Нехорошо, конечно, шептаться за Диминой спиной, но журналист-то сегодня весь день с Луизой ворковал! И все время получалось, что на узких миланских улочках он все время оказывался с полуитальянкой рядышком, а Митрофановой приходилось плестись позади.
Что ж, представился случай поквитаться.
Надя тихонько встала, приблизилась к актеру.
– У меня для тебя подарок! – одними губами шепнул ей Роман.
И протянул девушке крошечную книжицу в серебряном переплете.
– Старинная, девятнадцатый век. В антикварной лавке купил.
Митрофанова восхищенно распахнула миниатюрное, не больше спичечного коробка, чудо.
Сонеты Петрарки. На итальянском. Бумага – тонюсенькая, пожелтевшая от времени.
– Потрясающе! – искренне выдохнула она.
– Мне тоже понравилась, – улыбнулся Роман. – А понюхай, как пахнет! Стариной. Чужими тайнами. Страстью.
Надя смутилась. Виновато обернулась на спящего Диму. Пробормотала:
– Это же очень дорого, наверное!
– Ерунда! Я вчера в казино джек-пот взял, – отмахнулся Роман.
И – будто никакого Полуянова в десяти метрах от них – требовательно Надю обнял. А она – позор! – оттолкнула его вовсе не сразу. В первые пару секунд – подалась к нему, прижалась, ощутила каждой своей клеточкой молодое, сильное тело. Лишь потом отстранилась, произнесла строго:
– Рома, я не могу. Прости.
– Ты потрясающая. Удивительная. Уникальная, – грустно произнес актер. – Мне очень жаль, что ты не со мной.
Целомудренно поцеловал ее в щеку и, сутулясь, двинулся прочь.
А Надя еле удержалась, чтоб не броситься вслед. Стояла растерянно, на лужайке. То на спящего, пусть ветреного, но такого родного и любимого, Диму посмотрит. То на Романа, который дразнил, манил. И уходил от нее все дальше.
За спиной вдруг раздался сочувственный голос:
– Трудно против него устоять!
Надя резко обернулась – Луиза. Опять босиком, совсем неслышно подкралась.
Митрофанова насупилась, покраснела. Хозяйка экофермы, получается, видела, как они с актером обнимались?
Женщина улыбнулась:
– Надя, не волнуйся. Я слепа и глуха. Хочешь рюмочку граппы?
– Н-нет, спасибо.
Луиза опустилась в свободный шезлонг, пожаловалась:
– Устала… Мы ж сегодня с вами весь день на ногах. А легла я вчера только в три часа ночи. Романа спасала.
– Это как? – удивленно произнесла Надя.
– Он в Лугано отправился. В казино. И все проиграл. А такси оттуда – двести евро. Пришлось ехать, вызволять. Все-таки он постоялец, я в какой-то степени за него отвечаю.
Надя нащупала в кармане сарафана изящную книжицу в серебряном переплете. Пробормотала:
– А мне говорил, что выиграл!
– Ему сегодня деньги переводом из России прислали, – просветила Луиза. – Агента своего, кажется, попросил. В счет будущих гонораров.
Женщина вздохнула:
– И понимаешь, что глупо себя мальчик ведет, жизнь прожигает, здоровье гробит, – но невозможно на него злиться.
– Мне показалось… – неуверенно произнесла Надя, – он сегодня какие-то странные сигареты курил. С необычным запахом.
– Гашиш, – кивнула Луиза. – Вчера купил. У нас же пусть итальянская, но деревня, все на ладони. Мне уже рассказали.
– Я бы постаралась его остановить, – твердо произнесла Надя.
– Я все-таки не нянька ему, – усмехнулась хозяйка. – Как я могу остановить? Запереть? Читать морали, угрожать – взрослому человеку? – Добавила грустно: – Творческим людям, наверно, надо как-то подзаряжаться. А убедить Рому, что йога может помочь лучше наркотиков, я не смогла.
…Где-то совсем близко взревела мотором легковушка.
– Рома. Опять на дискотеку помчался, – с материнской снисходительностью улыбнулась Луиза.
– На машине? – удивилась Надя.
– Ну да. Я ему ключи от своего «Фольксвагена» дала, – объяснила хозяйка экофермы. – Пусть сам себя возит. Не могу же я ночами таксистом работать!
– Он ведь травку курил! – встревожилась Митрофанова.
– Легкий, натуральный продукт, – отмахнулась Луиза. – У надежного человека купил. А полицейских у нас тут почти не бывает.
У Нади же в голове пронеслось: «Лучше б я не отталкивала его! Остался бы здесь. Как он поедет – ночью, нетрезвый, по узким дорогам?!»
Укоризненно произнесла:
– Зря вы его отпустили!
Луиза твердо выдержала гневный Надин взгляд. Пожала плечами:
– Надя, концепция моей экофермы: чтобы все гости, любой из них, были здесь счастливы. Делали то, что приносит им, всем и каждому, удовольствие. У вас – свое понятие о хорошем отдыхе. У Ромы – другое. Ваша позиция, не скрою, мне ближе, но и против его воли я пойти не могу.
Она легко поднялась, взглянула на часы:
– Время ужинать. Буди Димочку, приходите.
И заторопилась в сторону кухни.
А Надя бегом бросилась в домик. Еще раз полюбовалась серебряной книжечкой. Спрятала ее в дальний уголок чемодана.
На сердце было одновременно и радостно, и тревожно. Может быть, ей все же встретиться с Романом? В Москве, когда Дима не будет постоянно с ней рядом?
…За ужином Митрофанова сидела нервная, настороженная. Против обычая, позволила себе целых три кампари, хотя никогда больше одного коктейля не пила.
– Что-то ты сегодня сама не своя, – удивленно констатировал Полуянов.
Сам сидит добрый, благостный – отъелся на экологически чистых кормах, отоспался, помолодел.
Ответить Надя не успела – к их столику подошла Луиза. Обратилась к Диме:
– Не хотите в ночной клуб сходить? Суббота, будет весело!
– Только если с вами! – оживился журналист. – Поехали, Луиза!
Женщина развела руками:
– Нет. Сегодня никак не могу. Но вас, если хотите, отвезу. Мне все равно нужно в город по делам, ночной клуб по пути.
И – за Димкиной спиной – заговорщицки Наде подмигнула. Кажется, Луизу откровенно забавляло наблюдать, как Митрофанова борется со своей симпатией к беспутному актеру Роману.
«Но я к нему – на дискотеке – даже не подойду», – решила Надежда.
И подумала: «Ох, глупо я себя веду! Как сумасшедшая – лет пятнадцати от роду! – девчонка».
