Страница:
Продолжала осторожно приглядываться к сердечному другу. Нет, тут не алкоголь. Точнее, не он один. Димку мысль какая-то гложет. Похоже, не слишком приятная.
Полуянов молча переоделся в домашнее. Рубашку, против обычая, не на кровать швырнул, а дисциплинированно отнес в бак с грязным бельем. Вымыл руки – хотя обычно, будто маленькому, приходится напоминать.
«Не просто хмурый, но еще и послушный. Тревожный симптом», – заволновалась Надя.
Но вид продолжала сохранять самый благодушный, приветливый. Весело объявила:
– Сегодня на ужин у нас шашлык. Настоящий. Я сделала в маринаде на минералке, как ты любишь! И пожарила в духовке, на шампурах.
Ждала, что хотя бы сейчас оттает, улыбнется, побежит к бару вино выбирать, но Димка лишь вяло улыбнулся:
– Отлично.
И взялся за мясо – нежнейшее, да с пылу, с жару – без малейшего аппетита.
Наде очень хотелось разразиться саркастическим: «Кто тебя накормил-то?» Но она снова удержалась. Хотя внутри вся кипела от возмущения. Как пропаганда смеет утверждать, будто у мужчин с женщинами в России равные права? Ты, как взмыленный пони, мчишься с работы – прямиком к плите, тут же бросаешься жарить-парить, даже чайку некогда выпить. А барин приходит точно к горячему ужину и ковыряется с кислым видом, ни спасибо тебе, ни слова ласкового.
А она – нет бы высказать суженому все, что о нем думает, дрожит: почему хмур, глаза отводит? Не последует ли сейчас – вечный ее тайный кошмар – реплика: «Извини, Надюшка, не знаю даже, как тебе сказать… кажется, наши отношения себя исчерпали»?
Только бы миновала сегодня гроза!
Димка, пусть без аппетита, мясо поклевал, овощами (тоже на гриле пожарила!) заел – и, счастье, повеселел, размяк. Привычным жестом обнял Надю за сдобную талию, чмокнул в щеку, румяную от кухонного жара, шепнул в ушко:
– Кормилица ты моя!
– Я-то думала: любимая женщина! – весело попеняла она.
– Ты – совершенство во всех ипостасях! – нашелся журналист. – Леди в гостиной, хозяйка на кухне…
Надя ждала: сейчас последует продолжение афоризма про спальню, и Димина рука опустится ей на бедро, но журналист (кажется, с сожалением) отстранился. Произнес:
– Надюха! Мне с тобой поговорить надо.
План – избавиться ото всех цепей разом – был хорош.
Но Митрофанова оказалась чуткой девочкой и повела себя сегодня исключительно правильно. Когда он явился, ни о чем выспрашивать не стала. И что коньячком попахивает от него, не начала пенять. В стиле смиренной тайки подала ужин, а потом, распахнув глаза, не перебивая, выслушала Димину историю. Когда в конце концов Полуянов закончил рассказом о сегодняшней нотации главного, Надежда сочувственно вздохнула: «Бедный Димочка!» А потом спросила участливо: «И что же ты дальше думаешь делать?»
Журналист коротко обрисовал подруге жизни дилемму: или – или. Или гордо уходить – или смириться, в стиле «рожденный ползать – летать не может». И ползать дальше.
– Значит, – с самоуничижительным пафосом заметил он, – начну живописать, как Стас Михайлов на вручении премии «Золотой мегафон» разлил вино на блузку Ваенге.
– Может, все-таки из «Вестей» уйти?
– Мне – уйти? – стал разоряться журналист. – Боже мой, Надя! Я с этой газетой, с «Молвестями», больше чем полжизни прожил! Я ведь туда еще школьником пришел, девятиклассником! Еще когда передовые печатали: «В Политбюро ЦК КПСС». Я тебя тогда не знал – ну, вернее, видел пару раз, но даже представить не мог, что мы с тобой рядом по жизни окажемся!
Надежда тут грустно подумала: «А я-то в тебя уже тогда влюблена была» – однако прерывать невенчанного мужа не стала. А тот продолжал нагнетать:
– Сколько всего у меня с этой газетой связано! Мы ведь и с тобой по-настоящему познакомились, когда я над темой для нее работал! И потом! Из каких я только переделок не выходил!
(«Мы выходили», – подумала про себя Надя.)
– И всегда – или почти всегда – меня старшие товарищи прикрывали, спасали, помогали. Тот же главнюга, надо отдать должное, – не раз. Я за собой газету чувствовал, силу ее! А сейчас?! – патетически изрек журналист.
– Ну и не надо, значит, из нее уходить, – мягко заметила Митрофанова.
– А что же делать – смириться?! – ощетинился Дмитрий.
– Тоже не обязательно. Ты ведь можешь статью свою где хочешь все-таки опубликовать. Мало ли чего главный не рекомендовал… Ты – свободный человек, в крепостных у своего Анатолия Степановича не числишься!
– Предлагаешь объявить ему войну?
– Мудрецы бы про твой случай сказали: если не можешь решить, что делать, не делай пока ничего, – пожала плечами она. – Возьми тайм-аут. Но не тупо, раз за разом, обсасывай в мозгах ситуацию, а наоборот – полностью от нее отключись. Впади в анабиоз.
– Предлагаешь лечь на диван и уставиться в потолок? – саркастически молвил журналист.
– Можно поинтересней. Ты в отпуске в этом году был?
– Сама знаешь, что нет, – проворчал журналист.
– И в прошлом году – тоже. Подготовка на Черном море очерка «Небесный остров»[1] и последующее лечение, я думаю, в счет отдыха не идет. Вот и надо тебе сейчас сбежать из Москвы. Расслабиться полностью, на пару недель. «Молодежные вести» тебе отпуск оплачивать обязаны. Не дарить же им! А потом решишь: или оставаться, или уходить.
Журналист осекся. Задумался. Хмыкнул, с оттенком шовинизма:
– Смотри-ка! Оказывается, и ты можешь дельные советы давать!
Надя горько подумала: «А ты только заметил?» – но опять-таки ничего не сказала. Еще не хватало им сейчас отношения выяснять!
– Да я вообще супер, – улыбнулась Надежда.
– А я? – подбоченился журналист. Настроение Полуянова – после того как он высказал все, что накипело, а близкий человек выслушал и понял – чудесным образом улучшилось.
– Ты тоже умник и гигант, – польстила гражданскому мужу Митрофанова. – И все у тебя с работой будет хорошо. Таких журналистов, как ты, еще поискать!
Когда она говорила последние слова, Димка уже обнимал ее и целовал в шейку.
– Ну, поищи, – промурлыкал он.
– И поищу, – прошептала она, запуская руки ему в шевелюру.
Но только прекрасно уже изучила любимого. И чувствовала: на компромисс с главнюгой Димочка не пойдет. Не тот у него характер. Уйдет, скорее всего, из «Вестей», да еще дверью на прощание хлопнет со всей силы. И никакой отпуск в банальном Египте положения не изменит.
Наде совсем не хотелось, чтобы Полуянов отправлялся в свободное плавание. Причем отнюдь не финансовый вопрос девушку смущал. Сейчас Димка в жизнь включен, при хорошей должности, при статусе. А окажется на вольных хлебах – совсем неизвестно, как жизнь повернется. Станет себя оппозиционером считать, начнет по митингам ходить или сутками в Твиттере сидеть. А то, еще хуже, запьет от невостребованности. Будет искать утешения в объятиях посторонних женщин.
В общем, совсем грустная перспектива: и для Димы лично, и для их отношений.
…Как назло, еще читателей в библиотеке полно, посидеть, спокойно подумать – никакой возможности. Плюс жара в городе, а кондиционеров в библиотеке нет.
Надя в своем деловом костюмчике просто не знала, куда от духоты деваться. Посетительницы – хотя явились многие в сарафанах, в кофточках с декольте – тоже над своими талмудами склонились все красные, кто газеткой, кто веером обмахивается. Будто в литейном цехе они, а не в библиотеке!
Одна Ирина Андреевна – любимая Надина читательница – выглядела сегодня свежей и бодрой. При том, что одета была в строгое льняное платье с рукавами две трети.
– Как вам удается жару игнорировать? – не без зависти в голосе поинтересовалась Надя.
Женщина заговорщицки улыбнулась:
– Меня научили одной очень полезной вещи. Называется «охлаждающее дыхание». Смотри, Надя. Складываешь очень узким колечком губы, сворачиваешь в трубочку язык – и втягиваешь воздух. Представляешь при этом, будто холодную воду через соломинку пьешь. Попробуй!
– И поможет? – недоверчиво произнесла Митрофанова.
– Через пять минут – гарантированно, – заверила читательница.
И – вот удивительно! – сработало. Даже холодно стало, хотя термометр в зале плюс двадцать восемь показывал.
– Где вы этому научились? – заинтересовалась Надя.
– На экологической ферме, – усмехнулась Ирина Андреевна.
– Где-где?!
– Я недавно в Италию ездила и останавливалась не в гостинице, а в частном доме. В деревеньке на озере Комо. Там удивительная хозяйка, бывшая наша. Представляете: в старинном замке – он ее мужу принадлежит – организовала что-то вроде частной гостиницы. Еда – только натуральная, все продукты со своего огорода и фермы. Свое молоко. Лошадки. По утрам – уроки йоги для начинающих, вроде нас с вами. Я сначала боялась ходить, у меня спина проблемная, так Луиза уговорила – теперь бегаю, словно девочка! Ну, и еще много полезных вещей узнала. Про охлаждающее дыхание, например. Плюс Италию посмотрела, Швейцарию – там рядом. Хозяйка такие интересные экскурсии проводит вдали от туристических троп!
– Умеете вы, Ирина Андреевна, жить, – улыбнулась Митрофанова.
– А тебе кто мешает? – усмехнулась женщина. – Могу ссылочку на сайт этой фермы дать. Стоит, между прочим, копейки – Луиза свое дело только начинает, поэтому скидки дает огромные.
И добавила:
– Если на душе тяжело – самое место, куда стоит поехать.
«А ведь мысль! – пронеслось у Митрофановой. – Вдруг к Полуянову моему как раз там просветление придет?»
Поехать на экологическую ферму тот согласился, хотя счастливым совсем не выглядел. Буркнул: «Вечно придумаешь ты, Митрофанова… Ладно. Хоть отосплюсь там, в глуши».
Надя же, наоборот, летала, точно на крыльях. И очень надеялась, что этот их с Димкой совместный отпуск окажется куда удачней, чем предыдущий[2].
Невозможно спать, если в открытое окно рвется запах свежей травы, озерной сырости, теплых булочек. «Выпить кофе на террасе и посмотреть, как просыпается озеро? Или сбегать искупаться? Или ласково – очень ласково! – вызволить Димку из объятий Морфея?»
Но Полуянов почивал совершенно безмятежно, и Надя решила его не будить. Умылась, оделась в спортивное и тихонько выскользнула из домика. Хозяйка фермы вчера, кажется, что-то говорила про йогу? В 7.15 утра?
До чего удивительно начинать день не по звонку будильника, без спешки, торопливого кофе. Из дома выходить не в угрюмый подъезд, но во влажную от росы траву.
Озеро искрилось у подножия холма, черепаха, обитавшая в искусственном прудике, вылезла из воды, подставила панцирь солнцу, пара гусей-горлопанов в загородке шумно, очень по-итальянски, обсуждала последние новости.
К витавшему в воздухе аромату выпечки теперь примешивался запах отличного кофе. «Лучше начну-ка я – вместо йоги – утро традиционно, – решила Митрофанова. – С завтрака».
И отправилась на террасу с видом на озеро, где подавали еду.
Тут все блистало чистотой, на столах – букеты полевых цветов и белоснежные, с вышивкой, по всем признакам – рукодельные, салфетки. На фарфоровых блюдах белел козий сыр, золотилось домашнее масло, румянилась гигантских размеров черешня.
Надя вспомнила, как ворчал Полуянов («Везешь меня куда-то в колхоз!»), и улыбнулась.
Хорошо, что она решила не нарушать гармонию здешнего утра не очень уместной йогой. Местная, итальянская культура — не в физических упражнениях, а в «ристретто» и свежей выпечке. Одинокий ранний завтрак, что может быть лучше!
Но на террасе Митрофанова оказалась не одна. В самом дальнем углу, в низком шезлонге, восседал, возложив босые ноги на парапет, черноволосый мужчина. Смуглый, глаза – ослепительно-синие, будто небо над тропическим островом. Шелковая гавайская рубаха расстегнута, мускулы и кубики из-под нее выглядывают очень даже аппетитные. Джеймс Бонд, да и только!
– Бонжорно, – смущенно пробормотала Надя.
Русские мужики подобного экстра-класса ее обычно не замечали. Но черноволосый мгновенно вынырнул из нирваны. Сигаретку отложил, кофе отставил, резво вскочил на ноги, заулыбался:
– Бонжорно, синьорина!
