Батюшка и его гость всегда вначале ужинали, причем ужин, в отличие от привычного, был праздничный и обильный. Поэтому я всегда с нетерпением ждала появления Паганеля, зная, что наконец-то можно будет поесть что-то вкусное, а не водянистый щавелевый суп и непроваренную овсянку. Кухарка от нас давно сбежала, и готовкой занималась все та же верная мадемуазель Шанти. А уж после ее кончины хозяйство вела я.
Закончив трапезу, батюшка и Паганель отправлялись в курительный салон, где дымили толстенными сигарами. Денег на них у батюшки не было, однако Паганель всегда привозил солидный запас сигар с собой – в качестве презента моему родителю.
Так как я знала весь наш дом как свои пять пальцев, то пользовалась и тремя тайными ходами, которые имелись в нем (сомневаюсь, что даже батюшка был в курсе об их наличии). Воспользовавшись одним из них, я могла подкрадываться к крошечной комнатке, которая граничила непосредственно с курительной, и, приложив ухо к замаскированной решетке, внимать разговорам батюшки и его гостя.
Разговоры их были чудные, полные странных, неведомых мне слов. Например, то и дело они вели речь о «версиплях». Причем произносили это слово на французский лад. Украдкой я задала мадемуазель вопрос, что оно значит, однако та вдруг начала дрожать и креститься, а затем взяла с меня честное слово, что я никогда больше не буду терзать ее «сатанинскими материями». Мадемуазель определенно что-то знала, но не хотела говорить. И это только распаляло мой интерес.
Хорошо, что она не рассказала о моих расспросах отцу, иначе бы мне здорово влетело. Ведь батюшка наверняка бы понял, что я подслушиваю его беседы с Паганелем.
Но я не сдавалась и провела немало времени в библиотеке. Уж на чем отец никогда не экономил, так это на книгах, поэтому библиотека у нас в поместье была богатая и большая. Думаю, батюшка мог бы с легкостью расплатиться с кредиторами, если бы продал несколько наиболее ценных экземпляров. Но делать это он ни за что не хотел…»
«Странно, но мой отец не был верующим – в церковь не ходил и местного священника, если тот время от времени изъявлял желание посетить нас, не принимал. Однако батюшка определенно во что-то верил, только вера, как я поняла со временем, у него была своя, странная и жуткая.
Зато в библиотеке имелось много книг по религии, как по христианской, так и многим другим, сейчас давно и прочно забытым. Были там и труды, речь в которых шла о неведомых, кровавых культах, о человеческих жертвоприношениях и власти темных сил.
Читать я всегда любила, но делала это тайком от батюшки – увлечение книгами он поощрял, но пришел бы в неописуемую ярость, если бы узнал, какие именно тома я читаю. Именно из одного из таких фолиантов я и почерпнула наконец сведения о тех самых загадочных версиплях.
Как выяснилось, они являются неким подобием получеловека-полудемона. А отличительная их черта – горящие кровавые глаза. Как писал древний автор, этот огонь – отсвет адского пламени, горевшего в их душе. Душе, которую они давно вверили своему хозяину – полиморфу, то есть многоликому повелителю ада.
Полученные сведения меня чрезвычайно занимали, но я не могла бы сказать, отчего именно. Было в сей чертовщине что-то такое, притягательное и чарующее. И только много позже я узнала, что все это совсем даже неспроста…»
«Во время одной из бесед батюшки с Паганелем, коей я внимала, находясь в тайной комнатке рядом, была упомянута черная библия. О ней, книге, которой поклонялись почитатели сатаны, я уже ранее читала. Однако это была не просто книга, а некое подобие колодца в жуткий мир.
– Они снова атаковали меня более чем щедрыми предложениями, – сообщил тогда Паганель, обращаясь к батюшке. – Потому что хотят знать, где находится черная библия. И, сдается мне, Володя, они знают, что ты являешься ее Хранителем.
Батюшка откликнулся после короткой паузы, пустив в потолок клубы сизого дыма:
– Да, кое-кто наведывался и ко мне. Однако тогда они не имели представления о том, что черная библия находится у меня. Просто, как и в твоем случае, хотели приобрести информацию. Но я прогнал их со двора.
Паганель осторожно произнес:
– Володя, все становится крайне опасным. Ведь если они разнюхают, что черная библия хранится у тебя, то возжелают забрать ее. А эти люди ни перед чем не остановятся!
– Они не люди, а версипли, – заявил мой отец назидательно. – И если кто-то из них снова заявится сюда, то у меня на всех хватит серебра!
Паганель кашлянул.
– Но не лучше ли передать черную библию нашему братству? У нас имеется надежный тайник…
Отец тотчас перебил его, поднявшись из кресла и начав ходить по комнате:
– Нет, тысяча раз нет! Именно мой род является Хранителем черной библии! Именно нам поручено нести эту ответственность!
– Не забывай, что у тебя нет наследника, одна только дочка, к тому же еще ребенок, – вкрадчиво заметил Паганель. – А если с тобой что-то случится? А если с ней что-то случится? Что станет тогда с черной библией?
– С Еленой ничего не случится! – уверенно заявил батюшка. – И если ты прибыл для того, чтобы убедить меня отдать вам черную библию, то ты потерпел поражение. Этому не бывать!
– Однако не надо упускать из виду, кто является ее матерью, – вставил вдруг Паганель.
Я навострила уши. Последние слова гостя произвели на батюшку неизгладимое впечатление. Побледнев, он подскочил к визитеру, схватил его за грудки и вскричал:
– Не смей марать ее имя! Да, я знаю, кем была моя покойная жена, но это к делу не относится!
– Отпусти, мне больно, – поморщился Паганель. – Конечно же, это имеет отношение к делу, да еще какое! Потому что твоя дочка – наполовину версипль.
От неожиданности я, стоявшая на небольшой приставной лестнице, дабы иметь возможность не только слышать, но и видеть происходящее в комнате сквозь решетку вентиляции, скатилась вниз. Наверняка и батюшка, и его гость услышали грохот за стеной, потому что, когда я снова забралась на лестницу, в курительном салоне их уже не было.
Обычно Паганель оставался у нас на день или даже на два, но тогда уехал поздно вечером. И батюшка даже не пробовал удержать его. Расстались они крайне холодно. А после этого мой родитель прошел в свою лабораторию и заперся там…»
«Много раз пыталась заглянуть в лабораторию батюшки, но он никогда, даже в самую сильную июльскую жару, не раскрывал ставни – окон в том крыле осталось всего три, все остальные были заложены кирпичом. Но время от времени отец все же проветривал помещения, потому что в них никогда не убирались и наверняка там скопилось огромное количество пыли.
Так вот в тот день батюшка забыл закрыть ставни – наверное, был расстроен ссорой со своим старинным другом. И мне удалось пробраться в запретное крыло нашего дома.
Я ожидала увидеть нечто необыкновенное, однако обстановка была такая же, как и в доступной части особняка. Разве что пыли, как я предполагала, было многовато. Едва я влезла через окно, до меня донеслись шаркающие шаги отца. Пришлось быстро спрятаться за портьеру.
Дрожа от страха, я слышала, как батюшка подошел к окну и закрыл ставни. Мне сделалось страшно – я ведь оказалась в плену! Мне не хотелось и думать о том, какую кару измыслит для меня суровый родитель, если узнает, что я шпионю за ним.
Делать, однако, было нечего. Поэтому, дождавшись, когда батюшка удалится из комнаты, я выбралась из-за портьеры – и вдруг почувствовала непреодолимое желание чихнуть. Я изо всех сил противилась этому желанию, и наконец приступ прошел.
Осторожно выйдя из комнаты в коридор, я заметила в конце его бледный свет керосиновой лампы и двинулась в том направлении. Но вдруг, к своему ужасу, громко чихнула.
Раздались шаги отца, я нырнула за колонну, на которой возвышался мраморный бюст одного из моих славных предков. Батюшка прошелся по коридору, но меня не заметил. Бормоча что-то о проворных крысах, он вернулся в свой кабинет.
Выждав несколько минут и удостоверившись, что больше в носу не свербит, я снова двинулась вперед. Половицы ужасно скрипели, но отец не обращал на это внимания – странные звуки, особенно по ночам, были в нашем особняке привычным явлением.
Наконец я достигла двери кабинета и увидела, что он представляет собой весьма просторное двухэтажное круглое помещение. Разглядела и лестницу, что вела наверх, и осторожно поднялась по ней. Стоя там, прижавшись к перилам, я могла наблюдать за происходящим внизу, не боясь, что батюшка случайно заметит меня. Он же был увлечен своими действиями и не обращал внимания более ни на что. Отец подошел к огромному, похожему на паровой котел сейфу, который был вмонтирован в стену. Затем снял с пояса связку ключей (с ней он никогда не расставался, даже когда спать ложился) и раскрыл сейф. Я приготовилась увидеть несметные сокровища, коими обладал наш род, но меня ждало разочарование: ничего подобного там и в помине не оказалось. Внутри находилась книга, всего лишь книга, правда, больших размеров и, судя по всему, старинная.
И вдруг я поняла – это и есть та самая черная библия! Но обложка книги была не черная, а, скорее, сероватая. Вне всяких сомнений, кожаная.
Тем временем батюшка положил книгу на письменный стол – и до меня донесся странный звук. Звук отрыжки! Причем я не сомневалась, что исходил он именно от книги!
Переплет был покрыт странными полосками, которые, как я, к своему ужасу, заметила в танцующем отсвете керосиновой лампы, вдруг стали шевелиться. И тут же мне стало ясно, что я вижу… прикрытые веки. А они вдруг распахнулись, и на моего батюшку уставились десятки, если не сотни крошечных глаз!
Я не могла поверить в то, чему стала свидетельницей. Или все происходящее – кошмарный сон? Игра моего воображения?
Тем временем мой родитель извлек из-под стола клетку, в которой метались и попискивали мыши и молодые крысы. Потом отстегнул застежку книги и раскрыл ее.
Но страницы книги, сделанные из желтоватого пергамента, были пусты. Тогда батюшка раскрыл книгу посередине и занес над ней руку. А затем взял со стола нож для вскрытия писем и осторожно дотронулся кончиком лезвия до своего пальца.
Выступила кровь – одна-единственная капля. Она упала на желтые страницы книги, и те вдруг стали чернеть. Прошло всего несколько секунд, как страницы полностью изменили цвет. И снова раздался звук отрыжки, причем намного более отчетливый, словно усиленный многократным эхом, как будто шел из глубокого колодца. И создавалось впечатление, что жерлом сего колодца являются именно страницы книги.
А батюшка извлек из клетки мышь, держа за хвостик, поднес ее к книге. Несчастное животное отчаянно пищало и пыталось освободиться. Но батюшка вдруг разжал пальцы – и мышь полетела вниз. Но не ударилась о страницы книги и не убежала прочь. Она просто исчезла в книге, как будто провалилась куда-то вглубь.
Из книги еще некоторое время доносился мышиный писк, а потом послышалось чавканье. И я поняла: нечто, сидевшее в книге, вернее, в колодце, входом в который служил таинственный фолиант, сожрало несчастного грызуна!
Отец скормил книге еще одну мышь и молодую крысу. После чего до моих ушей донеслось странное шуршание – как будто по каменному полу ползла очень и очень большая змея. Тогда батюшка проворно захлопнул книгу и застегнул застежку. Но в тот же момент обложка книги вдруг изогнулась, словно нечто изнутри рвалось наружу. Отец, схватив со стола массивное серебряное распятие, быстро положил его на книгу, и та немедленно успокоилась.
– Вот так-то! – воскликнул батюшка, потирая руки. – Я знаю, что нельзя заставлять тебя голодать, потому что у тебя начинает портиться характер. Однако твой рацион – мыши и крысы. Человеческих жертв больше не будет, запомни!
Затем он положил книгу обратно в сейф, закрыл его и вышел из кабинета.
Я долго сидела наверху, прижавшись к перилам и дрожа от страха. Потому что убедилась в том, что мой отец поклоняется черным силам.
Только через час, если не больше, я, набравшись мужества, спустилась вниз. И подошла к сейфу. Из него доносились мерзкие звуки – их издавала книга! Вернее, то, что в ней обитало.
Вдруг в моей голове возник странный бесплотный голосок, приказавший дотронуться до ручки сейфа. Что я и сделала. Тут мое тело пронзила сладостная боль, и я поняла, что надо делать. Я должна освободить книгу! Потому что мой батюшка удерживает ее силой! Именно он – злодей, а книга создана для того, чтобы приносить пользу человечеству!
Мысли щелкали и возникали в моей голове, как будто кто-то извне их туда запихивал. Я вышла из кабинета и двинулась по коридору к спальне батюшки.
Наконец увидела отца, лежащего на боку. Рядом, на столике, догорала керосиновая лампа, а из-под грязноватой подушки высовывалась связка ключей. Я осторожно потянула ее на себя… и тут отец вдруг повернулся.
Я быстро нырнула под кровать, ожидая, что он кинется на меня. Но батюшка крепко спал. Повинуясь голосу, звучавшему у меня в голове, я снова привстала и извлекла ключи. А затем затрусила обратно в кабинет.
Закончив трапезу, батюшка и Паганель отправлялись в курительный салон, где дымили толстенными сигарами. Денег на них у батюшки не было, однако Паганель всегда привозил солидный запас сигар с собой – в качестве презента моему родителю.
Так как я знала весь наш дом как свои пять пальцев, то пользовалась и тремя тайными ходами, которые имелись в нем (сомневаюсь, что даже батюшка был в курсе об их наличии). Воспользовавшись одним из них, я могла подкрадываться к крошечной комнатке, которая граничила непосредственно с курительной, и, приложив ухо к замаскированной решетке, внимать разговорам батюшки и его гостя.
Разговоры их были чудные, полные странных, неведомых мне слов. Например, то и дело они вели речь о «версиплях». Причем произносили это слово на французский лад. Украдкой я задала мадемуазель вопрос, что оно значит, однако та вдруг начала дрожать и креститься, а затем взяла с меня честное слово, что я никогда больше не буду терзать ее «сатанинскими материями». Мадемуазель определенно что-то знала, но не хотела говорить. И это только распаляло мой интерес.
Хорошо, что она не рассказала о моих расспросах отцу, иначе бы мне здорово влетело. Ведь батюшка наверняка бы понял, что я подслушиваю его беседы с Паганелем.
Но я не сдавалась и провела немало времени в библиотеке. Уж на чем отец никогда не экономил, так это на книгах, поэтому библиотека у нас в поместье была богатая и большая. Думаю, батюшка мог бы с легкостью расплатиться с кредиторами, если бы продал несколько наиболее ценных экземпляров. Но делать это он ни за что не хотел…»
«Странно, но мой отец не был верующим – в церковь не ходил и местного священника, если тот время от времени изъявлял желание посетить нас, не принимал. Однако батюшка определенно во что-то верил, только вера, как я поняла со временем, у него была своя, странная и жуткая.
Зато в библиотеке имелось много книг по религии, как по христианской, так и многим другим, сейчас давно и прочно забытым. Были там и труды, речь в которых шла о неведомых, кровавых культах, о человеческих жертвоприношениях и власти темных сил.
Читать я всегда любила, но делала это тайком от батюшки – увлечение книгами он поощрял, но пришел бы в неописуемую ярость, если бы узнал, какие именно тома я читаю. Именно из одного из таких фолиантов я и почерпнула наконец сведения о тех самых загадочных версиплях.
Как выяснилось, они являются неким подобием получеловека-полудемона. А отличительная их черта – горящие кровавые глаза. Как писал древний автор, этот огонь – отсвет адского пламени, горевшего в их душе. Душе, которую они давно вверили своему хозяину – полиморфу, то есть многоликому повелителю ада.
Полученные сведения меня чрезвычайно занимали, но я не могла бы сказать, отчего именно. Было в сей чертовщине что-то такое, притягательное и чарующее. И только много позже я узнала, что все это совсем даже неспроста…»
«Во время одной из бесед батюшки с Паганелем, коей я внимала, находясь в тайной комнатке рядом, была упомянута черная библия. О ней, книге, которой поклонялись почитатели сатаны, я уже ранее читала. Однако это была не просто книга, а некое подобие колодца в жуткий мир.
– Они снова атаковали меня более чем щедрыми предложениями, – сообщил тогда Паганель, обращаясь к батюшке. – Потому что хотят знать, где находится черная библия. И, сдается мне, Володя, они знают, что ты являешься ее Хранителем.
Батюшка откликнулся после короткой паузы, пустив в потолок клубы сизого дыма:
– Да, кое-кто наведывался и ко мне. Однако тогда они не имели представления о том, что черная библия находится у меня. Просто, как и в твоем случае, хотели приобрести информацию. Но я прогнал их со двора.
Паганель осторожно произнес:
– Володя, все становится крайне опасным. Ведь если они разнюхают, что черная библия хранится у тебя, то возжелают забрать ее. А эти люди ни перед чем не остановятся!
– Они не люди, а версипли, – заявил мой отец назидательно. – И если кто-то из них снова заявится сюда, то у меня на всех хватит серебра!
Паганель кашлянул.
– Но не лучше ли передать черную библию нашему братству? У нас имеется надежный тайник…
Отец тотчас перебил его, поднявшись из кресла и начав ходить по комнате:
– Нет, тысяча раз нет! Именно мой род является Хранителем черной библии! Именно нам поручено нести эту ответственность!
– Не забывай, что у тебя нет наследника, одна только дочка, к тому же еще ребенок, – вкрадчиво заметил Паганель. – А если с тобой что-то случится? А если с ней что-то случится? Что станет тогда с черной библией?
– С Еленой ничего не случится! – уверенно заявил батюшка. – И если ты прибыл для того, чтобы убедить меня отдать вам черную библию, то ты потерпел поражение. Этому не бывать!
– Однако не надо упускать из виду, кто является ее матерью, – вставил вдруг Паганель.
Я навострила уши. Последние слова гостя произвели на батюшку неизгладимое впечатление. Побледнев, он подскочил к визитеру, схватил его за грудки и вскричал:
– Не смей марать ее имя! Да, я знаю, кем была моя покойная жена, но это к делу не относится!
– Отпусти, мне больно, – поморщился Паганель. – Конечно же, это имеет отношение к делу, да еще какое! Потому что твоя дочка – наполовину версипль.
От неожиданности я, стоявшая на небольшой приставной лестнице, дабы иметь возможность не только слышать, но и видеть происходящее в комнате сквозь решетку вентиляции, скатилась вниз. Наверняка и батюшка, и его гость услышали грохот за стеной, потому что, когда я снова забралась на лестницу, в курительном салоне их уже не было.
Обычно Паганель оставался у нас на день или даже на два, но тогда уехал поздно вечером. И батюшка даже не пробовал удержать его. Расстались они крайне холодно. А после этого мой родитель прошел в свою лабораторию и заперся там…»
«Много раз пыталась заглянуть в лабораторию батюшки, но он никогда, даже в самую сильную июльскую жару, не раскрывал ставни – окон в том крыле осталось всего три, все остальные были заложены кирпичом. Но время от времени отец все же проветривал помещения, потому что в них никогда не убирались и наверняка там скопилось огромное количество пыли.
Так вот в тот день батюшка забыл закрыть ставни – наверное, был расстроен ссорой со своим старинным другом. И мне удалось пробраться в запретное крыло нашего дома.
Я ожидала увидеть нечто необыкновенное, однако обстановка была такая же, как и в доступной части особняка. Разве что пыли, как я предполагала, было многовато. Едва я влезла через окно, до меня донеслись шаркающие шаги отца. Пришлось быстро спрятаться за портьеру.
Дрожа от страха, я слышала, как батюшка подошел к окну и закрыл ставни. Мне сделалось страшно – я ведь оказалась в плену! Мне не хотелось и думать о том, какую кару измыслит для меня суровый родитель, если узнает, что я шпионю за ним.
Делать, однако, было нечего. Поэтому, дождавшись, когда батюшка удалится из комнаты, я выбралась из-за портьеры – и вдруг почувствовала непреодолимое желание чихнуть. Я изо всех сил противилась этому желанию, и наконец приступ прошел.
Осторожно выйдя из комнаты в коридор, я заметила в конце его бледный свет керосиновой лампы и двинулась в том направлении. Но вдруг, к своему ужасу, громко чихнула.
Раздались шаги отца, я нырнула за колонну, на которой возвышался мраморный бюст одного из моих славных предков. Батюшка прошелся по коридору, но меня не заметил. Бормоча что-то о проворных крысах, он вернулся в свой кабинет.
Выждав несколько минут и удостоверившись, что больше в носу не свербит, я снова двинулась вперед. Половицы ужасно скрипели, но отец не обращал на это внимания – странные звуки, особенно по ночам, были в нашем особняке привычным явлением.
Наконец я достигла двери кабинета и увидела, что он представляет собой весьма просторное двухэтажное круглое помещение. Разглядела и лестницу, что вела наверх, и осторожно поднялась по ней. Стоя там, прижавшись к перилам, я могла наблюдать за происходящим внизу, не боясь, что батюшка случайно заметит меня. Он же был увлечен своими действиями и не обращал внимания более ни на что. Отец подошел к огромному, похожему на паровой котел сейфу, который был вмонтирован в стену. Затем снял с пояса связку ключей (с ней он никогда не расставался, даже когда спать ложился) и раскрыл сейф. Я приготовилась увидеть несметные сокровища, коими обладал наш род, но меня ждало разочарование: ничего подобного там и в помине не оказалось. Внутри находилась книга, всего лишь книга, правда, больших размеров и, судя по всему, старинная.
И вдруг я поняла – это и есть та самая черная библия! Но обложка книги была не черная, а, скорее, сероватая. Вне всяких сомнений, кожаная.
Тем временем батюшка положил книгу на письменный стол – и до меня донесся странный звук. Звук отрыжки! Причем я не сомневалась, что исходил он именно от книги!
Переплет был покрыт странными полосками, которые, как я, к своему ужасу, заметила в танцующем отсвете керосиновой лампы, вдруг стали шевелиться. И тут же мне стало ясно, что я вижу… прикрытые веки. А они вдруг распахнулись, и на моего батюшку уставились десятки, если не сотни крошечных глаз!
Я не могла поверить в то, чему стала свидетельницей. Или все происходящее – кошмарный сон? Игра моего воображения?
Тем временем мой родитель извлек из-под стола клетку, в которой метались и попискивали мыши и молодые крысы. Потом отстегнул застежку книги и раскрыл ее.
Но страницы книги, сделанные из желтоватого пергамента, были пусты. Тогда батюшка раскрыл книгу посередине и занес над ней руку. А затем взял со стола нож для вскрытия писем и осторожно дотронулся кончиком лезвия до своего пальца.
Выступила кровь – одна-единственная капля. Она упала на желтые страницы книги, и те вдруг стали чернеть. Прошло всего несколько секунд, как страницы полностью изменили цвет. И снова раздался звук отрыжки, причем намного более отчетливый, словно усиленный многократным эхом, как будто шел из глубокого колодца. И создавалось впечатление, что жерлом сего колодца являются именно страницы книги.
А батюшка извлек из клетки мышь, держа за хвостик, поднес ее к книге. Несчастное животное отчаянно пищало и пыталось освободиться. Но батюшка вдруг разжал пальцы – и мышь полетела вниз. Но не ударилась о страницы книги и не убежала прочь. Она просто исчезла в книге, как будто провалилась куда-то вглубь.
Из книги еще некоторое время доносился мышиный писк, а потом послышалось чавканье. И я поняла: нечто, сидевшее в книге, вернее, в колодце, входом в который служил таинственный фолиант, сожрало несчастного грызуна!
Отец скормил книге еще одну мышь и молодую крысу. После чего до моих ушей донеслось странное шуршание – как будто по каменному полу ползла очень и очень большая змея. Тогда батюшка проворно захлопнул книгу и застегнул застежку. Но в тот же момент обложка книги вдруг изогнулась, словно нечто изнутри рвалось наружу. Отец, схватив со стола массивное серебряное распятие, быстро положил его на книгу, и та немедленно успокоилась.
– Вот так-то! – воскликнул батюшка, потирая руки. – Я знаю, что нельзя заставлять тебя голодать, потому что у тебя начинает портиться характер. Однако твой рацион – мыши и крысы. Человеческих жертв больше не будет, запомни!
Затем он положил книгу обратно в сейф, закрыл его и вышел из кабинета.
Я долго сидела наверху, прижавшись к перилам и дрожа от страха. Потому что убедилась в том, что мой отец поклоняется черным силам.
Только через час, если не больше, я, набравшись мужества, спустилась вниз. И подошла к сейфу. Из него доносились мерзкие звуки – их издавала книга! Вернее, то, что в ней обитало.
Вдруг в моей голове возник странный бесплотный голосок, приказавший дотронуться до ручки сейфа. Что я и сделала. Тут мое тело пронзила сладостная боль, и я поняла, что надо делать. Я должна освободить книгу! Потому что мой батюшка удерживает ее силой! Именно он – злодей, а книга создана для того, чтобы приносить пользу человечеству!
Мысли щелкали и возникали в моей голове, как будто кто-то извне их туда запихивал. Я вышла из кабинета и двинулась по коридору к спальне батюшки.
Наконец увидела отца, лежащего на боку. Рядом, на столике, догорала керосиновая лампа, а из-под грязноватой подушки высовывалась связка ключей. Я осторожно потянула ее на себя… и тут отец вдруг повернулся.
Я быстро нырнула под кровать, ожидая, что он кинется на меня. Но батюшка крепко спал. Повинуясь голосу, звучавшему у меня в голове, я снова привстала и извлекла ключи. А затем затрусила обратно в кабинет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента