Вестовой повернулся и хотел юркнуть в черный переулок, но Глеб схватил его за плечо и резко развернул.
   – Братва! – заорал вдруг вестовой, вытаращив на Глеба воспаленные глаза. – У него полные карманы денег!
   Из темного переулка, как серые волки из чащобы, стали выскальзывать душегубы. Один, второй, третий…
   «Опять! – с досадой подумал Глеб. – Да когда же это кончится?!»
   Он выхватил меч-всеруб, увернулся от удара кривой печенегской сабли, сделал резкий выпад и рассек одному из душегубов руку. Затем быстро развернулся и ударил второго душегуба голоменью клинка по голове. Третьего он сшиб с ног плечом, а когда тот попытался подняться, припечатал к земле ударом кулака.
   Вестовой бросился наутек. Глеб быстро поднял с земли камень, тщательно прицелился и швырнул его улепетывающему бродяге в голову. Удар пришелся аккурат по макушке. Вестовой вскрикнул, споткнулся и рухнул лицом в грязь.
   Глеб неторопливо подошел к вестовому. Тот лежал на земле, обхватив ладонями окровавленную голову, и тихонько поскуливал. Глеб присел рядом с ним, глянул ему в лицо жесткими холодными глазами и поинтересовался:
   – Что – больно?
   – Больно, – прохныкал мужик.
   – Не надо было тебе от меня убегать. Но что сделано, то сделано. Теперь скажешь, где Бельмец?
   Вестовой скосил на Глеба выпуклый глаз и хрипло прошептал:
   – Теперь скажу.

9

   Барыга Бельмец ничуть не изменился за те полтора года, что Глеб его не видел. Такая же паскудная физиономия, такой же белый глаз, такие же рыжеватые, длинные, реденькие патлы, невесть как держащиеся на плешивой, будто обглоданная кость, голове.
   Остановившись у стойки кружала, Глеб взглянул на Бельмеца и негромко произнес:
   – Ну, здравствуй, барыга.
   Бельмец побледнел и пугливо стрельнул единственным зрячим глазом по сторонам, выискивая пути к бегству. Однако бежать было некуда. Тогда Бельмец взглянул на Глеба, растянул губы в улыбку и приветливо воскликнул:
   – Сколько лет, сколько зим, ходок! Если я не ослышался, ты пожелал мне здоровья, а это значит, что ты не станешь меня убивать.
   Глеб мрачно усмехнулся:
   – Порочный град кишит змеями. И если я убью одну из них, это ничего не изменит.
   Барыга хихикнул и облизнул красные губы.
   – А ты все такой же шутник, Первоход. Что будешь пить?
   Глеб повернулся к целовальнику и громко распорядился:
   – Стопку «порочноградской»!
   Широкоплечий, грудастый, как баба, целовальник кивнул, наполнил оловянный стаканчик водкой из покрытого изморозью кувшина и поставил перед Глебом.
   Водка показалась Глебу не такой хорошей, как раньше. Он поморщился, а Бельмец, заметив это, быстро проговорил:
   – Водочка-то уже не та, что прежде, верно?
   Глеб не ответил. Тогда Бельмец добавил:
   – При Баве Прибытке все было иначе. Жаль, что ты его убил.
   – Его убил не я, – возразил Глеб. – Его убила темная тварь.
   – Пусть так, – тут же согласился Бельмец. Он промочил губы в кружке с олусом, вытер их рукавом и снова воззрился на Глеба. – Так зачем я тебе понадобился, Первоход?
   Глеб глянул на барыгу таким взглядом, что тот поежился, и негромко отчеканил:
   – Мне нужны чудны́е вещи.
   Лицо барыги легонько дернулось, словно у него внезапно заболел зуб, и он скорбно вздохнул:
   – Прости, Первоход, но нынче ты обратился не по адресу. Я больше не приторговываю чудны́ми вещами.
   Глеб свирепо усмехнулся.
   – Это ты расскажи своей ручной куропатке и свирепому хорьку, – презрительно и небрежно проронил он.
   Бельмец суетливо повел узкими плечами и сказал:
   – Но это в самом деле так. Нынче торговать чудны́ми вещами невыгодно. Богатые стали такими богатыми, что не нуждаются в чуде. Оно им просто ни к чему. А бедным чудо не по карману.
   Глеб дал знак целовальнику вновь наполнить стопку, затем повернулся к Бельмецу, посмотрел на него спокойным, прямым взглядом и уточнил:
   – Значит, не торгуешь?
   – Не торгую, – мотнул головой барыга.
   – А если я переверну тебя вверх ногами и потрясу? Может, что и выпадет, а?
   Бельмец нахмурился и обиженно шмыгнул носом:
   – Откуда столько недоверия, Первоход. Я, кажется, никогда тебя не обманывал. Не обманываю и сейчас. А потому повторяю: я больше не торгую чудны́ми ве…
   – Кончай трепаться, – оборвал его Глеб, взял стопку и залпом ее опустошил. Поморщился, глянул искоса на барыгу и сказал: – Ты, кажется, забыл, с кем имеешь дело.
   Бельмец недовольно нахмурился и слегка передернул плечами.
   – Я-то как раз помню. В прошлый раз ты забрал у меня амулеты силой. И до сих пор не заплатил за них.
   – Тогда у меня были кое-какие проблемы с наличностью. Но я их благополучно разрешил. Сегодня я заплачу тебе все, что ты попросишь. Если, конечно, цена будет справедливой.
   Барыга с облегчением улыбнулся.
   – Ты знаешь, Первоход, – моя цена всегда справедлива, – произнес он примирительно и приветливо. Затем быстро и незаметно огляделся, сунул руку в карман кафтана, достал что-то и протянул Глебу.
   – Только осторожно, – предупредил он. – Этот Собиратель очень силен. Ходок Ясень нашел его в болоте. Выцарапал ножом из торфа.
   Собиратель и впрямь был хорош. Он напоминал по виду горошинку черного перца. Отыскать такую «горошину» в Гиблой чащобе было очень нелегко. Собиратели лежали на одном месте сотни лет. Подобно маленьким аккумуляторам, накапливали они Силу, которой был пронизан воздух Гиблого места. А потом могли отдать всю накопленную Силу в один миг. Для людей они были почти безвредны, а вот для темной нечисти взрыв Собирателя был сродни взрыву небольшой атомной бомбы.
   Глеб осмотрел Собиратель, вернул его барыге и сказал:
   – Вещица хорошая. Но на этот раз мне нужны другие амулеты.
   – Другие? – Бельмец недоуменно приподнял брови. – Это какие же? Для темных тварей нет ничего страшнее Собирателя.
   – Я собираюсь охотиться не на нечисть, – сказал Глеб.
   Несколько секунд барыга недоверчиво смотрел на Глеба, потом нахмурился и сказал:
   – Вот оно что. Великий убийца темных тварей решил воевать с людьми? Воистину, странные и непостижимые дела вершатся в этом мире.
   Глеб прервал его трепотню нетерпеливым жестом и сухо спросил:
   – Что еще у тебя есть? Говори скорей, не томи.
   Бельмец вздохнул, сунул руку в карман и достал небольшой светлый камушек. Показал его Глебу и сказал:
   – Только для тебя, Первоход.
   – Это чего? – прищурился Глеб.
   – Мелок, – ответил Бельмец. – Но не простой. Я называю его Довесок.
   – И в чем его ценность?
   – Довесок усиливает мощь любого оружия. Если ты проведешь мелком по лезвию меча, меч станет в твоей руке легким, как перышко, и смертоносным, как десять мечей. Если смажешь стрелу, она обязательно попадет в цель.
   Бельмец послюнил пальцы, пригладил ими реденькую длинную прядь волос и добавил с похабной усмешкой на тонких губах:
   – А коли потрешь Довеском свой мужской корешок, сможешь развлекаться с дюжиной девок сразу. Не зная устали и сна. И каждую ублажишь не единожды.
   Глеб презрительно поморщился.
   – Вижу, ты уже опробовал Довесок на своем довеске, – с брезгливой насмешливостью процедил он.
   – И не только на нем, – хихикнул Бельмец. – Коли будешь брать, могу показать, как он действует.
   – Покажешь? – Глеб холодно прищурился. – Ну давай.
   Барыга согнал усмешку с губ и суетливо стрельнул глазом.
   – А ты точно будешь брать?
   – Если увижу, что ты меня не дуришь, возьму.
   Бельмец облизнул губы и раздумчиво протянул:
   – Что ж… Ты ведь знаешь, что я неважный кулачный боец, так?
   Глеб кивнул:
   – Так.
   – Так, – повторил за ним барыга, кивнув сам себе головой. – Ну, а теперь смотри.
   Он смазал мелком правую ладонь, затем сжал ее в кулак, посмотрел на Глеба исподлобья и вдруг двинул его кулаком в челюсть. В голове у Глеба ухнул колокол, он смутно сообразил, что летит, а затем что-то больно ударило его по спине и перед глазами запрыгали звездочки.
   Полминуты спустя, придя в себя и с трудом приподняв голову, Глеб понял, что лежит на полу, в двух саженях от стойки. Рядом, на корточках, сидел барыга Бельмец.
   – Что… – прохрипел Глеб, потом замолчал и поморщился от боли в ушибленной челюсти. – Что… случилось?
   – Я ударил тебя, – сказал Бельмец. – Ты это помнишь?
   – Чем?
   – Кулаком.
   Глеб, смахивая с волос опилки, сел на полу и осторожно потрогал пальцами ушибленную челюсть.
   – А бил я вполсилы, – извиняющимся и одновременно горделивым голосом сообщил барыга. – А теперь представь, что будет, если ты натрешь мелком Довеском свой заговоренный меч.
   Глеб представил. Убрал руку от челюсти, хмуро посмотрел на Бельмеца и уточнил:
   – И как долго он действует?
   – Пока не сотрется. Главное – держи Довесок подальше от воды. Плеснешь водой – и силе его конец.
   Глеб поднялся с пола, зыркнул гневным взглядом на ухмыляющихся посетителей кружала, надеющихся на продолжение драки, затем взял Бельмеца за плечо, развернул его и повлек обратно к стойке.
   У стойки он грубо усадил барыгу на лавку и тихо спросил:
   – Сколько хочешь за мелок?
   Бельмец глянул на Глеба алчно замерцавшим глазом и так же тихо ответил:
   – Много.
   – Сколько? – повторил свой вопрос Глеб.
   – Десять золотых.
   Глеб присвистнул:
   – Это целое состояние. Где же ты найдешь покупателя, способного столько заплатить?
   Бельмец ухмыльнулся:
   – Сдается мне, что я его уже нашел, Глеб. И поскольку это ты, то я накину сверху еще две монеты. Итого – двенадцать золотых.
   Произнеся последние слова, Бельмец снова залыбился, но на этот раз его улыбочка показалась Глебу несколько панибратской, и он почувствовал раздражение.
   – Так-так, – раздумчиво проговорил Глеб, глядя на Бельмеца недобрым взглядом. – А коли я возьму тебя за шиворот и хрястну физиономией об стойку? Твой Довесок сразу потеряет в цене монеты три, верно?
   – Верно, – согласился Бельмец. – А посему отнимаем от двенадцати три и получаем девять. Ты сам назначил цену, Первоход.
   Глеб усмехнулся наглости барыги, чуть помедлил, затем, саркастически хмыкнув, потянулся в карман за кошелем.
   – Умеешь ты торговаться, Бельмец, – выдохнул он.
   – Это мой хлеб, – улыбнулся в ответ барыга. – Я ведь деловой человек, а не доброхот.
   Прикрыв кошель полой плаща, Глеб отсчитал девять золотых и незаметно передал их под стойкой Бельмецу. Когда сделка была совершена, барыга отхлебнул олуса, почмокал губами и сказал:
   – Есть у меня еще кое-что. Правда, не знаю, сгодится тебе или нет.
   С этими словами Бельмец достал из кармана небольшую вещь, похожую на светлый, туго перетянутый бечевками теннисный мячик, и показал ее Глебу. Тот взглянул на мячик и поинтересовался:
   – Это что за чудо?
   – Вещь не испытанная, – деловито сообщил барыга. – Один ходок сказал, что встречал уже такую в Гиблом месте. Он называл ее Паучьей ловушкой.
   – Паучья ловушка… – повторил Глеб и внимательнее взглянул на мячик. – Как эта вещь действует?
   Бельмец вздохнул и неохотно признался:
   – Не знаю. А ходок не объяснил. Велел лишь, чтобы я об ней не думал.
   – Не думал?
   Бельмец кивнул.
   – Угу. Такая вот странная вещь. Можешь мять ее в руках, можешь швырнуть об стену или наступить на нее ногой, ничего не станется. Но если ты не дотронешься, а просто представишь, как держишь ее в руке, она тут же оживет. Вот – гляди.
   Бельмец положил мячик на стойку, слегка отодвинулся и пристально на него посмотрел. Мячик завибрировал на стойке и слегка увеличился в размерах.
   Бельмец поспешно отвел взгляд.
   – Видал? – сиплым голосом пробормотал он. – Это я представил, что беру его в руку и перекидываю из ладони в ладонь.
   Глеб взял со стойки мячик, помял в пальцах, затем поднял взгляд на Бельмеца и сказал:
   – Вещь почти бесполезная. Сколько ты за нее просишь?
   Бельмец отхлебнул олуса, почмокал губами, раздумывая, потом ответил:
   – Лишнего брать не стану. Назначь свою цену, и на том разойдемся.
   – Что ж… Пожалуй, я дам тебе за нее пригоршню меди.
   Бельмец наморщил нос:
   – Маловато, Глеб.
   – Сам же сказал: вещь непонятная. Как знать, возможно, я покупаю у тебя свою смерть.
   Барыга обдумал его слова и вздохнул:
   – Ладно, согласен. Но лишь потому, что мне не слишком приятно носить эту гадость в кармане. Стоит мне о ней вспомнить, как тут же она начинает шевелиться, а меня от страха прошибает пот.
   Глеб сунул Паучью ловушку в карман кафтана, затем, действуя все так же из-под полы, расплатился с Бельмецом медью.
   – Что у тебя еще есть? – спросил он затем.
   – Против людей – ничего. Не будешь же ты тыкать им в рожи сторожевыми рогатками. Кстати, как насчет Собирателя? Собиратель хороший, не скоро еще такой раздобуду. Ежели захочешь купить, сделаю тебе скидку.
   – Сколько? – прищурился Глеб.
   – Сам купил за два золотых, хотел продать за пять, но тебе отдам за три.
   Глеб потянулся за кошелем.
   – Ну вот, – удовлетворенно проговорил Бельмец, когда и эта сделка была завершена. – Теперь мы можем выпить за встречу. Хочешь меня угостить?
   – Перебьешься, – дернул щекой Глеб.
   Барыга усмехнулся.
   – Ну, нет так нет. Приятно иметь с тобой дело, Первоход. Если еще что-нибудь понадобится…
   – Вон он! – крикнул кто-то от двери, и Бельмец, не договорив, осекся.
   Глеб обернулся к двери. Бродяга-вестовой, голова которого была замотана тряпкой, показывал на Глеба пальцем. Рядом с ним стоял невысокий коренастый тип с разбойничьей рожей. Встретившись взглядом с Глебом, разбойник ухмыльнулся и провел ногтем большого пальца по мускулистой шее.
   Бельмец, мигом сообразив, в чем дело, вжал голову в плечи и прошептал:
   – Кажется, это по твою душу, Первоход. Не буду тебе мешать. Прощай!
   Он схватил свою кружку, слез с лавки и поспешно убрался в другой угол зала. Целовальник взглянул на Глеба и тихо проговорил:
   – Здесь есть черный ход. Если хочешь, могу показать.
   – Не надо, – так же тихо отозвался Глеб. – Они не похожи на дураков. Знаешь, кто такие?
   Целовальник недовольно нахмурился и ответил:
   – Да топлевские. Уже пару месяцев здесь промышляют.
   – Как же им Крысун Скоробогат позволяет?
   – Говорят, они ему отстегивают.
   – Гм… Значит, придется драться.
   Глеб вздохнул. Желания драться у него не было. Но, как видно, драки было не избежать.
   – Может, еще и обойдется, – оптимистично предположил целовальник. – А если не обойдется, то скоро ты встретишься с хозяином подземного царства Велесом.
   – Тоже неплохо, – усмехнулся Глеб. – Говорят, он интересный собеседник. В любом случае нам с ним будет о чем поговорить.
   Заказав еще стопку водки, Глеб залпом ее опустошил, затем расплатился с целовальником, поднялся с лавки и, поправив перевязь с мечом, зашагал к двери.

10

   На площади перед кабаком стоял коренастый разбойник, а с ним – еще четверо крепких мужиков в мухтояровых кафтанах и иршаных сапогах. Глеб остановился, взглянул на коренастого, который пожевывал травинку, и спросил:
   – Ну?
   Тот сплюнул травинку и прищурил узкие глаза:
   – Ты обидел нашего приятеля.
   – Да ну?
   – Ты, должно быть, крут?
   – Может быть.
   – Ну, тогда…
   Коренастый разбойник с лязгом выхватил из ножен меч, однако Глеб на мгновение опередил его. Молниеносным ударом он отбил клинок разбойника и тремя ударами заставил его отступить. Но тут коренастый разбойник снова ринулся в атаку, и на этот раз его поддержали четверо приятелей.
   Глеб отбил выпад и, пропустив вражеский клинок у себя под мышкой, прижал его локтем к левому боку и нанес в лицо нападавшему ответный удар. Коренастый рухнул на землю с изувеченным лицом. Резко развернувшись, Глеб ударом меча свалил еще одного из противников и стал пятиться вдоль стены, отбиваясь от наседающих разбойников. Они были умелыми и опытными бойцами, однако через полминуты у еще одного из них из-под лопатки торчало острие меча.
   – Леший! – вскрикнул он в тот миг, когда Глеб выдернул меч из его груди. Потом рухнул на колени и испустил дух.
   И в это мгновение самый долговязый разбойник сильным, точным ударом выбил меч у Глеба из руки. Глеб хотел подхватить меч с земли, но двое разбойников оттеснили его к переулку. Тогда он выхватил из-за спины обрез ружья и выстрелом в упор снес долговязому полголовы. Вспышка и грохот заставили оставшегося разбойника ослабить напор, и Глеб хотел повторить салют, но курок ружья, как назло, заело.
   И тут произошло нечто невероятное. Четверо сраженных разбойников, лежащих на земле, вдруг зашевелились, а потом поднялись на колени, опустились на четвереньки и вдруг принялись трястись и обрастать шерстью. Не прошло и пяти секунд, как прямо перед Глебом, отрезав ему путь к отступлению, стояли четыре оборотня. Глаза их красновато мерцали в темноте. Шерсть на холках вздыбилась, а с оскаленных клыков капала слюна.
   Вожак пригнул голову и угрожающе зарычал. Глеб осторожно отступил к стене и, выставив перед собой руку в успокаивающем жесте, мягко проговорил:
   – Хороший песик. Веди себя хорошо, и я дам тебе сахарную косточку.
   Косматые твари, которых теперь стало уже пять, ринулись в атаку. Глеб отшвырнул заевшее ружье, выронил из рукава в ладонь гирьку кистеня, крутанул цепку и встретил первого оборотня ударом гирьки в грудь. Увернувшись от когтей второго оборотня и перепрыгнув через третьего, Глеб ударил нападающего оборотня кистенем промеж глаз. Потом снова взмахнул кистенем. Удары его достигали цели, но оборотни быстро приходили в себя. По крепости кости темных тварей не уступали железу, а мускулы их были крепки, будто канатные узлы.
   Наконец, увернувшись от клацнувших зубов твари, Глеб сумел выхватить из кармана мелок и чиркнуть им по гирьке кистеня. И тут же увидел зависшего над ним оборотня. И снова махнул кистенем. На этот раз удар гирьки был столь сокрушителен, что голова оборотня разлетелась на куски, как расколотый арбуз.
   Глеб ринулся в атаку. Гирька кистеня завращалась с бешеной скоростью. Оборотни разлетелись в стороны, будто кегли. Не прошло и десяти секунд, как все было кончено.
   Глеб остановился и перевел дух. Затем пнул ногой тело ближайшего оборотня, похожее на большую груду рухляди, убедился, что тот мертв, вытер рукавом потный лоб и возмущенно заметил:
   – Что ни день, то Хэллоуин. Клянусь болотным духом, скоро у меня будет аллергия на собак.
   Убрав кистень в карман кафтана, Глеб поднял ружье и вставил его в кобуру. Затем вышел из переулка, нашел меч, вытер его снегом, вложил в ножны и торопливо зашагал прочь. Порочный град действовал ему на нервы, и он хотел поскорее убраться отсюда.

11

   Полтора часа спустя Глеб сидел в комнатке сестер Рожены и Божены с кувшином в руке. Божена, стоя рядом, сшивала ему ниткой разбитую бровь.
   – Ты так и не сказал, кто это тебя так? – спросила Божена, затягивая узелок.
   – Каким-то бродягам глянулся мой плащ, – спокойно ответил Глеб. – Но, к их несчастью, они не заметили под плащом меча.
   – Ты убил их?
   – Не знаю. На улице было темно.
   – Ужас, – пробормотала Божена.
   – Хорошо бы, чтоб убил, – со злостью в голосе заявила Рожена. – Проходу на улице нет от этого отребья. Скоро в двери и окна полезут.
   – Я слышал, что Дулей Кривой завел собственных охоронцев, и они охраняют постоялый двор, – сказал Глеб.
   – Да уж, нанял, – усмехнулась Рожена. – Видел бы ты их рожи, Глеб. Страшнее, чем у ночных татей.
   Божена стянула петельку, ловко завязала последний узелок и срезала остаток нити острым ножом.
   – Ну вот, – удовлетворенно заметила она. – Теперь будешь как новенький.
   Глеб поблагодарил девушку, поднял кувшин к губам и отхлебнул травяного кваса.
   – Поужинаешь с нами, Глеб? – спросила Божена.
   – Нет. Мне пора идти.
   Рожена и Божена переглянулись.
   – Ты обещал погостить подольше, – сказала Рожена, нахмурившись.
   Глеб улыбнулся и отрицательно качнул головой:
   – Нет, неправда. Я никогда этого не обещал. Я действительно был бы рад пожить у вас подольше, но, увы, заботы не позволяют мне это сделать.
   – Ты уезжаешь из Хлынь-града? – спросила Божена.
   Глеб нахмурился и нехотя признался:
   – Нет. Я перебираюсь в княжий терем.
   Лица сестер вытянулись от удивления.
   – Я теперь советник княгини, – не глядя им в глаза, пояснил Глеб. – Она попросила меня провести кое-какие реформы.
   – Провести… что? – не поняла Божена.
   – Реформы. Княжество – как человек. Когда человек заболел, его надо лечить. Вы ведь целительницы, не мне вам это объяснять. Так вот, когда болеет целое княжество, оно тоже нуждается в лечении. Это лечение и называется реформами.
   – Княгиня позвала тебя, чтобы ты исцелил княжество?
   Глеб слегка покраснел и усмехнулся:
   – Понимаю, как самонадеянно и глупо это звучит. Но… да. Я должен исцелить Хлынское княжество. Исцелить, пока Велес не накрыл его своим мрачным плащом и не превратил в мертвое царство Нави.
   – Значит, ты уходишь от нас ради княгини Натальи? – холодно уточнила Рожена.
   Глеб удивленно уставился на Рожену, потом дернул уголком губ и с досадой проговорил:
   – Ох, женщины… Вечно вы слышите лишь то, что хотите услышать.
   – Она тебя погубит, Глеб, – с чувством произнесла Божена. – Княгиня лукава и жестока. Не верь ее посулам.
   – Вспомни, что она сделала с князем Егрой! – поддержала сестру Рожена. – Несколько лет она скрывала его тело, заставив всех верить, что он жив и вещает ее устами!
   – Теперь все знают, что Егра мертв, но он продолжает вещать, – с горькой усмешкой уточнил Глеб. – Только на этот раз устами волхва Чтибогха.
   – Лучше слушать волхва, чем княгиню, – уверенно заявила Рожена.
   – Это почему же?
   Рожена нахмурилась и рассудительно объяснила:
   – Волхв говорит с богами, Глеб. И поэтому его во всем надлежит слушать. Ты ведь не собираешься бросить вызов богам?
   – Я никому не хочу бросать вызов. Я просто хочу навести в княжестве порядок.
   – Но…
   – Оставим этот спор, Рожена. Я для себя уже все решил.
   Девушка яростно дунула на мягкую белокурую прядку волос, упавшую ей на лицо, нахмурилась и сказала:
   – Был бы ты моим мужем, заперла бы тебя в подполе и никуда бы не пускала. Кормила бы, как на убой, ублажала бы всяко, как только пожелаешь, работать бы не давала, но за порог – ни ногой!
   – Ты опасная женщина, – со смехом отозвался Глеб. – Мне повезло, что я не твой муж.
   – Может, когда-нибудь и станешь, – хмыкнув, сказала Рожена. – Пути богов неисповедимы.
   Божена, стоявшая рядом, смутилась от стыда за сестру, затем взглянула на Глеба исподлобья и поинтересовалась:
   – Ты к нам еще наведаешься, Глеб?
   – Думаю, да. Но не в ближайшее время. У меня очень много работы.
   Он поднялся с лавки.
   – Мне пора, сестренки. Как хозяин дома – не обижает вас?
   Божена отвела глаза, а взгляд Рожены стал холодным и насмешливым.
   – Кажется, этот толстый козел решил поженихаться.
   – К которой из вас?
   – Этого он еще не определил, поскольку мы для него на одно лицо.
   Глеб прищурил темные глаза.
   – И сильно он вас достает?
   – Не то чтобы…
   – Но достает?
   Рожена криво усмехнулась и ответила:
   – Иногда – страшно.
   – Я зайду к нему и перекинусь парой словечек, – пообещал Глеб.
   – Не стоит, Первоход, – мягко вымолвила Божена. – Он терпит нас в своем доме. Кто другой бы не стал, а он терпит. Не трогай его.
   – Ладно, не буду, – сказал Глеб. – Но вы ему тоже спуску не давайте. Такие, как Дулей, понимают только язык силы. Когда сунется в следующий раз, дайте ему скалкой по башке. Договорились?
   – Договорились, – с улыбкой ответила Божена.
   Глеб по очереди обнял сестер и поцеловал их в прохладные лбы. Затем повернулся и зашагал к двери.
* * *
   На этот раз дверь, ведущая в горницу Дулея Кривого, распахнулась после первого же удара.
   – Первоход? – хрипло проговорил Дулей, привстав с лавки. Лицо его подергивалось, а взгляд был мутным. – Зачем пожаловал?
   Хозяин постоялого двора был явно не в себе. Сперва Глеб подумал, что Дулей пьян, но, вглядевшись в его лицо, понял, что дело тут не в браге и не в водке, а в бурой пыли. Круги под глазами, побелевшие губы, пунцовый румянец на толстых, обрюзгших щеках – Дулей явно принял хорошую дозу порошка.
   Бурая пыль, как и любой наркотик, лишает человека разума и заставляет его переоценивать свои силы. С наркоманами нужно действовать осторожно, однако спуску им лучше не давать, иначе совсем обнаглеют.
   Глеб прошел в горницу, вынимая на ходу кошель. Отсчитал несколько монет и швырнул их на стол.
   – Это тебе плата за проживание сестер, – грубо проронил он. – На полгода вперед. Не тревожь их. А ежели им понадобится помощь, помоги, понял?
   – По… понял.
   – И еще: не цепляйся к ним.
   Дулей осклабился и заявил:
   – Они кособоки и никому не нужны. Я могу осчастливить их.
   – Только попробуй, – с угрозой произнес Глеб. – Я тогда сам тебя осчастливлю, да так, что мало не покажется. Всякий раз, когда будешь смотреть на Рожену и Божену, вспоминай меня. Понял?
   – Понял. – Дулей прищурил набрякшие от пьянства веки. – Но ты тоже не слишком-то шуми, Первоход. У меня теперь есть охоронцы. Крикну их, враз прибегут.