Страница:
– Верчатки пелосипедные? – передразнил Ромашкина Вова. – Когда ты меня в крайний раз на стрельбе видел?
– Натуральной кожи? – переспросил враз возбудившийся зампотех.
– А то, – заважничал Вова, – «найковские», здесь таких не найдешь.
– Так что с перчатками? – настаивал Ромашкин.
– Жалко, однако, ты же их порвешь, – начал искать отговорки Черепанов.
– Я за тебя на прыжках отработаю, – предложил компромисс Ромашкин.
– Добрячок… Порешили – с тебя две укладки. С вэдээсниками сам договоришься, чтобы все красиво было, – сразу же сломался Вова, ужасно не любивший укладку парашюта на свежем морозном воздухе.
Несчастная дверь спортзала затряслась, и в нее начали протискиваться близнецы-моряки Артемьевы, толкающие перед собой лейтенанта-финансиста.
– Глядите, кого мы поймали! – вопили братья. – Эта зверушка в кассе спрятаться хотела, бригадного начфина на помощь звала…
– Товарищ лейтенант, до вас, по-моему, ясно довели, что вы в составе группы! С выпиской по личному составу, убывающему в составе реально действующих групп, ознакомили. Что за дела, почему вы прячетесь?! – сразу же атаковал я лейтенанта.
– У меня отчет, – заныл тот.
– Нет, товарищ лейтенант, у вас – учебно-боевая задача! И поэтому – шаг вправо или влево приравнивается к попытке перехода на сторону врага!
Лейтенант скорбно замолчал. Черепанов, воспользовавшись возникшей тишиной, отпихнул зампотеха и выбежал на улицу, оглашая плац возмущенными криками.
Подполковник юркнул за майором. Наверняка он решил, что его тоже могут включить в состав героической группы.
Как ни странно, со всеми мероприятиями, расписанными в плане подготовки, мы справились довольно быстро. Близнецы убежали получать аппаратуру связи, я получал карты и блокноты, доктор ушел за медицинской сумкой и пилюлями, Ромашкин двинулся в воздушно-десантную службу решать вопросы по поводу укладки и получения всего полагающегося нам имущества. После обеда довольно быстро уложили парашюты, проверились. Прибыли на воздушно-десантный комплекс, покачались в стапелях на подвесных системах. Точных данных – выведут парашютным или посадочным способом – не было, но все равно решили готовиться по полной. Во время обеда удалось съездить домой и снарядиться на предстоящий выход как положено. Я взял свой старый удобный рюкзак, отпахавший со мной несколько командировок, легкий зимний комплект полевой формы фирмы «Гортекс». Ну, и, соответственно, проехался по магазинам, закупившись всякими бульонными кубиками, китайской лапшой, растворимым кофе, колбасой, водкой и минералкой. С багажника достал свою миниатюрную газовую горелку и два баллончика со сжиженным газом. Короче, собирался так, как будто уходил на задачу куда-нибудь в район Малых Варандов под населенным пунктом Шатой Чеченской Республики. Укомплектованный рюкзак пришлось запихивать в грузовой контейнер и оборачивать полиуретановым ковриком и плащ-палаткой.
Остальные члены группы от меня не отставали и тоже снаряжались по полной. Только лейтенант-начфин бегал вокруг и всех спрашивал:
– А это надо? А это куда?
Общими усилиями собрали и лейтенанта. Упаковали парашютный мешок, радиостанции и батареи обложили пустыми картонными коробками, замотали в коврики. Близнецы Артемьевы, несмотря на то что в отношении личной дисциплинированности сущие разгильдяи, связистами были отменными – дело знали туго и искренне переживали за свою работу. Под вечер получили вооружение и боеприпасы. Лене надо было и здесь отличиться. Рюкзак у него был самый большой, в грузовом контейнере понапихано немереное количество холостых боеприпасов и средств имитации, так он еще умудрился получить себе «ПКМ» и теперь любовно упаковывал его в чехол и советовался с «десантниками», как его крепить и закантровывать.
Лейтенанту-финансисту на запаску вместе со стропорезом прикрепили еще и калькулятор. Так, на всякий случай. Вдруг решит во время совершения прыжка насчитать кому-нибудь денежное довольствие.
Прибежал невменяемый заместитель по воспитательной работе и попытался провести у нас строевой смотр, а заодно выслушать жалобы и предложения. Потом плюнул на нас, а в особенности на жалобы технарей, вечно стремящихся что-то съесть, покричал и ушел.
Вот в принципе мы и готовы. Осталось только ждать выписки из боевого приказа, в которой будет указана задача. Хотя задачу мы должны знать уже давно и готовиться, отрабатывая все возможные варианты действий, передвижений, боевого порядка и всего остального. Вдруг нам предстоит провести диверсию на каком-нибудь важном объекте? Тогда надо дополучать инженерное имущество, мины и другие взрывчатые вещества и средства взрывания. Или, к примеру, нам предстоит работать агентурными методами. Соответственно – где карты с местами закладок предназначенных нам схронов, тайников, где гражданская одежда и прочее, и тому подобное? Короче, вопросов и нюансов множество. Оставалось только ждать и гадать, какую задачу нам подкинут. А так как почти все из нас последние трое суток спали урывками, то ожидание естественным образом превратилось в здоровый сон, который охранялся выставленным возле дверей спортзала парным патрулем, состоящим из бойцов, которые по своим физическим и умственным данным не способны были вместе со всеми рыскать по лесам в поисках учебного «супостата». В этих учениях участвовал почти весь округ. Наши разведчики выходили в условный тыл, мотострелки занимали условную линию обороны, танкисты условно выехали из боксов в парке и тут же поломались. Рассказывали, что в каком-то танковом полку условно расстреляли начальника службы горюче-смазочных материалов и – не условно – отдали на растерзание в прокуратуру начальника склада.
В размышлениях о величии нашей армии я начал отработку упражнения «сон в условиях, приближенных к боевым». Только рядышком, развалясь на спортивных матах и укрывшись бушлатами, канючили технари:
– Команди-и-ир, команди-и-ир! Может, мы в «чипок» (кафе при части) сгоняем? Закинемся по-быстренькому десятком пирожков аппетитных, да парой булок румяных, и кофием «три в одном» запьем – уж жрать больно охота! А, командир?
– Отвалите, проглоты! Я патрульным приказал никого не выпускать. В случае попытки несанкционированного покидания места доподготовки – лупить всех в «башню» дубинками! Спите лучше или вон с лейтенанта пример берите, как он под бушлатом похрюкивает…
– Он колбасу втихую жрет, – сказал вслух доктор, – у него завтра расстройство желудка будет.
– Вот она, натура начфиновская! – заорали техники. – Достойную смену готовит себе бригадный «денежный мешок»!
– Я ничего не ел, – начал отбрехиваться из-под бушлата «летеха».
– Ничего не знаю, – позевывая, ответил я, – завтра доктор тебя накажет, если расстройство желудка схватишь…
Дремавшие неподалеку близнецы сразу же проснулись и слаженно, в один голос, запели-заорали:
– Алли-луев, Алли-луев! Ты отрежь ему полхуя…
– Артемьевы, заткнитесь! – закричал на всех Ромашкин, прилаживающий в наколенные ножны какой-то огромный тесак.
– Леня! Мы тебя боимся! – закричали братья-радисты. – Ты еще физиономию ваксой намажь, чтобы быть совсем как Шварценеггер или Миша Пореченков! Возле казармы второго батальона, кстати, классная банка стоит. Свистни – тебе матросы враз притащут.
– Идиоты, – обозвал братьев Ромашкин, – у меня грим есть специальный, «Туман» называется. Все цвета – как надо. А то я, если ваксой намажусь, буду как бурятский спецназовец на показухе у президента – маскхалат зеленый, а рожа черная…
– Ага, и берет голубой, надень, – вставили свое веское слово технари.
Все еще немного посудачили и потихоньку начали засыпать, лишь лейтенант ворочался под бушлатом и чем-то похрумкивал.
А в два часа ночи меня вызвали на предварительную постановку задачи. Нашу группу на особый контроль взяла комиссия с самого, что ни на есть, верху. Задачи «нарезал» сам председатель комиссии. Начальник оперативного отделения, присутствовавший при постановке задачи, схватился за голову и попытался потерять сознание. Командир бригады, осознав, что же нам все-таки предстоит, дал понять начоперу, что сознание надо терять по старшинству – сначала старшие начальники, а потом уже и подчиненные. Заместитель по воспитательной работе, он же оперативный офицер моей группы, ничего не понял и потому выглядел лучше всех. Я понял все, но ничего не осмыслил и пошел обратно в спортзал. К утру нам должны были принести выписку из приказа, а к обеду уже десантировать парашютным способом.
Простой пешей туристической прогулки с выходом на бригадное стрельбище и отработкой упражнения «группа в налете», на которую надеялся весь личный состав офицерской группы, не получалось. Нам предстояло обнаружить командный пункт армии, участвующей в учениях, определить его точное местоположение и, по возможности, вывести из строя, хотя бы на небольшой срок. Задачу придется выполнять в условиях активного противодействия. Проще говоря, нас будут отлавливать и условно уничтожать. Посредники при объединениях и соединениях уже получили задачи от руководителя учений. Тучи над нашей группой сгустились. Лейтенант-финансист, узнав о том, что нас могут поймать со всеми, так сказать, вытекающими, начал писать завещание. Ромашкин заявил, что живым не сдастся, и распихал по карманам дополнительные пачки холостых патронов. Братья Артемьевы попросили лейтенанта включить в завещание пункт о том, что все подружки лейтенанта должны отойти в собственность близнецов в случаях: а) если лейтенант умрет от страха еще на прыжках, б) если его поймают и забьют до смерти или до потери жизненно важных функций отвязные мотострелки, в) черненькую, с длинным носом, завещать никому не надо.
Глава 2
– Натуральной кожи? – переспросил враз возбудившийся зампотех.
– А то, – заважничал Вова, – «найковские», здесь таких не найдешь.
– Так что с перчатками? – настаивал Ромашкин.
– Жалко, однако, ты же их порвешь, – начал искать отговорки Черепанов.
– Я за тебя на прыжках отработаю, – предложил компромисс Ромашкин.
– Добрячок… Порешили – с тебя две укладки. С вэдээсниками сам договоришься, чтобы все красиво было, – сразу же сломался Вова, ужасно не любивший укладку парашюта на свежем морозном воздухе.
Несчастная дверь спортзала затряслась, и в нее начали протискиваться близнецы-моряки Артемьевы, толкающие перед собой лейтенанта-финансиста.
– Глядите, кого мы поймали! – вопили братья. – Эта зверушка в кассе спрятаться хотела, бригадного начфина на помощь звала…
– Товарищ лейтенант, до вас, по-моему, ясно довели, что вы в составе группы! С выпиской по личному составу, убывающему в составе реально действующих групп, ознакомили. Что за дела, почему вы прячетесь?! – сразу же атаковал я лейтенанта.
– У меня отчет, – заныл тот.
– Нет, товарищ лейтенант, у вас – учебно-боевая задача! И поэтому – шаг вправо или влево приравнивается к попытке перехода на сторону врага!
Лейтенант скорбно замолчал. Черепанов, воспользовавшись возникшей тишиной, отпихнул зампотеха и выбежал на улицу, оглашая плац возмущенными криками.
Подполковник юркнул за майором. Наверняка он решил, что его тоже могут включить в состав героической группы.
Как ни странно, со всеми мероприятиями, расписанными в плане подготовки, мы справились довольно быстро. Близнецы убежали получать аппаратуру связи, я получал карты и блокноты, доктор ушел за медицинской сумкой и пилюлями, Ромашкин двинулся в воздушно-десантную службу решать вопросы по поводу укладки и получения всего полагающегося нам имущества. После обеда довольно быстро уложили парашюты, проверились. Прибыли на воздушно-десантный комплекс, покачались в стапелях на подвесных системах. Точных данных – выведут парашютным или посадочным способом – не было, но все равно решили готовиться по полной. Во время обеда удалось съездить домой и снарядиться на предстоящий выход как положено. Я взял свой старый удобный рюкзак, отпахавший со мной несколько командировок, легкий зимний комплект полевой формы фирмы «Гортекс». Ну, и, соответственно, проехался по магазинам, закупившись всякими бульонными кубиками, китайской лапшой, растворимым кофе, колбасой, водкой и минералкой. С багажника достал свою миниатюрную газовую горелку и два баллончика со сжиженным газом. Короче, собирался так, как будто уходил на задачу куда-нибудь в район Малых Варандов под населенным пунктом Шатой Чеченской Республики. Укомплектованный рюкзак пришлось запихивать в грузовой контейнер и оборачивать полиуретановым ковриком и плащ-палаткой.
Остальные члены группы от меня не отставали и тоже снаряжались по полной. Только лейтенант-начфин бегал вокруг и всех спрашивал:
– А это надо? А это куда?
Общими усилиями собрали и лейтенанта. Упаковали парашютный мешок, радиостанции и батареи обложили пустыми картонными коробками, замотали в коврики. Близнецы Артемьевы, несмотря на то что в отношении личной дисциплинированности сущие разгильдяи, связистами были отменными – дело знали туго и искренне переживали за свою работу. Под вечер получили вооружение и боеприпасы. Лене надо было и здесь отличиться. Рюкзак у него был самый большой, в грузовом контейнере понапихано немереное количество холостых боеприпасов и средств имитации, так он еще умудрился получить себе «ПКМ» и теперь любовно упаковывал его в чехол и советовался с «десантниками», как его крепить и закантровывать.
Лейтенанту-финансисту на запаску вместе со стропорезом прикрепили еще и калькулятор. Так, на всякий случай. Вдруг решит во время совершения прыжка насчитать кому-нибудь денежное довольствие.
Прибежал невменяемый заместитель по воспитательной работе и попытался провести у нас строевой смотр, а заодно выслушать жалобы и предложения. Потом плюнул на нас, а в особенности на жалобы технарей, вечно стремящихся что-то съесть, покричал и ушел.
Вот в принципе мы и готовы. Осталось только ждать выписки из боевого приказа, в которой будет указана задача. Хотя задачу мы должны знать уже давно и готовиться, отрабатывая все возможные варианты действий, передвижений, боевого порядка и всего остального. Вдруг нам предстоит провести диверсию на каком-нибудь важном объекте? Тогда надо дополучать инженерное имущество, мины и другие взрывчатые вещества и средства взрывания. Или, к примеру, нам предстоит работать агентурными методами. Соответственно – где карты с местами закладок предназначенных нам схронов, тайников, где гражданская одежда и прочее, и тому подобное? Короче, вопросов и нюансов множество. Оставалось только ждать и гадать, какую задачу нам подкинут. А так как почти все из нас последние трое суток спали урывками, то ожидание естественным образом превратилось в здоровый сон, который охранялся выставленным возле дверей спортзала парным патрулем, состоящим из бойцов, которые по своим физическим и умственным данным не способны были вместе со всеми рыскать по лесам в поисках учебного «супостата». В этих учениях участвовал почти весь округ. Наши разведчики выходили в условный тыл, мотострелки занимали условную линию обороны, танкисты условно выехали из боксов в парке и тут же поломались. Рассказывали, что в каком-то танковом полку условно расстреляли начальника службы горюче-смазочных материалов и – не условно – отдали на растерзание в прокуратуру начальника склада.
В размышлениях о величии нашей армии я начал отработку упражнения «сон в условиях, приближенных к боевым». Только рядышком, развалясь на спортивных матах и укрывшись бушлатами, канючили технари:
– Команди-и-ир, команди-и-ир! Может, мы в «чипок» (кафе при части) сгоняем? Закинемся по-быстренькому десятком пирожков аппетитных, да парой булок румяных, и кофием «три в одном» запьем – уж жрать больно охота! А, командир?
– Отвалите, проглоты! Я патрульным приказал никого не выпускать. В случае попытки несанкционированного покидания места доподготовки – лупить всех в «башню» дубинками! Спите лучше или вон с лейтенанта пример берите, как он под бушлатом похрюкивает…
– Он колбасу втихую жрет, – сказал вслух доктор, – у него завтра расстройство желудка будет.
– Вот она, натура начфиновская! – заорали техники. – Достойную смену готовит себе бригадный «денежный мешок»!
– Я ничего не ел, – начал отбрехиваться из-под бушлата «летеха».
– Ничего не знаю, – позевывая, ответил я, – завтра доктор тебя накажет, если расстройство желудка схватишь…
Дремавшие неподалеку близнецы сразу же проснулись и слаженно, в один голос, запели-заорали:
– Алли-луев, Алли-луев! Ты отрежь ему полхуя…
– Артемьевы, заткнитесь! – закричал на всех Ромашкин, прилаживающий в наколенные ножны какой-то огромный тесак.
– Леня! Мы тебя боимся! – закричали братья-радисты. – Ты еще физиономию ваксой намажь, чтобы быть совсем как Шварценеггер или Миша Пореченков! Возле казармы второго батальона, кстати, классная банка стоит. Свистни – тебе матросы враз притащут.
– Идиоты, – обозвал братьев Ромашкин, – у меня грим есть специальный, «Туман» называется. Все цвета – как надо. А то я, если ваксой намажусь, буду как бурятский спецназовец на показухе у президента – маскхалат зеленый, а рожа черная…
– Ага, и берет голубой, надень, – вставили свое веское слово технари.
Все еще немного посудачили и потихоньку начали засыпать, лишь лейтенант ворочался под бушлатом и чем-то похрумкивал.
А в два часа ночи меня вызвали на предварительную постановку задачи. Нашу группу на особый контроль взяла комиссия с самого, что ни на есть, верху. Задачи «нарезал» сам председатель комиссии. Начальник оперативного отделения, присутствовавший при постановке задачи, схватился за голову и попытался потерять сознание. Командир бригады, осознав, что же нам все-таки предстоит, дал понять начоперу, что сознание надо терять по старшинству – сначала старшие начальники, а потом уже и подчиненные. Заместитель по воспитательной работе, он же оперативный офицер моей группы, ничего не понял и потому выглядел лучше всех. Я понял все, но ничего не осмыслил и пошел обратно в спортзал. К утру нам должны были принести выписку из приказа, а к обеду уже десантировать парашютным способом.
Простой пешей туристической прогулки с выходом на бригадное стрельбище и отработкой упражнения «группа в налете», на которую надеялся весь личный состав офицерской группы, не получалось. Нам предстояло обнаружить командный пункт армии, участвующей в учениях, определить его точное местоположение и, по возможности, вывести из строя, хотя бы на небольшой срок. Задачу придется выполнять в условиях активного противодействия. Проще говоря, нас будут отлавливать и условно уничтожать. Посредники при объединениях и соединениях уже получили задачи от руководителя учений. Тучи над нашей группой сгустились. Лейтенант-финансист, узнав о том, что нас могут поймать со всеми, так сказать, вытекающими, начал писать завещание. Ромашкин заявил, что живым не сдастся, и распихал по карманам дополнительные пачки холостых патронов. Братья Артемьевы попросили лейтенанта включить в завещание пункт о том, что все подружки лейтенанта должны отойти в собственность близнецов в случаях: а) если лейтенант умрет от страха еще на прыжках, б) если его поймают и забьют до смерти или до потери жизненно важных функций отвязные мотострелки, в) черненькую, с длинным носом, завещать никому не надо.
Глава 2
Вся группа стояла на площадке стартового осмотра, уже облаченная в парашюты, и сурово осуждала действия лейтенанта-начфина. «Начфиненок» корчился и просился отойти, ибо, по его выражению, «клапана скоро не выдержат и днище вышибет».
– Чмырение колбасы под бушлатом – дело, недостойное российского офицера-разведчика, – добивали лейтенанта братья-капитаны Артемьевы.
– Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, – ныл лейтенант.
Я молча радовался тому, что разрешили прыгать без грузовых контейнеров. После прыжка надо будет всего-навсего найти по поисковому приемнику наши «грузы», на которые прикрепили «маркерный» передатчик, облачиться, снарядиться, еще раз провериться и бодро шагать в сопки. В полученной выписке из приказа, принесенной лично заместителем по воспитательной, была написана такая галиматья, что мне стало не по себе. Воспитатель мои стенания не учел и отбрехался словами «нет задач невыполнимых». На этом, решив, что его обязанности оперативного офицера закончились, с высоко и гордо поднятой головой убыл домой. Как бы ни пытались его заставить работать на учениях, он с чувством гордости, млея от собственной значимости, отвечал: «Что-о-о-о?! А вы в курсе, что я – оперативный офицер особой группы?» Для придания антуража заместитель по воспитательной, неизвестно зачем, получил на складе РАВ пистолет «Кольт М1911» и носил его в огромной кобуре, передвигаясь вдоль стен и пересекая открытые участки местности исключительно бегом и с оглядкой. До нашего вывода он постоянно исчезал из части под предлогом инструктажа и доведения оперативной обстановки. Так как момент нашего убытия он проспал, сладостно подремывая у себя в кабинете и укрывшись подшивками «Красной звезды», то еще целые сутки исчезал из части, чтобы нас проинструктировать. Командиру это надоело, и он в нелицеприятной форме предложил своему заму не маяться херней. Зам ответил, что у него в связи с учениями обострился «чеченский синдром» и в ушах до сих пор стоят крики и вопли ваххабитов. На это командир заметил, что у него, у зама, в ушах стоят крики владикавказских проституток в сауне. В результате они поругались и, слава богу, про нас не вспомнили.
Стоять было скучно, и я, вперившись взглядом в проверяющего нас вэдээсника, от нечего делать зевнул. Майор засуетился, но справиться с собой не смог – рот его безудержно начал раскрываться, и он тоже зевнул, да так, что, кажется, вывихнул челюсть и тотчас, выпучив глаза, побежал к бригадному медику, вольготно разлегшемуся на парашютном столе и сладко похрапывающему.
– Щас у начмеда спирту попросит, – печально проговорил зевающий Аллилуев.
– Нету спирта, – сразу же ожил бригадный начмед, – не дам! Вы, десантники, совсем охамели: летом – в унтах ходите, зимой – спирту просите… Вам самим спирт на приборы положен – вот его и пейте.
Челюсть вэдээсника сама по себе встала на место, и он начал оправдываться:
– Нам ЛТО (летно-техническое обмундирование) по нормам довольствия положено, и чужой спирт мы не хапаем, и вообще, доктор, довыделываешься – пойдешь у меня выпускающим с бабами-«перворазницами» и батальона связи!
– Ой, да ладно! Прибежишь еще ко мне на проверке за освобождением от кросса. Так что нам на ваши угрозы плевать!
– Ой, да ла-а-адно, мы тоже люди гордые, – взъярился вэдээсник.
– Конечно, пока вас не пнешь, вы не полетите, – съязвил Ромашкин, поправляя ножные обхваты. – И вообще – давай, связывайся с летчиками, сколько можно этот борт ждать?
– Скоро будет. В первой корабельной группе прыгнут спортивная группа и комбриг, а вы на второй заход пойдете.
– Так, блин, отпусти нас! Мы хоть присядем! Сколько стоять можно?! А мы тебе глушак на твоей «Мазде» заварим на халяву, – предложили в один голос Пачишин с Пиотровским.
– Глуша-а-ак, – заинтересовался вэдээсник. – Корабельная группа, разойдись! Давайте поговорим на эту тему подробнее.
Технари, отойдя в сторонку, начали обсуждать особенности «заваривания» глушаков на японских автомобилях. Я плюхнулся на парашютный стол рядом с медиком. Начмед встрепенулся, подозрительно посмотрел на меня, закапал себе в рот что-то из пипетки и, довольно хрюкнув, снова задремал.
Неподалеку от меня «нарисовался» неподражаемый штабист Вова Черепанов и начал показывать мне какие-то знаки.
– Вова, что ты там корчишься?! – проорал я ему.
– Сюда подойди, – сквозь зубы зашипел Вовочка и помотал головой, осматривая окрестности и провожая подозрительными взглядами шарахающихся рядом бойцов и офицеров. Пришлось вставать с помощью Ромашкина и переться к Владимиру.
– Что надо, штабная крыса? – очень мило поприветствовал я его.
– Кофе будешь с коньяком? У меня термос с собой, – не обратил внимания на мое хамство Черепанов.
– Ну, так наливай! А вообще-то, мог и не поднимать меня, а сам принести.
– Перетопчешься! На, держи…
Кофе с коньяком на легком морозце был весьма кстати, приятно согревал и щекотал пищевод.
– Короче, я в штабе ошивался перед выездом, там замкомбриг лично задачу ставил командиру спортгруппы – они вас на выходе должны будут гонять, и задача у них такая же, как у вас. Вы типа клоунов будете, вас уже слили всем, кому не лень: и пехоте, и ментам, и собровцам, которые в учениях участвуют.
– Ну, блин, спасибо! Обрадовал – мне аж на душе полегчало, – уныло ответил я.
– Короче, от меня ты ничего не слышал, а то, если зам узнает, что я тебе натрепался, он меня за вами в одиночку зашлет или еще хуже – на какие-нибудь курсы в Загорянку отправит. Мне уже одних хватило. Эх, как я тогда в «Голодной утке» озвездюлился, ужас!..
– Ладно, не ссы, прорвемся! Слухай, забери мою «мобилу» с сейфа у дежурного, а мне дай свою – будешь нам эсэмэсить по тихой, поработаешь нашим агентом.
– Да без проблем, тока если с моим «сотиком» что случится – я твой заберу. Да, и, кстати, что я с этого буду иметь?
– Ну, мы тебя не обидим, разрешим в «чипке» с нами за одним столом сидеть… Короче, Вован, я тебе дам свою машину на время учений погонять, доверенность у тебя на нее есть, а ключи – в сейфе вместе с «мобилой».
– Машину-у-у! Ну, тогда базару нет! Что же ты раньше не сказал? Так – кого вам надо убить, расчленить, над кем надругаться? Я ради этого все, что хошь, сделаю. Держи телефон, звони – предупреди дежурного…
Таким образом, я завербовал одного агента и пристроил свою машину. Только Вовочка зря радовался – бак в моей «Тойоте» был уже почти пустой и ему придется раскошелиться на заправку.
Вовин телефон завибрировал у меня в кармане и выдал голосом Хрюнделя: «Начальник? Да пошел ты в жопу, начальник!» Я передал Черепанову трубу, тот послушал, покивал головой и вернул мне телефон, потыкав кнопки.
– Я тут переадресацию поставил. Замкомбриг звонил, сейчас подъедет.
Прибыл «Урал» с разведчиками спортивной группы и «уазики» комбрига и зама.
Ну, вот они, наши конкуренты. Все разведчики – или срочники, или контрактники. Они не ходят в наряды, не участвуют в хозработах. У них одна задача – готовиться к «скачкам» (соревнования разведывательных групп по тактико-специальной подготовке). Целыми днями они только и делают, что бегают, прыгают, стреляют, не вылазят с полигона неделями. А у меня Пиотровский и Пачишин бегают только по парку и к «чипку», а лейтенант-финансист ускорился в последний раз минут пять назад, скинув с себя парашют и разматывая на ходу рулон туалетной бумаги.
Дежурный связист подал гарнитуру «вертолетной» станции руководителю прыжков, заместителю комбрига по воздушно-десантной подготовке. В воздухе где-то неподалеку явственно послышался рокот вертолетных лопастей. Через пару минут «Ми-8» приземлился, спугнув воздушным потоком лейтенанта в кустах. Шоу началось. Бойцы сняли кормовые створки с вертолета, летчики готовы были подняться на «пристрелочную» выброску, вэдээсники засуетились. Леня Ромашкин хищно улыбнулся: теперь честь первого прыжка принадлежала не ему, а прапорщику – начальнику склада парашютно-десантного имущества.
Прапора скинули удачно, и он, приземлившись возле «колдуна» (указатель силы и направления ветра), открыл прыжковый день. Спортгруппа споро построилась, проверилась и вальяжно зашагала к борту. Сзади степенной походкой шествовал командир бригады. Прыжки начались. Спортсмены покинули борт быстро и, приземлившись плотной группой на дальнем конце площадки, быстренько скинули свои купола прибежавшей группе обеспечения десантирования, построились в боевой порядок и начали поиск груза. Только одинокий парашютист в воздухе мотался в потоках и неуклонно снижался в направлении небольшой дубовой рощицы.
Зам по воздушно-десантной заорал в мегафон:
– А-а-а, олень чертов! Ноги вместе – забирай вправо, скотина!.. – Потом прильнул к окулярам ТЗК и, распознав командира бригады, болтающегося в стропах, добавил: – А-а-а, товарищ полковник, это вы… Хорошо идете, как по учебнику!
Товарищ полковник, как по учебнику, приземлился в кусты возле дубовой рощицы, откуда недавно убежал лейтенант-финансист.
– Да кто это тут уже успел нагадить, что за сволочь, а?! Мой новый прыжковый шлее-е-емм! А-а, бушла-а-ат, скоты, уроды! – долетал до нас голос командира бригады.
Лейтенант испуганно опустил голову и шепотом попросил его не выдавать.
– Не боись, мы – фашисты, своих на войне добиваем! – ответил ему Пиотровский. – Сейчас пойду доложу комбригу, что это все ты!
– Ой, быстрее бы на прыжок, – засуетился лейтенант.
Теперь настала и наша очередь. Повторный осмотр, хлопанье вэдээсника по парашюту, команда: «Направо! На борт – шагом марш!»
Уже на борту вертолета финансиста продолжали подкалывать.
– «Начфиненок», ты все дела сделал? Ведь ты, как самый легкий, крайним выходишь, так неохота под тобой оказаться, – спросили Артемьевы лейтенанта.
– Я не брал, – невпопад ответил финансист, и его залихорадило…
После пары заходов противно загундосил ревун, и десантирование началось.
Ромашкин, как «продвинутый» парашютист, вышел «крестом», раскинув ноги и руки и поддерживаемый за шиворот стабилизирующим парашютом. Я вышел просто, без выпендрежа. Трехсекундное болтание, рывок, провал вниз, ноги возле носа и – тишина. Кольцо я не дергал, доверив раскрытие основного купола страхующему прибору. Покрутился в стропах, остановился, осмотрел купол, оглянулся по сторонам. Чуть выше и правее меня спускались братья-капитаны, вяло переругиваясь между собой.
– Тяни правые! – орал один.
– За хер себя потяни, собака бешеная! – отвечал ему второй.
Вроде вышли и раскрылись все. Надо готовиться к приземлению.
О, черт! Сачок «колдуна», висевший унылым хвостиком перед нашим взлетом, сейчас был полон энергии и на моих глазах задирался чуть ли не параллельно земле. Бойцы, дежурившие на площадке, лихорадочно переносили «стрелу» из парашютных столов с место на место. Чувствую, приземление будет еще то. Натянув задние свободные концы до отказа, я сразу же приготовился дергать отцепку свободного конца. Как-то не очень хотелось таскаться по всему полю за парашютом.
Удар, кувырок, отцепка… Купол вывернуло, он беспомощно заполоскался и опал. Удачно приземлился, ничего не сломал и ничего не отбил. Навстречу мне уже бежали бойцы-обеспеченцы. Так, быстренько связать на стропах бесконечную петлю, достать сумку из-за резинок запаски, уложить туда распущенный купол. Сдать его сержанту-контрактнику, проследить, чтобы он расписался в ведомости приема, – и можно собирать группу. Мимо меня с воплями и душераздирающими криками, волочась на пузе за куполом, промчался майор Пачишин.
– Солда-а-аты, сделайте что-нибудь! – взмолился он, обращаясь к бегущим навстречу бойцам.
Бойцы недавнего призыва испугались грозных воплей майора и, остановившись, отдали ему воинское приветствие.
– Идиоты-ы-ы, – проорал удаляющийся со скоростью ветра майор, а бойцы погарцевали за ним.
Так, вроде на землю грохнулись все. Куполов в небе не видно, никто не завис. Пора выдвигаться на пункт сбора. Группу я собрал только через час. Офицеры-разведчики после приземления выглядели не лучшим образом. Ромашкин, найдя на площадке приземления единственную покрытую ледком лужу, добросовестно в нее приземлился, пробил ледяную корку и знатно извазюкался. Пачишин, вдоволь накатавшись на пузе, исцарапал себе все лицо и руки. «Начфиненок» приехал к пункту сбора на старинном мотороллере с прицепом и каким-то пьяным дядькой. Остальные были более-менее в норме. Лейтенанта отругали за использование транспорта, захваченного у пьяного «мирного жителя»; нетрезвого крестьянина усадили за руль и отправили подальше. Мужичок, так и не проснувшись, уехал куда-то в чистое поле, выехал на площадку приземления и начал выписывать по ней круги, мешая десантированию личного состава.
Грузы свои нашли довольно быстро, даже без поисковых приемников, благодаря наличию явственного «разведпризнака» – трех старослужащих солдат, сидевших на охране. Бойцы от скуки развели костер неподалеку от площадки приземления. Устроив «мини-блокпост», тормозили мимо пробегающих после приземления молодых разведчиков, обыскивали их на предмет сигарет и допрашивали на всякий случай о причастности к иностранным вооруженным силам, партизанским формированиям и сексуальным меньшинствам.
Когда надевали рюкзаки и распаковывали оружие, доктор успел намазать исцарапанного Пачишина зеленкой во всех местах. Особенно красивыми и художественными получились уши.
– Это тебе за Бэтмена, – ехидничал Пиотровский. – У меня хоть костюм, а ты сам – как гоблин из «Мишек Гамми».
Ромашкин, увидев зеленую физиономию, тут же «заревновал» и начал раскрашивать себя «Туманом». Братья-моряки прилаживали на грудь радиостанции и пытались всучить лейтенанту раскладывающуюся антенну в чехле, выдавая ее за палку сухой колбасы.
Пока все перепирались и готовились к движению, я достал карту с отмеченными контрольными точками, посчитал всяческие склонения, наметил ориентиры и взял азимут на первую точку. GPS-навигатор в группе был у Лени Ромашкина, поэтому ему пришлось возглавить головной дозор. В паре с ним шел «начфиненок». Два техника шли связующим звеном, в ядре – я с братьями, а в тыловом дозоре в гордом одиночестве оставался флегматичный Аллилуев.
До наступления ночи нам предстояло пройти около пятнадцати километров и дать два сеанса связи, один из которых – обязательный двухсторонний. Первый сеанс связи я собирался устроить после того, как пройдем хотя бы первую контрольную точку. Необходимо было доложить об успешном «выводе» и о том, что приступили к выполнению задачи.
Интересно, а какие сюрпризы нам подготовили «спортсмены»? Парни там, несмотря на свой «юный» возраст, достаточно серьезные, а командир группы уже «откатал» пару командировок. Могут где-нибудь на переходе выставить засаду, или натыкать сигнальных мин, или еще каких-нибудь «ловушек». Надо мозгами пошевелить. На контрольной точке обычно сидят какой-нибудь штабной «оператор» и парочка бойцов. Офицер выставляет в контрольной карточке командира группу цифр, в которой зашифрована отметка о прохождении и время. Все собранные на контрольных точках числовые группы надо передать при обязательном двухстороннем сеансе. После передачи групп, на сеансе связи разведчики получат от Центра зашифрованное сообщение, в котором будет указан дальнейший порядок действий. А до подхода к первой точке у нас еще один сеанс связи. Одна из важных составляющих оценки группы на учениях – это количество зафиксированных двухсторонних сеансов. Чем больше сеансов дали, тем лучше. Командир «спортивной» группы это прекрасно знает и, скорее всего, будет нам «засаживать» где-нибудь после третьей контрольной точки при проведении ОДС. Леня Ромашкин пер в головном дозоре, как паровоз по рельсам, изредка сверялся с навигатором, чуть корректировал движение и несся дальше, зыркая по сторонам и подавая связующему звену условные знаки. Связующее звено, пыхтя и негромко матерясь, увидев очередной условный знак, возмущалось:
– Чмырение колбасы под бушлатом – дело, недостойное российского офицера-разведчика, – добивали лейтенанта братья-капитаны Артемьевы.
– Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, – ныл лейтенант.
Я молча радовался тому, что разрешили прыгать без грузовых контейнеров. После прыжка надо будет всего-навсего найти по поисковому приемнику наши «грузы», на которые прикрепили «маркерный» передатчик, облачиться, снарядиться, еще раз провериться и бодро шагать в сопки. В полученной выписке из приказа, принесенной лично заместителем по воспитательной, была написана такая галиматья, что мне стало не по себе. Воспитатель мои стенания не учел и отбрехался словами «нет задач невыполнимых». На этом, решив, что его обязанности оперативного офицера закончились, с высоко и гордо поднятой головой убыл домой. Как бы ни пытались его заставить работать на учениях, он с чувством гордости, млея от собственной значимости, отвечал: «Что-о-о-о?! А вы в курсе, что я – оперативный офицер особой группы?» Для придания антуража заместитель по воспитательной, неизвестно зачем, получил на складе РАВ пистолет «Кольт М1911» и носил его в огромной кобуре, передвигаясь вдоль стен и пересекая открытые участки местности исключительно бегом и с оглядкой. До нашего вывода он постоянно исчезал из части под предлогом инструктажа и доведения оперативной обстановки. Так как момент нашего убытия он проспал, сладостно подремывая у себя в кабинете и укрывшись подшивками «Красной звезды», то еще целые сутки исчезал из части, чтобы нас проинструктировать. Командиру это надоело, и он в нелицеприятной форме предложил своему заму не маяться херней. Зам ответил, что у него в связи с учениями обострился «чеченский синдром» и в ушах до сих пор стоят крики и вопли ваххабитов. На это командир заметил, что у него, у зама, в ушах стоят крики владикавказских проституток в сауне. В результате они поругались и, слава богу, про нас не вспомнили.
Стоять было скучно, и я, вперившись взглядом в проверяющего нас вэдээсника, от нечего делать зевнул. Майор засуетился, но справиться с собой не смог – рот его безудержно начал раскрываться, и он тоже зевнул, да так, что, кажется, вывихнул челюсть и тотчас, выпучив глаза, побежал к бригадному медику, вольготно разлегшемуся на парашютном столе и сладко похрапывающему.
– Щас у начмеда спирту попросит, – печально проговорил зевающий Аллилуев.
– Нету спирта, – сразу же ожил бригадный начмед, – не дам! Вы, десантники, совсем охамели: летом – в унтах ходите, зимой – спирту просите… Вам самим спирт на приборы положен – вот его и пейте.
Челюсть вэдээсника сама по себе встала на место, и он начал оправдываться:
– Нам ЛТО (летно-техническое обмундирование) по нормам довольствия положено, и чужой спирт мы не хапаем, и вообще, доктор, довыделываешься – пойдешь у меня выпускающим с бабами-«перворазницами» и батальона связи!
– Ой, да ладно! Прибежишь еще ко мне на проверке за освобождением от кросса. Так что нам на ваши угрозы плевать!
– Ой, да ла-а-адно, мы тоже люди гордые, – взъярился вэдээсник.
– Конечно, пока вас не пнешь, вы не полетите, – съязвил Ромашкин, поправляя ножные обхваты. – И вообще – давай, связывайся с летчиками, сколько можно этот борт ждать?
– Скоро будет. В первой корабельной группе прыгнут спортивная группа и комбриг, а вы на второй заход пойдете.
– Так, блин, отпусти нас! Мы хоть присядем! Сколько стоять можно?! А мы тебе глушак на твоей «Мазде» заварим на халяву, – предложили в один голос Пачишин с Пиотровским.
– Глуша-а-ак, – заинтересовался вэдээсник. – Корабельная группа, разойдись! Давайте поговорим на эту тему подробнее.
Технари, отойдя в сторонку, начали обсуждать особенности «заваривания» глушаков на японских автомобилях. Я плюхнулся на парашютный стол рядом с медиком. Начмед встрепенулся, подозрительно посмотрел на меня, закапал себе в рот что-то из пипетки и, довольно хрюкнув, снова задремал.
Неподалеку от меня «нарисовался» неподражаемый штабист Вова Черепанов и начал показывать мне какие-то знаки.
– Вова, что ты там корчишься?! – проорал я ему.
– Сюда подойди, – сквозь зубы зашипел Вовочка и помотал головой, осматривая окрестности и провожая подозрительными взглядами шарахающихся рядом бойцов и офицеров. Пришлось вставать с помощью Ромашкина и переться к Владимиру.
– Что надо, штабная крыса? – очень мило поприветствовал я его.
– Кофе будешь с коньяком? У меня термос с собой, – не обратил внимания на мое хамство Черепанов.
– Ну, так наливай! А вообще-то, мог и не поднимать меня, а сам принести.
– Перетопчешься! На, держи…
Кофе с коньяком на легком морозце был весьма кстати, приятно согревал и щекотал пищевод.
– Короче, я в штабе ошивался перед выездом, там замкомбриг лично задачу ставил командиру спортгруппы – они вас на выходе должны будут гонять, и задача у них такая же, как у вас. Вы типа клоунов будете, вас уже слили всем, кому не лень: и пехоте, и ментам, и собровцам, которые в учениях участвуют.
– Ну, блин, спасибо! Обрадовал – мне аж на душе полегчало, – уныло ответил я.
– Короче, от меня ты ничего не слышал, а то, если зам узнает, что я тебе натрепался, он меня за вами в одиночку зашлет или еще хуже – на какие-нибудь курсы в Загорянку отправит. Мне уже одних хватило. Эх, как я тогда в «Голодной утке» озвездюлился, ужас!..
– Ладно, не ссы, прорвемся! Слухай, забери мою «мобилу» с сейфа у дежурного, а мне дай свою – будешь нам эсэмэсить по тихой, поработаешь нашим агентом.
– Да без проблем, тока если с моим «сотиком» что случится – я твой заберу. Да, и, кстати, что я с этого буду иметь?
– Ну, мы тебя не обидим, разрешим в «чипке» с нами за одним столом сидеть… Короче, Вован, я тебе дам свою машину на время учений погонять, доверенность у тебя на нее есть, а ключи – в сейфе вместе с «мобилой».
– Машину-у-у! Ну, тогда базару нет! Что же ты раньше не сказал? Так – кого вам надо убить, расчленить, над кем надругаться? Я ради этого все, что хошь, сделаю. Держи телефон, звони – предупреди дежурного…
Таким образом, я завербовал одного агента и пристроил свою машину. Только Вовочка зря радовался – бак в моей «Тойоте» был уже почти пустой и ему придется раскошелиться на заправку.
Вовин телефон завибрировал у меня в кармане и выдал голосом Хрюнделя: «Начальник? Да пошел ты в жопу, начальник!» Я передал Черепанову трубу, тот послушал, покивал головой и вернул мне телефон, потыкав кнопки.
– Я тут переадресацию поставил. Замкомбриг звонил, сейчас подъедет.
Прибыл «Урал» с разведчиками спортивной группы и «уазики» комбрига и зама.
Ну, вот они, наши конкуренты. Все разведчики – или срочники, или контрактники. Они не ходят в наряды, не участвуют в хозработах. У них одна задача – готовиться к «скачкам» (соревнования разведывательных групп по тактико-специальной подготовке). Целыми днями они только и делают, что бегают, прыгают, стреляют, не вылазят с полигона неделями. А у меня Пиотровский и Пачишин бегают только по парку и к «чипку», а лейтенант-финансист ускорился в последний раз минут пять назад, скинув с себя парашют и разматывая на ходу рулон туалетной бумаги.
Дежурный связист подал гарнитуру «вертолетной» станции руководителю прыжков, заместителю комбрига по воздушно-десантной подготовке. В воздухе где-то неподалеку явственно послышался рокот вертолетных лопастей. Через пару минут «Ми-8» приземлился, спугнув воздушным потоком лейтенанта в кустах. Шоу началось. Бойцы сняли кормовые створки с вертолета, летчики готовы были подняться на «пристрелочную» выброску, вэдээсники засуетились. Леня Ромашкин хищно улыбнулся: теперь честь первого прыжка принадлежала не ему, а прапорщику – начальнику склада парашютно-десантного имущества.
Прапора скинули удачно, и он, приземлившись возле «колдуна» (указатель силы и направления ветра), открыл прыжковый день. Спортгруппа споро построилась, проверилась и вальяжно зашагала к борту. Сзади степенной походкой шествовал командир бригады. Прыжки начались. Спортсмены покинули борт быстро и, приземлившись плотной группой на дальнем конце площадки, быстренько скинули свои купола прибежавшей группе обеспечения десантирования, построились в боевой порядок и начали поиск груза. Только одинокий парашютист в воздухе мотался в потоках и неуклонно снижался в направлении небольшой дубовой рощицы.
Зам по воздушно-десантной заорал в мегафон:
– А-а-а, олень чертов! Ноги вместе – забирай вправо, скотина!.. – Потом прильнул к окулярам ТЗК и, распознав командира бригады, болтающегося в стропах, добавил: – А-а-а, товарищ полковник, это вы… Хорошо идете, как по учебнику!
Товарищ полковник, как по учебнику, приземлился в кусты возле дубовой рощицы, откуда недавно убежал лейтенант-финансист.
– Да кто это тут уже успел нагадить, что за сволочь, а?! Мой новый прыжковый шлее-е-емм! А-а, бушла-а-ат, скоты, уроды! – долетал до нас голос командира бригады.
Лейтенант испуганно опустил голову и шепотом попросил его не выдавать.
– Не боись, мы – фашисты, своих на войне добиваем! – ответил ему Пиотровский. – Сейчас пойду доложу комбригу, что это все ты!
– Ой, быстрее бы на прыжок, – засуетился лейтенант.
Теперь настала и наша очередь. Повторный осмотр, хлопанье вэдээсника по парашюту, команда: «Направо! На борт – шагом марш!»
Уже на борту вертолета финансиста продолжали подкалывать.
– «Начфиненок», ты все дела сделал? Ведь ты, как самый легкий, крайним выходишь, так неохота под тобой оказаться, – спросили Артемьевы лейтенанта.
– Я не брал, – невпопад ответил финансист, и его залихорадило…
После пары заходов противно загундосил ревун, и десантирование началось.
Ромашкин, как «продвинутый» парашютист, вышел «крестом», раскинув ноги и руки и поддерживаемый за шиворот стабилизирующим парашютом. Я вышел просто, без выпендрежа. Трехсекундное болтание, рывок, провал вниз, ноги возле носа и – тишина. Кольцо я не дергал, доверив раскрытие основного купола страхующему прибору. Покрутился в стропах, остановился, осмотрел купол, оглянулся по сторонам. Чуть выше и правее меня спускались братья-капитаны, вяло переругиваясь между собой.
– Тяни правые! – орал один.
– За хер себя потяни, собака бешеная! – отвечал ему второй.
Вроде вышли и раскрылись все. Надо готовиться к приземлению.
О, черт! Сачок «колдуна», висевший унылым хвостиком перед нашим взлетом, сейчас был полон энергии и на моих глазах задирался чуть ли не параллельно земле. Бойцы, дежурившие на площадке, лихорадочно переносили «стрелу» из парашютных столов с место на место. Чувствую, приземление будет еще то. Натянув задние свободные концы до отказа, я сразу же приготовился дергать отцепку свободного конца. Как-то не очень хотелось таскаться по всему полю за парашютом.
Удар, кувырок, отцепка… Купол вывернуло, он беспомощно заполоскался и опал. Удачно приземлился, ничего не сломал и ничего не отбил. Навстречу мне уже бежали бойцы-обеспеченцы. Так, быстренько связать на стропах бесконечную петлю, достать сумку из-за резинок запаски, уложить туда распущенный купол. Сдать его сержанту-контрактнику, проследить, чтобы он расписался в ведомости приема, – и можно собирать группу. Мимо меня с воплями и душераздирающими криками, волочась на пузе за куполом, промчался майор Пачишин.
– Солда-а-аты, сделайте что-нибудь! – взмолился он, обращаясь к бегущим навстречу бойцам.
Бойцы недавнего призыва испугались грозных воплей майора и, остановившись, отдали ему воинское приветствие.
– Идиоты-ы-ы, – проорал удаляющийся со скоростью ветра майор, а бойцы погарцевали за ним.
Так, вроде на землю грохнулись все. Куполов в небе не видно, никто не завис. Пора выдвигаться на пункт сбора. Группу я собрал только через час. Офицеры-разведчики после приземления выглядели не лучшим образом. Ромашкин, найдя на площадке приземления единственную покрытую ледком лужу, добросовестно в нее приземлился, пробил ледяную корку и знатно извазюкался. Пачишин, вдоволь накатавшись на пузе, исцарапал себе все лицо и руки. «Начфиненок» приехал к пункту сбора на старинном мотороллере с прицепом и каким-то пьяным дядькой. Остальные были более-менее в норме. Лейтенанта отругали за использование транспорта, захваченного у пьяного «мирного жителя»; нетрезвого крестьянина усадили за руль и отправили подальше. Мужичок, так и не проснувшись, уехал куда-то в чистое поле, выехал на площадку приземления и начал выписывать по ней круги, мешая десантированию личного состава.
Грузы свои нашли довольно быстро, даже без поисковых приемников, благодаря наличию явственного «разведпризнака» – трех старослужащих солдат, сидевших на охране. Бойцы от скуки развели костер неподалеку от площадки приземления. Устроив «мини-блокпост», тормозили мимо пробегающих после приземления молодых разведчиков, обыскивали их на предмет сигарет и допрашивали на всякий случай о причастности к иностранным вооруженным силам, партизанским формированиям и сексуальным меньшинствам.
Когда надевали рюкзаки и распаковывали оружие, доктор успел намазать исцарапанного Пачишина зеленкой во всех местах. Особенно красивыми и художественными получились уши.
– Это тебе за Бэтмена, – ехидничал Пиотровский. – У меня хоть костюм, а ты сам – как гоблин из «Мишек Гамми».
Ромашкин, увидев зеленую физиономию, тут же «заревновал» и начал раскрашивать себя «Туманом». Братья-моряки прилаживали на грудь радиостанции и пытались всучить лейтенанту раскладывающуюся антенну в чехле, выдавая ее за палку сухой колбасы.
Пока все перепирались и готовились к движению, я достал карту с отмеченными контрольными точками, посчитал всяческие склонения, наметил ориентиры и взял азимут на первую точку. GPS-навигатор в группе был у Лени Ромашкина, поэтому ему пришлось возглавить головной дозор. В паре с ним шел «начфиненок». Два техника шли связующим звеном, в ядре – я с братьями, а в тыловом дозоре в гордом одиночестве оставался флегматичный Аллилуев.
До наступления ночи нам предстояло пройти около пятнадцати километров и дать два сеанса связи, один из которых – обязательный двухсторонний. Первый сеанс связи я собирался устроить после того, как пройдем хотя бы первую контрольную точку. Необходимо было доложить об успешном «выводе» и о том, что приступили к выполнению задачи.
Интересно, а какие сюрпризы нам подготовили «спортсмены»? Парни там, несмотря на свой «юный» возраст, достаточно серьезные, а командир группы уже «откатал» пару командировок. Могут где-нибудь на переходе выставить засаду, или натыкать сигнальных мин, или еще каких-нибудь «ловушек». Надо мозгами пошевелить. На контрольной точке обычно сидят какой-нибудь штабной «оператор» и парочка бойцов. Офицер выставляет в контрольной карточке командира группу цифр, в которой зашифрована отметка о прохождении и время. Все собранные на контрольных точках числовые группы надо передать при обязательном двухстороннем сеансе. После передачи групп, на сеансе связи разведчики получат от Центра зашифрованное сообщение, в котором будет указан дальнейший порядок действий. А до подхода к первой точке у нас еще один сеанс связи. Одна из важных составляющих оценки группы на учениях – это количество зафиксированных двухсторонних сеансов. Чем больше сеансов дали, тем лучше. Командир «спортивной» группы это прекрасно знает и, скорее всего, будет нам «засаживать» где-нибудь после третьей контрольной точки при проведении ОДС. Леня Ромашкин пер в головном дозоре, как паровоз по рельсам, изредка сверялся с навигатором, чуть корректировал движение и несся дальше, зыркая по сторонам и подавая связующему звену условные знаки. Связующее звено, пыхтя и негромко матерясь, увидев очередной условный знак, возмущалось: