Страница:
Анна Кэтрин
Соль и серебро
Благодарности
Автор хотела бы поблагодарить своего решительного и бесстрашного редактора Джозелль Дайер за решительность и бесстрашие и агента Диану Фокс за то, что она классная тетка и настоящая акула. Однако самую чистую и искреннюю любовь автор питает к арт-директору издательства «Тор» Сету Лернеру.
За дополнительной информацией о мифах, легендах, фольклоре и магии, описываемых в книге, а также за некоторыми знаменитыми рецептами закусочной «У Салли», пожалуйста, обращайтесь на сайт.
За дополнительной информацией о мифах, легендах, фольклоре и магии, описываемых в книге, а также за некоторыми знаменитыми рецептами закусочной «У Салли», пожалуйста, обращайтесь на сайт.
Apres moi, le deluge[1]
И огненных, и ледовитых гор,
Теснин, утесов, топей и болот,
Озер, пещер, ущелий – и на всем
Тень смерти; целый мир, где только смерть
Владычествует…
Мильтон. Потерянный рай
1
Эта история не длинная и не запутанная. В подвале моей закусочной есть Дверь в Ад, прямо по соседству с тем местом, куда мы складываем коробки из-под продуктов. Это на самом деле раздражает; оттуда все время лезет мистическая дрянь, и тогда Райан переворачивает все вверх дном, пытаясь избавиться от вышеупомянутой мистической дряни. Повсюду кровь, внутренности демонов, соленые круги и нарисованные магические знаки. И я возмещаю стоимость еды и посуды своей кредиткой, так что вы понимаете, как это утомительно.
Не то чтобы я возражала против присутствия Райана – он охотник за демонами. Парень с темными глазами и ежиком волос и с диковинным ружьем. Кожаные брюки, кожаный плащ, поношенная футболка и большая черная ковбойская шляпа, которая, как он очень тщательно уточняет, на самом деле стетсон[2], а не – гм! – ковбойская шляпа. Одним словом, круто.
При свете дня он выглядит как игрок в покер, вышедший на улицу после длившейся всю ночь игры, в которой ставки были высоки, участники – грубы, и он еще не вспомнил, что нормальные люди обычно не пытаются скрыть мысли пустым выражением лица под опущенными полями шляпы.
Хотя я обычно вижу его не на улице. Как правило, под лампами дневного света в закусочной или яркими электрическими лампочками в подвале. Райан, солнечный свет и я плохо сочетаемся. Забудьте об игроке в покер; как по мне, он всегда выглядит так, словно только что перестал воевать. На самом деле не перестал – имею в виду, не перестал воевать. Думаю, он и не может.
У Райана стоит раскладушка в подвале уже шесть лет, с тех самых пор как Дверь открылась. (Ладно, время признаний: с тех пор как я открыла Дверь, я и два моих лучших друга. И да, это было очень, очень глупо. Мы прослушали лекцию, прочитали методичку и отсидели дополнительные занятия. Мы знаем.)
В любом случае Райан почти всегда рядом с Дверью. Иногда, если демон минует его, он уходит в погоню. И время от времени он просто выходит наружу, не знаю зачем, может быть взять почту или еще что-то. Хотя в такие моменты я нервничаю – беспокоюсь, что однажды спущусь в подвал за рисом или чем-то еще, когда он не будет охранять Дверь, и закончу тем, что стану вампиром. Или меня съедят зомби. Или испачкает грязный демон.
Никогда не знаешь наверняка.
И не то чтобы я получала какую-то пользу от присутствия Райана (если не считать того, что я не мертва). Один раз я попыталась – ну ладно, не один раз; было поздно, я напилась, и мы как раз столкнулись над трупом, из которого текла желтая кровь, – но он не заинтересовался. Что хорошо. Наверное, даже лучше, если подумать. Райан хотя и крут, но глупец.
И я это говорю не потому, что он мне отказал. Вовсе нет.
Полагаю, я не красотка. Я вижу это каждый день, когда смотрю на Аманду. Она была моей подругой еще до того, как мама сбежала с инструктором по теннису и, по стечению обстоятельств, с содержимым семейных сейфов. Это Аманда тогда не покинула нас и пустила меня и отца пожить в ее пляжном домике, вытаскивала меня из кровати по утрам и выбивала из меня дурь, пока я не нашла работу в закусочной Салли. Она поддерживала меня даже тогда, когда я уже работала у Салли, несмотря на то что мы с Амандой с Лонг-Айленда, а Салли в Бруклине. (Если вы не из Нью-Йорка, эти слова для вас ничего не значат, но ньюйоркцы знают, что между Бруклином и Лонг-Айлендом схватка не на жизнь, а на смерть.)
С другой стороны, проблема с Амандой заключается в… ладно, с ней много проблем. Самая большая, я полагаю, – это то, что она чокнутая алкоголичка и тратит кучу времени на секс с неподходящими типами, чтобы справиться с эмоциональными проблемами, которые бывают, когда у тебя слишком много денег и недостаточно занятий. Райан, вероятно, относится к царству неподходящих мужчин, и он не первый из тех, кто прошел мимо меня и обратил внимание на нее. Даже когда она выглядит как помойка, все равно она классная. Если бы у нее был идеальный, изогнутый, как лук Купидона, рот, она бы на самом деле выглядела как Грета Гарбо, потому что она очень изящна; но она так не выглядит. Она изящная, и у нее пухлые губы. Я отчасти завидую ее губам. Она их не ценит.
Я точно не знаю, спала ли Аманда с Райаном. Вот если бы Стэн спутался с Райаном, об этом я знала бы. Он второй человек, который оставался рядом со времен моей Великой Депрессии. Большая проблема со Стэном, помимо того что почти все, кто его знает, называют его Стэном, хотя его имя – Чарльз, заключается в том, что он из помешанного на сноуборде зануды превратился в завсегдатая клубов. Кроме того, он решил, что он гей и человек-загадка. Или, может быть, он просто обсмотрелся «Близких друзей»[3] и подумал, что геи именно такие, поскольку ничего другого не знал. Так что он проводит кучу времени, как и Аманда, занимаясь сексом, – хотя, я полагаю, это потому, что он пытается компенсировать потерянное время. И также найти людей, которые не будут звать его Стэном, что разумно. Клубные мальчики, делающие ему минет в переулках, называют его Красавчик.
Я не очень беспокоюсь по этому поводу, если не считать СПИДа и того, что одним из этих парней может быть Райан. Хотя Стэн клянется, что нет, а Стэн не станет лгать на эту тему. В результате мы имеем Райана: высокого, мрачного, красивого, затянутого в кожу Райана, по всей видимости окруженного людьми, которые с радостью прыгнули бы на него, и тем не менее считающего Дверь в Ад намного более привлекательной.
Вот кое-какие важные факты о Двери. Первый: открыть ее – это была идея Аманды, не моя. Второй: это была шутка. Мы даже не понимали, что открываем Дверь в Ад, потому что в тот момент были пьяными в стельку и правда развлекались. Теперь, когда я знаю, что Двери делают и как они работают… что ж, я никогда не хотела ничего так сильно, чтобы открыть ради этого Дверь. Отсюда вытекает третий факт: причина, по которой кто-то может захотеть открыть Дверь в Ад – смертью, кровью и клейкой светящейся гадостью, которую потом не отчистить с пола, какими бы сильными химическими средствами или каким бы количеством черных кошек ты ни оттирал бы пятно (и это забавная история), – причина состоит том, что Дверь… дает тебе нечто.
Я не знаю, что получает Аманда или Стэн. Я просто знаю, что сейчас я счастливее, чем была до того, как появились Дверь и Райан в моей жизни. Это мало что говорит о моей жизни до Двери, а ведь, возможно, смерть в одном шаге от меня.
Не то чтобы я хотела открыть еще одну Дверь или открыла бы эту, если бы знала то, что знаю сейчас. Райан говорит, что Двери вроде нашей ведут в девять Адов, или адских измерений, или просто измерений, это зависит от того, кто говорит и сколько он выпил. Я не говорила, что Адов может быть больше девяти, или меньше, или вообще неопределенное количество? И когда Дверь открыта, сквозь нее пытаются прорваться демоны.
По другую сторону ждут охотники.
Хотя иногда – нет. Они здесь, когда демон проходит сквозь Дверь, которую они охраняют, но они не могут быть повсюду.
Сейчас – это значит, что, когда кто-то стучит по решетке, я просыпаюсь. Обычно стучат в четыре или пять утра либо сразу после того, как я ложусь спать, либо перед тем, как мне вставать. Я всегда думаю, что это демон стучит в дверь моей спальни, но обычно это Стэн, который хочет выспаться, или Аманда, желающая спереть у меня подушки и мороженое и пожаловаться на родителей. И никогда не приходит кто-то, чтобы сказать мне, что я выиграла миллион долларов.
Кто это сегодня – Райан? В последний раз, когда я его видела, он пожелал мне спокойной ночи, спускаясь в подвал. Сейчас Райан машет мне своим стетсоном с улицы. Я открываю окно и высовываюсь наружу.
– Что ты делаешь? Четыре утра! – ору я, не заботясь о соседях.
– Есть проблема с животным! – орет он в ответ.
В его голосе есть приятная вибрация, которая вызывает приятную вибрацию у меня в животе. Я вздыхаю. «Проблема с животным» – это кодовая фраза, обозначающая оборотня.
– Ну так разберись с ним! – говорю ему я.
– Впусти меня, Элли!
– Нет, пока у нас проблема с животным.
– Немедленно! – Он ударяет стетсоном по бедру.
Я не вижу его лица – луна неполная, а он стоит на маленьком участке в тени между фонарями, – но, если бы мне надо было побиться об заклад, я поставила бы на то, что он раздражен. И, откровенно говоря, если он продолжит вопить, соседи вызовут колов. Опять. Так что я натягиваю платье и тащусь вниз по лестнице, чтобы впустить его через боковую дверь.
– Рай, – я приветствую его зевком, – что случилось с твоим ключом?
Он не обращает внимания на мои слова.
– Дверь, должно быть, открыта, потому что я наткнулся на оборотня по пути сюда, – говорит он и проходит мимо меня в заднюю часть закусочной, плащ хлопает и все такое.
– Конечно открыта, – говорю я двери, закрывая ее. – И я счастлива, что мне надо приготовить кофе, и оставаться на ногах остаток ночи, и не выспаться, и все делать, и везде ходить, и…
– Кончай ныть. Я думал, что лучше тебя обучил. А ты позволила оборотню вырваться из Двери.
Когда я приближаюсь к нему, он смотрит на дорожку из соли, насыпанную перед дверью в подвал. Хотя он не найдет в ней ни одного разрыва – я зарабатываю на жизнь, имея дело с продуктами, в жестоком мире, я осторожна.
Погоди-ка секунду.
– Откуда мне было знать, что ты ушел? – Я скрещиваю руки на груди. – Разве не ты должен был дать мне знать, что мне надо охранять Дверь? Когда могучий охотник должен отправиться в странствие по бескрайним прериям в поисках геля для бритья…
– Тихо, – говорит он и извлекает обрез из волшебного кармана своего плаща.
Обрез сияет, хотя ему миллион лет. Он стреляет не обычной дробью, а каменной солью и железной картечью. Около месяца назад мы потратили весь день, сидя в кабинке у окна, начиняя гильзы и рассказывая неприличные анекдоты. Он казался счастливым, и я думаю, что это делало счастливой и меня. Ну вы знаете. Если бы мне было до этого дело.
Сейчас он не выглядит счастливым.
Он медленно открывает дверь в подвал и переступает через соль, держа обрез наготове. Входит в дверь и исчезает во мраке, и тут я слышу резкий вдох, за которым следует поток тихой речи на языке, который я не могу даже определить.
– Элли, – зовет Райан изнутри, – что, черт побери, ты наделала?!
Это не вопрос, и меня он нисколечко не успокаивает. Я бросаю взгляд украдкой и перепрыгиваю через соль, готовясь услышать звук открывающейся Двери.
– Она не может говорить с тобой. – Райан прислонился к стене, небрежно держа обрез в руке.
Я прихожу к выводу, что мне не суждено умереть из-за демонов в эту секунду. И – ух ты! – он здорово выглядит, прислонившись к стене.
Пока в моем отупевшем от сонливости мозгу крутились неподобающие мысли, он договаривает:
– Потому что ее тут нет.
Мне требуется секунда, чтобы сосредоточиться на его словах, и тогда…
Нет. Бесполезно. Я осматриваюсь. Здесь запасы еды на неделю, и большое пятно, и еще царапины в форме апеннинского сапожка. Проволочные вешалки, ящики с бутылками и резиновый коврик с канистрами с содовой водой для сифона. Походная раскладушка Райана, прислоненная к бетонной стене. И прямо рядом с раскладушкой, окруженная еще одним полукругом из соли и заляпанная странными пятнами… просто подвальная дверь.
Райан за моей спиной выходит за дверь, хотя я не сразу это замечаю. Секунду я думаю, что он вышел наружу по какой-то надобности, какие случаются у охотников за демонами, когда внезапно оказывается, что им не надо охранять Дверь, и у меня перехватывает дыхание – но он сидит в ближайшем к кухне отделении, положив ноги на сдвинутые вместе зеленые виниловые стулья. Его глаза закрыты, на одной щеке какое-то пятно. Похоже на синяк, но, когда я подхожу ближе, понимаю, что это кровь. Темная засохшая кровь.
– Эй, – тихо говорю я, но он не отзывается.
Либо спит, либо задумался. Следует ли ему спать, если Дверь исчезла? Я надеюсь, что он все-таки спит, потому что вид у него изможденный. Веки – темные пятна на лице, длинная щетина, практически борода, и от него пахнет кровью, но не человеческой кровью. Вовсе нет.
У человеческой крови особый запах. Она пахнет как монетка, если положить ее в рот. Когда у тебя в подвале Дверь, ты довольно быстро узнаешь, как пахнет человеческая кровь, потому что, как правило, она разбрызгана по всему полу.
Закусочной «У Салли», названной так по имени хозяйки-старушки, до сих пор везло. Никто из тех, кто здесь умер, не поднимал шума, так что копы сюда ни разу не заглядывали.
До сих пор.
Я готовлю кофе. Наливаю себе чашку, ставлю ее на прилавок и отношу ему чашку и графин. Я ставлю их прямо перед ним, но стоило ли? Разбудит ли это его? Черт! Я делаю шаг назад, но не успеваю отойти, как его рука взлетает, хватает чашку, ставит перед собой и берет графин – все это с закрытыми глазами. Я впечатлена, хотя чуть не пролила на него воду. А он этого заслуживает за то, что застал меня врасплох. Полагаю, это значит, что мне не надо беспокоиться и будить его. Я возвращаюсь к прилавку за своей чашкой и сажусь напротив него в ожидании.
В свете, льющемся из кухни, он выглядит юным; хотя ему уже почти тридцать, он немного старше меня (ладно, тсс, мне почти тридцать). Райан не говорит об этом, но я начала задумываться о том, что значит возраст для охотника за демонами. Я видела, как он вытворяет такое, что не под силу и борцу, не то что какому-нибудь стареющему ветерану.
Я повидала много охотников за демонами. Обычно им чуть больше двадцати лет. Охота за демонами не та профессия, которая предусматривает медицинскую страховку или пенсию. Эти парни недолго выдерживают – большинство из них. Я видала тех, кто постарше, и тех, кто помоложе. Райан по возрасту ближе к тем, кто старше.
Большинство из тех, кто старше, – в отставке; они сидят тут и рассказывают о былых славных днях, они – кладезь знаний о потусторонней дряни, но больше не сражаются. У них не хватает глаз, рук, ног. У одного нет сердца в буквальном смысле слова, и он продолжает жить благодаря какой-то диковинной магии вуду, о которой я понятия не имею и о которой он не рассказывает.
Его зовут Дугал, и он всегда садится около входной двери; говорит, ему нравится колокольчик, который я туда повесила. Некоторые из охотников, захаживающих сюда, любят сидеть в одной из четырех кабинок около окна, они всегда снимают стетсоны и подставляют лица солнцу. Есть один парень, который сидит за прилавком и никогда не говорит ни слова. Я знаю, что он охотник, только потому, что он носит такую же шляпу, я думала, что он бездомный, пока не начала разбираться в дресс-коде.
Однажды я спросила у Райана о Бездомном Парне – Райан всегда сидит в кабинке рядом с постоянно хлопающей кухонной дверью, когда он бывает тут, в зале, и наблюдает за публикой. Вот все, что Райан мне ответил: если Бездомный Парень когда-нибудь разговорится и расскажет нам какую-нибудь историю, придет время удирать сломя голову.
Не то чтобы я возражала против присутствия Райана – он охотник за демонами. Парень с темными глазами и ежиком волос и с диковинным ружьем. Кожаные брюки, кожаный плащ, поношенная футболка и большая черная ковбойская шляпа, которая, как он очень тщательно уточняет, на самом деле стетсон[2], а не – гм! – ковбойская шляпа. Одним словом, круто.
При свете дня он выглядит как игрок в покер, вышедший на улицу после длившейся всю ночь игры, в которой ставки были высоки, участники – грубы, и он еще не вспомнил, что нормальные люди обычно не пытаются скрыть мысли пустым выражением лица под опущенными полями шляпы.
Хотя я обычно вижу его не на улице. Как правило, под лампами дневного света в закусочной или яркими электрическими лампочками в подвале. Райан, солнечный свет и я плохо сочетаемся. Забудьте об игроке в покер; как по мне, он всегда выглядит так, словно только что перестал воевать. На самом деле не перестал – имею в виду, не перестал воевать. Думаю, он и не может.
У Райана стоит раскладушка в подвале уже шесть лет, с тех самых пор как Дверь открылась. (Ладно, время признаний: с тех пор как я открыла Дверь, я и два моих лучших друга. И да, это было очень, очень глупо. Мы прослушали лекцию, прочитали методичку и отсидели дополнительные занятия. Мы знаем.)
В любом случае Райан почти всегда рядом с Дверью. Иногда, если демон минует его, он уходит в погоню. И время от времени он просто выходит наружу, не знаю зачем, может быть взять почту или еще что-то. Хотя в такие моменты я нервничаю – беспокоюсь, что однажды спущусь в подвал за рисом или чем-то еще, когда он не будет охранять Дверь, и закончу тем, что стану вампиром. Или меня съедят зомби. Или испачкает грязный демон.
Никогда не знаешь наверняка.
И не то чтобы я получала какую-то пользу от присутствия Райана (если не считать того, что я не мертва). Один раз я попыталась – ну ладно, не один раз; было поздно, я напилась, и мы как раз столкнулись над трупом, из которого текла желтая кровь, – но он не заинтересовался. Что хорошо. Наверное, даже лучше, если подумать. Райан хотя и крут, но глупец.
И я это говорю не потому, что он мне отказал. Вовсе нет.
Полагаю, я не красотка. Я вижу это каждый день, когда смотрю на Аманду. Она была моей подругой еще до того, как мама сбежала с инструктором по теннису и, по стечению обстоятельств, с содержимым семейных сейфов. Это Аманда тогда не покинула нас и пустила меня и отца пожить в ее пляжном домике, вытаскивала меня из кровати по утрам и выбивала из меня дурь, пока я не нашла работу в закусочной Салли. Она поддерживала меня даже тогда, когда я уже работала у Салли, несмотря на то что мы с Амандой с Лонг-Айленда, а Салли в Бруклине. (Если вы не из Нью-Йорка, эти слова для вас ничего не значат, но ньюйоркцы знают, что между Бруклином и Лонг-Айлендом схватка не на жизнь, а на смерть.)
С другой стороны, проблема с Амандой заключается в… ладно, с ней много проблем. Самая большая, я полагаю, – это то, что она чокнутая алкоголичка и тратит кучу времени на секс с неподходящими типами, чтобы справиться с эмоциональными проблемами, которые бывают, когда у тебя слишком много денег и недостаточно занятий. Райан, вероятно, относится к царству неподходящих мужчин, и он не первый из тех, кто прошел мимо меня и обратил внимание на нее. Даже когда она выглядит как помойка, все равно она классная. Если бы у нее был идеальный, изогнутый, как лук Купидона, рот, она бы на самом деле выглядела как Грета Гарбо, потому что она очень изящна; но она так не выглядит. Она изящная, и у нее пухлые губы. Я отчасти завидую ее губам. Она их не ценит.
Я точно не знаю, спала ли Аманда с Райаном. Вот если бы Стэн спутался с Райаном, об этом я знала бы. Он второй человек, который оставался рядом со времен моей Великой Депрессии. Большая проблема со Стэном, помимо того что почти все, кто его знает, называют его Стэном, хотя его имя – Чарльз, заключается в том, что он из помешанного на сноуборде зануды превратился в завсегдатая клубов. Кроме того, он решил, что он гей и человек-загадка. Или, может быть, он просто обсмотрелся «Близких друзей»[3] и подумал, что геи именно такие, поскольку ничего другого не знал. Так что он проводит кучу времени, как и Аманда, занимаясь сексом, – хотя, я полагаю, это потому, что он пытается компенсировать потерянное время. И также найти людей, которые не будут звать его Стэном, что разумно. Клубные мальчики, делающие ему минет в переулках, называют его Красавчик.
Я не очень беспокоюсь по этому поводу, если не считать СПИДа и того, что одним из этих парней может быть Райан. Хотя Стэн клянется, что нет, а Стэн не станет лгать на эту тему. В результате мы имеем Райана: высокого, мрачного, красивого, затянутого в кожу Райана, по всей видимости окруженного людьми, которые с радостью прыгнули бы на него, и тем не менее считающего Дверь в Ад намного более привлекательной.
Вот кое-какие важные факты о Двери. Первый: открыть ее – это была идея Аманды, не моя. Второй: это была шутка. Мы даже не понимали, что открываем Дверь в Ад, потому что в тот момент были пьяными в стельку и правда развлекались. Теперь, когда я знаю, что Двери делают и как они работают… что ж, я никогда не хотела ничего так сильно, чтобы открыть ради этого Дверь. Отсюда вытекает третий факт: причина, по которой кто-то может захотеть открыть Дверь в Ад – смертью, кровью и клейкой светящейся гадостью, которую потом не отчистить с пола, какими бы сильными химическими средствами или каким бы количеством черных кошек ты ни оттирал бы пятно (и это забавная история), – причина состоит том, что Дверь… дает тебе нечто.
Я не знаю, что получает Аманда или Стэн. Я просто знаю, что сейчас я счастливее, чем была до того, как появились Дверь и Райан в моей жизни. Это мало что говорит о моей жизни до Двери, а ведь, возможно, смерть в одном шаге от меня.
Не то чтобы я хотела открыть еще одну Дверь или открыла бы эту, если бы знала то, что знаю сейчас. Райан говорит, что Двери вроде нашей ведут в девять Адов, или адских измерений, или просто измерений, это зависит от того, кто говорит и сколько он выпил. Я не говорила, что Адов может быть больше девяти, или меньше, или вообще неопределенное количество? И когда Дверь открыта, сквозь нее пытаются прорваться демоны.
По другую сторону ждут охотники.
Хотя иногда – нет. Они здесь, когда демон проходит сквозь Дверь, которую они охраняют, но они не могут быть повсюду.
Сейчас – это значит, что, когда кто-то стучит по решетке, я просыпаюсь. Обычно стучат в четыре или пять утра либо сразу после того, как я ложусь спать, либо перед тем, как мне вставать. Я всегда думаю, что это демон стучит в дверь моей спальни, но обычно это Стэн, который хочет выспаться, или Аманда, желающая спереть у меня подушки и мороженое и пожаловаться на родителей. И никогда не приходит кто-то, чтобы сказать мне, что я выиграла миллион долларов.
Кто это сегодня – Райан? В последний раз, когда я его видела, он пожелал мне спокойной ночи, спускаясь в подвал. Сейчас Райан машет мне своим стетсоном с улицы. Я открываю окно и высовываюсь наружу.
– Что ты делаешь? Четыре утра! – ору я, не заботясь о соседях.
– Есть проблема с животным! – орет он в ответ.
В его голосе есть приятная вибрация, которая вызывает приятную вибрацию у меня в животе. Я вздыхаю. «Проблема с животным» – это кодовая фраза, обозначающая оборотня.
– Ну так разберись с ним! – говорю ему я.
– Впусти меня, Элли!
– Нет, пока у нас проблема с животным.
– Немедленно! – Он ударяет стетсоном по бедру.
Я не вижу его лица – луна неполная, а он стоит на маленьком участке в тени между фонарями, – но, если бы мне надо было побиться об заклад, я поставила бы на то, что он раздражен. И, откровенно говоря, если он продолжит вопить, соседи вызовут колов. Опять. Так что я натягиваю платье и тащусь вниз по лестнице, чтобы впустить его через боковую дверь.
– Рай, – я приветствую его зевком, – что случилось с твоим ключом?
Он не обращает внимания на мои слова.
– Дверь, должно быть, открыта, потому что я наткнулся на оборотня по пути сюда, – говорит он и проходит мимо меня в заднюю часть закусочной, плащ хлопает и все такое.
– Конечно открыта, – говорю я двери, закрывая ее. – И я счастлива, что мне надо приготовить кофе, и оставаться на ногах остаток ночи, и не выспаться, и все делать, и везде ходить, и…
– Кончай ныть. Я думал, что лучше тебя обучил. А ты позволила оборотню вырваться из Двери.
Когда я приближаюсь к нему, он смотрит на дорожку из соли, насыпанную перед дверью в подвал. Хотя он не найдет в ней ни одного разрыва – я зарабатываю на жизнь, имея дело с продуктами, в жестоком мире, я осторожна.
Погоди-ка секунду.
– Откуда мне было знать, что ты ушел? – Я скрещиваю руки на груди. – Разве не ты должен был дать мне знать, что мне надо охранять Дверь? Когда могучий охотник должен отправиться в странствие по бескрайним прериям в поисках геля для бритья…
– Тихо, – говорит он и извлекает обрез из волшебного кармана своего плаща.
Обрез сияет, хотя ему миллион лет. Он стреляет не обычной дробью, а каменной солью и железной картечью. Около месяца назад мы потратили весь день, сидя в кабинке у окна, начиняя гильзы и рассказывая неприличные анекдоты. Он казался счастливым, и я думаю, что это делало счастливой и меня. Ну вы знаете. Если бы мне было до этого дело.
Сейчас он не выглядит счастливым.
Он медленно открывает дверь в подвал и переступает через соль, держа обрез наготове. Входит в дверь и исчезает во мраке, и тут я слышу резкий вдох, за которым следует поток тихой речи на языке, который я не могу даже определить.
– Элли, – зовет Райан изнутри, – что, черт побери, ты наделала?!
Это не вопрос, и меня он нисколечко не успокаивает. Я бросаю взгляд украдкой и перепрыгиваю через соль, готовясь услышать звук открывающейся Двери.
– Она не может говорить с тобой. – Райан прислонился к стене, небрежно держа обрез в руке.
Я прихожу к выводу, что мне не суждено умереть из-за демонов в эту секунду. И – ух ты! – он здорово выглядит, прислонившись к стене.
Пока в моем отупевшем от сонливости мозгу крутились неподобающие мысли, он договаривает:
– Потому что ее тут нет.
Мне требуется секунда, чтобы сосредоточиться на его словах, и тогда…
Нет. Бесполезно. Я осматриваюсь. Здесь запасы еды на неделю, и большое пятно, и еще царапины в форме апеннинского сапожка. Проволочные вешалки, ящики с бутылками и резиновый коврик с канистрами с содовой водой для сифона. Походная раскладушка Райана, прислоненная к бетонной стене. И прямо рядом с раскладушкой, окруженная еще одним полукругом из соли и заляпанная странными пятнами… просто подвальная дверь.
Райан за моей спиной выходит за дверь, хотя я не сразу это замечаю. Секунду я думаю, что он вышел наружу по какой-то надобности, какие случаются у охотников за демонами, когда внезапно оказывается, что им не надо охранять Дверь, и у меня перехватывает дыхание – но он сидит в ближайшем к кухне отделении, положив ноги на сдвинутые вместе зеленые виниловые стулья. Его глаза закрыты, на одной щеке какое-то пятно. Похоже на синяк, но, когда я подхожу ближе, понимаю, что это кровь. Темная засохшая кровь.
– Эй, – тихо говорю я, но он не отзывается.
Либо спит, либо задумался. Следует ли ему спать, если Дверь исчезла? Я надеюсь, что он все-таки спит, потому что вид у него изможденный. Веки – темные пятна на лице, длинная щетина, практически борода, и от него пахнет кровью, но не человеческой кровью. Вовсе нет.
У человеческой крови особый запах. Она пахнет как монетка, если положить ее в рот. Когда у тебя в подвале Дверь, ты довольно быстро узнаешь, как пахнет человеческая кровь, потому что, как правило, она разбрызгана по всему полу.
Закусочной «У Салли», названной так по имени хозяйки-старушки, до сих пор везло. Никто из тех, кто здесь умер, не поднимал шума, так что копы сюда ни разу не заглядывали.
До сих пор.
Я готовлю кофе. Наливаю себе чашку, ставлю ее на прилавок и отношу ему чашку и графин. Я ставлю их прямо перед ним, но стоило ли? Разбудит ли это его? Черт! Я делаю шаг назад, но не успеваю отойти, как его рука взлетает, хватает чашку, ставит перед собой и берет графин – все это с закрытыми глазами. Я впечатлена, хотя чуть не пролила на него воду. А он этого заслуживает за то, что застал меня врасплох. Полагаю, это значит, что мне не надо беспокоиться и будить его. Я возвращаюсь к прилавку за своей чашкой и сажусь напротив него в ожидании.
В свете, льющемся из кухни, он выглядит юным; хотя ему уже почти тридцать, он немного старше меня (ладно, тсс, мне почти тридцать). Райан не говорит об этом, но я начала задумываться о том, что значит возраст для охотника за демонами. Я видела, как он вытворяет такое, что не под силу и борцу, не то что какому-нибудь стареющему ветерану.
Я повидала много охотников за демонами. Обычно им чуть больше двадцати лет. Охота за демонами не та профессия, которая предусматривает медицинскую страховку или пенсию. Эти парни недолго выдерживают – большинство из них. Я видала тех, кто постарше, и тех, кто помоложе. Райан по возрасту ближе к тем, кто старше.
Большинство из тех, кто старше, – в отставке; они сидят тут и рассказывают о былых славных днях, они – кладезь знаний о потусторонней дряни, но больше не сражаются. У них не хватает глаз, рук, ног. У одного нет сердца в буквальном смысле слова, и он продолжает жить благодаря какой-то диковинной магии вуду, о которой я понятия не имею и о которой он не рассказывает.
Его зовут Дугал, и он всегда садится около входной двери; говорит, ему нравится колокольчик, который я туда повесила. Некоторые из охотников, захаживающих сюда, любят сидеть в одной из четырех кабинок около окна, они всегда снимают стетсоны и подставляют лица солнцу. Есть один парень, который сидит за прилавком и никогда не говорит ни слова. Я знаю, что он охотник, только потому, что он носит такую же шляпу, я думала, что он бездомный, пока не начала разбираться в дресс-коде.
Однажды я спросила у Райана о Бездомном Парне – Райан всегда сидит в кабинке рядом с постоянно хлопающей кухонной дверью, когда он бывает тут, в зале, и наблюдает за публикой. Вот все, что Райан мне ответил: если Бездомный Парень когда-нибудь разговорится и расскажет нам какую-нибудь историю, придет время удирать сломя голову.
2
Я сплю. Мне снится, что меня преследует оборотень. Что бы вы там ни читали, они не сексуальные. И не соблазнительные. Они страшные, как Ад, – в буквальном смысле слова. Это демоны, которые приходят из своего адского измерения в наше, земное, и завладевают телом жертвы с помощью укуса. Сначала они огромные, а потом становятся такими крошечными, что могут проникнуть в тело сквозь кожу. Они, словно клещи, так глубоко проникают в человека, что от них не избавиться. Никак.
Единственное лекарство от укуса оборотня – это смерть. Если вам повезет, вас убьют быстро, до того как вы сожрете свою младшую сестру или брата. Если не повезет, ко времени вашей смерти вы войдете во вкус и вас назовут очень волосатым серийным убийцей странной наружности.
Меня загнали в угол, выхода нет, и тут… тут Райан произносит мое имя и прикасается к плечу. Мы могли бы сражаться спина к спине и прогнать оборотней, но на самом деле он просто будит меня.
– Элли, – повторяет он, и на этот раз его голос не звучит так, словно он спасает меня от оборотней.
Он звучит так, словно Райан выкурил две пачки сигарет прошлой ночью и раздражен. – Элли, ты должна сказать мне, что ты сделала с Дверью.
Я моргаю. Он сбоку, моя голова лежит на столе. Упс.
– Я проснулась?
– Да, проснулась, – подтверждает он. – Скажи мне. И свари еще кофе.
– Некоторые женщины считают глупость весьма сексуальной, потому что она позволяет тебе казаться загадочной незнакомкой с темным прошлым, но я-то знаю лучше.
Я поднимаюсь и иду на кухню.
Он не глупец тем не менее, поскольку вытер всю кровь и грязь со стула, куда клал ноги, и расставил стулья вокруг столов в центре закусочной, подготовившись к открытию. Даже ставни открыл, и заря начинает заливать улицы тем сверхъестественным голубым светом, который я видела только в Нью-Йорке.
– Дверь. Что ты с ней сделала?
Он стоит прямо рядом со мной.
Мысленно я представляю, как он приближается и обнимает меня за талию. К черту кровь демонов, к черту человеческую кровь – у него красивые руки.
В любом случае это не имеет значения, потому что он здесь только для того, чтобы припугнуть, а не снять с меня поношенную пижаму с Винни-Пухом.
Кофемашина у нас простая. Я просто засыпаю туда зерна и нажимаю кнопку. Прислоняюсь к стойке и бросаю косой взгляд на часы на стене. Шесть часов утра.
– Я ничего не делала, – говорю я, пока кофе льется в чашку. Мне не нравится молчание позади меня. Чтобы нарушить его, я открываю холодильник и достаю лук и перец, собираясь нарезать их кубиками. Картофель к завтраку я предварительно уже обдала кипятком, и теперь он ждет своего часа в одной из гигантских промышленных холодильных камер, чтобы его высыпали на гриль вместе с перцем и луком. – Я не знаю, что произошло.
Он шумно выдыхает. Мне хочется почесать шею, по которой бегут мурашки, но вместо этого я беру нож. Это действительно хороший нож, с изогнутым лезвием. Он немного великоват для того, чтобы резать кубики, но мне нужно почувствовать успокаивающее прикосновение его дорогой рукоятки. Салли дала мне его в качестве прощального подарка, переезжая во Флориду, – этот нож вместе с управлением закусочной.
– Она не могла исчезнуть сама по себе, – говорит он.
– Да? Откуда ты знаешь?
Он ничего не отвечает. Это плохая штука – ничего не отвечать, это больше похоже на «Я не знаю», чем на привычное «Мои охотничьи секреты слишком ужасны для твоего понимания». Я почти чувствую удовлетворение оттого, что он потерял одно очко, но…
Обычно Райан знает всё – так же много, как и ветераны, если не больше. Он с легкостью может говорить о древних шумерских демонах, цитировать христианскую Библию, цитировать библию демонов и объяснять происхождение вампирских мифов на одном дыхании. Он невероятный и потрясающий, и чтобы он не знал, что происходит?! Это пугает меня до смерти.
– Мне надо идти, – наконец говорит он.
Я почти закончила резать овощи, картофель будет готов через пару минут. Так же и блины, яйца, вафли – все можно приготовить быстро.
– Думаю, завтрак будет лучшей идеей. – Я поворачиваюсь к нему, держа в руке нож. – Вафли? Блины? Яйца?
– У меня нет времени на завтрак.
– Тогда у меня нет времени наливать тебе кофе.
– Дрянь! – говорит он, и это звучит почти нежно.
– Заткнись! – отвечаю я, но лишь притворяюсь обиженной.
Нежность – это еще один шаг к чистой искренней страсти. Ладно, может, и нет, но я очень беспокоюсь, что Райан считает меня невероятной растяпой, я ведь такая беспомощная, когда дело касается охоты за демонами.
– Интересно, ты нечаянно что-то сделала или это повсюду? – задумчиво произносит Райан.
Я наливаю себе чашку кофе, он смотрит на меня и отбирает ее. Он пьет его без сливок. Обычно он не пьет черный кофе; когда он первый раз пришел в закусочную «У Салли» охранять Дверь, он бухнул в чашку столько сахару и сливок, что от кофе остался только запах. Но я делаю чертовски хороший кофе.
– Если повсюду – это плохо? – спрашиваю я.
Он моргает.
– Да, – отвечает он и продолжает пить мой кофе.
Я закатываю глаза:
– Если ты собираешься стоять тут и обвинять меня бог знает в чем, тебе придется съесть завтрак. Я собираюсь завтракать.
Иду к грилю. Надо было включить его заранее, но меня отвлек Райан, прожигавший пылающим взглядом дыру в моей шее.
О’кей, я склонна к мелодраме. Предъявите мне обвинение.
– В Бруклине есть еще Двери, – говорит он между глотками кофе. – Думаю, что ближайшая – в больнице Маймонидов, рядом со станцией Форт-Гамильтон.
– Постой-постой… Здесь поблизости есть еще одна Дверь? Ты за ней тоже присматриваешь?
Я в шоке, и не без причины. Следить за Дверью – это тяжелый труд. Райан почти никогда не уходит отсюда. Не могу представить, чтобы у него было время следить еще за одной Дверью. Или силы. Не говоря уже о… что ж, за те годы, пока эта Дверь была открыта, он никогда не упоминал о других Дверях.
Полагаю, я знала абстрактно, что они существуют, но я не осознавала, что в двадцати минутах отсюда есть еще одна.
– Нет. Ее охраняет Оуэн.
– Кто такой, черт побери, Оуэн?
– Охотник. – (Естественно, не раздатчик бесплатной еды. Я знаю их всех по именам.) – И парамедик, – продолжает Райан. – Наркоманы его обожают.
Готова поспорить, что это потому, что все охотники – молодые охотники, во всяком случае, – сексуальны. Это моя новая теория. Она должна дать им естественную защиту от лишнего веса – нельзя быть толстым и сексуальным одновременно, я уверена.
О, может быть, он симпатичнее, чем Райан? И парамедики ведь не сопляки? Хороший вопрос. Пока я не выясню это, официально объявлю Райану отставку. Буду холодна, как индейка, детка.
– Тебе следует пригласить его сюда как-нибудь, – говорю я ему с совсем не подозрительной интонацией.
Райан внимательно смотрит на меня.
– Нет уж, – отказывается он. Проходит секунда, и он морщится над кофе. – Хотя не имеет значения. Пригласи его сама.
Сама?
– Сама? – спрашиваю я, потому что я не из тех, кто думает об одном, а говорит о другом. Имею в виду, зачем ломать голову? Если я не спрошу, как люди смогут мне рассказать то, что я хочу знать? Это логично.
Например, как сейчас. Райан кивает, хотя вид у него несчастливый.
– Я не знаю, что происходит. Лучше тебе держаться рядом со мной. – (Я думаю, не воскресить ли свои надежды.) – Я всегда смогу использовать тебя, чтобы отвлечь демона, если он появится, – добавляет он.
Я режу оставшиеся перцы с намного большей силой, чем действительно требуется. Чертовы перцы!
Я оставляю забегаловку заботам утренней смены. Я не заставляю их приходить заранее готовить, потому что я человек добрый, но полагаю, что раз я готовлю, то я не должна работать с утренней сменой, когда приходят все эти угрюмые неформалы выпить кофе и съесть блины перед работой. Обычно я возвращаюсь к себе поспать еще пару часов, перед тем как окончательно встать и принять дневную и вечернюю смены. Иногда я обслуживаю столики, иногда готовлю, иногда веду учетную книгу – делаю все, что надо сделать.
Но сегодня мне надо выйти с Райаном после пары часов сна. Даже не просто выйти.
– Нам придется ехать на автобусе? – ною я.
– Да, либо нам придется идти через весь Манхэттен, чтобы сесть на поезд и доехать до больницы.
– Я не хочу в больницу, – ворчу я.
Но на самом деле хочу, потому что я хочу познакомиться с этим неизвестным охотником. Я просто не хочу ехать на автобусе. Нью-йоркские автобусы ходят медленно, воняют, и там обычно нет мест. Плюс нам придется делать пересадку. Это значит, что придется долго ждать, вести неловкие разговоры с Райаном, и все потому, что Райан не может позвонить этому парню.
– Я позвонил ему, но он повесил трубку, – говорит Райан, пожимая плечами, когда мы стоим на солнце.
Я щурюсь, потому что не взяла солнечные очки. Райан, как обычно, надел стетсон и кожаный плащ. Он стоит, прислонившись к фонарному столбу. Я знаю, что у него при себе оружие, но его не видно. Что хорошо, думаю я, потому что не уверена, что у него есть разрешение. В Нью-Йорке надо иметь лицензию на ношение оружия? Я даже не знаю. Мы с Райаном на самом деле никогда не выходили вместе наружу, поэтому я не в курсе, надо ли мне приглядывать за копами или еще за кем-нибудь. Это серьезно отвлекает.
Единственное лекарство от укуса оборотня – это смерть. Если вам повезет, вас убьют быстро, до того как вы сожрете свою младшую сестру или брата. Если не повезет, ко времени вашей смерти вы войдете во вкус и вас назовут очень волосатым серийным убийцей странной наружности.
Меня загнали в угол, выхода нет, и тут… тут Райан произносит мое имя и прикасается к плечу. Мы могли бы сражаться спина к спине и прогнать оборотней, но на самом деле он просто будит меня.
– Элли, – повторяет он, и на этот раз его голос не звучит так, словно он спасает меня от оборотней.
Он звучит так, словно Райан выкурил две пачки сигарет прошлой ночью и раздражен. – Элли, ты должна сказать мне, что ты сделала с Дверью.
Я моргаю. Он сбоку, моя голова лежит на столе. Упс.
– Я проснулась?
– Да, проснулась, – подтверждает он. – Скажи мне. И свари еще кофе.
– Некоторые женщины считают глупость весьма сексуальной, потому что она позволяет тебе казаться загадочной незнакомкой с темным прошлым, но я-то знаю лучше.
Я поднимаюсь и иду на кухню.
Он не глупец тем не менее, поскольку вытер всю кровь и грязь со стула, куда клал ноги, и расставил стулья вокруг столов в центре закусочной, подготовившись к открытию. Даже ставни открыл, и заря начинает заливать улицы тем сверхъестественным голубым светом, который я видела только в Нью-Йорке.
– Дверь. Что ты с ней сделала?
Он стоит прямо рядом со мной.
Мысленно я представляю, как он приближается и обнимает меня за талию. К черту кровь демонов, к черту человеческую кровь – у него красивые руки.
В любом случае это не имеет значения, потому что он здесь только для того, чтобы припугнуть, а не снять с меня поношенную пижаму с Винни-Пухом.
Кофемашина у нас простая. Я просто засыпаю туда зерна и нажимаю кнопку. Прислоняюсь к стойке и бросаю косой взгляд на часы на стене. Шесть часов утра.
– Я ничего не делала, – говорю я, пока кофе льется в чашку. Мне не нравится молчание позади меня. Чтобы нарушить его, я открываю холодильник и достаю лук и перец, собираясь нарезать их кубиками. Картофель к завтраку я предварительно уже обдала кипятком, и теперь он ждет своего часа в одной из гигантских промышленных холодильных камер, чтобы его высыпали на гриль вместе с перцем и луком. – Я не знаю, что произошло.
Он шумно выдыхает. Мне хочется почесать шею, по которой бегут мурашки, но вместо этого я беру нож. Это действительно хороший нож, с изогнутым лезвием. Он немного великоват для того, чтобы резать кубики, но мне нужно почувствовать успокаивающее прикосновение его дорогой рукоятки. Салли дала мне его в качестве прощального подарка, переезжая во Флориду, – этот нож вместе с управлением закусочной.
– Она не могла исчезнуть сама по себе, – говорит он.
– Да? Откуда ты знаешь?
Он ничего не отвечает. Это плохая штука – ничего не отвечать, это больше похоже на «Я не знаю», чем на привычное «Мои охотничьи секреты слишком ужасны для твоего понимания». Я почти чувствую удовлетворение оттого, что он потерял одно очко, но…
Обычно Райан знает всё – так же много, как и ветераны, если не больше. Он с легкостью может говорить о древних шумерских демонах, цитировать христианскую Библию, цитировать библию демонов и объяснять происхождение вампирских мифов на одном дыхании. Он невероятный и потрясающий, и чтобы он не знал, что происходит?! Это пугает меня до смерти.
– Мне надо идти, – наконец говорит он.
Я почти закончила резать овощи, картофель будет готов через пару минут. Так же и блины, яйца, вафли – все можно приготовить быстро.
– Думаю, завтрак будет лучшей идеей. – Я поворачиваюсь к нему, держа в руке нож. – Вафли? Блины? Яйца?
– У меня нет времени на завтрак.
– Тогда у меня нет времени наливать тебе кофе.
– Дрянь! – говорит он, и это звучит почти нежно.
– Заткнись! – отвечаю я, но лишь притворяюсь обиженной.
Нежность – это еще один шаг к чистой искренней страсти. Ладно, может, и нет, но я очень беспокоюсь, что Райан считает меня невероятной растяпой, я ведь такая беспомощная, когда дело касается охоты за демонами.
– Интересно, ты нечаянно что-то сделала или это повсюду? – задумчиво произносит Райан.
Я наливаю себе чашку кофе, он смотрит на меня и отбирает ее. Он пьет его без сливок. Обычно он не пьет черный кофе; когда он первый раз пришел в закусочную «У Салли» охранять Дверь, он бухнул в чашку столько сахару и сливок, что от кофе остался только запах. Но я делаю чертовски хороший кофе.
– Если повсюду – это плохо? – спрашиваю я.
Он моргает.
– Да, – отвечает он и продолжает пить мой кофе.
Я закатываю глаза:
– Если ты собираешься стоять тут и обвинять меня бог знает в чем, тебе придется съесть завтрак. Я собираюсь завтракать.
Иду к грилю. Надо было включить его заранее, но меня отвлек Райан, прожигавший пылающим взглядом дыру в моей шее.
О’кей, я склонна к мелодраме. Предъявите мне обвинение.
– В Бруклине есть еще Двери, – говорит он между глотками кофе. – Думаю, что ближайшая – в больнице Маймонидов, рядом со станцией Форт-Гамильтон.
– Постой-постой… Здесь поблизости есть еще одна Дверь? Ты за ней тоже присматриваешь?
Я в шоке, и не без причины. Следить за Дверью – это тяжелый труд. Райан почти никогда не уходит отсюда. Не могу представить, чтобы у него было время следить еще за одной Дверью. Или силы. Не говоря уже о… что ж, за те годы, пока эта Дверь была открыта, он никогда не упоминал о других Дверях.
Полагаю, я знала абстрактно, что они существуют, но я не осознавала, что в двадцати минутах отсюда есть еще одна.
– Нет. Ее охраняет Оуэн.
– Кто такой, черт побери, Оуэн?
– Охотник. – (Естественно, не раздатчик бесплатной еды. Я знаю их всех по именам.) – И парамедик, – продолжает Райан. – Наркоманы его обожают.
Готова поспорить, что это потому, что все охотники – молодые охотники, во всяком случае, – сексуальны. Это моя новая теория. Она должна дать им естественную защиту от лишнего веса – нельзя быть толстым и сексуальным одновременно, я уверена.
О, может быть, он симпатичнее, чем Райан? И парамедики ведь не сопляки? Хороший вопрос. Пока я не выясню это, официально объявлю Райану отставку. Буду холодна, как индейка, детка.
– Тебе следует пригласить его сюда как-нибудь, – говорю я ему с совсем не подозрительной интонацией.
Райан внимательно смотрит на меня.
– Нет уж, – отказывается он. Проходит секунда, и он морщится над кофе. – Хотя не имеет значения. Пригласи его сама.
Сама?
– Сама? – спрашиваю я, потому что я не из тех, кто думает об одном, а говорит о другом. Имею в виду, зачем ломать голову? Если я не спрошу, как люди смогут мне рассказать то, что я хочу знать? Это логично.
Например, как сейчас. Райан кивает, хотя вид у него несчастливый.
– Я не знаю, что происходит. Лучше тебе держаться рядом со мной. – (Я думаю, не воскресить ли свои надежды.) – Я всегда смогу использовать тебя, чтобы отвлечь демона, если он появится, – добавляет он.
Я режу оставшиеся перцы с намного большей силой, чем действительно требуется. Чертовы перцы!
Я оставляю забегаловку заботам утренней смены. Я не заставляю их приходить заранее готовить, потому что я человек добрый, но полагаю, что раз я готовлю, то я не должна работать с утренней сменой, когда приходят все эти угрюмые неформалы выпить кофе и съесть блины перед работой. Обычно я возвращаюсь к себе поспать еще пару часов, перед тем как окончательно встать и принять дневную и вечернюю смены. Иногда я обслуживаю столики, иногда готовлю, иногда веду учетную книгу – делаю все, что надо сделать.
Но сегодня мне надо выйти с Райаном после пары часов сна. Даже не просто выйти.
– Нам придется ехать на автобусе? – ною я.
– Да, либо нам придется идти через весь Манхэттен, чтобы сесть на поезд и доехать до больницы.
– Я не хочу в больницу, – ворчу я.
Но на самом деле хочу, потому что я хочу познакомиться с этим неизвестным охотником. Я просто не хочу ехать на автобусе. Нью-йоркские автобусы ходят медленно, воняют, и там обычно нет мест. Плюс нам придется делать пересадку. Это значит, что придется долго ждать, вести неловкие разговоры с Райаном, и все потому, что Райан не может позвонить этому парню.
– Я позвонил ему, но он повесил трубку, – говорит Райан, пожимая плечами, когда мы стоим на солнце.
Я щурюсь, потому что не взяла солнечные очки. Райан, как обычно, надел стетсон и кожаный плащ. Он стоит, прислонившись к фонарному столбу. Я знаю, что у него при себе оружие, но его не видно. Что хорошо, думаю я, потому что не уверена, что у него есть разрешение. В Нью-Йорке надо иметь лицензию на ношение оружия? Я даже не знаю. Мы с Райаном на самом деле никогда не выходили вместе наружу, поэтому я не в курсе, надо ли мне приглядывать за копами или еще за кем-нибудь. Это серьезно отвлекает.