Антон Леонтьев. Ночь всех святых

   Но тут предводитель поднял голову – и Марина в ужасе узнала… товарища Сергеева, второго секретаря горкома, чьи фотографии регулярно появлялись в газетах. Шептались, что городом заправляет именно Сергеев, а не его начальник, первый секретарь Ткаченко. Не колеблясь, Марина схватила младенца.
   И вдруг произошло невероятное: со страниц книги, точнее – из ее черных глубин вырвалось что-то мерзкое, скользкое, длинное. Это было щупальце с присосками! Оно шлепнулось именно туда, где секунду назад лежал ребенок.
   Марина отшатнулась, повернулась, чтобы бежать прочь, но тут раздался голос второго секретаря горкома:
   – Взять ее! Не дайте ей уйти!
   Несколько сектантов, придя в себя, вскочили с колен и ринулись наперерез женщине. Хотя ребенок был чужой, Марина вдруг вообразила, что у нее на руках собственный сын, а его она не намеревалась отдавать без боя. Но силы были неравные – личности в черных одеяниях загнали женщину в угол. Тяжело дыша, Марина прижала к себе младенца. Тот продолжал кричать.
   – Осторожнее с ребенком! – раздался голос Сергеева. – Он должен быть живым, иначе хозяину это не понравится!
   Вперед вышла невысокая полная фигура. Капюшон сдвинулся, и Марина узнала нянечку из роддома.
   – Отдай ребенка! – заявила та грубо, протягивая к Марине руки. От благодушной и улыбчивой особы не осталось и следа. – Если не отдашь, наши люди тотчас отправятся к тебе домой и выпотрошат твоего мужа и всех твоих родственников, как свиней на бойне!
   Марина не сомневалась, что это не пустая угроза. Однако сын был ей дороже всего! Она прижала младенца к груди и затравленно озиралась по сторонам. Собравшихся было не меньше трех десятков, и справиться с ними женщина, конечно же, не могла. Что же делать?
   – А если отдашь, то, может быть, мы не станем убивать твоих близких, – продолжила нянечка, наступая на Марину. – А вот тебя саму, конечно же, придется ликвидировать. Больно настырная ты баба!
   Марина приняла решение – малыша она не отдаст. Ведь вокруг нее не люди, а самые настоящие монстры!
   Кольцо стало сжиматься. К Марине, к младенцу, прижатому к ее груди и прикрытому ее плащом, потянулись скрюченные пальцы сектантов. Нет, ребенок им ни за что не достанется, ни за что!
   Первая рука схватила женщину за волосы, причем пребольно. Марина вскрикнула. Вторая рука ухватила ее за шею. В глазах потемнело, женщина отчаянно закричала. Вслед за ней закричал и младенец.
   Нападавшие вдруг расступились, более того – бросились прочь. Потому что к Марине двигалось щупальце – то самое, что вылезло из книги. Нет, нет, это была не книга, ее страницы походили сейчас на отверстое жерло мистического колодца. Это было окно в другой мир!
   Щупальце удлинялось и удлинялось. Его привлекал крик младенца. Марина попыталась успокоить ребенка, но тот был напуган и никак не затихал. Подобное огромной змее щупальце медленно ползло по каменному полу.
   Краем глаза Марина заметила факел, вставленный в металлическую скобу, что была вмонтирована в стену. Женщина метнулась туда, схватила факел правой рукой, левой удерживая ребенка на груди.
   Щупальце распрямившейся пружиной полетело прямо ей в лицо, но Марина успела ткнуть в него полыхающим факелом.
   Откуда-то издалека донесся рев, похожий на рык необычайно большого и разъяренного животного. Марина принялась с остервенением стегать щупальце факелом. Присоски обуглились, кожа лопнула, оттуда потекла мерзкая на вид белесая жидкость.
   Щупальце с необычайной скоростью втянулось обратно в книгу. Ошеломленный второй секретарь горкома Сергеев уставился на фолиант и горестно произнес:
   – Хозяин, мы сейчас же накажем эту мерзавку! Пожалуйста, не извольте беспокоиться, мы ведь полностью на вашей сторо…
   Второй секретарь горкома не успел договорить. Потому что из глубин книги, вернее, из того странного колодца, что открылся в книге, вылетело щупальце и попало прямо в лицо Сергееву. Тот дико заорал, но щупальце в мгновение ока скрутило его, как питон скручивает свои жертвы.
   – Хозяин, это же я, ваш покорный слуга! Я сделаю все, что вы прикажете! Только отпустите меня! – заголосил мужчина.
   Но было поздно: щупальце поволокло его к алтарю. Пораженные происходящим сектанты стояли, прижавшись к стенам, и в ужасе наблюдали за незавидной участью своего предводителя.
   Марина же бросилась к лестнице. Никто и не подумал перегородить ей дорогу или броситься за ней. Со стороны алтаря раздавались крики, вопли и стоны. А потом послышался жуткий хруст ломающихся костей.
 
   Гигантскими прыжками Марина неслась по лестнице вверх. Выскочила из склепа и помчалась прочь с кладбища. Дождь перешел в настоящую бурю. Удивительно, но малыш уже не плакал, а только тихонько всхлипывал. Марина все боялась, что упадет и придавит ребенка, однако еще больше боялась замедлить бег.
   Только оказавшись в парке роддома, женщина остановилась и перевела дыхание. А потом откинула полу плаща и посмотрела на ребенка. Тот уморительно зевнул и чихнул. Молодая мать поняла: малыша нужно как можно быстрее доставить в теплое место.
   Женщина поспешила к себе домой. Часы на кухне показывали половину четвертого. Марина положила ребенка на стол и принялась перепеленывать, благо чистых пеленок в доме имелось предостаточно. Это был мальчик, которого наверняка украли у любящих родителей.
   Марина сноровисто меняла пеленки, одновременно подогревая на медленном огне молоко, когда на кухню зашел, потягиваясь и жмурясь на яркий свет, ее муж Геннадий.
   – Мариша, ты чего не спишь? – спросил он и бросил рассеянный взгляд на ребенка. – Тебе ведь отдохнуть пора, мама о Светочке позаботится.
   Геннадий схватил с плиты чайник, поднес его ко рту и стал пить из носика. Но вдруг поперхнулся, уставившись на стол. Держа в руке чайник, мужчина подошел ближе.
   – Но… но это же не Светочка, а пацан! – произнес он ошеломленно.
   Марина ничего не ответила, а только попробовала пальцем молоко: не хватало еще, чтобы оно стало слишком горячим.
   – Я повторяю – это же пацан! – повысил голос муж.
   – Знаю, – откликнулась Марина лаконично и, завернув мальчика, подхватила его на руки.
   – Что значит «знаю»? – Геннадий схватился за голову. – Господи, где ты его взяла? Молчишь? Ты что, украла ребенка? Марина, ты хоть соображаешь, что тебе за это будет? Что с нами со всеми будет?
   Марина же тем временем кормила из бутылочки малыша. Тот жадно припал к соске и глотал теплое молоко.
   – Ты почему меня игнорируешь? – взревел Геннадий и подскочил к жене. – Правильно мамочка говорит, ты сумасшедшая!
   На пороге кухни возникла и сама мамочка, Полина Геннадьевна, грозно сведя брови:
   – Гена, ты чего орешь? Ты хоть в курсе, который час? Светочка даже проснулась и начала плакать!
   Из зала донесся плач девочки, но Марину это нимало не заботило. Она нашла сына, своего сына. Или того, кто отныне станет ее сыном.
   Взгляд Полины Геннадьевны упал на ребенка, которого невестка кормила из бутылочки Светочки. Ахнула, подлетела к ней и вырвала бутылочку из рук.
   – Мамочка, она ребенка украла, – пожаловался, едва не хныча, Геннадий. – И притащила его к нам в дом.
   Полина Геннадьевна скривилась:
   – Не удивлюсь, если твоя чокнутая женушка еще и родителей его укокошила. Не выпускай ее с кухни, я пойду звонить в милицию.
   Геннадий выдернул ящик кухонного стола, извлек оттуда нож и, наставив его на Марину, произнес дрожащим голосом:
   – А я ведь тебя любил! И очень сильно! Но ты все испортила! Правильно мамочка говорила…
   – Лучше миксер возьми, – хмыкнула Марина.
   – Чего? – вздрогнул Геннадий.
   – Миксер, говорю, возьми! – повторила Марина.
   Она никуда и не собиралась убегать. Ребенку требовались тепло, покой и молоко. А милиционерам она все объяснит. Ей даже благодарны будут, и тогда Полина Геннадьевна останется с носом.
   – Миксер? Какой миксер? – не понимал Геннадий.
   Марина только вздохнула. И как она могла жить с этим человеком? И в особенности с его мамочкой?
 
   Милиция не заставила себя ждать. Вскоре на кухню вошел пожилой страж порядка, произведший на Марину хорошее впечатление. Сразу было видно, что он профессионал и служака. Такому можно было доверять.
   – Она украла ребенка! – воскликнул, брызжа слюной, Геннадий. И при этом тыкал ножом в сторону Марины. – Арестуйте ее! Арестуйте немедленно!
   – Если кого и придется задержать, так это вас, гражданин, – возразил милиционер. – Потому что именно вы угрожаете матери с ребенком ножом.
   На кухню ввалилась Полина Геннадьевна, ставшая поливать Марину грязью. Милиционер, грозно насупив брови, оборвал свекровь:
   – Я не собираюсь становиться арбитром в семейной склоке! Тем более в четыре часа ночи! Если вам больше нечего сказать, я пойду.
   Немного успокоившись, Полина Геннадьевна снизила тон:
   – Она ребенка украла. Того самого, что в руках держит. И наверняка его родителей убила. Она такая!
   Милиционер цыкнул на свекровь:
   – Выводы делать предоставьте мне! Я никому не позволю просто так обвинять кого-либо в столь тяжком преступлении, как убийство!
   Страж порядка подошел к Марине и чуть смущенно поинтересовался:
   – Это ваш ребенок?
   – Мой! – ответила без колебаний Марина и улыбнулась. В тот момент она походила на Мадонну с полотен старых итальянцев. – Разве не видно?
   Малыш, уже насытившись, мирно спал, причмокивая губами. Марина склонилась над ним и поцеловала в лоб.
   – Гм, она говорит, что это ее ребенок, – произнес милиционер, почесывая затылок. – Да и все указывает на то, что это правда…
   – Вот ее ребенок, видите? – крикнула Полина Геннадьевна, принеся из гостиной спящую Светочку. – У нас и свидетельство о рождении имеется! Смотрите сами! А вот паспорт этой особы, у нее только один ребенок записан. Один! Дочь Светлана!
   Свекровь сунула документы в руки милиционеру. Тот внимательно изучил свидетельство, паспорт, вернул их и, кашлянув, повернулся к Марине:
   – Гм, гражданочка, кое-что тут явно не сходится. Потрудитесь объяснить, откуда у вас в квартире появился второй ребенок.
   – Это мой ребенок, – повторила умиротворенным тоном Марина. – Его у меня украли и подменили на девчонку. В роддоме. Люди с красными глазами, служители какого-то культа. Культ связан с магией и чертовщиной.
   Милиционер выпучил на Марину глаза – та говорила небывалые вещи совершенно спокойно.
   – Заправляет всем доктор Лоскутин. Ему помогают нянечка и несколько медсестер и медбратьев. Они крадут детей, уносят их в лес, на заброшенное кладбище, и приносят в жертву.
   – В жертву? – переспросил сипло милиционер. – Кому?
   – Тому, кого называют хозяином, – ответила Марина. – Я сама все видела. Они и сейчас на кладбище, в полуразрушенном склепе. Сектанты поклоняются какой-то старинной книге, которая только на вид книга, а в действительности нечто колдовское. Если на страницы книги капнуть кровью, то открывается подобие колодца в другой мир. Или в ад. Или черт знает куда. То есть в самом что ни на есть прямом смысле – черт знает куда.
   – Колодец в другой мир? – Милиционер крякнул, сдвигая на затылок фуражку. Причем сделал он это так энергично, что головной убор полетел на пол, на что милиционер не обратил ни малейшего внимания.
   – Да, именно так и есть, – продолжила с улыбкой Марина. – Причем из книги, вернее, из другого мира вылезает щупальце. Примерно такое, как у спрута, только во много раз длиннее. Щупальце и должно было забрать ребеночка, но я не позволила. А заправляет всем этим безобразием товарищ Сергеев.
   – Какой товарищ Сергеев? – выдохнул милиционер.
   – Наш товарищ Сергеев, второй секретарь горкома КПСС, – пояснила Марина. – Только, боюсь, привлечь к ответственности вы его не сможете. Потому что после того, как я отстегала щупальце факелом, тот, кто его выпустил, рассвирепел и напал на товарища Сергеева, хотя тот и твердил, что является покорным слугой хозяина. Думаю, щупальце утащило товарища Сергеева туда, в книгу.
   – В книгу? – ахнул милиционер. Затем повернулся к столу, схватил с него чайник и принялся пить воду из носика.
   – Вам лучше чашку взять, потому что из носика только что пил Геннадий, – заметила Марина любезно. Страж порядка поперхнулся и, поставив чайник на стол, произнес:
   – Чрезвычайно любопытные сведения… Чрезвычайно любопытные!
   – Да вы что, не видите, что она просто чокнутая? – завопила Полина Геннадьевна. – Как вы можете верить такому бреду?
   Милиционер топнул ногой.
   – Гражданочка, предоставьте мне решать, кому верить, а кому нет! И что тут бред, а что нет! Повторяю, это чрезвычайно любопытные сведения!
   Марина была довольна – она не ошиблась в милиционере. Он выведет на чистую воду сатанистов и поможет отыскать ее сыночка. Хотя, впрочем, она его уже отыскала…
   Женщина посмотрела на малыша, мирно спавшего в ее руках, и вдруг поняла: нет, это не ее сын. Марина всхлипнула. Милиционер погладил ее по плечу и успокаивающе сказал:
   – Ну, не надо реветь! Все будет хорошо, я гарантирую!
   – Этой не мой сын, понимаете, не мой! – произнесла Марина, глотая слезы. – Они наверняка принесли его в жертву своей книге, убили моего сыночка! Вы должны их всех арестовать! И судить! И приговорить к расстрелу! Потому что у них на совести не только мой малыш, но наверняка и масса других!
   Милиционер бережно взял у нее ребенка и передал подоспевшей Полине Геннадьевне.
   – Конечно, конечно, гражданочка, – заверил он Марину, – все будут арестованы, причем нынче же ночью, не извольте беспокоиться. Однако нам надо проехать в отделение, чтобы оформить протокол. Вы ведь не откажетесь меня сопроводить?
   Марина последовала за стражем порядка. Внизу их ждал «уазик». Милиционер распахнул дверцу со словами:
   – Ведь ничего страшного, если за решеткой проедетесь до отделения? А там мы зафиксируем ваши показания.
   Он помог забраться Марине в кузов. Хлопнула дверца. И до женщины донесся приказ милиционера водителю:
   – Скорее, гони в дурку! Потому что мы имеем дело с буйнопомешанной!
 
   Такого же мнения придерживались и врачи психиатрической больницы, куда была доставлена Марина. Ни в какое милицейское отделение ее, конечно же, никто не повез. Марина не сопротивлялась, а пыталась объяснить врачам, что она не умалишенная и ничего не выдумывает.
   – Сами посудите, в роддоме должен был исчезнуть младенец, – сказала она во время беседы с тремя врачами – двумя пожилыми и одним помоложе. – Это же не так сложно проверить!
   Психиатры переглянулись.
   – Марина Васильевна, мы уже проверили. Потому что, поверьте, крайне серьезно относимся к своим обязанностям. Увы, младенец там не исчезал.
   – Значит, его украли где-то еще! – заявила упрямо Марина. На что врач помоложе с мягкой улыбкой заметил:
   – Но ведь вы только что утверждали, что всех детей, которых приносят в жертву этому букварю…
   Он, не сдержавшись, прыснул. Пожилые коллеги с осуждением посмотрели на него, и доктор, быстро взяв себя в руки, продолжил:
   – Этой книге. Прошу прощения, этой сатанинской книге. Так вот, всех детей, как вы утверждали, брали именно из роддома. И вы сами видели, как нянечка выносила ребенка именно из роддома. Но ребенок там не пропадал.
   – Они там все заодно! – воскликнула Марина. – Вы разве не понимаете? Они заправляют в нашем городе всем! Товарищ Сергеев…
   – Товарищ Сергеев находится сейчас в отпуске, в Пицунде, – возразил один из пожилых врачей. – Я звонил своему однокашнику, главврачу тамошнего ведомственного санатория. Он, естественно, отлично знает товарища Сергеева и общался с ним прошлым вечером. Согласитесь, не мог же товарищ Сергеев быть в Пицунде в девять вечера, а в три ночи уже на заброшенном кладбище в нашем городе?
   – Они все могут! – упрямо твердила Марина. – Это же магия! Это же сатанизм! Вы понимаете, кто их хозяин?
   – Главный кальмар пяти океанов? – снова не выдержал молодой коллега. – Тот, что со щупальцами?
   – Я уверена, что товарищ Сергеев мертв, – покачала головой Марина. – Вы должны это проверить! Потому что, вероятно, сейчас будет разыгран «несчастный случай» в Пицунде, в результате которого товарищ Сергеев «погибнет». Им же надо как-то его смерть завуалировать!
   Врачи переглянулись, и самый старший из них произнес:
   – Марина Васильевна, вы должны смотреть правде в глаза: все эти… э… события, о которых вы говорите, – не более чем плод вашего воспаленного воображения. Что и понятно в сложившейся ситуации: ведь вы считаете, что потеряли ребенка, хотя это не так. Однако не будем спорить! Вам придется на некоторое время задержаться у нас. Мы вам поможем.
   – Однако вы должны объяснить, откуда вы взяли ребенка, того, что принесли на квартиру своей тещи, – вклинился в разговор молодой врач. – Ведь его родителей так и не нашли! Вы похитили его в другом городе?
   – В десять вечера я была дома, а в четыре ночи меня привезли к вам, – парировала Марина. – Сами посудите, разве у меня была возможность посреди ночи смотаться в другой город, украсть там ребенка и вернуться обратно? На чем, на метле?
   – Гм, возможно, на гигантском щупальце, – буркнул доктор-весельчак.
   Он уставился на Марину, в то время как два его пожилых коллеги что-то вполголоса обсуждали. До Марины донеслись обрывочные фразы: «Не лишено определенной логики…», «Симптомы не так четко выражены…», «Следует применять щадящую терапию с учетом того, что женщина недавно стала матерью…»
   Внезапно молодой доктор усмехнулся: высунул кончик малинового языка, а его глаза вдруг загорелись красным. Марина вскочила со стула и завопила:
   – Демоны здесь! Вот, этот врач тоже! Вы не понимаете, он на их стороне!
   После случившегося с ней истерического припадка уже не могло быть и речи о щадящей терапии. Марина помнила, как на нее надевали смирительную рубашку, а молодой доктор, стоя в углу, усмехался. И в его глазах плясали адские огоньки.
   Марину поместили в отдельный бокс, ей были сделаны две инъекции. После них на нее напала сонливость…
   Спустя некоторое время дверь бокса распахнулась. Появился молодой доктор, подошел к Марине. И вдруг его лицо преобразилось, превратившись в рожу монстра. А глаза сияли красным.
   – Тварь, ты лишила нас нашего предводителя! – заорал он, не скрываясь, ведь в помещении была отличная звукоизоляция. – Впрочем, это не так уж и плохо, теперь я займу его место. Но ты слишком много наболтала, придется теперь потрудиться, чтобы замять исчезновение товарища Сергеева. Ведь оттуда, куда он ушел, обычно не возвращаются!
   Доктор снова принял нормальное человеческое обличье, но глаза его еще оставались красными.
   – Вы меня убьете? – спросила Марина. И сама же ответила на свой вопрос: – Конечно, убьете. Вы ведь только и знаете, что убивать людей!
   – Не людей, а в основном детей, – поправил ее с ухмылкой врач. – Потому что наш хозяин любит именно детское мясцо, которое там, в тех местах, где он обитает, считается деликатесом. Как у нас раковые шейки или балычок. Нет, убивать мы тебя не станем, потому что ты подарила жизнь нашему спасителю.
   – Мой сын жив? – встрепенулась Марина. – Где он, скажите, прошу вас!
   Доктор хохотнул:
   – Какая тебе разница? Но впредь ты будешь молчать. Потому что если ты начнешь снова болтать, то пострадает твой сын. Его убьют такие же идиоты, как ты! Идиоты, считающие, что наш хозяин сеет зло! А в действительности это не так, и его сыну уготовано блестящее будущее.
   – Его сыну? – прошептала потрясенная Марина. – Но ведь это мой сын!
   – Да, ты его выносила, – кивнул врач. – Но отцом его является именно наш хозяин. Впрочем, не буду утомлять тебя деталями. Запомни – благополучие твоего сына зависит исключительно от тебя! Так что смирись!
   Врач вышел из бокса.
   Марина лежала на полу, завернутая в смирительную рубашку, и в ужасе размышляла над тем, что ей стало известно. Значит, ее мальчик – сын… Она боялась не то что произнести, но и даже подумать. Ее сын был одновременно сыном… хозяина!

Из дневниковых записей княжны Елены Вечорской

   «Черная библия была самой большой семейной тайной. О том, что она существует, я узнала еще ребенком.
   В то время мы жили в небольшом провинциальном городке, расположенном на Волге. Мой отец обладал там поместьем – не очень большим, но и не маленьким. Несмотря на то что род наш был древним, он давно потерял былое величие и растратил почти все богатства. Однако я знала, что у нас имеется тайна.
   Мой отец, князь Владимир Вечорский, слыл философом и отшельником. Матушки своей я не знала, потому как она скончалась, произведя меня на свет. Братьев или сестер у меня не было, и воспитывала меня дряхлая глуховатая гувернантка, мадемуазель Шанти, которая когда-то воспитывала моего отца и его братьев.
   Те, в отличие от моего батюшки, проживали или в Петербурге, или в Москве, занимали ответственные и важные посты и обладали солидным состоянием. Время от времени – надо сказать, крайне редко – они наезжали к нам в поместье, и я имела возможность пообщаться со своими кузенами и кузинами. Я завидовала тому, с каким изяществом они были одеты, поражалась длиннющим сверкающим автомобилям, на которых родственники прибывали с железнодорожной станции, и слышала, как отца за глаза они именовали «старым дурнем», а меня «замарашкой».
   Моими лучшими друзьями были дети крестьян из окрестных деревень. Мы часто играли в прятки в нашем поместье. Дом, выстроенный еще в конце восемнадцатого века, давно нуждался в капитальной перестройке, но на ремонт не было денег. А батюшку подобные проблемы ничуть не волновали.
   Зато это был рай для любопытного ребенка. Ведь в доме было столько волнующих мест, столько укромных уголков! Я знала все ходы и выходы как свои пять пальцев. Однако была в курсе, что имелась в нашем поместье особая комната, куда никто, в том числе и я, не имел доступа.
   Я часто наблюдала за тем, как после скромной трапезы батюшка, освещая себе путь керосиновой лампой (на новомодное электричество у нас, естественно, не было средств), отправлялся по длинному извилистому коридору туда, в западное крыло, где находилась та самая комната.
   В действительности, как я выяснила, став взрослее, там находились целые апартаменты, раньше принадлежавшие моей матушке, о которой я ничего не знала. Видела только несколько расплывчатых фотографий, а также портрет, писанный незадолго до ее венчания с батюшкой. Матушка была редкостной красавицей, в то время как я считала себя уродливой и крайне непривлекательной особой. И только потом я поняла, что, оказывается, очень похожа на нее.
   В нашем поместье царили странные, установленные батюшкой и соблюдаемые всеми, кто в нем обитал, правила. Так, к примеру, никогда, даже летом, нельзя было играть на улице допоздна – требовалось всегда возвратиться в дом до наступления темноты. Один раз, помнится, я была так увлечена игрой с деревенскими друзьями, что забыла о времени. Вернулась, когда солнце уже село, и впервые испытала на себе гнев батюшки, а также его увесистую руку. Он дал мне пару затрещин, а затем послал в мою комнату, где я провела три долгих недели, не имея права покидать ее. С тех пор я всегда выполняла наказы своего родителя.
   Хоть мы и были бедны, о чем я узнала позднее, и погрязли в долгах, но едали мы на серебре. Вообще серебро было любимым металлом батюшки. Я носила тяжелый нательный крест, выполненный из серебра, на длинной серебряной же цепочке. В каждой из обитаемых комнат нашего дома имелось распятие, тоже сделанное из серебра. Более того, все ставни были украшены серебряными цепочками.
   Кстати, окна положено было закрывать наглухо еще до наступления темноты, что было своеобразным ритуалом, и я, не осознавая его смысла, азартно помогала батюшке. Но как-то я посмела спросить родителя, для чего мы это делаем. Однако ответа не получила, и мне снова пришлось провести пару недель в своей комнате под домашним арестом.
   Да, мой батюшка был человеком суровым, даже по отношению к собственной дочери. И только много позже я поняла, что единственным его стремлением было оберечь меня от опасности, что грозила всем нам, но в первую очередь именно моей персоне.
   То, что в доме у нас всегда царила странная, тягостная атмосфера, я, конечно же, знала. Но не имела понятия, что за этим скрывается. Были и иные странные неписаные правила. Например, мне было строго-настрого запрещено разговаривать с чужими людьми. А если бы я увидела человека с красными глазами, то от меня требовалось бежать как можно быстрее прочь. Однако я никогда не видела человека с красными глазами и считала его выдумкой батюшки…»
   «Подрастая, я постепенно уверилась в том, что отец мой страдает психическим заболеванием, однако не смела выразить свою мысль вслух. Но об этом судачили многие в нашем городке, и мне было очень и очень обидно. Много раз, прогуливаясь по городку, я слышала, как, глядя мне в спину, люди шушукались, и темой их сплетен был именно мой батюшка и его странное поведение…»
   «Что касается черной библии… Иногда – весьма, надо сказать, редко – к батюшке наезжали посетители. Многих он просто не принимал, а на нескольких даже напал с арбалетом, заряженным стрелами с серебряным покрытием. Но пара человек наведывались к нам из года в год.
   Одного из них я окрестила Паганелем, потому что он разительно походил на одноименного героя жюль-верновского романа. Сухопарый, с бакенбардами и вечно взлохмаченными волосами, в крошечных очках и смешном, неопрятном наряде, он был желанным гостем, однако появлялся у нас от силы два раза в год. Батюшка принимал его как старого знакомого, обнимал, лобызал, хлопал по спине. Паганель был профессором философии и по происхождению немцем, поэтому говорил по-русски с забавным акцентом.