Страница:
Родители начали беспокоиться о моих переживаниях и проблемах со сном. Затем они поняли, что ситуация становится все хуже и хуже, что мои страхи не только не исчезают, а становятся все сильнее. Когда мне исполнилось восемь лет, они в итоге решили перевести меня в Островную школу.
Эта британская школа, состоящая из шести небольших зданий с прилегающей территорией, располагалась на гонконгских холмах, чуть выше Боуэн-роуд. Она была в отличие от предыдущей светской, а родители большинства учеников были британскими эмигрантами, работавшими либо на правительство, либо на международные компании, занимающиеся благоустройством и развитием нашего города.
Школа сама по себе была шикарной, красивой и современной, в ней были и научные лаборатории, и лингафонные кабинеты, и спортзалы с бассейнами, и даже небольшой зоосад с подопытными животными. Однако, будучи единственным индийским ребенком среди выходцев из Британии, я продолжала чувствовать нарастающее напряжение. Большинство детей из моего класса были блондинами с голубыми глазами, так что я постоянно чувствовала себя «белой вороной», была предметом издевок и насмешек, и все это только из-за моей смуглой кожи и пышной копны волнистых черных волос.
Мой разум был полностью поглощен мыслями вроде Как же мне хочется, чтобы Билли перестал давать мне клички вроде Самбо[21]! Помимо прочего, меня всегда выбирали последней, когда мы делились на команды на уроках физкультуры, и другие дети почти никогда не звали меня играть вместе с ними. Кроме того, одноклассники частенько брали мои книги и пенальные принадлежности, стоило мне на секунду потерять бдительность.
Мне было одиноко, печально и грустно до слез, которые у меня всегда получалось сдерживать на публике, но которые лили в три ручья, стоило мне перешагнуть порог своей комнаты и уткнуться лицом в подушку.
Я старалась, чтобы родители не узнали, что в школе все надо мной издеваются, ведь я не хотела, чтобы они считали, что из-за меня у них только проблемы. К тому же один раз мне уже пришлось сменить школу. Так что я делала вид, что все хорошо, что я потихоньку адаптируюсь к новой среде и новым людям вокруг, что я вполне счастлива и довольна всем происходящим в моей жизни.
Так все и протекало, пока однажды не произошло нечто, ставшее для меня огромным эмоциональным потрясением. В тот день я спокойно сидела в столовой, никого не трогала, доедала свой обед, как вдруг Билли, только что закончивший есть, встал со своего стула, расположенного по диагонали напротив меня. Он взял в руки поднос с объедками и, проходя мимо меня, преднамеренно высыпал весь мусор прямо мне в тарелку.
Вокруг меня раздался настоящий взрыв хохота. Конечно, только несколько человек заметили эту проделку, однако у меня было впечатление, будто вся столовая смеется надо мной.
Я внезапно почувствовала растущее внутри меня чувство дикой ярости. Я дошла до точки кипения. Все. Хватит. Мне надоело, что меня обзывают Самбо, мне надоело, что меня последней выбирают в команду на уроках физкультуры, мне надоело, что все берут без спроса мои вещи и обзывают меня. Я больше не буду молча терпеть этого.
Я подскочила со своего стула, схватила стакан апельсиновой газировки и повернулась к Билли, который смотрел на меня и смеялся. Я взглянула ему в глаза и выплеснула газировку прямо ему в лицо!
В этот раз засмеялись все, кто был в столовой, однако, к счастью, уже не надо мной. Они все пялились на Билли, всего облитого липкой газировкой, которая стекала по его волосам и одежде. Он выглядел действительно нелепо, однако я была слишком напугана, чтобы смеяться, – я не знала, как он отреагирует, и боялась.
Билли смотрел на меня с такой ненавистью, казалось, он вот-вот испепелит меня одним только взглядом, так что я решила не задерживаться, чтобы не стать жертвой его дальнейших действий. Я убежала. Пулей вылетела из столовой, зашла в женский туалет, заперлась в одной из его кабинок и заревела. Я плакала, потому что понимала, что этот поступок не свойственен моему характеру, это была словно не я, а кто-то другой.
К счастью, когда я стала немного старше и мне исполнилось десять лет, все издевательства со стороны сверстников внезапно прекратились. Однако времени расслабляться у меня не было. В то время как мои одноклассники становились с каждым годом все более самостоятельными, мои родители, напротив, начали вести себя со мной намного строже, чем раньше. Это касалось в первую очередь запретов на посещение вечеринок у друзей, особенно если там были мальчики. Гулять с мальчиками считалось очень неприличным и даже позорным в нашей культуре, так что я почти никогда не ходила на школьные дискотеки, не участвовала в походах и совместных поездках с классом.
Как результат – я продолжала чувствовать себя изгоем. Одноклассники обсуждали последние дискотеки и вечеринки, смеясь и вспоминая случившиеся на них веселые истории. А мне нечего было рассказать и не над чем было смеяться, больше всего на свете я хотела быть такой же, как они. Но я была хинду, со всеми нашими обычаями и запретами, и с этим ничего нельзя было поделать. Тогда я решила сосредоточиться на учебе и посвятить все свое свободное время самосовершенствованию. Я проводила часы напролет в одиночестве, запираясь в своем собственном мире, в тот период у меня не было практически ни одного близкого друга или подруги.
Родители безустанно продолжали с усердием впихивать в меня культуру и традиции хинду, заставляли меня общаться и видеться с другими индусами, однако все их попытки были напрасны – это было явно не то, чего я хотела от жизни.
«Я больше не хочу ходить на уроки по изучению Веданты», – заявила в одно субботнее утро я своей маме, было мне тогда тринадцать лет. Веданта – одно из учений в индуизме, изучающее священные писания, и я должна была регулярно ходить на занятия, где постоянно виделась с другими индийскими детьми.
«Тогда тебе будет намного сложнее в жизни, когда ты вырастешь. Особенно когда выйдешь замуж. Ты должна научиться быть настоящей хинду», – объяснила мне мама, потрепав меня за волосы.