Хорош! Глаз горит, на щеках ямочки. И лицо – в отличие от Димкиного, в последнее время постоянно озабоченного – беспечное, просто одна сплошная декларация на тему: «Да здравствует дольче вита!»
Сердчишко сразу дрогнуло. Вечная Надина проблема: ей бы по себе мужчину выбирать, доброго, домашнего, неприметного – но нравились всегда писаные красавцы. Беззаботные, успешные, острые на язык.
Надя растерянно улыбнулась незнакомцу и отправилась наливать себе сок. Но денди – нет, вернуться бы в свой шезлонг! – потянулся за ней, галантно предложил:
– Orange? Apple?
– Оранж, пер фавор, – пролепетала Надя.
Красавчик в ответ радостно улыбнулся:
– Вы наша, что ли?
– Да, – неловко буркнула Митрофанова.
Надеялась: отстанет разочарованно, но фотомодель сиял, будто она – миллионерша, голливудский продюсер и королева красоты в одном флаконе. Взгляд его одновременно и ласкал, и манил, и подбадривал.
Налил ей апельсинового соку, посоветовал дружески:
– Вот эти желтые катышки, они «нут» называются, не берите, послушайте старожила. Категорически безвкусные. Лучше козий сыр, с виноградом и медом.
Сигарету свою недокуренную раздавил в пепельнице, подхватил недопитую чашку кофе, молвил:
– Позволите вам компанию составить?
А ей и радостно от того, что писаный красавчик откровенно клеится, и не по себе. Жизненный опыт вкупе с родимыми, российскими традициями шепчут на ухо: «Зачем ты ему сдалась? Что за цель парень преследует? Он вор? Маньяк? Жиголо?»
К тому же у Нади черта: со своими, с тем же Полуяновым, держалась непринужденно, могла поострить, посмеяться. Но в присутствии незнакомых, да столь блестящих, всегда вела себя словно неуклюжая, ершистая девочка-подросток.
– Я Роман. – Мужчина протянул ей теплую, мускулистую руку.
– Надя. Вы тоже здесь отдыхаете? – Митрофанова изо всех сил старалась казаться небрежной, по-европейски расслабленной.
– Ну да, у меня винный тур, – хмыкнул тот. – Хотя Луиза, хозяйка наша, на меня ворчит. И пытается к здоровому образу жизни приобщить. Но как в Италии – без вина домашнего, без миланской салями, без граппы на диджестивчик? – виновато вздохнул. – Сегодня, правда, уговорила. На йогу встал. Но не дошел.
– Аналогично, – растянула губы в улыбке Надя.
Почему, собственно, она всегда ждет подвоха от уверенных в себе красавцев-мужчин? Ну, скучно ему стало медитировать на террасе одному, вот и завел светскую, ни к чему не обязывающую беседу.
– Мясное здесь не подают ни в каких видах, – продолжал болтать Рома. – Экологическая ферма, блин! Салями, хамончик приходится в сельпо покупать. Вчера принес на завтрак, а Луизкина дочка – ей лет шесть – смотрит на меня в ужасе и спрашивает: «Дядя, вы людоед?»
Надя улыбнулась. Внимательно взглянула на Романа. Что-то знакомое ей виделось в разрезе его ослепительных глаз. В манере говорить, усмехаться, выразительно вскидывая правую бровь. Девушка неуверенно произнесла:
– Мы с вами раньше никогда не встречались?
– Если бы я вас увидел – не забыл бы никогда! – последовал мгновенный ответ.
А в глазах мужчины на мгновение вспыхнула искорка довольства.
– Вы… певец? Артист? – предположила Надя.
Молвила – и смутилась. Кажется, все эти звезды жутко обижаются, если их по имени не признают и немедленно автограф не просят.
Но Роман, наоборот, обрадовался. Весело произнес:
– Ура! Слава нашла меня!
И (Наде показалось, что искренне) добавил:
– Даже странно, Надя, что вы меня видели где-то. Артист я начинающий. Парочка ролей второго плана да «Каникулы в Бразилии». И то выгнали практически на третий день. А на хлеб зарабатываю тем, что корпоративы веду. Не в «Газпроме», естественно, – туда Урганта приглашают. А вы чем занимаетесь?
Надя рассказала.
Полуянов всегда шутил, что у любого нормального человека, который название ее должности услышит, должно от скуки скулы сводить. Но Рома пришел в совершеннейший восторг:
– Потрясающе! Столь прекрасная девушка – и библиотекарь! А вы когда-нибудь замечали, что каждая книга пахнет абсолютно по-своему?
– Конечно, – кивнула Надя.
– Я бы прямо курсовую работу об этом написал! У меня вообще что-то типа наркомании: обожаю книжные запахи сравнивать. От желтых, ветхих страниц просто в экстаз прихожу. Пустите к себе в историко-архивную? Первое издание «Путешествия из Петербурга в Москву» понюхать?
– Его на руки не дают. Только фотокопию, – просветила Митрофанова.
– Ну да. Я понимаю. Борьба с наркоманией в разгаре! – сморщил нос Роман.
А Надя не удержалась, произнесла:
– Вы такой смешной!
– А вы – настолько очаровательны! – мгновенно парировал молодой человек. – Не желаете после завтрака вместе отправиться на прогулку?
И Митрофанова – вот она, волшебная сила мужского артистизма и обаяния! – едва не кивнула.
Но тут – вовремя или, наоборот, нет – на террасу ввалился Полуянов. Строго заявил:
– Так, Надька! Бросила меня, исчезла куда-то – нет бы кофе уставшему путешественнику принести!
Впрочем, глаза его улыбались, поэтому Митрофанова шарахаться от Романа или оправдываться не стала. Весело откликнулась:
– Меня вводят в курс местных реалий. Познакомьтесь. Дима – Роман.
Мужчины – слегка настороженно – пожали друг другу руки.
Артист подмигнул Наде и мгновенно начал речь на объявленную ею тему:
– О чем это я? Да. На йогу ходить не советую – это, конечно, сильно на любителя. Зато здесь отличный тренажерный зал. Еще можно на лошадях покататься. А на машине лучше не надо. Дороги узкие экстремально, я уже попробовал и благополучно помял бампер. Пришлось прокатчикам штраф платить. А сегодня хочу с горы на параплане слететь. Не составите компанию?
Дима оживился:
– Одного пустят? Или надо с инструктором?
– Я соврал, что у меня первый разряд, но европейцы – перестраховщики! – международный сертификат предъявить потребовали, – вздохнул Роман. – Поэтому придется пассажиром.
– Тогда неинтересно, – отмел Полуянов. Веско добавил: – Я на такси не люблю, лучше за рулем.
– А я бы хотела, – вырвалось у Нади.
– Готов сопроводить и всячески опекать, – мигом предложил свои услуги Роман.
И снова взглядом своим синим ее буквально прожег.
Но разве Полуянов, противный собственник, даст своей женщине свободу? Надю будто не услышал, покачал головой:
– Нет, спасибо. Мы лучше в Беладжио съездим.
– Что ж. Хорошего вам дня! – не стал настаивать Роман.
А Дима – когда новый знакомый отошел – проворчал под нос:
– Хлыщ какой-то!
Надя защищать артиста, конечно, не стала – Полуянов тогда совсем взбесится. Но проводила Романа откровенно заинтересованным взглядом. Она прежде ни разу не общалась вживую с артистами, но считала их заочно примитивными, самовлюбленными созданиями. Но этот оказался очень даже ничего!
Полуянов (противный психолог!) усмешливо поднял бровь:
– Уже замену мне ищешь? Безработному журналисту?
– Глупости, Димка, не говори! – возмутилась она.
Но покраснела.
– И я тебя понимаю, – самоуничижительно буркнул Полуянов. – Зачем я тебе? Неудачник, изгой?
Совершенно очевидно сгущал краски, но обычную в последнее время песню («Не переживай, милый, все устаканится») Надя завести не успела. К их столику подошла хозяйка экологической фермы, Луиза. Несмотря на вычурное имя и начальственный статус, одета женщина была совсем просто: в льняном сарафане, босиком, на шее простенькие, деревянные, но стильные бусы.
Полуянов прошелся взглядом по ее точеной фигурке, задержался на лице со свежим, безо всяких вспомогательных средств, румянцем – и мигом оживился. Вскочил, поцеловал хозяйке ручку, чуть задержал ее ладонь в своих. И продолжил распушать хвост. Уговорил присесть за их столик, начал расспрашивать – давно ли в Италии, как здесь живется. Старательно разыгрывал роль заинтересованного, чуткого журналиста: «Вы мне экскурсию по своим владениям устроите? Я бы где-нибудь в ваших полях денек-другой поработал, на общественных началах! Люблю крестьянский труд!» (Совершеннейшее вранье.)
Хозяйка (уже старушка, лет сорок, сколько ни молодись) атаку Полуянова принимала с видимым удовольствием. И к концу завтрака Луиза с Димой уже запланировали: совместное путешествие на лошадях, прогулку по макушкам деревьев, катание по озеру на виндсерфах. (Хотя Дима прекрасно знал, что Митрофанова подобных увеселений на грани экстрима боится и участвовать в них не будет.)
Луиза перехватила ее взгляд, встревожилась:
– Надя, вы на что-то сердитесь?
– Нет-нет, что вы! – светски улыбнулась библиотекарша.
Но про себя решила: пусть Димка обхаживает старушку, ей не жалко. Укорять журналиста она не будет. Лучше – если получится – ему с красавцем-актером отомстит.
Ну, а помимо экскурсий, отличной домашней еды и хмельного вина[3] очень Надю будоражил Роман. Как она его называла, сосед.
Удивительный человек! Ему бы – с фантастической фигурой и лицом античного бога – взирать на всех, будто сам на Олимпе, а остальные мизинца его не стоят. Но нет: всегда компанейский, галантный, веселый. И анекдот расскажет, и комплиментами осыплет.
Надя всегда радовалась, когда Рома подсаживался за их столик во время ужина. Любовалась им, будто шедевром – прекрасным, но недостижимым. Античный бог, да и только.
Впрочем, вел себя Рома очень даже по-человечески. Как положено русскому туристу на курорте, старался все радости жизни ухватить. Сколько хозяйка экофермы ни пыталась приобщить начинающего актера к упорядоченной жизни, до йоги Роман так и не дошел и на чинные дневные экскурсии не ездил.
– Мне больше нравится ночную жизнь изучать, – признавался он Наде с Димой.
И рассказывал: про танцы на песке в танцевальном клубе Менаджио, про турнир по покеру в казино Лугано, про пивную вечеринку в особняке, куда его пригласили знакомые итальянцы.
«Наверняка и девчонку итальянскую себе завел», – вздыхала про себя Надя.
Впрочем, Рома – по крайней мере, при ней – успехами своими не хвастался. И, пусть был постоянно под газом, вел себя не противно, как большинство выпивших. Наоборот – искрился остроумием, готов был обнять весь мир вокруг.
А как он слушать умел, как расспрашивать:
– У тебя, Надюша, такса? Толстячок? Котлетки небось любит, гулять ленится? А ночью норовит в постель забраться, погреться?
Сразу хотелось все ему рассказать: и про собаку, и про себя.
Тем более что Полуянов тоже не без греха. Едва завидит их хозяйку, Луизу, сразу к ней, светскую беседу вести. И руки ее (пусть натруженной, без маникюра) так и норовит коснуться. Вряд ли, конечно, они целуются или, пуще того, за Надиной спиной вместе спят, но все равно было неприятно.
…В последний их вечер в Италии Надя с Димой расслаблялись в шезлонгах. Днем они ездили – опять в компании Луизы – в Милан. Фотографировались у Дуомского собора, посетили музей театра Ла Скала, прогулялись по улице бутиков Монте Наполеоне.
Полуянов, утомленный впечатлениями, задремал – как и обещал, отсыпался в Италии на год вперед. Митрофанова же смаковала кампари с апельсиновым соком и любовалась бесчисленными яхточками и яхтами, заполонившими озеро.
Настроение – благостное, но немного было ей жаль, что ярко-красное солнце уже упало за горизонт, все тише поют птицы и последний их день в Италии почти закончен.
…Хотя для Романа приключения только начинались. Надя нет-нет да взглядывала в незанавешенное окошко его домика. Вот актер – что за божественный торс! – встал с постели. Побродил по комнате, оделся, закурил. Дымок, который струился из форточки, пах странно: травянисто, резко.
Рома увидел, что Надя на него смотрит, дружески помахал рукой. А через минуту, крадучись, словно пантера – грациозный, опасный, – приблизился к шезлонгам и поманил девушку за собой.
Полуянов молча переоделся в домашнее. Рубашку, против обычая, не на кровать швырнул, а дисциплинированно отнес в бак с грязным бельем. Вымыл руки – хотя обычно, будто маленькому, приходится напоминать.
«Не просто хмурый, но еще и послушный. Тревожный симптом», – заволновалась Надя.
Но вид продолжала сохранять самый благодушный, приветливый. Весело объявила:
– Сегодня на ужин у нас шашлык. Настоящий. Я сделала в маринаде на минералке, как ты любишь! И пожарила в духовке, на шампурах.
Ждала, что хотя бы сейчас оттает, улыбнется, побежит к бару вино выбирать, но Димка лишь вяло улыбнулся:
– Отлично.
И взялся за мясо – нежнейшее, да с пылу, с жару – без малейшего аппетита.
Наде очень хотелось разразиться саркастическим: «Кто тебя накормил-то?» Но она снова удержалась. Хотя внутри вся кипела от возмущения. Как пропаганда смеет утверждать, будто у мужчин с женщинами в России равные права? Ты, как взмыленный пони, мчишься с работы – прямиком к плите, тут же бросаешься жарить-парить, даже чайку некогда выпить. А барин приходит точно к горячему ужину и ковыряется с кислым видом, ни спасибо тебе, ни слова ласкового.
А она – нет бы высказать суженому все, что о нем думает, дрожит: почему хмур, глаза отводит? Не последует ли сейчас – вечный ее тайный кошмар – реплика: «Извини, Надюшка, не знаю даже, как тебе сказать… кажется, наши отношения себя исчерпали»?
Только бы миновала сегодня гроза!
Димка, пусть без аппетита, мясо поклевал, овощами (тоже на гриле пожарила!) заел – и, счастье, повеселел, размяк. Привычным жестом обнял Надю за сдобную талию, чмокнул в щеку, румяную от кухонного жара, шепнул в ушко:
– Кормилица ты моя!
– Я-то думала: любимая женщина! – весело попеняла она.
– Ты – совершенство во всех ипостасях! – нашелся журналист. – Леди в гостиной, хозяйка на кухне…
Надя ждала: сейчас последует продолжение афоризма про спальню, и Димина рука опустится ей на бедро, но журналист (кажется, с сожалением) отстранился. Произнес:
– Надюха! Мне с тобой поговорить надо.
* * *
ДимаПлан – избавиться ото всех цепей разом – был хорош.
Но Митрофанова оказалась чуткой девочкой и повела себя сегодня исключительно правильно. Когда он явился, ни о чем выспрашивать не стала. И что коньячком попахивает от него, не начала пенять. В стиле смиренной тайки подала ужин, а потом, распахнув глаза, не перебивая, выслушала Димину историю. Когда в конце концов Полуянов закончил рассказом о сегодняшней нотации главного, Надежда сочувственно вздохнула: «Бедный Димочка!» А потом спросила участливо: «И что же ты дальше думаешь делать?»
Журналист коротко обрисовал подруге жизни дилемму: или – или. Или гордо уходить – или смириться, в стиле «рожденный ползать – летать не может». И ползать дальше.
– Значит, – с самоуничижительным пафосом заметил он, – начну живописать, как Стас Михайлов на вручении премии «Золотой мегафон» разлил вино на блузку Ваенге.
– Может, все-таки из «Вестей» уйти?
– Мне – уйти? – стал разоряться журналист. – Боже мой, Надя! Я с этой газетой, с «Молвестями», больше чем полжизни прожил! Я ведь туда еще школьником пришел, девятиклассником! Еще когда передовые печатали: «В Политбюро ЦК КПСС». Я тебя тогда не знал – ну, вернее, видел пару раз, но даже представить не мог, что мы с тобой рядом по жизни окажемся!
Надежда тут грустно подумала: «А я-то в тебя уже тогда влюблена была» – однако прерывать невенчанного мужа не стала. А тот продолжал нагнетать:
– Сколько всего у меня с этой газетой связано! Мы ведь и с тобой по-настоящему познакомились, когда я над темой для нее работал! И потом! Из каких я только переделок не выходил!
(«Мы выходили», – подумала про себя Надя.)
– И всегда – или почти всегда – меня старшие товарищи прикрывали, спасали, помогали. Тот же главнюга, надо отдать должное, – не раз. Я за собой газету чувствовал, силу ее! А сейчас?! – патетически изрек журналист.
– Ну и не надо, значит, из нее уходить, – мягко заметила Митрофанова.
– А что же делать – смириться?! – ощетинился Дмитрий.
– Тоже не обязательно. Ты ведь можешь статью свою где хочешь все-таки опубликовать. Мало ли чего главный не рекомендовал… Ты – свободный человек, в крепостных у своего Анатолия Степановича не числишься!
– Предлагаешь объявить ему войну?
– Мудрецы бы про твой случай сказали: если не можешь решить, что делать, не делай пока ничего, – пожала плечами она. – Возьми тайм-аут. Но не тупо, раз за разом, обсасывай в мозгах ситуацию, а наоборот – полностью от нее отключись. Впади в анабиоз.
– Предлагаешь лечь на диван и уставиться в потолок? – саркастически молвил журналист.
– Можно поинтересней. Ты в отпуске в этом году был?
– Сама знаешь, что нет, – проворчал журналист.
– И в прошлом году – тоже. Подготовка на Черном море очерка «Небесный остров»[1] и последующее лечение, я думаю, в счет отдыха не идет. Вот и надо тебе сейчас сбежать из Москвы. Расслабиться полностью, на пару недель. «Молодежные вести» тебе отпуск оплачивать обязаны. Не дарить же им! А потом решишь: или оставаться, или уходить.
Журналист осекся. Задумался. Хмыкнул, с оттенком шовинизма:
– Смотри-ка! Оказывается, и ты можешь дельные советы давать!
Надя горько подумала: «А ты только заметил?» – но опять-таки ничего не сказала. Еще не хватало им сейчас отношения выяснять!
– Да я вообще супер, – улыбнулась Надежда.
– А я? – подбоченился журналист. Настроение Полуянова – после того как он высказал все, что накипело, а близкий человек выслушал и понял – чудесным образом улучшилось.
– Ты тоже умник и гигант, – польстила гражданскому мужу Митрофанова. – И все у тебя с работой будет хорошо. Таких журналистов, как ты, еще поискать!
Когда она говорила последние слова, Димка уже обнимал ее и целовал в шейку.
– Ну, поищи, – промурлыкал он.
– И поищу, – прошептала она, запуская руки ему в шевелюру.
* * *
На следующий день Надя явилась на работу без настроения. Да, вчера она изо всех сил старалась убедить Диму, что все в порядке, обычный у него рабочий конфликт, с кем не бывает.Но только прекрасно уже изучила любимого. И чувствовала: на компромисс с главнюгой Димочка не пойдет. Не тот у него характер. Уйдет, скорее всего, из «Вестей», да еще дверью на прощание хлопнет со всей силы. И никакой отпуск в банальном Египте положения не изменит.
Наде совсем не хотелось, чтобы Полуянов отправлялся в свободное плавание. Причем отнюдь не финансовый вопрос девушку смущал. Сейчас Димка в жизнь включен, при хорошей должности, при статусе. А окажется на вольных хлебах – совсем неизвестно, как жизнь повернется. Станет себя оппозиционером считать, начнет по митингам ходить или сутками в Твиттере сидеть. А то, еще хуже, запьет от невостребованности. Будет искать утешения в объятиях посторонних женщин.
В общем, совсем грустная перспектива: и для Димы лично, и для их отношений.
…Как назло, еще читателей в библиотеке полно, посидеть, спокойно подумать – никакой возможности. Плюс жара в городе, а кондиционеров в библиотеке нет.
Надя в своем деловом костюмчике просто не знала, куда от духоты деваться. Посетительницы – хотя явились многие в сарафанах, в кофточках с декольте – тоже над своими талмудами склонились все красные, кто газеткой, кто веером обмахивается. Будто в литейном цехе они, а не в библиотеке!
Одна Ирина Андреевна – любимая Надина читательница – выглядела сегодня свежей и бодрой. При том, что одета была в строгое льняное платье с рукавами две трети.
– Как вам удается жару игнорировать? – не без зависти в голосе поинтересовалась Надя.
Женщина заговорщицки улыбнулась:
– Меня научили одной очень полезной вещи. Называется «охлаждающее дыхание». Смотри, Надя. Складываешь очень узким колечком губы, сворачиваешь в трубочку язык – и втягиваешь воздух. Представляешь при этом, будто холодную воду через соломинку пьешь. Попробуй!
– И поможет? – недоверчиво произнесла Митрофанова.
– Через пять минут – гарантированно, – заверила читательница.
И – вот удивительно! – сработало. Даже холодно стало, хотя термометр в зале плюс двадцать восемь показывал.
– Где вы этому научились? – заинтересовалась Надя.
– На экологической ферме, – усмехнулась Ирина Андреевна.
– Где-где?!
– Я недавно в Италию ездила и останавливалась не в гостинице, а в частном доме. В деревеньке на озере Комо. Там удивительная хозяйка, бывшая наша. Представляете: в старинном замке – он ее мужу принадлежит – организовала что-то вроде частной гостиницы. Еда – только натуральная, все продукты со своего огорода и фермы. Свое молоко. Лошадки. По утрам – уроки йоги для начинающих, вроде нас с вами. Я сначала боялась ходить, у меня спина проблемная, так Луиза уговорила – теперь бегаю, словно девочка! Ну, и еще много полезных вещей узнала. Про охлаждающее дыхание, например. Плюс Италию посмотрела, Швейцарию – там рядом. Хозяйка такие интересные экскурсии проводит вдали от туристических троп!
– Умеете вы, Ирина Андреевна, жить, – улыбнулась Митрофанова.
– А тебе кто мешает? – усмехнулась женщина. – Могу ссылочку на сайт этой фермы дать. Стоит, между прочим, копейки – Луиза свое дело только начинает, поэтому скидки дает огромные.
И добавила:
– Если на душе тяжело – самое место, куда стоит поехать.
«А ведь мысль! – пронеслось у Митрофановой. – Вдруг к Полуянову моему как раз там просветление придет?»
* * *
Надя даже не поняла – понравилась ли Димке ее идея насчет необычного отпуска?Поехать на экологическую ферму тот согласился, хотя счастливым совсем не выглядел. Буркнул: «Вечно придумаешь ты, Митрофанова… Ладно. Хоть отосплюсь там, в глуши».
Надя же, наоборот, летала, точно на крыльях. И очень надеялась, что этот их с Димкой совместный отпуск окажется куда удачней, чем предыдущий[2].
* * *
В первый их день в Италии, в экологической деревне на озере Комо, девушка пробудилась, когда часы на ратуше пробили семь утра.Невозможно спать, если в открытое окно рвется запах свежей травы, озерной сырости, теплых булочек. «Выпить кофе на террасе и посмотреть, как просыпается озеро? Или сбегать искупаться? Или ласково – очень ласково! – вызволить Димку из объятий Морфея?»
Но Полуянов почивал совершенно безмятежно, и Надя решила его не будить. Умылась, оделась в спортивное и тихонько выскользнула из домика. Хозяйка фермы вчера, кажется, что-то говорила про йогу? В 7.15 утра?
До чего удивительно начинать день не по звонку будильника, без спешки, торопливого кофе. Из дома выходить не в угрюмый подъезд, но во влажную от росы траву.
Озеро искрилось у подножия холма, черепаха, обитавшая в искусственном прудике, вылезла из воды, подставила панцирь солнцу, пара гусей-горлопанов в загородке шумно, очень по-итальянски, обсуждала последние новости.
К витавшему в воздухе аромату выпечки теперь примешивался запах отличного кофе. «Лучше начну-ка я – вместо йоги – утро традиционно, – решила Митрофанова. – С завтрака».
И отправилась на террасу с видом на озеро, где подавали еду.
Тут все блистало чистотой, на столах – букеты полевых цветов и белоснежные, с вышивкой, по всем признакам – рукодельные, салфетки. На фарфоровых блюдах белел козий сыр, золотилось домашнее масло, румянилась гигантских размеров черешня.
Надя вспомнила, как ворчал Полуянов («Везешь меня куда-то в колхоз!»), и улыбнулась.
Хорошо, что она решила не нарушать гармонию здешнего утра не очень уместной йогой. Местная, итальянская культура — не в физических упражнениях, а в «ристретто» и свежей выпечке. Одинокий ранний завтрак, что может быть лучше!
Но на террасе Митрофанова оказалась не одна. В самом дальнем углу, в низком шезлонге, восседал, возложив босые ноги на парапет, черноволосый мужчина. Смуглый, глаза – ослепительно-синие, будто небо над тропическим островом. Шелковая гавайская рубаха расстегнута, мускулы и кубики из-под нее выглядывают очень даже аппетитные. Джеймс Бонд, да и только!
– Бонжорно, – смущенно пробормотала Надя.
Русские мужики подобного экстра-класса ее обычно не замечали. Но черноволосый мгновенно вынырнул из нирваны. Сигаретку отложил, кофе отставил, резво вскочил на ноги, заулыбался:
– Бонжорно, синьорина!
Хорош! Глаз горит, на щеках ямочки. И лицо – в отличие от Димкиного, в последнее время постоянно озабоченного – беспечное, просто одна сплошная декларация на тему: «Да здравствует дольче вита!»
Сердчишко сразу дрогнуло. Вечная Надина проблема: ей бы по себе мужчину выбирать, доброго, домашнего, неприметного – но нравились всегда писаные красавцы. Беззаботные, успешные, острые на язык.
Надя растерянно улыбнулась незнакомцу и отправилась наливать себе сок. Но денди – нет, вернуться бы в свой шезлонг! – потянулся за ней, галантно предложил:
– Orange? Apple?
– Оранж, пер фавор, – пролепетала Надя.
Красавчик в ответ радостно улыбнулся:
– Вы наша, что ли?
– Да, – неловко буркнула Митрофанова.
Надеялась: отстанет разочарованно, но фотомодель сиял, будто она – миллионерша, голливудский продюсер и королева красоты в одном флаконе. Взгляд его одновременно и ласкал, и манил, и подбадривал.
Налил ей апельсинового соку, посоветовал дружески:
– Вот эти желтые катышки, они «нут» называются, не берите, послушайте старожила. Категорически безвкусные. Лучше козий сыр, с виноградом и медом.
Сигарету свою недокуренную раздавил в пепельнице, подхватил недопитую чашку кофе, молвил:
– Позволите вам компанию составить?
А ей и радостно от того, что писаный красавчик откровенно клеится, и не по себе. Жизненный опыт вкупе с родимыми, российскими традициями шепчут на ухо: «Зачем ты ему сдалась? Что за цель парень преследует? Он вор? Маньяк? Жиголо?»
К тому же у Нади черта: со своими, с тем же Полуяновым, держалась непринужденно, могла поострить, посмеяться. Но в присутствии незнакомых, да столь блестящих, всегда вела себя словно неуклюжая, ершистая девочка-подросток.
– Я Роман. – Мужчина протянул ей теплую, мускулистую руку.
– Надя. Вы тоже здесь отдыхаете? – Митрофанова изо всех сил старалась казаться небрежной, по-европейски расслабленной.
– Ну да, у меня винный тур, – хмыкнул тот. – Хотя Луиза, хозяйка наша, на меня ворчит. И пытается к здоровому образу жизни приобщить. Но как в Италии – без вина домашнего, без миланской салями, без граппы на диджестивчик? – виновато вздохнул. – Сегодня, правда, уговорила. На йогу встал. Но не дошел.
– Аналогично, – растянула губы в улыбке Надя.
Почему, собственно, она всегда ждет подвоха от уверенных в себе красавцев-мужчин? Ну, скучно ему стало медитировать на террасе одному, вот и завел светскую, ни к чему не обязывающую беседу.
– Мясное здесь не подают ни в каких видах, – продолжал болтать Рома. – Экологическая ферма, блин! Салями, хамончик приходится в сельпо покупать. Вчера принес на завтрак, а Луизкина дочка – ей лет шесть – смотрит на меня в ужасе и спрашивает: «Дядя, вы людоед?»
Надя улыбнулась. Внимательно взглянула на Романа. Что-то знакомое ей виделось в разрезе его ослепительных глаз. В манере говорить, усмехаться, выразительно вскидывая правую бровь. Девушка неуверенно произнесла:
– Мы с вами раньше никогда не встречались?
– Если бы я вас увидел – не забыл бы никогда! – последовал мгновенный ответ.
А в глазах мужчины на мгновение вспыхнула искорка довольства.
– Вы… певец? Артист? – предположила Надя.
Молвила – и смутилась. Кажется, все эти звезды жутко обижаются, если их по имени не признают и немедленно автограф не просят.
Но Роман, наоборот, обрадовался. Весело произнес:
– Ура! Слава нашла меня!
И (Наде показалось, что искренне) добавил:
– Даже странно, Надя, что вы меня видели где-то. Артист я начинающий. Парочка ролей второго плана да «Каникулы в Бразилии». И то выгнали практически на третий день. А на хлеб зарабатываю тем, что корпоративы веду. Не в «Газпроме», естественно, – туда Урганта приглашают. А вы чем занимаетесь?
Надя рассказала.
Полуянов всегда шутил, что у любого нормального человека, который название ее должности услышит, должно от скуки скулы сводить. Но Рома пришел в совершеннейший восторг:
– Потрясающе! Столь прекрасная девушка – и библиотекарь! А вы когда-нибудь замечали, что каждая книга пахнет абсолютно по-своему?
– Конечно, – кивнула Надя.
– Я бы прямо курсовую работу об этом написал! У меня вообще что-то типа наркомании: обожаю книжные запахи сравнивать. От желтых, ветхих страниц просто в экстаз прихожу. Пустите к себе в историко-архивную? Первое издание «Путешествия из Петербурга в Москву» понюхать?
– Его на руки не дают. Только фотокопию, – просветила Митрофанова.
– Ну да. Я понимаю. Борьба с наркоманией в разгаре! – сморщил нос Роман.
А Надя не удержалась, произнесла:
– Вы такой смешной!
– А вы – настолько очаровательны! – мгновенно парировал молодой человек. – Не желаете после завтрака вместе отправиться на прогулку?
И Митрофанова – вот она, волшебная сила мужского артистизма и обаяния! – едва не кивнула.
Но тут – вовремя или, наоборот, нет – на террасу ввалился Полуянов. Строго заявил:
– Так, Надька! Бросила меня, исчезла куда-то – нет бы кофе уставшему путешественнику принести!
Впрочем, глаза его улыбались, поэтому Митрофанова шарахаться от Романа или оправдываться не стала. Весело откликнулась:
– Меня вводят в курс местных реалий. Познакомьтесь. Дима – Роман.
Мужчины – слегка настороженно – пожали друг другу руки.
Артист подмигнул Наде и мгновенно начал речь на объявленную ею тему:
– О чем это я? Да. На йогу ходить не советую – это, конечно, сильно на любителя. Зато здесь отличный тренажерный зал. Еще можно на лошадях покататься. А на машине лучше не надо. Дороги узкие экстремально, я уже попробовал и благополучно помял бампер. Пришлось прокатчикам штраф платить. А сегодня хочу с горы на параплане слететь. Не составите компанию?
Дима оживился:
– Одного пустят? Или надо с инструктором?
– Я соврал, что у меня первый разряд, но европейцы – перестраховщики! – международный сертификат предъявить потребовали, – вздохнул Роман. – Поэтому придется пассажиром.
– Тогда неинтересно, – отмел Полуянов. Веско добавил: – Я на такси не люблю, лучше за рулем.
– А я бы хотела, – вырвалось у Нади.
– Готов сопроводить и всячески опекать, – мигом предложил свои услуги Роман.
И снова взглядом своим синим ее буквально прожег.
Но разве Полуянов, противный собственник, даст своей женщине свободу? Надю будто не услышал, покачал головой:
– Нет, спасибо. Мы лучше в Беладжио съездим.
– Что ж. Хорошего вам дня! – не стал настаивать Роман.
А Дима – когда новый знакомый отошел – проворчал под нос:
– Хлыщ какой-то!
Надя защищать артиста, конечно, не стала – Полуянов тогда совсем взбесится. Но проводила Романа откровенно заинтересованным взглядом. Она прежде ни разу не общалась вживую с артистами, но считала их заочно примитивными, самовлюбленными созданиями. Но этот оказался очень даже ничего!
Полуянов (противный психолог!) усмешливо поднял бровь:
– Уже замену мне ищешь? Безработному журналисту?
– Глупости, Димка, не говори! – возмутилась она.
Но покраснела.
– И я тебя понимаю, – самоуничижительно буркнул Полуянов. – Зачем я тебе? Неудачник, изгой?
Совершенно очевидно сгущал краски, но обычную в последнее время песню («Не переживай, милый, все устаканится») Надя завести не успела. К их столику подошла хозяйка экологической фермы, Луиза. Несмотря на вычурное имя и начальственный статус, одета женщина была совсем просто: в льняном сарафане, босиком, на шее простенькие, деревянные, но стильные бусы.
Полуянов прошелся взглядом по ее точеной фигурке, задержался на лице со свежим, безо всяких вспомогательных средств, румянцем – и мигом оживился. Вскочил, поцеловал хозяйке ручку, чуть задержал ее ладонь в своих. И продолжил распушать хвост. Уговорил присесть за их столик, начал расспрашивать – давно ли в Италии, как здесь живется. Старательно разыгрывал роль заинтересованного, чуткого журналиста: «Вы мне экскурсию по своим владениям устроите? Я бы где-нибудь в ваших полях денек-другой поработал, на общественных началах! Люблю крестьянский труд!» (Совершеннейшее вранье.)
Хозяйка (уже старушка, лет сорок, сколько ни молодись) атаку Полуянова принимала с видимым удовольствием. И к концу завтрака Луиза с Димой уже запланировали: совместное путешествие на лошадях, прогулку по макушкам деревьев, катание по озеру на виндсерфах. (Хотя Дима прекрасно знал, что Митрофанова подобных увеселений на грани экстрима боится и участвовать в них не будет.)
Луиза перехватила ее взгляд, встревожилась:
– Надя, вы на что-то сердитесь?
– Нет-нет, что вы! – светски улыбнулась библиотекарша.
Но про себя решила: пусть Димка обхаживает старушку, ей не жалко. Укорять журналиста она не будет. Лучше – если получится – ему с красавцем-актером отомстит.
* * *
Ох, нравилась Наде Италия – страна изящная, непринужденная, дружелюбная, слегка взбалмошная. И очень здорово, что они здесь не в отеле живут, а почти что в гостях. Луиза, конечно, ее раздражала – тем, что постоянно ворковала с Полуяновым, но отдых им организовала отменный. Изо всех сил старалась развлечь гостей, показать им все самое интересное. Возила Надю с Димой в городок Варенну, где протекает самая короткая в мире река, длиною всего пару десятков метров. Показала СПА-центр с изумительными термальными ваннами. Наде особенно понравилась одна, где лежишь в бассейне, на открытом воздухе, на спине, уши погружены в воду, а оттуда, из глубин, медитативная музыка доносится. И любуешься снежными шапками гор.Ну, а помимо экскурсий, отличной домашней еды и хмельного вина[3] очень Надю будоражил Роман. Как она его называла, сосед.
Удивительный человек! Ему бы – с фантастической фигурой и лицом античного бога – взирать на всех, будто сам на Олимпе, а остальные мизинца его не стоят. Но нет: всегда компанейский, галантный, веселый. И анекдот расскажет, и комплиментами осыплет.
Надя всегда радовалась, когда Рома подсаживался за их столик во время ужина. Любовалась им, будто шедевром – прекрасным, но недостижимым. Античный бог, да и только.
Впрочем, вел себя Рома очень даже по-человечески. Как положено русскому туристу на курорте, старался все радости жизни ухватить. Сколько хозяйка экофермы ни пыталась приобщить начинающего актера к упорядоченной жизни, до йоги Роман так и не дошел и на чинные дневные экскурсии не ездил.
– Мне больше нравится ночную жизнь изучать, – признавался он Наде с Димой.
И рассказывал: про танцы на песке в танцевальном клубе Менаджио, про турнир по покеру в казино Лугано, про пивную вечеринку в особняке, куда его пригласили знакомые итальянцы.
«Наверняка и девчонку итальянскую себе завел», – вздыхала про себя Надя.
Впрочем, Рома – по крайней мере, при ней – успехами своими не хвастался. И, пусть был постоянно под газом, вел себя не противно, как большинство выпивших. Наоборот – искрился остроумием, готов был обнять весь мир вокруг.
А как он слушать умел, как расспрашивать:
– У тебя, Надюша, такса? Толстячок? Котлетки небось любит, гулять ленится? А ночью норовит в постель забраться, погреться?
Сразу хотелось все ему рассказать: и про собаку, и про себя.
Тем более что Полуянов тоже не без греха. Едва завидит их хозяйку, Луизу, сразу к ней, светскую беседу вести. И руки ее (пусть натруженной, без маникюра) так и норовит коснуться. Вряд ли, конечно, они целуются или, пуще того, за Надиной спиной вместе спят, но все равно было неприятно.
…В последний их вечер в Италии Надя с Димой расслаблялись в шезлонгах. Днем они ездили – опять в компании Луизы – в Милан. Фотографировались у Дуомского собора, посетили музей театра Ла Скала, прогулялись по улице бутиков Монте Наполеоне.
Полуянов, утомленный впечатлениями, задремал – как и обещал, отсыпался в Италии на год вперед. Митрофанова же смаковала кампари с апельсиновым соком и любовалась бесчисленными яхточками и яхтами, заполонившими озеро.
Настроение – благостное, но немного было ей жаль, что ярко-красное солнце уже упало за горизонт, все тише поют птицы и последний их день в Италии почти закончен.
…Хотя для Романа приключения только начинались. Надя нет-нет да взглядывала в незанавешенное окошко его домика. Вот актер – что за божественный торс! – встал с постели. Побродил по комнате, оделся, закурил. Дымок, который струился из форточки, пах странно: травянисто, резко.
Рома увидел, что Надя на него смотрит, дружески помахал рукой. А через минуту, крадучись, словно пантера – грациозный, опасный, – приблизился к шезлонгам и поманил девушку за собой.