А на пятом тосте под горячую картошку случилось что-то непонятное. В освещенный костром круг зашел какой-то странный человек. В военной форме, но без оружия и снаряжения. Приветливо всем улыбнулся.
– Привет, селяне! Далеко ли до Пхеньяна?
Собровцы недоуменно переглянулись между собой.
– Ты чего, лыжник, на Олимпиаду идешь? – спросил озадаченный Степаныч.
Радисты-спецназовцы, узрев в «страннике» что-то знакомое, радостно улыбнулись и гаркнули:
– Здравия желаю, товарищ лейтенант!
– Нет денег на статье, – загадочно ответил незнакомец и вперился взглядом в палку колбасы на столе. – Ух ты, сырокопченая! – радостно взвизгнул он и, в мгновение ока схватив колбасу, откусил внушительный кусок.
– Ну, ладно, я пошел, – промолвил он с набитым ртом, достав что-то из кармана, бросил в костер и стартанул через все расположение в направлении ближайшей сопки.
В костре что-то оглушительно грохнуло и разметало горящие ветки. Стол и блюдо с картошкой были безнадежно испорчены.
– Стой, сука! – заорали в один голос собровцы.
– Группа, к бою! – скомандовал Степаныч.
– Товарищ лейтенант, отдайте колбасу! – добавили паники связисты.
– Черт, да он уже в Пхеньяне! – орал заместитель командира Васек.
– Сейчас мы этого отца Федора скрутим! – бушевал Степаныч.
Боевой опыт просто так не пропьешь. Группа мгновенно подхватила оружие и, наращивая скорость, гуськом рванула по тропинке за «лейтенантом – отцом Федором – лыжником из Пхеньяна, похитившим колбасу». Скачущая фигурка еще довольно сносно просматривалась на фоне белеющего снега.
– Не уйдешь! – ревели собровцы.
Внезапно бегущая фигура исчезла из поля зрения, как будто никто и не бежал вверх по тропинке. Тут Степанычу стало совсем не по себе. Крики собровцев перекрыл грохот нескольких длинных пулеметных очередей. Бойцы поисковой группы инстинктивно сыпанули в стороны, кто-то не удержался и покатился вниз по склону. Место для засады было выбрано идеально. Вся группа на склоне – как в чистом поле! Противник бьет из «ПКМа» – как по мишеням.
Степаныч судорожно озирался. Подполз Васек с округлившимися глазами:
– Командир, нас обули, пипец! Нас вытащили на этот пулемет! Если бы били не холостыми, половине группы уже был бы «каюк».
– Тьфу! – разродился Степаныч. – Мы же на учениях, мать твою! Развели как кроликов… Вася, всем на связь включить «айкомы»; проверить, чтобы магазины с холостыми пристегнули – не дай бог что…
Поисковая группа начала быстро рассредотачиваться и разворачиваться в боевой порядок. Всех душила яростная и азартная злость. Про ужин и водку уже забыли, заработали другие принципы: расслабились на учениях – сами и виноваты.
Прав был Суворов – «тяжело в учении, легко в лечении». Неизвестный пулеметчик дал еще две короткие очереди. Степаныч скомандовал на осторожное передвижение по парам вперед. Пошли. Один прикрывает, второй перебегает. Кровь в жилах снова стала горячей, чувства обострились. Теперь – только победа!
Когда Пачишин, сидевший на «фишке», начал тонами давать установленный сигнал, братья Артемьевы силой оттащили Ромашкина от «ПКМа».
– Леня, валим! Оставь «спортсменам» хоть кого-нибудь, – тащили они волоком увлекшегося стрельбой майора.
Леня сучил ногами и хрипел что-то типа: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… Гвардейцы, удержите правый фланг, любой ценой…» и «Я их вижу, они среди кокосовых пальм». Лейтенант, ползший рядом с братьями, предложил Лене в обмен на пулемет колбасу, так нагло похищенную им у поисковой группы СОБРа.
Меня даже начало колотить от волнения – успеют или не успеют? Ура! Успели! Как только «огневая и заманивающая» подгруппа нырнули в овраг, среди деревьев показались призрачные фигуры. «Спортсмены» даже не бежали, они летели над снегом. На такое зрелище стоило посмотреть! Группа двигалась в походном порядке бегом. Ничего не бряцало и не звякало. Не было слышно ни хрипов, ни стонов. Бесшумно – словно призраки. Двенадцать человек передвигались тихо, быстро, слаженно. Были они облачены в белые штаны от зимних маскхалатов, что при нынешней цветовой пейзажной гамме наиболее приемлемый вариант. Маскировочные штаны сливались с фоном припорошенной снегом земли, камуфлированные куртки – с темными стволами деревьев, и нетренированному взгляду издали трудно что-либо различить. Без какой-либо команды «спортсмены» начали разворачиваться в боевой порядок – правый фланг выстроенной линии резко загнулся и ушел вперед. Интересно, сколько же они отрабатывали все эти перестроения, что им не надо никаких лишних слов? Каждый разведчик знает свое место и свой маневр. Командир группы, скорее всего, уже по звукам стрельбы определил расстояние и заранее дал указание, когда и где перестраиваться. Вот что значит боевая подготовка денно и нощно – свободная от всяких нарядов и хозяйственных работ! Молодцы, «спортсмены», что тут сказать! Эх, будь, наверное, на месте собровцев мы, нам бы не поздоровилось, раскатали бы в лепешку. Отняли бы у Пачишина всю его лапшу, у доктора забрали бы таблетки, а лейтенанту просто, по широте душевной, накатили бы «люлей» за то, что у него постоянно в бригадной кассе нет денег.
Ладно, хватит любоваться на «противника». Пересчитал, вроде все на месте. Лейтенант, талантливо сыгравший роль «живца», ничуть не запыхавшись, уже навешивал себе на плечо отнятый у Ромашкина пулемет и выслушивал дифирамбы в свой адрес. Остальные были готовы к движению. Меланхоличный доктор, вслушивающийся в звуки стрельбы, хищно улыбнулся и произнес:
– Вот и встретились два одиночества, и помог им в этом хулиганствующий подросток!
– Я не сам, токмо по воле бу… бу… бу, – забубнил лейтенант, что-то пережевывая.
– Опять что-то хапнул, – возмутились братья Артемьевы.
– Оставь и нам кусочек, – «прислонились к подвигу» технари.
Я махнул рукой, и мы трусцой, в стиле «обленившихся штабных крыс», потихоньку побежали в сторону, противоположную той, откуда прибежали «спортсмены».
До окраины Вахапетовки всего полтора километра, если пересечь дорогу, огибающую сопку, и махнуть напрямую через заснеженное поле. Кто же придумал проводить встречу с «агентом» именно на таком открытом месте? До контакта оставалось еще полтора часа, до обязательного сеанса связи – еще час. Начали решать, кто же пойдет на романтическое свидание со «шпионом». Лейтенат-финансист снова вызвался погеройствовать, однако я его кандидатуру отверг – молод еще и горяч. Тут нужна фигура, которая не внушит подозрений – как местным пейзанам, так и «ловцам диверсантов»; нужен «типажный» для этой местности разведчик. Самым подходящим оказался Пачишин. Зарос щетиной, взгляд – как у матерого сантехника-тракториста. Вместо стандартной спецназовской обувки – китайские сапоги-«дутыши» веселенькой голубой расцветки. Тем более майор данную деревню знает. По слухам, витавшим в бригадной среде, «парковые» крутили в данной местности какие-то шашни с местными трактористами – то ли солярку на водку меняли, то ли запчасти какие-то поставляли. Да и старый «технарь» сам случайно обмолвился, что «вон в том домике с красной крышей живут армяне, которые круглосуточно продают местному населению водку, сигареты и карточки на сотовую связь». Узнав о возложенной на него миссии, Пачишин попытался изобразить «географический кретинизм» и полную потерю ориентировки в пространстве. Для доказательства он даже отошел справить малую нужду на рюкзак Пиотровского. Капитан обозлился и обвинил майора в том, что тот по дороге выхлебал из фляжки весь запас «огненной воды» и схрупал, как чипсы, пачку «Доширака». Поэтому пусть идет к «агенту», а заодно зайдет к армянам – прикупит чего в дорогу. И пусть только попробует перепутать последовательность действий.