Но я больше не хочу быть хинду! Я хочу быть нормальной, как все остальные ребята в школе! – звенело в моей голове. Вслух же я произнесла: «Но мне так хочется гулять и ходить на вечеринки с друзьями и другими сверстниками из школы. Им же не нужно ходить на занятия по изучению Веданты!»
«Твой отец и я хотим, чтобы ты ходила на эти занятия, вот и все, и это должно стать для тебя вполне достаточной причиной для того, чтобы продолжить их посещение», – заключила мама.
Это нисколько не убедило меня, что мне необходимо быть хинду, однако, как послушная индийская девочка, я просто не могла перечить родительской воле. Год за годом я вместе с другими индийскими детьми, ставшими в итоге моими друзьями, ходила каждую неделю на занятия, шаг за шагом продолжая изучать основы нашей религии и культуры. В итоге я поняла, что Веды довольно познавательны и интересны. Это стимулировало меня в их дальнейшем изучении. У нас был потрясающий учитель! Он постоянно заводил споры и обсуждения в классе, в которых я нередко была одним из сильных участников. На этих занятиях все считали меня классной и интересной, что кардинально отличалось от моих взаимоотношений с одноклассниками в британской школе, где я безуспешно пыталась стать нормальной, такой, как все. Иногда мне казалось, что я живу жизнью двух совершенно разных личностей.
Как же мне хотелось бы, чтобы в школе я стала такой же популярной и беззаботной, как среди других индийских подростков, – частенько размышляла я. – Ну почему, почему мои одноклассники никак не могут разглядеть во мне то, что видят во мне мои друзья-индусы?
Становясь старше, я все больше и больше интересовалась рациональными взглядами индуизма на мир. Я с наслаждением изучала Бхагават-Гита[22] и Веды, учение о причинах и следствиях, о судьбе, противопоставленной свободе выбора, и прочих похожих тематиках; мне очень нравились обсуждения и дебаты касательно всех этих вопросов. Помимо этого, я регулярно молилась и медитировала, я чувствовала, что это дает мне подходящую атмосферу для размышлений и создания собственных представлений об устройстве жизни и Вселенной в целом. Я начала действительно проникаться и понимать всю мудрость индийской религии и культуры, хотя многие традиции до сих пор казались нелогичными и не совсем корректными, в первую очередь это касалось ущемления прав женщин и необходимости их полного послушания перед мужчинами, а также браков не по любви, а согласно воле родителей. Хотя в Ведах об этом и слова не сказано!
Несмотря на то что я выросла в таком безумном коктейле различных религий и культур, ничто не способно было меня по-настоящему подготовить к событиям, через которые мне предстояло пройти спустя многие годы. Что я поняла, так это то, что все мои мировоззрения, мысли и подход к жизни подвергнутся встряске до мозга костей и полному переосмыслению. Однако еще задолго до этого, когда я только начала по-настоящему взрослеть, я уже бросила вызов своим индийским корням в поисках гармонии и баланса в своей жизни, в этом непростом для понимания мире.
Глава 3
Эта британская школа, состоящая из шести небольших зданий с прилегающей территорией, располагалась на гонконгских холмах, чуть выше Боуэн-роуд. Она была в отличие от предыдущей светской, а родители большинства учеников были британскими эмигрантами, работавшими либо на правительство, либо на международные компании, занимающиеся благоустройством и развитием нашего города.
Школа сама по себе была шикарной, красивой и современной, в ней были и научные лаборатории, и лингафонные кабинеты, и спортзалы с бассейнами, и даже небольшой зоосад с подопытными животными. Однако, будучи единственным индийским ребенком среди выходцев из Британии, я продолжала чувствовать нарастающее напряжение. Большинство детей из моего класса были блондинами с голубыми глазами, так что я постоянно чувствовала себя «белой вороной», была предметом издевок и насмешек, и все это только из-за моей смуглой кожи и пышной копны волнистых черных волос.
Мой разум был полностью поглощен мыслями вроде Как же мне хочется, чтобы Билли перестал давать мне клички вроде Самбо[21]! Помимо прочего, меня всегда выбирали последней, когда мы делились на команды на уроках физкультуры, и другие дети почти никогда не звали меня играть вместе с ними. Кроме того, одноклассники частенько брали мои книги и пенальные принадлежности, стоило мне на секунду потерять бдительность.
Мне было одиноко, печально и грустно до слез, которые у меня всегда получалось сдерживать на публике, но которые лили в три ручья, стоило мне перешагнуть порог своей комнаты и уткнуться лицом в подушку.
Я старалась, чтобы родители не узнали, что в школе все надо мной издеваются, ведь я не хотела, чтобы они считали, что из-за меня у них только проблемы. К тому же один раз мне уже пришлось сменить школу. Так что я делала вид, что все хорошо, что я потихоньку адаптируюсь к новой среде и новым людям вокруг, что я вполне счастлива и довольна всем происходящим в моей жизни.
Так все и протекало, пока однажды не произошло нечто, ставшее для меня огромным эмоциональным потрясением. В тот день я спокойно сидела в столовой, никого не трогала, доедала свой обед, как вдруг Билли, только что закончивший есть, встал со своего стула, расположенного по диагонали напротив меня. Он взял в руки поднос с объедками и, проходя мимо меня, преднамеренно высыпал весь мусор прямо мне в тарелку.
Вокруг меня раздался настоящий взрыв хохота. Конечно, только несколько человек заметили эту проделку, однако у меня было впечатление, будто вся столовая смеется надо мной.
Я внезапно почувствовала растущее внутри меня чувство дикой ярости. Я дошла до точки кипения. Все. Хватит. Мне надоело, что меня обзывают Самбо, мне надоело, что меня последней выбирают в команду на уроках физкультуры, мне надоело, что все берут без спроса мои вещи и обзывают меня. Я больше не буду молча терпеть этого.
Я подскочила со своего стула, схватила стакан апельсиновой газировки и повернулась к Билли, который смотрел на меня и смеялся. Я взглянула ему в глаза и выплеснула газировку прямо ему в лицо!