Вихрем бросилась в домик, извлекла из чемодана косметичку, накрасилась – куда ярче, чем обычно. Платье с открытой спиной, каблуки. Зачем, казалось бы, – все равно Романа, в присутствии Димы, обольщать не получится! Но то ли кампари на нее действовал, то ли просто раздражала Димкина святая уверенность, что она навечно при нем, никуда не денется, пока сам не прогонит.
…Но, когда приехали в ночной клуб, поняла: Роман ее вовсе не ждал. Молодой актер сидел за столиком в окружении трех девчонок – одна другой краше. Разноцветные коктейли в бокалах, заразительный смех. Ей – будто неприкаянной дальней родственнице – дружески помахал рукой и больше внимания не обращал.
Димка, конечно, не удержался от злорадной реплики:
– Твой Ромео не теряется.
– Свободный человек, имеет право. – Надя изо всех сил постаралась, чтобы фраза получилась равнодушной.
Что, интересно, сказала бы по поводу сложившейся ситуации ее мудрая приятельница из библиотеки Ирина Андреевна? Даже думать не надо: «Радуйся тому, что есть! Ты ведь не одна здесь, а с собственным, замечательным молодым человеком».
И Надя потянула Димку на танцпол, крепко прижалась во время медленного танца, нежно пробежалась пальчиками по его густым бровям, точеному профилю. Промурлыкала:
– Ты у меня… настоящий итальянский мачо!
– Ты тоже – очень даже аппетитная штучка, – он по-свойски ущипнул Надю за попку.
Косил, конечно, журналист глазом на симпатичных, совсем юных девиц, которые переполняли клуб. Но танцулек с посторонними себе не позволял. Послушно бегал к стойке за коктейлями для Надежды. Когда к ним привязался пожилой, очень нетрезвый итальянец, продававший вяловатые розы, безропотно купил своей спутнице букет.
А Романовы девчушки (по виду – американские школьницы в европейском турне, во всяком случае, говорили по-английски) своему единственному кавалеру просто в рот смотрели. Дружно хихикали над анекдотами (бородатейшими, Надя подслушала). Смешно отпихивали друг друга, когда диджей ставил медленные композиции.
Надя же с непонятной злостью подумала: «Надо будет книжку ему вернуть. Завтра с утра на порог его домика положу».
…Веселились до закрытия клуба. В три часа ночи диджей с типично итальянской фамильярностью предложил всем посетителям «дружно выйти вон». Роман вдруг отставил своих поклонниц. Пошатываясь, подошел к Наде с Димой. Ослепительно улыбнулся:
– На посошок?
– Давай, – согласился Полуянов. Великодушно предложил: – Если ты сейчас домой, можем вместе на такси.
– Лучше вы со мной! – браво отозвался Роман. – Я н-на м-машине.
И покачнулся.
Надя занервничала. Актерчик, конечно, проявил себя ветреной сволочью, но все равно они должны его остановить. Нельзя ему сейчас за руль!
Она шепнула Полуянову:
– Дима, скажи ему!
Но журналист лишь плечами пожал:
– Нет, Рома, мы с тобой не поедем.
– Оставь машину здесь, – поспешно добавила Надя. – Завтра с утра заберешь!
– Д-делать мне больше нечего! Я в отличной форме! – пьяновато ухмыльнулся актер.
– Счастливой тебе дороги, – холодно улыбнулся Полуянов. И потянул свою спутницу: – Пошли, Надюшка.
Что ей оставалось? Только последовать за своим невенчанным мужем.
Такси пришлось ждать довольно долго, и Надя прекрасно видела, как Роман, точно курочек, грузит своих девчонок в Луизин «Фольксваген». Лихо трогается с места. Цепляет бампером высокий бордюр, выезжает на шоссе. И тут же его обгоняет, вспыхивая проблесковыми маячками, полицейская машина. Тормозит впереди, останавливается.
А Дима с легким злорадством резюмировал:
– Кажется, мальчик попал.
Добавил задумчиво:
– Написать, что ли, про твоего Романа в нашу «Свет. ж.»? – Так Дима фамильярно называл газетную рубрику «Светская жизнь». – Они мои заметки с руками отрывают!
И еле успел увернуться от Надиного кулачка.
…Впрочем, Полуянов проявил благородство, добивать поверженного соперника не стал. Надя узнала из другой газеты – бульварной «ХХХ-пресс» – о том, как гуляют за границей начинающие российские актеры. Неведомый девушке журналист, смакуя, писал, что анализ крови на алкоголь и наркотики, взятый у Романа Черепанова, показал превышение всех мыслимых норм. Актер предстал перед судом, был приговорен к максимальному штрафу в одиннадцать тысяч евро и выдворен из Италии. Также его внесли в черный список на получение шенгенской визы, в связи с чем господина Черепанова спешно сняли с уже утвержденной роли в новом сериале, предполагавшем съемки в Европе. Менеджер актера, к которому мы обратились за комментариями, заявил, что Роман глубоко сожалеет о случившемся.
– Сам виноват, – жестко прокомментировал Полуянов.
…Надя, конечно, далека была от того, чтобы самонадеянно думать: ответь она тем вечером на поцелуй актера, и тот бы ни в какой ночной клуб не поехал. Она просто чувствовала себя неловко. Из-за того, что сама вернулась из Италии посвежевшей и счастливой, а ее почти что поклоннику поездка на озеро Комо стоила карьеры.
Димка, наверно, прав: Рома сам виноват.
Но все-таки очень жаль, что они с ним больше никогда не увидятся.
Дочка, любимая Аленушка, действительно возвращалась к жизни. Но как!
Она – сама, перед зеркалом – отрезала свои роскошные, медового цвета волосы.
И мама почему-то не сомневалась, что все увещевания из прежней жизни – «цени, что дала тебе природа, в косе – твоя уникальность!» – сейчас не сработают.
Но даже короткой, под мальчика, стрижки ей оказалось мало. Накупила пакетиков с красками, поколдовала – и цвет волос в итоге получился убийственным. Ярко-морковный, с вкраплениями желтого. Лицо – прежде одухотворенное, тонкое – сразу стало казаться простеньким, одутловатым.
И косметику (хотя прежде почти не пользовалась) Аленка начала накладывать щедро и неумело. Обводила ядовитым черным глаза, в несколько слоев красила ресницы, малевала ослепительно-красным губы. Будто клоун получался – несчастный и некрасивый.
Но если прежде мамин арсенал воздействия был огромен – не убедить, так высмеять, а в крайнем случае, силком отволочь в ванную да умыть, теперь противоречить дочери она боялась. У Аленки ведь нервный срыв, и методы, которые можно применять к обычным зарвавшимся подросткам, с нею, очевидно, не сработают. Не зря ведь доктор, когда выписывались из клиники, напутствовал: «Лучшее, что вы можете сейчас сделать, – просто оставить ее в покое».
Прежде мать думала: хуже, чем дочкина апатия, ее долгие часы бездействия, глаза уставлены в потолок – ничего быть не может. Но то хотя бы была ее дочь – пусть несчастная, холодная, отстраненная. А эту новую девицу – вульгарную, злую на язык – она не знала. И не умела с ней обращаться.
Прежде у них никогда не бывало финансовых споров. Деньги на хозяйство – с тех пор, как Аленке исполнилось двенадцать – лежали в ящике буфета. Девочка сама брала – на школьные обеды, изредка – на кино, маечку, изящную заколку для волос. А если пачечка купюр таяла и до маминой зарплаты было еще далеко – умеряла, безо всяких напоминаний, аппетиты.
…Покуда Аленка молча страдала в своей комнате, деньги оставались нетронутыми. Но едва она решила выйти из заточения – вся пачка, в один день, исчезла. Новой Алене и в голову не пришло, что до следующей зарплаты больше двух недель. Явилась домой с грузом пакетов – одежда и обувь. Будто специально самое вульгарное подбирала! Короткие юбки, вызывающие кофточки, туфли на шпильках, сапоги-чулки. Строчки кривые, краски кричащие – с ее невеликой зарплатой гардероб только на рынке можно сменить, никак не в бутике.
И снова – мать про себя ужаснулась, но не стала перечить. Пусть хотя бы косо простроченная будет у дочери жизнь – только не печальное, молчаливое заточение.
Алена же – не замечая отчаяния матери – все больше входила во вкус новой, примитивно-уличной жизни. Начала курить. Исчезать по вечерам. От нее частенько попахивало спиртным. Ей домой стали звонить парни, и очень далеко им было до прекрасного принца, которым когда-то грезила дочь.
– Аленушка, – однажды решилась мать, – это не выход.
Но лицо девушки немедленно исказилось гневом:
– Отстань от меня!
Материнская интуиция подсказывала: нужно срочно Аленку остановить. Пока ее не затянуло окончательно в болото, пока она еще не напивается, а просто выпивает, пока не подсела на наркотики.
Только как можно остановить уже почти взрослого, без малого семнадцатилетнего человека? Говорить – бесполезно, слушать Алена отказывалась. Запереть в квартире, чтобы дочь, как когда-то, сразу после беды, начала бить посуду и крушить мебель? Заинтересовать – учебой, театром, каким-нибудь кружком, спортом? Однако дочь, очевидно, полагала: все, что исходит от матери, – это пустое, зло.
Но только возвращать к жизни дочь все равно было надо.
Учиться в гимназии – сплошная морока. В обычных школах учителя сами ждут не дождутся, когда уроки закончатся и можно будет домой сбежать. А у них – мало что уроков полно, еще и постоянные мероприятия, социализация, адаптация к взрослой жизни и прочая заумь. Едва отгремел «Гамлет» на английском языке (Сашке досталась почетная роль Полония), так новая напасть: американские подростки приехали, по обмену.
То, что они на уроках вместе, даже прикольно, есть над кем поржать. Но чужеземцев еще и поселить оказалось надо – желательно в те семьи, где по-английски говорят!
Сашка с мамой, учительницей английского, оказались первыми кандидатами.
– Куда мы его возьмем, в «двушку», самим места мало! – попытался взбунтоваться он.
Но маман отрезала:
– В быту американцы неприхотливы. А тебе будет полезно язык подтянуть.
И взяла – видно, назло! – к ним в дом Стива, самого бестолкового, который по-русски – вообще ни бум-бум. Даже «доброе утро» только на английском! Хотя во всем остальном, Сашке пришлось признать, парень нормальный. Носки не воняют, ночью не храпит, фильмы смотрит правильные. И не особый ботаник. Мамины песни про Ленинскую библиотеку и Пушкинский музей выслушал вполуха и в первый же вечер потребовал на типично русскую дискотеку его сводить.
Сашка опасливо покосился на маму – та танцульки не жаловала. Но сейчас спокойно кивнула:
– Идите. Только пива ему не покупай. Американцам вообще до двадцати одного года спиртное нельзя.
– …Зануда у меня маман, да? – вздохнул Сашка, когда вышли из дома.
– Брось, – отмахнулся американец. – Нормальная тетка. К тому же я ее английский понимаю, – ткнул русского друга в бок, хмыкнул: – В отличие от твоего!
И впредь – к Сашкиному огромному удивлению! – к маме его почти кадрился! Всегда улыбнется, то сумки тяжелые подхватит (хотя в Америке вроде бы не принято), то сэндвичи с копченой индейкой приготовит на завтрак, то терпеливо объясняет ей новейшие тенденции в области подросткового жаргона.
А однажды, когда уже спать укладывались (Стив – на Сашкиной кровати, гостеприимный хозяин, вздыхая, на жесткой раскладушке), произнес мечтательно:
– Красивая она у тебя!
Сашка даже опешил:
– Кто?
– Mummy. На Шэрон Стоун похожа.
Вот уж что Сашке никогда даже в голову не приходило! Следующим вечером, когда мама овощи на салат резала, даже специально рассмотрел. Нос, правда, прямой, рот аккуратненький. Но вокруг глаз – паутинка морщинок, а меж бровей вообще целая борозда. Посоветовать ей, что ли? Какую-то специальную, омолаживающую кислоту в лицо уколоть, он слышал, девчонки в школе болтали.
Но едва рот раскрыл, мама цыкнула:
– Хватит без дела сидеть. Иди, салат заправь. И отбивные пожарь.
– А ты? – возмутился Сашка.
– А я ухожу, – усмехнулась маман.
– Куда это еще? – Сын взглянул на часы: девять вечера.
– Дела, – пожала плечами она.
Но оделась для своих дел — просто упасть! Кофточка в обтяжку, лицо разукрашено (так хитро, что глазищи совсем огромными кажутся, и даже пресловутых морщинок не видать). И, главное, – юбка до коленок не достает! Хотя прежде Сашка маму даже в джинсах видел редко – всегда, даже дома, носила скучные платья как минимум до середины голени.
– Что это у тебя за дела такие? – подленько усмехнулся сын.
А Стив тут же завопил:
– Алекзандер, не смей! У твоей мамы тоже должна быть privacy![4]
– Понял? – Маман снисходительно щелкнула его по кончику носа.
Нацепила сапожки на каблуках – новые, Сашка прежде их не видел – и триумфально отбыла.
Стив прилепился к окну, наблюдал безотрывно, как мамуля в сторону метро цокает. А когда скрылась изящная (этого не отнять) фигурка в глухих октябрьских сумерках, произнес назидательно:
– Ты должен обязательно выделять ей day off. Полностью свободный от хозяйства – чтобы мама свою личную жизнь устраивала.
– Этого еще не хватало! – буркнул Сашка.
Но и гордость определенная появилась за мамулю. Он-то всегда считал ее рабочей лошадкой, давно вышедшей в тираж. А маман, оказывается, еще умеет головы кружить!
И очень интересно стало разведать, для кого она в мини-юбки рядится. Что за перец в мамашкиной жизни появился?
…Подкараулил, когда родительница домой вернулась (между прочим, в час ночи!). Спросил вкрадчиво:
– Чего папу нового с собой не привела?
– Фу, Сашка, о чем ты говоришь! – сердито прошептала маман.
Выглядела она сейчас хуже, чем вечером: лицо усталое, морщинки снова во всей красе.
– Ну, скажи, куда ты ходила-то? – заныл сын.
– Саша! У меня важное дело, – отрезала мама. – И к мужчинам оно отношения не имеет.
– А для кого тогда наряжаешься?
– Меня попросили… – мамуля запнулась, – помочь.
– Кто?
– Не имеет значения. Кстати, – задумчиво посмотрела на сына, – от вас со Стивом тоже помощь потребуется.
– И чего надо делать? – подозрительно протянул Сашка.
– Очень сложное будет задание. И ответственное. Когда время придет, расскажу.
Но с тех пор, как поселился у них в квартире американский турист-школьник Стив, родительница продолжала удивлять чуть не каждый день.
Все молодится, прихорашивается. Комплименты заморского гостя принимает с удовольствием. А главное, privacy завела. Еще какую privacy!
Сашка даже не знал, что у нее есть наряды на выход. Что на каблуках умеет ходить. Что улыбаться может, будто Джоконда, очень загадочно.
Расфуфырится, убегает на какие-то встречи. Дома однажды не ночевала. А как-то позвонил ей дядька. Сашка успел схватить трубку параллельного аппарата, услышал:
– Ох, Танюшка, тряхнем стариной! Квалификацию еще не потеряла?!
От любопытства просто сгорал, но Стив, противный демократ, помешал разговор дослушать. Вырвал трубку из рук, вернул ее на рычаг, произнес назидательно:
– За подслушивание чужих разговоров можно и под суд угодить.
– Это только у вас, в Америке! – разозлился Сашка.
Но снова снять трубку параллельного телефона не рискнул. Мамка щелчок услышит – про демократию рассуждать не будет, просто оставит на месяц без дискотек и компьютера.
Во что же родительница, училка средней школы, вляпалась?
Хотя не выглядит она расстроенной или убитой. Скорее – сосредоточенной и деловой.
А сегодня за ужином объявила:
– Помните, я говорила, что мне ваша помощь потребуется?
– Мы всегда к вашим услугам, мэм! – галантно отозвался Стив.
А она деловито, будто крестная мамаша какая-то, изрекла:
– Мне нужно, чтобы вы оба… познакомились с одной девушкой.
– С какой целью? – серьезно вопросил американец.
– Она утратила веру в себя, – грустно отозвалась маман. – Я хочу, чтобы вы помогли ей понять: все хорошо, жизнь не кончилась.
– Какая-нибудь очередная дочка твоей подружки? Одинокая ботаничка очкастая? – ощетинился Сашка. – Вся из себя правильная?
– Не угадал! – покачала головою маман. – Очков она не носит и вообще… – замялась, – девица продвинутая. По крайней мере, выглядит так. Курит, волосы в ярко-морковный цвет покрасила. Одевается, м-мм… слишком ярко.
– А в чем здесь твой интерес? – потребовал сын. – Зачем тебе какую-то шала… то есть, пардон, суфражистку спасать?
– Ничего не могу объяснить, – отрезала мама. – Считайте, что участвуете в соревновании. По пик-апу. Ваше дело – познакомиться с ней и уговорить, чтобы с вами в кино сходила. Поп-корн, анекдоты, обязательно комплименты. Потом – проводите домой. И руки не распускать, даже если она сама будет вас провоцировать. Распрощались – свободны. Телефончик можете не просить.
Саша растерянно взглянул на Стива, пробормотал:
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Not at all![5] – отозвался друг. И жизнерадостно добавил: – Но разве Тому Крузу всегда объясняют, в чем заключается суть его миссии? Приказ дан, и его следует выполнять!
Но Сашка не был готов сдаться столь легко. Коварно прищурился на мамулю:
– А что взамен?
– Вот вам три тысячи, – щедро шлепнула деньги на стол родительница. – На кино, чипсы, сдачу оставьте себе.
– Нет уж, – продолжал упрямиться Сашка, – представительские расходы – это само собой. Нам еще премия нужна. Например… – его осенило, – ты сыграешь с нами в блэк-джек!
– Вы умеете?! – Стив взглянул на маму, просто как на богиню.
– Обыграет тебя на раз! – заверил Сашка.
– Тогда я готов даже баллады петь этой вашей девице с красными волосами! – твердо отозвался американец.
…И уже на следующий день приятели отправились «на задание», караулить загадочную девицу.
Мама снабдила их фотографией, очень шпионской (красноволосая, с мрачным лицом, курила и явно не ведала, что ее снимают).
– Крокодилина, – пригвоздил Сашка.
А Стив (хотя всячески принижал курящих девчонок) задумчиво произнес:
– Да, не красотка. Но у нее такие грустные глаза…
– Вы, американцы, любите всех спасать. Лучше – весь мир. Лавры Брюса Уиллиса стучат в ваше сердце, – поддел русский друг. Но так как френд не ответил, добавил серьезно, даже задумчиво: – Никак понять не могу: мамке-то это зачем?
– Возможно, это дочка ее друзей? – предположил Стив. – Попала в плохую компанию, и твоя мама хочет, чтобы мы на нее положительно повлияли?
– Да у мамашки подружек – раз, два, и обчелся. И со всеми их дочками она меня уже знакомила. Точнее, пыталась. Все на одно лицо и ей самой под стать: нудные, правильные. Нет, тут другое. Но что?..
И у девицы не спросишь – мама категорически запретила. «Вы просто встретили ее на улице. Случайно. Понятно? Ошарашены, околдованы и умоляете составить вам компанию. Все».
– Саша, но зачем тебе обязательно надо докапываться до сути? – упрекнул Стив. – Мы ведь не делаем ничего противозаконного. Выполняем просьбу. Ведем девочку в кино – в ответ получаем блэк-джек. По-моему, во всех отношениях выгодная сделка.
