Анненский Иннокентий. Меланиппа-философ

   Скучала я в старинном доме нашем
   И без вестей томилась о тебе...
   Ни арфа мне отрады не давала,
   Ни ткацкий стан с узорным полотном.
   О Геллене ты спрашивал... В чертоге
   Готовит он, чтобы богов почтить
   И твой возврат восславить - жертву, верно.
   Он слаб и стар становится, увы!
   И седина чело ему склонила...
   Но дай сказать привет твоим гостям.
   (Подходит к гостям с поклоном.)
   Приветствую вас, жены! Фессалийцы,
   С вершин родных и дальних, из полей,
   Из городов прославленных и с моря
   Лазурного... Да сохранит вас бог,
   Да будет вам очаг наш благодатен!
   Эол
   (подходя за ней к гостям)
   О, радуйтесь, соратники, и вы,
   Мои соседи мирные, вы, жены!
   Мой царский дом для дорогих гостей
   Всегда открыт... Но мне милей сегодня
   Ваш ласковый и радостный привет...
   Я подданных в Магнесии своих
   И сколько есть покорных фессалийцев
   Под скипетром моим прошу со мной
   Участвовать во всенародной жертве
   И трапезу в чертоге разделить.
   Старинных вин я предложу им критских...
   И вы, рабы, смелее... Кто из вас
   Тяжелым ли уроком или карой
   Обременен грозящей... Успокойтесь...
   (Хору.)
   Вы прощены... Берег я под конец
   Привет цветам, которыми Эола
   Сегодня сад зацвел... Я ваш пэан
   С особенным прослушал чувством, девы...
   Он сладостной росою освежил
   Мои давно не плакавшие вежды.
   Корифей
   Ты в Дельфах был, державный, в волосах
   Я вижу лавр твоих златисто-белых.
   Эол
   Сподобился я увидать земли
   Срединный храм, там бледной пифониссы
   Вещаниям я трепетно внимал,
   Но светел я их толкованьем, девы.
   Корифей
   Мне радости твоей отрадна весть.
   Душа горит послушать, в чем же радость.
   Эол
   О, тайны нет... Я бы хотел, чтоб все
   Со мной теперь благую весть делили
   И счастия Эолова лучи.
   Пифийский бог сказал, что счастлив буду
   Я внуками, что славою они
   Широкий мир наполнят, и далеко
   Эолов дуб ветвями прошумит...
   О дочь моя, для радостного брака
   Меланиппа отшатывается, бледнея.
   Давно готов и царственный жених...
   Ты смущена?.. Он выбран, Меланиппа...
   Краснеешь ты? Спусти скорей фату,
   И за фатой ты можешь улыбнуться...
   Меланиппа
   (бледно улыбаясь)
   С тобою кто ж останется, отец?
   Мне терема еще не скучны стены...
   И тихие со мною говорят
   Бессонными, отец, ночами звезды...
   Эол
   До брака все вы, Арна, таковы...
   (Подходя к ней, ласково.)
   Но ты, дитя любимое, не думай,
   Чтоб я не знал, какой алмаз в венец
   Тобою мне вложила дочь Хирона...
   Но погоди: я вижу, что сюда
   Из конюхов идет один... Так странен
   И спешный шаг, и невеселый вид...
   Что скажешь, раб и верный мой товарищ?
   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
   Вестник
   (с внутренней стороны)
   О царь Эол, державный господин...
   Прости рабу, коль вестником не в пору
   И, может быть... Не знаю, как сказать...
   И, может быть, ну, скажем, неудачным
   Я вестником к тебе являюсь, царь...
   Эол
   Твоих речей начало неудачно,
   Ровнее их, надеюсь, будет ход.
   Пожалуйста, не бойся кары, конюх:
   Мой царский гнев отсюда далеко.
   Тем временем из дворца показывается старый Геллен. Он совсем белый, согбенный, в сетчатой одежде прорицателя, его ведут двое, третий несет
   посох. На Геллене венок из дубовых листьев.
   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
   Те же и Геллен.
   Меланиппа
   Отец, к тебе державный прорицатель,
   Кронида сын увенчанный идет!
   Эол выступает навстречу отцу.
   Геллен
   О, радуйся, мой сын и царь Магнесский!
   Эол
   Ты радуйся, державный мой отец!
   В тебе залог блаженства Эолидов,
   И сладостно глядеть мне на тебя.
   Рабы сажают Геллена. Один из рабов начинает медленно махать
   над ним веткой, отгоняя мух.
   Геллен
   Но вестника послушаем: гаданий
   Я знаменья хочу сообразить,
   Его рассказ нам может пригодиться.
   (Указывая на Вестника.)
   Недаром же в нем сердце смущено.
   Минута общего, несколько смущенного молчания.
   Эол
   Так говори ж, возница, без опаски.
   Вестник
   Давай-то бог. Но слушай, царь. Ты помнишь,
   Что приказал крылатых кобылиц
   Клянусь, таких Магнесия уж много
   Не знала лет - стреножить и на луг,
   Копытами их целый год не мятый,
   Пустить, Эол... Стреножив кобылиц,
   В беседу мы с табунщиком вступили...
   Но, как на грех, - ты помнишь ту - у ней
   Над правым глазом звездочка, - не видел
   Я более шкодливой, - путы прочь...
   И что уж там завидела... Но мимо
   Подруг и вон из стада... Там Алфей
   Поток бежит - шагов, пожалуй, будет
   Две тысячи - за нею мы гнались.
   Холодная вода потока, верно,
   Крылатую сманила... На нее
   Накинул я узду и потихоньку
   С укорами шкодливую назад
   В табун повел. Идем мы перелеском:
   Путь выбирал короче я, и вот
   Ты знаешь луг, весь желтый от цветов,
   Где пастухи твоих коров и телок
   Свирелью, царь, с зари и до зари,
   А может, и пастушек забавляют...
   Их утомил, не знаю, солнца свет,
   Любовь иль труд, но спящими нашли мы
   Бездельников... А в засенке... О, нет...
   Бессмертные!.. Нет... нет, такого дива
   Ни мой отец, ни дед, ни прадед, верно,
   Не видывал, - увидит ли и внук?..
   Корову мы увидели, по виду
   Уж не вчера телилась... рядом с ней
   Порядочный мычал нетерпеливо
   И землю рыл раздвоенным копытом
   Бычок... а мать, ты не поверишь, царь,
   Двух мальчиков - я об заклад побьюсь,
   Что были то особенные дети,
   Ты не найдешь таких красивых здесь
   И рослых, царь, - двух мальчиков кормила.
   И долго мы стояли... Не могли
   Мы губ разжать от изумленья, даже
   Как будто бы и ноги отнялись,
   С испуга, царь, что этот вид чудесный
   Обозначать нам должен. Пастухов
   Толчками мы тут подняли, но толку
   В породе той кто и искать бы мог,
   Которая иль спит, или играет
   На дудочке? И спор тогда пошел
   Меж нами, что за дети. Не корова ль
   Их принесла? Чего ведь не бывает...
   Иль демоном положены на луг...
   Ну видано ль, чтобы, свое рожденье
   От вымени сурово оттолкнув,
   Плод женщины кормить корова стала!
   Кричали мы немало. Ничего
   Из нашего не вышло крика только,
   И решено...
   Нет! раньше... погоди...
   Когда детей, иль бесенят, - уж, право,
   Не знаю, как созданья те назвать,
   Корова-мать, так скажем, откормила,
   Здоровы же сосать они... На луг
   Склонившихся она тихонько стала,
   Как маленьких теленочков, лизать...
   Тут подошли другие телки... Следом
   Бык подошел, но молча, и никто
   Диковинных детишек тех не трогал.
   Обиженный один не замолкал,
   Пока травой он сердца не натешил...
   Давно бы так... И было решено
   Меж нами тех гостей сюда доставить:
   Что ты велишь, то с ними мы, Эол,
   И сделаем... Но было нелегко
   Их унести... Мычаньем недовольным
   Все стадо нас почти что до ворот
   Твоих, Эол, от речки провожало.
   По глупому совету моему
   Так и другой тебе, владыка, скажет,
   Недоброе то знаменье... Скорей
   Убрать бы их... А впрочем, как прикажешь.
   В середине рассказа конюха два другие приносят корзинку со спящими детьми. Движение в толпе гостей и рабов и в Хоре. Меланиппа сначала стоит молча, скрестив руки. Только бледность проступает сквозь румяна. Она будто спала с лица, но владеет собою вполне. Сухие губы строго сжаты. Наконец, при виде слишком назойливых и любопытных гостей и рабов, она дает еле заметный знак глазами Старой кормилице, которая успокоительно кивает ей головой и, отстраняя толпу, становится на страже около детей. Геллен все время сидел неподвижно, будто спал... Не поднимая головы, он говорит, наконец, точно в
   дремоте.
   Геллен
   О, боги!.. О, гадания! О, сын
   Эол, Эол! Иль цепь твоих несчастий
   Не оборвали боги?.. Ты, пятно,
   С кого же ты растешь?.. О, демон злобный!
   Общее смущение.
   Меланиппа
   (подходя к Геллену)
   О, тяжкий бред... Осмелюсь ли я, царь...
   Ты, кажется, устал, и это солнце...
   Геллен
   (поднимает голову и, точно только что проснувшись,
   смотрит перед собой мутными глазами)
   Кто говорит?.. Что солнце?.. Это ты?
   Ты, дочери Хирона чадо, Арна?
   Меланиппа
   Да, я помочь хотела бы тебе,
   Державный дед... Боюсь я, что недужный
   Твой бред отца счастливого смутит
   И праздник наш расстроить может, Геллен...
   Геллен
   (вставая, к Эолу)
   Боитесь вы для праздника моих
   Тяжелых слов... Что ж делать?! Я не бредил.
   Я - в ужасе... Ты понимаешь, царь?
   Садится опять. Раб, точно автомат, снова машет над ним зеленой
   веткой.
   Эол
   (нежно отстраняя Меланиппу)
   Перед твоей священною, родитель,
   Я волею склоняюсь. Мудрых уст
   Вещания твоих - моя святыня.
   И если новую беду сегодня мне
   В нить тонкую и черную моей
   Всучить должна седая парка жизни,
   Я не уйду от ней... Но, может быть,
   Позволишь ты, чтобы с возницей этим
   И чудом я покончил раньше, царь?
   Геллен молчит.
   Коль слов моих ты не одобришь, можем
   Мы подождать решением... Молчишь
   Ты, царь-отец? Согласием молчанье
   Позволь считать твое...
   Геллен молчит.
   Рассказ твой, конюх,
   Действительно, особенный - его,
   Однако, я назвать покуда страшным
   Не вижу оснований. Вы детей
   Иль демонов, но вид детей принявших,
   Туда ж теперь могли бы отнести,
   Откуда их вы взяли. Если точно
   Их положил туда на благо нам
   Бессмертный бог - он их спасет, конечно,
   И мы греха на душу не возьмем,
   Что знаменье сгубили торопливо...
   А если то была игра бесов,
   Нам дикие помогут ночью звери...
   При алтарях нет места палачу,
   И жертвы бог... сомнительной не любит.
   Конюх скрывается в толпе. Нянька торопливо берет корзину.
   Служанки ей помогают.
   Геллен
   Сомнительной?!. Останови рабынь:
   Богами, сын, молю и заклинаю.
   По знаку Эола корзину снова ставят на место.
   Остатки сил берег я, мой Эол,
   Чтобы тебя увидеть и зарею
   Полюбоваться славы Эолидов,
   Что некогда мне обещал Кронид...
   Но лучше бы... О, лучше б этот свод
   Слабеющим глазам моим не видеть...
   Я три раза гадал и три раза
   Рабам свой нож я отдавал печально
   И заливал зловещий огнь алтарный;
   Я три раза глядел, как до зари
   Вели быка на жертву... Все три раза
   Понурый шел и не мычал, едва
   Он тучные передвигая ноги.
   И три раза все те же знаки - мне
   Не обманул очей и призрак счастья...
   От желчи был раздут пузырь быка,
   И черною обильно заливал он
   На алтаре передо мной, Эол,
   Ножом жреца раскрытую утробу.
   Я вижу лавр Аплуна {*} на тебе,
   {* Фессалийская форма - вместо "Аполлона".}
   Но светлого обеты олимпийца
   Не отвратят над головой твоею
   Нависшую беду... Ты бойся, сын,
   Гадателей, читающих по звездам,
   И мудрых дев, и свитков бойся, царь,
   Украшенных вещаньями Орфея...
   Отцовского предания держись
   И мудрости, от нас ушедшей в землю,
   Лишь белым, царь, пелазгам откровенной.
   В Феспрот иди! Очищен не совсем
   От крови ты здесь пролитой, а раньше
   От нечисти домашней, да скорей
   Освободись и сжечь вели явленных.
   Во время этой речи надвигались тучи. Но грозы нет. В конце речи слышатся какие-то странные звуки, точно подземный ропот. Потом треск, крики. Общее смятение. Эол стоит молча, поникнув головой. Меланиппа в ужасе расширенными глазами смотрит на Геллена. Кормилица испуганно пригнулась к земле, все еще инстинктивно закрывая корзину. Многие из толпы молитвенно пали ниц. Другие
   простирают к небу руки. Волна землетрясения затихает.
   Хор
   О Посейдон!.. Земли колебатель!..
   О синекудрый!
   Сжалься над нами!
   Нам алтари,
   Боже, оставь!
   Пламени, бог, на очагах
   Не погашай, молю...
   Мысли тоскливо мятутся:
   Вещего старца слова
   Ты покарал ли иль смерти
   Этих детей просишь?
   Сжалься, владыка морей,
   Ужас развей и сомненья
   Душные волны,
   О Посейдон,
   Бог синекудрый!..
   Полная тишина. Все затихло в ожидании второй волны землетрясения. Она набегает, но останавливается дальше от чертога. Мало-помалу светлеет.
   Показывается солнце. Смущение успокаивается.
   Эол
   Гадания твои, отец, печальны,
   Печальней их вещания твои,
   И этот знак, венчавший их, ужасен...
   Мне радости луч Гелия, увы!
   За облаком таившийся и снова
   Блеснувший средь эфира, не вернет,
   И лавра я сухие листья брошу...
   Возьмите их.
   (Снимает венок и отдает его рабам.)
   Должно быть, ризы мне
   Торжественной не надевать сегодня...
   Мой светлый пир погиб. Но, царь-отец,
   Не вижу я, зачем же лишней кровью
   Иль копотью от адского огня
   Свой покрывать должны мы пурпур царский.
   Геллен
   О, маловер... Иль ропота богов
   Подземного твоей гордыне мало?
   Чего ты ждешь? Кровавого дождя?
   Иль, может быть, чтоб Тартара разверзлось
   Для нас жерло сокрытое? Когда б
   Здесь речь была лишь о тебе... Но рода
   Главою ты останешься...
   А мне
   Постылый век, усталому, коль боги
   И длят еще, так чтобы вразумить
   Тебя я мог и славу уберечь
   Моих грядущих правнуков... и только...
   На алтари и статуи богов,
   Которых мы еще не знали, право,
   Глаза бы не глядели... Но чего ж
   Боишься ты? Иль эти бесенята
   Тебе детей твоих, детей дороже,
   И правнуков, и всех, кого на муки
   Преступною ты слабостью своей
   Теперь, Эол, быть может, осуждаешь...
   Но вижу я опять гонца... Еще
   Нам новости из стада... Тот же конюх...
   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
   Те же и конюх с той же стороны, что и первый раз.
   Конюх
   О царь Эол... Сегодня день чудес...
   О новом мне позволь поведать диве.
   Эол
   Мы ждем речей твоих, мой верный раб.
   Конюх
   Корова та, которая кормила
   Найденышей чудесных, на глазах
   У пастухов твоих, да и на наших
   Исчезла, царь, растаяла... Удар
   Ее унес в земные недра, что ли?
   Где мальчиков нашли мы, господин,
   Провал образовался... ключ горячий
   Струится там... Свидетелей у нас
   Хоть отбавляй... Нет, царь, неладно это
   Явление... Должно быть, Посейдон
   На демонов, что алтарей священных
   Его не постыдились, рассердился...
   А телки как жалеют пастухи...
   Не брезгает и животиной демон.
   Пауза. Сильное впечатление среди слушателей.
   Эол
   О, тяжкое сомненье... Поглядеть
   Я все ж хочу на знаменье...
   По знаку ему подносят корзину с детьми.
   Какие
   Чудесные детишки!.. Как они
   Кого-то мне напоминают... Да...
   О нет! о нет... возьмите их, рабыни...
   Моей душой играет демон точно...
   И если все, за радостью теперь
   Свидания забытое с отчизной,
   Припомню я... И смутный сон... И Арны
   Печальный взор... И птиц... Да разве ж бог,
   Чтоб обольстить наш ум, ошибок полный,
   Жалеет чар?.. Иль мало есть у них,
   У демонов, приманок?.. Покажите
   Опять детей...
   Дочь, Меланиппа, им
   Надень убор в чертоге погребальный
   И принеси сюда...
   Коль иго жизнь,
   Его Эол поднимет не бледнея...
   Привесок бед... Мгновение... И пусть
   Узнает под ножом тот черный демон,
   Как славу у потомков отнимать
   Эоловых... красой и состраданьем
   Его мужское сердце растопляя,
   Как крыльев воск Икаровых... Отец,
   Минутную прости Эолу слабость...
   Не женщиной его, орлом родил
   Кронидовым ты горным...
   Я Феспрота
   Увижу дуб священный и, страданий
   Приняв удел, священный голос бога
   Услышу вновь, коль этим осквернен
   Я зрелищем и демонской игрою.
   (Гостям.)
   Прошу гостей войти теперь в чертог
   И без меня там пир уготованный
   Вкусить... Богов они не раздражали,
   И Гелленов не погасал очаг...
   Гости входят в дом.
   Меланиппа
   (Эолу)
   Дозволишь ли?..
   Эол
   Ни слова, дочь, ни слова!
   (Рабам.)
   А вы, рабы, готовьте поживей
   Костер, посуше наберите елей,
   Чтоб тот огонь, который поднесу
   Я бережно к неласковой постели
   Найденышей, моей грозящих славе,
   Чтоб ярче он и веселей пылал,
   В Додону путь Эолу озаряя...
   (Со свитой, налево.)
   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
   Те же без Эола.
   Меланиппа подходит к корзине, вынимает оттуда детей и, плача и
   молча целуя их, уносит в дверь направо.
   Геллен
   Последний день... Последние лучи...
   Последнее звено тяжелой цепи
   Сейчас сольет огонь костра, чтоб цепь
   Мне самую потом расплавить... О,
   Скорей, рабы, скорей, скорей отсюда...
   (Уходит с своими провожатыми в ту же сторону, куда.
   ушел и Эол.)
   ВТОРОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
   Хор
   СТРОФА
   Страшен богов без меры
   Гнев и зоркая сила,
   Но меж бессмертных Геры
   Небо грозней не носило.
   Сказку ли, быль ли златого
   Детства душа удержала,
   С дальнего Пинда крутого
   В Аргос река побежала.
   Сколько там было богатых
   Сел и полей-раздолий,
   Лесу и ланей на скатах
   Стало Инаховой долей.
   В Аргосе царствовал славный,
   Тезка с рекой золотою...
   Дочери не было равной
   Ни у кого красотою.
   Очи Кронида пленились
   Чадом Инаховым милым,
   И меж аргосцев разлились
   Воды, богатые илом.
   Плутос в земле поселился.
   Год пировали там целый.
   Гермий с царем веселился,
   Зевс с его дочерью белой.
   АНТИСТРОФА
   С трона небес золотого
   Гера увидела диво.
   Месть ее мигом готова:
   Сердце недаром ревниво.
   Радугу Гера послала,
   Дивную станом и видом:
   Влага с полей убежала,
   Плутос ушел за Кронидом.
   Стали пустынею села,
   Смертного полные страха,
   И из румяно-веселой
   Мумией стала Инаха.
   Где от обильной Димитры
   Закромы раньше ломились,
   В сети паучьей и хитрой
   Мухи голодные бились.
   Шерстью одеты, смотрели
   Девы глаза благородной;
   Гермий уныло-голодный
   Телке играл на свирели...
   Страшен богов без меры
   Гнев и зоркая сила,
   Но меж бессмертных Геры
   Небо грозней не носило.
   ЭПОД
   О, чье ж это страшное дело?
   Чья тайна? Иль козни?
   Ту ночи ли поздней
   Преступницу риза одела?
   Иль Гелий своей золотою
   Сиял колесницей победной
   Над тою
   Огню обреченной красою...
   Над матерью бледной,
   Грехом ли гонимой,
   Стыдом, нищетою
   Томимой?..
   О, чье ж это страшное дело?
   Душа говорит: то не бес;
   Чье ж око, о боги, с небес
   На грешную деву глядело?
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
   Меланиппа; за ней рабыни несут детей в погребальных
   костюмах и длинных черных вуалях.
   Корифей
   Вот... вот они... найденыши... О, боги!
   О, зрелище печальное! Когда
   Подходит к старцу смерть иль от недужной
   Постели врач отходит молча, нам
   Тоска сжимает грудь... Но если видишь,
   Как маленьких детей для палача
   Или жрецов - то не одно ль и то же?
   Оденет риза погребальная,
   Как трауром играть готовы дети
   И алые смеются их уста,
   В душе встает холодный ужас, девы!
   О, как могла, царевна, этот труд
   Ты, нежная, среди рабынь исполнить?
   Меланиппа
   В сердцах людей, покуда жизни луч
   В них теплится, есть искра упованья...
   Пока детей я одевала, мне
   Мелькнула мысль, и ей дышу я, девы...
   А может быть, печальный этот вид,
   Убор, который подобает старцу,
   Смягчит отца... Ведь беззащитней вдвое
   Они теперь, малютки эти... Нет
   Коровы даже в человечьем стаде,
   Чтоб молоком уста их освежить.
   О, слов и слез скопила я довольно...
   И нежностью глубокою мое
   Так эти крошки истерзали сердце...
   (Вглядывается в ту сторону, откуда в это время
   слышится оживленный шум.)
   Но подожди... Костер... Отец... и старец,
   И Геллен там... Он что-то говорит...
   Они идут сюда... Старик остался...
   Он будет ждать малюток...
   Посейдон!
   Уста мои окованы... Ты моря
   Отдай им, бог, и блеск, и шум; и речи
   То ласковой, то грозною волной
   Пускай идут мои к сухому сердцу...
   ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
   Те же и Эол со свитой и частью гостей.
   Эол
   (в руке у него блестит длинный фессалийский нож)
   О дочь моя... Готово все... И ждет
   Костер и нож найденышей... Надеюсь,
   Что, разумом излишек победив
   Девической чувствительности, Арна
   Достойною своих великих предков
   Себя теперь покажет... Иль Хирон
   Малюткою водил ее в пещеру,
   Чтоб демонов игралищем потом
   В Магнесии она покорно стала!
   По знаку Меланиппы детей относят в сторону.
   Меланиппа
   Отец мой, я хотела гордый ум
   Туманом слез окутать, чтобы сердце
   Решения его остановило:
   Я показать найденышей тебе
   Одетыми по-старчески хотела...
   О, из руки твоей холодный нож,
   Наверно бы, дрожа, упал... Но стыдно
   Мне этого желания... Ты сам
   Передо мной открыл стезю рассудка.
   (Подходит к нему ближе.)
   Рабыни тихо забавляют детей.
   Я - женщина, но дочь твоя. Во мне
   Кровь царская, кровь избранных, быть может,
   И голубой божественной хоть капля
   Во мне, отец, есть крови. Я едва ль
   Узнала б мать.
   Но свитки муз прилежно
   Читала я, и Истины златой
   Средь дальних звезд и мне лучи мелькали...
   Не бреду, царь, и не капризным снам,
   Нет, ты ночей бессонных, ты трудов,
   Холодного вниманья и проверки
   Мучительной внемли словам, отец,
   И не моим... - Что эллинская дева?
   А мудрых, царь, в учение, в систему
   Уложенным словам.
   Но передать
   Могу ли все тебе? Земля и небо,
   Весь этот мир, и все, что в нем горит,
   И гаснет, и растет, благоухает
   И движется, и умирает, царь...
   Все это вечно... Только вещи были
   Вначале странно смешаны. И Хаос,
   Наш первый мир, исполнен был семян,
   Мироначал неразвитых... А семя
   Там каждое начатки всех вещей
   Незримые таило: и железа
   В нем был закал, и розы аромат,
   И радуги цвета. Из этих зерен
   Составились и небо, и земля.
   И все, что в них, в извечных семенах,
   Холодного таилось, все, что было
   Иль твердо в них, иль жидко, иль темно,
   Сцепилось и образовало землю,
   С ее водой, горами и лесами
   И тварями... А влажное и все,
   Что жаркого таили зерна мира
   И тонкого, и легкого, в эфир
   Ушло от нас и стало синим небом.
   А смерть?.. О, смерть - разлука, но и только.
   Коль на гробах мы видим огоньки,
   Когда темно, а на могилах пышно
   Трава растет; и если только пыль
   В могилах от скелетов остается,
   Так потому, что к расцепленью нет
   Уж более преграды, чтобы пламя
   Ушло в эфир и чтоб землей земля
   И влажною травою соки стали.
   О мой отец! Для светлого ума
   Весь этот мир так строен, так прекрасен,
   Что и у муз на нежных лирах нет,
   Наверное, аккордов музыкальней.
   Но он бы трупом был, когда бы Дух,
   Иль вышний бог, когда-то вихрем зерна,
   Из Хаоса подъяв, не закружил,
   Чтоб части их сцеплялись, а другие
   Бежали друг от друга...
   Этот дух,
   Он все живит, и нет созданья в мире,
   Где б чистый он и вечный не дышал...
   А в нас сильней он только, чем в твореньях
   Других, отец... Но кто вкусил его
   Пленительной и бесконечной власти,
   Не может уж на веру слабых душ
   Без ужаса глядеть и омерзенья...
   Я чту богов, отец, я им молюсь,
   Но не могу ни раскаленной глыбой,
   Ни морем их, ни молнией считать.
   Они - ступени пламенного духа,
   Бессмертные.
   И жалкий жрец с ножом,
   Который воли их в утробе бычьей
   Прилежно ищет знака иль, бледнея,
   От демона бежит, шепча молитву,
   Иль жаждет кровь невинную пролить
   Лишь потому, что в нем мутится разум...
   От божества он далее, чем та
   Детей, отец, питавшая корова...
   О, прекрати весь этот бред безумный!
   В душе своей великой не гаси
   Ты дивного эфира. И Крониду
   Всесильному угоден будешь, царь...
   Но, страстию нечисто-малодушной
   Закутав ум, удара берегись...
   Того, чей дух препон не знает наших...
   Корифей
   Твоим словам прекрасным я дивлюсь,
   Но смелый их полет меня пугает.
   Эол
   Подумаешь, что молнии Кронид
   Ириде дал... что радужною ризой
   Прикрыла их богиня и грозит,
   А розы губ улыбкой зацветают.
   Заслушался тебя я... Соловьем
   Поистине ты стала... От Хирона ль,
   От дочери ль его - да будет мир
   Среди теней почившей - эти речи...
   О, за тобой я, вместо царских дел,
   Средь облаков желал бы вольной птицей
   Летать, дитя... Суров и сух мудрец,
   Но розовых вещания так сладки
   Девичьих губ. Сломить копье с тобой
   В словесном состязании, конечно,
   Задачею бы было жениху
   Нелегкою. Но я - отец и царь...
   И мудрые босых учителей
   Не раз, поверь, я эти речи слышал...
   Я одному дивлюсь: когда богам
   Иль Разуму исконному так верно
   Все эти люди служат, отчего ж
   Их нет среди царей? И отчего
   Не падают твердыни наши, Арна,
   Пред мудрыми словами? Почему же
   К ним серебро рекою не течет?
   И гонит их от своего порога
   Немудрый селянин?.. И даже глаз
   Изгнаннику покрыть не даст померкших
   Отечество комка родной земли?
   Нет, дочь моя, оставим это... Жертвы
   Обречены, и их сейчас сожгут...
   Пусть там казнит меня босой ваш Разум!
   Боялась ты мне сердце размягчить
   Их детскими невинными глазами.
   О, этот страх напрасен... Про сирен
   Рассказов я наслушался ребенком
   И демону водить себя не дам.
   Со слабостью покончили мы счеты.
   Рабыни подносят Эолу детей. Он машет рукой.
   Меланиппа
   Постой, отец! Но разве ж царский ум
   От общих всем ошибок безопасен?