Анна и Сергей Литвиновы. Незримая связь

Анна и Сергей Литвиновы
Незримая связь

   – Куда ты лезешь? Сумасшедшая? Ты себя в зеркале видела? – кричал мужчина.
   Девушка растерялась:
   – С утра видела. Ну, бледная немного – так горняшка же.
   – Какая горняшка?! У тебя уже лицо посинело! Отек легких развивается! Очень быстро!
   – Но у меня ничего не болит! Даже голова прошла!
   Мужчина требовательно схватил ее за запястье:
   – Пульс – больше ста сорока! Температура – под тридцать девять! Тебе немедленно надо вниз! Бегом!
   Взглянул ей в глаза, безнадежно добавил:
   – Хотя не дойдешь ты уже. А вертолет сюда вызвать невозможно. Если бы хоть кислород был!
   – П-по-моему, вы сгущаете кра… – попробовала возразить она. Но договорить не смогла: грудь сотряс очередной приступ кашля, в глазах потемнело.
   Дальше – ничего. Пустота.
   А когда очнулась, увидела: Кайлас уже прямо перед ней. Неумолимый, черно-белый, опаляющий холодом. Попыталась шевельнуться – тело не слушалось. Хотела позвать проводника – губы пересохли. Скосила глаза на свои часы, они же высотомер, – стрелка застыла на пяти с половиной тысячах.
   «А ведь у меня действительно отек легких, – отстраненно, без страха и без эмоций, подумала она. – И что-то предпринимать уже совершенно бессмысленно. Коллапс, кома, остановка сердца – вопрос, наверно, пары часов. Если не меньше».
   Печально заканчивалась ее восточная одиссея.
   Что ж, те, кто умирает у священных мест, говорят, попадают в рай.

* * *

   Противный Колька, одногруппник из детского сада, обожал Юлечку Ларионову изводить. То компот посолит, то помпон от новой шапочки оторвет. «Пожалуйся воспитательнице», – советовала мама. «Давай я с ним поговорю. По-мужски», – предлагал отец. Но дочка всегда решительно отказывалась: «Не надо. Он на самом деле не злой».
   А однажды вернулась из садика и потрясенно доложила родителям:
   – Представляете? Колька меня на свой день рождения пригласил!
   Юлечка праздника и ждала, и боялась одновременно. «Я же там единственной девочкой буду! Мам, а что мне надеть?»
   Но маму беспокоило совсем другое: день рождения планировался в детском клубе, там инфекция сплошная, особенно в слякотном ноябре. А Юлечка, и без того худенькая, хрупкая, в последние дни совсем бледной стала, под глазами синяки. Не помогали ни прогулки, ни мед, ни рыбий жир.
   Но лишать дочку праздника мать не решилась. Нарядила в новое платье, заплела косу-колосок, смазала нос оксолинкой и отвезла в детский клуб.
   Монстр Колька в честь дня рождения был смирен, облачен в костюм и даже рожу (как всегда в саду бывало) при встрече Юле не скорчил. Лишь изрек философски:
   – Когда ты с двумя косами, то коза. А когда с одной – единорог.
   – А твой язык, Колька, надо зажарить и отдать собакам, – невозмутимо парировала Юлечка. – С днем рожденья!
   И протянула огромный конструктор (упросила маму купить «самый большущий», чтоб имениннику точно понравился).
   – Вау! – просиял он.
   Колина мать смущенно произнесла:
   – Ну, куда такой громадный! Не заслужил он… – И добавила торопливо: – Вы не волнуйтесь, Юленьке вашей тут хорошо будет.
   И действительно: девочка с удовольствием надела на ручку браслет – пропуск в лабиринт – и уже через минуту увлеченно бомбардировала Кольку мягкими шариками из пневмопушки.
   Дочка выглядела такой счастливой! Разрумянилась, глазки заблестели.
   Но все равно мама волновалась. И в детский клуб приехала гораздо раньше, чем было назначено.
   Колька заметил ее первым. Оторвался от ядовито-кремового торта, сообщил радостно:
   – А у вашей Юльки кровь из носа текла!
   – Я нос, наверно, случайно ушибла, – виновато произнесла дочка. – Но уже ничего не болит. Только платье новое жалко…
   Румянец – пылает, а лоб, нос, подбородок – совершенно бледные.
   – Ты не заболела? – Мать взволнованно коснулась губами виска девочки.
   Температуры, к счастью, не было, но она все равно с трудом дождалась, когда отгремит в честь именинника фейерверк из конфетти, всем гостям раздадут надувные шарики и можно будет идти домой.
   Юля – хотя времени было только восемь – всю дорогу терла глазки и даже мультиков не попросила, пожаловалась: «Я спать хочу».
   А наутро, едва встала с постели, покачнулась. Пробормотала удивленно:
   – На меня чуть потолок не упал.
   Мать подхватила дочь на руки:
   – Слушай, ты сама-то не падала? Головой не ударялась на этом дне рождения?
   – Ну… один раз только немножко. Когда Колька меня с горки столкнул. Но он не нарочно!
   – С высокой горки?!
   – Ну, такая… со второго уровня на первый. Да я в шарики упала, они мягкие! Ты не волнуйся!
   – Ничего себе! – возмутилась мать.
   Выглядела дочка опять – как в последние дни – словно печальное облачко. В лице ни кровинки, глазищи огромные, блестят. Но лоб прохладный.
   – Я врача сейчас вызову, – схватилась она за телефон.
   – И что ему скажешь? – скептически поинтересовался муж.
   – Что у ребенка – головокружение, это ненормально, согласись.
   – Но у меня уже ничего не кружится, – запротестовала Юлечка.
   И бодрячком побежала в ванную. Мама стояла в дверях, улыбаясь, наблюдала, как старательно Юля выдавливает зубную пасту, аккуратно, до кромки, наливает воду в стакан.
   – Рубашка моя чистая где? – отвлек ее муж.
   Объяснять, где лежит, бесполезно – проще в руки дать.
   Мать вышла из ванной комнаты. А когда вернулась – Юлечка лежала на полу.
   – Доча! – бросилась к ней мать.
   – Мам, все хорошо, – слабым голосом произнесла девочка. – Я поскользнулась просто.
   Да что же за напасть!
   – Мы идем в поликлинику. Прямо сейчас, – твердо произнесла мама.
   Но женщина-врач, равнодушная и усталая, ее опасений не разделила:
   – Простудных явлений нет. Сотрясения мозга – тоже. Переутомился ребенок ваш. Они в шесть лет быстро растут, организм не справляется. Отсюда и головокружения, и бледность.
   Что ж, доктору виднее.
   Мама чуть успокоилась. Юля еще месяц считалась здоровым ребенком и исправно ходила в садик.
   Правда открылась лишь спустя месяц, когда у девочки, наконец, взяли кровь на анализ.
   И правда оказалась безжалостной: Юлечка Ларионова умирала.

* * *

   Многие великие дела начинаются с мелочей. Так и у Татьяны Садовниковой. Завертелось все с того, что она решила: пора ей завести в Интернете собственный блог. У всех есть, а у нее до сих пор нет!
   И завела. Писала каждый день о том же, о чем и прочая публика: про погоду, работу, шопинг, поругивала правительство, изредка философствовала.
   Садовникова надеялась, что читателей у нее будет несколько сотен как минимум. Но увы – особой популярности ее блог не снискал.
   – Ты слишком интеллигентна для того, чтоб стать известной, – насмехались подруги. – Пиши про любовников, эротические фантазии, ругайся матом – поклонников сразу прибавится.
   Однако Таня все же надеялась раскрутить свой блог и без «жареного». Добросовестно просматривала все комменты, искренне радовалась каждому новому френду.
   Однажды, в ответ на пространный пост о распродажах, прочла:
   Как считаешь, в чем смысл жизни? Старик Аристотель учил: он в том, чтоб служить другим и делать добро. А ты умрешь – тебя никто и не вспомнит.
   Отвечать анонимному злопыхателю Садовникова не стала. Мало ли на просторах Интернета желающих просто так, без повода, настроение человеку испортить?
   Но бывает, что запомнится какая-нибудь глупость и не выгонишь ее из головы никакими силами. Так и с этим комментарием: будто песенка навязчивая прицепилась, запустила цепную реакцию грустных мыслей.
   Черт, вздыхала Таня, а ведь прав неизвестный недоброжелатель. Жизнь-то проходит – в путешествиях, вечеринках, работе, шопинге, фитнесе, пустой болтовне!
   «А сделала я хотя бы что-то, чтоб, красиво говоря, в людской памяти остаться?» – задала себе вопрос она.
   Ну, допустим… многие рекламные ролики, что она придумала, народу запомнились, престижные призы получили. Мужчины – кто любил ее и кого любила она – никогда ее не забудут. И все, все! В остальном она никак не изменила мир, не улучшила его, не оставила о себе доброго следа!
   «Эй, Танька! – оборвала саму себя Садовникова. – Да у тебя депрессия, что ли?»
   Впрочем, те, кто в депрессии, обычно тоскуют, рыдают и бесцельно себя корят. А Тане, наоборот, вдруг захотелось что-то СДЕЛАТЬ! Пока не поздно еще, ухватить колесо судьбы, развернуть собственное бесцельное бытие в правильном направлении.
   Таня была не из тех, кто начинает новую жизнь с понедельника или с Нового года, потому взялась за коррекцию судьбы немедленно.
   Рекламное агентство, где она работала, как раз выиграло тендер на продвижение очередного «чудо-крема», и заказ отдали ей.
   Садовникова, как всегда, протестировала продукцию на себе, внимательно прочитала аннотацию, отзывы в Интернете и сделала неутешительный вывод: увы, крем в плане омоложения и даже банального увлажнения кожи совершенно бесполезен. К тому же у многих вызывает аллергию.
   А от нее требуют, чтоб побуждала доверчивых женщин к покупке. Вбивала в их головы постулаты об уникальности товара. Заверяла, что, только мазни личико, сразу станешь самой желанной, потрясающей, любимой. Ох, до чего надоело! Можно, конечно, просто уволиться – только на ее место тут же возьмут кого-нибудь еще.
   Но что, если… не дурить, как принято, потребителя, а сыграть с ним честно?
   И Таня для рекламы крема выбрала путь нетривиальный. Решила: не будет никакого гламура, холеных фотомоделей, ярких тропических красок. Снимать ролики нужно в российской глубинке, героиней взять обычную, не слишком эффектную девушку, и от стандартной идеи (именно этот крем превратит тебя в принцессу!) уйти максимально. Даже девиз для рекламной кампании придумала совершенно неожиданный: «Красавиц замуж не берут».
   Директор агентства, когда прочитал концепцию, усмехнулся:
   – Первейший закон рекламы нарушаешь, милочка. Пипл от тебя красивого ждет, а ты ему критический реализм подсовываешь.
   – Да пипл счастлив будет, – парировала она. – Красивым весь телевизор полон. Давно пора сменить пластинку.
   Начальник задумался. Наконец сказал:
   – Ладно, Садовникова. Ты звезда. Имеешь право. Уверена в успехе – рискуй.
   Но Таня – когда придумывала сценарий и снимала ролик – впервые в жизни не думала ни об успехе, ни о продажах. И о том, чтоб отхватить за свой клип премию, тоже. Конечно, ее обязанность – всучить потребителю как можно больше баночек пресловутого крема. Но сейчас ей очень хотелось совсем другого – донести до тысяч, миллионов обычных женщин простую мысль: жизнь коротка, не стоит тратить отпущенное тебе драгоценное время на то, чтоб обратиться в прекрасную принцессу. Не надо часами грустить перед зеркалом, расходовать силы и деньги на дорогущие процедуры. Даже статистику в своем ролике привела: лишь половина тех, кого считают красавицами, замужем. А счастливы из них – от силы десять процентов.
   Ролик вышел на экраны и публике понравился. До Тани даже несколько писем дошло – передали с телеканалов: женщины дружно благодарили ее «за правду». Одна бабушка и вовсе спасительницей называла: «Внучка раньше с ребятами встречаться стеснялась, считала, что некрасивая. А теперь рекламу вашу посмотрела – и поклонника себе завела, на дискотеки ходит!»
   В письмах, правда, ни слова не было о том, купили ли благодарные потребители пресловутый крем, но Таня все равно была счастлива. Она впервые реально помогла многим людям!
   И готова была продолжать делать добро.
   …Вскоре после выхода ролика на экраны раскаленным июньским днем Садовникова спешила по Тверскому бульвару. (Машину из-за пробок пришлось бросить на подступах к Садовому кольцу.) Ковылять в деловом костюме, колготках и на каблуках было жарко и неудобно. И вдвойне обидно, что народ кругом разряжен по-пляжному, атмосфера на столичном бульваре будто на курорте. Кто с мороженым на лавочке прохлаждается, кто с пивом на газоне. Подростки перекидывают мяч, пенсионеры играют в шахматы, малышня босиком бегает по газонам. Таня даже размечталась: послать бы сейчас к богу в рай надоевшую работу, стянуть колготки, купить вреднющую кока-колу, плюхнуться на траву, и плевать, что дорогущий костюм от Ив Сен-Лорана мигом зазеленится.
   Впрочем, люди, отдыхавшие на бульваре, поглядывали на нее с завистью и, возможно, мечтали оказаться на ее месте. Молодая, красивая, успешная, дорого одетая. Спешит на необременительную – уж точно, не траншеи рыть! – работенку.
   Особенно горьким взглядом проводила ее совсем молодая, не старше семнадцати, девчонка. Столько даже не зависти в ее взоре было, но безнадеги, смирения перед собственной грустной долей. Таня мимолетно разглядела девушку: одета простенько, ноготки обгрызены, толстушка, далеко не красавица.
   «Интересно, видела она мою рекламу про крем?» – задумалась Таня. Впрочем, быстро выбросила случайную прохожую из головы. Не до пустых размышлений сейчас. Нужно на предстоящих переговорах сосредоточиться.
   …Тот рабочий день затянулся почти до десяти вечера, и когда Таня возвращалась с работы, поваляться на газоне уже не мечтала. Переговоры с двумя заказчиками и мозговой штурм по новому проекту кого угодно измотают. Поскорей бы вызволить с платной стоянки машину, добраться до спасительной тишины квартиры и плюхнуться в прохладную ванну.
   Публика на Тверском к вечеру сменилась. Вместо студентов с конспектами и пенсионеров с газетами – все больше пьяноватые подростки. Но девушка, на которую Таня обратила внимание утром, осталась на той же самой лавочке. Еще более грустная, под глазами залегла синева. Пьет кефир, в руках булочка. И носом хлюпает – то ли простудилась, то ли плачет.
   «Она что ж, целый день тут сидела?! – заинтересовалась Татьяна. – Но зачем? Жаль, спросить неудобно».
   Уже прошла мимо, как вдруг услышала за спиной робкий голос:
   – Извините, пожалуйста.
   Остановилась, обернулась. Ободряюще улыбнулась несчастному созданию:
   – Да?
   Та совсем засмущалась, опустила голову:
   – У вас, случайно, не найдется пятидесяти рублей?
   Татьяна еле сдержала вздох разочарования.
   Попрошаек – особенно молодых, здоровых – Садовникова не переносила на дух. А их сказки, всегда однотипные, про сгоревший дом и деньги на операцию ребенку, ее просто бесили. Неужели эта особа сейчас заведет ту же шарманку?
   – И зачем тебе пятьдесят рублей? – усмехнулась Татьяна.
   – Нужно кислоту купить. Аскорбиновую, – вздохнула девушка.
   Что-то новенькое.
   – Зачем тебе?