Что ж, представился случай поквитаться.
Надя тихонько встала, приблизилась к актеру.
– У меня для тебя подарок! – одними губами шепнул ей Роман.
И протянул девушке крошечную книжицу в серебряном переплете.
– Старинная, девятнадцатый век. В антикварной лавке купил.
Митрофанова восхищенно распахнула миниатюрное, не больше спичечного коробка, чудо.
Сонеты Петрарки. На итальянском. Бумага – тонюсенькая, пожелтевшая от времени.
– Потрясающе! – искренне выдохнула она.
– Мне тоже понравилась, – улыбнулся Роман. – А понюхай, как пахнет! Стариной. Чужими тайнами. Страстью.
Надя смутилась. Виновато обернулась на спящего Диму. Пробормотала:
– Это же очень дорого, наверное!
– Ерунда! Я вчера в казино джек-пот взял, – отмахнулся Роман.
И – будто никакого Полуянова в десяти метрах от них – требовательно Надю обнял. А она – позор! – оттолкнула его вовсе не сразу. В первые пару секунд – подалась к нему, прижалась, ощутила каждой своей клеточкой молодое, сильное тело. Лишь потом отстранилась, произнесла строго:
– Рома, я не могу. Прости.
– Ты потрясающая. Удивительная. Уникальная, – грустно произнес актер. – Мне очень жаль, что ты не со мной.
Целомудренно поцеловал ее в щеку и, сутулясь, двинулся прочь.
А Надя еле удержалась, чтоб не броситься вслед. Стояла растерянно, на лужайке. То на спящего, пусть ветреного, но такого родного и любимого, Диму посмотрит. То на Романа, который дразнил, манил. И уходил от нее все дальше.
За спиной вдруг раздался сочувственный голос:
– Трудно против него устоять!
Надя резко обернулась – Луиза. Опять босиком, совсем неслышно подкралась.
Митрофанова насупилась, покраснела. Хозяйка экофермы, получается, видела, как они с актером обнимались?
Женщина улыбнулась:
– Надя, не волнуйся. Я слепа и глуха. Хочешь рюмочку граппы?
– Н-нет, спасибо.
Луиза опустилась в свободный шезлонг, пожаловалась:
– Устала… Мы ж сегодня с вами весь день на ногах. А легла я вчера только в три часа ночи. Романа спасала.
– Это как? – удивленно произнесла Надя.
– Он в Лугано отправился. В казино. И все проиграл. А такси оттуда – двести евро. Пришлось ехать, вызволять. Все-таки он постоялец, я в какой-то степени за него отвечаю.
Надя нащупала в кармане сарафана изящную книжицу в серебряном переплете. Пробормотала:
– А мне говорил, что выиграл!
– Ему сегодня деньги переводом из России прислали, – просветила Луиза. – Агента своего, кажется, попросил. В счет будущих гонораров.
Женщина вздохнула:
– И понимаешь, что глупо себя мальчик ведет, жизнь прожигает, здоровье гробит, – но невозможно на него злиться.
– Мне показалось… – неуверенно произнесла Надя, – он сегодня какие-то странные сигареты курил. С необычным запахом.
– Гашиш, – кивнула Луиза. – Вчера купил. У нас же пусть итальянская, но деревня, все на ладони. Мне уже рассказали.
– Я бы постаралась его остановить, – твердо произнесла Надя.
– Я все-таки не нянька ему, – усмехнулась хозяйка. – Как я могу остановить? Запереть? Читать морали, угрожать – взрослому человеку? – Добавила грустно: – Творческим людям, наверно, надо как-то подзаряжаться. А убедить Рому, что йога может помочь лучше наркотиков, я не смогла.
…Где-то совсем близко взревела мотором легковушка.
– Рома. Опять на дискотеку помчался, – с материнской снисходительностью улыбнулась Луиза.
– На машине? – удивилась Надя.
– Ну да. Я ему ключи от своего «Фольксвагена» дала, – объяснила хозяйка экофермы. – Пусть сам себя возит. Не могу же я ночами таксистом работать!
– Он ведь травку курил! – встревожилась Митрофанова.
– Легкий, натуральный продукт, – отмахнулась Луиза. – У надежного человека купил. А полицейских у нас тут почти не бывает.
У Нади же в голове пронеслось: «Лучше б я не отталкивала его! Остался бы здесь. Как он поедет – ночью, нетрезвый, по узким дорогам?!»
Укоризненно произнесла:
– Зря вы его отпустили!
Луиза твердо выдержала гневный Надин взгляд. Пожала плечами:
– Надя, концепция моей экофермы: чтобы все гости, любой из них, были здесь счастливы. Делали то, что приносит им, всем и каждому, удовольствие. У вас – свое понятие о хорошем отдыхе. У Ромы – другое. Ваша позиция, не скрою, мне ближе, но и против его воли я пойти не могу.
Она легко поднялась, взглянула на часы:
– Время ужинать. Буди Димочку, приходите.
И заторопилась в сторону кухни.
А Надя бегом бросилась в домик. Еще раз полюбовалась серебряной книжечкой. Спрятала ее в дальний уголок чемодана.
На сердце было одновременно и радостно, и тревожно. Может быть, ей все же встретиться с Романом? В Москве, когда Дима не будет постоянно с ней рядом?
…За ужином Митрофанова сидела нервная, настороженная. Против обычая, позволила себе целых три кампари, хотя никогда больше одного коктейля не пила.
– Что-то ты сегодня сама не своя, – удивленно констатировал Полуянов.
Сам сидит добрый, благостный – отъелся на экологически чистых кормах, отоспался, помолодел.
Ответить Надя не успела – к их столику подошла Луиза. Обратилась к Диме:
– Не хотите в ночной клуб сходить? Суббота, будет весело!
– Только если с вами! – оживился журналист. – Поехали, Луиза!
Женщина развела руками:
– Нет. Сегодня никак не могу. Но вас, если хотите, отвезу. Мне все равно нужно в город по делам, ночной клуб по пути.
И – за Димкиной спиной – заговорщицки Наде подмигнула. Кажется, Луизу откровенно забавляло наблюдать, как Митрофанова борется со своей симпатией к беспутному актеру Роману.
«Но я к нему – на дискотеке – даже не подойду», – решила Надежда.
И подумала: «Ох, глупо я себя веду! Как сумасшедшая – лет пятнадцати от роду! – девчонка».
Вихрем бросилась в домик, извлекла из чемодана косметичку, накрасилась – куда ярче, чем обычно. Платье с открытой спиной, каблуки. Зачем, казалось бы, – все равно Романа, в присутствии Димы, обольщать не получится! Но то ли кампари на нее действовал, то ли просто раздражала Димкина святая уверенность, что она навечно при нем, никуда не денется, пока сам не прогонит.
…Но, когда приехали в ночной клуб, поняла: Роман ее вовсе не ждал. Молодой актер сидел за столиком в окружении трех девчонок – одна другой краше. Разноцветные коктейли в бокалах, заразительный смех. Ей – будто неприкаянной дальней родственнице – дружески помахал рукой и больше внимания не обращал.
Димка, конечно, не удержался от злорадной реплики:
– Твой Ромео не теряется.
– Свободный человек, имеет право. – Надя изо всех сил постаралась, чтобы фраза получилась равнодушной.
Что, интересно, сказала бы по поводу сложившейся ситуации ее мудрая приятельница из библиотеки Ирина Андреевна? Даже думать не надо: «Радуйся тому, что есть! Ты ведь не одна здесь, а с собственным, замечательным молодым человеком».
И Надя потянула Димку на танцпол, крепко прижалась во время медленного танца, нежно пробежалась пальчиками по его густым бровям, точеному профилю. Промурлыкала:
– Ты у меня… настоящий итальянский мачо!
– Ты тоже – очень даже аппетитная штучка, – он по-свойски ущипнул Надю за попку.
Косил, конечно, журналист глазом на симпатичных, совсем юных девиц, которые переполняли клуб. Но танцулек с посторонними себе не позволял. Послушно бегал к стойке за коктейлями для Надежды. Когда к ним привязался пожилой, очень нетрезвый итальянец, продававший вяловатые розы, безропотно купил своей спутнице букет.
А Романовы девчушки (по виду – американские школьницы в европейском турне, во всяком случае, говорили по-английски) своему единственному кавалеру просто в рот смотрели. Дружно хихикали над анекдотами (бородатейшими, Надя подслушала). Смешно отпихивали друг друга, когда диджей ставил медленные композиции.
Надя же с непонятной злостью подумала: «Надо будет книжку ему вернуть. Завтра с утра на порог его домика положу».
…Веселились до закрытия клуба. В три часа ночи диджей с типично итальянской фамильярностью предложил всем посетителям «дружно выйти вон». Роман вдруг отставил своих поклонниц. Пошатываясь, подошел к Наде с Димой. Ослепительно улыбнулся:
– На посошок?
– Давай, – согласился Полуянов. Великодушно предложил: – Если ты сейчас домой, можем вместе на такси.
– Лучше вы со мной! – браво отозвался Роман. – Я н-на м-машине.
И покачнулся.
Надя занервничала. Актерчик, конечно, проявил себя ветреной сволочью, но все равно они должны его остановить. Нельзя ему сейчас за руль!
Она шепнула Полуянову:
– Дима, скажи ему!
Но журналист лишь плечами пожал:
– Нет, Рома, мы с тобой не поедем.
– Оставь машину здесь, – поспешно добавила Надя. – Завтра с утра заберешь!
– Д-делать мне больше нечего! Я в отличной форме! – пьяновато ухмыльнулся актер.
– Счастливой тебе дороги, – холодно улыбнулся Полуянов. И потянул свою спутницу: – Пошли, Надюшка.
Что ей оставалось? Только последовать за своим невенчанным мужем.
Такси пришлось ждать довольно долго, и Надя прекрасно видела, как Роман, точно курочек, грузит своих девчонок в Луизин «Фольксваген». Лихо трогается с места. Цепляет бампером высокий бордюр, выезжает на шоссе. И тут же его обгоняет, вспыхивая проблесковыми маячками, полицейская машина. Тормозит впереди, останавливается.
А Дима с легким злорадством резюмировал:
– Кажется, мальчик попал.
Добавил задумчиво:
– Написать, что ли, про твоего Романа в нашу «Свет. ж.»? – Так Дима фамильярно называл газетную рубрику «Светская жизнь». – Они мои заметки с руками отрывают!
И еле успел увернуться от Надиного кулачка.
…Впрочем, Полуянов проявил благородство, добивать поверженного соперника не стал. Надя узнала из другой газеты – бульварной «ХХХ-пресс» – о том, как гуляют за границей начинающие российские актеры. Неведомый девушке журналист, смакуя, писал, что анализ крови на алкоголь и наркотики, взятый у Романа Черепанова, показал превышение всех мыслимых норм. Актер предстал перед судом, был приговорен к максимальному штрафу в одиннадцать тысяч евро и выдворен из Италии. Также его внесли в черный список на получение шенгенской визы, в связи с чем господина Черепанова спешно сняли с уже утвержденной роли в новом сериале, предполагавшем съемки в Европе. Менеджер актера, к которому мы обратились за комментариями, заявил, что Роман глубоко сожалеет о случившемся.
– Сам виноват, – жестко прокомментировал Полуянов.
…Надя, конечно, далека была от того, чтобы самонадеянно думать: ответь она тем вечером на поцелуй актера, и тот бы ни в какой ночной клуб не поехал. Она просто чувствовала себя неловко. Из-за того, что сама вернулась из Италии посвежевшей и счастливой, а ее почти что поклоннику поездка на озеро Комо стоила карьеры.
Димка, наверно, прав: Рома сам виноват.
Но все-таки очень жаль, что они с ним больше никогда не увидятся.
* * *
Полгода назадДочка, любимая Аленушка, действительно возвращалась к жизни. Но как!
Она – сама, перед зеркалом – отрезала свои роскошные, медового цвета волосы.
И мама почему-то не сомневалась, что все увещевания из прежней жизни – «цени, что дала тебе природа, в косе – твоя уникальность!» – сейчас не сработают.
Но даже короткой, под мальчика, стрижки ей оказалось мало. Накупила пакетиков с красками, поколдовала – и цвет волос в итоге получился убийственным. Ярко-морковный, с вкраплениями желтого. Лицо – прежде одухотворенное, тонкое – сразу стало казаться простеньким, одутловатым.
И косметику (хотя прежде почти не пользовалась) Аленка начала накладывать щедро и неумело. Обводила ядовитым черным глаза, в несколько слоев красила ресницы, малевала ослепительно-красным губы. Будто клоун получался – несчастный и некрасивый.
Но если прежде мамин арсенал воздействия был огромен – не убедить, так высмеять, а в крайнем случае, силком отволочь в ванную да умыть, теперь противоречить дочери она боялась. У Аленки ведь нервный срыв, и методы, которые можно применять к обычным зарвавшимся подросткам, с нею, очевидно, не сработают. Не зря ведь доктор, когда выписывались из клиники, напутствовал: «Лучшее, что вы можете сейчас сделать, – просто оставить ее в покое».
Прежде мать думала: хуже, чем дочкина апатия, ее долгие часы бездействия, глаза уставлены в потолок – ничего быть не может. Но то хотя бы была ее дочь – пусть несчастная, холодная, отстраненная. А эту новую девицу – вульгарную, злую на язык – она не знала. И не умела с ней обращаться.
Прежде у них никогда не бывало финансовых споров. Деньги на хозяйство – с тех пор, как Аленке исполнилось двенадцать – лежали в ящике буфета. Девочка сама брала – на школьные обеды, изредка – на кино, маечку, изящную заколку для волос. А если пачечка купюр таяла и до маминой зарплаты было еще далеко – умеряла, безо всяких напоминаний, аппетиты.
…Покуда Аленка молча страдала в своей комнате, деньги оставались нетронутыми. Но едва она решила выйти из заточения – вся пачка, в один день, исчезла. Новой Алене и в голову не пришло, что до следующей зарплаты больше двух недель. Явилась домой с грузом пакетов – одежда и обувь. Будто специально самое вульгарное подбирала! Короткие юбки, вызывающие кофточки, туфли на шпильках, сапоги-чулки. Строчки кривые, краски кричащие – с ее невеликой зарплатой гардероб только на рынке можно сменить, никак не в бутике.
И снова – мать про себя ужаснулась, но не стала перечить. Пусть хотя бы косо простроченная будет у дочери жизнь – только не печальное, молчаливое заточение.
Алена же – не замечая отчаяния матери – все больше входила во вкус новой, примитивно-уличной жизни. Начала курить. Исчезать по вечерам. От нее частенько попахивало спиртным. Ей домой стали звонить парни, и очень далеко им было до прекрасного принца, которым когда-то грезила дочь.
– Аленушка, – однажды решилась мать, – это не выход.
Но лицо девушки немедленно исказилось гневом:
– Отстань от меня!
Материнская интуиция подсказывала: нужно срочно Аленку остановить. Пока ее не затянуло окончательно в болото, пока она еще не напивается, а просто выпивает, пока не подсела на наркотики.
Только как можно остановить уже почти взрослого, без малого семнадцатилетнего человека? Говорить – бесполезно, слушать Алена отказывалась. Запереть в квартире, чтобы дочь, как когда-то, сразу после беды, начала бить посуду и крушить мебель? Заинтересовать – учебой, театром, каким-нибудь кружком, спортом? Однако дочь, очевидно, полагала: все, что исходит от матери, – это пустое, зло.
Но только возвращать к жизни дочь все равно было надо.
* * *
СашкаУчиться в гимназии – сплошная морока. В обычных школах учителя сами ждут не дождутся, когда уроки закончатся и можно будет домой сбежать. А у них – мало что уроков полно, еще и постоянные мероприятия, социализация, адаптация к взрослой жизни и прочая заумь. Едва отгремел «Гамлет» на английском языке (Сашке досталась почетная роль Полония), так новая напасть: американские подростки приехали, по обмену.
То, что они на уроках вместе, даже прикольно, есть над кем поржать. Но чужеземцев еще и поселить оказалось надо – желательно в те семьи, где по-английски говорят!
Сашка с мамой, учительницей английского, оказались первыми кандидатами.
– Куда мы его возьмем, в «двушку», самим места мало! – попытался взбунтоваться он.
Но маман отрезала:
– В быту американцы неприхотливы. А тебе будет полезно язык подтянуть.
И взяла – видно, назло! – к ним в дом Стива, самого бестолкового, который по-русски – вообще ни бум-бум. Даже «доброе утро» только на английском! Хотя во всем остальном, Сашке пришлось признать, парень нормальный. Носки не воняют, ночью не храпит, фильмы смотрит правильные. И не особый ботаник. Мамины песни про Ленинскую библиотеку и Пушкинский музей выслушал вполуха и в первый же вечер потребовал на типично русскую дискотеку его сводить.
Сашка опасливо покосился на маму – та танцульки не жаловала. Но сейчас спокойно кивнула:
– Идите. Только пива ему не покупай. Американцам вообще до двадцати одного года спиртное нельзя.
– …Зануда у меня маман, да? – вздохнул Сашка, когда вышли из дома.
– Брось, – отмахнулся американец. – Нормальная тетка. К тому же я ее английский понимаю, – ткнул русского друга в бок, хмыкнул: – В отличие от твоего!
И впредь – к Сашкиному огромному удивлению! – к маме его почти кадрился! Всегда улыбнется, то сумки тяжелые подхватит (хотя в Америке вроде бы не принято), то сэндвичи с копченой индейкой приготовит на завтрак, то терпеливо объясняет ей новейшие тенденции в области подросткового жаргона.
А однажды, когда уже спать укладывались (Стив – на Сашкиной кровати, гостеприимный хозяин, вздыхая, на жесткой раскладушке), произнес мечтательно:
– Красивая она у тебя!
Сашка даже опешил:
– Кто?
– Mummy. На Шэрон Стоун похожа.
Вот уж что Сашке никогда даже в голову не приходило! Следующим вечером, когда мама овощи на салат резала, даже специально рассмотрел. Нос, правда, прямой, рот аккуратненький. Но вокруг глаз – паутинка морщинок, а меж бровей вообще целая борозда. Посоветовать ей, что ли? Какую-то специальную, омолаживающую кислоту в лицо уколоть, он слышал, девчонки в школе болтали.
Но едва рот раскрыл, мама цыкнула:
– Хватит без дела сидеть. Иди, салат заправь. И отбивные пожарь.
– А ты? – возмутился Сашка.
– А я ухожу, – усмехнулась маман.
– Куда это еще? – Сын взглянул на часы: девять вечера.
– Дела, – пожала плечами она.
Но оделась для своих дел — просто упасть! Кофточка в обтяжку, лицо разукрашено (так хитро, что глазищи совсем огромными кажутся, и даже пресловутых морщинок не видать). И, главное, – юбка до коленок не достает! Хотя прежде Сашка маму даже в джинсах видел редко – всегда, даже дома, носила скучные платья как минимум до середины голени.
– Что это у тебя за дела такие? – подленько усмехнулся сын.
А Стив тут же завопил:
– Алекзандер, не смей! У твоей мамы тоже должна быть privacy![4]
– Понял? – Маман снисходительно щелкнула его по кончику носа.
Нацепила сапожки на каблуках – новые, Сашка прежде их не видел – и триумфально отбыла.
Стив прилепился к окну, наблюдал безотрывно, как мамуля в сторону метро цокает. А когда скрылась изящная (этого не отнять) фигурка в глухих октябрьских сумерках, произнес назидательно:
– Ты должен обязательно выделять ей day off. Полностью свободный от хозяйства – чтобы мама свою личную жизнь устраивала.
– Этого еще не хватало! – буркнул Сашка.
Но и гордость определенная появилась за мамулю. Он-то всегда считал ее рабочей лошадкой, давно вышедшей в тираж. А маман, оказывается, еще умеет головы кружить!
И очень интересно стало разведать, для кого она в мини-юбки рядится. Что за перец в мамашкиной жизни появился?
…Подкараулил, когда родительница домой вернулась (между прочим, в час ночи!). Спросил вкрадчиво:
– Чего папу нового с собой не привела?
– Фу, Сашка, о чем ты говоришь! – сердито прошептала маман.
Выглядела она сейчас хуже, чем вечером: лицо усталое, морщинки снова во всей красе.
– Ну, скажи, куда ты ходила-то? – заныл сын.
– Саша! У меня важное дело, – отрезала мама. – И к мужчинам оно отношения не имеет.
– А для кого тогда наряжаешься?
– Меня попросили… – мамуля запнулась, – помочь.
– Кто?
– Не имеет значения. Кстати, – задумчиво посмотрела на сына, – от вас со Стивом тоже помощь потребуется.
– И чего надо делать? – подозрительно протянул Сашка.
– Очень сложное будет задание. И ответственное. Когда время придет, расскажу.
* * *
…Сашке всегда казалось: мамаша у него – вся, как на ладони, незыблемая в своей правильности и скучности.Но с тех пор, как поселился у них в квартире американский турист-школьник Стив, родительница продолжала удивлять чуть не каждый день.
Все молодится, прихорашивается. Комплименты заморского гостя принимает с удовольствием. А главное, privacy завела. Еще какую privacy!
Сашка даже не знал, что у нее есть наряды на выход. Что на каблуках умеет ходить. Что улыбаться может, будто Джоконда, очень загадочно.
Расфуфырится, убегает на какие-то встречи. Дома однажды не ночевала. А как-то позвонил ей дядька. Сашка успел схватить трубку параллельного аппарата, услышал:
– Ох, Танюшка, тряхнем стариной! Квалификацию еще не потеряла?!
От любопытства просто сгорал, но Стив, противный демократ, помешал разговор дослушать. Вырвал трубку из рук, вернул ее на рычаг, произнес назидательно:
– За подслушивание чужих разговоров можно и под суд угодить.
– Это только у вас, в Америке! – разозлился Сашка.
Но снова снять трубку параллельного телефона не рискнул. Мамка щелчок услышит – про демократию рассуждать не будет, просто оставит на месяц без дискотек и компьютера.
Во что же родительница, училка средней школы, вляпалась?
Хотя не выглядит она расстроенной или убитой. Скорее – сосредоточенной и деловой.
А сегодня за ужином объявила:
– Помните, я говорила, что мне ваша помощь потребуется?
– Мы всегда к вашим услугам, мэм! – галантно отозвался Стив.
А она деловито, будто крестная мамаша какая-то, изрекла:
– Мне нужно, чтобы вы оба… познакомились с одной девушкой.
– С какой целью? – серьезно вопросил американец.
– Она утратила веру в себя, – грустно отозвалась маман. – Я хочу, чтобы вы помогли ей понять: все хорошо, жизнь не кончилась.
– Какая-нибудь очередная дочка твоей подружки? Одинокая ботаничка очкастая? – ощетинился Сашка. – Вся из себя правильная?
– Не угадал! – покачала головою маман. – Очков она не носит и вообще… – замялась, – девица продвинутая. По крайней мере, выглядит так. Курит, волосы в ярко-морковный цвет покрасила. Одевается, м-мм… слишком ярко.
– А в чем здесь твой интерес? – потребовал сын. – Зачем тебе какую-то шала… то есть, пардон, суфражистку спасать?
– Ничего не могу объяснить, – отрезала мама. – Считайте, что участвуете в соревновании. По пик-апу. Ваше дело – познакомиться с ней и уговорить, чтобы с вами в кино сходила. Поп-корн, анекдоты, обязательно комплименты. Потом – проводите домой. И руки не распускать, даже если она сама будет вас провоцировать. Распрощались – свободны. Телефончик можете не просить.
Саша растерянно взглянул на Стива, пробормотал:
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Not at all![5] – отозвался друг. И жизнерадостно добавил: – Но разве Тому Крузу всегда объясняют, в чем заключается суть его миссии? Приказ дан, и его следует выполнять!
Но Сашка не был готов сдаться столь легко. Коварно прищурился на мамулю:
– А что взамен?
– Вот вам три тысячи, – щедро шлепнула деньги на стол родительница. – На кино, чипсы, сдачу оставьте себе.
– Нет уж, – продолжал упрямиться Сашка, – представительские расходы – это само собой. Нам еще премия нужна. Например… – его осенило, – ты сыграешь с нами в блэк-джек!
– Вы умеете?! – Стив взглянул на маму, просто как на богиню.
– Обыграет тебя на раз! – заверил Сашка.
– Тогда я готов даже баллады петь этой вашей девице с красными волосами! – твердо отозвался американец.
…И уже на следующий день приятели отправились «на задание», караулить загадочную девицу.
Мама снабдила их фотографией, очень шпионской (красноволосая, с мрачным лицом, курила и явно не ведала, что ее снимают).
– Крокодилина, – пригвоздил Сашка.
А Стив (хотя всячески принижал курящих девчонок) задумчиво произнес:
– Да, не красотка. Но у нее такие грустные глаза…
– Вы, американцы, любите всех спасать. Лучше – весь мир. Лавры Брюса Уиллиса стучат в ваше сердце, – поддел русский друг. Но так как френд не ответил, добавил серьезно, даже задумчиво: – Никак понять не могу: мамке-то это зачем?
– Возможно, это дочка ее друзей? – предположил Стив. – Попала в плохую компанию, и твоя мама хочет, чтобы мы на нее положительно повлияли?
– Да у мамашки подружек – раз, два, и обчелся. И со всеми их дочками она меня уже знакомила. Точнее, пыталась. Все на одно лицо и ей самой под стать: нудные, правильные. Нет, тут другое. Но что?..
И у девицы не спросишь – мама категорически запретила. «Вы просто встретили ее на улице. Случайно. Понятно? Ошарашены, околдованы и умоляете составить вам компанию. Все».
– Саша, но зачем тебе обязательно надо докапываться до сути? – упрекнул Стив. – Мы ведь не делаем ничего противозаконного. Выполняем просьбу. Ведем девочку в кино – в ответ получаем блэк-джек. По-моему, во всех отношениях выгодная сделка.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента