– А как она рада была, когда оказалось, что они с Дюшей – пара!
– Ну! А она еще вначале идти не хотела в воскресенье – свинка у нее, видите ли, умерла! Но потом все-таки пришла.
– Мы ее уговорили, ведь мы же знали, как ей на самом деле хочется на Андрюшку хотя бы глазком посмотреть. Она по нему, по-моему, весь 11-й класс сохла.
– А Андрей был сегодня? – спросила Люся.
– Конечно! – загалдели девчонки. – Он хоть на кладбище и не плакал – видно, держался из последних сил, – но глаза как убитые. Вы еще увидите его на поминках.
– И что же он теперь будет делать, ведь у него же знак?
– Наверное, будет хранить память о Леночке, – повела плечами одна из девушек. – А что ему еще остается?
– Да уж, незавидная судьба, – вздохнула Люся. – А он на каком месте сидит в автобусе? – поинтересовалась г-жа Можаева, желая рассмотреть Леночкину судьбу.
– Он на своей машине, он же крутой у нас и притом совершенно не пьет! – не без зависти протянули девчонки.
Люся снова уставилась в окно и промолчала до самой квартиры с накрытыми столами. Оказалось, что Леночка жила с родителями в весьма приличной «двушке» в районе «Новослободской», заставленной мебелью советских времен. Люсенька даже удивилась немного, ей казалось, что в такой близости от Садового кольца живут только очень сановные и богатые москвичи. Леночкины же родители производили впечатление людей весьма скромного достатка.
Г-жа Можаева выпила вместе со всеми стопку водки, не чокаясь. А потом присутствующие ударились в воспоминания. Мать уже перестала рыдать, а сосредоточенно пересказывала всю жизнь Леночки, кажется, даже по дням. Люся нагнулась к одноклассницам погибшей и попросила:
– Покажите Андрея!
Девчонки поозирались вокруг и удивленно пожали плечами:
– А его здесь нет! Должно быть, уехал домой. Может, его никто не предупредил, что еще поминки будут?
Люся состроила гримаску сожаления и принялась наполнять тарелку традиционным, на все случаи жизни салатом «оливье».
– Я этого так не оставлю, я заявление напишу, так надругаться над моим ребенком! – донесся тут до Люси с другого конца стола голос матери Лены. – Вот ведь нелюди какие! Смерть мозга, видите ли, они констатировали… Но ведь сердце-то, сердечко-то у моей девочки еще билось! Как они могли? Даже у матери родной согласия не спросили, она, говорят, совершеннолетняя!
Г-жа Можаева прислушалась и поняла, что речь идет о том, что в больнице у умирающей Лены изъяли какие-то органы для трансплантации. У Люси даже мурашки побежали по коже от этого сообщения. Но еще больше ее поразило другое: врачи уверяли родителей, что имели полное право изъять органы, потому что Леночка не оставила никакой записки, запрещающей это и говорящей о том, что она категорически не хочет стать донором сердца, почек, печени и тому подобного биологического материала. Оказывается, по закону у нас действует так называемая «презумпция согласия». Подразумевается, что тот, кто категорически против отдавать свои органы, об этом напишет записку и вложит в паспорт. А остальные, не написавшие, – согласны. И советоваться с родственниками умершего никто не будет – времени слишком мало, чтобы тратить его на раздумья.
Шокированная Люся машинально жевала салат и раздумывала о том, когда ей написать запретительную записку – прямо сейчас, отлучившись в туалет, или попозже, когда доберется до дома? А то ведь случаи разные бывают. Ленка небось тоже не ожидала, что ей какие-то хулиганы возле собственного подъезда проломят череп.
Чья-то рука дотянулась до Люсиной стопки и налила туда еще водки. Люся опять же машинально опрокинула ее и решила, что все-таки она напишет обращение к врачам-трансплантологам завтра. Вообще, все случившееся Люсе казалось ужасно странным и нереальным.