В этот раз засмеялись все, кто был в столовой, однако, к счастью, уже не надо мной. Они все пялились на Билли, всего облитого липкой газировкой, которая стекала по его волосам и одежде. Он выглядел действительно нелепо, однако я была слишком напугана, чтобы смеяться, – я не знала, как он отреагирует, и боялась.
Билли смотрел на меня с такой ненавистью, казалось, он вот-вот испепелит меня одним только взглядом, так что я решила не задерживаться, чтобы не стать жертвой его дальнейших действий. Я убежала. Пулей вылетела из столовой, зашла в женский туалет, заперлась в одной из его кабинок и заревела. Я плакала, потому что понимала, что этот поступок не свойственен моему характеру, это была словно не я, а кто-то другой.
Единственное, чего мне хотелось, – это вписаться в коллектив своих сверстников, чтобы меня приняли и полюбили такой, какая я есть. Ведь я не могла изменить ни цвет своей кожи, ни свою национальность и от этого чувствовала себя абсолютно беспомощной!Ну почему, почему, куда бы я ни пришла, я все время отличаюсь от других? Почему я не такая, как все? Почему я постоянно чувствую себя изгоем? – пыталась я в отчаянии понять, пока надрывно ревела и пускала пузыри, скрючившись на полу тесной туалетной кабинки.
К счастью, когда я стала немного старше и мне исполнилось десять лет, все издевательства со стороны сверстников внезапно прекратились. Однако времени расслабляться у меня не было. В то время как мои одноклассники становились с каждым годом все более самостоятельными, мои родители, напротив, начали вести себя со мной намного строже, чем раньше. Это касалось в первую очередь запретов на посещение вечеринок у друзей, особенно если там были мальчики. Гулять с мальчиками считалось очень неприличным и даже позорным в нашей культуре, так что я почти никогда не ходила на школьные дискотеки, не участвовала в походах и совместных поездках с классом.
Как результат – я продолжала чувствовать себя изгоем. Одноклассники обсуждали последние дискотеки и вечеринки, смеясь и вспоминая случившиеся на них веселые истории. А мне нечего было рассказать и не над чем было смеяться, больше всего на свете я хотела быть такой же, как они. Но я была хинду, со всеми нашими обычаями и запретами, и с этим ничего нельзя было поделать. Тогда я решила сосредоточиться на учебе и посвятить все свое свободное время самосовершенствованию. Я проводила часы напролет в одиночестве, запираясь в своем собственном мире, в тот период у меня не было практически ни одного близкого друга или подруги.
Родители безустанно продолжали с усердием впихивать в меня культуру и традиции хинду, заставляли меня общаться и видеться с другими индусами, однако все их попытки были напрасны – это было явно не то, чего я хотела от жизни.
«Я больше не хочу ходить на уроки по изучению Веданты», – заявила в одно субботнее утро я своей маме, было мне тогда тринадцать лет. Веданта – одно из учений в индуизме, изучающее священные писания, и я должна была регулярно ходить на занятия, где постоянно виделась с другими индийскими детьми.
«Тогда тебе будет намного сложнее в жизни, когда ты вырастешь. Особенно когда выйдешь замуж. Ты должна научиться быть настоящей хинду», – объяснила мне мама, потрепав меня за волосы.
Но я больше не хочу быть хинду! Я хочу быть нормальной, как все остальные ребята в школе! – звенело в моей голове. Вслух же я произнесла: «Но мне так хочется гулять и ходить на вечеринки с друзьями и другими сверстниками из школы. Им же не нужно ходить на занятия по изучению Веданты!»
«Твой отец и я хотим, чтобы ты ходила на эти занятия, вот и все, и это должно стать для тебя вполне достаточной причиной для того, чтобы продолжить их посещение», – заключила мама.
Это нисколько не убедило меня, что мне необходимо быть хинду, однако, как послушная индийская девочка, я просто не могла перечить родительской воле. Год за годом я вместе с другими индийскими детьми, ставшими в итоге моими друзьями, ходила каждую неделю на занятия, шаг за шагом продолжая изучать основы нашей религии и культуры. В итоге я поняла, что Веды довольно познавательны и интересны. Это стимулировало меня в их дальнейшем изучении. У нас был потрясающий учитель! Он постоянно заводил споры и обсуждения в классе, в которых я нередко была одним из сильных участников. На этих занятиях все считали меня классной и интересной, что кардинально отличалось от моих взаимоотношений с одноклассниками в британской школе, где я безуспешно пыталась стать нормальной, такой, как все. Иногда мне казалось, что я живу жизнью двух совершенно разных личностей.
Как же мне хотелось бы, чтобы в школе я стала такой же популярной и беззаботной, как среди других индийских подростков, – частенько размышляла я. – Ну почему, почему мои одноклассники никак не могут разглядеть во мне то, что видят во мне мои друзья-индусы?
Становясь старше, я все больше и больше интересовалась рациональными взглядами индуизма на мир. Я с наслаждением изучала Бхагават-Гита[22] и Веды, учение о причинах и следствиях, о судьбе, противопоставленной свободе выбора, и прочих похожих тематиках; мне очень нравились обсуждения и дебаты касательно всех этих вопросов. Помимо этого, я регулярно молилась и медитировала, я чувствовала, что это дает мне подходящую атмосферу для размышлений и создания собственных представлений об устройстве жизни и Вселенной в целом. Я начала действительно проникаться и понимать всю мудрость индийской религии и культуры, хотя многие традиции до сих пор казались нелогичными и не совсем корректными, в первую очередь это касалось ущемления прав женщин и необходимости их полного послушания перед мужчинами, а также браков не по любви, а согласно воле родителей. Хотя в Ведах об этом и слова не сказано!
Несмотря на то что я выросла в таком безумном коктейле различных религий и культур, ничто не способно было меня по-настоящему подготовить к событиям, через которые мне предстояло пройти спустя многие годы. Что я поняла, так это то, что все мои мировоззрения, мысли и подход к жизни подвергнутся встряске до мозга костей и полному переосмыслению. Однако еще задолго до этого, когда я только начала по-настоящему взрослеть, я уже бросила вызов своим индийским корням в поисках гармонии и баланса в своей жизни, в этом непростом для понимания мире.
Глава 3
Неудачные сватовства
Годами родители, следуя заповедям нашей культуры, пытались подыскать мне подходящую, с их точки зрения, пару, постоянно знакомя меня с сыновьями своих друзей и знакомых. Мой отец, в частности, не был в восторге от того, что я так много времени уделяла учебе в школе, ведь за этим мог последовать мой отъезд в колледж в другой город, чего он сильно боялся. Ведь в таком случае он рисковал полностью потерять контроль надо мной. Если я в один прекрасный день стану самостоятельной, то не быть мне покорной и услужливой женой своему будущему мужу, чего требовала наша религия. В индуизме считается, что женщина должна выходить замуж молодой и с минимумом образования за спиной – это обеспечит ее покорность мужу и станет надежной основой для создания крепкой семьи.
Конечно, больше всего на свете родители хотели видеть свою дочь счастливой, однако для них это означало не только удачное замужество, но и в обязательном порядке брак с мужчиной нашей культуры. Мои желания, однако, шли в глубокий разрез с их намерениями.
«Но, папа, мне действительно хочется пойти в университет, чтобы изучать фотографию и графический дизайн!» – с завидным упорством настаивала я.
«Если ты найдешь учебу рядом с домом, то, конечно, я не буду возражать, однако я ни в коем случае не отпущу тебя учиться куда-нибудь далеко!» – Мой отец был неумолим.
«Но, папа, ты ведь и сам прекрасно знаешь, что нигде поблизости нет подходящего учебного заведения, в котором бы преподавали на английском! Чтобы продолжить учиться, мне будет просто необходимо переехать!» – не сдавалась я.
«Это даже не обсуждается! Ты и сама прекрасно понимаешь, что в нашей культуре неприемлемо, чтобы женщина жила где-то вдали от отчего дома до того, как она выйдет замуж», – возражал он.
Тем не менее это не помешало мне вырасти в зрелую девушку со своими четкими, хоть и противоречащими родительской воле, убеждениями. Благодаря полученному образованию я научилась смотреть на многие вещи по-западному, так что в один прекрасный день я спросила: «Почему мужчинам можно то, чего нельзя нам, женщинам? Что это за такие дурацкие правила?»
«Это не правила! Просто так есть, и ты должна с этим смириться и с гордостью следовать обычаям и ценностям своего культурного наследия», – отвечал уже слегка раздраженный моей неугомонностью отец.
У меня были мечты и планы, которые я страстно желала претворить в жизнь, и мной начали овладевать опасения, что, возможно, им просто не суждено когда-либо воплотиться.
Мне хотелось увидеть мир, и я размышляла о карьере фотографа-путешественника. Мне хотелось отправиться в пеший поход по Европе, посмотреть на Эйфелеву башню в Париже, забраться на древние пирамиды в Египте. Мне хотелось проникнуться могучей энергией Мачу-Пикчу[23], попробовать настоящую испанскую паэлью, вкусить нежнейшее мясо и овощи марокканского тажина[24]. Мне хотелось столько всего увидеть, попробовать и испытать, и я прекрасно отдавала себе отчет, что организованное родителями замужество лишит меня малейшей возможности осуществить все задуманное. Я еще больше осознала, в какой опасности находится мое будущее, когда две мои лучшие подруги вышли за выбранных их родителями мужчин сразу после окончания средней школы.
В итоге, не желая создавать проблем своим родителям и перечить отцу, я поступила на местные курсы фотографии. Одновременно с этим я, стараясь не расстраивать родителей, всегда успешно играла роль потенциальной покорной будущей невесты на организованных ими для меня свиданиях с подходящими, с их точки зрения, мне парнями.
Я сразу вспоминаю один случай, когда родители попросили меня надеть самое лучшее из моих традиционных индийских платьев и сопроводили на встречу с очередным предполагаемым женихом. На мне был темно-розовый топ с изящной вышивкой вокруг широкого выреза. На моей голове слабо завязан розовый кружевной платок с аналогичной отделкой из вышивки, который прикрывал мои плечи, придавая мне скромный вид. Завершался наряд шелковыми штанами пастельно-синего цвета и бледно-розовыми туфлями-лодочками на высоком каблуке.
Я помню в подробностях, как во время всей дороги на машине я составляла в голове список тех вещей, о которых не стоит упоминать во время разговора за столом. Я думала о том, что не стоит ни в коем случае дать им понять, что в джинсах и кедах или ботинках я чувствую себя намного комфортнее, чем в традиционном индийском платье. Также грубой ошибкой стало бы сообщить, что, в отличие от моих юношеских лет, теперь я не такой частый гость на еженедельных молебнах в местном индийском храме, за исключением, может быть, так горячо любимых мной с детства праздничных фестивалей. Я четко отдавала себе отчет в том, что стоит воздержаться от разговоров о своих хобби и прочих интересах – моем пристрастии к электронной музыке, любви к искусству, астрономии и любованию звездами, о том, что я просто обожаю проводить время на природе. Я решила также умолчать обо всех своих планах на будущее, о том, что я мечтаю однажды пересечь на велосипеде Африку, отправиться в пеший поход по Европе, съездить в Египет, стать социальным активистом, занимающимся построением и благоустройством самодостаточных и экологичных деревушек в развивающихся странах, или работать во благо бедных, обреченных на вечную нищету народов Азии.
Нет, сказала тогда я себе, я просто обязана держать себя в руках и ни словом не обмолвиться ни о чем подобном.
Я помню, как я заострила свое внимание на необходимости упомянуть в присутствии предполагаемой будущей свекрови о том, что я в совершенстве владею недавно изученной мною техникой приготовления идеальных чапати. Этот традиционный в индийской культуре пресный хлеб – одно из основных блюд в большинстве семей хинду. Нужно быть настоящим мастером, чтобы правильно раскатать тесто в виде идеального круга. Я знала, что это в достаточной степени удовлетворит семью моего предполагаемого жениха.
Я была на сто процентов уверена, что все тщательно продумала и ни о какой ошибке с моей стороны не может быть и речи. Однако, как выяснилось позже, я была недостаточно проницательна. Когда мы прибыли во владения родителей моего потенциального мужа, расположенные на склоне горы возле Олд-Пик-Роуд, и уселись за стол, к нам подошел официант, чтобы принять у каждого из гостей персональный заказ. Я попросила принести сэндвич с тунцом, не отдавая себе отчета в том, что семья моего предполагаемого жениха, включая его самого, абсолютные вегетарианцы. Я даже не придала значения тому, что каждый из них заказал что-то вроде сэндвича с сыром и солеными огурчиками, или луково-сырного пирога, или другие блюда без малейших следов мяса.
Как только слова «я буду сэндвич с тунцом» сорвались с моих губ, моя потенциальная свекровь бросила на меня взгляд, говорящий о том, что она вообще глубоко сожалеет о моем существовании на этой планете, а все остальные за столом немедленно последовали ее примеру. Я готова была под землю провалиться от их пристальных и осуждающих взоров.
Я чувствовала себя невероятно глупо из-за этой неловкой оплошности. Как, как я могла не заметить – даже не подумать об этом, – что они вегетарианцы? Я не переставала укорять себя. Все-таки в нашей культуре это далеко не редкость.
Стоит ли говорить о том, что дальше первой встречи дело не пошло.
Одна из очередных родительских попыток сосватать меня в итоге все-таки привела к помолвке, если это так можно назвать. После двух встреч мы с молодым человеком решили, что, перед тем как увидеться в следующий раз, мы непременно должны решить, хотим мы или нет дальнейшего развития наших отношений.
Нам нельзя было больше встречаться, пока мы не определимся, как именно все будет продвигаться в дальнейшем. Он был высоким, красивым, все о нем очень хорошо отзывались. Он мне нравился, и, могу поклясться, я ему тоже была небезразлична. Нам так хотелось поближе познакомиться друг с другом, что, к огромному счастью наших родителей, мы согласились на помолвку. Церемония с благословления махраджа проходила в храме Гуру Нанак. На ней присутствовали все наши родственники и друзья. В индуизме это торжество называется мисри, что дословно переводится как церемония венчания.
Наша мисри состоялась во второй половине дня, а следом мы устроили ужин в одном роскошном индийском ресторане. Стол ломился от угощений, и вино лилось рекой, играла музыка, и я в первый раз танцевала со своим женихом. В тот момент я была беспредельно счастлива. Наконец-то у меня появилось ощущение, что я делаю все так, как надо, что все вокруг меня примут. У меня появилась уверенность в светлом счастливом будущем.
К сожалению, месяцы спустя, когда день моего замужества неумолимо приближался, я начала осознавать, что никогда не стану тем человеком, какого хотят видеть во мне мой будущий муж и вся его семья, что я никогда не стану идеальной, с их точки зрения, женой и невесткой, ведь я не вписываюсь в традиционный шаблон индийской женщины. Почему, почему эта мысль не приходила мне в голову до того, как я согласилась на помолвку? Ведь сам факт, что этот человек не был изначально выбран мною самой, должен был предостеречь меня о всех вытекающих последствиях. Помимо прочего, проблема была в том, что, как только мы решили пожениться, пути назад не было, во всяком случае, пока обе семьи, жениха и невесты, не откажутся от этого.
В течение всего времени, что мы были обручены, я искренне надеялась, что смогу изменить свою натуру, саму себя для него и его родителей. Я упорно старалась стать достойной женой и невесткой, которой по-настоящему можно гордиться. Но, к сожалению, я только продолжала их разочаровывать, я так и не смогла оправдать их ожидания. Я отчаянно пыталась угождать им во всем, однако для меня оказалось просто невыполнимой миссией постоянно следовать предписанным нашей культурой обязанностям из-за своей неутолимой жажды приключений и желания следовать зову своего сердца.
На протяжении всего этого периода иступляющее чувство разочарования в самой себе не покидало меня. Почему я не могу измениться? Что со мной не так? У других же так просто все получается. Люди обручаются и женятся каждый день, все мои друзья и подруги прошли через это! Почему же меня пугает одна только мысль об этом? Я чувствовала себя беспомощной и неспособной что-нибудь предпринять. Все это попахивало громким провалом.
В итоге я смирилась с мыслью о том, что, возможно, мне просто не суждено быть человеком, которым все они хотят меня видеть. Я была готова смириться с поражением, потому что больше не могла это терпеть.
Я была напугана до безумия – я боялась поговорить с кем-нибудь об этом, ведь я четко отдавала себе отчет, какие последствия будут у моего признания. Меня одинаково пугали как будущий брак, так и сама мысль о том, что нужно разорвать помолвку, пока все не зашло слишком далеко.
Глубоко в душе я понимала, что мне не суждено оправдать ожидания своего будущего мужа и его семьи. Все, что я делала в попытках этого добиться, – то, как я одевалась и вела себя, – все это было лишь игрой, не более того. Я знала, что по-настоящему я никогда не стану правильной, в их понимании, женой. Мне бы пришлось провести всю жизнь, пытаясь стать кем-то, кем я в действительности не являюсь и никогда не стану. К тому же я никогда бы не достигла поставленных перед собой целей, мои надежды и мечты так никогда бы и не осуществились.
Проходя через все это, я, как и в детстве, продолжала держать своих родителей в неведении о своих переживаниях и внутренних страданиях, потому что опять же не хотела создавать им проблем. Я все мужественно держала в себе, стараясь казаться счастливой и веселой, как и полагается быть молодой девушке, ожидающей замужества с прекрасным юношей. Я ни с кем не делилась своими проблемами, так как не хотела ни на кого возлагать тяжелую ношу своей внутренней боли и страхов.
Но в какой-то момент я дошла до точки, когда у меня больше не было сил это скрывать, и за пару дней до свадьбы я пришла вся в слезах к своей матери.
«Мама, прости, прости меня, – ревела я. – Я не могу. Я просто не могу этого сделать!»
К моему удивлению, мама обняла меня и сказала: «Не плачь, моя дорогая. Просто расскажи мне все, что творится у тебя на душе».
«Я не готова к этому, мам! У меня есть мечты, я хочу путешествовать по миру и сделать столько всего в жизни! Я просто не могу смириться с мыслью, что у меня больше никогда не будет независимости, что я больше никогда не смогу делать то, чего мне действительно хочется!»
Прерываясь на глубокие всхлипывания, я выпалила ей все, что так давно терзало мою душу. Я поделилась с ней всеми своими страхами, мечтами, надеждами и планами на будущее.
Мама крепко обняла меня и сказала, что она никогда бы не заставила меня сделать то, чего мне не хочется. Она извинилась передо мной за то, что не увидела раньше все мои страхи и переживания, за то, что она приняла участие в том, через что мне пришлось пройти в последнее время. Она сказала, что ей придется поговорить об этом с отцом, что я не должна бояться его реакции, она полностью поддержит меня в моем выборе.
В тот момент мне стало легко, как никогда до этого в жизни.
Затем я все рассказала Анупу. Он немедленно ответил: «Не переживай, сестренка, я здесь, я с тобой. Жалко, что ты не рассказала все раньше. Ты не должна в одиночку справляться со своими эмоциональными проблемами».
«Но я думала, что после помолвки у меня уже просто нет выбора», – всхлипывая, оправдывалась я перед ним.
Однако никто из членов нашей общины, за исключением моих близких, не отнесся к этой новости с пониманием.
Знакомые, наши родственники и родственники моего предполагаемого мужа – все были огорчены, рассержены и разочарованы, когда услышали об этом. Они приходили ко мне, стараясь уговорить меня одуматься и не отказываться от свадьбы. Они говорили, что это абсолютно нормально, чувствовать все, что переживала я, что все как-нибудь наладится, утрясется, что я просто обязана через все это пройти. Одним из их основных доводов было то, что в случае, если я откажусь от замужества, ни один индус больше не захочет на мне жениться. Мое имя впредь будет запятнано, и ни одна мать не захочет, чтобы ее сын оказался со мной рядом.
Они пытались убедить меня, что все мои мечты просто-напросто неосуществимы, особенно для женщины. Что я хочу слишком многого от жизни и из-за этого мне никогда не удастся найти подходящего мужчину. «Понизь планку, стань послушной женой и невесткой, и тебе обеспечена счастливая жизнь», – говорили они.
Я чувствовала себя просто ужасно из-за того, что стольким людям доставила хлопоты своим упрямством. Когда я узнала, что говорят обо мне в округе, я была просто потрясена. Я начала серьезно опасаться за свое будущее. Люди говорили разное: что мне не хватает воспитания, что я испорчена, что родители недоглядели за мной. Что у женщины, способной на такой поступок, должна быть слишком завышенная самооценка. Мне было очень плохо и грустно от этого. Мне больше не хотелось иметь ничего общего с нашей культурой. Я раскаивалась во всем, что сделала, начиная с решения согласиться на свадьбу и заканчивая ее расторжением, я сожалела о том, что обидела своего жениха и его семью, о том, что принесла кучу проблем своей, о том, что была недостаточно домашней, как это говорили злые языки, о том, что была хинду только частично. По правде говоря, я чувствовала себя виноватой просто за то, что была собой.
Конечно, больше всего на свете родители хотели видеть свою дочь счастливой, однако для них это означало не только удачное замужество, но и в обязательном порядке брак с мужчиной нашей культуры. Мои желания, однако, шли в глубокий разрез с их намерениями.
«Но, папа, мне действительно хочется пойти в университет, чтобы изучать фотографию и графический дизайн!» – с завидным упорством настаивала я.
«Если ты найдешь учебу рядом с домом, то, конечно, я не буду возражать, однако я ни в коем случае не отпущу тебя учиться куда-нибудь далеко!» – Мой отец был неумолим.
«Но, папа, ты ведь и сам прекрасно знаешь, что нигде поблизости нет подходящего учебного заведения, в котором бы преподавали на английском! Чтобы продолжить учиться, мне будет просто необходимо переехать!» – не сдавалась я.
«Это даже не обсуждается! Ты и сама прекрасно понимаешь, что в нашей культуре неприемлемо, чтобы женщина жила где-то вдали от отчего дома до того, как она выйдет замуж», – возражал он.
Тем не менее это не помешало мне вырасти в зрелую девушку со своими четкими, хоть и противоречащими родительской воле, убеждениями. Благодаря полученному образованию я научилась смотреть на многие вещи по-западному, так что в один прекрасный день я спросила: «Почему мужчинам можно то, чего нельзя нам, женщинам? Что это за такие дурацкие правила?»
«Это не правила! Просто так есть, и ты должна с этим смириться и с гордостью следовать обычаям и ценностям своего культурного наследия», – отвечал уже слегка раздраженный моей неугомонностью отец.
У меня были мечты и планы, которые я страстно желала претворить в жизнь, и мной начали овладевать опасения, что, возможно, им просто не суждено когда-либо воплотиться.
Мне хотелось увидеть мир, и я размышляла о карьере фотографа-путешественника. Мне хотелось отправиться в пеший поход по Европе, посмотреть на Эйфелеву башню в Париже, забраться на древние пирамиды в Египте. Мне хотелось проникнуться могучей энергией Мачу-Пикчу[23], попробовать настоящую испанскую паэлью, вкусить нежнейшее мясо и овощи марокканского тажина[24]. Мне хотелось столько всего увидеть, попробовать и испытать, и я прекрасно отдавала себе отчет, что организованное родителями замужество лишит меня малейшей возможности осуществить все задуманное. Я еще больше осознала, в какой опасности находится мое будущее, когда две мои лучшие подруги вышли за выбранных их родителями мужчин сразу после окончания средней школы.
В итоге, не желая создавать проблем своим родителям и перечить отцу, я поступила на местные курсы фотографии. Одновременно с этим я, стараясь не расстраивать родителей, всегда успешно играла роль потенциальной покорной будущей невесты на организованных ими для меня свиданиях с подходящими, с их точки зрения, мне парнями.
Я сразу вспоминаю один случай, когда родители попросили меня надеть самое лучшее из моих традиционных индийских платьев и сопроводили на встречу с очередным предполагаемым женихом. На мне был темно-розовый топ с изящной вышивкой вокруг широкого выреза. На моей голове слабо завязан розовый кружевной платок с аналогичной отделкой из вышивки, который прикрывал мои плечи, придавая мне скромный вид. Завершался наряд шелковыми штанами пастельно-синего цвета и бледно-розовыми туфлями-лодочками на высоком каблуке.
Я помню в подробностях, как во время всей дороги на машине я составляла в голове список тех вещей, о которых не стоит упоминать во время разговора за столом. Я думала о том, что не стоит ни в коем случае дать им понять, что в джинсах и кедах или ботинках я чувствую себя намного комфортнее, чем в традиционном индийском платье. Также грубой ошибкой стало бы сообщить, что, в отличие от моих юношеских лет, теперь я не такой частый гость на еженедельных молебнах в местном индийском храме, за исключением, может быть, так горячо любимых мной с детства праздничных фестивалей. Я четко отдавала себе отчет в том, что стоит воздержаться от разговоров о своих хобби и прочих интересах – моем пристрастии к электронной музыке, любви к искусству, астрономии и любованию звездами, о том, что я просто обожаю проводить время на природе. Я решила также умолчать обо всех своих планах на будущее, о том, что я мечтаю однажды пересечь на велосипеде Африку, отправиться в пеший поход по Европе, съездить в Египет, стать социальным активистом, занимающимся построением и благоустройством самодостаточных и экологичных деревушек в развивающихся странах, или работать во благо бедных, обреченных на вечную нищету народов Азии.
Нет, сказала тогда я себе, я просто обязана держать себя в руках и ни словом не обмолвиться ни о чем подобном.
Я помню, как я заострила свое внимание на необходимости упомянуть в присутствии предполагаемой будущей свекрови о том, что я в совершенстве владею недавно изученной мною техникой приготовления идеальных чапати. Этот традиционный в индийской культуре пресный хлеб – одно из основных блюд в большинстве семей хинду. Нужно быть настоящим мастером, чтобы правильно раскатать тесто в виде идеального круга. Я знала, что это в достаточной степени удовлетворит семью моего предполагаемого жениха.
Я была на сто процентов уверена, что все тщательно продумала и ни о какой ошибке с моей стороны не может быть и речи. Однако, как выяснилось позже, я была недостаточно проницательна. Когда мы прибыли во владения родителей моего потенциального мужа, расположенные на склоне горы возле Олд-Пик-Роуд, и уселись за стол, к нам подошел официант, чтобы принять у каждого из гостей персональный заказ. Я попросила принести сэндвич с тунцом, не отдавая себе отчета в том, что семья моего предполагаемого жениха, включая его самого, абсолютные вегетарианцы. Я даже не придала значения тому, что каждый из них заказал что-то вроде сэндвича с сыром и солеными огурчиками, или луково-сырного пирога, или другие блюда без малейших следов мяса.
Как только слова «я буду сэндвич с тунцом» сорвались с моих губ, моя потенциальная свекровь бросила на меня взгляд, говорящий о том, что она вообще глубоко сожалеет о моем существовании на этой планете, а все остальные за столом немедленно последовали ее примеру. Я готова была под землю провалиться от их пристальных и осуждающих взоров.
Я чувствовала себя невероятно глупо из-за этой неловкой оплошности. Как, как я могла не заметить – даже не подумать об этом, – что они вегетарианцы? Я не переставала укорять себя. Все-таки в нашей культуре это далеко не редкость.
Стоит ли говорить о том, что дальше первой встречи дело не пошло.
Одна из очередных родительских попыток сосватать меня в итоге все-таки привела к помолвке, если это так можно назвать. После двух встреч мы с молодым человеком решили, что, перед тем как увидеться в следующий раз, мы непременно должны решить, хотим мы или нет дальнейшего развития наших отношений.
Нам нельзя было больше встречаться, пока мы не определимся, как именно все будет продвигаться в дальнейшем. Он был высоким, красивым, все о нем очень хорошо отзывались. Он мне нравился, и, могу поклясться, я ему тоже была небезразлична. Нам так хотелось поближе познакомиться друг с другом, что, к огромному счастью наших родителей, мы согласились на помолвку. Церемония с благословления махраджа проходила в храме Гуру Нанак. На ней присутствовали все наши родственники и друзья. В индуизме это торжество называется мисри, что дословно переводится как церемония венчания.
Наша мисри состоялась во второй половине дня, а следом мы устроили ужин в одном роскошном индийском ресторане. Стол ломился от угощений, и вино лилось рекой, играла музыка, и я в первый раз танцевала со своим женихом. В тот момент я была беспредельно счастлива. Наконец-то у меня появилось ощущение, что я делаю все так, как надо, что все вокруг меня примут. У меня появилась уверенность в светлом счастливом будущем.
К сожалению, месяцы спустя, когда день моего замужества неумолимо приближался, я начала осознавать, что никогда не стану тем человеком, какого хотят видеть во мне мой будущий муж и вся его семья, что я никогда не стану идеальной, с их точки зрения, женой и невесткой, ведь я не вписываюсь в традиционный шаблон индийской женщины. Почему, почему эта мысль не приходила мне в голову до того, как я согласилась на помолвку? Ведь сам факт, что этот человек не был изначально выбран мною самой, должен был предостеречь меня о всех вытекающих последствиях. Помимо прочего, проблема была в том, что, как только мы решили пожениться, пути назад не было, во всяком случае, пока обе семьи, жениха и невесты, не откажутся от этого.
В течение всего времени, что мы были обручены, я искренне надеялась, что смогу изменить свою натуру, саму себя для него и его родителей. Я упорно старалась стать достойной женой и невесткой, которой по-настоящему можно гордиться. Но, к сожалению, я только продолжала их разочаровывать, я так и не смогла оправдать их ожидания. Я отчаянно пыталась угождать им во всем, однако для меня оказалось просто невыполнимой миссией постоянно следовать предписанным нашей культурой обязанностям из-за своей неутолимой жажды приключений и желания следовать зову своего сердца.
На протяжении всего этого периода иступляющее чувство разочарования в самой себе не покидало меня. Почему я не могу измениться? Что со мной не так? У других же так просто все получается. Люди обручаются и женятся каждый день, все мои друзья и подруги прошли через это! Почему же меня пугает одна только мысль об этом? Я чувствовала себя беспомощной и неспособной что-нибудь предпринять. Все это попахивало громким провалом.
В итоге я смирилась с мыслью о том, что, возможно, мне просто не суждено быть человеком, которым все они хотят меня видеть. Я была готова смириться с поражением, потому что больше не могла это терпеть.
Я была напугана до безумия – я боялась поговорить с кем-нибудь об этом, ведь я четко отдавала себе отчет, какие последствия будут у моего признания. Меня одинаково пугали как будущий брак, так и сама мысль о том, что нужно разорвать помолвку, пока все не зашло слишком далеко.
Глубоко в душе я понимала, что мне не суждено оправдать ожидания своего будущего мужа и его семьи. Все, что я делала в попытках этого добиться, – то, как я одевалась и вела себя, – все это было лишь игрой, не более того. Я знала, что по-настоящему я никогда не стану правильной, в их понимании, женой. Мне бы пришлось провести всю жизнь, пытаясь стать кем-то, кем я в действительности не являюсь и никогда не стану. К тому же я никогда бы не достигла поставленных перед собой целей, мои надежды и мечты так никогда бы и не осуществились.
Проходя через все это, я, как и в детстве, продолжала держать своих родителей в неведении о своих переживаниях и внутренних страданиях, потому что опять же не хотела создавать им проблем. Я все мужественно держала в себе, стараясь казаться счастливой и веселой, как и полагается быть молодой девушке, ожидающей замужества с прекрасным юношей. Я ни с кем не делилась своими проблемами, так как не хотела ни на кого возлагать тяжелую ношу своей внутренней боли и страхов.
Но в какой-то момент я дошла до точки, когда у меня больше не было сил это скрывать, и за пару дней до свадьбы я пришла вся в слезах к своей матери.
«Мама, прости, прости меня, – ревела я. – Я не могу. Я просто не могу этого сделать!»
К моему удивлению, мама обняла меня и сказала: «Не плачь, моя дорогая. Просто расскажи мне все, что творится у тебя на душе».
«Я не готова к этому, мам! У меня есть мечты, я хочу путешествовать по миру и сделать столько всего в жизни! Я просто не могу смириться с мыслью, что у меня больше никогда не будет независимости, что я больше никогда не смогу делать то, чего мне действительно хочется!»
Прерываясь на глубокие всхлипывания, я выпалила ей все, что так давно терзало мою душу. Я поделилась с ней всеми своими страхами, мечтами, надеждами и планами на будущее.
Мама крепко обняла меня и сказала, что она никогда бы не заставила меня сделать то, чего мне не хочется. Она извинилась передо мной за то, что не увидела раньше все мои страхи и переживания, за то, что она приняла участие в том, через что мне пришлось пройти в последнее время. Она сказала, что ей придется поговорить об этом с отцом, что я не должна бояться его реакции, она полностью поддержит меня в моем выборе.
В тот момент мне стало легко, как никогда до этого в жизни.
Затем я все рассказала Анупу. Он немедленно ответил: «Не переживай, сестренка, я здесь, я с тобой. Жалко, что ты не рассказала все раньше. Ты не должна в одиночку справляться со своими эмоциональными проблемами».
«Но я думала, что после помолвки у меня уже просто нет выбора», – всхлипывая, оправдывалась я перед ним.
Однако никто из членов нашей общины, за исключением моих близких, не отнесся к этой новости с пониманием.
Знакомые, наши родственники и родственники моего предполагаемого мужа – все были огорчены, рассержены и разочарованы, когда услышали об этом. Они приходили ко мне, стараясь уговорить меня одуматься и не отказываться от свадьбы. Они говорили, что это абсолютно нормально, чувствовать все, что переживала я, что все как-нибудь наладится, утрясется, что я просто обязана через все это пройти. Одним из их основных доводов было то, что в случае, если я откажусь от замужества, ни один индус больше не захочет на мне жениться. Мое имя впредь будет запятнано, и ни одна мать не захочет, чтобы ее сын оказался со мной рядом.
Они пытались убедить меня, что все мои мечты просто-напросто неосуществимы, особенно для женщины. Что я хочу слишком многого от жизни и из-за этого мне никогда не удастся найти подходящего мужчину. «Понизь планку, стань послушной женой и невесткой, и тебе обеспечена счастливая жизнь», – говорили они.
Я чувствовала себя просто ужасно из-за того, что стольким людям доставила хлопоты своим упрямством. Когда я узнала, что говорят обо мне в округе, я была просто потрясена. Я начала серьезно опасаться за свое будущее. Люди говорили разное: что мне не хватает воспитания, что я испорчена, что родители недоглядели за мной. Что у женщины, способной на такой поступок, должна быть слишком завышенная самооценка. Мне было очень плохо и грустно от этого. Мне больше не хотелось иметь ничего общего с нашей культурой. Я раскаивалась во всем, что сделала, начиная с решения согласиться на свадьбу и заканчивая ее расторжением, я сожалела о том, что обидела своего жениха и его семью, о том, что принесла кучу проблем своей, о том, что была недостаточно домашней, как это говорили злые языки, о том, что была хинду только частично. По правде говоря, я чувствовала себя виноватой просто за то, что была собой.