Анна Кэтрин. Соль и серебро

   Стэн и Аманда росли по соседству со мной. У них тоже были большие дома, бассейны и подстриженные деревья вдоль подъездных аллей. Нам подарили похожие машины, когда нам исполнилось по шестнадцать лет, и мы ездили на них слишком быстро, пока наши родители потягивали мартини и болтали о фондовой бирже и инструкторах по теннису.
   Отличие между нами теперь заключается в том, что Стэн и Аманда продолжают жить той жизнью. Я живу в Бруклине, в крошечной квартирке, в окружении студентов, изучающих литературу и философию, в нескольких минутах езды на метро до Манхэттена. Я никогда не ездила на метро, пока не переехала в Бруклин.
   Хотела бы я сказать, что я вписалась в эту жизнь и у меня не было никакого культурного шока, но я не вписалась совершенно. Я начала работать в закусочной, потому что это больше всего было похоже на ту работу, которую я на самом деле могу выполнять; только благодаря любимой горничной матери Аманды я вообще получила этот шанс. Горничная матери Аманды, чье имя я даже не знаю, потому что в те времена я плохо запоминала имена, несмотря на то что сидела без гроша, получила неплохое вознаграждение за то, что рекомендовала меня на это место.
   Оглядываясь назад, я прихожу к убеждению, что Салли пожалела бедную богатую девочку, явившуюся к ней в первый день работы официанткой в белом костюме от Прады и за рулем «мерседеса». Я с трудом запарковалась, и к концу рабочего дня мои ноги так гудели, что я не могла вести машину. Салли не слишком смеялась над моими страданиями и разрешила мне поспать в ее сильно натопленной комнате над закусочной, пока она смотрела телевизор и в итоге сама уснула прямо в старом кресле, которое, к сожалению, она не оставила здесь, когда переехала.
   Это история о том, как появилась Дверь на самом деле, потому что той ночью, когда я не вернулась домой, Стэн и Аманда выехали из Лонг-Айленда. Почему они просто не позвонили мне на мобильник? Если бы они сделали это, сейчас все было бы по-другому. Они позвонили с улицы. Я впустила их через черную дверь, и мы отправились в подвал с бутылкой водки Аманды и таблетками экстази Стэна.
   Бог мой, я знала, как отплатить им за доброту, не правда ли?
   «Мы должны… мм… а-а-а… мы должны сделать что-то, потому что сегодня особенный день!» – заявила Аманда, когда мы выпили слишком много, чтобы сохранить здравый смысл. Тогда мы много пили. Они продолжают делать это, а я – нет. Я не могу – у меня всегда слишком много дел. Не думайте, что мне это чертовски нравится, отнюдь. Но что я могу поделать? Мне приходится жить с этим, точно так же как приходится уживаться с остальным; в мои преклонные годы я стала мудрой и спокойной.
   Кстати, это большое вранье.
   «Да, – лениво сказал Стэн, растягиваясь на каких-то поломанных коробках на полу. – У тебя есть работа. Это невероятно».
   «Без шуток, – тут же согласилась я. Кто бы мог подумать, что я буду работать? Только не я; моя жизнь пошла под откос. – Нам надо что-то купить на мои чаевые!»
   «Сколько тебе дали?» – Аманда даже не попыталась изобразить заинтересованность, но я все равно вытащила смятые купюры из кармана.
   Мой роскошный белый брючный костюм от Прады был заляпан пятнами до такой степени, что самая лучшая химчистка с ними не справилась бы, но все равно я ощущала какую-то странную гордость. Я сделала свою работу, и да, я не очень хорошо ее сделала, но я ничего не уронила, и на меня пожаловался только один клиент, когда я принесла ему обычную колу вместо диетической.
   «Пятнадцать баксов», – гордо заявила я и показала деньги.
   Аманда вытащила один доллар из кучки.
   «Нам надо навести чары на деньги, так чтобы они умножались, а тебе не приходилось много работать», – сказала она, кладя доллар на пол.
   «Ты идиотка», – сказал Стэн, но сел прямо, явно заинтересовавшись.
   Я хотела сказать, что это чушь. Хотела сказать, что бедность дала мне ощущение новой цели. Но это была бы ложь. Чертова-чертова-чертова ложь. Ведь, что бы нам ни говорили книги, кино и телевидение, в бедности нет ничего хорошего. Нет ничего хорошего в том, чтобы жить в чужом доме, даже если это дом твоего лучшего друга детства. Ничего полезного нельзя извлечь из ситуации, когда все, кого ты знаешь, в глаза тебя жалеют, а за глаза злорадствуют.
   Я могла прожить всю жизнь, не зная, кто мои настоящие друзья, и была бы счастливее.
   «Давайте сделаем это», – сказала я.
   «Надо сочинить стих», – серьезно произнесла Аманда, и я согласилась.
   В конце концов, мы все смотрели «Колдовство» миллион раз, и все их заклинания были рифмованные.
   «Мм, – я посмотрела на купюру, – не надо ли нарисовать круг?»
   Я вытащила из кармана крошечный кусочек мела; я пользовалась им, чтобы написать блюдо дня на доске за барной стойкой. Сегодня блюдом дня был мясной рулет с картофельным пюре, зеленой стручковой фасолью, подливкой и булочкой, за все – пять долларов. Неудивительно, что закусочная едва сводила концы с концами, если Салли даже не назначала настоящую цену за еду.
   «Так, дай мне это». – Аманда выхватила у меня мел и нарисовала неровный круг на бетоне, положив долларовую купюру в центр.
   «Вы, ребята, спятили. Магии не существует. – Стэн ущипнул меня за бок. – Давайте лучше закинемся экстази».
   «Нет, не сейчас, – ответила я и оттолкнула его руку, продолжавшую щипать меня. – Прекрати».
   «Заткнитесь! – потребовала Аманда. – Ладно, я думаю, я сочинила отличный стишок».
   «Приступай», – сказала я ей.
   Мы втащили Стэна в круг и сели вокруг него, скрестив ноги, соприкасаясь коленями и держась за руки.
   «Я думаю, для начала нам нужна кровь, – сказал Стэн. – Если уж мы собираемся делать это, надо сделать правильно, не так ли?»
   «Где мы возьмем кровь?» – Я осмотрелась, но в подвале не было никаких забытых Салли ножей, ничего подобного.
   «Я знаю! – Аманда прижала сумочку к груди. – Маникюрные ножницы».
   «Очень умно», – одобрительно сказала я.
   «Я лучшая», – согласилась она и царапнула ножницами мой палец.
   Несколько капель упало в колпачок из-под ее подводки для глаз. Потом кровь Стэна, потом ее собственная. В неверном свете подвала наша кровь казалась почти черной, и я немного занервничала. Кто знает, что может случиться с этой кровью? Аманда поставила колпачок в центр круга, на купюру.
   «Готовы?» – Она взглянула на Стэна, потом на меня.
   Я кивнула как можно решительнее, но я думаю, выглядело это вовсе не решительно, поскольку я была пьяна в стельку, и, если бы я кивнула чуть резче, я бы, скорее всего, упала.
   «Готовы! Вперед!» – прокричал Стэн и начал смеяться.
   «Солнце, звезды, вилка, нож», – нараспев произнесла Аманда.
   Я хихикнула, и она сильно сдавила мне руку.
   «Ой!»
   «Заткнись, я колдую!»
   «Вы, ребята…» – начал Стэн.
   «Заткнись! – потребовала Аманда и снова начала: – Солнце, звезды, вилка, нож, пусть к нам денежка приде-е-е-е-ет!»
   «Это не рифмуется, – заметила я и начала хихикать, не в состоянии остановиться. Слишком много водки! Я была так глупа, понятия не имела, что натворит этот нерифмованный стишок. – Мел светится? Какой ужас, я и не знала, что он фосфоресцирует».
   «Такое бывает только в океане, бестолочь», – сказал Стэн.
   Он откинулся назад как можно дальше, пытаясь нарушить наше равновесие.
   «Все может светиться», – возразила я, наклоняясь в его сторону.
   «Погодите, я придумала продолжение: Дай нам больше, дай нам все. Желанья наши исполняя, дай нам все, чего желаем», – ликующе закончила Аманда, и мел засветился еще ярче.
   И тут появилась Дверь. Дверь прямо за спиной Стэна, где всегда была стена.
   «О-ой! Ребята… – Я ткнула пальцем за Стэна. – Там большая Дверь или что-то вроде этого. Я думаю… что за черт?»
   Да, у меня грязный рот.
   «Ха-ха, конечно», – сказал Стэн, не поворачиваясь, и в Двери что-то появилось.
   Аманда покачала головой:
   «Нет! Стэн, правда! Посмотри!»
   Стэн повернулся, и мы все застыли на месте, когда нечто – нечто с ногами — начало выходить из Двери, и Аманда обрадовалась:
   «Сработало! Мы наложили чары!»
   Я мало что помню из того, что было дальше, – все воспоминания расплываются, как бывает из-за алкоголя. Раздался громкий удар – чудо, что старушка не проснулась от шума. Засиял яркий свет. Следующее, что я четко помню, – это желтая липкая противная масса, навалившаяся на Стэна, Аманду и меня. Ничто теперь не спасет мою Праду. У парня, стоявшего над нами с мечом в одной руке и обрезом – в другой, были мрачные голубые глаза и сексуальная небритость.
   Райан никогда не говорил мне, как он смог добраться до нас так быстро, и я никогда не спрашивала. Я не хочу знать, как близки мы были к тому, чтобы нас сожрал отвратительный желтый монстр, и я должна указать – монстр с большим количеством ног.
   «Вы идиоты!» – заорал он, и в его голосе послышался акцент – что-то южное и грассирующее, что вызвало в моей памяти ранчо, лошадей и ковбойские шляпы. И, о да, на нем была эта самая ковбойская шляпа.
   «Не смей называть нас идиотами!» – заявила Аманда, уперев руки в бока.
   Но, о да, детка, этот парень может называть меня как угодно, пока он со мной в постели.
   Позади него было – ну, было то, что я теперь знаю как Дверь. Глупый стишок Аманды открыл Дверь в Ад. Но в тот момент я могла думать только о том, что она милая.
   «Приве-е-е-е-ет, милая», – подумала я и ощутила теплую дрожь по всему телу.
   «Не разговаривай с ней! Не… эй! Девушка! Послушай меня! – Внезапно руки парня оказались на мне, и он затряс меня. – Не разговаривай с ней, понятно?»
   «Я ни с чем не разговариваю, и я не идиотка, – высокомерно заявила я. – Позвольте мне сказать, насколько высокомерной я могу быть: очень».
   «Да? С моей точки зрения, вы, ребята, все идиоты, это уж точно. – Он отступил назад и выпрямился. – Вы только что открыли Дверь… – (я услышала в его голосе большую букву) – в худшее место, какое только можете себе представить».
   Я перевела взгляд на Аманду. Она выглядела наполовину утомленной и наполовину расстроенной из-за испорченной одежды. Стэн рассматривал Дверь за спиной незнакомца.
   «Кто вы такой? – спросила я. – Вы не можете так просто вломиться сюда, убить какую-то тварь, измазать нас этой гадостью и даже не сказать, кто вы».
   «Можете называть меня Райаном. Я здесь, чтобы спасти ваши задницы, так что на вашем месте я бы не жаловался». Он осмотрел подвал и вытащил полотенце из стопки. Мы все наблюдали, как он вытирает меч. Его обрез уже спрятался в недрах его крутого развевающегося кожаного плаща.
   «Не могу представить, – произнесла Аманда с видом надменной принцессы, – чтобы вы могли сказать что-то такое, что заинтересовало бы меня».
   «Тогда не слушай. Ты можешь умереть, и мне плевать на твое упрямство. – Он обратил внимание на меня. – Ты слушай».
   «Я слушаю, – кивнула я. – Но… э-э-э… я пьяна. Ты можешь быть галлюцинацией. И это… – я махнула в сторону Двери, – это тоже может быть галлюцинацией».
   «Это не галлюцинация, это кошмар. Это ваш самый страшный ночной кошмар, клянусь. Это Дверь в Ад – в несколько разных Адов. И вы, идиоты, как-то ее открыли. Что вы просили? Деньги? Славу?»
   «Деньги», – признала я.
   «Не говори с ним», – посоветовала мне Аманда.
   «Что-то происходит, – ответила я ей. – Разве ты не хочешь знать, в чем дело? Мы даже не принимали экстази!»
   «Я принял», – сказал Стэн.
   Я не обратила на него внимания и повернулась к Райану, вытягивая шею, чтобы посмотреть ему в лицо.
   «Я могу… – заговорила я. – Это похоже на шепот. Вы слышите?»
   «Это Дверь. Она хочет, чтобы ты с ней говорила. Она хочет дать тебе все, что ты пожелаешь. Не бери это. Никогда не бери. – Он понизил голос. Пока он говорил, его ладонь сжималась и разжималась на мече. – Ад реален. Все Ады реальны. Демоны реальны. Любой демон, какого ты можешь вообразить, существует».
   «Это самая большая чушь, которую…»
   «Заткнись!» – одновременно сказали мы с Райаном.
   Долю секунды Аманда выглядела обиженной, потом рассердилась.
   «Я выхожу из игры, – заявила она и встала. – Пошли, Стэн».
   Он тоже поднялся и с извиняющимся видом взглянул на меня.
   «Прости, Элли, – сказал он, – но Аманда права. Это все гребаная чушь».
   «Сам ты гребаный», – ответила я и осталась там, где была.
   Аманда покачала головой:
   «Ты можешь развлекаться тут, Элли, но мы со Стэном идем домой».
   Так они и сделали.
   Иногда мне не верится, что они тогда ушли. Но иногда я удивляюсь, что они оставались так долго. Иногда я удивляюсь тому, что удивилась, что они ушли. Хотя они мои лучшие друзья, я всегда считала, что у меня нет иллюзий насчет них.
   «Я не думала, что они на самом деле уйдут», – сказала я Райану, когда Дверь захлопнулась.
   «Я думал». – Он сел одним текучим движением, скрестил ноги, скопировав мою позу. Положил меч рядом с собой, его острие смотрело на меня.
   «Скажи мне, что происходит, – попросила я. – Это самое интересное приключение в моей жизни».
   «Это самое ужасное приключение в твоей жизни», – возразил он, но я не поверила.
   И до сих пор не верю, потому что… это звучит ужасно. Это звучит ужасно, но, как ни омерзительна Дверь, как ни ужасно то, что происходило, я не могу пожалеть, что встретила Райана. Я не могу пожалеть о том, чему он меня научил.
   Всему тому, что приходится делать беднякам, – быть сильными, изобретательными и полагаться на себя, – всему этому я научилась, сражаясь против демонов с Райаном.
 
   С заднего сиденья в машине, в которой мы ехали, Бруклин выглядел таким же прекрасным и мирным, как в тот первый день, когда я ехала по нему в первый день работы в закусочной «У Салли». Он действительно прекрасный и мирный. Здесь много культурных памятников и всяких интересностей, на которые туристы совершенно не обращают внимания, – например, ботанический сад, крошечные итальянские рестораны в Бей-Ридже, греческие закусочные и мост Верразано. Но здесь в округе также есть парочка Дверей в Ад, и они портят всю картину.
 
   Внутри библиотеки прохладно, спокойно и светло. Я не слышу шепота Дверей, поэтому не совсем понимаю, зачем мы здесь.
   Райан ведет меня направо, к секции любовных романов.
   – Постой минутку, – твердо говорит он и уходит.
   Ага, конечно.
   Я жду, пока он не отойдет на несколько шагов, и следую за ним. Вверх по ступенькам, через несколько дверей в светлую просторную комнату, где много столов, компьютеров и пахнет озоном. Маловероятно, чтобы Райан не почувствовал, что я иду за ним, но он не обращает на меня внимания. Я прижимаюсь к стене за дверью. Не стоит торопить события. Я украдкой бросаю взгляд внутрь и вижу, что он наклоняется и целует единственную обитательницу комнаты в щеку. Вокруг нее навалены книги, но я вижу, что она миниатюрная брюнетка вроде меня, если бы я состояла из костей и кокаина. У нее большие глаза, густо накрашенные дорогой косметикой, и туфли, которые я купила бы себе в те времена, когда у меня были деньги.
   Она одета не как те библиотекари, которых мне доводилось видеть. Ее аккуратное платье явно куплено не в универмаге. Я не люблю делать ставки и не стала бы спорить на это, но я уверена, что на ней Анна Суи.
   Еще она смотрит на Райана так, как, с моей точки зрения, не подобает смотреть на коллег.
   К сожалению, я не слышу их из-за чертовой стены. Вот почему он, видимо, не стал возражать, когда я пошла за ним. Глупый Райан.
   Райан стоит ко мне спиной, но девушка – лицом, и, когда она замечает меня, ее глаза вспыхивают. Не в переносном смысле слова. Они загораются зеленью с золотыми бликами, и, улыбаясь, она выглядит злобной, будто может убить меня движением пальца. Или мыслью.
   Я не из тех, кто бежит от схватки, но я знаю, когда меня значительно превосходят по силе. Если она захочет сойтись один на один, я повыдергиваю ей волосы и искусаю не хуже, чем любая другая девчонка, но она выглядит так, словно предпочитает нечестную игру.
   Ладно. Я не просто ухожу, я мчусь прочь. Райан и его дружки иногда пробуждают во мне худшие чувства.
   Стеллажи Бруклинской публичной библиотеки похожи на стеллажи любой другой библиотеки. Книги чудесно пахнут старой бумагой и чернилами. Я не ценила такие вещи, когда была моложе, но я смотрю на жизнь по-другому, с тех пор как открылась Дверь. Оказывается, многое из описанного в литературе реально, и романы могут быть полезными. Некоторые, во всяком случае. Некоторые – полное дерьмо.
   Я брела по коридорам, вниз по лестнице, поворачивала за углы, пока не заблудилась окончательно. Есть что-то приятное в полной тишине. Никого нет поблизости, не слышен шепот Двери, и тошнота у меня совсем прошла. Книги здесь расставлены не согласно десятичной классификации Дьюи, но по корешкам книг рядом со мной я определила, что я, по всей видимости, в секции 200. Поскольку все эти книги на религиозные темы, забавно видеть их в подобной библиотеке. («Заткнись, понятия вроде „вивификации“ не исследуются сами собой».)
   Желтые лампы надо мной отбрасывают диковинные угловатые тени; я думала, что я одна здесь, но впереди меня между полками двигается темная фигура. Студент? Бездомный? Оба варианта одинаково не радуют. На пол падает тень – высокая, с чем-то вроде крыльев, но, когда я снова бросаю взгляд на движущийся объект, у него нет ничего подобного. Значит, это демон. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Что за день! Сегодня утром у меня было больше развлечений, чем за весь предшествующий месяц.
   Единственные демоны, которые, как я знала, отбрасывают крылатые тени, – это вампиры. Эти создания тоже на самом деле не сексуальные. Очередная чушь, о которой пишут эти сочинители романов. Вампиры похожи… они похожи на бабочек. Злобных бабочек. Снаружи они всегда прекрасны, словно готы, ошивающиеся в Ист-Виллидже, у них идеальный макияж, они носят высокие сапоги со множеством пряжек и изысканные корсеты даже летом. Но люди забывают, что бабочки используют свои хоботки – такие штуки вроде антенны, с помощью которых они всасывают пищу, – не только для того, чтобы опылять цветы. Некоторые бабочки питаются гнилыми фруктами, или липкими фекалиями, или потом с ваших плеч – они едят падаль. Сосущие человечину бабочки, подумайте только!
   Вот что делают вампиры ртом и крыльями: они обнимают добычу и высасывают из нее жизнь. Кровь, плазму, душу.
   Райан говорит, что душа находится в горле. Не знаю, верить ему или нет.
   Первое, что я узнала от Райана, когда он ворвался в подвал, – железо убивает, а серебро исцеляет. У Райана по всему телу шрамы от прижигания серебром – некоторые из них нанесла я, чтобы спасти его от укуса демона, слюны демона. Даже у меня самой есть один серебряный шрам, оставшийся после первой стычки один на один с чем-то мерзким.
   Да. После этого, после раскаленного серебра и запаха моей собственной поджаривающейся плоти, я больше не хожу безоружная. Даже в последней паре чистых джинсов, слишком тесных, вместо пояса в шлевки продернута железная цепь. Я могу вытащить ее и использовать против почти всего на свете.
   – Эй!
   Вампирша выходит из теней по направлению ко мне, чуть не урча. Она великолепна и да, одета в корсет. Он красно-черный, и я бы приревновала, если бы не знала, что она – кровососущий демон из могилы. Из-за пределов мира.
   – Эй, – повторяю я и начинаю пятиться, но она невероятно быстрая, а я всего лишь человек, и я знаю, что через миг она ткнется носом мне в шею, это очевидно, и я издам слабый вздох, как вздыхают плененные жертвы.
   Откуда я знаю? Я не бывала в плену. Думаю, дело в том, что во мне слишком много серебра. Я чувствую легкий толчок в шею, и это мой знак.
   Вот вторая вещь, которой я научилась от Райана: соль связывает.
   Я засовываю пальцы в правый задний карман и выхватываю пакетик с отличной морской солью, в самый раз для «Маргариты», и посыпаю себе шею в том самом месте, где чувствую острый толчок. Вампирша вскидывается, чихая, и да, я вижу длинный изогнутый хоботок из-под вампирского языка и шоколадно-коричневые крылья с золотыми прожилками, разворачивающиеся за ее спиной. Вампирский хоботок похож на старый резиновый медицинский жгут вроде тех, которыми медсестры перевязывают тебе руку, чтобы взять кровь на анализ. Самый кончик его темно-красный – это мое.
   Я провожу рукой по шее – на пальцах кровь. Немного – я успела вовремя. Я всегда успеваю, и у меня никогда еще не было проблем, хотя Райан бранит меня каждый раз, когда ловит на этом. Я вытираю палец о ближайшую подходящую вещь – о книгу.
   Соль связывает; ее называют контактной магией. Немного соли тут, немного там, и теперь что бы ни случилось с моей кровью в одном месте, случится с ней и в другом.
   Эта вампирша на самом деле не стоит моего железного пояса; вместо него я достаю Бетси – железный гвоздь – из того же кармана, где была соль, и протыкаю им пятно крови и книгу под ним. Вампирша кричит. Вцепляется себе в лицо, дергая за хоботок.
   Она падает на пол, продолжая извиваться. Тем временем я снимаю книгу с полки, делаю три широких шага назад и берусь за гвоздь.
   – Что ты здесь делаешь? – Я старательно изображаю рычание в лучших традициях Райана.
   – Иди к черту, человек! – Она фыркает, и слова вылетают мутные и влажные, потому что сосательная трубочка все еще торчит из ее рта.
   – Познавательно. – Я поворачиваю гвоздь, и она визжит. – Что ты здесь делаешь?
   – Дверь… – Она задыхается, но я на это не покупаюсь. – В комнате пожертвований… новая…
   – Спонтанная? – спрашиваю я.
   Вампирша кривится. Я поворачиваю гвоздь.
   – Да! – Ее крылья сворачиваются. – И будут еще, человек. Чтобы питаться…
   Она делает еще один тяжелый вдох и окончательно обмякает. Крылья сминаются, и это выглядит немного грустно, на самом деле – словно дорогое платье небрежно бросили на кресло после вечеринки. Однако ничего из того, что я сделала, не должно ее убить. Я перевожу взгляд с гвоздя на вампиршу, и тут в пяти футах от меня появляется, глядя на меня, брюнетка из той комнаты. Она взмахивает пальцами, и в вампиршу вонзается железный кол с деревянной рукояткой. Кол темнеет, покрываясь кровью, и меня снова тошнит.
   Она убила вампиршу до того, как я успела получить хоть какую-нибудь ценную информацию.
   – Премного благодарна, – ядовито говорю я.
   Кол переворачивается в воздухе, и я призадумываюсь, действительно ли столкновение будет умным шагом с моей стороны.
   – Ты что, не знаешь, что вампиров нельзя слушать? – возмущается девушка.
   Ее глаза снова вспыхивают, искрятся, и я непроизвольно отступаю на шаг назад. Сейчас я злюсь сама на себя. Ни одна чертова девица-охотница не заставит меня бежать, даже если она может заставить предметы летать. Я опять делаю шаг вперед; ее глаза ничего не упускают. Она поднимает бровь, перед тем как продолжить:
   – Они все лжецы. Они просто засасывают тебя.
   «Это что, каламбур?» – думаю я.
   – Просто у тебя тут Дверь, выпускающая вампиров, в… как ее? В комнате пожертвований? Это не значит, что ты должна быть стервой. – Я выдергиваю гвоздь из книги, вытираю об испачканные солью джинсы – теперь уж их точно придется стирать – и засовываю его обратно в карман.
   – Слушай сюда, идиотка, здесь нет Двери. – Она моргает, затем ее взгляд суровеет. – Или не было. Что ты натворила?
   – Нарния. – (Я даже не услышала, как подошел Райан. Я растяпа; если бы я была настоящей охотницей за демонами, уже миллион раз погибла бы.) – Оставь ее в покое.
   – Какого черта ты делаешь с этой непосвященной? – спрашивает Нарния.
   Что за имечко? Это имечко той, которая носит сшитый на заказ наряд от Анны Суи. Ненавижу ее.
   Она также делает ударение на слове «этой». Что заставляет меня подумать, какие истории рассказывают обо мне. Помимо того что я единственная простая смертная, которая открыла Дверь и с которой тем не менее до сих пор общаются охотники.
   Я выросла и преодолела свой адский эгоизм, Нарния.
   – Она убила много демонов, – говорит Райан. – Она знает, что делает.
   Он целиком на моей стороне. Я люблю его. Не люблю, в смысле, а люблю… ну вы меня поняли. Кроме того, весьма приятно, что кто-то ценит, что мне довелось совершить.
   – Дерьмо! – говорит она.
   Ладно, что бы там ни было.
   – Послушай, эта вампирша могла что-то рассказать. Я связала ее солью. Мы могли узнать что-то полезное.
   – Вампиры лгут. Демоны лгут. – Нарния перешагивает через вампиршу и смотрит мне в лицо. – Я слышала, ты прикоснулась к Двери. Чертовски глупо для того, кто знает, что делает.
   – Так, значит, ты знаешь, что делаешь? – спрашиваю я. – Тогда скажи нам, почему Дверь в моей закусочной исчезла. Вперед. Мы слушаем.
   Нарния колеблется, затем отходит. Очко в мою пользу.
   – Так я и думала. – Я поворачиваюсь к Райану. – Может, мы уйдем? Здесь что-то воняет.
   Я исполнила отличную драматическую сцену из жизни золотой молодежи, должна вам сказать.
   Райан закатывает глаза:
   – Мы уходим. Я узнал, что мне надо было.
   Я отчаянно пытаюсь придумать, что бы такое полуоскорбительное сказать Нарнии, что при этом будет звучать невинно, но эта идея с треском проваливается. Я поднимаю бровь и надеюсь на лучшее.
   – Нарния говорит, что не знает, как закрылась Дверь. Это значит, что мы имеем дело с чем-то новым. Такой информации у нас прежде не было. – Райан разворачивается на каблуках, полы плаща взлетают. – Пойдем, – бросает он через плечо.