Участь Пачишина была решена, и мы приступили к его «легендированию». Майору пришлось снять верх от бушлата и остаться в одной коричневой подстежке. Снаряжение и рюкзак он снял, оставив при себе только пистолет под курткой да одну осветительную ракету – для подачи условного сигнала на случай провала «явки». В руки ему всучили пластиковый пакет с «Дональдом Даком» и отошли полюбоваться на преобразившегося спецназовца. Перед нами стоял банальный сельский ханыга. Для антуража Ромашкин посоветовал поставить ему «фофан» под глазом и вдобавок к зеленке вымазать физиономию золой и порвать вязаную черную шапочку. Пачишин, от греха подальше, начал складываться в ускоренном темпе.
Деньги собирали со всей группы – у кого что было по карманам. Финансист мялся больше всех, ныл, упрашивал нас зайти через недельку и сетовал на то, что самый главный начфин его «взгреет». Артемьевы сказали, что отберут у лейтенанта пулемет, если он еще раз обратится к своим «финансовым корням». Все мы здесь теперь одно целое – разведчики особой группы! Нет теперь среди нас ни инженеров технической части, ни старших офицеров, ни медиков, ни Бэтменов. Сумма набралась вполне приличная, и Пачишин приготовился составлять список.
– Мне «Сникерс», презервативы и жевательную резинку с покемонами, – озвучил свой заказ Аллилуев.
– Водки, «Доширака» и три пачки «Бонда», – произнес банальность Пиотровский.
Лейтенант заказал пачку «бумажных сосисок», кетчуп и туалетную бумагу. Я попросил несколько пакетиков кофе, пару пачек сигарет и карточку оплаты на сотовый.
«Связник» был готов и начал проверяться мною на знание пароля и отзыва:
– «Пастеризация» и «Интернационализм»! – бодро выпалил Пачишин.
– Артемьевы! Напишите ему на бумажке все эти иностранные слова, а то их хрен кто запомнит, – расстроился я.
Майор-«связник» печально вздохнул, попытался расцеловаться с разведчиками, но был сурово послан, сопровождаемый умными советами:
– Поймают – застрелись! – орали Артемьевы. – Стреляй прямо в жопу – чтобы мозги вынесло!
– Чисти зубы после принятия пищи, не ешь желтый снег, смотри под ноги, – добавил Пиотровский.
– Мне еще «чупа-чупс» со вкусом дыни, – опомнился лейтенант.
Пачишин оглянулся, показал всем «фак» и, переваливаясь с ноги на ногу, попытался аккуратно спуститься с сопки, поскользнулся и с криком: «А пошли вы все на…» – скатился с горки.
– «Уй… уй… уй…» – заметалось эхо среди сопок.
– И тебе удачи! – проорал Ромашкин.
– Да, пастор Шлаг совсем не умеет ходить на лыжах, – произнес задумчивый доктор.
Ожидание томительно, особенно при выполнении задачи. Братья-капитаны готовились к сеансу связи, разворачивали антенны и присоединяли к станции «аккумуляторный пояс». Пиотровский с Ромашкиным раскочегарили газовую горелку и теперь занимались приготовлением завтрака. Доктор перебирал медицинскую сумку. Лейтенант выпросил у меня сотовый телефон для передачи экстренных сообщений своим подругам, заодно получив задачу поменять дурацкий рингтон про «убитого Кенни», рыскал по округе и вел разведку на «себя». Идиллия! Тишина и благодать. Вкусно запахло жареной тушенкой и гречневой кашей. Внезапно в тишине раздался резкий звук разрываемой материи.
Ромашкин подскочил, упал на живот и, схватив автомат, прохрипел:
– «Духи» обходят, гранаты – к бою!
– Извините, – сказал доктор и покраснел, – это я, так сказать, с «огоньком» давнишнюю мечту осуществил.
Артемьевы сказали, что доктор «силен». Пиотровский так ничего и не понял. Ромашкин с печальным взором «брутального спецназера» осуждающе покачал головой и произнес киношно-гоблиновско-блокбастерную фразу:
– Цитрамон поди жрал? «Доширак» нежнее аромат дает.
– Леня, ты чего вечно такой воинственный? – спросил я Ромашкина, помешивая ложкой горячую кашу.
– У меня, наверное, «вьетнамский синдром», мне столько всего пришлось пережить, – ответил печальный Ромашкин и даже шмыгнул носом.
– Ой, Леня! До фига же ты перенес – особенно на Ханкале в разведуправе! Целыми днями дрых в палатке направленцев да на рынке разгрузкии камуфляжи примерял, – возмутились в один голос капитаны.
– Не надо на него напраслину наводить, он еще на вылет с ВПШГ на озеро Голубое летал и в Каспийск, – заступился за майора Пиотровский.
– И под капельницей лежал в отряде на второй день после замены, и фонарик «маглайтовский» в сортире утопил, – не сдавались Артемьевы.
– Между прочим, у меня этот синдром с детства, – возмутился Ромашкин, – я в школе во втором классе уже воевал!
– А мы в космос летали и капитана Гранта спасали во втором классе, – парировали капитаны.
– Я серьезно воевал, – тихо произнес Леня, – с американцами…
– Пока делать нечего, почеши нам уши, – подначил я майора.
– Ну, ладно.
Из рассказа майора Ромашкина —
непризнанного ветерана Третьей мировой…
Было это 10 ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, поздней осенью. Родители тогда рано на работу уходили, а я взял да и проспал в школу. Смотрю – опаздываю, приду только ко второму уроку. Ну, что делать, чувствую – влетит мне. Поэтому, когда в школу шел с пацанами из второй смены, заигрался в войнушку и совсем припозднился.Иду в школу, а на душе тревога такая и предчувствие чего-то нехорошего. И на улице как-то вдруг пустынно стало, даже машин почти не видно. Захожу, значит, я в фойе, а в школе тихо так. Обычно кто-нибудь из прогульщиков шарахается или дежурные из старших классов, пионерские патрули или уборщицы. А тут – тишина. И слышу, как где-то далеко-далеко печальная музыка играет. Мне вообще страшно стало. Думаю, наверное, что-то случилось. В класс свой заглядываю. А там… А там, короче, никого, а у нас контрольная должна быть по «матике». Вообще страх на меня напал, капец. Я в другой класс побежал – и там никого. Еще пару классов проверил. Пусто!
Непонятно – куда весь народ подевался? Бегу к учительской; может, там хоть кто-нибудь есть. Слышу – кто-то разговаривает. Я ухо «пригрел» возле двери, толком не разобрать, но слышу, кто-то всхлипывает, и голоса женские и мужские вроде:
– Ой, что же теперь буде-е-ет!.. Наверное, империалисты теперь радуются…
Я понял – это наша школьная «комсомольская вожачиха» рыдает. А ее кто-то успокаивает, по голосу – похоже, физрук (он всех училок женского пола помоложе любил успокаивать):
– Не получится ничего у подлых империалистов бу… бу… бу…
Потом что-то вроде про войну и:
– Ой, Николай Захарович, не надо, вдруг кто войдет. – Затем что-то типа: – Коля! Ой, какой большой…
А у меня в голове слово «война» засело напрочь. А физрук, наверное, «комсомолке» пистолет показывает. Слухи ходили, что все молодые училки болтают, будто у физрука есть большая пушка. Я стучусь так вежливо, а за дверью суета началась, потом замок защелкал, покрасневший физрук такой красный высовывается, видит меня и орет:
– Что ты здесь делаешь?! Тут в стране такое случилось, а ты здесь под дверьми торчишь! А еще октябренок!
– Николай Захарович, а правда война началась? – лепечу я, а самого прямо трясет от страха.
– Да еще какая! – орет он и захлопывает дверь.
Вот тут меня совсем затрясло. Началось! Подлые капиталисты развязали все-таки войну. Все уже, наверное, на фронт записываются, а я еще тут… Хотя какой фронт, все в бомбоубежище убежали и противогазы получают, а я здесь ошиваюсь… Бегу по школе, всего колотит, музыка эта страшная играет, и голос диктора: «Сегодня бу… бу… бу…»
Но я парень-то неробкого десятка. В себя быстро пришел, достал из портфеля свой пистолет с пистонами, добежал до подвала, смотрю – двери закрыты. Наверное, уже ждут прилета американских ракет. А так погибать не хочется в восемь лет – аж жуть. Я постучался – не открывают. Залег тогда на лестнице, забаррикадировался портфелем и жду ядерной войны. Вдруг слышу – идет кто-то. Неужели американские шпионы по школе ползают? Надо стрелять гада – чем я хуже Павлика Морозова? Стану октябренком-героем. Прицелился я из своего револьвера, зарядил пистон. Выскочил из-за укрытия и – бббаахх из пистоля прямо в него. Пистон – как грохнет! «Шпион» – хлобысь в обморок. Смотрю, а это наша техничка баба Люба. Вот продажная бабка! Значит, и она на империалистов работает, я давно ее подозревал. Одного шпиона из строя я вывел. Слышу, еще кто-то идет, заряжаю новый пистон, а там преподаватель по НВП Василий Иваныч ходит, по углам высматривает, наверное, бомбу хочет заложить.
Я выскакиваю и ору:
– Руки вверх, американец!
Он смотрит на меня, а потом как грохнется рядом с техничкой. Он старенький уже был, воевал еще с фашистами. Короче, я уже двоих пособников «мирового капитала» привалил.
А потом меня физрук вытащил из-за баррикады, пистолет отобрал, подзатыльник дал и повел с собой в спортзал. Думаю, скрутили меня все-таки сволочи, на расстрел ведут. Вот так и погибают настоящие октябрята. Иду, плачу, сквозь зубы песню «Орленок» мычу, тоска гложет. А тут меня физрук в спортзал втаскивает. А там… Там вся школа сидит, на стене портрет Леонида Ильича Брежнева с черной ленточкой, и директор речь читает. Короче, не война была, а генеральный секретарь помер. А я, не разобравшись в ситуации, двух «шпионов» уложил. Хорошо, что техничка и учитель по НВП не рассмотрели меня, когда в обморок падали. Их потом «Скорая» увезла – многим в тот день плохо было. А мои одноклассники вели себя совсем не по-октябрятски – радовались, что всех домой с уроков отпустили. Я, в отличие от них, шел домой печальный, пел песню про «Орленка», и была на моей душе первая боевая травма.
Леня продолжал после своего рассказа сидеть-печалиться, Артемьевы настраивали радиостанцию и вполголоса глумились над майором. Пиотровский допытывался у доктора – зачем ему презервативы? Я, разлегшись на коврике, немного задремал. Приплелся лейтенант, отдал мне телефон, слопал банку тушенки с галетами, достал из рюкзака остатки туалетной бумаги и, печально вздохнув, отправился куда-то вниз по склону.
– Угля ему, что ли, активированного дать? – сам себя спросил Аллилуев.
Я снова начал засыпать. «Далеко, далеко-о-о-о ускакала в поле молодая лоша-а-адь!» – запел телефон.
– Лейтена-а-ант, сволочь, ты что за херню поставил?! – заорали все в один голос.
– Кхе-кхе, я, так сказать, поставил песню, целесообразную обстановке, – прокряхтел откуда-то снизу из кустов финансист.
Звонил «свой среди чужих» майор Черепанов. Наш ночной «финт ушами» наделал много переполоха среди руководства учений. Ставки на нас немного подросли, и замкомбриг даже клятвенно пообещал станцевать стриптиз и сбрить усы, если мы на этих «скачках» уделаем «спортсменов». Но суть была не в этом. На встречу с нашим «связником» выехал один из офицеров оперативно-планового отделения, который попался спящим на оперативном дежурстве по реально действующим группам. Что он везет нам в конверте, Вове так и не удалось узнать. Однако он узрел, что, после того как специальный «шпионский» «ЗИЛ-131», кое-как заведшийся и выехавший на сорок минут позже назначенного времени, по причине отсутствия «писарихи» техчасти, не оформившей вовремя путевку, убыл, к замкомбригу прибыли какие-то странные «пехотные» личности на «ГАЗ-66», о чем-то тайно посовещались и поехали в сторону Вахапетовки.
– А в кузове сидела толпа офицеров с пехотного полчка в званиях от летех до капитанов, все такие «про войну», с автоматами, в маскхалатах, с вещмешками, – закончил Вова.
– Ясно, спасибо за информацию, Рихард, слоны идут на север, – поблагодарил я его.
– Слоны идут на хер, а ваш Штирлиц живет в бригаде уже который день… Когда только эта тягомотина закончится, я уже устал на два фронта работать, – заныл Черепанов.
– Не забывайте, Рихард, у нас ваш телефон, а в нем телефоны ваших «телок». А данная информация о вашей работе на «два фронта» будет очень интересна вашей супруге!
– Не шантажируй меня, а то я вам такой «инфы» накидаю, упаритесь ПКП (подвижный командный пункт) искать. И вообще, я только что с ЦБУ – оператор отметил положение «спортсменов» на карте: они в паре километров от вас; может, минут через сорок выйдут к окраине Ваххабитовки-Вахапетовки. Так что спасайте свои булки и – до связи! – испугался Черепанов.
Так, с нашим замкомбригом все ясно, яснее некуда, он в преступном сговоре с противоборствующей нам «группировкой». Если нас просто искать, прочесывая местность по приблизительным направлениям, толку от этого никакого. Ночная стычка показала, что нас просто так не взять – есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах. А тут вполне обозначенное место, где нас можно взять на «вилы». Мотострелковый командир для этого дела набрал офицеров помоложе, так сказать, с «задором». Наверняка пехотным офицерам надоело в преддверии учений ежедневно и еженощно проводить строевые смотры, устранять недостатки, белить бордюры, сооружать надолбы и трассировать выдолбы. Реальная возможность «повоевать» – да еще со спецназом! Будь я молодым летехой из мотострелкового полка, я бы с удовольствием напялил маскхалат и побегал за диверсантами. Командир «спортивной группы» наверняка горит желанием отомстить нам за ночной «прокол», да и подзуживают его наверняка сверху. Плюс – СОБР где-то неподалеку. Положение – не позавидуешь. Осталось только Пачишину попасться в лапы «загонщикам» – и вообще красота.
Положение продолжало ухудшаться с каждой минутой. Появился лейтенант с квадратными глазами.
– Командир, там это… сижу это я, в бинокль наблюдаю, природой любуюсь…
Смотрю: по дороге внизу колонна танков идет, маленьких таких, ну, такие, с тонкой пушкой.
– БМП, что ли?
– Ну да, они самые, а я за ними наблюдаю, вижу – остановились; одну БМП с дороги согнали куда-то вниз и там солдаты забегали, потом метров через пятьсот снова остановились и еще одну поставили. Скоро мимо нас проезжать будут.
Точно, обкладывают со всех сторон. Скорее всего, это виденная нами вчера мотострелковая рота. Командир, по всей видимости, получил задачу выставить засады вокруг деревни и не дать нам прорваться. Одного он не знал: на встречу с «агентом» вся группа не ходит, эту миссию должен выполнять специально обученный и подготовленный к взаимодействию человек. В нашем случае – это был техник Пачишин, подготовленный к встрече с бизнесменами-армянами. Группа начала быстренько собираться. На месте остались только связисты, сеанс связи, по не зависящим от нас причинам, откладывался. Мы нацепили на себя рюкзаки и снаряжение.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента