тщательно закрутил колпачок и убрал бутылку в пакет.
   Следующий час пришлось потратить на сон, после еды Ивана разморило на солнышке, и он, плюнув на все планы, ушёл спать в машину.
   Разбудила Ивана не жара и не шум листвы. А тихие, осторожные шаги. Как он во сне умудрился, в постоянном шуме ветра и шорохе кустов, услышать посторонний звук и проснуться, Иван так и не понял. Он подскочил с бешено колотящимся сердцем и, подтянув ноги, резко захлопнул дверь. За окном тоже кто-то подскочил и молнией рванул «на выход». Мелькнул пушистый рыжий хвост, и маленький лисёнок исчез в проходе.
   «Ффуууххх! Напугал…»
   Маляренко крепко держал неизвестно как оказавшийся в его руке нож.
   – Рефлексы уже, однако, – Иван нервно усмехнулся. Руки его дрожали. Голос тоже. Мужчина мысленно ругал себя самыми распоследними словами за то, что не поставил на место Иванычева «ежа».
   «Если я всё-таки в заповеднике, то до тех пор, пока не найду егеря, надо быть осторожным».
   Маляренко взял нож поудобнее и решительно распахнул дверь.
   Планам сходить на море и осмотреть пляж в этот день так и не суждено было сбыться. Ивану пришлось заново повторить вчерашние трудовые подвиги и сначала потратить час на добычу и кипячение воды, а потом еще один на беготню за уже знакомыми курицами. Но то ли курицы в этот раз попались все как одна – чемпионы, то ли у охотника сбился прицел, но найденная на месте прошлой победы железяка упорно летала мимо цели. Иван в очередной раз подобрал костыль, отёр с лица градом катившийся пот и прикинул, что если он и дальше так будет бегать за добычей, то в итоге потратит калорий больше, чем получит с пищей.
   Овчинка явно не стоила выделки, но жрать хотелось еще больше.
   В итоге вусмерть забегавшийся горе-охотник просто стал швырять свою биту издали, стараясь поразить дичь на расстоянии. Тупые курицы гордо гуляли поодаль, не давая приблизиться ближе чем на полусотню метров. Пару раз Иван был очень близок к тому, чтобы попасть, но ему чуть-чуть не везло. В конце концов, когда охотник уже решил на всё плюнуть и вернуться к машине, ему удалось подбить здоровенную птицу. Без всяких победных воплей совершенно измученный Иван подошёл и добил свою жертву.
   День был в самом разгаре, по внутренним часам Маляренко – часа четыре, не больше. Солнце палило неимоверно. Послав мимолётное желание всё-таки сходить к морю и искупаться, Ваня поплёлся в лагерь. За хлопотами по приготовлению пищи незаметно пролетел ещё час. В голове у Ивана отсутствовали всякие мысли, а на душе была пустота. Потроша птицу, мужчина вспомнил, как всего сутки назад живой Иваныч давал ему советы по приготовлению дичи. Маляренко помрачнел. Настроение из никакого быстро перешло в совершенно поганое. Перспектива в одиночку ночевать в дикой степи, коренного горожанина Ваню, откровенно говоря, не радовала.
   Жара начала спадать, солнце уходило, и снова, как и вчера под вечер, стих ветер. Отдохнувший и сытый Маляренко сидел, привалившись спиной к машине, и тщательно обрабатывал смоченным в водке платком руки. Только сейчас, уже под вечер, когда не надо было никуда спешить и что-то делать, у Ивана нашлось время заняться своими ссадинами. Внимательно осмотрев ладони и пальцы, Маляренко с облегчением выдохнул. Ни одна ранка не воспалилась. Закончив чистить ногти, Ваня подумал, разулся и так же тщательно обтёр водкой ступни. Сидеть, разувшись, и шевелить в тёплом воздухе пальцами ног было чертовски приятно. Иван даже зажмурился от удовольствия. Закрыв глаза, он на секунду представил себя на даче у деда. Ваня любил приезжать туда, и, хотя он почти никогда на грядках не работал, дед всегда был рад внуку, а бабушка угощала его пирожками. Воспоминание о бабушкиных пирожках с капустой вызвало у Маляренко обильную слюну и урчание в животе.
   «М-да».
   Иван вздохнул, посмотрел на ведро с «супчиком» и снова вздохнул.
   «М-да. Не канает. Соли бы».
   Что делать дальше, Маляренко так и не решил.
   – Ясно, что надо выбираться к цивилизации. А куда? – вслух рассуждал Иван. – Воды с собой много не унесу. С другой стороны… ну каких размеров этот заповедник может быть? Километров пятьдесят максимум. Что я, пятьдесят километров не пройду?
   Иван критическим взором оглядел свои туфли. Туфли порадовали. Крепкие, почти неношеные «Катерпиллеры», купленные за три дня до командировки, имели толстенную рифлёную подошву и по идее могли служить ещё очень долго. Несмотря на сидячую работу, любовь к пиву и лишние пятнадцать – двадцать килограммов жирка, Маляренко был неплохим ходоком. Купив сразу после армии старенький «Пассат», Иван быстро оценил прелести пробок, культуру водителей и удовольствие от общения с гаишниками. Так что через полгода он с тайным злорадством сбагрил свою машину нелюбимому двоюродному брату. И с тех самых пор каждый день, в любое время года, уже почти тринадцать лет Маляренко ходил с работы и на работу пешком. Четыре километра триста метров в горку и столько же обратно под горку.
   «Пойду по пляжу – куда-нибудь точно выйду».
   Ваня вспомнил поход на холмы и почесал затылок.
   «А поверху удобней будет. Трава там выгорела – идти легче. Да и видно дальше».
   Так ничего и не решив, Маляренко снова смочил в водке платок, затем, мысленно ругая себя за слабость, сделал три больших глотка из бутылки и полез отмывать от блевотины и крови салон машины.
   Лежа на удобном мягком, а самое главное, чистом диване, слегка окосев от выпитого, Иван вяло думал о том, что за всё время своего пребывания «в кустах», он так и не удосужился поглядеть, что же еще полезного может находиться в багажнике. Решив, что займется его содержимым рано утром, Ваня зевнул и закрыл глаза. Маляренко уже начал смотреть первый сон, когда неожиданная мысль буквально подбросила мужчину на месте, заставив резко заколотиться сердце: «У меня же была сумка и ДВА пакета! В одном – водка и кола… а во втором… Где ж он может быть?»
   Возбуждённый Маляренко трясущимися пальцами вытащил из кармана телефон и включил фонарик. Индикатор заряда уже прочно горел красным, но лихорадочно обыскивающему салон машины Ивану было всё равно.
   «Ха! Два раза ха».
   Радостно пыхтя, мужчина вытащил из-под переднего пассажирского кресла какие-то тряпки, видимо затаренные Иванычем, и белый пакет с надписью «buy’n’fly».
   – Да! Да! Да!
   Из пакета одна за другой появлялись здоровенные плитки финского шоколада. Иван был счастлив. Мгновенно содрав с одной из шоколадок упаковку, он с наслаждением принялся за еду. Телефон издал голодную трель и отключился. Фонарик погас. В почти полной темноте раздавалось громкое чавканье.

Глава 10,
в которой Маляренко выясняет, что у него нет силы воли, и совершает стратегическую ошибку

   Проснулся Иван рано утром. Настолько рано, что, пожалуй, это и утром-то назвать было нельзя. Стояла ночь, и лишь на востоке, над возвышенностью слегка угадывались намёки на скорый рассвет. С моря дул постоянный, без порывов, ветерок. Иван зябко поёжился.
   «Надо же. Днём жара, ночью – холод».
   Насчёт холода Ваня, конечно, загнул. Но свежий и прохладный ветер действительно бодрил и быстро согнал с Маляренко остатки сна. Иван прислушался – в этот ранний час уже не пели ночные птицы, и даже цикады молчали. Не было слышно воя диких животных, чего Иван действительно опасался, – только шелест травы и листьев на кустах. И запах моря. Маляренко взобрался на крышу, уселся по-турецки на холодный и влажный металл и стал смотреть на гаснущие в рассвете звёзды. Иногда ему казалось, что он слышит шум прибоя.
   Багажник полностью оправдал ожидания Ивана. Он был таким же чистым и ухоженным, как и вся остальная машина. И совершенно пустым. Честно говоря, даже было удивительно, откуда в этом сияющем новеньким линолеумом багажнике появилось старое ржавое ведро. Лишь в самом углу, задвинутая подальше, стояла небольшая коробка.
   Маляренко усмехнулся.
   – Ну да, а чего вы ожидали, Иван Андреевич? Он же из аэропорта народ возил. Чемоданам тоже место нужно.
   Иван сунулся в коробку. Обычный наборчик «сделай сам». Но всего по минимуму. Видимо, починиться в городе проблем не было. Исключением среди железного лома, в котором Иван, кстати, совсем не разбирался, оказалась лишь деревяшка, толсто обмотанная леской. Леска тоже была толстая. Но никаких крючков и прочих поплавков Маляренко так и не нашёл.
   «Нууу, дед… – Иван разочарованно почесал затылок. – Если ты это снастью называл…»
   Из всего того, что было в багажнике, в сумку перекочевала лишь пара здоровенных отвёрток. Решив, что больше делать ему здесь нечего, Иван наскоро позавтракал, сунул в сумку початую бутылку водки, ёмкости с водой, шоколад, прихватил железный костыль и кепку деда и направился к выходу.