Страница:
В холле Машиных покоев обнаружилось новшество, а именно: наконец-то дописанная картина Сурикова «Покушение». Однако, присмотрелся я, что-то оно мне напоминает… Точно, Делакруа, «Свобода на баррикадах»! Во всяком случае, поза императрицы-королевы была очень похожа: на картине Маша указывала спасателям на дымящиеся развалины с торчащими из-под груды кирпича чьими-то окровавленными ногами. Наряд императрицы был чуть скромнее, чем у дамы на французской картине, но самую малость и только в верхней части. Снизу же – наоборот, ибо по легенде Машина повязка была сделана из нижней части подола юбки, а потом остатки той юбки ушли на перевязки прочих жертв артобстрела с Невы. В общем, пока не схлынул послепокушенческий бардак, племянница красовалась в самой настоящей мини и была в ней неоднократно сфотографирована…
– Эх, не того ты маленько секретаря прихватил, – сокрушенно заметила мне племянница.
– Остальные вовсе мертвые были, – напомнил ей я.
– Да что уж тут поделаешь… Просто поведение моргановской империи после смерти ее главы более или менее предсказуемо, а вот в наследстве Шихта с Варбургом происходят интересные вещи…
– Как там Вилли? Переживает? – поинтересовался Гоша.
Брат одного из находившихся в обстрелянном кабинете, Макс Варбург, до недавнего времени был главой Гамбургского банка. Его фамилия фигурировала в списке людей, финансирующих антироссийские поползновения в Германии, так что кайзер лично подписал ордер на его арест. Ведь говорил же я ему, что нельзя лишать тайную полицию следственных функций, оставляя ей только оперативные! В результате, едва оказавшись в вожделенных руках юстиции, Макс тут же сбежал в Штаты. Кайзер озверел, расширил полномочия гестапо и даже попросил меня прислать бригаду следователей для помощи его растяпам, расследующим этот вопиющий факт. Бригада была послана под видом китайских беженцев, сразу по пересечении границы «арестована» и сейчас пребывала в Моабите, где учила немцев правильному обращению с подследственными. В общем, Вилли переживал в нужном направлении, о чем я и сообщил Гоше. И спросил, как он там, кризис-то? Почему его не было?
– Так ведь кризис – дело тонкое! – развеселилась Маша. – Его надо в спокойной обстановке готовить, вдумчиво, не отвлекаясь на сиюминутное… А тут пришел дядя Жора с пушкой и начал в окна палить. Жаль, что порталы открываются только в текущее время. А то смотаться бы тебе в самое начало две тысячи восьмого года и тоже бабахнуть, люди бы спасибо сказали.
– Не, – мотнул головой я, – там уже так все запущено, что никаких снарядов не хватит. А здесь что, грохнули этих и все само собой стабилизировалось?
– Почти, – подтвердил Гоша. – Ведь как оно началось? Стараниями Шиффа у третьего по величине финансового игрока, «Кникербокер траст», начались трудности. А стараниями Моргана они потихоньку росли… В конце октября «Кникербокер» должен был лопнуть, потянув за собой многих других, ну а потом пришел бы Морган весь в белом… Кто же знал, что к Нью-Йорку уже тянутся косяки перелетных снарядов? Так что в белом теперь Альперович. Правда, целиком купить «Кникер» мы не рискнули, больно уж подозрительно, но Мося таки его вытащил с того света, и теперь он не последняя шишка в тамошнем совете директоров. Ну и, возвращаясь к сегодняшним реалиям, этот твой секретарь к сотрудничеству-то готов? Можно у нас в Зимнем использовать, или к тебе народ для работы с ним посылать?
– Ну, величество, ты и даешь… – поразился я. – Где у тебя тут камеры с видеонаблюдением? А вдруг заартачится. Что, всякий раз его ко мне возить, потому как у тебя ни специалистов, ни инструмента? Нет уж, пусть сидит где сидел, не будем травмировать человека сменой места, поди, привык уже. Ваши пускай ко мне ездят…
– Ладно, сойдет, – кивнула Маша. – А можно мне в порядке чисто женского любопытства поинтересоваться, куда тебе столько кошек? Я поначалу думала, что ты какие-то эксперименты с порталом хочешь производить, так ведь в «Транзит» и половины не влезет!
– Не вечно же будет получаться вашими спекуляциями деньгу зашибать, нужно и о долговременном реальном доходе для России подумать! – пояснил я.
– Доход – с кошек?! – поразилась Маша.
– Нет, ну до чего всеобщее падение нравов дошло, – закручинился я, – родная племянница и то про доход с ценных бумаг все понимает, хотя по сути это даже не пипифакс, а нечто воображаемое, а вот про доход со вполне реальных существ, коими являются кошки, – нет! Ладно уж, пиво у вас сегодня хорошее, так что слушайте лекцию про реальную экономику.
Я додегустировал бутылку до конца, открыл следующую и начал просвещать молодежь.
Итак, прошлой осенью ко мне на прием пришли три демобилизующихся калединских ветерана, сибиряки-снайперы, участники японской и черногорской войн – тем более что для данной категории населения попасть на тот самый прием особых трудностей не представляло, – и поделились идеей…
Вот, значит, есть самолет «Кошка». И в тот самолет, если он с широким фюзеляжем, много чего влезет: сотня обычных кошек, например. А еще в тайге есть зверь, который называется соболь. Шкура у него очень ценная, но добывать соболя трудно, а главное – от той добычи их становится все меньше и меньше, ибо у самки соболя из помета выживает в среднем только один-два детеныша. Хотя рождается порядка пяти!
И ветераны предложили организовать в тайге факторию по разведению соболей.
Пусть, мол, по осени оттуда расходятся, а куда подальше и разлетаются охотники, чтобы разведать соболиные гнезда. Строят заимки, завозят туда кошек и, когда соболихи окотятся, забирают у них лишних детенышей, оставляя одного. А кошки будут их выкармливать, им нетрудно! В процессе поисков охотники смогут и еще чем-нибудь полезным заняться, золото в ручьях мыть, например. Прокормятся охотой, ну и какие-то запасы самолет сможет подкинуть. А после ледостава на заимку прилетит самолет и увезет соболиный молодняк для выращивания на центральной ферме. Там поселятся семьи охотников, а регулярные авиарейсы обеспечат связь с ближайшим городом. Кто-то там и крестьянствовать захочет, ибо возить продукты никуда не надо, их и на месте найдется кому купить. Вот только сделать бы так, предложили охотники, чтобы та «Кошка» могла садиться и на землю, и на воду. Сделаем, сказал я и велел собирать добровольцев.
– Так что вот, – закончил я, – перед вами главный акционер ЗАО «Котофей». Остальные акционеры – это непосредственные участники проекта, их вклады – сама идея и труд по ее осуществлению. А любого, кто вздумает каким-то образом торговать какими-то бумагами, имеющими хоть отдаленное отношение к «Котофею», я сгною лично.
– Ага, – задумалась Маша, – тут мне недавно какой-то энтузиаст проект плотины через Берингов пролив прислал, а я ведь помню, читала что-то такое – в этом случае климат в Нью-Йорке станет как на Сахалине. Надо будет это дело слегка профинансировать, пусть янки шкурки про запас покупают, пока те не подорожали. И утечку про это в газеты надо организовать…
– Совсем у тебя с этими вашими консалтингами мозги заплесневели, – укорил я племянницу. – Зачем же так топорно работать? Всего-то и надо, что статью в солидный журнал от какого-нибудь ученого средней известности, где тот докажет, будто данная плотина на климат никак повлиять не сможет. Вот и все, остальное клиенты прекрасно доделают сами.
– А чертежи кошконесущих самолетов у тебя уже есть? – поинтересовался Гоша.
– Не только чертежи, есть два уже готовых. А что, продать кому-нибудь хочешь?
– Скорее просто подарить. Тут у меня турецкий посол был, так якобы мимоходом спрашивал: а зачем канцлеру кошки? Мол, Турция всегда готова помочь, но хотелось бы знать, чему именно!
– Думаешь, кто-то поверит, что этих хвостатых можно сбрасывать на врага?
– Сам же учил меня не недооценивать человечество, оно и не в такое ухитрялось верить. Распустить слух, будто после четырехмесячного обучения по твоей методике кошка без лишнего мява вцепляется в горло разговаривающему при ней по-турецки, и больше ничего не надо, разве что про ядовитые зубы добавить. А то эти янычары совсем обнаглели – открытым текстом намекают, что у англичан арендная плата за их Дарданеллы выше! Я им, правда, в ответ пример американцев на Панамском перешейке привел, так что пока угомонились. А кошки от полета у тебя не передохнут?
– Моя же не передохла, хотя уже несколько раз летала, – пожал плечами я. – А в кошконесущих самолетах усилена звукоизоляция салона и на моторах стоят хоть и примитивные, но глушители. Меня больше интересовало, как бы соболя от полета не того… Но охотники говорят, дескать, шума, что его окружает с рождения, соболенок потом не боится. У кого-то они дома росли и на гавканье собак впоследствии никак не реагировали. А на заимках будут бензогенераторы – это и электричество, и шум моторов, пусть зверьки к нему с детства привыкают.
Маша в это время лихорадочно рылась в своем ноутбуке, пытаясь найти фотографию соболя.
– Нету, – разочарованно сказала она, – есть ласка, но это просто крысеныш какой-то. На что он вообще похож, этот пушной зверек?
– Небольшой песец, – предположил Гоша.
– Неполный, – уточнил я. – Зверь размером с кошку, но с мордой, как у маленькой собачки.
Зазвонил телефон.
– Тебя, – передал мне трубку Гоша.
На том конце провода была Мари, она сопроводила английского короля в Гатчину и теперь предлагала мне побыстрее ехать туда, если я хочу с ней увидеться, а то ей уже пора к дочке.
– И как король, созрел? – поинтересовался я.
– Думаю, да, но ты уж сам посмотришь. Так мне тебя ждать?
– Не надо, – принял решение я, – заночую сегодня в Зимнем, так что, наоборот, это я тебя жду.
– А Эдуард? – не поняла Мари.
– Дорогая, для чего я, по-твоему, женился – чтобы спать с королем Эдиком? Перебьется.
Глава 3
Глава 4
– Эх, не того ты маленько секретаря прихватил, – сокрушенно заметила мне племянница.
– Остальные вовсе мертвые были, – напомнил ей я.
– Да что уж тут поделаешь… Просто поведение моргановской империи после смерти ее главы более или менее предсказуемо, а вот в наследстве Шихта с Варбургом происходят интересные вещи…
– Как там Вилли? Переживает? – поинтересовался Гоша.
Брат одного из находившихся в обстрелянном кабинете, Макс Варбург, до недавнего времени был главой Гамбургского банка. Его фамилия фигурировала в списке людей, финансирующих антироссийские поползновения в Германии, так что кайзер лично подписал ордер на его арест. Ведь говорил же я ему, что нельзя лишать тайную полицию следственных функций, оставляя ей только оперативные! В результате, едва оказавшись в вожделенных руках юстиции, Макс тут же сбежал в Штаты. Кайзер озверел, расширил полномочия гестапо и даже попросил меня прислать бригаду следователей для помощи его растяпам, расследующим этот вопиющий факт. Бригада была послана под видом китайских беженцев, сразу по пересечении границы «арестована» и сейчас пребывала в Моабите, где учила немцев правильному обращению с подследственными. В общем, Вилли переживал в нужном направлении, о чем я и сообщил Гоше. И спросил, как он там, кризис-то? Почему его не было?
– Так ведь кризис – дело тонкое! – развеселилась Маша. – Его надо в спокойной обстановке готовить, вдумчиво, не отвлекаясь на сиюминутное… А тут пришел дядя Жора с пушкой и начал в окна палить. Жаль, что порталы открываются только в текущее время. А то смотаться бы тебе в самое начало две тысячи восьмого года и тоже бабахнуть, люди бы спасибо сказали.
– Не, – мотнул головой я, – там уже так все запущено, что никаких снарядов не хватит. А здесь что, грохнули этих и все само собой стабилизировалось?
– Почти, – подтвердил Гоша. – Ведь как оно началось? Стараниями Шиффа у третьего по величине финансового игрока, «Кникербокер траст», начались трудности. А стараниями Моргана они потихоньку росли… В конце октября «Кникербокер» должен был лопнуть, потянув за собой многих других, ну а потом пришел бы Морган весь в белом… Кто же знал, что к Нью-Йорку уже тянутся косяки перелетных снарядов? Так что в белом теперь Альперович. Правда, целиком купить «Кникер» мы не рискнули, больно уж подозрительно, но Мося таки его вытащил с того света, и теперь он не последняя шишка в тамошнем совете директоров. Ну и, возвращаясь к сегодняшним реалиям, этот твой секретарь к сотрудничеству-то готов? Можно у нас в Зимнем использовать, или к тебе народ для работы с ним посылать?
– Ну, величество, ты и даешь… – поразился я. – Где у тебя тут камеры с видеонаблюдением? А вдруг заартачится. Что, всякий раз его ко мне возить, потому как у тебя ни специалистов, ни инструмента? Нет уж, пусть сидит где сидел, не будем травмировать человека сменой места, поди, привык уже. Ваши пускай ко мне ездят…
– Ладно, сойдет, – кивнула Маша. – А можно мне в порядке чисто женского любопытства поинтересоваться, куда тебе столько кошек? Я поначалу думала, что ты какие-то эксперименты с порталом хочешь производить, так ведь в «Транзит» и половины не влезет!
– Не вечно же будет получаться вашими спекуляциями деньгу зашибать, нужно и о долговременном реальном доходе для России подумать! – пояснил я.
– Доход – с кошек?! – поразилась Маша.
– Нет, ну до чего всеобщее падение нравов дошло, – закручинился я, – родная племянница и то про доход с ценных бумаг все понимает, хотя по сути это даже не пипифакс, а нечто воображаемое, а вот про доход со вполне реальных существ, коими являются кошки, – нет! Ладно уж, пиво у вас сегодня хорошее, так что слушайте лекцию про реальную экономику.
Я додегустировал бутылку до конца, открыл следующую и начал просвещать молодежь.
Итак, прошлой осенью ко мне на прием пришли три демобилизующихся калединских ветерана, сибиряки-снайперы, участники японской и черногорской войн – тем более что для данной категории населения попасть на тот самый прием особых трудностей не представляло, – и поделились идеей…
Вот, значит, есть самолет «Кошка». И в тот самолет, если он с широким фюзеляжем, много чего влезет: сотня обычных кошек, например. А еще в тайге есть зверь, который называется соболь. Шкура у него очень ценная, но добывать соболя трудно, а главное – от той добычи их становится все меньше и меньше, ибо у самки соболя из помета выживает в среднем только один-два детеныша. Хотя рождается порядка пяти!
И ветераны предложили организовать в тайге факторию по разведению соболей.
Пусть, мол, по осени оттуда расходятся, а куда подальше и разлетаются охотники, чтобы разведать соболиные гнезда. Строят заимки, завозят туда кошек и, когда соболихи окотятся, забирают у них лишних детенышей, оставляя одного. А кошки будут их выкармливать, им нетрудно! В процессе поисков охотники смогут и еще чем-нибудь полезным заняться, золото в ручьях мыть, например. Прокормятся охотой, ну и какие-то запасы самолет сможет подкинуть. А после ледостава на заимку прилетит самолет и увезет соболиный молодняк для выращивания на центральной ферме. Там поселятся семьи охотников, а регулярные авиарейсы обеспечат связь с ближайшим городом. Кто-то там и крестьянствовать захочет, ибо возить продукты никуда не надо, их и на месте найдется кому купить. Вот только сделать бы так, предложили охотники, чтобы та «Кошка» могла садиться и на землю, и на воду. Сделаем, сказал я и велел собирать добровольцев.
– Так что вот, – закончил я, – перед вами главный акционер ЗАО «Котофей». Остальные акционеры – это непосредственные участники проекта, их вклады – сама идея и труд по ее осуществлению. А любого, кто вздумает каким-то образом торговать какими-то бумагами, имеющими хоть отдаленное отношение к «Котофею», я сгною лично.
– Ага, – задумалась Маша, – тут мне недавно какой-то энтузиаст проект плотины через Берингов пролив прислал, а я ведь помню, читала что-то такое – в этом случае климат в Нью-Йорке станет как на Сахалине. Надо будет это дело слегка профинансировать, пусть янки шкурки про запас покупают, пока те не подорожали. И утечку про это в газеты надо организовать…
– Совсем у тебя с этими вашими консалтингами мозги заплесневели, – укорил я племянницу. – Зачем же так топорно работать? Всего-то и надо, что статью в солидный журнал от какого-нибудь ученого средней известности, где тот докажет, будто данная плотина на климат никак повлиять не сможет. Вот и все, остальное клиенты прекрасно доделают сами.
– А чертежи кошконесущих самолетов у тебя уже есть? – поинтересовался Гоша.
– Не только чертежи, есть два уже готовых. А что, продать кому-нибудь хочешь?
– Скорее просто подарить. Тут у меня турецкий посол был, так якобы мимоходом спрашивал: а зачем канцлеру кошки? Мол, Турция всегда готова помочь, но хотелось бы знать, чему именно!
– Думаешь, кто-то поверит, что этих хвостатых можно сбрасывать на врага?
– Сам же учил меня не недооценивать человечество, оно и не в такое ухитрялось верить. Распустить слух, будто после четырехмесячного обучения по твоей методике кошка без лишнего мява вцепляется в горло разговаривающему при ней по-турецки, и больше ничего не надо, разве что про ядовитые зубы добавить. А то эти янычары совсем обнаглели – открытым текстом намекают, что у англичан арендная плата за их Дарданеллы выше! Я им, правда, в ответ пример американцев на Панамском перешейке привел, так что пока угомонились. А кошки от полета у тебя не передохнут?
– Моя же не передохла, хотя уже несколько раз летала, – пожал плечами я. – А в кошконесущих самолетах усилена звукоизоляция салона и на моторах стоят хоть и примитивные, но глушители. Меня больше интересовало, как бы соболя от полета не того… Но охотники говорят, дескать, шума, что его окружает с рождения, соболенок потом не боится. У кого-то они дома росли и на гавканье собак впоследствии никак не реагировали. А на заимках будут бензогенераторы – это и электричество, и шум моторов, пусть зверьки к нему с детства привыкают.
Маша в это время лихорадочно рылась в своем ноутбуке, пытаясь найти фотографию соболя.
– Нету, – разочарованно сказала она, – есть ласка, но это просто крысеныш какой-то. На что он вообще похож, этот пушной зверек?
– Небольшой песец, – предположил Гоша.
– Неполный, – уточнил я. – Зверь размером с кошку, но с мордой, как у маленькой собачки.
Зазвонил телефон.
– Тебя, – передал мне трубку Гоша.
На том конце провода была Мари, она сопроводила английского короля в Гатчину и теперь предлагала мне побыстрее ехать туда, если я хочу с ней увидеться, а то ей уже пора к дочке.
– И как король, созрел? – поинтересовался я.
– Думаю, да, но ты уж сам посмотришь. Так мне тебя ждать?
– Не надо, – принял решение я, – заночую сегодня в Зимнем, так что, наоборот, это я тебя жду.
– А Эдуард? – не поняла Мари.
– Дорогая, для чего я, по-твоему, женился – чтобы спать с королем Эдиком? Перебьется.
Глава 3
Поздним вечером мы с величеством успели еще где-то с полчаса побеседовать про оружие, а точнее – про будущий закон о нем. Судя по всему, для Гоши это был не экспромт.
– Мне кажется, – заявил он, – что существует два допустимых пути решения этой проблемы. Первый – государство запрещает своим гражданам иметь оружие. Но при этом берет на себя гарантии безопасности этих самых граждан. Не в том смысле, что насильственных преступлений не будет, это недостижимо, а просто оно принимает на себя обязанности страховщика. То есть ограбили кого-нибудь – государство тут же возмещает ему стоимость изъятого, компенсирует моральный ущерб, упущенную выгоду и вообще все, в чем этот кто-то потерпел убыток. А потом начинает ловить бандитов… Если же оно, запретив иметь оружие, не берет на себя таких обязательств, то это значит, что для него народ – это не граждане, а скотина. Ну или рабы… – Тут он замолчал и посмотрел на меня.
– Думал, возражать буду? Да нет, я, в общем, тоже примерно так считаю, – кивнул я.
– Второй, – продолжил Гоша, – государство сразу заявляет, что ни обеспечить стопроцентную безопасность, ни такую же компенсацию ущерба оно не может. И потому разрешает гражданам ходить вооруженными, оставляя за собой лишь надзорные функции по применению этого оружия. И какой, по твоему мнению, путь более приемлемый для России?
– Разумеется, второй, – несколько даже удивился я. – Даже если забыть, что на первый у нас элементарно не хватит денег, то все равно он плох тем, что поощряет в народе соответствующие настроения. Дескать, мне государство должно по жизни! А потом будем удивляться, с чего это либерасты так расплодились.
– Но при этом мы ставим граждан в неравные условия, – заметил император. – Вот, предположим, повстречается грабителям… ну, твой Акимов, например. Так они у него и пикнуть не успеют! А вот, скажем, тот же Циолковский… Думаешь, ему ПФ в кармане сильно поможет?
– Ты, пожалуйста, божий дар с яичницей не путай. Наше дело – дать человеку возможность защищать себя и своих близких, а уж как он ею будет пользоваться – его дело. Но, пожалуй, для тех, кто по состоянию здоровья защищаться сам не в состоянии, надо будет со временем действительно ввести какую-то государственную страховку. Для слепых там или безруких-безногих… А если у человека от избытка гуманизма руки трясутся и очки запотевают, так мы-то тут при чем?
– Но какие-то ограничения ввести надо?
– Пушки гражданам ни к чему и автоматы с пулеметами, пожалуй, тоже, – задумался я, – а остальное, наверное, и ограничивать не надо… Вот только на откуп местным властям этого отдавать нельзя. И, может, хватит на сегодня? Нас, между прочим, обоих жены ждут.
Наутро я завтракал уже в Гатчине, за компанию с его величеством Эдуардом Седьмым. Английское величество чувствовало себя как на иголках и, наконец, не выдержало:
– Господин канцлер, не будете ли вы так любезны просветить меня, по каким признакам вы производите людей в свои друзья?
– Мои друзья говорят мне только правду, – пояснил я, – но это процесс постепенный. Скажем, в беседе со мной кто-то не соврал, хотя и мог. Ну недоговорил, понятно, но все равно – хороший человек. Если хороший человек год таким и остается, то это уже приятель. Ну а приятель с двухлетним стажем уже называется друг… Это, так сказать, эволюционный путь. Но есть и революционный. Это когда я сижу и ничего не подозреваю, а кто-нибудь раз – и совершенно бескорыстно спасает меня от нешуточных неприятностей! Как кайзер в четвертом году. Без его явной внешнеполитической поддержки Россия вполне могла получить затяжную войну с японцами. Так что в данный момент я горд, что имею честь беседовать с хорошим человеком Эдуардом.
Несмотря на многолетний стаж хорошего человека в лицедействе, на его лице мелькнула тень мысли, которую я для себя перевел так: «Эх, повесить бы наглеца». Но ведь здоровье-то не казенное! И Эдик неуверенно сказал:
– Вы знаете, мне кажется, что и якобы настоящий план кабинета относительно Китая и Южной Африки тоже на самом деле имеет отвлекающий характер… Но клянусь – в Китае действительно что-то задумано! И единственное, что я могу сказать, оно как-то связано с одним китайцем, который до недавнего времени пребывал в Токио, а сейчас перебрался в Гонконг. У него еще какая-то странная для китайца фамилия, кажется, Янсен.
Ага, подумал я, кто же это у нас там такой норвежский в Поднебесной завелся? Е-мое, да небось отец китайского народа Сунь Ятсен! Блин, этот сможет, если захочет. А уж когда ему денег подкинут и оружия…
– Давайте договоримся так, – предложил я. – Для подготовки вашего глубокого оздоровления нужно время, не менее полугода. Так что я начинаю готовиться, а вы обращайте внимание на любую мелочь, имеющую отношение к Китаю и вокруг… Только осторожнее. Надеюсь, вы понимаете, что стоит тем людям заподозрить вас в двойной игре – и вы покойник?
– Понимаю, – кивнул Эдик, – временами я даже завидовал тому, как у вас поставлена охрана первых лиц государства.
– Кстати, а вам-то что мешает организовать нечто подобное? – предложил я.
– Деньги. Вопреки расхожему мнению права короля у нас весьма широки, он может объявлять войну, распускать парламент, назначать премьера, причем хоть последнего босяка с улицы… Но вот деньгами он не распоряжается.
– А право помилования у него есть? – поинтересовался я.
– Да, конечно.
– А по частоте оно ограничено? Ну например, сколько раз в день вы его можете объявлять?
– Не знаю, – задумался Эдик, – вроде ограничений нет… Но к чему это?
– А вот представьте себе картину. Не хочет какая-то сволочь давать денег своему законному сюзерену! К ней приходят верные офицеры короля, числом десятка два, и вешают сволочь на люстре в ее же, сволочи, кабинете. Потом бегом бегут к судье, мгновенно во всем признаются, отказываются от суда присяжных и адвоката. Судья быстренько прописывает им веревку, а потом лезет в стол и достает оттуда ваше помилование. Офицеры жмут ему руку и отправляются к следующей сволочи… Это я, конечно, утрирую, но если вы хотите иметь действительно надежную охрану, то подсудна она должна быть только вам.
После завтрака Эдик отплыл в свою Англию.
А через десять дней секретарь открыл передо мной дверь одного из кабинетов северного, то есть правительственного, крыла Зимнего дворца.
– Разрешите, Иосиф Виссарионович? – спросил я, заходя.
Хозяин кабинета отложил бумаги, которые изучал до моего прихода, взял трубку и, кивнув мне «да, пожалуйста», начал ее набивать.
Я сел напротив него и поинтересовался:
– Последнюю работу Владимира Ильича вы уже читали?
– Читаю, – Сталин показал трубкой на лежащие перед ним бумаги, – а к вам, значит, она попала раньше, чем ко мне?
– Разумеется, Гатчина же почти на тридцать километров ближе к Женеве, чем Зимний.
То, что статья написана по моим тезисам, которые я, в свою очередь, надыбал в ленинских же работах, но только более позднего периода, я уточнять не стал.
– И что вас в ней так заинтересовало? – прищурился генеральный комиссар по делам национальностей.
– Сама идея о том, что пролетарская революция в настоящее время может произойти не в самой промышленно развитой империалистической стране, а в той, которая благодаря пережиткам феодализма является слабым звеном в цепи, – пояснил я.
– Но в статье еще указывается, что необходимым условием для революции становится и неспособность верхов править по-старому. Ленин определил это как «импотентность власти». Из чего я делаю вывод, что вы имеете в виду не Россию, так как тут вашими стараниями, которые я, кстати, далеко не все одобряю, власть последнее время… Чуть пошевелишься, тут же в позу поставит, какая уж тут импотентность.
– Ну это вы мне льстите, до такой благостной картины еще далеко, так что давайте продолжим разбор статьи. Дальше там идет тезис о поэтапности революции в таких условиях: то есть сначала буржуазная в союзе с буржуазией и всем крестьянством, а затем пролетарская – против буржуазии в союзе с беднейшим крестьянством. Так?
– Так, – кивнул Сталин. – Тут есть хорошая аналогия с двумя кучами мусора, которые лучше вывозить по очереди.
– В данный момент партия ведет большую работу в Ирландии, – продолжил я, – но тамошние условия сильно осложняются религиозными проблемами, а также почти полным отсутствием пережитков феодализма. Так что, не прекращая работы в том направлении, не расширить ли ее еще на одну страну, обстановка в которой почти идеально соответствует теоретическим построениям Ильича? Я имею в виду Китай. Дело в том, что сейчас он находится на пороге буржуазной революции. Но ведь устраивать следующую за ней пролетарскую надо достаточно быстро, пока власть буржуазии не окрепла! Вам, как комиссару по национальностям, будет проще развернуть соответствующую работу. Думаю, на днях вы получите соответствующие указания от исполкома Коминтерна.
Сталин усмехнулся – к руководству этой организации он относился без малейшего пиетета.
– И вот вам еще записка от Лапшинской с собственноручной припиской Владимира Ильича, – продолжил я. – А от себя добавлю, что готов вам в этом всячески содействовать. Всячески – это значит без ограничений, имейте в виду.
Дальше мой путь лежал по диагонали через весь Зимний, то есть в малый императорский кабинет – в процессе законотворчества Гошу занесло малость не туда. Подождав минут пять, пока оттуда не вышел Столыпин, я вошел к доживающему свои последние дни самодержцу всероссийскому. Нет, помирать он вовсе не собирался, но с пятнадцатого мая вступала в силу конституция.
– Привет, – приподнялся он из-за стола, – ну, как там у тебя с товарищем Сталиным?
– Сплюнь, сглазишь, рано еще, – предложил я, – давай лучше про твое художественное творчество поговорим. Вот это – как понимать? – Я протянул ему проект его же указа о регламентации страхового дела в России.
Гоша посмотрел. Раздел «Страхование вкладов» был подчеркнут зеленым фломастером и снабжен многочисленными вопросительными знаками. Раздел же «Страхование сделок» был похерен.
Тут надо сделать небольшое отступление. Вообще-то в русском языке буква «херъ» стоит в одном ряду с такими заменителями всем известного понятия, как «хрен» и в какой-то мере «фиг». То есть посылать можно на любой из этих трех адресов, чай, посылаемый и сам догадается, что его послали на четвертый. Но глагол «похерить» стоит особняком. Попробуйте образовать аналогичное слово с корнями «фиг», «хрен» или даже с тем, что можно писать только на заборах и в интернете, а на бумаге нельзя. Фигушки! Нет такого слова. А все потому, что слово «похерить» насквозь цензурное и совершенно нормативное. Когда чиновник получал настолько бредовую бумагу, что у него даже не было слов для комментариев, он просто перечеркивал весь текст жирным косым крестом, то есть буквой «херъ».
Так вот, раздел «Страхование сделок» был мной похерен.
Гоша вопросительно посмотрел на меня.
Я отхлебнул уже притащенный мне кофе, закусил бутербродом с красной икрой (ну не люблю я черную, и что моя кошка в ней находит?) и начал:
– Страховка вообще-то вещь для экономики неплохая… Примерно как стрихнин. В правильных дозах может служить лекарством. А превысишь – сразу такая прибыль! Только не тебе, а похоронному агентству. Вот и давай подумаем, до каких количеств это можно кушать…
Итак, ты задумал что-то рискованное. Это вообще-то двигатель рыночной экономики – кто не рискует, тот не выигрывает, так? Естественный отбор. А он жестокая вещь, разориться вполне можно и насмерть, а вдруг это у тебя была не последняя идея, а только трамплин к действительно стоящей? Значит, тебя надо подстраховать, чтобы в случае неудачи ты не издох в канаве от голода вместе с семьей, а мог как-то питаться водой там и хлебушком, имел хоть какую-то конуру для жилья и минимум средств для начала нового дела. При таком раскладе ты десять раз подумаешь, лезть ли в сомнительные сделки…
– Предлагаешь отдать все страхование государству? – прищурился Гоша.
– Нет, слушай дальше. Предположим, ты – страховщик. И приходит к тебе кто-то с идеей, вероятность воплощения которой ты оцениваешь в пару процентов. Будешь ты его страховать? Нет, если не дурак. Но вдруг какой-то добрый Гоша разрешил регистрировать страховые обязательства как ценные бумаги – ох, тут такое начнется! Чем выше степень покрытия, тем больше спрос на такие бумаги, верно? Значит, она будет искусственно повышаться и скоро дойдет до ста процентов. То есть риск исчезнет! Но в природе, чтоб ты знал, действует закон сохранения. Страховка – это та же пирамида. Ты страхуешь насквозь сомнительную сделку. Чтобы при этом избежать риска, ты страхуешь собственную аферу у кого-то третьего, а тот третий – у первого, который и обратился к тебе за услугой… Понятно? Эта система может существовать только за счет непрерывного расширения. А потом дойдет до упора – и крах. То есть вместо всего здесь написанного я предлагаю установить, что страховое покрытие сделок – это два процента вложенного или одноразовая выплата в размере прожиточного минимума на месяц, на усмотрение страхуемого. Слово-то, кстати, какое! Нормальные так не кончаются.
Вернувшись в Гатчину, я позвонил в Георгиевск и поинтересовался, как там кот Рыжик – три месяца назад я стаскал его через портал и обратно, появилась у меня одна мыслишка…
– Жрет как крокодил, – сообщили мне, – а растет еще быстрее! Восемь килограммов, и ни капли жира! Такая зверюга получается…
Я давно обратил внимание, что воздействие портала на организмы варьируется довольно широко. Но почему-то в опытах на мышах такого разнообразия результатов не было! «А вдруг это связано с отсутствием у тех мышей мозгов?» – подумал я и устроил несколько экскурсий кошкам. И у меня сразу закралось подозрение, что направление улучшения организма при переходе сам организм и задает в виде своих себе пожеланий… Кошка – это очень тщеславное существо, так вот все, перемещенные через портал и обратно, начинали резко хорошеть. Несчастный рыжий котенок, подобранный мной на помойке в Сергиевом Посаде, наверное, всю свою короткую жизнь мечтал, как когда-нибудь он вырастет большим и могучим… Интересно, в его понимании большой – это с собаку или с тигра?
Теперь понятно, о чем думал Фишман, перемещаясь из Гатчины в коттедж и обратно. А Мари и Танечка ходили за молодостью и красотой, так что теперь моя благоверная выглядит лет на сорок, если не принимает специальных мер, а если принимает, то на двадцать пять. Про Танечку же вообще лучше помолчать. Меня же в общем мое здоровье вполне устраивало и внешность тоже, так что я и застрял примерно в пятидесятилетнем возрасте…
В следующий поход беру с собой девонширского рекса, решил я.
– Мне кажется, – заявил он, – что существует два допустимых пути решения этой проблемы. Первый – государство запрещает своим гражданам иметь оружие. Но при этом берет на себя гарантии безопасности этих самых граждан. Не в том смысле, что насильственных преступлений не будет, это недостижимо, а просто оно принимает на себя обязанности страховщика. То есть ограбили кого-нибудь – государство тут же возмещает ему стоимость изъятого, компенсирует моральный ущерб, упущенную выгоду и вообще все, в чем этот кто-то потерпел убыток. А потом начинает ловить бандитов… Если же оно, запретив иметь оружие, не берет на себя таких обязательств, то это значит, что для него народ – это не граждане, а скотина. Ну или рабы… – Тут он замолчал и посмотрел на меня.
– Думал, возражать буду? Да нет, я, в общем, тоже примерно так считаю, – кивнул я.
– Второй, – продолжил Гоша, – государство сразу заявляет, что ни обеспечить стопроцентную безопасность, ни такую же компенсацию ущерба оно не может. И потому разрешает гражданам ходить вооруженными, оставляя за собой лишь надзорные функции по применению этого оружия. И какой, по твоему мнению, путь более приемлемый для России?
– Разумеется, второй, – несколько даже удивился я. – Даже если забыть, что на первый у нас элементарно не хватит денег, то все равно он плох тем, что поощряет в народе соответствующие настроения. Дескать, мне государство должно по жизни! А потом будем удивляться, с чего это либерасты так расплодились.
– Но при этом мы ставим граждан в неравные условия, – заметил император. – Вот, предположим, повстречается грабителям… ну, твой Акимов, например. Так они у него и пикнуть не успеют! А вот, скажем, тот же Циолковский… Думаешь, ему ПФ в кармане сильно поможет?
– Ты, пожалуйста, божий дар с яичницей не путай. Наше дело – дать человеку возможность защищать себя и своих близких, а уж как он ею будет пользоваться – его дело. Но, пожалуй, для тех, кто по состоянию здоровья защищаться сам не в состоянии, надо будет со временем действительно ввести какую-то государственную страховку. Для слепых там или безруких-безногих… А если у человека от избытка гуманизма руки трясутся и очки запотевают, так мы-то тут при чем?
– Но какие-то ограничения ввести надо?
– Пушки гражданам ни к чему и автоматы с пулеметами, пожалуй, тоже, – задумался я, – а остальное, наверное, и ограничивать не надо… Вот только на откуп местным властям этого отдавать нельзя. И, может, хватит на сегодня? Нас, между прочим, обоих жены ждут.
Наутро я завтракал уже в Гатчине, за компанию с его величеством Эдуардом Седьмым. Английское величество чувствовало себя как на иголках и, наконец, не выдержало:
– Господин канцлер, не будете ли вы так любезны просветить меня, по каким признакам вы производите людей в свои друзья?
– Мои друзья говорят мне только правду, – пояснил я, – но это процесс постепенный. Скажем, в беседе со мной кто-то не соврал, хотя и мог. Ну недоговорил, понятно, но все равно – хороший человек. Если хороший человек год таким и остается, то это уже приятель. Ну а приятель с двухлетним стажем уже называется друг… Это, так сказать, эволюционный путь. Но есть и революционный. Это когда я сижу и ничего не подозреваю, а кто-нибудь раз – и совершенно бескорыстно спасает меня от нешуточных неприятностей! Как кайзер в четвертом году. Без его явной внешнеполитической поддержки Россия вполне могла получить затяжную войну с японцами. Так что в данный момент я горд, что имею честь беседовать с хорошим человеком Эдуардом.
Несмотря на многолетний стаж хорошего человека в лицедействе, на его лице мелькнула тень мысли, которую я для себя перевел так: «Эх, повесить бы наглеца». Но ведь здоровье-то не казенное! И Эдик неуверенно сказал:
– Вы знаете, мне кажется, что и якобы настоящий план кабинета относительно Китая и Южной Африки тоже на самом деле имеет отвлекающий характер… Но клянусь – в Китае действительно что-то задумано! И единственное, что я могу сказать, оно как-то связано с одним китайцем, который до недавнего времени пребывал в Токио, а сейчас перебрался в Гонконг. У него еще какая-то странная для китайца фамилия, кажется, Янсен.
Ага, подумал я, кто же это у нас там такой норвежский в Поднебесной завелся? Е-мое, да небось отец китайского народа Сунь Ятсен! Блин, этот сможет, если захочет. А уж когда ему денег подкинут и оружия…
– Давайте договоримся так, – предложил я. – Для подготовки вашего глубокого оздоровления нужно время, не менее полугода. Так что я начинаю готовиться, а вы обращайте внимание на любую мелочь, имеющую отношение к Китаю и вокруг… Только осторожнее. Надеюсь, вы понимаете, что стоит тем людям заподозрить вас в двойной игре – и вы покойник?
– Понимаю, – кивнул Эдик, – временами я даже завидовал тому, как у вас поставлена охрана первых лиц государства.
– Кстати, а вам-то что мешает организовать нечто подобное? – предложил я.
– Деньги. Вопреки расхожему мнению права короля у нас весьма широки, он может объявлять войну, распускать парламент, назначать премьера, причем хоть последнего босяка с улицы… Но вот деньгами он не распоряжается.
– А право помилования у него есть? – поинтересовался я.
– Да, конечно.
– А по частоте оно ограничено? Ну например, сколько раз в день вы его можете объявлять?
– Не знаю, – задумался Эдик, – вроде ограничений нет… Но к чему это?
– А вот представьте себе картину. Не хочет какая-то сволочь давать денег своему законному сюзерену! К ней приходят верные офицеры короля, числом десятка два, и вешают сволочь на люстре в ее же, сволочи, кабинете. Потом бегом бегут к судье, мгновенно во всем признаются, отказываются от суда присяжных и адвоката. Судья быстренько прописывает им веревку, а потом лезет в стол и достает оттуда ваше помилование. Офицеры жмут ему руку и отправляются к следующей сволочи… Это я, конечно, утрирую, но если вы хотите иметь действительно надежную охрану, то подсудна она должна быть только вам.
После завтрака Эдик отплыл в свою Англию.
А через десять дней секретарь открыл передо мной дверь одного из кабинетов северного, то есть правительственного, крыла Зимнего дворца.
– Разрешите, Иосиф Виссарионович? – спросил я, заходя.
Хозяин кабинета отложил бумаги, которые изучал до моего прихода, взял трубку и, кивнув мне «да, пожалуйста», начал ее набивать.
Я сел напротив него и поинтересовался:
– Последнюю работу Владимира Ильича вы уже читали?
– Читаю, – Сталин показал трубкой на лежащие перед ним бумаги, – а к вам, значит, она попала раньше, чем ко мне?
– Разумеется, Гатчина же почти на тридцать километров ближе к Женеве, чем Зимний.
То, что статья написана по моим тезисам, которые я, в свою очередь, надыбал в ленинских же работах, но только более позднего периода, я уточнять не стал.
– И что вас в ней так заинтересовало? – прищурился генеральный комиссар по делам национальностей.
– Сама идея о том, что пролетарская революция в настоящее время может произойти не в самой промышленно развитой империалистической стране, а в той, которая благодаря пережиткам феодализма является слабым звеном в цепи, – пояснил я.
– Но в статье еще указывается, что необходимым условием для революции становится и неспособность верхов править по-старому. Ленин определил это как «импотентность власти». Из чего я делаю вывод, что вы имеете в виду не Россию, так как тут вашими стараниями, которые я, кстати, далеко не все одобряю, власть последнее время… Чуть пошевелишься, тут же в позу поставит, какая уж тут импотентность.
– Ну это вы мне льстите, до такой благостной картины еще далеко, так что давайте продолжим разбор статьи. Дальше там идет тезис о поэтапности революции в таких условиях: то есть сначала буржуазная в союзе с буржуазией и всем крестьянством, а затем пролетарская – против буржуазии в союзе с беднейшим крестьянством. Так?
– Так, – кивнул Сталин. – Тут есть хорошая аналогия с двумя кучами мусора, которые лучше вывозить по очереди.
– В данный момент партия ведет большую работу в Ирландии, – продолжил я, – но тамошние условия сильно осложняются религиозными проблемами, а также почти полным отсутствием пережитков феодализма. Так что, не прекращая работы в том направлении, не расширить ли ее еще на одну страну, обстановка в которой почти идеально соответствует теоретическим построениям Ильича? Я имею в виду Китай. Дело в том, что сейчас он находится на пороге буржуазной революции. Но ведь устраивать следующую за ней пролетарскую надо достаточно быстро, пока власть буржуазии не окрепла! Вам, как комиссару по национальностям, будет проще развернуть соответствующую работу. Думаю, на днях вы получите соответствующие указания от исполкома Коминтерна.
Сталин усмехнулся – к руководству этой организации он относился без малейшего пиетета.
– И вот вам еще записка от Лапшинской с собственноручной припиской Владимира Ильича, – продолжил я. – А от себя добавлю, что готов вам в этом всячески содействовать. Всячески – это значит без ограничений, имейте в виду.
Дальше мой путь лежал по диагонали через весь Зимний, то есть в малый императорский кабинет – в процессе законотворчества Гошу занесло малость не туда. Подождав минут пять, пока оттуда не вышел Столыпин, я вошел к доживающему свои последние дни самодержцу всероссийскому. Нет, помирать он вовсе не собирался, но с пятнадцатого мая вступала в силу конституция.
– Привет, – приподнялся он из-за стола, – ну, как там у тебя с товарищем Сталиным?
– Сплюнь, сглазишь, рано еще, – предложил я, – давай лучше про твое художественное творчество поговорим. Вот это – как понимать? – Я протянул ему проект его же указа о регламентации страхового дела в России.
Гоша посмотрел. Раздел «Страхование вкладов» был подчеркнут зеленым фломастером и снабжен многочисленными вопросительными знаками. Раздел же «Страхование сделок» был похерен.
Тут надо сделать небольшое отступление. Вообще-то в русском языке буква «херъ» стоит в одном ряду с такими заменителями всем известного понятия, как «хрен» и в какой-то мере «фиг». То есть посылать можно на любой из этих трех адресов, чай, посылаемый и сам догадается, что его послали на четвертый. Но глагол «похерить» стоит особняком. Попробуйте образовать аналогичное слово с корнями «фиг», «хрен» или даже с тем, что можно писать только на заборах и в интернете, а на бумаге нельзя. Фигушки! Нет такого слова. А все потому, что слово «похерить» насквозь цензурное и совершенно нормативное. Когда чиновник получал настолько бредовую бумагу, что у него даже не было слов для комментариев, он просто перечеркивал весь текст жирным косым крестом, то есть буквой «херъ».
Так вот, раздел «Страхование сделок» был мной похерен.
Гоша вопросительно посмотрел на меня.
Я отхлебнул уже притащенный мне кофе, закусил бутербродом с красной икрой (ну не люблю я черную, и что моя кошка в ней находит?) и начал:
– Страховка вообще-то вещь для экономики неплохая… Примерно как стрихнин. В правильных дозах может служить лекарством. А превысишь – сразу такая прибыль! Только не тебе, а похоронному агентству. Вот и давай подумаем, до каких количеств это можно кушать…
Итак, ты задумал что-то рискованное. Это вообще-то двигатель рыночной экономики – кто не рискует, тот не выигрывает, так? Естественный отбор. А он жестокая вещь, разориться вполне можно и насмерть, а вдруг это у тебя была не последняя идея, а только трамплин к действительно стоящей? Значит, тебя надо подстраховать, чтобы в случае неудачи ты не издох в канаве от голода вместе с семьей, а мог как-то питаться водой там и хлебушком, имел хоть какую-то конуру для жилья и минимум средств для начала нового дела. При таком раскладе ты десять раз подумаешь, лезть ли в сомнительные сделки…
– Предлагаешь отдать все страхование государству? – прищурился Гоша.
– Нет, слушай дальше. Предположим, ты – страховщик. И приходит к тебе кто-то с идеей, вероятность воплощения которой ты оцениваешь в пару процентов. Будешь ты его страховать? Нет, если не дурак. Но вдруг какой-то добрый Гоша разрешил регистрировать страховые обязательства как ценные бумаги – ох, тут такое начнется! Чем выше степень покрытия, тем больше спрос на такие бумаги, верно? Значит, она будет искусственно повышаться и скоро дойдет до ста процентов. То есть риск исчезнет! Но в природе, чтоб ты знал, действует закон сохранения. Страховка – это та же пирамида. Ты страхуешь насквозь сомнительную сделку. Чтобы при этом избежать риска, ты страхуешь собственную аферу у кого-то третьего, а тот третий – у первого, который и обратился к тебе за услугой… Понятно? Эта система может существовать только за счет непрерывного расширения. А потом дойдет до упора – и крах. То есть вместо всего здесь написанного я предлагаю установить, что страховое покрытие сделок – это два процента вложенного или одноразовая выплата в размере прожиточного минимума на месяц, на усмотрение страхуемого. Слово-то, кстати, какое! Нормальные так не кончаются.
Вернувшись в Гатчину, я позвонил в Георгиевск и поинтересовался, как там кот Рыжик – три месяца назад я стаскал его через портал и обратно, появилась у меня одна мыслишка…
– Жрет как крокодил, – сообщили мне, – а растет еще быстрее! Восемь килограммов, и ни капли жира! Такая зверюга получается…
Я давно обратил внимание, что воздействие портала на организмы варьируется довольно широко. Но почему-то в опытах на мышах такого разнообразия результатов не было! «А вдруг это связано с отсутствием у тех мышей мозгов?» – подумал я и устроил несколько экскурсий кошкам. И у меня сразу закралось подозрение, что направление улучшения организма при переходе сам организм и задает в виде своих себе пожеланий… Кошка – это очень тщеславное существо, так вот все, перемещенные через портал и обратно, начинали резко хорошеть. Несчастный рыжий котенок, подобранный мной на помойке в Сергиевом Посаде, наверное, всю свою короткую жизнь мечтал, как когда-нибудь он вырастет большим и могучим… Интересно, в его понимании большой – это с собаку или с тигра?
Теперь понятно, о чем думал Фишман, перемещаясь из Гатчины в коттедж и обратно. А Мари и Танечка ходили за молодостью и красотой, так что теперь моя благоверная выглядит лет на сорок, если не принимает специальных мер, а если принимает, то на двадцать пять. Про Танечку же вообще лучше помолчать. Меня же в общем мое здоровье вполне устраивало и внешность тоже, так что я и застрял примерно в пятидесятилетнем возрасте…
В следующий поход беру с собой девонширского рекса, решил я.
Глава 4
Над тайгой летел автожир. Точнее, тайгой это было до сегодняшнего утра… А теперь прямо по курсу и на пару десятков километров вперед лес лежал. Слева поднимался в небо громадный столб дыма, хотя в данный момент он был в несколько раз меньше, чем утром. Чуть дальше были дымы поменьше – то есть просто лесные пожары. За спиной осталось парящее, как кастрюля с кипятком, таежное озеро.
Хоть кабина автожира и была открытой, там можно было сравнительно спокойно разговаривать, потому что пассажир сидел рядом с пилотом.
Хоть кабина автожира и была открытой, там можно было сравнительно спокойно разговаривать, потому что пассажир сидел рядом с пилотом.