   – Не мне. – Попрошайка погладила себя по животу. – Маленькому.
   И только тут Садовникова разглядела: девчонка-то не толстая, как ей сначала показалось, а в положении! Таня не слишком разбиралась в сроках, но живот был уже огромный.
   «Купит она себе пива вместо аскорбинки!» – подленько шепнул внутренний голос.
   Но Таня все же вытащила кошелек.
   Пятидесяти рублей в нем не нашлось. Мелочью, может, и наскребла бы, но Садовниковой вдруг стыдно стало вытряхивать несчастной копейки. И она широким жестом протянула пятисотенную:
   – Возьми.
   – Ой… – растерялась та. И неожиданно брякнула: – А у меня сдачи нет.
   – Не нужно мне сдачи, – поморщилась Таня. – Пойди, вон, черешни себе купи, настоящих каких-нибудь фруктов, а не химической аскорбинки.
   – Что ж… спасибо вам огромное, – незнакомка расплылась в недоверчивой улыбке. – Маленькому на приданое пойдет.
   – Слушай, – не удержалась Садовникова. – У тебя совсем, что ли, денег нет?
   – Нету, – вздохнула та. – С работы сразу выгнали, как про беременность узнали, с квартиры тоже.
   – А… парень? Отец ребенка?
   – Бросил меня. Да и пошел он! – Девица недобро блеснула глазами.
   Таня вообще не представляла, что бы она сама делала в подобной ситуации – беременная, без жилья, без поддержки. А как другие справляются, прежде не задумывалась. Считала: сами виноваты. Но эту непутевую ей вдруг до того жаль стало!
   – Под кустом, что ли, будешь ребенка рожать? – укоризненно произнесла Садовникова.
   – Ерунда. Прорвусь, – отмахнулась девица. – Лето, тепло. А срок подойдет – в больничку сунусь, по «Скорой». Примут, куда денутся. Когда схватки, без полиса можно.
   И Татьяне вдруг стыдно стало за собственную, честно заработанную квартиру, высокую зарплату, беспроблемную жизнь. Едва не ляпнула: «А поехали ко мне! Хоть ванну примешь, отдохнешь нормально!»
   Но от опрометчивых слов удержалась – рискованно неизвестно кого к себе домой приглашать. Пробормотала:
   – Слушай, неужели тебе вообще пойти некуда? Есть же какие-то фонды, организации благотворительные?
   – Вот еще, к ним в казарму! В девять ноль-ноль отбой, мозг компостируют, – окрысилась девушка. – Я уж лучше тут, на природе.
   – Ну, хорошей тебе тогда ночи, – пожала плечами Таня.
   Юркнула в метро, добралась до парковки, где ее дожидалась машинка, красавец-«Инфинити». Откинулась в удобном кресле, включила кондиционер, музычку. Задуматься бы сейчас о приятном – грядущем отпуске, круизе по норвежским фьордам, например. Но никак не выходила у нее из головы несчастная беременная. Может, денег ей дать? Еще, да побольше? Таня не обеднеет. Беда в другом: не умеет такой контингент распоряжаться капиталом. К гадалке не ходи: откладывать девица не станет, помчится на какой-нибудь дешевый рынок, наберет себе ворох кофточек с люрексом, пару раз шиканет в ресторане – и снова на бульвар, милостыню просить.
   Значит, нужно не деньгами помочь – как-нибудь по-другому.
   Таня – хотя прежде о благотворительности понятия не имела – план «спасения утопающей» разработала быстро. И назавтра – когда снова увидела свою знакомую на бульваре – подошла к ней сама. Деловито произнесла:
   – Я тебе общагу нашла. Удобства на этаже, но комната отдельная. Против ребенка там не возражают. Готова оплатить твое проживание. Месяца на три. И обеды в столовой, хотя бы раз в день нормально питаться будешь.
   Девица опешила:
   – Ой… – Взглянула на Таню чуть не со страхом, добавила: – Зачем это вам?!
   – Сама не знаю, – честно призналась Садовникова.
   – Вы, может… – беременная окинула ее внимательным взглядом, – моего ребенка купить хотите?
   – С ума сошла, – фыркнула Таня. – Зачем он мне нужен?!
   – А чего? У меня там, – погладила себя по животу, – мальчик. Здоровенький. Славянин.
   – Если понадобится, я себе сама рожу, – заверила Татьяна. Взглянула на часы, поторопила: – Ну, что решаешь?
   – Да, да, да!
   – Тогда жди меня здесь же вечером. Часов в восемь.
   Денег, что потратить придется, Таня вообще не жалела. А вот времени уйдет уйма: общежитие, где согласились принять женщину с ребенком, находилось на другом от ее дома конце Москвы, в Отрадном. Но что поделаешь, если уж взялась за благотворительность!

* * *

   Крыша над головой и собственная постель – что может быть лучше?!
   Таня рассчитывала, что ее протеже рассыплется в благодарностях, но та свое новое жилище приняла без восторга:
   – Душно здесь. Шумно. И гастарбайтеры.
   – Не нравится – возвращайся на бульвар, – пожала плечами Садовникова.
   – Да ладно. Перекантуюсь пока. – Девица ей будто милость оказывала.
   Кто их поймет, несчастных-бедных!
   Татьяна уже изрядно устала от нового своего амплуа матушки Терезы. Сухо попрощалась с беременной – и с удовольствием юркнула в машину, свое убежище. Время близилось к полуночи, город наконец опустел – гнать бы сейчас под двести, благо двигатель позволяет. Впрочем, – раз уж начала остепеняться, – будь последовательной. Потому Садовникова превышала лишь изредка и ненамного.
   В паре километров от общежития, на однополосной улице Бестужевых, у остановки замер автобус. Объезжать нельзя, двойная сплошная. Таня послушно притормозила. Пассажиры вышли, но «Икарус» отъезжать не спешил. Сзади забибикали. Девушка взглянула в зеркало: на хвосте черный джип.
   – Обгоняй, если такой умный, – пробормотала она.
   Водитель внедорожника бесстрашно унесся по встречке. Вслед за ним последовала убитая «пятерка» – толстомордый водитель не поленился открыть окошко, выкрикнул Татьяне:
   – Езжай, овца! Никого нет!
   Автобус продолжал стоять с распахнутыми дверями.
   «Что я действительно: совсем зашуганная! Ночь, менты все спать легли».
   Но только Таня вывернула за сплошную – ей наперерез тут же выпрыгнул гаишник. Его лицо выражало неприкрытую радость.
   – Нарушаем? – весело произнес он.
   Откуда он взялся? Ага, вот полицейская машина. Хитро замаскирована за газетной палаткой. Все чин чином: два полицейских, камера на треноге. Похоже, проверенное хлебное место.
   Ладно, прорвемся. Еще не родился мужчина, который мог бы устоять перед ее умоляющей улыбкой.
   – Простите неразумную, – виновато произнесла Таня. – Все поехали, и я поехала.
   Обольстительно улыбнулась полицейскому, но тот смотрел сурово. Сухо констатировал:
   – Обгон через сплошную.
   – Не обгон, а объезд препятствия, – парировала Татьяна. – Вы что, не видите? Я минут десять честно стояла, ждала, а он все не едет. Сломался, наверно.
   – Аварийная сигнализация у автобуса включена? – вкрадчиво поинтересовался гаишник.
   Ответить Таня не успела – вредный «Икарус» в самый неподходящий момент закрыл наконец двери и отбыл.
   – Вот видите, не сломан. Видеозапись нарушения смотреть будем? – деловито вопросил полицейский.
   И подмигнул своему напарнику.
   Но Таня сдаваться не собиралась:
   – А почему вы джип не остановили? И «пятерку»? Они раньше меня проехали!
   – Документики давайте, – еще более хмуро произнес страж порядка.
   – Отпустите меня, пожалуйста! – не теряла надежды Садовникова. – Я ведь никому не помешала, аварийной ситуации не создала. Ночь, машин нет, пешеходов тоже.
   – А ПДД – они в любое время суток едины, – назидательно произнес мент.
   Вот зараза!
   – Сколько? – устало выдохнула Татьяна.
   – В патрульную машину пройдемте, – поджал губы гаишник.
   И только в ней нацарапал на бумажке: сто тысяч.
   – Вы, по-моему, лишний ноль приписали, – покачала головой Садовникова.
   – Как угодно. – Полицейский шустро разорвал бумаженцию.
   И взялся выписывать протокол.
   – Вот, блин, правовое государство! – вырвалось у Тани. – Вы б лучше пробки так ретиво разруливали! Угнанные машины искали!
   – Водительское удостоверение я у вас изымаю, – невозмутимо изрек гаишник. – А за повесточкой в суд завтра подъедете. Сюда же, в Северо-Восточный округ.
   – Послушайте, но это ведь натуральная ловушка! Подстава! – продолжала бушевать Таня. – И почему вы остановили именно меня? Потому что у джипа номера блатные, а с «пятерки» взять нечего?!
   – Что-то вы, девушка, очень агрессивная. Алкогольные напитки сегодня употребляли?
   – Я не пью за рулем!
   – Сейчас проверим.
   Сомневаться не приходилось: алкотестер ей подсунут какой-нибудь левый, хоть десятую долю промилле, да покажет!
   «Вот я попала! – пронеслось в голове у Тани. – Может, черт с ним? Заплатить? Наличных у меня нет, но, говорят, гаишники не гнушаются до банкомата подбросить».
   Но предложить деньги не успела. Увидела: в спину полицейской машины ударил свет фар. Очередной автобус! А спустя секунду – она просто глазам своим не поверила! – его обогнала та же самая убитая «пятерка». Ошибиться Таня не могла: красная, с мятым крылом, за рулем – все тот же мордатый парень.
   Напарник полицейского – он оставался на дороге – принял боевую стойку… и через долю секунды уже бросился к очередной жертве, новенькому белому «Мицубиси», что опасливо вырулил из-за автобуса.
   – Да у вас тут целый кооператив! – ошарашенно молвила Татьяна. – Я на вас жалобу напишу!
   – О чем? – Гаишник взглянул на нее даже жалостливо. – Не мы ведь вас на встречную полосу выезжать заставляли.
   – Но эта битая «пятерка», что сзади сигналит, – она явно с вами в доле. Людей провоцирует, а вы ей потом процент от прибыли отстегиваете!
   – А дисциплинированный водитель на провокации поддаваться не должен, – усмехнулся полицейский. И вручил ей протокол: – Извольте подписать.
   – И не подумаю! Хотя нет, давайте.
   В месте, оставленном для объяснений, Таня красочно описала, в чем суть ловушки: ночь, автобусная остановка, битые «Жигули»-провокатор.
   Гаишник прочитал, покачал головой:
   – Неразумно себя ведете. Лучше б вину признали и минимальным наказанием отделались.
   – А мне что четыре месяца без руля, что шесть – одинаково плохо, – заверила Татьяна. – И я еще куда следует сообщу, что вы у меня взятку вымогали. – Не моргнув глазом соврала: – Я бумажечку, на которой вы сумму написали, сфотографировать успела.
   Полицейский взглянул встревоженно – но, увы, быстро просек, что девушка блефует. Беззлобно буркнул:
   – Да хоть ты из себя вывернись – бесполезно. Суды за выезд на встречку решение не глядя выносят.
   Вручил ей копию протокола, временное разрешение на вождение – и поспешил на выручку приятелю, который уже обрабатывал перепуганную водительницу белой «Мицубиси».
   Таня вернулась в свою машину. Из приемника лился беззаботный Штраус, и она раздраженно выключила музыку.
   «Вот я попала! – корила себя Татьяна. – Чего понесло меня в это Отрадное?! Беременной сиротке решила помочь, только подумать. А сама вместо высшей благодарности без прав останусь!!!»