Анна Бартон. Во власти обольстителя

   – Хотите знать мое мнение?
   Их взгляды снова встретились в зеркале.
   – Я в любом случае его услышу.
   – Вы прятались за своими старыми очками.
   – Чушь! – Она развернулась и попыталась обойти его светлость, но, забыв обо всем, он опять схватил ее за плечи.
   – Что вы делаете?
   Хороший вопрос!
   – Вот это.
   И он поцеловал ее.
 
   Теплые губы решительно нашли ее рот. Это вдруг вызвало у Аннабелл прилив внутренней дрожи. В голове стало светло и пусто. Хантфорд запустил пальцы ей в волосы, и Аннабелл услышала, как по полу застучали шпильки. Значит, развалился узел у нее на макушке.
   Она стояла не дыша, или если все-таки дышала, то воздуху ей не хватало. Все было так странно! И так чудесно…
   Аннабелл всегда надеялась, что дождется своего главного поцелуя. Они с Дафной подробно обсуждали данную тему и пришли к выводу, что предпочитают, чтобы это был поцелуй джентльмена доброго, ласкового и не очень настойчивого.
   Сколько раз ей снилось, что ее целует вот этот нечестивый красавец герцог, у которого она только в начале этой недели попыталась выманить сорок золотых!
   Ее даже взяло сомнение – вдруг она мечтает о чем-то недостижимом? Вдруг кропотливая работа над шитьем, которой она не переставая предавалась часами, затуманила ей голову? Аннабелл открыла глаза, и первое, что она увидела, был завиток черных волос, упавший его светлости на лоб.
   Это был не сон.
   Трудно поверить, но это был тот самый проклятый герцог, который поймал ее под мостом. Даже элегантная одежда не могла скрыть гибкую силу и бьющую через край энергию его тела. И в данный момент эта сила и энергия были сконцентрированы на единственном объекте – на ней!
   Щетина на подбородке герцога колола и царапала ей щеку. Он ртом прижимался к ее рту самым интимным образом, их губы слились. У него был вкус пряного чая – слегка вяжущий и очень мужественный. Аннабелл смаковала каждое свое ощущение, как путешественник в незнакомой стране, полной новых экзотических вкусов и ароматов.
   Он провел рукой по ее спине, остановился на пояснице, которую погладил круговыми движениями. Ноги у нее ослабли и как будто превратились в желе. Потом герцог снова поцеловал ее. Этот поцелуй был более настойчивым. Он заставил ее приоткрыть губы и провел по ним кончиком языка. От теплого, влажного прикосновения у Аннабелл отчаянно заколотилось сердце, и…
   Аннабелл вдруг поняла, почему так много женщин, посещавших магазин миссис Смолвуд, были готовы рискнуть своей репутацией ради одного поцелуя.
   И тут герцог ткнулся лбом в ее новые очки.
   Аннабелл заморгала и на миг растерялась от неожиданно возникшей пелены на линзах. Какая еще метафора ее замутненного сознания могла быть более красноречивой? Господь посылает ей знак. Божественная пощечина!
   – Дай-ка я их сниму, – тихо сказал герцог, берясь за дужки.
   – Нет. – Почему-то Аннабелл показалось, что если она позволит ему это сделать, он попросит ее снять и другие вещи. Лучше не подвергать себя такому суровому испытанию.
   – Мне кажется, – Аннабелл отступила на шаг назад, – мне пора. – Сняла очки, осторожно протерла их передником и снова надела. Сердце по-прежнему отчаянно колотилось, но когда она водрузила очки на нос, простое движение помогло ей собраться.
   О Господи! Благодаря этой сцене его мнение о ней станет еще хуже. Вероятно, в глазах его светлости она из вымогательницы превратится в вымогательницу, лишенную морали. А это уже чересчур!
   Хантфорд потянулся к ней, но вдруг резко остановился.
   – Аннабелл, э… мисс Ханикоут, я должен извиниться за свой поступок.
   Она покачала головой. Если его светлость и сделал что-то выходящее за рамки приличий, то она – тоже. От его извинения ей не станет легче.
   Герцог подошел вплотную к Аннабелл, приложил ладонь к ее щеке, заставив тем самым посмотреть себе в глаза.
   – Я прошу прощения за то, что поставил вас в неловкое положение. Но не за то, что поцеловал вас.
   О! Такие заявления были для нее непривычны, поэтому Аннабелл попыталась вспомнить, что обычно говорила Дафна своим поклонникам в такой ситуации.
   – Я… Мне льстит ваше внимание. На самом деле. Однако я должна идти. И пусть это останется между нами, – сказала она решительно. – Уверена, что очки обошлись вам недешево. Я пока не знаю, как и когда сумею расплатиться за них, но сделаю это обязательно. – Единственное, что она умела делать, это шить платья. – Может, у вас есть еще родственницы, которым нужен новый гардероб?
   – У меня имеется четырнадцать чудесных тетушек в возрасте от пятидесяти девяти до восьмидесяти двух лет.
   Она поморгала, удивляясь тому, как дорого стоили очки.
   – Вы шутите?
   Герцог усмехнулся в ответ. Конечно, он дразнил ее. Аннабелл вздохнула с облегчением.
   Усмешка пропала, он нахмурился, и его черные брови сошлись на переносице.
   – Вы ничего не должны мне за очки. Ведь старые сломал я.
   Аннабелл приподняла брови, чтобы дать ему понять, что заметила ошибку в его логических построениях. А именно: он никогда бы не наступил на ее очки, если бы она не написала то гадкое письмо.
   Резко выдохнув, Аннабелл попыталась восстановить видимость респектабельности – оглядела юбки, заправила пряди волос за уши, при этом стараясь не замечать изумленного взгляда герцога.
   – Доброго вам вечера, ваша светлость, – сказала она и со всем достоинством, на которое только была способна, двинулась к двери. Преградив ей путь, герцог схватил ее руку и спрятал в своих ладонях. Потом по-мальчишески улыбнулся.
   – Вам тоже доброго вечера, мисс Ханикоут. – И приложился губами к ее руке.
   Аннабелл изо всех сил постаралась показать, что ей все нипочем, но на выходе из комнаты ноги у нее задрожали. До нее неожиданно дошел смысл того, что она сделала. Она целовалась со своим работодателем. Мало того, целовалась с человеком, у которого вымогала деньги. Это абсолютное, ничем не прикрытое нарушение собственных правил поведения. Торопливо шагая по коридору в направлении лестницы, она вдруг резко остановилась.
   Боже милостивый, ей придется вернуться!
   В ужасе Аннабелл пошла назад, туда, где разыгралась сцена с поцелуем, – в кабинет. Когда она показалась в дверях, герцог в раздумье стоял и глядел в окно. Непонятно, что она ожидала тут увидеть, но у нее стало легче на душе от того, что он, например, не бьется головой о стол, не казнит себя и не глушит джин.
   Услышав покашливание, герцог обернулся и удивленно посмотрел на Аннабелл. Пожалуй, даже с выражением надежды.
   – Я вернулась забрать кое-что, что принадлежит мне. – Не дожидаясь разрешения, она пересекла комнату, сдернула с часов чепец и нахлобучила его на голову.
   Ей вдруг стало понятно, что ее список необходимо дополнить пунктом, который будет контролировать необычные отношения с герцогом. В первую очередь там необходимо упомянуть, что «нельзя снимать головной убор – или позволять его снять – в присутствии герцога, так как это может спровоцировать непристойное поведение обеих сторон». Да, примерно так! Она еще подумает над формулировкой.
   Принципиально не глядя в сторону его светлости, она вылетела из комнаты. В очередной раз. Ей было совершенно ясно, что герцог насмехается над ней. Насмехается с первого момента их встречи.
   Проблема заключалась в том, что ее это затрагивало больше, чем хотелось бы.

Глава 8

   На следующий день Оуэн с грохотом катил по городу в коляске, направляясь на запланированную встречу. Он все пытался мысленно примириться с тем, что сделал. Сначала сказал себе, что поцеловал Аннабелл только потому, что испытывал к ней жалость. Но это было смехотворно. Аннабелл не принадлежала к женщинам, которых жалеют. Да и она сама никому не позволила бы этого.
   Потом подумал, не соблазнила ли она его показной скромностью и тщательно замаскированным приглашением к действию. Но это тоже было нелепо. Какое может быть приглашение при таком дурацком чепце?
   Можно было бы возразить, что, не имея в настоящее время любовницы, он резко снизил обычно очень высокие требования к женскому обществу. Но… нет!
   Правда заключалась в том, что он воспылал к мисс Ханикоут страстью с того утра, когда они встретились. Он желал ее с того самого вечера, когда она споткнулась и упала ему на руки. Аннабелл была умной, гордой, красивой и надежной.
   Дьявольски возбуждающее сочетание!
   Сегодня утром его светлость вдруг обнаружил, что изобретает предлог для того, чтобы пройти мимо мастерской, в которой – он был уверен! – она сейчас находилась. Тогда-то до него дошло, что нужно выйти из дому, прогуляться. Надо срочно переключиться на занятия насущными делами – контрактами, хозяйством и состоянием финансов. Придя к такому решению, Хантфорд откинулся на бархатные подушки и провел рукой по лицу.
   Может, во время встречи с Джеймсом Эверилом – своим поверенным и ближайшим другом – ему удастся уговорить его отправиться на Бонд-стрит побоксировать.
   Оуэн был очень приличным бойцом. Не раз и не два дрался в тавернах, и, хотя ему редко удавалось выйти из схватки невредимым, его противники выглядели намного хуже него. Однако в боксе Оуэну трудно было сравняться с Эверилом. Что, если пара хороших ударов в голову помогут забыть Аннабелл? Или по крайней мере приведут в чувство. Эта мысль развеселила его светлость.
   Коляска остановилась перед конторой Эверила на Чансери-лейн. Он поднялся по каменным ступеням, на вид старинным, и вошел в контору, в беспорядке заставленную экзотической мебелью, которую хозяин притащил с собой из путешествий в разные концы света. Поверенный сидел, склонившись над стопкой документов, и выглядел сбитым с толку, как какой-нибудь археолог, страдающий от невозможности расшифровать иероглифы.
   Бросив взгляд на вошедшего, Эверил заговорил без предисловий:
   – Содержание, которое ты назначил своим теткам, излишне щедрое, Хантфорд. Ты уверен, что не приписал лишний ноль или даже пару? – Он перевернул страницу так, чтобы друг смог ознакомиться с колонкой цифр.
   Оуэн проверил и хмыкнул:
   – Они очаровательные пожилые дамы. И знают меня с пеленок.
   – Даже в этом случае содержание не может быть таким большим. – Эверил усмехнулся. – Увидев эти суммы, я подумал, что должен поднять свое жалованье.
   Взяв в руки ничем не примечательную на вид вазу, Оуэн внимательно осмотрел трещину на ободке.
   – Чтобы ты мог покупать еще больше дряхлой мебели и расколотых ваз?
   Эверил вскочил, выхватил у него вазу и прижал к себе, как долгожданного первенца.
   – Это настоящая реликвия времен Древней Греции! Я заплатил за нее почти столько же, сколько ты выложил за мерина прошлой весной.
   – Ну, если у тебя такой подход к инвестициям, – сказал Оуэн, – тогда я, должно быть, душевнобольной, раз доверяю тебе ведение моих дел.
   – Не то чтобы душевнобольной. Может, слегка наивен, – усмехнулся Эверил. Водрузив вазу на стопку пыльных фолиантов позади себя, он вернулся на свое место.
   Оуэн хмыкнул, потом снял с предназначенного ему кресла статуэтку из белого мрамора, изображавшую божество, сидевшее в позе лотоса.
   – Извините, – сказал он Будде и поставил его на пол, потом обратился к Эверилу: – Как тебе вчерашняя опера?
   – Ужас! Однако моя сестра смотрела представление как загипнотизированная. Объявила себя твоей вечной должницей. Спасибо, что уступил нам свою ложу.
   Оуэн поднял руку, останавливая его и радуясь, что не пошел в театр.
   – Правда, мисс Старлинг была страшно недовольна, увидев нас в ложе… А тебя – нет. – Эверил насмешливо приподнял бровь. Ничего, немного позже Оуэн с удовольствием отвесит ему пару хороших оплеух. – Ее приданое прекрасным образом пополнит твои сундуки.
   – Мои сундуки и так в полном порядке.
   – Это, конечно, правда. Только если ты и дальше будешь платить своим теткам такое содержание…
   – К дьяволу, Эверил! Просто дай мне бумаги на подпись.
   Час спустя, после пары бокалов, с делами было покончено. Хантфорд ослабил узел галстука, а Эверил еще долил бренди в стаканы.
   – Все, чего тебе удалось добиться за каких-то два года, – задумчиво сказал Эверил, – иначе как чудом не назовешь. Хотелось бы, чтобы другие мои клиенты относились к своим обязательствам хотя бы наполовину так же серьезно, как ты.
   Оуэн мрачно глядел в свой стакан. Чтобы не иметь дел с жестокой реальностью в виде неверной жены и промотанного состояния, отец Оуэна приставил пистолет к правому виску и спустил курок. Жест самый трусливый и эгоистичный из всех возможных. Ребенком Оуэну больше всего хотелось быть таким, как отец, – разъезжать на отменных лошадях, устраивать роскошные приемы, пить дорогое бренди.
   Но Оуэн стал другим. Он никогда не позволит, чтобы его семья мыкалась в нужде, никогда не будет увиливать от ответственности, которую налагает его положение.
   О, как он возмущался, когда неожиданно ему на плечи свалился титул со всеми прилагающимися к нему заботами! Но уладив, в конце концов, проблемы с имуществом, он испытал удовлетворение, какого не мог себе представить. Это потребовало массы времени и энергии, но оно того стоило. Прежде всего ради сестер!
   Встреча с Эверилом оказалась продуктивной, но Хантфорду все равно не удавалось выкинуть Аннабелл из головы.
   Ему пришло на ум, что ее очарование – следствие таинственности, которая окружает девушку. Вот, например, мисс Старлинг – несомненная красавица, но его не тянуло к ней. На прошлой неделе Оуэну выпало несчастье сидеть рядом с этой особой на музыкальном представлении, во время которого он выяснил, что целый день она провела за вышиванием птичек на носовом платке да ходила по магазинам, выбирая новую шляпку. Мисс Старлинг ждала от него комплимента по поводу последней и дождалась. Хотя, на его взгляд, шляпка не представляла собой ничего особенного. Мисс Старлинг была такой же, как и все другие молодые мисс на рынке невест, нацеленные на то, чтобы окрутить титулованного джентльмена любыми доступными средствами.
   А вот в Аннабелл присутствовала загадка, и в этом заключался ее шарм. Если он узнает о ней больше, тогда наверняка ее очарование исчезнет.
   Даже ему самому эта теория показалась шаткой. Хантфорд покрутил напиток в стакане, изучая волны, которые вызвал. Аннабелл пыталась выманить из него деньги. Можно было бы поверить ее истории про стесненные семейные обстоятельства. А какие доказательства тому у него есть? Может, она элементарно солгала о состоянии своей матери, чтобы добиться его сочувствия. Небольшое расследование не повредит.
   – Ты когда-нибудь слышал про доктора Конвела? – спросил он Эверила.
   На лице друга появилась озабоченность.
   – Твои сестры хорошо себя чувствуют? Надеюсь, они здоровы?
   – С Оливией все в порядке, и с Роуз… тоже. Я спросил, потому что мать одной из служанок больна. Ее лечит доктор Конвел, поэтому мне любопытно. Э… Хочется узнать, насколько серьезно ее состояние.
   Эверил подозрительно разглядывал его. И черт с ним!
   – Служанка слишком часто отпрашивается, манкирует обязанностями и прочее в том же роде?
   – Ничего подобного. Мне просто интересно, настолько ли сильно женщина больна, как это утверждает мисс Ханикоут?