«Возможно, здесь даже скрывается убийство, – подумала г-жа Можаева. – Возможно, Ленку даже нарочно стукнули по голове, чтобы потом использовать как донора, а вовсе не для того, чтобы забрать кошелек и мобильник. Может быть, кому-то срочно требовалась операция, и он как-нибудь случайно узнал, что Ленуська подходит на роль донора, по группе крови, возрасту или каким-то другим параметрам? Вот вам и "несчастный случай", и "ограбление"! Вот именно: родители говорят, что, когда врачи приехали, раны от ударов бутылкой виски и ботинками были совсем свежими, даже кровь еще не запеклась. Интересно, кто это в третьем часу ночи случайно так прогуливался и обнаружил Ленку? Какая-то подозрительная оперативность! Я бы этого информатора на месте следователей вдоль и поперек изучила! Наверняка ведь стремились, чтобы человек еще живым сразу после избиения в лапы трансплантологов попал! Впрочем, как бы то ни было, теперь уже ничего не докажешь и Лену не оживишь. Да даже если бы и были какие-то варианты проверить эту версию, не женское это дело. И уж тем более не мое. Пусть вон отец Ленкин или парень ее ломают себе головы. В конце концов, если я начну выпендриваться, как книжная героиня из детектива, то и мне случайно "гриндерсом" по голове около подъезда могут заехать».
Тут Люся краем глаза заметила, что Митя решительно встал из-за стола, отправился в коридор и стал одеваться. «Надо бы попрощаться, – решила г-жа Можаева, – пожалеть мальчика, в конце концов, он к Леночке очень хорошо относился. Может быть, он даже был влюблен в нее».
Выбираться из-за стола пришлось долго. Люся многократно извинялась за беспокойство перед теми, кому пришлось вставать, чтобы выпустить ее на свободу. Так что Митя уже успел закрыть за собой дверь, когда Люся очутилась в коридоре. Она выскочила вслед за ним и, к счастью, застала Безбородова на лестничной площадке. Он держал в зубах сигарету.
– Много куришь! – сурово отчитала его г-жа Можаева.
– Закуришь тут, – совершенно спокойно ответил Митя. Он как будто повзрослел на глазах.
– Не переживай ты так, Мить! В конце концов, у каждого своя судьба, каждому свой срок отмерен.
– Да при чем тут судьба? Я думаю, что Лену не хулиганы убили.
– Знаешь, мне тоже такая мысль приходила в голову, но, если честно, думаю, милиция не слишком-то будет напрягаться, чтобы найти убийц, – предположила Люся.
– Еще эти органы… Странно как-то все… Очень удобно списать на уличных хулиганов! Только какие-то странные хулиганы – надо же так бить, чтобы, считай, все внутренние органы целы остались! У Ленки же сердце до последнего работало, врачи со скорой у нее пульс обнаружили, – совершенно уверенно заявил Митя.
– Господи, но кто же мог знать, какая у нее группа крови, какое здоровье и все такое? Ты думаешь, кто-то прочитал медицинскую карту Зайцевой, а потом устроил на нее охоту?
– Тоже вариант. Возможен и другой – трансплантологам просто были нужны органы. Хоть какие-то! Благо, желающих заполучить их всегда навалом, – Митя порылся в кармане, вытащил из него зажигалку.
– И что ты собираешься делать? – с плохо скрываемым скептицизмом поинтересовалась Люся. – По-моему, даже если ты прав и Лену убили из-за органов, это абсолютно недоказуемо.
– Поживем – увидим, – загадочно обронил Безбородов, наконец-то поднеся пламя зажигалки к замусоленной сигарете.
Рукав его курточки съехал, и Люся в изумлении уставилась на Митькину руку.
– Куда он делся? Ты что с рукой сделал? – громко зашептала она.
– Кто делся? Ничего я не делал! – буркнул Митька и тоже уставился на свое правое запястье. – О господи! Он исчез! Знак исчез! – Безбородов начал тереть свою руку, как будто надеясь, что от этого знак снова проявится. Но он не проявлялся.
– Неужели вся эта история с таинственными символами закончилась? – не веря себе, предположила Люсенька.
Но тут на площадку высыпали покурить Ленкины одноклассники. Многие из них уже разбились на парочки и нарочито закатывали рукава, чтобы показать, что у них-то с «этим делом» все в порядке. И у них с «этим делом» по-прежнему было все в порядке. Знаки остались на своих местах.
Люся и Митя с недоумением переглянулись. Разговаривать дальше при малознакомых людях не хотелось. Поэтому г-н Безбородов сосредоточенно курил с ошарашенным выражением лица, а Люся жалась к стенке и как можно более мило улыбалась девочкам. Девочки были весьма пьяны. Казалось даже, что для них поминки стали уже превращаться в заурядную вечеринку.
– Интересно, а почему этой «гениальной» Кати нет? – спросила одна из вышедших, обращаясь ко всем и прикуривая тоненькую сигаретку «Вог».
– А, это которая больная что ли? С которой Ленка на выставке познакомилась?
– Ну да. Вроде такие подруги были! Зайцева в последнее время с ней, кажется, даже больше, чем с нами общалась. Только и слышно было: «Катя то», «Катя это», «Катин папа», «Катя нарисовала»… И где эта ее любимая Катя?
– Да уж, правду говорят: старый друг лучше новых двух, – подытожила крашеная под баклажан девица и даже, как показалось Люсе, злорадно хихикнула.
Тут из дверей квартиры Зайцевых вышла еще одна девчонка, весьма романтичного вида – в длинной юбке в складочку и с прической «а-ля Наташа Ростова».
– Слышь, Несмеяна, – обратилась к ней рыжая, – а Катька-то Ленкина даже к ней на похороны не приехала!
– Она в больнице. У нее опять какие-то проблемы со здоровьем, – холодно ответила «Наташа Ростова». – Это мне мама Лены сказала. Она звонила Кате – номер у дочери в мобильнике нашла, но к телефону подошли ее родители. Ну вот и сказали, что дочка не сможет прийти. Очень извинялись.
– Да она небось все равно бы не пришла! Она ведь даже в воскресенье с Ленкой в «Казус Конус» не пошла, а Зайцева вначале очень хотела привести ее – похвастаться, какая арт-звезда у нее в подружках ходит.
– Ну зачем вы так, – вступилась та, которая с «Вогом». – Может, у Кати просто уже в воскресенье проблемы начались.
Парни, все это время молча курившие и обменивавшиеся выразительными взглядами, которые, должно быть, означали «ох, уж эти женщины!», наконец затушили окурки.
– Ну, на посошок? – предложил один из них и открыл дверь в квартиру, куда тут же потянулись все Ленкины одноклассники.
Митя к тому моменту, как показалось Люсе, уже начал зеленеть от курева.
– Бросай ты это дело, Безбородов. Рак, одышка, неприятный запах – оно тебе надо? – пожалела его г-жа Можаева.
– Я придумал, что делать, – как будто не заметив предыдущей фразы г-жи Можаевой, сказал Митя. – Я поеду к больнице и попытаюсь выяснить, кому подарили Ленку по кусочку.
– Да как ты это выяснишь? В Москве, наверное, десяток больниц занимаются пересадкой органов.
– Я знаю метод. Думаю, круг поисков достаточно узок.
– Но… ты знаешь больше, чем я? – не слишком-то ловко попыталась «расколоть» Безбородова г-жа Можаева.
– Расскажу потом как-нибудь. Если захочу, – мрачно ответил Митька, с усилием нажав кнопку вызова лифта. – Не скучай, Можаева! – помахал рукой он и шагнул в подъехавшую кабинку.
– Фи! Не называй меня по фамилии! У меня имя есть, между прочим! – кричала вслед уезжающему Безбородову Люся. Она прислушалась к шуму в подъезде, поняла, что Митя уже спустился, и фыркнула: – Ну если не нравится имя Люся, можно же назвать уважительно – Людмила, ну или Людочка… Хам…
Люсенька вернулась в квартиру Зайцевых. Там матушка покойницы уже рассказывала очередную историю про свою бедную девочку. Кажется, на этот раз речь шла о ее романтических увлечениях. Звучало имя Андрей. Зайцева-старшая пальцем выводила на клеенчатой скатерти «галочку» и дважды с усилием тыкала между рожками V-образной фигуры.
– И две вот такие точки! – повторяла она. – Две!
К тому же, выглянув за окно, Люся поняла, что наступило самое настоящее бабье лето. Утро выдалось таким солнечным, что ни о чем плохом думать не хотелось. И Люся так хорошо выспалась! (Еще бы, ведь вчера она приехала с поминок в три часа дня, тут же завалилась в кровать и продрыхла до самого утра.)
– Ну! А она еще вначале идти не хотела в воскресенье – свинка у нее, видите ли, умерла! Но потом все-таки пришла.
– Мы ее уговорили, ведь мы же знали, как ей на самом деле хочется на Андрюшку хотя бы глазком посмотреть. Она по нему, по-моему, весь 11-й класс сохла.
– А Андрей был сегодня? – спросила Люся.
– Конечно! – загалдели девчонки. – Он хоть на кладбище и не плакал – видно, держался из последних сил, – но глаза как убитые. Вы еще увидите его на поминках.
– И что же он теперь будет делать, ведь у него же знак?
– Наверное, будет хранить память о Леночке, – повела плечами одна из девушек. – А что ему еще остается?
– Да уж, незавидная судьба, – вздохнула Люся. – А он на каком месте сидит в автобусе? – поинтересовалась г-жа Можаева, желая рассмотреть Леночкину судьбу.
– Он на своей машине, он же крутой у нас и притом совершенно не пьет! – не без зависти протянули девчонки.
Люся снова уставилась в окно и промолчала до самой квартиры с накрытыми столами. Оказалось, что Леночка жила с родителями в весьма приличной «двушке» в районе «Новослободской», заставленной мебелью советских времен. Люсенька даже удивилась немного, ей казалось, что в такой близости от Садового кольца живут только очень сановные и богатые москвичи. Леночкины же родители производили впечатление людей весьма скромного достатка.
Г-жа Можаева выпила вместе со всеми стопку водки, не чокаясь. А потом присутствующие ударились в воспоминания. Мать уже перестала рыдать, а сосредоточенно пересказывала всю жизнь Леночки, кажется, даже по дням. Люся нагнулась к одноклассницам погибшей и попросила:
– Покажите Андрея!
Девчонки поозирались вокруг и удивленно пожали плечами:
– А его здесь нет! Должно быть, уехал домой. Может, его никто не предупредил, что еще поминки будут?
Люся состроила гримаску сожаления и принялась наполнять тарелку традиционным, на все случаи жизни салатом «оливье».
– Я этого так не оставлю, я заявление напишу, так надругаться над моим ребенком! – донесся тут до Люси с другого конца стола голос матери Лены. – Вот ведь нелюди какие! Смерть мозга, видите ли, они констатировали… Но ведь сердце-то, сердечко-то у моей девочки еще билось! Как они могли? Даже у матери родной согласия не спросили, она, говорят, совершеннолетняя!
Г-жа Можаева прислушалась и поняла, что речь идет о том, что в больнице у умирающей Лены изъяли какие-то органы для трансплантации. У Люси даже мурашки побежали по коже от этого сообщения. Но еще больше ее поразило другое: врачи уверяли родителей, что имели полное право изъять органы, потому что Леночка не оставила никакой записки, запрещающей это и говорящей о том, что она категорически не хочет стать донором сердца, почек, печени и тому подобного биологического материала. Оказывается, по закону у нас действует так называемая «презумпция согласия». Подразумевается, что тот, кто категорически против отдавать свои органы, об этом напишет записку и вложит в паспорт. А остальные, не написавшие, – согласны. И советоваться с родственниками умершего никто не будет – времени слишком мало, чтобы тратить его на раздумья.
Шокированная Люся машинально жевала салат и раздумывала о том, когда ей написать запретительную записку – прямо сейчас, отлучившись в туалет, или попозже, когда доберется до дома? А то ведь случаи разные бывают. Ленка небось тоже не ожидала, что ей какие-то хулиганы возле собственного подъезда проломят череп.
Чья-то рука дотянулась до Люсиной стопки и налила туда еще водки. Люся опять же машинально опрокинула ее и решила, что все-таки она напишет обращение к врачам-трансплантологам завтра. Вообще, все случившееся Люсе казалось ужасно странным и нереальным.
«Возможно, здесь даже скрывается убийство, – подумала г-жа Можаева. – Возможно, Ленку даже нарочно стукнули по голове, чтобы потом использовать как донора, а вовсе не для того, чтобы забрать кошелек и мобильник. Может быть, кому-то срочно требовалась операция, и он как-нибудь случайно узнал, что Ленуська подходит на роль донора, по группе крови, возрасту или каким-то другим параметрам? Вот вам и "несчастный случай", и "ограбление"! Вот именно: родители говорят, что, когда врачи приехали, раны от ударов бутылкой виски и ботинками были совсем свежими, даже кровь еще не запеклась. Интересно, кто это в третьем часу ночи случайно так прогуливался и обнаружил Ленку? Какая-то подозрительная оперативность! Я бы этого информатора на месте следователей вдоль и поперек изучила! Наверняка ведь стремились, чтобы человек еще живым сразу после избиения в лапы трансплантологов попал! Впрочем, как бы то ни было, теперь уже ничего не докажешь и Лену не оживишь. Да даже если бы и были какие-то варианты проверить эту версию, не женское это дело. И уж тем более не мое. Пусть вон отец Ленкин или парень ее ломают себе головы. В конце концов, если я начну выпендриваться, как книжная героиня из детектива, то и мне случайно "гриндерсом" по голове около подъезда могут заехать».
Тут Люся краем глаза заметила, что Митя решительно встал из-за стола, отправился в коридор и стал одеваться. «Надо бы попрощаться, – решила г-жа Можаева, – пожалеть мальчика, в конце концов, он к Леночке очень хорошо относился. Может быть, он даже был влюблен в нее».
Выбираться из-за стола пришлось долго. Люся многократно извинялась за беспокойство перед теми, кому пришлось вставать, чтобы выпустить ее на свободу. Так что Митя уже успел закрыть за собой дверь, когда Люся очутилась в коридоре. Она выскочила вслед за ним и, к счастью, застала Безбородова на лестничной площадке. Он держал в зубах сигарету.
– Много куришь! – сурово отчитала его г-жа Можаева.
– Закуришь тут, – совершенно спокойно ответил Митя. Он как будто повзрослел на глазах.
– Не переживай ты так, Мить! В конце концов, у каждого своя судьба, каждому свой срок отмерен.
– Да при чем тут судьба? Я думаю, что Лену не хулиганы убили.
– Знаешь, мне тоже такая мысль приходила в голову, но, если честно, думаю, милиция не слишком-то будет напрягаться, чтобы найти убийц, – предположила Люся.
– Еще эти органы… Странно как-то все… Очень удобно списать на уличных хулиганов! Только какие-то странные хулиганы – надо же так бить, чтобы, считай, все внутренние органы целы остались! У Ленки же сердце до последнего работало, врачи со скорой у нее пульс обнаружили, – совершенно уверенно заявил Митя.
– Господи, но кто же мог знать, какая у нее группа крови, какое здоровье и все такое? Ты думаешь, кто-то прочитал медицинскую карту Зайцевой, а потом устроил на нее охоту?
– Тоже вариант. Возможен и другой – трансплантологам просто были нужны органы. Хоть какие-то! Благо, желающих заполучить их всегда навалом, – Митя порылся в кармане, вытащил из него зажигалку.
– И что ты собираешься делать? – с плохо скрываемым скептицизмом поинтересовалась Люся. – По-моему, даже если ты прав и Лену убили из-за органов, это абсолютно недоказуемо.
– Поживем – увидим, – загадочно обронил Безбородов, наконец-то поднеся пламя зажигалки к замусоленной сигарете.
Рукав его курточки съехал, и Люся в изумлении уставилась на Митькину руку.
– Куда он делся? Ты что с рукой сделал? – громко зашептала она.
– Кто делся? Ничего я не делал! – буркнул Митька и тоже уставился на свое правое запястье. – О господи! Он исчез! Знак исчез! – Безбородов начал тереть свою руку, как будто надеясь, что от этого знак снова проявится. Но он не проявлялся.
– Неужели вся эта история с таинственными символами закончилась? – не веря себе, предположила Люсенька.
Но тут на площадку высыпали покурить Ленкины одноклассники. Многие из них уже разбились на парочки и нарочито закатывали рукава, чтобы показать, что у них-то с «этим делом» все в порядке. И у них с «этим делом» по-прежнему было все в порядке. Знаки остались на своих местах.
Люся и Митя с недоумением переглянулись. Разговаривать дальше при малознакомых людях не хотелось. Поэтому г-н Безбородов сосредоточенно курил с ошарашенным выражением лица, а Люся жалась к стенке и как можно более мило улыбалась девочкам. Девочки были весьма пьяны. Казалось даже, что для них поминки стали уже превращаться в заурядную вечеринку.
– Интересно, а почему этой «гениальной» Кати нет? – спросила одна из вышедших, обращаясь ко всем и прикуривая тоненькую сигаретку «Вог».
– А, это которая больная что ли? С которой Ленка на выставке познакомилась?
– Ну да. Вроде такие подруги были! Зайцева в последнее время с ней, кажется, даже больше, чем с нами общалась. Только и слышно было: «Катя то», «Катя это», «Катин папа», «Катя нарисовала»… И где эта ее любимая Катя?
– Да уж, правду говорят: старый друг лучше новых двух, – подытожила крашеная под баклажан девица и даже, как показалось Люсе, злорадно хихикнула.
Тут из дверей квартиры Зайцевых вышла еще одна девчонка, весьма романтичного вида – в длинной юбке в складочку и с прической «а-ля Наташа Ростова».
– Слышь, Несмеяна, – обратилась к ней рыжая, – а Катька-то Ленкина даже к ней на похороны не приехала!
– Она в больнице. У нее опять какие-то проблемы со здоровьем, – холодно ответила «Наташа Ростова». – Это мне мама Лены сказала. Она звонила Кате – номер у дочери в мобильнике нашла, но к телефону подошли ее родители. Ну вот и сказали, что дочка не сможет прийти. Очень извинялись.
– Да она небось все равно бы не пришла! Она ведь даже в воскресенье с Ленкой в «Казус Конус» не пошла, а Зайцева вначале очень хотела привести ее – похвастаться, какая арт-звезда у нее в подружках ходит.
– Ну зачем вы так, – вступилась та, которая с «Вогом». – Может, у Кати просто уже в воскресенье проблемы начались.
Парни, все это время молча курившие и обменивавшиеся выразительными взглядами, которые, должно быть, означали «ох, уж эти женщины!», наконец затушили окурки.
– Ну, на посошок? – предложил один из них и открыл дверь в квартиру, куда тут же потянулись все Ленкины одноклассники.
Митя к тому моменту, как показалось Люсе, уже начал зеленеть от курева.
– Бросай ты это дело, Безбородов. Рак, одышка, неприятный запах – оно тебе надо? – пожалела его г-жа Можаева.
– Я придумал, что делать, – как будто не заметив предыдущей фразы г-жи Можаевой, сказал Митя. – Я поеду к больнице и попытаюсь выяснить, кому подарили Ленку по кусочку.
– Да как ты это выяснишь? В Москве, наверное, десяток больниц занимаются пересадкой органов.
– Я знаю метод. Думаю, круг поисков достаточно узок.
– Но… ты знаешь больше, чем я? – не слишком-то ловко попыталась «расколоть» Безбородова г-жа Можаева.
– Расскажу потом как-нибудь. Если захочу, – мрачно ответил Митька, с усилием нажав кнопку вызова лифта. – Не скучай, Можаева! – помахал рукой он и шагнул в подъехавшую кабинку.
– Фи! Не называй меня по фамилии! У меня имя есть, между прочим! – кричала вслед уезжающему Безбородову Люся. Она прислушалась к шуму в подъезде, поняла, что Митя уже спустился, и фыркнула: – Ну если не нравится имя Люся, можно же назвать уважительно – Людмила, ну или Людочка… Хам…
Люсенька вернулась в квартиру Зайцевых. Там матушка покойницы уже рассказывала очередную историю про свою бедную девочку. Кажется, на этот раз речь шла о ее романтических увлечениях. Звучало имя Андрей. Зайцева-старшая пальцем выводила на клеенчатой скатерти «галочку» и дважды с усилием тыкала между рожками V-образной фигуры.
– И две вот такие точки! – повторяла она. – Две!
* * *
В субботу Люська проснулась почти счастливой – последний рабочий день на неделе! На этой кошмарной, под завязку набитой странностями неделе! Да и работать сегодня предстояло всего лишь до трех часов дня! Можно считать, что день почти выходной.К тому же, выглянув за окно, Люся поняла, что наступило самое настоящее бабье лето. Утро выдалось таким солнечным, что ни о чем плохом думать не хотелось. И Люся так хорошо выспалась! (Еще бы, ведь вчера она приехала с поминок в три часа дня, тут же завалилась в кровать и продрыхла до самого утра.)
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента