Страница:
– Не понимает она, – буркнула Жеймовская, отвернувшись к окну. – Нервы ни к черту, если честно, на моей должности свихнуться можно. Пашешь без отдыха по 12–14 часов в сутки, на планерках без мата не обходится. Знаешь, все чаще забываю, что я женщина.
– И немудрено забыть, – поставила я перед ней чашечку ароматного кофе. – Отправила мужа и дочь в Германию, сама в России, вкалываешь одна на всю семью – кто напомнит, что ты женщина? Только подруга.
– Ага. – Пригубив кофе, Светка блаженно зажмурилась. – Эта подруга тоже, по-моему, забыла о данном факте. Ни слова, ни полслова о своей личной жизни в письмах, так, общая информация, и все.
– Ну не дуйся, Светяка, – села я напротив грустной-прегрустной Жеймовской. – Ну сама посуди: одно дело, когда болтаешь о своем, о женском, вот так, за чашечкой кофе, тет-а-тет. И совсем другое – электронная почта. Она сама по себе не располагает к интимности, нет ощущения уединенности, верно ведь?
– Вообще-то да, – тяжело вздохнула Светка. – Есть в этом зерно истины.
– Да еще какое! – обрадовалась я.
И в этот момент зазвонил телефон.
Я виновато ойкнула. Мобильник-то я так и не включила! Ну что же, милочка, готовься. Сейчас получишь. В том, что это звонит Лешка, я не сомневалась ни секунды. Я всегда знаю, когда он звонит.
Я осторожно взяла трубку:
– Алло.
– Больше ни на какие уступки гадким толстым хомякам я не иду! – завопил с ходу Майоров. – Никогда! Я тут краску для волос уже скоро в ведре разводить буду, чтобы закрасить весь урон, нанесенный моей бесподобной шевелюре твоим гнусным и разнузданным поведением!
– И вовсе даже мое кроткое и ангельское поведение тут ни при чем, – хихикнула я. – Возраст, Лешенька, возраст, от этого никуда не деться. А будешь так наезжать на тихую и забитую женушку, то попомни – вот выпадут у тебя зубы, я тебе жевать не буду! Вот.
– Приплыли, – загрустил Лешка. – Наглость отдельных особей женского пола границ не знает!
– Откуда же ей, наглости, границы-то знать? – философски протянула я. – Она же не знанием, она наглостью и берет.
– Ох, зайцерыб, – громко вздохнула моя половинка, – я в самом деле больше не позволю тебе пропадать на целых два дня. Мне тут черт знает что в голову лезло, чуть с ума не сошел.
– Надеюсь, черт знает что не имело эротической подоплеки? – возмущенно засопела я. – Иначе за такие подозрения нос откушу. И выброшу. И пришить будет нечего. Или нет – найду донора-негра, и пришьют тебе черный расплющенный нос. Вот здорово будет, правда?
– Резвись-резвись, – угрожающе зарычал Майоров. – Скоро домой приедешь, вот тогда и поговорим про эротическую подоплеку. А вообще – как все прошло?
– Все прошло, как и ожидалось, – бодро начала я. – Встретились, наговорились, напились, разъехались. Как видишь – увлекательно, фантазийно, с огоньком, нетрадиционно.
– Это в смысле – нетрадиционно? – насторожился Лешка.
– Ой, ну какой же ты скособоченный у меня, точно как в песне команды КВН из Абхазии: «Только мысли все о нем и о нем – о сексе»!
– И неправда! – Негодованию супруга не было предела. – И не только! Хотя…
– Вот то-то же, что хотя. Все время причем хотя.
– Сама виновата.
– Если ждешь от меня раскаяния, то запасись терпением, – рассмеялась я. – Ждать придется долго.
– Кто бы сомневался, – мурлыкнул этот злыдень тем самым голосом, от которого я плавилась. Но на этот раз я собрала весь холод, имевшийся в наличии, и не позволила себе растечься безвольной лужицей. Нет, мне же надо сообщить важную новость!
– Лешка, не сбивай меня, – жалобно протянула ледяная невозмутимость. – Тут вот такая ерунда получается…
– Ничего удивительного, – влез-таки опять этот зануда.
– Ты лучше скажи, – решила не обращать внимания на беспочвенные инсинуации я, – ты знаешь Илону Утофф?
– Такая рыжая кошка, владелица Дома Дизайна? Кто ж ее не знает, довольно популярная особа в последнее время. А при чем тут она?
– А при том, что она на самом деле зовется Илоной Якутович и является моей однокурсницей.
– Серьезно? А ты мне не говорила.
– А зачем? Можно подумать, нам с тобой больше говорить не о чем, кроме как обсуждать столичный бомонд!
– Это точно. И вообще, говорить с тобой я тоже люблю, – заворковал опять Лешка, – но еще больше я люблю…
– Ну хватит тебе! Дай договорить! – простонала я.
– А ты прекрати так стонать! – парировал этот негодяй. – Хм. Ну ладно. Так что там эта Илона?
– А эта Илона радостно называла меня госпожой Майоровой! Мало того, она в курсе, что наша свадьба была в Париже, она даже наши кольца умудрилась сравнить.
– Та-а-ак, – посерьезнел Лешка. – И откуда она все знает, интересно мне?
– Понятия не имею, – буркнула я. – Причем, по ее заверениям, знает вся столичная тусовка. Но я все равно держалась стойко, как партизан на допросе, и ни словом не подтвердила ее рассказ, а обозвала все сплетнями. Вот какая я стойкая и непоколебимая!
– Молодец! Благодарность от лица командования!
– Только от лица?
– Ага, сама меня одергивала, а потом подначивает! – возмутился было Лешка. – Ну ладно, с благодарностью разберемся дома. А что касается слухов про нас – пусть болтают. Будем стойкими и мужественными в борьбе с желтой прессой, хорошо? И давай быстрей домой, а то у меня осталась всего одна неделя перед гастрольным туром, не забыла?
– Ох, Лешка, – расстроилась я, – забудешь разве! Целых полтора месяца тебя не увижу. Раньше хоть на 10 дней, максимум на две-три недели уезжал, а тут – вон на сколько!
– Ну зайцерыб, ну не мучай ты меня. – Бедный мой Лешик, даже голос дрогнул! – Что же сделаешь, если этим летом так все сложилось – весь июль фестивали, конкурсы всякие, да еще и концерты по всей России. Я же предлагал тебе ехать со мной.
– Ага, и делать вид, что мы незнакомы, – шмыгнула носом я. – И что легче?
– Согласен, – уныло протянул Лешка. – Но ведь ты поедешь вместе со своим Таньским в Египет на целых 24 дня! А знойные арабы скучать не дадут.
– Болван ты, муж мой, если честно. Какие еще арабы, это пусть Таньский развлекается. А меня после Таиланда не очень, между прочим, к воде и тянет.
– Ничего-ничего, надо эту фобию преодолевать. Ну ладно, хомка, тут уже Виктор пришел, топчется и подслушивает. Когда тебя ждать?
– Завтра утром, – улыбнулась я. – Я позвоню.
– Да уж постарайся, беспамятная.
И Лешкин голос растаял в телефонных проводах. Сзади раздалось покашливание. Я обернулась. В дверях, скрестив руки на груди, стояла Светка и ехидно улыбалась:
– Даже спрашивать не буду, с кем говорила. А Илонкины слова подтверждает идиотски-счастливая улыбка, гуляющая по твоей физиономии. Теперь пошли на кухню, и ты мне все обстоятельно расскажешь. А заодно и про Таиланд, и про арабов, и про море.
– Ну ладно, – смирилась я со своей участью. – Пошли.
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
– И немудрено забыть, – поставила я перед ней чашечку ароматного кофе. – Отправила мужа и дочь в Германию, сама в России, вкалываешь одна на всю семью – кто напомнит, что ты женщина? Только подруга.
– Ага. – Пригубив кофе, Светка блаженно зажмурилась. – Эта подруга тоже, по-моему, забыла о данном факте. Ни слова, ни полслова о своей личной жизни в письмах, так, общая информация, и все.
– Ну не дуйся, Светяка, – села я напротив грустной-прегрустной Жеймовской. – Ну сама посуди: одно дело, когда болтаешь о своем, о женском, вот так, за чашечкой кофе, тет-а-тет. И совсем другое – электронная почта. Она сама по себе не располагает к интимности, нет ощущения уединенности, верно ведь?
– Вообще-то да, – тяжело вздохнула Светка. – Есть в этом зерно истины.
– Да еще какое! – обрадовалась я.
И в этот момент зазвонил телефон.
Я виновато ойкнула. Мобильник-то я так и не включила! Ну что же, милочка, готовься. Сейчас получишь. В том, что это звонит Лешка, я не сомневалась ни секунды. Я всегда знаю, когда он звонит.
Я осторожно взяла трубку:
– Алло.
– Больше ни на какие уступки гадким толстым хомякам я не иду! – завопил с ходу Майоров. – Никогда! Я тут краску для волос уже скоро в ведре разводить буду, чтобы закрасить весь урон, нанесенный моей бесподобной шевелюре твоим гнусным и разнузданным поведением!
– И вовсе даже мое кроткое и ангельское поведение тут ни при чем, – хихикнула я. – Возраст, Лешенька, возраст, от этого никуда не деться. А будешь так наезжать на тихую и забитую женушку, то попомни – вот выпадут у тебя зубы, я тебе жевать не буду! Вот.
– Приплыли, – загрустил Лешка. – Наглость отдельных особей женского пола границ не знает!
– Откуда же ей, наглости, границы-то знать? – философски протянула я. – Она же не знанием, она наглостью и берет.
– Ох, зайцерыб, – громко вздохнула моя половинка, – я в самом деле больше не позволю тебе пропадать на целых два дня. Мне тут черт знает что в голову лезло, чуть с ума не сошел.
– Надеюсь, черт знает что не имело эротической подоплеки? – возмущенно засопела я. – Иначе за такие подозрения нос откушу. И выброшу. И пришить будет нечего. Или нет – найду донора-негра, и пришьют тебе черный расплющенный нос. Вот здорово будет, правда?
– Резвись-резвись, – угрожающе зарычал Майоров. – Скоро домой приедешь, вот тогда и поговорим про эротическую подоплеку. А вообще – как все прошло?
– Все прошло, как и ожидалось, – бодро начала я. – Встретились, наговорились, напились, разъехались. Как видишь – увлекательно, фантазийно, с огоньком, нетрадиционно.
– Это в смысле – нетрадиционно? – насторожился Лешка.
– Ой, ну какой же ты скособоченный у меня, точно как в песне команды КВН из Абхазии: «Только мысли все о нем и о нем – о сексе»!
– И неправда! – Негодованию супруга не было предела. – И не только! Хотя…
– Вот то-то же, что хотя. Все время причем хотя.
– Сама виновата.
– Если ждешь от меня раскаяния, то запасись терпением, – рассмеялась я. – Ждать придется долго.
– Кто бы сомневался, – мурлыкнул этот злыдень тем самым голосом, от которого я плавилась. Но на этот раз я собрала весь холод, имевшийся в наличии, и не позволила себе растечься безвольной лужицей. Нет, мне же надо сообщить важную новость!
– Лешка, не сбивай меня, – жалобно протянула ледяная невозмутимость. – Тут вот такая ерунда получается…
– Ничего удивительного, – влез-таки опять этот зануда.
– Ты лучше скажи, – решила не обращать внимания на беспочвенные инсинуации я, – ты знаешь Илону Утофф?
– Такая рыжая кошка, владелица Дома Дизайна? Кто ж ее не знает, довольно популярная особа в последнее время. А при чем тут она?
– А при том, что она на самом деле зовется Илоной Якутович и является моей однокурсницей.
– Серьезно? А ты мне не говорила.
– А зачем? Можно подумать, нам с тобой больше говорить не о чем, кроме как обсуждать столичный бомонд!
– Это точно. И вообще, говорить с тобой я тоже люблю, – заворковал опять Лешка, – но еще больше я люблю…
– Ну хватит тебе! Дай договорить! – простонала я.
– А ты прекрати так стонать! – парировал этот негодяй. – Хм. Ну ладно. Так что там эта Илона?
– А эта Илона радостно называла меня госпожой Майоровой! Мало того, она в курсе, что наша свадьба была в Париже, она даже наши кольца умудрилась сравнить.
– Та-а-ак, – посерьезнел Лешка. – И откуда она все знает, интересно мне?
– Понятия не имею, – буркнула я. – Причем, по ее заверениям, знает вся столичная тусовка. Но я все равно держалась стойко, как партизан на допросе, и ни словом не подтвердила ее рассказ, а обозвала все сплетнями. Вот какая я стойкая и непоколебимая!
– Молодец! Благодарность от лица командования!
– Только от лица?
– Ага, сама меня одергивала, а потом подначивает! – возмутился было Лешка. – Ну ладно, с благодарностью разберемся дома. А что касается слухов про нас – пусть болтают. Будем стойкими и мужественными в борьбе с желтой прессой, хорошо? И давай быстрей домой, а то у меня осталась всего одна неделя перед гастрольным туром, не забыла?
– Ох, Лешка, – расстроилась я, – забудешь разве! Целых полтора месяца тебя не увижу. Раньше хоть на 10 дней, максимум на две-три недели уезжал, а тут – вон на сколько!
– Ну зайцерыб, ну не мучай ты меня. – Бедный мой Лешик, даже голос дрогнул! – Что же сделаешь, если этим летом так все сложилось – весь июль фестивали, конкурсы всякие, да еще и концерты по всей России. Я же предлагал тебе ехать со мной.
– Ага, и делать вид, что мы незнакомы, – шмыгнула носом я. – И что легче?
– Согласен, – уныло протянул Лешка. – Но ведь ты поедешь вместе со своим Таньским в Египет на целых 24 дня! А знойные арабы скучать не дадут.
– Болван ты, муж мой, если честно. Какие еще арабы, это пусть Таньский развлекается. А меня после Таиланда не очень, между прочим, к воде и тянет.
– Ничего-ничего, надо эту фобию преодолевать. Ну ладно, хомка, тут уже Виктор пришел, топчется и подслушивает. Когда тебя ждать?
– Завтра утром, – улыбнулась я. – Я позвоню.
– Да уж постарайся, беспамятная.
И Лешкин голос растаял в телефонных проводах. Сзади раздалось покашливание. Я обернулась. В дверях, скрестив руки на груди, стояла Светка и ехидно улыбалась:
– Даже спрашивать не буду, с кем говорила. А Илонкины слова подтверждает идиотски-счастливая улыбка, гуляющая по твоей физиономии. Теперь пошли на кухню, и ты мне все обстоятельно расскажешь. А заодно и про Таиланд, и про арабов, и про море.
– Ну ладно, – смирилась я со своей участью. – Пошли.
ГЛАВА 5
– Ну ты даешь, дорогая моя подруга! – удивленно протянула Жеймовская, когда Шахерезада закончила дозволенные речи. – Прямо сериал бразильский, ей-богу! Везет же некоторым, а тут работаешь-работаешь, и никаких тебе приключений!
– Знаешь, Светунция, – вяло проговорила я (еще бы не вяло, попробуйте протрепаться два часа кряду, я на вас посмотрю!), – на самом деле подобные истории лучше смотреть по телевизору или читать о них, ты уж мне поверь. А вот принимать в них личное участие – удовольствие сомнительное.
– А как же насчет вас с Алексеем? – съехидничала Светка. – Тоже удовольствие сомнительное?
– Не ерунди, – отмахнулась я. – Вот уж кому-кому, а нам с Лешкой весь этот кошмар точно не нужен был.
– Ты уверена? А вдруг без подобных сложностей ваше взаимное влечение не переросло бы в серьезные отношения, а закончилось банальным скоротечным романчиком?
– История не знает сослагательного наклонения! – важно изрекла истину я. – Для не очень одаренных перехожу на доступный язык – если бы да кабы, да во рту росли грибы. Дальше продолжать?
– Да уж ладно, – улыбнулась моя директорша, – не напрягайся. Ты лучше мне скажи вот что. Парень этот тайский, который вас спас, как его там – Тхан, что ли?
– Для меня – Лютик.
– Ну, пусть будет Лютик. Ты с ним виделась еще хоть раз или все так и осталось? С глаз долой – и забыли.
– Ну, скажешь тоже! – возмутилась я. – Еще в январе Лешка с Артуром слетали в Таиланд, купили вместе в Бангкоке роскошное кафе в самом лучшем месте и подарили его Лютику. Там на втором этаже жилые помещения, так что теперь Лютик и его семья живут в Бангкоке, страшно довольны. Знаешь, как мой приобретенный братишка назвал свою овеществленную мечту? – хихикнула я.
– Ну и как?
– «Северная звезда». Это я, если ты не поняла.
– О-бал-деть! – рассмеялась Светка. – Так теперь вы с Алексеем можете смело записать вместе гимн вашей семьи: «Две звезды, две светлых повести…»
– В своей любви, как в невесомости! – дурномявом провыла я. – В общем, хоть кто-то оценил меня по достоинству. И теперь у Лютика появилась новая мечта – собрать нас всех – меня, Кузнечика, остальных малышек, причем вместе с родными и близкими, – и показать нам свой Таиланд, настоящий. А не то, что мы видели.
– И как его мечта, осуществима?
– Да пока не очень. Ни девочки, ни я как-то не спешим туда вернуться, еще слишком болезненны воспоминания. У нас у всех какая-то океанофобия развилась, на пляж совершенно не тянет.
– А как же Египет? – подняла брови Светка. – Насколько я поняла, ты собираешься в ближайшие дни именно туда?
– Собираюсь, – вздохнула я. – Это идея Таньского. Помнишь ведь ее, мою школьную подружку Таню Старостенко?
– Ну конечно! Я даже ревновала в свое время, что у тебя уже есть лучшая подруга.
– Ну вот. Так она каждое лето мотается то в Турцию, то в Египет. Раньше ездила с разными своими приятельницами, а в этом году они с Лешкой сговорились и решили меня отправить вместе с ней. Выбрали Египет, уж очень Таньский расхваливает дайвинг на Красном море, заверяет, что при виде такой красоты все мои страхи пройдут.
– А при чем тут Майоров? – не въезжала Жеймовская.
– Да понимаешь, у него через неделю начинается затяжной гастрольный марафон, где-то месяца на полтора без заезда в Москву.
– Ничего себе! – присвистнула Светка. – И что, часто он так?
– По-разному. Но после всей этой истории со скандалом он стал еще популярнее и теперь просто нарасхват. Ну вот. А чтобы я не заскучала одна, они с Таньским и решили совместить приятное с полезным.
– То есть?
– Отправить меня отдыхать и заодно преодолевать свою фобию, т. е. совать меня в море.
– А получится? – засомневалась подруга.
– С Таньским чтобы не получилось! – обреченно махнула рукой я. – С ней как в старом анекдоте – проще отдаться, чем объяснить, почему не хочешь.
– И когда вы едете? И куда именно?
– Куда – честно говоря, не знаю. Этим Таньский занимается. Мне ведь, по большому счету, все равно. Летим на 24 дня.
– Ого!
– Лешка настоял. Так вот, на 24 дня, вылет через 10 дней. Слушай, – уцепила я за хвост отчаянно визжавшую и вырывающуюся случайно залетевшую мысль, – а давай с нами, а? Ты же черт знает сколько толком не отдыхала!
– Смешная ты, – грустно улыбнулась Жеймовская. – Это ты у нас на вольных хлебах, когда хочешь, тогда и отдыхаешь. А мне отпуск за полгода планировать надо.
– Но ты же директор! Сама себе хозяйка.
– Если бы! Я заместитель, т. е. человек, на которого можно с успехом переложить свои обязанности и действительно уехать, когда вздумается. И отпускать своего зама в принципе не хочется, это же придется самому многие вопросы решать, вот ужас-то, представляешь? – Светка вроде бы и шутила, но чувствовалось, что накипело на душе здорово. – Так что я бы с удовольствием, но увы…
– Жаль. А было бы здорово, – расстроилась я.
– Ты лучше мне оттуда по Интернету свои фотки шли, – оживилась Жеймовская. – У тебя фотоаппарат цифровой есть?
– Нет. Но будет, если надо.
– Обязательно надо! Интернет сейчас есть везде, вот и будешь вести фоторепортаж непосредственно с места событий, причем во всех подробностях. Обещаешь?
– Крест на пузе масляной краской! – торжественно поклялась я.
Мы посидели еще пару часиков, обсудив все, что только можно. И что нельзя. А потом пора было Светке собираться и ехать на вокзал. Утром ведь с неумолимой неизбежностью обещал быть понедельник. И заместителю директора металлургического комбината надо было возвращаться к своей насыщенной и увлекательной жизни. Грустно, господа, когда главой семьи и основным добытчиком становится женщина. Если бы Мишка, ее муж, хотя бы слегка ослабил груз, который тянет хрупкая жена. Ага, три раза! Парнишка славно проводит время, переходя с одних обучающих курсов на другие. А тем временем и жилье, и учебу дочери, и машину, и курсы мужа оплачивает жена. О как!
Ну ладно. Живут себе и живут. Бог с ними. А пока я провожала старавшуюся выглядеть бодрой и жизнерадостной Жеймовскую. Но когда я захлюпала носом, Светка тоже не выдержала. Не виделись мы с ней до этой встречи почти два года, кто знает, когда увидимся снова! Остается опять тот же Интернет.
Посадив подругу в такси, я какое-то время постояла на обочине дороги, вообразив себя памятником скорби. Очевидно, получилось у меня неплохо, в образ я вошла, поскольку возле моих ног с недвусмысленными намерениями стал крутиться какой-то псяк. Пришлось топнуть на него. От такого чудовищного поведения памятника псяк описался на месте, а потом, захлебываясь в истерике, покатился к своей хозяйке, оживленно болтавшей с кем-то метрах в 200. На рыдания любимой деточки хозяйка развернулась, подхватила вздорный меховой шар на руки и с угрожающим видом двинулась в мою сторону. Я с позором покинула предполагаемое поле боя, спешно скрывшись в подъезде. Ну ее, у меня и так синяков после Светкиного допроса хватает, больше мне не надо.
А ровно через 8 дней я снова входила в свой подъезд расстроенная и зареванная. На этот раз после проводов Лешки. Неделя в Москве пролетела, как один день. Иногда хотелось хорошенечко разжевать это зловредное время, словно жевательную резинку, чтобы можно было растянуть его в длинную-предлинную линию. Но увы… Разжевываться время как-то не хотело. Гадство!
Провожая Лешку, я изо всех сил старалась не реветь, быть веселой и оптимистичной. Зачем добавлять моей половинке отрицательных эмоций, он и так выглядел подтаявшим снеговиком.
Но зато потом, оставшись одна в Лешкиной квартире, я показала мастер-класс! Надеюсь, звукоизоляция в его элитном доме надежная, иначе появятся потом публикации в желтой прессе про садомазохистские игрища у Майорова.
Результат безудержного буйства эмоций оказался предсказуем. Утром я была похожа на Рене Зельвегер, имеющую при тощем тельце пухлую мордашку. У меня процентное соотношение фейса к торсу было таким же, но учтите, что мой торс тощим назвать не мог бы даже самый неисправимый оптимист.
В общем, с трудом отыскав на этой пародии на Колобок пуговки глаз, я постаралась сделать обзор максимальным, но опухшие веки неумолимо сжимались в щелки. М-да, придется поискать ближайший косметический салон, чтобы хоть слегка соответствовать фотографии в водительском удостоверении.
Да, господа, увы мне. Как ни тянула я резину, как ни отбрыкивалась, как ни убеждала Лешку, что я за рулем – это даже не обезьяна с гранатой, это просто несовместимые понятия, – было бесполезно. Раз уж мне приспичило жить на два дома – в Москве у Лешки и у себя в городе, раз уж я такая принципиальная, что не желаю бросить работу и окончательно перебраться к мужу, – что ж, пожалуйста! Но мотаться туда-сюда в автобусах? С моей способностью притягивать к себе несчастья? Никогда!
И мне была куплена малышка «Тойота», которую я тут же назвала Кысей – уж очень ласково она мурлыкала, стоило оживить ее. Потом меня отправили на курсы вождения, причем на жесточайшие, где курсантов гоняли со всем энтузиазмом. Покупать мне права Лешка считал безумием. И правильно, кстати. Поскольку первые две недели обучения водительским навыкам я за рулем чувствовала себя монгольским космонавтом.
А потом неожиданно для меня как-то все пошло очень неплохо. Мне даже понравилось. Я почувствовала машину, машина почувствовала меня. И мы теперь дружим. Оказалось, что банальнейшая со времен Остапа Бендера истина – «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения» – полностью соответствует действительности.
В общем, нацепив на нос большущие черные очки, максимально задрапировавшись полупрозрачной шалью (эх, паранджу бы сюда!), я спустилась в цокольный этаж Лешкиного дома, где на стоянке жильцов квартировала моя Кыся.
К своему стыду, прожив почти полгода в Москве (пусть и с перерывами), я так и не стала постоянной клиенткой какого-нибудь престижного салона красоты. Уж очень жалко было тратить время, которое мы с Лешкой проводили вместе, слишком его, времени, у нас было мало. Поэтому, отыскав по справке ближайший цех, где из невразумительного рыхлого комка теста, в которое превратилось мое лицо, могли бы вылепить что-то человекоподобное, я порулила туда.
Дизайн внутри салона был ну о-о-очень стильным. Девушка, восседавшая за стойкой администратора, выглядела живой рекламой этого заведения – просто супер-пупер-с ума сойти. И даже элегантные модные очочки без оправы присутствовали. В общем, все на высшем уровне.
Мило улыбнувшись, бизнес-леди поинтересовалась:
– Здравствуйте, мы рады приветствовать вас в нашем салоне. Что бы вы хотели?
– Мы бы, – снимая очки и разматывая шаль, доверчиво сообщила я, – хотели бы снова стать похожей на женщину.
– Ну что ж, – с сомнением осмотрела фронт работ администратор, – думаю, мы сможем вам помочь. Это будет стоить…
– Сколько? – челюсть почти вывихнулась. – А не дороговато ли?
– Ну, знаете, – поправила очки дама, – рожа у вас тоже не маленькая.
Европа, господа, причем полная!
– Знаешь, Светунция, – вяло проговорила я (еще бы не вяло, попробуйте протрепаться два часа кряду, я на вас посмотрю!), – на самом деле подобные истории лучше смотреть по телевизору или читать о них, ты уж мне поверь. А вот принимать в них личное участие – удовольствие сомнительное.
– А как же насчет вас с Алексеем? – съехидничала Светка. – Тоже удовольствие сомнительное?
– Не ерунди, – отмахнулась я. – Вот уж кому-кому, а нам с Лешкой весь этот кошмар точно не нужен был.
– Ты уверена? А вдруг без подобных сложностей ваше взаимное влечение не переросло бы в серьезные отношения, а закончилось банальным скоротечным романчиком?
– История не знает сослагательного наклонения! – важно изрекла истину я. – Для не очень одаренных перехожу на доступный язык – если бы да кабы, да во рту росли грибы. Дальше продолжать?
– Да уж ладно, – улыбнулась моя директорша, – не напрягайся. Ты лучше мне скажи вот что. Парень этот тайский, который вас спас, как его там – Тхан, что ли?
– Для меня – Лютик.
– Ну, пусть будет Лютик. Ты с ним виделась еще хоть раз или все так и осталось? С глаз долой – и забыли.
– Ну, скажешь тоже! – возмутилась я. – Еще в январе Лешка с Артуром слетали в Таиланд, купили вместе в Бангкоке роскошное кафе в самом лучшем месте и подарили его Лютику. Там на втором этаже жилые помещения, так что теперь Лютик и его семья живут в Бангкоке, страшно довольны. Знаешь, как мой приобретенный братишка назвал свою овеществленную мечту? – хихикнула я.
– Ну и как?
– «Северная звезда». Это я, если ты не поняла.
– О-бал-деть! – рассмеялась Светка. – Так теперь вы с Алексеем можете смело записать вместе гимн вашей семьи: «Две звезды, две светлых повести…»
– В своей любви, как в невесомости! – дурномявом провыла я. – В общем, хоть кто-то оценил меня по достоинству. И теперь у Лютика появилась новая мечта – собрать нас всех – меня, Кузнечика, остальных малышек, причем вместе с родными и близкими, – и показать нам свой Таиланд, настоящий. А не то, что мы видели.
– И как его мечта, осуществима?
– Да пока не очень. Ни девочки, ни я как-то не спешим туда вернуться, еще слишком болезненны воспоминания. У нас у всех какая-то океанофобия развилась, на пляж совершенно не тянет.
– А как же Египет? – подняла брови Светка. – Насколько я поняла, ты собираешься в ближайшие дни именно туда?
– Собираюсь, – вздохнула я. – Это идея Таньского. Помнишь ведь ее, мою школьную подружку Таню Старостенко?
– Ну конечно! Я даже ревновала в свое время, что у тебя уже есть лучшая подруга.
– Ну вот. Так она каждое лето мотается то в Турцию, то в Египет. Раньше ездила с разными своими приятельницами, а в этом году они с Лешкой сговорились и решили меня отправить вместе с ней. Выбрали Египет, уж очень Таньский расхваливает дайвинг на Красном море, заверяет, что при виде такой красоты все мои страхи пройдут.
– А при чем тут Майоров? – не въезжала Жеймовская.
– Да понимаешь, у него через неделю начинается затяжной гастрольный марафон, где-то месяца на полтора без заезда в Москву.
– Ничего себе! – присвистнула Светка. – И что, часто он так?
– По-разному. Но после всей этой истории со скандалом он стал еще популярнее и теперь просто нарасхват. Ну вот. А чтобы я не заскучала одна, они с Таньским и решили совместить приятное с полезным.
– То есть?
– Отправить меня отдыхать и заодно преодолевать свою фобию, т. е. совать меня в море.
– А получится? – засомневалась подруга.
– С Таньским чтобы не получилось! – обреченно махнула рукой я. – С ней как в старом анекдоте – проще отдаться, чем объяснить, почему не хочешь.
– И когда вы едете? И куда именно?
– Куда – честно говоря, не знаю. Этим Таньский занимается. Мне ведь, по большому счету, все равно. Летим на 24 дня.
– Ого!
– Лешка настоял. Так вот, на 24 дня, вылет через 10 дней. Слушай, – уцепила я за хвост отчаянно визжавшую и вырывающуюся случайно залетевшую мысль, – а давай с нами, а? Ты же черт знает сколько толком не отдыхала!
– Смешная ты, – грустно улыбнулась Жеймовская. – Это ты у нас на вольных хлебах, когда хочешь, тогда и отдыхаешь. А мне отпуск за полгода планировать надо.
– Но ты же директор! Сама себе хозяйка.
– Если бы! Я заместитель, т. е. человек, на которого можно с успехом переложить свои обязанности и действительно уехать, когда вздумается. И отпускать своего зама в принципе не хочется, это же придется самому многие вопросы решать, вот ужас-то, представляешь? – Светка вроде бы и шутила, но чувствовалось, что накипело на душе здорово. – Так что я бы с удовольствием, но увы…
– Жаль. А было бы здорово, – расстроилась я.
– Ты лучше мне оттуда по Интернету свои фотки шли, – оживилась Жеймовская. – У тебя фотоаппарат цифровой есть?
– Нет. Но будет, если надо.
– Обязательно надо! Интернет сейчас есть везде, вот и будешь вести фоторепортаж непосредственно с места событий, причем во всех подробностях. Обещаешь?
– Крест на пузе масляной краской! – торжественно поклялась я.
Мы посидели еще пару часиков, обсудив все, что только можно. И что нельзя. А потом пора было Светке собираться и ехать на вокзал. Утром ведь с неумолимой неизбежностью обещал быть понедельник. И заместителю директора металлургического комбината надо было возвращаться к своей насыщенной и увлекательной жизни. Грустно, господа, когда главой семьи и основным добытчиком становится женщина. Если бы Мишка, ее муж, хотя бы слегка ослабил груз, который тянет хрупкая жена. Ага, три раза! Парнишка славно проводит время, переходя с одних обучающих курсов на другие. А тем временем и жилье, и учебу дочери, и машину, и курсы мужа оплачивает жена. О как!
Ну ладно. Живут себе и живут. Бог с ними. А пока я провожала старавшуюся выглядеть бодрой и жизнерадостной Жеймовскую. Но когда я захлюпала носом, Светка тоже не выдержала. Не виделись мы с ней до этой встречи почти два года, кто знает, когда увидимся снова! Остается опять тот же Интернет.
Посадив подругу в такси, я какое-то время постояла на обочине дороги, вообразив себя памятником скорби. Очевидно, получилось у меня неплохо, в образ я вошла, поскольку возле моих ног с недвусмысленными намерениями стал крутиться какой-то псяк. Пришлось топнуть на него. От такого чудовищного поведения памятника псяк описался на месте, а потом, захлебываясь в истерике, покатился к своей хозяйке, оживленно болтавшей с кем-то метрах в 200. На рыдания любимой деточки хозяйка развернулась, подхватила вздорный меховой шар на руки и с угрожающим видом двинулась в мою сторону. Я с позором покинула предполагаемое поле боя, спешно скрывшись в подъезде. Ну ее, у меня и так синяков после Светкиного допроса хватает, больше мне не надо.
А ровно через 8 дней я снова входила в свой подъезд расстроенная и зареванная. На этот раз после проводов Лешки. Неделя в Москве пролетела, как один день. Иногда хотелось хорошенечко разжевать это зловредное время, словно жевательную резинку, чтобы можно было растянуть его в длинную-предлинную линию. Но увы… Разжевываться время как-то не хотело. Гадство!
Провожая Лешку, я изо всех сил старалась не реветь, быть веселой и оптимистичной. Зачем добавлять моей половинке отрицательных эмоций, он и так выглядел подтаявшим снеговиком.
Но зато потом, оставшись одна в Лешкиной квартире, я показала мастер-класс! Надеюсь, звукоизоляция в его элитном доме надежная, иначе появятся потом публикации в желтой прессе про садомазохистские игрища у Майорова.
Результат безудержного буйства эмоций оказался предсказуем. Утром я была похожа на Рене Зельвегер, имеющую при тощем тельце пухлую мордашку. У меня процентное соотношение фейса к торсу было таким же, но учтите, что мой торс тощим назвать не мог бы даже самый неисправимый оптимист.
В общем, с трудом отыскав на этой пародии на Колобок пуговки глаз, я постаралась сделать обзор максимальным, но опухшие веки неумолимо сжимались в щелки. М-да, придется поискать ближайший косметический салон, чтобы хоть слегка соответствовать фотографии в водительском удостоверении.
Да, господа, увы мне. Как ни тянула я резину, как ни отбрыкивалась, как ни убеждала Лешку, что я за рулем – это даже не обезьяна с гранатой, это просто несовместимые понятия, – было бесполезно. Раз уж мне приспичило жить на два дома – в Москве у Лешки и у себя в городе, раз уж я такая принципиальная, что не желаю бросить работу и окончательно перебраться к мужу, – что ж, пожалуйста! Но мотаться туда-сюда в автобусах? С моей способностью притягивать к себе несчастья? Никогда!
И мне была куплена малышка «Тойота», которую я тут же назвала Кысей – уж очень ласково она мурлыкала, стоило оживить ее. Потом меня отправили на курсы вождения, причем на жесточайшие, где курсантов гоняли со всем энтузиазмом. Покупать мне права Лешка считал безумием. И правильно, кстати. Поскольку первые две недели обучения водительским навыкам я за рулем чувствовала себя монгольским космонавтом.
А потом неожиданно для меня как-то все пошло очень неплохо. Мне даже понравилось. Я почувствовала машину, машина почувствовала меня. И мы теперь дружим. Оказалось, что банальнейшая со времен Остапа Бендера истина – «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения» – полностью соответствует действительности.
В общем, нацепив на нос большущие черные очки, максимально задрапировавшись полупрозрачной шалью (эх, паранджу бы сюда!), я спустилась в цокольный этаж Лешкиного дома, где на стоянке жильцов квартировала моя Кыся.
К своему стыду, прожив почти полгода в Москве (пусть и с перерывами), я так и не стала постоянной клиенткой какого-нибудь престижного салона красоты. Уж очень жалко было тратить время, которое мы с Лешкой проводили вместе, слишком его, времени, у нас было мало. Поэтому, отыскав по справке ближайший цех, где из невразумительного рыхлого комка теста, в которое превратилось мое лицо, могли бы вылепить что-то человекоподобное, я порулила туда.
Дизайн внутри салона был ну о-о-очень стильным. Девушка, восседавшая за стойкой администратора, выглядела живой рекламой этого заведения – просто супер-пупер-с ума сойти. И даже элегантные модные очочки без оправы присутствовали. В общем, все на высшем уровне.
Мило улыбнувшись, бизнес-леди поинтересовалась:
– Здравствуйте, мы рады приветствовать вас в нашем салоне. Что бы вы хотели?
– Мы бы, – снимая очки и разматывая шаль, доверчиво сообщила я, – хотели бы снова стать похожей на женщину.
– Ну что ж, – с сомнением осмотрела фронт работ администратор, – думаю, мы сможем вам помочь. Это будет стоить…
– Сколько? – челюсть почти вывихнулась. – А не дороговато ли?
– Ну, знаете, – поправила очки дама, – рожа у вас тоже не маленькая.
Европа, господа, причем полная!
ГЛАВА 6
Накануне вылета в Египет Таньский ночевала у меня, поскольку выезжать из дома мы собирались в 6 утра, чтобы к 10 быть в Домодедове. Кысю придется оставить на охраняемой стоянке в аэропорту. Так долго без хозяйки моя машинка еще не была, надеюсь, будет вести себя прилично и не кокетничать напропалую с «Лексусами» и «Фордами», они ведь, бедняги, истекут маслом от возбуждения, а владельцам потом голову ломай – что же случилось с их новенькими авто?
Таньский, сопя и отдуваясь, втянула в мою прихожую два гигантских чемодана на колесиках, после чего в моей прихожей, которая и была размером в два с половиной таких чемодана, места осталось ровно 20 сантиметров по стеночке. С опаской оглядываясь на надменно смотревшие мне вслед пузатые кофры, я поинтересовалась:
– Слушай, Таньский, а что, в Египте в начале июля бывают снежные заносы?
– Ты чего, мать, – покрутила пальцем у виска моя нежная тургеневская барышня, – от расстройства совсем умом тронулась? Какие еще заносы?
– Ну, которые еще зауши, защеки, заброви, – сосредоточившись и закатив глаза к потолку, начала перечислять я, – в общем, когда все лицо мерзнет. Холодно когда, говорю.
– Вот беда-то, – закручинилась Таньский, усевшись на диван и горестно сложив руки на коленях, – у нее опять обострение, в аэропорт могут не пустить. Накрылась моя поездочка!
– И не пустят, – мстительно процедила я. – Увидят при таможенном досмотре багажа, что ты дворницкий тулуп и валенки 47-го размера волочешь в Египет, – сразу бригаду вызовут. Из психушки.
– Какой еще тулуп! – возмутилась Таньский. – У меня нет никакого тулупа! Ты что, гнусняка, так посмела назвать мою чудненькую рыженькую дубленочку?
– Ага! – торжествующе завопила я. – Так ты не отрицаешь, что все это везешь?
– Да с чего ты взяла, что ты несешь вообще? – начала свирепеть подружка.
– В данный момент – ничего, – удивленно посмотрела на свои пустые руки я. – Ничего не брала и нести ничего не собираюсь. Если тебе что-либо нужно – пойди и возьми сама. А что касается моих вопросов – так это же естественное предположение. Чем еще, кроме зимней одежды, можно загрузить эти промышленные контейнеры? Только не говори, что легкими и тонкими пляжными тряпочками! Ой, прости, Таньский, – всплеснула теми же руками я, – как я не подумала! Это же ты, похоже, всю свою личную библиотеку, все 5 книг и 349 женских журналов с собой решила взять, чтобы мы не заскучали в Египте! Вот молодец, на такие жертвы идешь ради подруги! Надо на кухню сбегать за полотенчиком, к рыданиям приготовиться.
– Жалкая комедиантка, – мрачно глядя на меня, припечатала Таньский, – да к тому же страдающая распространеннейшей женской болезнью – завистью. Не можешь смириться с тем, что придется целых 24 дня провести в обществе такой роскошной женщины, как я? А придется, голубушка, придется, – мстительно улыбнулась она, – и не забудь капу прихватить.
– Какую такую капу?
– Ну такую резиновую штуку, которые боксеры в рот вставляют…
– Фу, Таньский, гадость какая!
– Не пошли. Это для сохранения зубов, чтобы их не выбили.
– А мне зачем? Ты собираешься бить меня по лицу? – ужаснулась я.
– Нет. Это когда начнешь зубами скрипеть от зависти, глядя, как я меняю один обалденный наряд на другой, чтобы их, зубы-то, не раскрошить. Понятненько? А теперь кончай болтать, дай мне лучше пульт от твоего телевизора. Я и так уже начало пропустила!
– Начало чего? – шаря по полкам стеллажа, спросила я. – Что за спешка такая?
– Ну, ты даешь, Анюта! – искренне возмутилась Таньский. – Ты что, забыла? Я же тебе уже раз 5 говорила, что сегодня по первому каналу состоится премьера последнего фильма с участием Сабины Лемонт. Ну где же пульт, в конце концов!
– На, возьми и успокойся, – протянула ей вожделенный пульт я.
Таньский включила телевизор, и окружающий мир перестал для нее существовать. До очередной рекламы.
А я пошла на кухню, чтобы перед отключением холодильника с максимальной пользой очистить его, т. е. из остатков продуктов приготовить прощальный ужин. Фильм вместе с Таньским я смотреть не стала, я вообще душещипательные мелодрамы редко смотрю, под настроение только. Чего не скажешь про мою подружку, она эту продукцию просто обожает. Нет, длинные сериалы Таньский тоже не смотрит, у нее на них не хватает ни времени, ни терпения. А вот сладкие истории длительностью часа 1,5–2 – это да, это она обожает. И не сказать чтобы она была такой уж поклонницей творчества Сабины Лемонт, сексапильной красотки-француженки, просто история трагической гибели этой актрисы, ставшая главной новостью февраля, вызвала повышенный интерес к фильмам Сабины. Почти как в истории с Майоровым. Только Лешка, слава богу, остался жив. А Сабина – нет.
Я, если честно, не очень следила за событиями в мире в тот период, у нас ведь был медовый месяц в Париже. И хотя трагедия произошла в предместьях этого города всех влюбленных, и хотя именно французские средства массинфо захлестнула волна репортажей, нам было не до того. К тому же мы с Лешкой, недавно пережив свой, личный кошмар, вовсе не горели желанием смаковать подробности чужого.
Поэтому все об этой истории я узнала от Таньского во время наших походов в баню.
20 февраля в полицию позвонила насмерть перепуганная горничная актрисы Сабины Лемонт. Из ее истеричных воплей с трудом удалось разобрать, что ее хозяйку убили. В поместье, расположенное в предместье Парижа, незамедлительно выехали полиция и медики. Последние – в надежде на то, что горничная ошиблась. Но жуткая картина, открывшаяся глазам прибывших, не оставляла никаких сомнений в том, что Сабина Лемонт мертва. Ее роскошная, эротично-женственная спальня сейчас больше походила на бойню, где похозяйничал свихнувшийся мясник. Кровью было испачкано все – стены, мебель, постель, на которой ничком лежала Сабина, а также застывший с безумным видом полураздетый мужчина. Его руки, ржавые от крови, и нож, валявшийся рядом, свидетельствовали сами за себя. Мужчине надели наручники и увезли в участок. Согласно показаниям горничной, это был любовник Сабины Лемонт, сын арабского мультимиллионера Мустафы Салима, известный плейбой и светский персонаж Хали Салим. Что произошло накануне между любовниками, не мог сказать никто. Горничная, живущая в доме хозяйки, как раз 19 февраля взяла выходной, у ее сына был день рождения. Сам Хали пребывал в шоковом состоянии и не говорил ни слова. Он лишь тупо смотрел в одну точку, не реагируя ни на какие вопросы. Вывести его из этого состояния не смогли и приглашенные Мустафой Салимом лучшие специалисты в области психиатрии. Но то, что Хали не симулировал, было установлено абсолютно точно.
Но и без его показаний все было ясно. На испачканном кровью Сабины Лемонт ноже нашли отпечатки пальцев только одного человека – Хали Салима. В крови Хали обнаружили следы ударной дозы наркотика. Что же тут неясного? Тем более что многочисленные друзья и знакомые Сабины рассказали, что в последнее время любовники часто ссорились. Прожив вместе с Сабиной рекордный для него срок – полгода, Хали начинал поглядывать на других женщин, долгие связи вообще не входили в его планы. Но Сабина, безумно влюбившаяся в красавца араба, и слышать ничего не хотела о разрыве. В тот роковой вечер, 19 февраля, между любовниками скорее всего разразился очередной жуткий скандал. Наркотики, попав в и без того бурлившую восточную кровь, образовали смертельный для Сабины коктейль, и Хали превратился в берсерка.
Таньский, сопя и отдуваясь, втянула в мою прихожую два гигантских чемодана на колесиках, после чего в моей прихожей, которая и была размером в два с половиной таких чемодана, места осталось ровно 20 сантиметров по стеночке. С опаской оглядываясь на надменно смотревшие мне вслед пузатые кофры, я поинтересовалась:
– Слушай, Таньский, а что, в Египте в начале июля бывают снежные заносы?
– Ты чего, мать, – покрутила пальцем у виска моя нежная тургеневская барышня, – от расстройства совсем умом тронулась? Какие еще заносы?
– Ну, которые еще зауши, защеки, заброви, – сосредоточившись и закатив глаза к потолку, начала перечислять я, – в общем, когда все лицо мерзнет. Холодно когда, говорю.
– Вот беда-то, – закручинилась Таньский, усевшись на диван и горестно сложив руки на коленях, – у нее опять обострение, в аэропорт могут не пустить. Накрылась моя поездочка!
– И не пустят, – мстительно процедила я. – Увидят при таможенном досмотре багажа, что ты дворницкий тулуп и валенки 47-го размера волочешь в Египет, – сразу бригаду вызовут. Из психушки.
– Какой еще тулуп! – возмутилась Таньский. – У меня нет никакого тулупа! Ты что, гнусняка, так посмела назвать мою чудненькую рыженькую дубленочку?
– Ага! – торжествующе завопила я. – Так ты не отрицаешь, что все это везешь?
– Да с чего ты взяла, что ты несешь вообще? – начала свирепеть подружка.
– В данный момент – ничего, – удивленно посмотрела на свои пустые руки я. – Ничего не брала и нести ничего не собираюсь. Если тебе что-либо нужно – пойди и возьми сама. А что касается моих вопросов – так это же естественное предположение. Чем еще, кроме зимней одежды, можно загрузить эти промышленные контейнеры? Только не говори, что легкими и тонкими пляжными тряпочками! Ой, прости, Таньский, – всплеснула теми же руками я, – как я не подумала! Это же ты, похоже, всю свою личную библиотеку, все 5 книг и 349 женских журналов с собой решила взять, чтобы мы не заскучали в Египте! Вот молодец, на такие жертвы идешь ради подруги! Надо на кухню сбегать за полотенчиком, к рыданиям приготовиться.
– Жалкая комедиантка, – мрачно глядя на меня, припечатала Таньский, – да к тому же страдающая распространеннейшей женской болезнью – завистью. Не можешь смириться с тем, что придется целых 24 дня провести в обществе такой роскошной женщины, как я? А придется, голубушка, придется, – мстительно улыбнулась она, – и не забудь капу прихватить.
– Какую такую капу?
– Ну такую резиновую штуку, которые боксеры в рот вставляют…
– Фу, Таньский, гадость какая!
– Не пошли. Это для сохранения зубов, чтобы их не выбили.
– А мне зачем? Ты собираешься бить меня по лицу? – ужаснулась я.
– Нет. Это когда начнешь зубами скрипеть от зависти, глядя, как я меняю один обалденный наряд на другой, чтобы их, зубы-то, не раскрошить. Понятненько? А теперь кончай болтать, дай мне лучше пульт от твоего телевизора. Я и так уже начало пропустила!
– Начало чего? – шаря по полкам стеллажа, спросила я. – Что за спешка такая?
– Ну, ты даешь, Анюта! – искренне возмутилась Таньский. – Ты что, забыла? Я же тебе уже раз 5 говорила, что сегодня по первому каналу состоится премьера последнего фильма с участием Сабины Лемонт. Ну где же пульт, в конце концов!
– На, возьми и успокойся, – протянула ей вожделенный пульт я.
Таньский включила телевизор, и окружающий мир перестал для нее существовать. До очередной рекламы.
А я пошла на кухню, чтобы перед отключением холодильника с максимальной пользой очистить его, т. е. из остатков продуктов приготовить прощальный ужин. Фильм вместе с Таньским я смотреть не стала, я вообще душещипательные мелодрамы редко смотрю, под настроение только. Чего не скажешь про мою подружку, она эту продукцию просто обожает. Нет, длинные сериалы Таньский тоже не смотрит, у нее на них не хватает ни времени, ни терпения. А вот сладкие истории длительностью часа 1,5–2 – это да, это она обожает. И не сказать чтобы она была такой уж поклонницей творчества Сабины Лемонт, сексапильной красотки-француженки, просто история трагической гибели этой актрисы, ставшая главной новостью февраля, вызвала повышенный интерес к фильмам Сабины. Почти как в истории с Майоровым. Только Лешка, слава богу, остался жив. А Сабина – нет.
Я, если честно, не очень следила за событиями в мире в тот период, у нас ведь был медовый месяц в Париже. И хотя трагедия произошла в предместьях этого города всех влюбленных, и хотя именно французские средства массинфо захлестнула волна репортажей, нам было не до того. К тому же мы с Лешкой, недавно пережив свой, личный кошмар, вовсе не горели желанием смаковать подробности чужого.
Поэтому все об этой истории я узнала от Таньского во время наших походов в баню.
20 февраля в полицию позвонила насмерть перепуганная горничная актрисы Сабины Лемонт. Из ее истеричных воплей с трудом удалось разобрать, что ее хозяйку убили. В поместье, расположенное в предместье Парижа, незамедлительно выехали полиция и медики. Последние – в надежде на то, что горничная ошиблась. Но жуткая картина, открывшаяся глазам прибывших, не оставляла никаких сомнений в том, что Сабина Лемонт мертва. Ее роскошная, эротично-женственная спальня сейчас больше походила на бойню, где похозяйничал свихнувшийся мясник. Кровью было испачкано все – стены, мебель, постель, на которой ничком лежала Сабина, а также застывший с безумным видом полураздетый мужчина. Его руки, ржавые от крови, и нож, валявшийся рядом, свидетельствовали сами за себя. Мужчине надели наручники и увезли в участок. Согласно показаниям горничной, это был любовник Сабины Лемонт, сын арабского мультимиллионера Мустафы Салима, известный плейбой и светский персонаж Хали Салим. Что произошло накануне между любовниками, не мог сказать никто. Горничная, живущая в доме хозяйки, как раз 19 февраля взяла выходной, у ее сына был день рождения. Сам Хали пребывал в шоковом состоянии и не говорил ни слова. Он лишь тупо смотрел в одну точку, не реагируя ни на какие вопросы. Вывести его из этого состояния не смогли и приглашенные Мустафой Салимом лучшие специалисты в области психиатрии. Но то, что Хали не симулировал, было установлено абсолютно точно.
Но и без его показаний все было ясно. На испачканном кровью Сабины Лемонт ноже нашли отпечатки пальцев только одного человека – Хали Салима. В крови Хали обнаружили следы ударной дозы наркотика. Что же тут неясного? Тем более что многочисленные друзья и знакомые Сабины рассказали, что в последнее время любовники часто ссорились. Прожив вместе с Сабиной рекордный для него срок – полгода, Хали начинал поглядывать на других женщин, долгие связи вообще не входили в его планы. Но Сабина, безумно влюбившаяся в красавца араба, и слышать ничего не хотела о разрыве. В тот роковой вечер, 19 февраля, между любовниками скорее всего разразился очередной жуткий скандал. Наркотики, попав в и без того бурлившую восточную кровь, образовали смертельный для Сабины коктейль, и Хали превратился в берсерка.